Найдёныши

      

               
   Полночи стояла тихая, ясная погода. Но старая сука, ожидавшая, по-видимому, свой  последний помёт, не доверяя этой тишине, суматошно искала безопасное по её мнению место. Случись с нею такое в деревне, всё было бы гораздо легче. Но уже давно её  там никто не ждёт. Бывшие хозяева подались в город, а новых как-то не нашлось. Да  и кому нужна старая облезлая псина? Пока ноги делали свою работу, память услужливо показывала всю картину её "падения".
  На старости лет,  от голода, она стала  приворовывать. Делалось это с искус-ством, достойным фокусника. Да и что в этом удивительного: прожив столько лет с людьми, собака досконально изучила их привычки. В то же время, если бы кто её заприметил за этим делом, он бы понял, что такие дела ей не в радость. Проголо-давшись и не найдя ничего более-менее съестного в окрестностях деревни, она осматривалась. Удостоверившись в том,  никого нет поблизости, она быстро под-крадывалась, хватала объект своего внимания и либо тут же съедала, либо утаски-вала туда, где можно было добычу съесть спокойно, не боясь получить по много-страдальной спине. А потом, прекрасно понимая, что она сделала, собака вся ску-коживалась, словно стараясь стать меньше и незаметнее, усеянный репьями хвост виновато опускался к земле, уши настолько прижимались к голове, что уже не-возможно было отличить их от самой головы. А венцом всего этого жалкого по-добия когда-то уверенной в себе животины были глаза. Виноватые, молящие, грозящие, испуганные. Как жаль, что в такие моменты рядом не оказывалось такого человека, который бы пожалел бессловесное, брошенное на произвол судьбы создание.
                * * *
    Дни шли за днями, но никому она была не нужна. Её зубы стёрлись так, что она с трудом могла удерживать в зубах какую-либо добычу. Да и реакция стала уже не та. С  громким кваканьем от неё ускакивали даже лягушки, шлёпаясь в воду и уплывая на безопасное расстояние. И вот ещё одно несчастье, как будто до этого их было мало: словно издеваясь над старой, измученной собакой, судьба преподнесла ей сюрприз в виде ожидаемого потомства...
     Но старость старостью, а инстинкта материнства ещё никто не отменял. Нужно было  побольше и получше есть. Одна беда: в деревне оставалось всё меньше людей, всё реже ей перепадали лакомые кусочки в виде помоев, налитых в корыто свиньям, или комков каши, не подобранных цыплятами, или, в конце концов, самих цыплят. И всё чаще и дальше она уходила в лес в поисках еды. Сейчас, по-видимому, её мученьям пришёл конец.
  Сука стояла, принюхиваясь к старому выворотню, опасаясь столкнуться с чем-либо, могущим помешать свершиться тому, что вот-вот должно было произойти. Наконец, она сунулась мордой в промежуток между корнями, втянула воздух, фыркнула. Проход был немного маловат, но это и хорошо: меньше вероятности того, что кто-то из хищников к ней сунется. Лаз оказался довольно длинным, так как дерево было очень старое, и его корни поработали на славу, разодрав слой земли и углубившись между камнями. А, будучи вырванными из отвоёванной территории, оставили после себя разных размеров проходы.
   Собака заползла до конца, обнаружив достаточно места для себя, покрутилась, обминая землю и заваливая мелкие дырки. Наконец, вздохнув, она улеглась, от-кинув задние лапы, и задремала.
 Заполночь раздался гром такой силы, что казалось: небо обрушилось на землю. Моментально проснувшись, собака испуганно взвизгнула и сжалась в комок на-столько, насколько позволял её невероятно крупный живот. Раскаты грома стано-вились всё дольше и страшней. Даже сквозь толщу земли было слышно, как шумит ветками деревьев поднявшийся ветер. Наконец, хлынул дождь. Он наотмашь хлестал по земле, прибивая пыль, по траве, сравнивая её с землёй, по стволам де-ревьев, стекая с них ручьями, отчего казалось, что деревья плачут...
   Собака дрожала и от страха взвизгивала в такт раскатам грома, но не собира-лась
покидать своё убежище, так как была уверена в том, что оно надёжное. Наконец, с последним раскатом грома её живот напрягся. Началось то, к чему она так долго готовилась.
                * * *
  Щенят было ровно шесть. Крупные, гладкие, один к одному. Но для старой из-ношенной суки это оказалось губительным. Лучше б это была парочка доходяг, тогда, глядишь, всё сложилось бы по-другому. Но в данном случае организм не выдержал. Её ещё хватило на то, чтобы облизать каждого щенка, убрать за собой. И всё... Жизнь медленно покидала её. Глаза стали подёргиваться пеленой. Она успела  почувствовать, что щенята, все как один, присосались к её соскам, как по-шло молоко, насыщая тех, кому, конечно, лучше бы было его не получать вовсе...
                * * *
    Старый сторож детдома, Иваныч, засобирался в лес. Это была его болезнь, его жизнь. Так уж сложилось, что на старости лет он остался совершенно один: ни жены, ни детей, ни родни. Устроившись на работу в детдом, он создал (как ему тогда казалось) иллюзию семьи. Придумывал какие-то вещи, условности, свойст-венные семьям. Но от иллюзий всё перешло к  совершенно иному, тому, на что Иваныч не мог и рассчитывать.  Ребята полюбила его. И  хоть были среди них озорники, но доброта, перемежающаяся со строгостью, справедливостью  и сер-дечностью старого сторожа, расположила к нему и их. По мере возможности он приучал ребят к труду, а с разрешения дирекции время от времени брал кого-то из них с собой на "тихую охоту". Уж эта"тихая охота"!

   Лес словно замирал в ожидании чуда. И вот оно: из-под земли, как по манове-нию волшебной палочки, появлялись те, время которых  до первых заморозков. Конечно же, это - грибы! Развесёлые сыроежки, модницы волнушки и беляночки, шкодницы лисички, скромники маслята, лаково блестящие своими шляпками, гордые красноголовики, твёрдо стоящие на ножках, подобных берёзовым ство-лам... Всё это великолепие манило и звало. Познавший однажды  его мощь, почу-явший его ни с чем ни сравнимый дух, не мог противиться этому зову.
                * * *
  После ночной грозы погода установилась ясная, звонкая. Уже давным-давно беспокойно  вертелась под ногами Найда - любимица Иваныча. Он нашёл её ещё щенком в ледоход. Тогда Иваныч пошёл на реку проверить подъём воды. Он вни-мательно вглядывался в громоздкие  льдины, барынями проплывавшие мимо.  И уже засобирался было домой, но какой-то слабый писк привлёк его внимание. Пристально вглядевшись, он заметил меж двух небольших льдин, прибитых к бе-регу, движущийся чёрный комочек. Иваныч быстро подошёл, протянул руку и вытащил из ледяной воды мокрого, дрожащего щенка. Одним движением он за-пихнул щенка за  пазуху и, уже ни на что не обращая внимания, пошагал домой.
Обстучав о порог налипшие грязь со снегом, Иваныч растопил печку, дождался, пока станет теплее и, подсев к окну, осторожно вытащил находку.  Щенок уже немного обсох, но всё так же дрожал. Глаза его, бесконечно измученные, не ми-гая, уставились на Иваныча.
  -Что же с тобой делать, найдёныш ты мой?
 Щенок оказался девочкой. И благополучно был назван Найдой. Иваныч посидел, подумал: куда же его определить? Наконец, придумал. Достал с вешалки свою старую кроличью шапку, вывернул мехом внутрь и аккуратно уложил туда щенка, накрыв сверху шапкиными ушами.
  -Ну вот! Теперь у тебя своя лежанка!
Положив шапку на кровать, поближе к печке, Иваныч занялся своими делами. Шапка какое-то  время шевелилась, как живая. Из неё раздавались то вздохи, то писк. Наконец, всё стихло. Иваныч тихонько заглянул внутрь: щенок, скрутившись, крепко спал.
                * * *
 Найда оказалась умной, понятливой собачкой. Шкодила в меру, не доставляя
особых хлопот  своему хозяину. А, немного окрепнув, начала сопровождать его в в лес. Конечно, силёнок у неё было ещё маловато и, устав, она  не лаяла, не шуме-ла, а,  вздохнув, укладывалась на землю и, виновато повиливая пушистым хво-стом, жалобно смотрела вслед Иванычу.
Изучив эту её особенность, Иваныч внимательно наблюдал за поведением Найды и, заметив  первые признаки усталости, брал её на руки. Та, благодарно лизнув его руки, мгновенно засыпала. Но по мере взросления Найда уставала всё реже и реже. И, наконец, уже Иваныч стал уставать и усаживаться на отдых. А та, требуя продолжения пути, крутилась вокруг него, подпрыгивая и слегка взвизгивая.
   Так и шли дни за днями. Наконец, Найда стала взрослой, красивой и умной со-бакой. Её чёрная, короткая шерсть лоснилась, переливаясь на солнце. Умные гла-за пытливо разглядывали всё то, что могло её заинтересовать.
 Наконец, настала пора собачьих свадеб. Немного погуляв с окрестными собака-ми, Найда  быстро успокоилась. Через определённый срок живот её стал большим и круглым. Иваныч, бывало, посмеивался над ней:
  -Что, голубушка, мячик съела?
 Та, словно оценив шутку, по-собачьи улыбалась и разваливалась на спине, под-ставляя живот  для ласки. А когда Иваныч начинал его почёсывать, она в такт движению руки начинала дёргать задней лапой,  чем смешила своего хозяина и друга.
  Вот и пришла пора щениться. Найда начала беспокоиться ещё с утра. Она то ло-жилась, то вставала, то подходила к миске с водой и жадно делала несколько глотков,  в то же время  упорно отказываясь от еды. Иваныч не на шутку обеспо-коился и отправился к ветеринару. Тот пришёл и, осмотрев собаку, успокоил.
   -Ничего, ничего, не переживай. Так оно и должно быть.
                * * *
   Щенки родились мёртвыми. Уж что способствовало этому - неизвестно. Вете-ринар как мог  успокаивал вконец расстроившегося Иваныча. Мол, всякое быва-ет.Собака молодая, здоровая, в следующий раз всё должно быть хорошо.
    А кто объяснит это собаке? Она, скрутившись калачиком, лежала на своей под-стилке, вытянув лапы и уложив на них морду с потухшими глазами. Иваныч был чрезвычайно растроган таким поведением Найды. Гляди-ка, не человек ведь, а как переживает!
Тогда-то он и засобирался по грибы. Грозивший затянуться дождь неожиданно прекратился. И стократ усилившийся запах леса волнами накатывал на территорию детдома. Он хотел было Найду дома оставить, да где там!
Она встала у двери и начала так жалобно скулить, что Иваныч не выдержал.
  -Идём уж, страдалица! Только коль устанешь  - на руки чур не проситься!
Они уже почти собрались, когда дверь тихонько скрипнула, и в образовавшуюся щель просунулась  шкодная мордаха, которая моментально стала серьёзной, зави-дев большую корзину, приготовленный заплечный мешок и старую палку, отпо-лированную до блеска руками Иваныча. Для ребятишек она не была диковиной: с нею Иваныч ходил по грибы. Уж больно часто  у него стала болеть спина, чтобы зазря наклоняться. А палка эта выручала: коль сомневаешься в  находке-пошурудил палкой, раздвигая траву, и тогда уж видно, есть ли грибной"пузатик".
Это так ласково Иваныч называл молоденькие грибочки.
    -Дед Ваня, а как же я? Я-ж тоже хочу на"тихую охоту"! Ну возьми меня с собой, а?
    Иваныч вздохнул. Уж эти детдомовцы! У кого душа выдержит, глядя в эти не по годам серьёзные глазёнки, просящие и не особо надеющиеся.Он притворно заворчал себе под нос, устрашающе постучал по полу палкой, как бы проверяя на крепость. Гость тут же прикрыл дверь, всё же оставив небольшую щель, в темноте которой ожидающе поблёскивал один глаз. Иваныч первый не выдержал: прыснул в кулак. Настолько получилась живописная картина - сразу два просителя на одну тему. Только один чёрный,  лохматый и с хвостом, а другой - белоголовый, затаивший дыхание за приоткрытой дверью.
  -Ваша взяла, идём втроём! Лавруша, марш к директору отпрашиваться! Одна но-га здесь, другая - там! Да одежонку что похуже возьми!
   -Знаю! - быстроногий Лавруша уже взбегал по ступенькам в корпус.
                * * *
   Лес был не очень далеко. Дорога до него заняла не много много времени, так что Иваныч с Лавриком и Найдой не успели устать. А как вошли в лес, и вовсе стало не до усталости.
  После дождя лес был полон запахов и звуков. Чирикали разные птахи; под лёг-ким ветерком, изредка проносящимся над лесом, слегка задевающим вершины деревьев, вниз по веткам скатывались зацепившиеся дождинки и, падая, цепляли другие, те-третьи...В итоге время от  времени то с одного дерева, то с другого обрушивался маленький шумный водопад, после которого оставался лёгкий шелест освободившихся от лишнего веса ветвей.
                * * *
 Походив по лесу до обеда,"охотники"выдохлись.
  -Баста! Отдыхаем!
 Иваныч нашёл подходящее местечко, вытащил захваченный из дому кусок брезента и, расстелив его на земле, выложил припасы: кусок сала, загодя порезанный на пластинки, варёные яйца,  несколько помидорин словно светящихся изнутри, пару-тройку крепышей-огурцов, хлеб, соль.
  -Дед, а воды?
  -А кто же с собой в лес воду берёт? Сейчас вот поедим, найдём ручеёк, да и по-пьём.
  -А разве можно? Вода ж грязная!
  -Балда! Какая же в лесу грязная вода? Это в городе нельзя с земли пить. Единственно, что могу сказать, так это то, что на болоте нужно остерегаться пить. Уж больно там живности много. Так для такого случая надо обязательно брать с со-бой носовой платок. Кладёшь его серёдкой на воду, и можно процеженную во-дичку смело пить.
  -Ух ты, здорово! Это ж прямо как Найда!
А та, пока Иваныч с Лавриком ели да беседовали, бегала окрест. Наконец, и она, высунув язык, упала рядом на траву. Иваныч и ей кинул припасённую еду...  От-дохнувшие и довольные, они собрались идти дальше, сложив брезент и остатки еды в  мешок. Корзинки их были наполнены лишь наполовину, да и то всё больше грибными веселушками-сыроегами. А хотелось найти и "серьёзный"гриб.

  Солнце уже перевалило далеко за полдень, когда Найда начала беспокоиться. Она бегала  кругами, то поднимая, то опуская морду и принюхиваясь к чему-то. Затем рванулась и стремительно исчезла в глубине леса.
  -Найда! Найда!- звали её в два голоса Иваныч и Лаврик, но той и след простыл.
  -Пойдём-ка, Лавруша, и мы потихоньку в ту сторону. Найда - собака умная, зря не станет беспокоиться.
 И они, прибавив шагу, отправились вслед за Найдой. Снова и снова они звали её, но ответом была лишь тишина. И лес словно уснул: ни ветерка, ни шороха листьев. Уже не надеясь найти собаку, Иваныч и Лаврик остановились. Да и устали они порядочно. И тут, будто из-под земли, выскочила Найда. Она затявкала, рванулась в сторону, опять  подбежала, затявкав. Иваныч присел, погладил её по голове.
  -Не пойму, зовёшь, что-ли куда, Найдуша?
 Та вильнула хвостом и опять тявкнула.
  -Ну что ж, пошли! Идём, Лаврик, что-то случилось.
Найда привела их к старому громадному выворотню. Среди его корней виднелась какая-то нора, а сам вход был завален землёй пополам с крупными камнями. Найда подскочила к  этой  куче и стала остервенело грести землю, нетерпеливо повизгивая. Тут уж Иваныч с Лавриком сообразили, что в норе кто-то есть и вряд ли опасен.
  Как только вход в нору освободился, Найда, как ящерка, влезла туда и исчезла из глаз. Через какое-то время они услышали шорох. И вот оно - чудо: Найда вылезла из норы, неся в зубах рыжего... щенка!
  -Что за диво! Найда, ты куда?
Но та снова исчезла в норе и появилась снаружи ещё с одним щенком, таким же рыжим, как и предыдущий. Оставив его у ног изумлённого Иваныча, она опять кинулась в нору. Освобождённые из-под земли щенки пищали и слепо тыкались куда попало своими мордочками... Ровно шесть щенков ползало у ног остолбеневших от неожиданности Иваныча и Лаврика. Иваныч просто диву давался .
 -Постой, а где же их мать? Ничего не понимаю!
 -Деда,-  забеспокоился Лаврик, переходя на шёпот,- а может, это волчата?
 - Нет, лапонька, это собачата. У тех и мордочки поострее, и шерсть серая или чёрная. Редко - белая, но это уже альбиносы. А эти...
А Найда, уж эта беспокойная Найда! Принялась тащить Иваныча за штанину в сторону норы.
  -Ну что ещё? Неужели ещё остались? Да иду, иду, отпусти штаны!
Но сколько ни пытался Иваныч пролезть в нору, ничего не выходило. Он в расте-рянности  сел у входа и задумался. А Лаврик тут как тут:
  -Деда, давай я слажу!
Иваныч замахал руками.
  -Что ты, что ты! А вдруг земля обвалится? Мы ж не знаем, докуда тянется этот лаз.
  -Но ведь Найда-то не боится!
  -Так что? Она же собака!
Пока они спорили, Найда собрала в кучу щенят и улеглась, вытянувшись на зем-ле. И щенки, как к магниту, потянулись к её животу. Через минуту они уже все теребили соски Найды, наслаждаясь молоком, которое не досталось её родным щенкам. Найда сначала напряглась, поражённая новыми для неё ощущениями, но потом расслабилась и лишь время от времени облизывала малышей.
  - Дела-а-а...
Мирное зрелище кормления словно загипнотизировало Иваныча, чем и не преминул воспользоваться Лаврик. Одним махом он нырнул в темноту норы.
  -Лаврик!!!-хватился Иваныч. Но куда там! Тот уже полз по норным изгибам, те-ряясь в догадках: что же там нашла Найда. Наконец, руки упёрлись во что-то мяг-кое. Как у любого мальчишки, у Лаврика в карманах водилась всякая всячина. И среди всего, конечно же, коробок спичек, которыми он и воспользовался. Лишь только слабое пламя осветило окружающее пространство, Лаврик ахнул: в углу, вытянувшись, лежала собака. Худющая, шерсть колтунами. Глаза, полные муки, невидяще уставились в никуда...
   Всхлипывая, Лаврик лез из норы, цепляясь за каждый выступ. Оказавшись сна-ружи, он сел  и заплакал навзрыд. Иваныч схватил его на руки.
   -Лавруша, ты чего? Ушибся? В глаз попало?
   -Там...там...Там их мама...мёртвая...
   -Вот же горюшко... Ну ничего, ничего...Что ж теперь сделаешь?
 Когда Лаврик немного успокоился, Иваныч спросил:
   -Ты мне скажи: она ранена?
   -Вроде бы нет, - вытирая слёзы, ответил мальчик.
   -Может, покалечилась?
   -Да нет, она... очень худая, усталая и как будто старая.
   -А , теперь ясно. Это был её последний помёт. И нашла же где щениться. Коли-б не мы, щенки бы не выжили. Ну да ладно! Сейчас вот посмотрим, кто они там: девочки? мальчики?
Тут один щенок перевернулся на спину. Из голого животика торчал какой-то скрюченный кусочек.
  -Деда, у него кишки лезут!
Иваныч наклонился, намереваясь взять щенка в руки. Но Найда тут же забеспо-коилась, отпихивая его от малыша.
   -Вот бестолковая! Я же сейчас верну его, - забормотал Иваныч, всё же беря щенка на руки, -да нет, Лавруша, это не кишки, а пуповина. Щенята родились со-всем недавно, скорее  всего ночью. Поэтому она ещё не отпала...Придётся их взять с собой. Конечно, получу по шапке, но не бросать же их здесь на верную смерть.
  -Конечно, деда! Матвей Васильич не будет ругаться, он хороший.
                * * *
  Щенки, насосавшись, отвалились от "кормушки"и мирно сопели под боком у Найды. Какая уж тут "тихая охота", коли на грибников свалился целый детский сад? Малышей сложили в корзинку к Лаврику, предварительно освободив её от грибов и выстелив дно тем же брезентом.
  Лаврик нёс корзинку перед собой, боясь дохнуть. А вдруг щенята проснутся?! Найда трусила рядом с ними, иногда забегая вперёд, подпрыгивая и пытаясь за-глянуть в корзинку. Тогда Лаврик останавливался и показывал ей содержимое. Обнюхав и лизнув каждого щенка, Найда на какое-то время успокаивалась. Так они и подошли к Иванычеву жилью: впереди сам Иваныч с большой корзиной, следом с маленькой корзинкой в охапке Лаврик, а рядом с ним, то забегая вперёд, то отставая, то семеня рядом - Найда.
   Щенков определили на проживание там, где обитала Найда, утеплив предвари-тельно её ложе старым ватником, подоткнув его со всех сторон, отчего он стал похож на гнездо. Найда с деловым видом вертелась тут же, везде суя свой мокрый чёрный нос. Наконец, щенки были уложены, и та скрутилась вокруг них в тугое кольцо, всё же сначала обтоптав ложе со всех сторон, что, видимо, по её мнению было гораздо лучше.
                * * *
   С директором вопрос решили быстро и без особых проблем. Да и какие могли быть проблемы, когда ребячье"радио"собрало вокруг домика Иваныча весь детский дом. Каждый хотел хоть одним глазком взглянуть на Найдиных приёмышей, хоть одним пальчиком тронуть их мягкую шёрстку. Ведь в чём ещё оказался интерес? Судьба щенков оказалась сродни ребячьей. Что те сироты, что другие. И от этого приёмыши казались в тысячу раз милее, чем все щенки мира.
   Приёмыши росли не по дням, а по часам. Это были забавные пушистые комочки. Причём, шерсть их была настолько плотной, что совершенно невозможно было её расчесать. Конечно, идея с расчёсыванием могла прийти в голову только девочкам. Они называли щенков "милашечками"и пытались навести порядок с их шерстью. Те же, в свою очередь, совершенно не  желали подвергаться "обряду очищения"и при малейшем поползновении на их внешний вид  удирали либо в ближайшие заросли крапивы, совершенно им не опасные, либо под бок к Най-
 де, попадая из огня да в полымя, так как Найда тут же принималась их вылизы-вать.
                * * *      
   Так прошёл последний месяц лета, за ним, шурша нарядами, лёгкой походкой прошагала осень, и, наконец, наступила  зима. Она, как и всегда, пришла с  ветра-ми, снегами и морозами. И детский дом замело по самые окна. Иваныч каждый день отгребал огромные массы снега. Однако, его сил явно не хватало. И тут на помощь пришла ребятня. Лишь только заканчивались занятия, все от мала до ве-лика собирались во дворе, вооружившись заранее приготовленными лопатами и мётлами. И начиналась настоящая снежная буря, поднятая мальчишками и дев-чонками. Иванычу оставалось только направлять её в нужное русло.
  И этот раз ничем не отличался от предыдущих. Ребятня старалась изо всех сил. В итоге был расчищен и двор, и подъезды к нему, а также тропинка к лесу, затею с которой Иваныч счёл совершенно лишней. Но маленькая Анютка, подёргав его за полу телогрейки, совершенно серьёзно заявила:
  -Ай-яй-яй, деда Ваня! Вот нам хорошо ходить? А как же пёсики будут в лес бе-гать?
Ну что тут возразишь? Иваныч махнул рукой.
  -Да чистите хоть до самой Москвы!
 А "пёсики" в это время сломя голову носились от сугроба к сугробу, перескаки-вая через снежные завалы, прыгая, катаясь по снегу и громко лая от счастья вме-сте со своей приёмной матерью. К этому времени они из маленьких пушистых комочков превратились в здоровенных лохматых псов, устрашающих на вид, но добрейших до безобразия. Они были совершенно одинаковой расцветки: насыщенно рыжей, переходящей на кончиках в белую. Отчего казалось, что собаки покрыты инеем. Любовь собак и детей была обоюдной, без всяких оговорок. Не было ни одного случая, чтобы приёмыши на кого-то из детей зарычали, а тем более укусили. Лишь однажды, когда озорник Лёшка из третьего "б" хотел привязать к собачьему хвосту  пустую банку, Лада, единственная сука из всего выводка, до этого весело игравшая с тем же Лёшкой, повернулась к нему мордой и осуждающе уставилась ему в лицо. Лёшка опешил.
   -Ты чего, Ладка? Да чего ты?
 И, не ожидая сам от себя, вдруг заревел. А та же Лада, видимо, поняв, что нуж-ный эффект достигнут, облизала лицо озорника и сунула голову ему подмышку. С того раза эта парочка стала друзьями не разлей вода.
                * * *
  -Да, зима...,-Иваныч выглянул в окно. Наполовину занесённое снегом, оно под-слеповато щурилось на белый свет.
   Уже который день мела пурга. Её завывания проникали сквозь печную трубу. В почти  затухшей печке её порывы поднимали вихорьки из золы, которые посте-пенно засыпали едва тлеющие угли. Надо бы дров подложить, да что-то Иванычу неможется сегодня. Надо бы  чайку с малиновым вареньем выпить, да не хочется. Словно магнитом манила к себе кровать. Иваныч доплёлся до неё, еле перестав-ляя ноги и, словно колода, рухнул в её манящие объятия... Сквозь навалившуюся дремоту все звуки доносились до него глухо, словно  через подушку: беснование пурги, щёлканье веток в недалёком лесу. И уже совсем тихо - лай собак. Иваныч ещё успел подумать: чего они лают тихо, словно шёпотом, ведь тут же сидят, в комнате. И провалился в тишину.
                * * *
  Наконец-то ветер стих, и наступила благословенная тишина. Ребятня высыпала во двор. Как ни странно, там высились нетронутые сугробы: уж зимушка-зима расстаралась. Только  что ж Иваныч до сих пор не идёт? По всей территории дет-ского дома не было расчищено  ни единой тропинки. Все дружно решили, что он, воспользовавшись наступившей тишиной, отправился в лес. Тем более, что и со-бак нет. Издалека видно: вон там какая красота!
  Обидно, что старый сторож не взял никого с собой. Вот бы накатались на лыжах! А снег  сверху плотный, сбитый, лыжи не будут проваливаться…. Но горюй, не горюй, а двор требует очистки. И дети, похватав лопаты, взялись за уборку.

  Ближе к вечеру солнце, наконец-то, вышло из-за плотных туч, и, словно стесня-ясь, легонько коснулось своими лучами веток убранных снегом деревьев, высве-тило узоры на стёклах.... И маленькие радуги поселились там, где только что жи-ли горы, горки и просто пригоршни снега. Всё искрилось, переливалось, лучи-лось, поднимая настроение.
   Одна беда - Иваныча всё нет как нет. Уж давно окончились занятия, и ребятня, привычная к тому, что неугомонный Иваныч всегда придумывал что-то интерес-ное, приуныли. Наконец, не выдержав, Лаврик и Лёшка, сдружившиеся благодаря собачьему семейству, не сговариваясь, отправились к сторожке Иваныча. Ещё издали было видно, что дым из трубы не идёт.
  Переглянувшись, ребята прошли ещё немного, обсуждая дневные происшествия, и, наконец, остановились.
  -Слышь, Лёха, а Иваныч точно не звал с собой? -  в который раз допытывал дру-га Лаврик.
  -Да точно! Он в последнее время вообще какой-то странный ходил. То вздохнёт, то головой покачает, то задумается о чём-то, а потом держится вот тут,- и он по-казал себе на левую сторону груди.
   -А ты никому не говорил?
   -Вот ещё! Что я - доносчик? Ты, Лаврик, если считаешь меня доносчиком, то зачем со мной  дружишь?
   -Да погоди ты кипятиться! Скажи лучше, а он не говорил при тебе, что у него что-то болит?
  -Не-ет! Об этом он больше со своей Найдой разговаривает, когда думает, что его никто не слышит.
   -А-а-а... Куда же он, всё-таки делся? А вдруг с ним что-то случилось?
   -А собаки  тогда где?
   -Они не хотят его бросить и сидят рядом, смотрят на него и спрашивают:"Как ты, Иваныч? Может, помощь привести?"А он им отвечает:"Нет, мои хорошие. Вы для меня лучше всякой помощи. Вот посижу немного, и пойдём домой."
  -Ну, это ты уже брешешь! Как же собаки разговаривают? Они же только рычать, да лаять  умеют. Ну, скулить ещё,- Лёшка аж запритоптывал на месте.
  -Ага, а ты видал, как Иваныч с Найдой разговаривает?А та его будто слушает. Внимательно смотрит, склоняя голову то влево, то вправо. А иногда и потихоньку порыкивает, будто отвечает, -Лаврик загадочно замолчал.
  -Ну ты, Лаврик,  даёшь! А ещё пятиклассник! Насочинял тут...Собаки у него, видите-ли, разговаривают!
   -А вот если б ты спросил свою Ладу, куда она собирается, мы бы не стояли здесь как мумии египетские и не гадали, куда делся Иваныч вместе с собаками.
Лёшка вздохнул. Что правда, то правда: не спросил он у Лады ни о чём, когда шёл в корпус. А она ведь не хотела уходить, ластилась, облизывала руки, заглядывала в глаза. Он решил, что она просит чего-нибудь вкусненького. И притащил ей спрятанную под матрас печеньку,  не съеденную в полдник. Лада аккуратно взяла её, поваляла в пасти и сглотила. Потом ещё раз сунулась ему в руку и отправилась следом за давно убежавшими братьями.
  -Ну, что, всё тихо? Идём обратно, а то я уже замёрз,- Лаврик потопал ногами и спрятал руки в карманы: варежки-то не взял.
  -Ты иди, Лаврик, а я ещё немного постою, ладно?
  -Ну хорошо, только недолго, а то скоро ужин,- и Лаврик быстро зашагал обрат-но.
Дождавшись ухода друга, Лёшка задумчиво побрёл к сторожке. Она оказалась за-несённой по самую крышу. Лишь труба возвышалась над огромным сугробом. Лёшка вздохнул. Где ты, Иваныч? И вы, собачки, и ты, Лада? И он, ни на что не надеясь, тихонько позвал: "Лада!" Потом громче. И вдруг услышал ответное:"Гав! Гав!" Но откуда-то издалека. Оглянувшись, он посмотрел вокруг, надеясь увидеть несущуюся к нему с виноватой мордой Ладу. Но ничто не нарушало царящего вокруг покоя и чистоты снежного покрова. Тогда Лёшка, чтобы удостовериться в том, что ему не почудилось, позвал ещё:"Лада!"и тихонько свистнул. Снова откуда-то раздался лай, но так глухо, будто из-под земли. Ещё не веря себе, Лёшка забрался на занесённую сторожку, проваливаясь по пояс в снегу и чертыхаясь. Ухватившись за трубу, он перевёл дух и крикнул во всю мочь: "Лада!!!"Прямо из трубы донеслось жалобное тявканье.
  -Ты что, провалилась в трубу?
Лёшка в ужасе замер и потрогал трубу рукой. Та была холодная, такая же, как и лежащий вокруг снег. Мальчик облегчённо вздохнул. Затем он попытался отгрести снег, но того было слишком много, и он ссыпался обратно, заполняя с тихим шорохом только что выкопанную ямку.
 -Гадкий! Гадкий! Гадкий!- и Лёшка лупил снег изо всей силы. А из трубы доно-силось горестное подвывание. Наконец, немного успокоившись, Лёшка просиял: надо звать всех и вместе вызволить Ладу из трубы. Скатившись со сторожки, он со всех ног припустил следом за Лавриком.
                * * *
  -Какой друг? Куда провалился? В какую трубу?
Даже такой человек, как Матвей Васильевич, привыкший по роду службы ко вся-кому, был ошарашен свалившимся на него ребячьим шквалом, налетевшим на его кабинет. Не разобрав ни единого слова, он не вытерпел:
  -Цыц! Кто может внятно всё объяснить?
 Шум сразу же затих, и вперёд выступила маленькая Анютка. От волнения она часто хлопала ресницами и то наматывала на палец, то снова разматывала прядку волос, выбившуюся из хвостика.
  -Вот у него,- она показала пальцем на Лёшку, -друг провалился в огромную тру-бу, к которой нет хода из-за Зимушки-зимы. И вот он там от страха уже одичал и стал превращаться в волка. И теперь сидит там и воет, воет...
  -Что-о? - у Матвея Васильевича аж глаза на лоб полезли.
Анютка взяла его за руку.
  -Да вы не бойтесь! Мы сначала тоже испугались, но раз волк сидит в трубе, он уже никуда оттуда не вылезет, пока не сдохнет!
 Лёшка не выдержал:
   -Да не слушайте её, Матвей Васильевич, насочиняла она всё! Ну почти всё. Там Ладка застряла в трубе. А труба холодная, значит, она не поджарилась, а значит...
   -Так! Хватит меня сказками кормить! Одевайтесь, берите лопаты... Поглядим, что у вас там. Но если насочиняли..., -и тяжёлый кулак директора был поочерёдно поднесён к носам всех присутствующих.
                * * *          
   Удостоверившись в том, что в трубе сторожки действительно кто-то воет, Мат-вей Васильевич дал команду начать раскопки. Кто отгребал снег, кто оттаскивал его подальше... Анютка, по мере сил помогая и тем, и другим, всё же частенько поглядывала в сторону трубы, испуганно тараща глазёнки. Всё же она была уве-рена, что там волк. А, значит, и незачем его спасать, такого нехорошего.
  Наконец, двери были откопаны. Ребята как по команде побросали лопаты и за-мерли. Наступила тищина, среди которой, как из подполья, раздавался непрерыв-ный лай. Причём, казалось, что лает не одна собака, а целая свора. Чтобы не наго-нять страх на детей, Матвей Васильевич, уже догадывавшийся о происшедшем, шагнул к двери и дёрнул её на себя. И тут же был сбит с ног рыжим лохматым вихрем. Придя в себя, он поднялся и шагнул внутрь  сторожки. Темно и тихо. Лишь из глубины комнаты раздавалось негромкое поскуливание.
  -Иваныч,- тихонько позвал Матвей Васильевич. Поскуливание перешло в лёгкий визг. Включив свет, Матвей Васильевич ужаснулся: Иваныч пластом лежал на полу, а под ним  наполовину придавленная Найда. 
  -Да что же это!
 Директор потрогал руку сторожа. Тёплая. Пощупал пульс: еле-еле прослушива-ется. Шагнул к полочке для лекарств, нашёл на ней нужное, быстро отсчитал в ложку необходимое  количество  капель и, приподняв голову, раскрыл Иванычу рот, залив, как мог, лекарство. Обрадовался, когда заметил, как дёрнулся кадык. И только потом, когда Иваныч вздохнул, директор помог выбраться из-под него Найде, чему та безмерно обрадовалась. Лизнув Матвея Васильевича в щёку, она галопом вынеслась на улицу.
   -А где же волк?- директор повернул голову. Рядом стояла обескураженная Анютка,- и что с дедушкой Иванычем? Это его волк напугал?
   -Анна, какой тебе тут волк?
   -Ну как же, который в трубу провалился и...
  -Господи, Анюта, да ты всё не так поняла. Потом разберёшься. А теперь дуй в корпус, зови Глафиру Андреевну, пусть захватит что надо от сердца.
 Анюта, теребя шарфик с зайчиками, еле слышно выдохнула:
   -Что ли, от волчьего?
   -Тьфу ты, пропасть, зови медичку - Иванычу плохо!
   -А мальчики уже её позвали,- Анюта высунула голову в дверь, -и она вон уже идёт.
 Дверь тотчас распахнулась, и в неё, отодвинув девочку в сторону, вплыла, запол-нив собою всю сторожку, медсестра Глафира Андреевна...
                * * *
   Уже потом, отлежавшись и получив свою порцию уколов, Иваныч рассказал, что собаки  спасли его. Как случился с ним приступ, они было начали беспоко-иться. Но, придавленная недвижимым сторожем Найда на своём собачьем языке что-то им прорычала. И те, словно огромная варежка, улеглись вокруг Иваныча, согревая его своими телами. И потом, когда всё  завалило снегом, и печка остыла без поддержки, они не беспокоили сторожа, лишь иногда то одна, то другая об-нюхивали его лицо, фыркая и громко дыша, словно желая удостовериться: жив ли?
    -А я(верите?)пальцем пошевелить не в силах. Понимаю, что неладно, что надо бы встать, а вот поди ж ты! А совсем уж сознание потерял, как услышал голос Алексея в трубе, думаю: ну, этот сдохнуть не даст!
И все, кто собрался в этот час около старого сторожа, облегчённо вздохнули. И тут подала голос неугомонная Анютка:
  -Дедусь, а вот как же ты всё же сладил с волком, который в трубе...
 Дружный хохот прервал её.