Глава 1. Безумие

        Исповедь несостоявшегося самоубийцы.
        Глава 1. Безумие.
    Сосновая роща вблизи поселка Репное Воронежской области в это ранее утро была особенно живописна. Стояла поздняя осень двухтысячного года. Последняя осень уходящего века. Последняя осень уходящего тысячелетия. Снег уже выпал, но было ещё не очень холодно. Солнце ярко освящало все детали медленно замерзающих деревьев.
    Издалека доносился шум пролетающих по автостраде автомобилей. Больше тишина не нарушалась ничем. Тишина и одиночество царили в этом прекрасном и одновременно проклятом уголке Вселенной.
    Ветка одной сосны была на вид довольно крепкой и располагалась достаточно высоко. Именно поэтому она была выбрана высоким молодым белобрысым парнем лет двадцати-двадцати пяти.
    Взобравшись на сосну, он неровным движением руки перебросил верёвку через ветку и крепко затянул на ней петлю. В другую, заранее приготовленную петлю, он сунул голову и спрыгнул с дерева.
    На мгновение все замерло. Затем ветка обломилась, а парень упал лицом в снег. Упал и разрыдался.
    Сломанная ветка, произведя немало шуму, рухнула на парня и засыпала его снегом.
    Где-то над верхушками деревьев летали огромные черные вороны и пронзительно каркали, выказывая тем своё недовольство странному двуногому существу, довольно беспардонно нарушившему их покой…
    - Виктор, ты что-нибудь слышал?
    - Конечно же, нет!
    - Почему, конечно же?
    - Кому придет в голову бродить по лесу в такое время года? Да еще рядом с автострадой?
    - Но мне же пришло это в голову?
    - Сомневаюсь, что есть ещё такие же динозавры в нашей области, как моя взбалмошная сестрица. Полагаю, что их вообще не осталось во всей России. И, слава Богу, если не осталось!
    - Как негалантно сравнивать девушку с динозавром. Это негалантно в любом случае, даже если эта девушка твоя родная сестра. Скажи, почему ты сделал такое сравнение? Из-за моей фигуры, зубов, а, возможно, из-за моего языка?
    - Вовсе нет! Просто динозавры вымерли. Романтики, к которым ты себя с таким воодушевлением относишь, тоже.
    - Ах, ну конечно же! Отвлекать такого занятого человека, как ты, от его важных дел для жалкой прогулки в жалкой роще может только несчастный «ящероподобный» романтик. Но я все-гаки что-то слышала! Скажи, почему так громко кричат вороны?
    - Лизавета! Они кричат так уже много тысяч лет, и не ты первая предчувствуешь в их крике что-то зловещее, хотя на самом деле ничего зловещего в нём нет!
    Эта дружеская перебранка произошла в сорока-пятидесяти метрах от злосчастной сосны. Её участники, мужчина средних лет и юная милая девушка только благодаря деревьям ничего не видели.
    Выбравшись из-под ветки и отряхнув снег, белобрысый заметил их неспешное приближение прежде, чем они успели его увидеть.
    Как порой бывает обманчиво одиночество. Казалось бы, ты нашел то, что искал. Пустынное место, никого кругом. Ты наедине с самим собой, со своей бедой. Тебе надоела твоя жизнь, и ты готов свести с ней счеты. От предвкушения окончания житейских злоключений начинает кружиться голова. И тут появляются эти двое и вся иллюзия освобождения рушиться, как хрупкий карточный домик…
    «Что принесло их сюда в такое время? Да плевать я на них хотел! Они меня не остановят!»
    Повыше обломившейся ветки располагалась другая ветка, на вид более крепкая.
    - Господи! Посмотри, что это? - пронзительно закричала девушка. То, что она увидела, было весьма неожиданным и совершенно не соответствовало виду мирной сосновой рощи.
    Ответа не последовало. Её собеседник ринулся к самоубийце, который успел снова залезть на сосну и закрепить веревку. Осталось немного: снова сунуть голову в петлю и спрыгнуть с дерева.
    Несколько шагов, несколько мгновений отделяло этих людей друг от друга. Почти ничего не отделяло одного из них от страшной, чёрной, вечной пропасти под названием смерть.
    Вспоминая впоследствии этот день, Виктор Петрович Котиков не раз ругал себя за излишнюю
поспешность. Зачем он ринулся спасать этого никчемного бедолагу? Почему он не поскользнулся и не дал ему спокойно повеситься? Знай он заранее, сколько бед посыплется на его бедную голову впоследствии из-за его поспешности, он перещеголял бы самого ленивого ленивца во всей Латинской Америке медлительностью и безразличием.
    По натуре своей Виктор Петрович был отнюдь не филантроп, и делать добро во имя добра считал верхом идиотизма. Превыше всего он ценил своё собственное спокойствие, и, признаться честно, чихать хотел на беды окружающих. Он был из среды тех самых «новых русских», для которых имидж был ничто. Удовлетворение своих собственных желаний — вот на чем основывалась его довольно примитивная житейская философия.
    После того памятного дня всю свою жизнь Котиков разделил на две части - до того момента, как он освободил грязную шею от намыленной верёвки и после него.
    - Итак, милостивый государь, какого черта вы решили испортить такой прекрасный вечер своим самоубийством?! Эй?! Я, кажется, с тобой разговариваю?! Ну что? Исколотить тебя здесь же, чтобы дурь твою выбить?
    - Не кричи на него!
    - Не лезь в мужской разговор, Лизавета! И перестань реветь!
    Теперь, втроем, они стояли рядом, а вороны, ещё более пронзительно каркая, продолжали носиться над их головами.
    Девушка истерично рыдала. Она понимала, что это глупо. Она пыталась остановить, заглушить рыдания, но не могла. В том процветающем, благополучном мире, к которому она принадлежала, не было места самоубийцам. И сейчас она впервые столкнулась с совсем неведомой ей вселенной, где у людей есть такие масштабные проблемы, у которых есть единственное возможное решение - смерть.
    Только здесь, в этой милой сосновой роще до неё, высоковозрастной дурёхи дошло, что если кто-то богат и счастлив, то это вовсе не значит, что счастье доступно всем.
    Для одних жизнь в современной России была приятным времяпровождением. А другие, представьте себе, вешались.
    Виновник всего этого происшествия, жалкий, несостоявшийся самоубийца, стоял, опустив голову, и видимо ещё не совсем пришёл в себя. Всем своим видом, своей одеждой, телосложением, он разительно отличался от своих нечаянных спасителей.
    Виктор Петрович и Лизавета Петровна Котиковы были темноволосы, холёны и упитаны. Их одежда была добротной, новой и чистой. Достаточно было один раз взглянуть на них, чтобы понять, что такое простое русское слово, как нужда, было им неведомо.
    Наш же герой напротив, был очень высок ростом и, как уже было сказано, белобрыс. Он был худощавым, если не сказать худым парнем типично восточнославянской наружности. Именно такая порода людей строила, охраняла, кормила, одевала Великую Российскую Империю, а затем и Советский союз. После развала последнего многие из таких вот «белобрысых» остались не у дел и тихо, медленно спивались.
    Справедливости ради необходимо отметить, что такие люди крепко выпивали и до катастрофических изменений последнего десятилетия уходящего века, сильно подорвавших силы их Родины. Но поклонение алкоголю до выше обозначенного периода времени не носило такого массового, стихийного, такого обреченного, фатального характера. Какой-то собачий сын, из числа ученых, проведя аналогию с Византией и империей Древнего Рима, заключил, что любую империю ожидает неминуемое крушение. А значит то, что происходит с Россией сегодня - это начало конца. Москва, третий Рим современности, должна погибнуть. Её народ, естественно, тоже.
    Так почему же не пить, если твое дело - труба, если твоей стране - труба, если фортуна навсегда оставила твой народ и переселилась к богатым и беззаботным янки? Вот они и пили, пропивая всё на свете, Пропивая свои дома, семьи, пропивая всю свою жизнь.
    Это краткое отступление в описании белобрысого было, на мой взгляд, необходимо. В отличие от своих единоплеменников он не пил вовсе, справедливо полагая, что водкой горю не поможешь и что она плохой, очень плохой помощник для бедного человека. Но лучше уж, чтобы он пил. Тогда, возможно, к нему не пришла бы мысль о самоубийстве. Эта шальная мысль может родиться только в трезвой голове, ибо только трезвый человек реально осознаёт всю катастрофичность своего положения.
    Виктор Петрович, всё более и более раздражаясь, бранился последними словами и своею бранью пытался доказать, прежде всего, самому себе, что парень, которого он спас, сделал большую ошибку, пытаясь повеситься.
    - А ну, скажи мне, зачем ты это сделал? От тебя девчонка ушла? Так это не беда, другую найдешь! Много девчонок сейчас женихов ищут, а найти не могут.
    Работы нет? Сходи на рынок. Грузчиком всегда возьмут. Рублей пятьдесят - семьдесят заработаешь за день, чего тебе ещё надо? Или ты тоже, как моя сестрица, динозавр - романтик и вешаешься потому, что с жиру бесишься?
    Последние слова Виктор Петрович произнес с особой злостью и злился он, прежде всего, на самого себя. Потому что то, что он говорил, было ложью от первого до последнего слова.
    Грузчиком просто так не возьмут, и он знал это. Пятьдесят - семьдесят рублей в день - это не деньги, на них не выживешь. И это он тоже знал. И, наконец, последнее: достаточно было увидеть старый, поношенный овчинный тулуп, затертые джинсы и меховую, полинялую шапку белобрысого, которую тот держал вместе с верёвкой в руках, чтобы понять, что он пришёл сюда вовсе не потому, что бесится с жиру.
    Увы, так уж устроен человек. Наиболее сильно он раздражается, когда видит прямое противоречие тому, во что верил многие годы. Котиков твёрдо верил, что люди, которые ничего не могут добиться в этой жизни ничего и не стоят. С гордостью истого патриция, которая так не вязалась с его плебейским происхождением и была отчасти смешна, он взирал на нищенствующую интеллигенцию и полуголодный рабочий класс своей страны.
    Данная же ситуация сильно контрастировала с его личным мнением об окружающем мире. Если высокий, здоровый, крепкий и не пьющий на вид парень вдруг ни с того ни с сего вешается, значит что-то действительно не так. Вряд ли этот парень лодырь. Вряд ли он безумец. Значит, у него есть действительно серьёзные проблемы, которые иначе он решить просто не может.
    Все эти мысли появились где-то в подсознании Виктора Петровича. Появились и были изгнаны оттуда, как еретические и крамольные. Ему пришла ещё одна мысль - предложить белобрысому помощь в виде денег, может он голодает. Но и она не замедлила исчезнуть под натиском мелкособственнических постулатов «новых русских», которыми голова Котикова была прямо таки напичкана:
    «Предлагать в помощь мужчине деньги - всегда глупо. Если он примет эти деньги – значит, он не настоящий мужчина и не стоит ни оказанной помощи, ни сочувствия. Ну а если он окажется заслуживающим уважения человеком, это предложение денежной помощи будет незамедлительно отвергнуто и оскорблённый им человек может ещё и обидеться, может обидеться и стать врагом…»
    Честно говоря, все эти рассуждения были придуманы только для того, чтобы облагородить и по возможности скрыть колоссальную жадность представителей «новорусской братии», которые жили по законам волчьей стаи и никогда никому не помогали. Если кто-то рядом тонет - это его беда, это его проблема, сам виноват.
    Впрочем, не мешало бы сделать ещё одно доброе дело для этого «горе-романтика», тем более оно не требовало каких-либо материальных затрат. С другой стороны, сделать его было необходимо, а то ещё оставишь этого парня здесь, а он, зараза, опять вешаться начнет.
    - Дай сюда верёвку, скотина. Я сказал, дай сюда верёвку! И давай, шагай отсюда. Шагай, шагай. И больше чтобы я тебя здесь не встречал. Ты всё понял? Всё, иди!
    С этими словами Котиков вырвал верёвку из рук белобрысого. Затем напялил на него его же шапку, развернул лицом в сторону шумящей вдали автострады и толкнул рукой в спину.
    - Если ещё раз тебя здесь увижу - в кровь исколочу! Так и знай!
    Белобрысый, ошалело глядя в одну точку на горизонте, поплёлся прочь, не выбирая дороги и то и дело спотыкаясь о засыпанные снегом неровности почвы.