Вторая жизнь

   Никогда мне не нравилась собственная рожа, а теперь и подавно. Одно дело — видеть себя в зеркале, совсем другое — увидеть себя со стороны, каким тебя видят другие. Или это смерть так мне лицо скособочила?

   Я бродил по больнице, пытаясь почесать в затылке, но чесать нечем и негде, да и не чешется. Я изучил все картинки, лежащие на полках в реанимационной палате, но рассказать о них, увы, не могу. Иногда появляются сущности из преисподней, устрашая меня всем, что я успел на этом свете натворить, но ангел-хранитель, которого я теперь вижу, отгоняет этих тварей мечом. Тот самый ангел, которого я столько раз заставлял плакать, что сейчас и в глаза посмотреть стыдно.

   Меня закопали на кладбище, родным я сказать ничего не могу, сколь бы не хотел. И я остаюсь здесь на ночь. Есть не хочется, пить и спать — тоже. Не жарко и не холодно. Утром ангел говорит: «Пора! Третий день...»

   И мы отправляемся к Царю Славы. Он очень внимательно смотрит на меня, хотя я прекрасно знаю, что ему известны все мои мысли, не говоря уже о делах. И оправдываться мне нечем… Но он улыбнулся, сказав только: «Недавно у тебя был спор с товарищем по поводу того, где скучнее — в раю или в аду. Сейчас ты сам увидишь.»

   Нет, я и в самом деле говорил, что наиболее интересные люди попадают в рай, а в ад попадают интересные лишь криминалисту.

   Ко мне подошёл Иоанн Кронштадтский с матушкой.

    — Как то ты интересовался, что было в России перед революцией? А вот послушай, что было...

   Потом к разговору подключился Серафим Саровский, и рассказывал, что было до этого. Я слушал, изумлённый.

   Потом подошёл Иоанн Богослов.

    — «Страсти Христовы» смотрел? А вот послушай, как это было… -

   Потом Моисей стал рассказывать, как вёл народ по пустыне. А архангел Михаил говорил, как низвергал денницу с неба. И я слушал, не в силах оторваться. То, что представляло для меня загадку, теперь открывалось передо мною. Множество рассказов сливались в один рассказ об истории с начала веков.

    — Пора! — вдруг сказал ангел-хранитель. — Девятый день… -

   Я очнулся. Как быстро пролетели эти шесть дней! И теперь мне предстоял путь в преисподнюю.

   Одного из обитателей я опознал — это был Чикатило. Я сомневался, что его рассказ будет интересен. Так и вышло — он долго и слёзно жаловался, как его не поняли и унизили, и сколь несправедлив суд, что человеческий, что Высший.

   Потом я обнаружил пьяницу, но тот ничего связно не мог сказать. Наркомана я спрашивать и не пытался. Попадались мне и уголовные авторитеты, но с ними я почувствовал себя следователем на допросе. Эти обитатели либо начисто отрицали свою вину, либо на кого-то жаловались. У них был всегда виноват кто-то ещё. Попались мне и развратники, и стали нести нуднейшую порнографическую чушь.

   Я удивился — здесь не было актёров, музыкантов, писателей, шахтёров, слесарей, врачей. Они были ими когда-то давно, в первой жизни, а здесь остались только убийцы, грабители, пьяницы, развратники. Всё хорошее, что в этих людях и было, ими же старательно и отвергалось. А зло осталось — пьяницы мучились похмельем, убийцы пытались смыть кровь, развратники мучились от своих болячек.

   Я ощущал себя здесь, как в огромной навозной куче. Будь у меня сейчас обычное тело, голова б разболелась, но ужас от мерзостей, что в разум не укладываются — это куда хуже. И время тянулось бесконечно долго, но в один момент ангел-хранитель сказал: «Пора! Сороковой день.»

   Я пришёл снова к Царю Славы.

    — Что ж, хотел бы остаться здесь? -

   Я было подумал, что надо вернуться, рассказать о том, что я видел и узнал. О том, в каком порядке лежат картинки на полках в реаниматологии. О том, что я услышал от обитателей рая. И что было в прошлые времена. Но разве этому хоть кто-нибудь поверит? Да и не перескажешь — это надо самому пережить. И я остался. Надеюсь, что мы ещё встретимся.