Старый дворник

Старый дворник, одетый в тёмно-коричневое пальто, в последний раз подметал улицу.
Он видел здесь тридцать вёсен, эта была тридцать первой, и каждый раз он не уставал радоваться красоте своего двора. Тут всё было хорошо: маленькие асфальтовые дорожки, лавочки и высоченные лиственные исполины, которые жили в этом дворе наравне со всеми уже далеко не первое десятилетие. Всё шло прекрасно целых тридцать лет! Дворник остановился и горестно вздохнул, но вскоре продолжил свою работу.
Ему было лет шестьдесят, но выглядел он весьма бодро, что вполне понятно, ведь он провёл столько лет на природе. Конечно, не всё так привлекательно в жизни дворника, как выглядит издалека. Если подойти к этой профессии поближе, то поймёшь, почему на руках этого человека так много мозолей, и почему он, обдуваемый северными ветрами, как будто высох и даже стал строже и серьёзнее. Если в молодости, когда он начинал художником-пейзажистом, он был разбитным и вполне весёлым малым, любил большие компании, пленэры и пикники, то сейчас он жил один, природу рисовал, глядя в окно, и, как говорится, «для себя», а пикником у него считался выход на балкон с бутербродом. Маленькая однокомнатная квартира  появилась у него с первого дня работы. Она располагалась на втором этаже дома, который стоял в этом же дворе. Так что каждое утро было удобно обозревать фронт предстоящей работы.
Как это и положено дворнику по профессии и художнику по натуре, он имел  густую бороду, коричнево-рыжую по цвету, такого же порядка усы и брови. Детишки, живущие во дворе, пугались его только поначалу, когда их выводили погулять ещё в колясках, зато чуть позже, стоило им хоть разок разглядеть улыбку среди толстенных усов, сразу переставали его бояться. Пожалуй, только детям дворник и улыбался. С остальными людьми он общался крайне редко и только по работе. Происходило это, как правило, один раз в месяц, на районном собрании дворников. Всё остальное время наш затворник посвящал отдыху после работы и маленьким клочкам бумаги, на которых рисовал деревья, цветы и своих соседей.
Пил он, как ни странно, редко. И даже не курил.
С самого детства этот человек знал, что необходимо трудиться. Когда он был школьником, отец заставлял его вырезать и расписывать деревянные фигурки – на продажу. Первое время ему это даже нравилось, но в какой-то момент он возненавидел почти всё, что связано с резьбой по дереву. С тех пор он признавал только живые, как он говорил, «дышащие» деревья, но никак не срубленные и предназначенные для поделок. По этой же причине, поступая в художественный институт, он сразу отказался от резьбы, затем - от скульптуры и, наконец, что вполне понятно, - от моделирования одежды, и выбрал станковую живопись. Почему он не перестал любить краски и не выкинул из дома деревянные карандаши и кисти, не ясно, такая была у него противоречивая натура.
В институте, будучи ещё без бороды и усов, он много рисовал карандашом и писал маслом, постоянно проводил время с однокурсниками. Жизнь была настолько насыщенной, что он даже один раз сильно полюбил. Это произошло во время работы над дипломом. Возлюбленная переехала к нему домой и оказалась терпеливой девушкой: каждый день она ждала, когда он устанет и наконец-то отойдёт от эскизов или от мольберта, всё – только для того, чтобы просто провести с ним время. А работал он усердно, потому что писал большой – два на три – пейзаж. Ему нравилось, как Айвазовскому, писать по памяти. И, подобно Шишкину, он хотел детально проработать каждый листик в своём прекрасном «Лесу после дождя».
Картина была написана, диплом получен. Художник и возлюбленная решили, что будут жить лишь на деньги, вырученные от его картин. Сначала они продавали его учебные работы – маленькие милые пейзажи в покупных деревянных рамочках, свои рамочки художник делать отказался. В это время он пытался «нагулять» вдохновение и приступить к очередной большой картине, но деньги уходили, а картина так и не была начата. В итоге он назвал себя художником одного шедевра, «Леса после дождя», который остался в институте, и начал работать дворником. Им дали однокомнатную квартиру на втором этаже. Возлюбленная посидела в новой квартире, полюбовалась из окна на то, как её дворник работает на улице, и съехала от него.
После этого дворник долго горевал, пытался выпивать, а затем решил, что эта любовь была единственной и что остались у него только работа и призвание. Правда, краски, за которыми он перестал следить, через некоторое время засохли, и пришлось перейти на карандаши, так как масло нужно было покупать, а ходить в художественные магазины он отвык.
Год за годом он рисовал свой двор, каждый раз находя новые ракурсы. Временами хотел пойти в магазин за красками, но всякий раз ему что-то мешало. Он продолжал посещать собрания дворников. И в какой-то момент - было это лет пятнадцать назад, им сказали, что приближается новая эра - эра разума, творчества и технологий.
Видимо, новой эре нужно было время, потому что приближалась она так медленно, что никто её движения и не замечал, особенно, дворники. Они только из разговоров узнавали, что на заводах и фабриках всех людей постепенно заменяли машины. В последние пару лет исчезли продавцы из магазинов, и даже повара из ресторанов и кафе. Все рецепты теперь разрабатывались несколькими людьми, истинными любителями своего дела, и отправлялись на автоматизированные кухни, где по запросу посетителей превращались в произведения кулинарного искусства. И вот спустя пятнадцать лет очередь дошла до уборщиков и - дворников. Вместо них отныне работали умные и никогда не устающие машины, а бывшим дворникам при этом полагались ежемесячные выплаты.
Им объявили это на очередном собрании в пятницу вечером. В субботу был их последний рабочий день, в воскресенье - выходной, а с понедельника уже должны были появиться машины. Что стало с дворником в этот момент! Он замер, захлопал глазами и долго не мог ничего выговорить. Его планы на ближайшие два десятка лет были неизменными, он хотел продолжать работать в своём дворе …
Как же теперь поступить? Он хотел спросить у окружающих совета, но его коллеги, услышав новость и не удивившись, начали расходиться. В голове вихрем завертелись воспоминания о любимых уголках во дворе, о пленэрах и институтских друзьях, о возлюбленной, о «Лесе после дождя» и других, только не написанных, но почти придуманных картинах. Дворник не мог понять, кто он теперь? Он и дворником-то не мог называться. И при этом он не был художником. Так кем же он тогда был всё это время?
И вот сегодня был последний день его работы. Он, как и всегда, тщательно подмёл все улочки и дорожки во дворе, прошёлся около всех деревьев и кустов, пытаясь выследить сучки и палочки, которые могли кого-то поранить, выкинул пакеты с мусором и дошёл ровно до середины двора. Он стоял на перекрёстке двух асфальтовых дорожек, и ему горестно было смотреть вокруг. Конечно, он будет видеть свой двор каждый день. Да сколько угодно! – хоть живи на улице. Но внимательным хозяином и заботливым дворником он был в последний раз.
Человек вздохнул, посмотрел на тёмные холодные облака, медленно направился к своему подъезду, поднялся по лестнице, зашёл в квартиру и две недели никуда не выходил. День ото дня он сидел на табуретке в кухне или бродил от одного угла к другому, выглядывал на балкон, с завистью смотря на аккуратную кругленькую машинку, которая раскидывала в стороны или проглатывала прошлогоднюю коричневую листву. Спал мало, ел тоже не очень исправно, рисовал по памяти любимые деревья и знакомых дворников. Пару раз даже хотел пойти в художественный магазин за красками, но, не ступив за порог, возвращался обратно, на табуретку. 
Спустя две недели ему стало невыносимо тоскливо, пришлось принять волевое решение выйти из дома и второй раз за жизнь попробовать напиться.
Дворник взял с собой пакет, деньги и вышел на шумную уютную улицу.
Весна была в самом расцвете. Удивительно чистый и аккуратный двор радовал глаз только появившейся зеленью и маленькими робкими листочками. Всюду, куда только можно было посмотреть, гуляли и веселились дети. Была слышна ссора между малышами на другом конце двора, видимо, опять новую игрушку не поделили. Дворник нахмурился, мысленно поругал нерадивых родителей и двинулся в сторону магазина.
Бродя по ближайшему супермаркету и проходя мимо автоматизированных полок, он заметил странную особенность: там, где должны стоять консервы, алкоголь и соки, было практически пусто, а ещё он не смог найти свою любимую шоколадку. Видимо, дворники и уборщики, неожиданно потерявшие работу, оказались ещё и любителями сладкого.
Всё это поразило его ум, он понял масштаб происходящих в городе изменений. Задумавшись, человек присел на один из магазинных стульчиков, которые были заботливо расставлены тут и там.
Он долго-долго думал, иногда посматривая на холодильнички с фруктами, около которых сидел, и тут услышал тихое жужжание. Из-за поворота выкатилась машина-уборщик. Это был высокий и узкий аппарат с множеством металлических рук. Одна из этих рук всасывала мусор с пола. Затем произошло нечто удивительное: рука удлинилась, резко согнулась пополам и ловко нырнула под стелаж с холодильниками, стараясь вычистить всё там. Чувствительные датчики, располагавшиеся на ней, подсказывали, в каких местах пола осталась грязь.  Человек вздрогнул и выпрямил спину, он никогда бы не подумал, что аппарат по уборке может быть таким блюстителем чистоты!
Тут он огляделся и заметил, что ко всем поверхностям магазина, которые требовали внимания, и особенно к полу, нельзя было придраться. Дворник встал со стульчика, а затем снова присел.
Он посвятил великому делу, уборке, половину своей жизни. Он знал, что занимается почётным трудом, что всегда будет нужен. Но был ли он, дворник, счастлив? Может быть, тогда, тридцать лет назад, не стоило бросать живопись?.. Человек обречённо вздохнул, нащупал в кармане деньги и двинулся в сторону полок с напитками. Пришлось выбрать дорогую водку, потому что дешёвой не оставалось ни одной бутылки.
Он подошёл к кассе, встал в очередь и начал по привычке внимательно смотреть на людей, на их движения, на то, как они «вписываются» в обстановку. Его глаза блуждали из стороны в сторону, подмечая важные моменты, пока не упёрлись в один из экранов, висящих над каждой кассой. На них, как правило, показывали природу, животных или технические новинки. И именно сейчас, когда он стоял перед этим экраном, на нём появился лес, зелёный, пышный, свежий. Таким свежим лес мог быть только после дождя…
Художник начал жадно рассматривать каждую деталь, он даже подался немного вперёд и наткнулся на человека из очереди. Извинившись, он вернул взгляд к экрану. Ему хотелось подстроить изображение под себя: поменять положение дорожек, досадить парочку деревьев с особенными, нужными ему очертаниями. Он начал думать о том, как может выглядеть карандашный рисунок с подобным пейзажем.
Экран продолжал услужливо предоставлять красивые картинки. Из леса изображение плавно переместилось к озеру, затем – на поле, полное цветов. Конечно, других полей тут и не показывали, как будто их и не было вовсе. Но сейчас именно такие: безвкусно яркие, пестрые, многоцветные, - они были необходимы художнику. Он понял, что карандашного рисунка тут недостаточно. Не получится изобразить это только светом и тенью…
Ему нужны были краски. В тихом восторге он крепко сжал свою ношу, потом задумался, перевёл взгляд вниз и увидел, что держит в руках дорогущую бутылку водки! Рассердившись на себя и чуть не плюнув в сторону от отвращения, он отошёл от кассы вглубь магазина.
Через полчаса как будто заново родившийся художник шёл по улице в сторону дома. В пакете лежала его любимая овсянка, бананы, маленькая упаковка новых масляных красок и банка растворителя. Художник хотел написать небольшую, можно сказать, учебную картину - лес, только не после дождя, а с солнцем.