Глава 15. Почти обычная

– Раз-два-три, раз-два-три… Ну! Не отстаём! Вика, догоняйте!.. Раз-два-три… «Лодочка»… Ага… – командовал Сергей Николаевич, громко отстукивая метр рукой по своему ежедневнику. – Женя! Не гони! Не видишь, они не успевают?

– …И девочку, которой нёс портфель, – недоумённо замедлила темп я, «замечательно» отстав от музыки, но зато подстроившись под одноклассников.

– Во-от, хорошо… – прерывисто вздыхая, во власти эмоций, говорил нам учитель. – Нет! Стоп! Остановились!

Ребята мгновенно замерли и вопросительно посмотрели на педагога.

– Вы не успеваете. Быстрее надо, живее. Глупость я сделал: Женю остановил. А надо было вас гнать. И внимательно слушайте музыку. И меня тоже.

Я снова включила финальную песню нашего выступления и приготовилась вступить.

– И… Раз-два-три, – Сергей Николаевич дал ребятам отмашку и начал считать.

– Когда уйдём со школьного двора, – начала я, изо всех сил стараясь не ошибиться. «Подножки» от меня учитель точно не ожидал. – Под звуки нестареющего вальса…

– Так, молодцы!.. Раз-два-три…

Сергей Николаевич сегодня очень волновался. И это неудивительно, ведь это была последняя, генеральная репетиция. Мы занимались уже не в Доме Культуры, а в актовом зале нашей школы. И предвкушение близкого завершения работы с каждой тренировкой становилось всё сильнее и сильнее. Более того, наша команда стала больше – Сергей Николаевич всё же одобрил участие наших младших братьев и сестёр в номере. Правда, обучать танцевальным па мы их не стали. Решили, что они будут «массовкой» – помогут создать красивый, качающийся в такт музыке «фон» и прокатятся на плечах у старшеклассников перед заключительным вальсом…

– И-и на поклон… Мо-лод-цы! – выдохнул Сергей Николаевич. Чтобы на балу не хуже было… Стоп. А когда у вас бал?

– Через три дня, – из стройной «толпы» вышла Светка.

– И что? Мы уже генеральную репетицию провели? Не-ет, так дело не пойдёт. Наверное, надо ещё накануне встретиться, – задумавшись, педагог посмотрел в раскрытый ежедневник. – Что-то я обсчитался… Послезавтра в это же время. Сможете?

Конечно же, мы сказали, что сможем. В благодарность за то, что Сергей Николаевич вообще согласился научить нас танцевать, мы старались как можно меньше «возникать» и всячески перечить ему.

Мы, как обычно, все толпой двинулись домой, переодевшись после занятия. Мы практически не разговаривали, и мне казалось, что каждый думает о том, что скоро закончатся наши тренировки, что скоро мы перестанем вот так собираться каждый день и заниматься одним общим делом. О том, что скоро всё закончится…

Но они хотя бы смогут видеться каждый день, общаться. Может быть, наш класс останется большой дружной оравой, в которой не будет лучших и худших, близких и отдалившихся. Может быть, он не распадётся на «кучки», из которых состоял раньше… Но я не увижу этого, меня не будет рядом с одноклассниками…

Я шла и грустно смотрела на друзей… Я не заметила, как они стали мне безумно дороги… Ещё в самом начале года больше чем с половиной класса я не общалась. У нас не было общих интересов, тем для разговоров. А теперь они стали будто бы родными. Я узнала об их увлечениях, об их интересах. Мы сблизились… но для чего? Чтобы неожиданно расстаться, не попрощавшись?

Мне было грустно, хотя следовало бы радоваться. Разве можно допустить, чтобы последние дни с друзьями дарили только отрицательные эмоции? Нельзя. Но у меня не получалось иначе…

– Свет, а костюмы-то мы когда увидим? – молчание нарушил Артём, просто ненавидящий тишину. Он привык к шуму. Он любил шум и «делать шум». Пожалуй, школьным хулиганом он прослыл только из-за этого. – Или мы в спортивной форме заниматься будем?

– В смысле, «когда костюмы увидим»? – Смирнова побледнела. Я никогда не видела её такой. – Вы что, их не мерили?

– Не-ет… – осторожно сказала я.

– Я же сказала, что немножко задержусь, а вы в это время можете примерить костюмы. Алис, я же тебе даже объяснила, где они хранятся!

– Ой… – Алиса часто заморгала. Это была её версия «красивых глаз». – Я забыла всем сказать…

– Нашла, к кому обратиться, – сетовала Светка. – Скажи спасибо, что ещё репетиция будет, и мы успеем примерить костюмы… А что было бы, если бы всё уже закончилось?

– Свет, ты в следующий раз лучше к кому-нибудь понадёжнее обращайся, – деловито посоветовал Хохлов.

– К кому? К тебе, что ли? – перебила Панина.

– К Белке, – договорил Артём, укоризненно посмотрев на одноклассницу. – Но можно и ко мне, да.

– Хоть раз в жизни что-то дельное сказа, – усмехнулась Смирнова. – Жень, проследишь, чтобы никто не забыл примерить и забрать костюм?

– Прослежу, – кивнула я. – Кстати, «осенние» платья я уже раздала девчонкам.

– Ой, ребята, скоро ба-ал… – неожиданно протянула Светка мечтательным голосом. – Будем танцева-ать…

Она закружилась прямо на аллее, чуть не сбив с дороги Алису и Вику.

– Что это с тобой, Свет? – недоумённо посмотрели на неё мы.

– Так уже хочется костюмы надеть, выйти на сцену и танцевать…

– А практически каждый день ты что делаешь?

– Это не на сцене, – важно заявила Смирнова. – Это совсем не то. это всё черновики. А вот когда на чистовик танцуешь…

Я понимала Свету. Понимала, потому что сама не раз выходила на сцену. Ощущения «чистового» выступления действительно ни с чем не сравнимы. О них всегда мечтаешь, ждёшь возможности ими насладиться, но почему-то одновременно хочешь, чтобы она. эта возможность, подольше не представлялась. Тем более, если знаешь, что она будет последней…

Ребята о чём-то говорили, шутили друг над другом, смеялись. А я молча шла, смотря вперёд и улыбаясь (даже не знаю, как выглядела эта улыбка – грустно или глупо). В голову не шли никакие мысли, кроме светло-грустных. На осенние листья я тоже спокойно смотреть теперь не могла, они не успокаивали, а только лишний раз напоминали, что скоро изменится всё…

Я не заметила. как все одноклассники разбрелись в разные стороны, и мы остались вдвоём с Мишкой. Он сегодня тоже был каким-то грустным. То ли у него тоже что-то случилось, то ли он чувствовала моё настроение… Так или иначе, это был не Михайло Потапыч, умудрявшийся шутить надо мной в любой ситуации, а Михаил Андреев, настоящий, такой, каким его знали не все.

Мы долгое время молчала, хотя молчать не хотелось. Каждый понимал, что драгоценные минуты не должны проходить просто так, но каждый не мог подобрать нужные слова и «склеить» их в правильные предложения.

Миша не знал, о чём молчу я, но, как мне казалось (и это было странно), понимал меня. А может быть, я уже просто начала идеализировать свои отношения с друзьями, чтобы не осталось плохих воспоминаний? Не знаю. Но молчать было приятно и неприятно одновременно. Приятно, потому что друг, сам того не зная, разделял мои чувства, бессознательно поддерживая меня. А неприятно… Неприятно потому, что он не был привычным Мишкой, каким мне бы хотелось его запомнить. Он был другим, но я всё равно чувствовала себя спокойно рядом с ним…

Я запуталась в своих ощущениях, окончательно запуталась. Я и в себе уже успела заблудиться: я земная, обычная, «стандартная», но другая, из-бранная… Мне хотелось быть непохожей на других, но не больше, чем быть простой, настоящей. Душой я желала остаться среди них, среди тех, к кому я привыкла. Но умом понимала, что это невозможно. И всё же я хотела быть обычной, и чтобы без всяких «почти», без всяких «но», без нюансов, без недомолвок, без пояснений… обычной…

– Жень, а ты чего такая грустная? – нарушил-таки тишину Миша.

– Да так… – махнула рукой я. Это был случай, когда я действительно не знала, что ответить, а не просто хотела кого-то заинтриговать. – А ты почему задумчивый такой?

– Причина та же, что и у тебя, – тихо усмехнулся Андреев.

Я насторожилась и даже испугалась.

– То есть, та же, что и у меня?

– То есть, тоже «да так»…

- А-а…

Мы снова замолчали. Каждому хотелось рассказать. Выложить всё с мельчайшими подробностями и не держать в себе. Но оба молчали, и от этого всё же становилось как-то неуютно. Дорога от дома до школы казалась очень, бесконечно длинной.

– Как-то пасмурно, – заговорила я. – Погода, что ли, плохая…

Сказать по правде, я сморозила полную чушь. Погода была прекрасной, Есения об этом позаботилась. Единственное что, дул холодный, неприятный ветер. Но пасмурно не было точно…

– А я, наоборот, люблю такую погоду, – пожал плечами Миша. – Уж лучше так, чем ненормальная жара или нескончаемые дожди.

– Согласна, – кивнула я, судорожно соображая, о чем же ещё завести разговор. – А вообще, осень ты любишь?

Последняя фраза сама сорвалась с языка, причём слово «осень» в моём понимании давно уже означало не просто время года.

– И осень люблю, – Андреев будто не договорил и прервал себя на полуфразе.

Я чуть приподняла голову и вопросительно посмотрела на Мишу. Он же, в ответ на мой немой вопрос притянул меня к себе и поцеловал. И не в щёчку, как я его тогда, около подъезда, а в губы, «по-взрослому»…

Я опешила, мягко говоря опешила. Не ожидала такого от Миши, хотя понимала, что всё это вполне логично и предсказуемо. Я смотрела на него взглядом, полным недоумения, а он не отводил глаза, как делал это всегда, если ему было стыдно или неловко. Значит, всё это на полном серьёзе, не случайно? И именно на это он пытался решиться всю дорогу?

– Миш… – я подбирала слова. – Я же не осень…

– А я перепутал, наверное, – вздохнул друг. – А вы похожи, ты не замечала?

Как же я хотела рассказать всё ему! Очень хотела, но не могла. Понимала, что нельзя… Почему всё так не вовремя? Почему я поняла, что такое настоящая дружба и первая, хоть и мало отличающаяся от дружбы, но взаимная любовь, незадолго до того, когда должна была всё это потерять? Как же это несправедливо…

Мы присели на одну из лавочек вдоль аллеи, по которой мы шли. Нам нужно было ещё что-то сказать друг другу, а до дома уже было совсем недалеко, и нам бы просто не хватило времени.

Сегодня, как никогда, было трудно подбирать нужные слова, находить правильную интонацию. Говорить было трудно…

– Миш, – робко начала я. – Миш, я ведь уеду…

– Как уедешь? – не понял друг. – Куда? Далеко?

– Очень далеко, ты даже не знаешь, что существует такое место.

– Что, в Антананариву? – Друг, грустно улыбаясь, подмигнул мне.

Я вспомнила день, когда всё началось. День, когда я нашла этот злосчастный ежедневник с посланием от Осени. День, когда у нас был урок моей ненавистной географии, когда Алиска, раздражавшая своей ветреностью, сообщила мне новость о бале и о травме Нины… Ведь всё закрутилось именно тогда, и тогда я была той обычно Женькой, не такой, как сейчас…

Я поняла, что успела соскучиться по тому времени, но уже не захотела бы вернуться туда навсегда. Теперь настоящая я – это другой человек, та, кем я стала. Теперь всё, что произошло – не фантазия, а реальность. Теперь это для меня обычно… Почти…

– Нет, Миш, даже не в Антананариву, – грустно улыбнулась я.

– А куда? Почему ты не говоришь, как называется это место?

– Потому что не знаю… – я виновато опустила голову. Что ещё я могла ему сказать?

– Ты что, от меня уезжаешь?

– Нет, что ты, нет! – я замахала руками, снова запутавшись в своих словах и в своих действиях.

Я готова была заплакать, как маленький капризный ребёнок, когда ему что-то запрещают. Я не знала, как себя вести. Не знала, что говорить и говорить ли, поэтому молчала и смотрела куда-то вниз, под ноги, боясь поднять голову и встретиться взглядом с глазами Мишки. Мне просто было стыдно.

– А глаза на мокром месте, – Андреев аккуратно приобнял меня и провёл рукой по волосам. – Ты чего?

– Ничего, – махнула рукой я, а по лицу всё же скатилась слеза. Я не удержалась…

А погода тем временем успела испортиться. Стало действительно пасмурно, и начал накрапывать дождь. Одна за одной на асфальте появлялись капли.

– Эх, Жень… – улыбнулся Миша и сам поднял мою голову, тем самым заставив смотреть на него. – Осень ты, а не Белка.

Я бы вскочила и убежала от него, чтобы не сказать, что он прав. Врать в глаза дорогому человеку, другу, которому я доверяла. как самой себе, я не могла… Думала, что не могла. Мне многому пришлось научиться. Я действительно чувствовала себя уже не «белкой», а изворотливой «лисицей»…

– Пойдём-ка домой, чудо, – сказал Миша, «ослабляя» объятия. – Чувствую, если тебя тут оставить, ты и сама вымокнешь, и весь мир зальёшь.

– Пойдём… – тихо ответила я и послушно встала вслед за другом.

Я была очень благодарна ему за то, что он не стал ни о чём меня рас-спрашивать. Он всегда чувствовал меня, всегда, с детства. А теперь, как выяснилось, почувствовал что-то ко мне… Почему именно сейчас? Почему? Почему?

Мне хотелось закричать, выплеснуть на кого-то или на что-то накопившиеся эмоции. Но и это было запрещено, и на это мой разум наложил железное, твёрдое «вето».

Я шла, тихо всхлипывая и утирая слёзы…