Бендеровцы

    
                Посвящается очень светлому человеку,
                помним, любим, скучаем.
                Непридуманная история.


   Жаркое августовское солнце заливало привокзальную площадь. По ровной, недавно отреставрированной брусчатке сновала масса народа. Пригородный люд бурлящей толпой валил от недавно прибывшей электричке к входу в метро и маршруткам. Полные тетки тянули «кравчучки» со свежим творогом и молоком, сальтисоном и «кровянкой», ранними яблоками и поздней малиной. Все это в самом ближайшем времени появится на стихийных базарчиках прогретого солнцем города. Теток будут безуспешно гонять недавно люстрированные, и переименованные в полицию стражи порядка. Но тщетно, всю снедь продадут, а в скорости и съедят жители многомиллионного мегаполиса.


     Озабоченно морщась спешили на пары многочисленные студенты столичных ВУЗов, из тех что по беднее, богатые жили на съемных или купленных по случаю резкого падения цен на недвижимость квартирах. Это была основная часть пассажиров девятичасовой электрички, работающие жители области приезжали раньше, и уже прибывали на своих местах.


     Очень много было военных в новой, недавно введенной форме. Они неспешно курили, разглядывая витрины многочисленных киосков и магазинчиков. Их поезд на восток отправлялся после обеда, поэтому мобилизованные последней волны бесцельно болтались по вокзалу.


    Отдельной стайкой стояли столичные таксисты, из тех, кто не гоняет по забитому пробками городу, а предпочитает легкие деньги. Они алчно всматривались в проходящую мимо публику и вкрадчиво спрашивали «куда ехать надо»? Но, увы, денежного народа было немного, вернее совсем не было. Желающие ехать на автомобиле звонили по телефону, на один из многочисленных коротких номеров, и с презрением посматривая на рвачей уезжали на такси с шашечкой.


    Вокзальные полицейские, в старой милицейской форме, с завистью поглядывали на фланирующих патрульных, больше похожих на фитнесс-тренеров из спортклуба. Недавно созданная структура отличалась от обычных ментов высокой зарплатой и большим количеством желающих стать новым полицейским. Горожане любили созданную гостями с Кавказа службу, фотографировались с патрульными, особенно с симпатичными девушками и клятвенно уверяли, что «эти точно не берут».  Накаченные крепыши в синей форме, в свою очередь смотрели на милиционеров с легкой грустью, так, наверное, гомо сапиенс лицезрел на исчезающего неандертальца.


   На первой платформе столичного вокзала уже больше часа стоял скорый московский. Локомотив отцепили и отогнали в депо, а почти все немногочисленные пассажиры, в основном «заробитчане», давно покинули вагоны. Минули те дни, когда этот поезд встречали и провожали маршем славянки, сейчас он ездил полупустым, а проводники с ужасом думали, что в скорости могут и вовсе стать безработными из-за отмены московского скорого.


    Возле четвертого вагона стояла интересная пара. Пожилая нерусская женщина опиралась одной рукой на вытянутую ручку видавшего виды чемодана и что-то втолковывала замученному бессонной ночью и коньяком «Шустов» проводнику. Приплюснутое как блин лицо пассажирки говорило о ее монголоидных корнях, не сильно разбирающийся в этнографии славянин, мог с равным успехом принять ее как за казашку, так и за жительницу знойного Узбекистана.


    Небольшого роста, в длинном до пят платье, женщина несмотря на свой почтенный возраст и многочисленные морщины на умном лице, обладала каким-то, едва уловимым шармом и внутренней красотой. Ее темные глаза в упор рассматривали одетого в форменный китель мужчину, словно выискивали на его лице ответ, на давно мучавший вопрос. Проводник нервничал, вытирал дрожащей рукой пот на раскрасневшимся лице, и с тоской думал, почему именно ему досталась эта беспокойная пассажирка.


      Евдокия Лазаревна, так звали нерусскую женщину, не была казашкой, не принадлежала она и к жителям Ферганской долины. Ее предки сотни лет назад покинули степи Дальнего Востока и перекочевали поближе к центру мира – Европе. Она была калмычкой. Добиралась она до этого города уже двое суток, из-за войны прямой адлерский отменили, пришлось ехать через Москву. Кроме потраченных сил, времени и денег Лазаревна выслушала по пути кучу ужасных историй, рассказанных ей словоохотливыми спутниками по купе.


       «Да куда вы едете, там же война?» «Вы знаете, что они делают с русскими?» «Сами хохлы нормальные, у нас на базе двое шоферами работают так ничего, даже не пьют, как баптисты, это все укры наделали».


       Таких и подобных историй пожилая и очень общительная женщина выслушала множество. Сами рассказывающие в эпицентре революции, и последующих за ней событий не были, но клятвенно уверяли в правдивости сведений. Но не поехать Лазаревна не могла. Уж больно любила свою внучку Еву и двух правнучек, живущих в этом ставшем печально знаменитом городе. Да и сама раскинувшаяся на высоких холмах столица, «мать городов русских» манила женщину своим неповторимым колоритом.


     Она прожила тяжелую жизнь. Маленькой девочкой ее, и остальных жителей степного поселка согнали как скот в «столыпинские» вагоны и увезли на крайний север необъятной Родины. Кара властей за калмыцкую дивизию, дравшуюся за немцев на подступах к Сталинграду, вроде не воевали русские изменники во власовской армии.
    Как они добрались до места ссылки Лазаревна за младостью лет не помнила, выжили благодаря барану, спрятанному на крыше теплушки, крепкому здоровью и невероятной удаче, ведь почти на каждом полустанке из состава выгружали по несколько трупов, в основном стариков и детей.


    Потом стало полегче. Малость пообвыкли, да и «вождь всех народов» приказал долго жить. Новая власть смягчила режим и позволила остаткам калмыков вернуться на свою степную родину. Семья Лазаревны осталась, Евдокия училась, родители работали и получили жилье, жизнь стала налаживаться. Возвращение в поселок пугало своей неопределенностью.


     А потом жизнь понеслась, сорвавшись с места в бешеный галоп. Вышла замуж, родила дочь. Хорошая руководящая работа, семейные хлопоты, оглянуться не успела, как пенсия на носу, она у Лазаревны ранняя была, северная.


     Переехали в хороший приазовский город на юге России. Всю свою любовь, которую из-за занятости не до конца отдала дочке, с лихвой изливала на внуках. Опять бежало неумолимое время, муж рано умер. Крепкий мужчина был Ачиргаряй и мудрый, немногословный и спокойный.


    Внучка переехала в большой древний город, ставший в одночасье столицей большой державы, а ее страна – СССР канула в лету, оставив после себя лишь воспоминания. Ева устроилась хорошо, на престижную работу, и муж приличный достался непьющий, работа правда у него… фотограф, не мужское это занятие, ну ничего, главное, что денежное.


      Так рассуждала пожилая женщина стоя у окна медленно ползущего поезда, мимо нее проплывали скелеты строящихся домов, огромные полу заброшенные промзоны и городские полустанки. Переехав железнодорожный мост перед Лазаревной открылся восхитительный вид правого берега. Густо заросшие склоны Днепра скрывали всемирно знаменитую Лавру и элитный Печерск, слева высилась Родина-Мать, памятник-музей, построенный в восьмидесятые годы прошлого века.


 - "Какой чудесный город", - вздохнула женщина, - "и почему именно его захватили эти", она вздрогнула, вспомнив увиденные вчера на вокзале хроники войны. - "Даже Евин кум был на майдане, Лазаревна вспомнила коренастого Толика, юриста зерновой компании. Надо же, а с виду такой интеллигентный молодой человек, неужели и он стрелял в бедных «беркутов».


    А потом случилось самое ужасное, чего опасалась испуганная женщина - Олег не приехал. Почему зять не встретил ее, Лазаревна не знала, приученная жизнью, она строила догадки одна ужасней другой. Вполне вероятно, что внучка просто перепутала день приезда и ждет бабушку только завтра, но этого измученная дорогой пассажирка, конечно не знала. В голову лезли дурные мысли, но Евдокия прожила большую жизнь, поэтому быстро взяла себя в руки и решила добираться к Еве самостоятельно.


    Точного адреса она не помнила, но район – Оболонь знали даже те из россиян, кто не был в этом городе, а лишь пил одноименный пенный напиток. Там на днепровской набережной в прекрасном современном доме и обитали отпрыски пожилой калмычки. Но выходить на привокзальную площадь и брать такси одной было страшно, кругом чудились эти…


 - Степаныч, – обрадовался проводник увидев сухопарого грузчика средних лет с фирменной бляхой на груди, – тебя мне сам Бог послал, выручай дружище.
    Мужчина остановился и подошел к возбужденному проводнику:
 - Добрый день, – мягко поздоровался он, – что случилось?
 - Да понимаешь, у меня тут бабка одна, она по ходу того… психическая, боится этих…
 - Я все слышу, – строго сказала Лазаревна и величаво, как Шемаханская царица двинулась к работнику вокзала.
 - Вам вещи отвезти к такси надо? – невозмутимо спросил Степаныч.
     Пожилая женщина посмотрела на открытое лицо грузчика и чуть помедлив кивнула:
 - Вези, только я языка не знаю, поэтому буду молчать, ты если что спрашивай, а я кивну или наоборот, покачаю головой, понял?


     Иван Степанович ничего не понял, он уставился на женщину, пытаясь сообразить, что от него хочет эта странная пассажирка. Он работал на столичном вокзале давно, с начала лихих девяностых, когда, будучи молодым педагогом и не в силах прокормить жену с ребенком решил подрабатывать грузчиком. Потаскав тачку пару месяцев, он окончательно забросил школу, сделав выбор в пользу работы на вокзале. Врожденная вежливость и умение понять клиента вкупе с трезвостью и литературным русским сделали его известной личностью. У него не было отбоя от клиентов, Иван не брал лишнего за доставку груза, еще и умудрялся по дороге рассказать какой-нибудь приличный анекдот из истории города.


 - Какого языка вы не знаете, русского? – наконец спросил Иван, пожилая женщина на психическую не походила.
 - Да нет же, – раздраженно сказала Лазаревна, – вашего не знаю, этого…
 - А, – сообразил мужчина, – ну это ничего, у нас по-русски, почти все говорят.
 - Это раньше было, – быстро сказала Лазаревна и оглянулась по сторонам, – до всего этого…
 - Ладно, – легко согласился грузчик, – хотите объясняться жестами – ваше право, я не против, скажите только адрес куда ехать, чтобы таксисту дать.
 - Не знаю я адреса, – вздохнула незадачливая пассажирка.
 - Как не знаете? – Иван Степанович внимательнее посмотрел на пожилую женщину, может проводник был все-таки прав, и она того…
 - Район знаю – это Оболонь и думаю дом смогу вспомнить, меня видишь ли зять не встретил.
 - Бывает, – облегченно кивнул Степаныч, – ничего, водитель повозит вас по району, а там вспомните.
 - Да как же я ему скажу, – вздохнула Лазаревна, – говорю же тебе – языка вашего не знаю.
 - Скажете по-русски, он поймет? – грузчик почувствовал нарастающее раздражение, бабка была точно с приветом.
 - А вдруг он того… этот?
 -  Кто этот? – чуть повысил голос Иван Степанович, – объясните мне наконец, кого вы так боитесь.
 - Ты, того, не шуми паря, – строго сказала женщина. – Я никого не боюсь, не из пужливых, чай жизнь прожила и такого насмотрелась, что тебе и не снилось, за внуков боюсь.
 - Простите, – выдохнул интеллигентный грузчик, – я в самом деле не понимаю…
 - Бендеровцев опасаюсь, – тихо сказала Лазаревна, – они тут везде – она широко обвела рукой вокруг.
 - Кто вам сказал? – грузчик завороженно смотрел на пассажирку. – По телевизору, «Россия 24» или «Лайф Ньюс»?
 - Не важно, - уклонилась от прямого ответа Лазаревна, – люди говорят, а все врать не будут.
 - Во-первых, – вздохнул бывший учитель, – правильно говорить «бандеровец», по имени Степана Бандеры.
 - Какая разница, – отмахнулась женщина.
 - Д,а – вздохнул грузчик, – разница не большая, – он на секунду задумался, потом твердо посмотрел в глаза пассажирке. – А знаете, что, если вы их найдете, то дайте знать мне, я тоже с удовольствием на них посмотрю.
 - На кого? – обомлела Лазаревна.
 - Как на кого? – мужчина с трудом сдерживал смех. – На «бандеровцев» или «бендеровцев», коль вам угодно так их называть.
 - Шутник ты? – пожилая женщина тоже улыбнулась. – Хочешь сказать у вас русских не обижают?
 - Простите за нескромный вопрос, вы кто по национальности?
 - Калмычка я, – гордо ответила Лазаревна, – в школе небось учил стих «и сын степей калмык»?
 - Учил, – согласился грузчик, – а я русский из Воронежа, приехал сюда еще до развала. И в городе нас половина, а вторая половина русскоговорящие украинцы, да вы, наверное, это и сами должны знать, если ваша родня тут живет.
 - А националисты? – не сдавалась упрямая калмычка, – или их тоже нету?
 - Эти есть, – грустно согласился Степаныч, – дураков везде хватает и у нас, и у вас. Там кричат одно, здесь другое, а в сущности они одинаковы, – культурный грузчик вздохнул, и с застывшим взглядом уставившись на стоянку такси.
 - Ну что пойдем? – прервала паузу Лазаревна, – коль не врешь веди меня на свое такси.


     Иван Степанович вздрогнул и широко улыбнулся:
  – Я сейчас таксисту знакомому позвоню, он вас за недорого отвезет. А вы знаете уважаемая, что ваш народ единственный в России верит в Будду и является прямым наследником Орды, – бывший историк решил развлечь женщину не анекдотом, а рассказом про калмыков.
 - Ты мне зубы не заговаривай, – рассмеялась Лазаревна, – расскажи лучше про «бендеровцев».
 - Так таких нету, – растерялся Степаныч, – что про них говорить.
 - Люди просто так болтать не будут, – гнула свое Лазаревна, – так что не ломайся…