План Колумба

План Колумба

Алексею Барышеву

В дорогом автомобиле с моментально узнаваемой рекламой — синим в залитых красным прямоугольниках по матово белым бокам кузова («Банк «Континентальный» — фиксированный процент по кредиту и никаких скрытых переплат под звездочкой!») перед перекрестком беседуют бывшие однокурсники финансово-кредитного, а теперь коллеги. За рулем высокий брюнет с безукоризненным пробором. Он чрезвычайно росл, кузов автомобиля высоко сидит на подвеске, салон вместителен и габаритен, но для рослого человека все-таки недостаточно просторно, и приходится беречь голову. Другой собеседник, наоборот, мелковат, неопределенной национальности, скорее всего — гордость одного из северных народов. Почему гордость? Потому что не в торбасах или олучах, не в шапке из нерпы или рыбьей кожи, а как раз-таки одет в дорогое цивильное платье, аккуратно повязан безупречно подобранный галстук, и обут он, судя по всему в не менее дорогие ботинки. А о чем говорят молодые да успешные в ожидании зеленого, известно. О сакральном. О каком сакральном? Да о том — что же эдакое сверхъестественное вытворяет мать наша — природа с нынешними девчонками. Ведь ноги их теперь берут начало даже и не от подвздошной кости, а от плеч и тянутся вниз долго-долго. А линии их тел столь удачно вычерчены по современным лекалам, что, идя сзади и непроизвольно роняя слюну, от внезапно поднявшегося давления мужики вдруг бездыханно падают прямо на асфальт. Хоть складывай в штабели, постыдно обмякшие оболочки тел.
— …Собственно, из-за этих волнений и смятения в душе за руль автомобиля почти не сажусь, — делится переживаниями высокий — Сергей. — Как упрешься в перекресток, пока горит красный, как ступят они на «зебру», одна другой красивше, в организме тотчас стартуют необъяснимые процессы: психика враздрай, подбородок от вожделения начинает бить чечетку, в глазах пелена, причем они самочинно начинают глядеть в разные стороны, а в углах губ выступает пена. Ну, и прикинуты — сам видишь — как! Будто мы не в нашем Мухосранске находимся, из космоса по щиколотки безнадежно запыленном, а на Елисейских Полях. И вся коварная их суть, и красота — всё богатство — исключительно напоказ. Провокаторши! Бывает, засмотришься и очнешься, лишь, когда заморгает желтый — перед тем как загореться красному по новой, а водилы подпирающих сзади телег исходят ненавистью, лица перекошены злобой, брызжут ядом, изрыгают пламень. Иной психопат бросит свое авто, подскочит и принимается сатанински колотить башкой в боковое стекло. А что я?! Я не виноват! Это все они! — Сергей кивнул на проплывающих перед капотом авто девчонок. — И, знаешь, Борис, эти звезды, приводящие меня в тяжелый ступор, доводят до такого состояния, что начинаю думать, мол, неправильно и рановато женился. И порой ловлю себя на том, что неловко идти по улице рядом с моей, в общем, миленькой в ранней молодости, — ты, помнится, это отмечал, — супружницей. Хорошо тебе — не женатому.
— А посмотри, Серег, — какие в офисах красавишны! — вступил со своим глубоким умозаключением Борис. — Что ни новая сотрудница в нашем банке, то модель. Откуда они берутся?! Некоторые вон утверждают — экологическая составляющая порушена, или там радиационный фон неблагополучный. Если это так, то я обеими руками за такой неправильный радиационный фон. Да что там далеко ходить, загляни хоть к нам в банк… О! — воскликнул Борис, мгновенно переключив внимание и всплеснув руками. — Вот сплошь такие стервозные фифочки, как эти! — забыв про этикет, Борис ткнул кривым пальцем аборигена, на генном уровне заточенном под установку капканов, в лобовое стекло, тогда как обе девчонки, на мигающий желтый ступившие на «зебру», оценивающе и любопытствуя всматриваются в лица за слегка тонированным стеклом, презирая правила дорожного движения, как последнего отчаявшегося и опустившегося до шныряния по контейнерам с бытовыми отходами лузера, шагают к середине дороги. — Бьюсь об заклад — наши будущие практикантки, — уверенно заключил Борис. — Во всяком случае, вон та оглобелька, что шагает впереди своей подруги и, как мне видится, добровольной служанки, гордо подняв головенку. Сейчас, Серег, придешь в офис, а она перед дверью демонстративно поправляет якобы спустившиеся колготы. И позу примет такую… — «Готова де на всё, мой забавный шалунишка, только насыпь мне в шапку счастья полной мерой!» Специально пройдусь с тобой до директорского кабинета.
— Не сгущай краски, Борис. Ты стал безнадежным циником, и я почти готов поверить своей, что с такими настроениями ты никогда не женишься, и тем более мне не посчастливится принести букет твоей законной супруге в роддом.
— Посмотрим, кто прав…
— Посмотрим.
Сергею отчего-то очень не хотелось, чтобы и в этот раз его друг, товарищ по комнате в студенческой общаге, оказался прав. Так повелось еще со студенческой поры – неизменно и во всех мелочах. Настолько неизменно, что у Сергея на этой почве начал развиваться комплекс неполноценности. Хорошо, хоть в главном он, Сергей, оказался круче, его карьера пошла шибче, чем у друга. Но это единственно благодаря знакомствам отца, не последнего человека в регионе. А так бы впору удавиться, поскольку все происходило по известному раскладу: пункт первый — Боряха во всем и всегда прав; пункт второй — если Боряха вдруг оказался не прав, смотри пункт первый. Друг и при выборе жены вмешался настолько, что сумел легко сломать вполне сложившиеся отношения. Ведь уже и кольца собирались брать. Причем, по мнению того еще узурпатора и диктатора-отца, правильно отсоветовал. Поскольку де Борис настоящий друг и не безразличен к судьбе Сергея.
 Впрочем, в целом папаша их с Борисом дружбу находил странной. И жена порой демонстративно пожимала плечами, когда дома на кухне вдруг заводили разговор об общих знакомых и о Борисе, в частности. А уж у нее чуйка будь здоров: мимо Дашкиного внимания ничто не пройдет. Поэтому-то с нешуточным трепетом Сергей идет по паркету коридора к своему кабинету. Поворот. Еще один поворот. Еще один. Ба! Насколько же прав этот корякский кривоногий недомерок!
«…Оглобелька»… — метр восемьдесят пять... Смоляная грива по плечам, прядь под седину на глазах… нулевые очечки с круглыми желтыми стеклами на гиперболическом, узнаваемом любым просвещенным жителем зеленой планеты носу от Анны Андреевны Ахматовой... Не самый простенький по крою, а на самом деле — дешевый костюмчик из серого твида с едва различимой синей клеткой… — как бы говорит: oh, gentlemans, я могу показаться вам простушкой, но это только видимость; на самом деле перед вами деловая, знающая себе (и тебе, мил человек) цену, почти сформировавшаяся дама, готовая обсуждать любые вопросы, но при всем при том буду держать вас на дистанции, пока не пойму, что вы человек достойный безо всякой уценки, достойный и щедрый… Самодостаточная «Оглобелька» установила правую ногу на обтянутый свиной кожей стул у двери в кабинет Сергея, и всецело занята приведением себя в порядок, тогда как весь остальной мир в эту минуту от нее отступил на пару шагов, поскольку любуется. Действо происходит ровно напротив стола помощницы, в свою очередь, так же нерядовой фифы, но сейчас очевидно проигрывающей и оттого заметно нервничающей. Ожидающая прихода хозяина кабинета увлечена своим занятием не на шутку, во всяком случае, в секретарше не видит конкурентки в упор и призывы к порядку игнорирует. Да, «Юная Ахматова» установила другую точеную ноженьку на дорогой стул из эксклюзивной серии, сработанный умельцами из мастерской в пригороде, к которым очередь на год вперед, и поправляет, где требуется, тогда как вторая дива, подруга, тоже ничего себе, держит в руке обе сумки, доставая косметичку для «Ахматовой». Однако припудрить носик не суждено.
— Ко мне? По какому вопросу? На практику?! — Сергей в смятении бросил взгляд на Бориса, но тот простодушно потупил взор: мол, чего ты, дружбан, я ведь тебе говорил, — и чертит носком, действительно, дорогого ботинка по ковру в приемной.
У Сергея, пока он остужал и затем пил принесенный кофе, пока говорил с девчонками за жизнь, пока обсуждал с ними план работы, пока принюхивался к запахам, источаемым молодыми упругими телами соблазнительных посетительниц, сам собой созрел проект. Он даже стал прикидывать — как бы связаться с другом детства, ныне фармацевтом, и попросить у того безболезненно уводящего в мир иной средства. Но вовремя вспомнил, что мимо чуйки супружницы и тля не пролетит, чтобы не быть зарегистрированной ее радарами, и оттого, практичный и разумный, он счел идею ублюдочной и бесполезной, — словом, не готовой к реализации. Да и Боряха тотчас среагировал, будто считал мысли босса:
— Не надо, Серег. Яд — позапрошлый век. И потом, знаешь ведь Дашкину чуйку: гляди, как бы тот порошок для радикальных решений не оказался в твоем бокале. Нет, ядом ее не взять. — На спокойные сентенции Бориса девчонки в тревоге переглянулись.
— Да! — хлопнул себя по ляжкам Сергей, вставая из эксклюзивного кресла, обитого желтой кожей, — из другой, совсем уж малой серии. — Хорошо познакомились. Как вам кофеек? Молодцы, девчонки. Рад за ваших родителей, вырастили славных чад. Словом, нам подходите. Так как, говорите, вас зовут? А, да, забыл — Елена Александровна! — обратился хозяин кабинета к высокой. — Вот и славненько. Если все сложится удачно, милости просим. А заниматься вами, то есть курировать дипломный проект будет вот он, — Сергей сложил ладонь лодочкой и легонько ткнул друга в бок. — Зовут его Борис Борисович. Моя правая рука. Прошу любить. И жаловать по возможности. Какая тема дипломной, говорите?
— …Тема диплома — «План Колумба», — неожиданно встрял «гордость Севера».
— Почему «План Ко…» — подняла глаза на босса Елена Александровна, она же Ахматова, она же Оглобелька.
— Да! Борис, почему опять у тебя чертов «План Колумба»? — босс глянул сверху вниз на подчиненного, должно имея в виду, что Борис во многих случаях ведет себя непредсказуемо и тем нервирует его, хозяина: мол, вечно у тебя всё не слава Богу…
— Я все объясню, — нарочито демонстрируя кротость, подчеркивая лояльность и выказывая безусловную подчиненность, Борис опустил глаза, и его обычно невозмутимая смуглая физиономия, как могло показаться, чуточку порозовела. Но это вряд ли. На то он и «гордость Севера». Словом, знает себе цену. Вон, сколь лукав взгляд исподлобья.
— …Я хочу, чтобы вы подготовили, рассчитали и предложили схемы кредитования первой экспедиции Христофора Колумба, — объяснил куратор девчонкам уже в своем кабинете, гораздо более скромном, чем у босса. — Что за мужик? Как вам сказать… — озадаченно почесал левой рукой за правым ухом Борис Борисович. — А вот и узнайте для начала. Нелишне будет. А затем мне на стол пакет предложений от банка «Континентальный» господину Колумбу, — несколько раз прихлопнул ладонью по столешнице показавшийся девчонкам странным куратор, будто стремился накрыть сюрреалистическую муху, но та никак не давалась. И практиканткам стало окончательно ясно, что руководитель дипломного проекта им попался лютый. Настроение рухнуло, будто в преисподнюю, лишь пыльное облако поднялось вверх, и дышать стало тяжело. Наглотавшись пыли, в копоти и паутине шли по тротуару от банка, стали переходить улицу в неположенном месте, и их освистал полицейский. Пригласил, хмырь в машину и принялся обрабатывать на предмет расчета натурой. Настроение и так хуже некуда, и Елена Александровна отшила охальника сразу: мол, штрафуй, зануда, но тела моего ядреного ни сантиметра не получишь. Тотчас взгрустнув, мент отпустил подруг без санкций. Чертовски хотелось скорее узнать, что за чудак на букву «эм» этот странный господин Колумб, поскольку в словах двукратного Бориса подвох вполне угадывался, — чай, не дуры, и всякого жлобья за четыре года учебы навидались с лишком. Колумб? Небось, погоняло какого-нибудь мафиозо из местечковых. С вечно грязными волосатыми руками, изъеденными грибком ногтями, садистскими наклонностями и вообще сексуального маньяка. А этот… не к ночи будь сказано, Борис Борисович — неоплатный должник того мафиозо и подносчик молодых девчоночьих тел на растерзание.
Пока домой, пока интернет, пока нашли…
— Смотри, Лен, мужик-то не современный, не буржуй, а так себе лузерок то ли португальский, то ли испанский, то ли итальянский — с ходу и не понять, — чуточку успокоила Елену подруга. — Уф, уже легче. Значит, подвох и не совсем подвох, а лишь причуда чукчонка. — Именно «Чукчонком» разом окрестили девчонки двукратного Бориса. И стало еще на толику легче. Перевели дух. Допили матушкин «Мартини» из бара. Но поняли, что волнение покинуть их души не спешило.
— Видишь же — он итальянец. Но не Аль-Капоне… — свою остаточную нервозность подруга перепасовала Елене. — Говорила я тебе: давай попросим направление в «Сбербанк», а ты что?! — В «Континентальном» де молодой босс, может, удастся развести на стоящее, хоть на поездку в Таиланд. Таиланд-Шмаиланд… — передразнила подруга Елену Александровну.
Но читать — кто таков этот прикольный: то ли португалец, то ли испанец — было не в жилу — много текста, и подруги решили пойти успокоиться в бар. В баре опять приставал прибабахнутый Леха со строительного. Тот еще герой-любовник: деревня Хацапетовка — два двора, три козла, бык посередине, за ним поваленный забор. Да хоть бы на рожу был приличный. А то по физиономии рассыпаны хотюнчики, руки в мозолях и ссадинах болтаются на уровне колен, будто у павиана, — одно слово: тракторист, сын тракториста, внук тракториста, правнук коновода. Нет, развеяться не удалось. Ночью не спалось, в голову лезли дурацкие мысли. До утра не сомкнула глаз, мысли те вымотали напрочь.
— Слышь, может дать ему? — откровенно не выспавшаяся и сердитая на жизнь Елена Александровна терзала вопросами подругу, когда шли по тротуару в сторону «Континентального».
— В смысле что, Лен, дать?
— Ну, что-что. Ежу понятно — что.
— А-а, — кое-как сообразила подруга.
— А-а-а, — скривив рот, передразнила подругу Елена Александровна, напомнив, как та передразнила ее накануне. Подруга малость обиделась, поскольку и у нее настроение не очень, тоже ведь, почитай, не спала: мучиться четыре с половиной года, грызть гранит науки зубками (словно из лучшего британского фарфора), беречь их из последних сил, стараясь грызть где мягче, отбиваться от приставучих преподов-перестарков, безмозговых однокурсников и прочих окаянных, и вот так влететь перед самым финишем. Это в сто раз хуже аборта!
— А и дай, чего просит. Ты у нас, Ленка, супермодель, вся такая из себя на виду, тебе, как взводному лейтенантику, первой и подниматься из окопа в атаку, — ничуть не пожалела Елену Александровну товарка. — Не хватит злодею одной несчастной души, — так и быть, я подключусь.
— А с чего ты взяла, — вскинулась «Ахматова», — будто ему от меня что-то надо?!
— Да уж видела, как горели его глазки. Нет, я не про длинного, а про Чукчонка. Длинный походу женат — не просто же так обручальное кольцо все время ладонью прикрывал. А этот… да кто за такого… чукчонка пойдет! — в сердцах бросила подруга.
— Да уж. Позорный абориген, ничего не скажешь. С таким по городу прогуляться — засмеют и заплюют напрочь. А Леха и булыжник в спину метнет, — согласилась Елена Александровна. Тем временем подруга отлучилась к киоску, что рядом с «Континентальным», полистать новый «глянец». Елена в задумчивости стояла неподалеку и нервно теребила угол шарфика. Как черт из табакерки, подвалил некий коротконогий живчик в кепке и с ходу стал приставать. Да как! Елена тотчас пожалела, что ответила на приветствие.
— Вы в «Континентальном» работаете, манон? — живчик отчего-то решил, что «манон» выглядит комплементарно, и несколько раз, обращаясь, повторял слово, пока Елене не надоело.
— Слышь, мужик, я те не манона никакая! Да, работаю в этом банке, — чуток приврала Елена Александровна, кивая в сторону здания, окрашенного в дурацкий розовый. — Говори, че за болячка у тя, и проваливай. Только помни: по пятницам я не подаю, — Елена Александровна оценивающе оглядела приставуна и готова была уже плюнуть нахалу под ноги, но ее остановил запев.
— У меня есть друг, которого зовут Христофор Колумб.
— Знакомое имечко, — сосредоточившись, Елена принялась гонять масло в голове, поскольку о чем-то названное имя ей и в самом деле говорило. — Он не в «Сбербанке» работает? Не капиталист? Нет? — подняла девушка голову и еще раз оценивающе осмотрела живчика. — Но все равно, слышала. Может, в кабаке, в «Прадике» встретились когда. Много разного народа в колхозе. Ну и что, требуется помощь? — А потом ее, будто бы ударили по голове. — А-а-а, — вдруг вспомнила она и воскликнула. — Как же, знакомы с этим чертовым Колумбом. Вчера Борис нам с подругой этим Христофором мозги вынес! Ну и какого ему лешего?
— Ниче такого, — зачастил мужик в кепке. — Просто собирается снарядить пять кораблей и отправиться на поиск кратчайшего пути в Индию.
— А самолетом не проще было б? Вечно вы, мужики, все усложняете.
— В том и фокус, что надо морем. Индия, Индо-Китай. Может, даже Япония…
— Япония? У меня подруга удачно вышла за японца. Третий человек в компании. Ни хрена, дуреха потогонная, по дому не делает. Не считая разика, когда муженек с работы вернется. Все – немая домработница. Идеальный вариант!
— Вы не читали стихов Леонида Завальнюка? — продолжал живчик. — А зря. У него про эту ситуацию есть…
— Я же говорю: в рай дура попала!
— Так вот, — вернул Елену к теме мужик. — Экспедиция дорогая. Нужны деньги. Большой кредит. Словом, идет человек морем.
— Тут, слышь, требуется подтвержденное документами хорошее финансовое состояние. Чтоб была какая-то недвижимость для предоставления ее в залог. Тогда можно будет взять кредит. А так…
— У дружбана всей недвижимости — авантюризм и опыт мореплавания.
— Поэтому никакого кредита и не получит. Да, — рубанула воздух рукой в перчатке Елена Александровна. — Насчет кредита пусть забудет.
— В вашем «Континентальном» запросто кредит не возьмешь, — погрустнел мужик. — Жмоты. Недавно обращался. Всё равно мужику судьба нарисовала — взять кредит именно у вас. Мы с ним ходили к экстрасенсам, там одна в черной шали таким образом карты выбросила на красное сукно, что выходит «Континентальный». Словом, которые, говорите, нужны документы?
— Смотря какой кредит берешь.
— Ему надо корабли снарядить. На жалование матросам надо, они у него сплошь маргинального типа да уголовники, попробуй не заплати. Опять же паруса новые… — принялся загибать пальцы мужик в кепке. — По нынешним временам миллиона четыре долларов.
— Это вообще сложно. Очень сложно. Во-первых, залог нужен, поручители и все документы о его финансовом состоянии.
— Ясно. Мы все кредит брали — это банально. А какой-то обход есть?
— Нет.
— Все равно по знакомству или иным способом, — например, за взятку, — за откат процент сбросить, а?
— Нет, у нас ко всем относятся одинаково, — Елена Александровна решила: врать так уж уверенно и до конца.
— А, скажем, за счет личного обаяния…
— Ну, если у него такое же обоняние, как у тебя, то шансов — ноль, — предприняла попытку слегка пошутить Елена Александровна.
— …Познакомиться с какой-нибудь девушкой…
— Нет, мил человек, это банк. Это предприятие и не зависит от симпатий-антипатий.
— Что же делать? Ему позарез надо взять кредит. И именно в «Континентальном».
— Пусть пробует, а там — куда кривая вывезет, — разговор стал напрягать Елену Александровну, и, слегка нервничая, поскольку приходится выдавать себя черт знает за кого, она поглядывает на замешкавшуюся у киоска подругу.
— А если, скажем, сыграть на эмоциях: мол, коли не дадите крупный кредит — я у конкурентов возьму, — напирает мужик на функционера «Континентального».
— Коли… говорите, — сосредоточилась еще больше «Ахматова» и принялась нервно поправлять прическу. — В каком смысле? У нас есть кредитный комитет. Правление банка. Они все это рассматривают. А не то, что как бы одно лишь мое мнение: захотел — дал, не захотел — не дал. Это только в отношениях полов все просто, — зачем-то примешала купоросу в разговор на воде Елена Александровна. — И то, говорят, не просто.
— Может, есть банки небольшие, как мой портфель, — обратил внимание Елены на свой до смерти истертый портфель приставучий мужичонка, — где вся эта схема хоть сколько-то проще, а? – не в шутку разволновался мужик, и стало очевидно — Елена Александровна — его последняя надежда. Он даже кепку в руке скомкал так, что костяшки пальцев от напряжения побелели.
— Нет, у нас всё серьезно.
— Ну, как тогда?! — теряет терпение мужик. — Как Христофору собрать пять миллионов долларов в наших условиях?! — в отчаянье заламывает руки чрезмерно озабоченный проблемой друга. От накатившего даже присел в позу плода и обхватил руками живот, будто бы его стошнило. Но и этот жест на Елену Александровну впечатления не произвел.
— Нет. Ни как, наверно. Может, в другой банк, — не посочувствовала «Ахматова».
— Я знаю. Еще сестру не пытал. — Поднявшись, собеседник принял прежний вид и продолжил. — Она в соседнем городе работает. Такие, знаете, банки — второго, третьего плана. Хотя и в отделении «Сбербанка» работала. Там ей не понравилось — зарплата маленькая. Значит… — нервно зачесался нечаянный собеседник, будто его доконали блохи, — сестренку я еще расспрошу. Вот. Ну, а как-то на личных отношениях, — а, Лен?
— Нет. У нас никакие личные отношения не действуют.
— Совсем-совсем?! — незнакомец оживился, и в его глазах появился некий другой интерес — не меркантильный.
— А вы узнайте! Если, например, Колумб через кого-то взял бы кредит, скажем, через предпринимателя Синькова…
— Для чего это? — не в шутку разволновалась Елена Александровна. — Может, вы себе хотите взять кредит?
— Нет, мне не надо. Я и так ими перегружен — сутками звонят — для окаянных ни ночи не существует, ни дня. Я вот и друга отговариваю: пусть Америку открывает кто-то другой. Живи спокойно, Христофорушка, умри тихо, и никто о тебе не вспомнит ни завтра, ни через пятьсот лет, сгниешь в гробу не клятый, не мятый.
— Все проверяется. Естественно… — крепко задумавшись, Елена Александровна наморщила лоб, будто сама мать троих взрослых окаянных детей, — знаете, сейчас вся информация по всем банкам проверяется. Поэтому, если ты хочешь взять в одном банке — тебя проверят везде полностью. Всю твою кредитную историю. Абсолютное твое это самое…
— …Не стиранное и не глаженое... — последовала неудачная реплика незнакомца.
— Вот-вот… обязательно перевернут все белье. Поэтому посмотрим: дать — не дать. Могут во всех банках не дать, если человек где-то когда-то наследил. Сейчас все проверяется, — посерьезнела Елена еще больше.
— База общая?..
— Сейчас? Да, общая.
— Нет, ну…
— Есть бюро кредитных историй. Обязательно вся информация, если человек когда-то брал кредит, естественным образом попадает в это бюро. Его кредитная история… там все это отражается, — теперь уже рассеянно поглядывает на идущих мимо горожан Елена Александровна.
— Бюро — это, наверно, контора такая… межбанковская…
— Нет, это вообще просто бюро кредитных историй. Там вся информация о тебе…
— …Выходит, они элементарно процеживают всю инфу, будто спецслужбы. Словом, это не государственная структура, так?
— Не знаю, какая это структура, нам рассказывали… — запнулась на слове Елена. И это ее вконец рассердило.
— Понятно…
— Я вообще выдачей кредитов не занимаюсь. У меня другая деятельность.
— Не волнуйтесь, пожалуйста. Я точно не обращусь к вам за кредитом, у меня их, слава Богу… — собеседник рубанул ладонью выше головы.
— Я влияния никакого не имею по поводу выдачи кредитов. Поэтому…
— Да это же и хорошо! — оживился человек в кепке с потертым портфелем под мышкой.
— Это я раньше работала кредитным экспертом.
— Спокойнее жизнь…
— Почему…
— Я просто знаю. Моя сестренка, оператор в банке, хорошая девчонка, но излишне добрая душа, она помогала некоторым, кто прогорал в бизнесе и не мог рассчитаться с банком. Порой во вред карьере. Так… — наморщил лоб мужик и принялся нервно тыльной стороной кулака растирать лоб. — Но что же делать, что делать? Знаете, мне ведь хотелось поспрашивать вас под карандаш, — какие конкретно документы ему собирать. Присесть бы где-то, может, в кафе. Знаете, есть такое на Набережной…
— Он юрлицо или… ИП? — Елена Александровна не повелась.
— Я еще подумаю — он юр или ип. Это хорошая, важная деталь, уместный, своевременный вопрос.
— Нужны все документы по его финансовой деятельности. Все декларации. Все полностью. Будет делаться анализ по данному предприятию. Поэтому… все будет проверяться. Обязательно залог. Залог тоже будет ездить проверяться. Чтобы залог был не в обременении.
— И залог поедет?! — схватился за голову мужик и прикрыл рот, пребывая в крайней степени изумления. Но воспрял. — А что означает — «не в обременении»?
— То есть не заложен он нигде там… как бы… чтобы не было претендентов на этот залог. Чтобы он был свободен. Поэтому… всё проверяется. Всё серьезно.
— Что же ему делать? Где надыбать пять миллионов? Всего-то пять миллионов, чтобы открыть Америку… — потерянно, будто перед расставанием с мечтой помочь закадычному другу, произнес человек.
— Пять миллионов… — словно пробуя на вкус нешуточную сумму, Елена пожевала губы, поворочала во рту сухим языком и сморщилась: без многоступенчатого анализа не понять, на что походит вкус.
— Лен, я … чтоб вы не пугались, не подумали чего. А то кружка с чаем из рук выпадет, когда придете в офис и начнете читать на мониторе. Но действительно…
— Как, говорите, зовут вашего друга? — встрепенулась вдруг Елена и сморщила лобик, будто натужно припоминая…
— Христофор Колумб, уроженец Генуи, отец небогат, большая семья, — стал развивать тему мужик с портфелем. Однако, внимательно взглянув на Елену Александровну, на то, сколь сосредоточенно та вспоминает что-то и это приводит ее в нешуточное волнение, готовое перерасти в ярость, он невольно отшатнулся.
— Идите к черту! Чего вы все меня дурачите — и Чукчонок, и вы! Достали вашим Христофором! — Елена Александровна на эмоциях схватила осточертевшего мужика за рукав и стала толкать, будто желая во что бы то ни стало выдавить за дверь. Увидев, как брызги адреналина оросили асфальт, подруга оставила журнал бабуське-киоскеру и бросилась на помощь. Вместе им — не сразу, но удалось — вытолкать доставшего Елену мужика «за дверь». Откровенно, не зло задираясь, тот некоторое время преследовал подруг вплоть до входа в вызывающе ярко окрашенное в розовый цвет здание. Внутри подруги уже не боялись преследования и потому перестали оглядываться. Приведя себя в боевой порядок, на фоне остаточного волнения они одновременно постучали в дверь куратора и толкнули ее от себя.
Борис Борисович лишь глянул на них исподлобья и, кивнув на стулья, продолжил разговаривать по телефону, порой улыбаясь, а то и без стеснения смеясь на некие сентенции человека по ту сторону связи. Бросив трубку, посерьезнел и заговорил с вошедшими.
— Привет, девчонки, — вполне миролюбиво начал Борис Борисович и привычно почесал левой рукой за ухом справа. — Во-первых, я никакой не чукча и, тем более, не Чукчонок. — Его не покидало хорошее настроение, а подруг мирный запев привел в ступор: «Во, попали! Но откуда он узнал?!». — Я — коряк. Во-вторых, не так уж мы просты, я имею в виду аборигенов. Прошу вас, Елена Александровна, дать несколько определений состояния снега, — жестом пригласил к разговору Борис. — Ну же, ну… — принялся прихлопывать невидимых мух на столешнице двукратный Борис. Но Елена Александровна все никак не могла протолкнуть комок вниз по горлу, и за нее тотчас вступилась подруга:
— Ну, белый… — робко начала подруга. — Ну, ослепительно белый…
— Ну же, ну, смелее, мои бледнолицые подруги! — наблюдая за мучениями практикантки, Борис принялся нетерпеливо подгонять ее. — Рыхлый, мягкий, ноздреватый, плотный, мокрый… — ББ загибал пальцы.
— …Необыкновенно белый… — родила, наконец, подруга в третий раз.
— То есть с десяток определений с моей помощью наберете, как я вас понимаю? — Борис перевел взгляд на Елену Александровну, справившуюся с волнением и в свою очередь изготовившуюся загибать пальцы.
— Уверенно наберем, — заговорила Елена.
— Молодцы! — откинулся в простом пластмассовом кресле Борис Борисович. — А знаете ли вы, что у нас в национальном языке более пятидесяти определений состояния снега. Под шестьдесят! Так что пока, мои голубоглазые фобы, гордиться вам нечем. Тем паче, что «великий и могучий» вы еще только осваиваете. Кстати! — хлопнул себя по ляжкам возбужденный абориген, — доложите, как выполнили домашнее задание!
Подруги переглянулись.
— Какое задание? — выгнула нарисованную бровку Елена Александровна и принялась виновато теребить шейный платок.
— Я же вам задал подготовиться к написанию проекта кредитования мореплавателя Христофора Колумба перед его первым походом в Америку. То есть, конечно, в Индию, — Борис с немым укором смотрит на подруг, те в свою очередь переглядываются: «Ну, я же тебе говорила: влипли мы и с этим Чукчонком, и с геморроидальным Колумбом…» — А для выполнения задания необходимо что? — вернул девчонок к реальности шеф. — Правильно! Изучить биографию Христофора Колумба! Так… — поднялся в кресле Борис, — марш в четвертый кабинет, там вам приготовили рабочие места, компьютер, Интернет, то да се. Заодно познакомитесь с сотрудниками. Не бойтесь — не кусаются.
— Если и сотрудники такие же, как этот коряк-мухолов, — то нам, Ленка, точно крышка, нам не защититься вовек.
Подруги нашли, наконец, кабинет с табличкой «4» и толкнули дверь. «Так и есть!». Первым навстречу вошедшим поднялся… мужик в кепке, с насмерть истертым портфелем. Портфель покоился на столе рядом с компьютером, а кепка — на вешалке.
…День выдался редкостно богатым на встречи и впечатления, Елена читала о Колумбе и его экспедициях, удивлялась, уважала, гордилась и влюбилась в человека без остатка. Ее не остановило, что между ними ровно пять веков. Приходила в комнату мама, трогала рукой лоб, дочь с матерью была на редкость неучтива, та нажаловалась отцу, папанька издали — из кухни через прихожую и залу — грозил ремнем, затем долго гремел кастрюлями, будучи в сильном волнении. Ночью и спала, и не спала. Словно в бреду. Пришел Христофор, взял за руку и увел.
…Находясь рядом, стоя на приступке храма, она слушала обращение любимого к правительству и купцам родной Генуи, где мореплаватель просил сброситься для снаряжения экспедиции, чтобы найти короткий путь морем в Индию. Не услышали. Вместе долго добивались аудиенции у короля Португалии Жуана Второго. Вместе, обнявшись, в отчаянье плакали, когда после долгого изучения Жуаном проект был отвергнут. Вместе бежали в Испанию от преследования, и нашли пристанище в монастыре Санта-Мария-да-Рабида. Стоя на коленях, Елена умоляла настоятеля Хуана Переса де Марчена передать письмо Колумба к духовнику королевы с кратким изложением идей Колумба — что до Индии можно добраться гораздо более коротким морским путем, если плыть на запад. Всё как в пустоту! Затем вроде смогли заинтересовать проектом кардинала Мендосу, архиепископа Толедо, и смурного, отталкивающего вида великого кардинала Испании, в итоге неожиданно благородно посодействовавшего аудиенции у католических королей. Переживала и заболела, когда в тревоге долгое время вместе с любимым не находили себе места и приюта, пока мучительно ждали ответа назначенной комиссии богословов, космографов, юристов, монахов и придворных во главе с Талаверой. Комиссия заседала четыре года. Только любовь и спасала: возлюбленные мучились, голодали, болели, почти умирали и, понятно, отчаялись. В результате комиссия так и не смогла сформировать и оформить ответ по причине…скрытности Колумба и его нежелания раскрывать планы. Но выжили. И снова искали властителей, способных помочь. Вроде получен благосклонный ответ от короля Англии Генриха Седьмого. Но без каких-либо конкретных предложений. Большие надежды возлагали на встречу с королевской четой в Севилье. Результат столь же неутешителен: «Ввиду огромных затрат и усилий, необходимых для ведения войны, начало нового предприятия не представляется возможным». Большие надежды возлагали на встречу с герцогом Медина-Сидония, крупнейшим магнатом, владельцем сотни торговых кораблей. Но и от него получен отказ. Она уже не жила. Спасал Христофор. Но каково было ему самому? Он ходил в офис Медины как на работу. Но дальше приемной не пускали. Высокий, лицо слегка удлиненное, неизменно внушающее уважение окружающих, с орлиным носом, синевато-серыми глазами. Белая с краснотой кожа, рыжеватые борода и усы… — аристократическая внешность. Но он ходил по кабинетам, будто прося милостыню, и, глядя на это, она так страдала, как никогда, даже от физической боли, не страдают.
Наконец взята Гранада! Ура! На волне эйфории власть могла пойти навстречу, да и условия Колумба и Елены Александровны, на которых мореплаватель предполагал открывать и владеть новыми землями, до чрезвычайности скромны: назначить первооткрывателя вице-королем новых земель да наградить его титулом «главного адмирала моря-океана». Много?! Мало?! Но и тут облом: его величество признал требования чрезмерными, неприемлемыми и отбыл из Санта-Фе. И тогда, отчаявшись, понимая, что это последний и единственный шанс, Елена Александровна падает на колени перед королевой Изабеллой, валяется перед ней, ползает, эмоционально и не совсем связно умоляя о помощи, и рыдая. И та сделала шаг навстречу. Идея грядущего освобождения Гроба Господня настолько захватила, что королева решает не давать великого шанса ни Португалии, ни Франции. На всхлип недовольства мужа Фердинанда Арагонского Изабелла Кастильская воскликнула: «Я заложу свои драгоценности!». В апреле королевская чета жалует им с Христофором и их наследникам дворянство и соглашается принять условия в полном объеме. Но денег не дает. Опять же неожиданно помог Мартин Алонсо Пинсон, купец средней руки. «Пинта» — была его собственностью, и снарядил он ее в плаванье за свой счет. Деньги на второй корабль одолжил, чтобы Колумб смог сделать формальный вклад по договору. На третий корабль дали деньги крещеные евреи в зачет своих платежей в бюджет. Но истинную цель проекта Христофор открыл только Елене. Плыть намеревался в Чапангу, оттуда в Катай, затем в обе Индии. Про Чапангу еще Марко Поло рассказывал, будто бы там крыши домов устланы чистым золотом. Итак, — в Японию, затем — в Китай!
В тот знаменательный день она записала в корабельном журнале: «3 августа 1492 года флагман «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» вышли из порта и отправились открывать новые земли. На Канарах пополнили запасы и… шагнули то ли в неизвестность и к погибели, то ли к славе».
…Шли долго. Команды кораблей роптали. Могло дойти до открытого бунта. Колумбу приходилось обещать команде все больше и больше. Между тем Елена вела второй бортовой журнал, в котором намеренно преуменьшала пройденное расстояние. Наконец, 12 октября с мачты «Пинты» послышалось «Земля!». Это был Сан-Сальвадор. Затем последовали другие открытия. Она радовалась обретению нового пути в Индию вместе со всеми и разделила счастье и славу мужа. Тем не менее была крайне разочарована, не найдя ожидаемых ею роскошных городов и несметных богатств, снившихся ей длинными тревожными ночами. И в мореплавателе слегка разочаровалась.
…Последние годы жизни Христофор провел в забвении. 20 мая 1506 год он умер. Бедный, нездоровый человек так и продолжал верить, что земля, которую он открыл, была Индией. И Елена оставалась рядом, разделяя тяготы и лишения, умерла вместе с ним и тоже до кончины верила.
…Елену Александровну рядом с Колумбом часто можно видеть вечерами неподалеку от городского парка или в самом парке. Ее Колумб — небольшенький и кривоногий — горделиво держит голову, стреляет глубоко посаженными глазами по сторонам, будто сравнивает встречных и спешащих мимо высоких девушек с женой, всякий раз с плохо скрываемым удовлетворением отмечая: «А моя Елена Александровна-то выше, и намного выше». Знакомые отмечают ее странное поведение, в корне изменившееся с той недалекой еще поры, когда ходила в девушках и мечтала встретить единственного, — разумеется, Христофора из Генуи. И не меньше. А кого же еще? В чем странность? Она рассеяно толкает перед собой коляску и все время что-то читает либо задумчиво глядит куда-то вдаль, держа книгу в руках или положив ее в карманчик коляски. Эти очки с серьезными диоптриями, и новый внимательный умный взгляд усталых глаз. Что поделаешь: ребенок, пеленки, хлопоты, бессонные ночи. Ее Колумб эмоционально жестикулирует и даже порой нервничает, пытаясь втолковать ей то, в чем уверен абсолютно.
— Новые открытые Колумбом земли сам мореплаватель до конца жизни считал восточной Азией, окрестностями Китая, Японии или Индии, — возвращается энциклопедически эрудированный муж к излюбленной теме. — Еще долго эти территории именовались Вест-Индией, буквально «Западной Индией», поскольку к колумбовой Индии приходилось плыть на запад. Потому Индию и Индонезию считали Восточной Индией. — Она упорно не соглашается с Борисом Борисовичем, может даже не разговаривать с ним вообще — и пять минут, и даже все десять. А он в свою очередь продолжает:
— Милейшая Елена Александровна, дорогая, ни в коем случае не ставя под сомнение великое достижение вашего хваленого Христофора Колумба, тем не менее, замечу, что формально он открыл лишь острова у берегов Центральной Америки. Что касается континентальной Америки, то ее Колумб посетил лишь в третье свое путешествие, а в Северной Америке и вовсе никогда не был. — Она вновь с ним не соглашается. А чего спорить, коли именно она ходила в Карибском море вместе с великим мореплавателем, открыла Саргассово море и целые островные архипелаги. Она была там вместе с ним, с Христофором из Генуи. Взгляд ее странно-отсутствующий, с поволокой. И спорить с Еленой в такие минуты бесполезно. Но ведь рядом не просто Борис, законный муж, а Борис Борисович, гордость корякского народа. Видя, как любимая «уходит», Борис срывается:
— И вообще, дорогуша! Какой, к чертям собачьим Колумб, какие там еще исландские викинги на весельных ялах под парусом из кожи диких зверей, что бывали в Америке задолго до Христофора, когда наши ходят через Берингов пролив уже три тысячи лет. Три тысячи! — в эмоциональном выплеске муж начинает размахивать руками и топать каблуками по-прежнему безукоризненно начищенных дорогих ботинок, приводя в волнение ребенка в коляске. Елена Александровна не спорит. Все пустое.
— Мой индеец, — незлобиво и, может быть, даже любя, говорит она центральной своей подруге, когда касаются семейной темы.

2013 г.