Ночной дозор

Тамаре Красовской и Нине Быцько

Нина Алексеевна с удовольствием вошла в сборочный цех. Ночная смена. Чистота, порядок. Конвейер шел, как часы. Швейцарские. Девушки в белом проворно прикасались к неприглядному корпусу, обретавшему плоть от их прикосновений, и в конце сложной цепи превращений, выраставшему в суперхолодильник. Их завод "Красный Холодильник" - из первых в отрасли. Товар не лежалый дает. Прибыли огромные. Заводу кое-что перепадает. Да, работать сложно. Шутка ли, главный инженер завода. И уже почти сорок. А стареть не хочется. Отвратительный возраст. Отвра-ти-тель-ный. И к черту бассейны, зарядки, прогулки. Нет спасения от времени.

Тамара идет, наладчица. Мощная, скульптурные форма, кариатида, ей Богу. И на полголовы выше ее. А в ней ведь тоже метр семьдесят. И веселая, несмотря на свои почти пятьдесят лет, мужа-алкоголика, трех дочерей. Муж, ты ж понимаешь, посмотреть еще надо, кто из них муж. Спился и ошивается где-то в разнорабочих, а она и зарабатывает, и дом ведет, и ведь, беспечальная какая. И смоляные волосы, без единой нитки проседи, собранные пышным узлом на голове.

А ее муж? учились вместе на радиотехническом. Вместе распределились, но она ушла сюда, а он остался. Бегать, мол, неприлично. Я такой... сюда поставлен и тут буду работать. И до сих пор рядовой инженер, получает в три раза меньше, чем она, зато претензий!.. Слава Богу, не алкаш. Но пивал, пивал многократно. Печень теперь барахлит, грива облетела, брюшко отвисло. Вытянуть из дома - проблема. А если что в доме сделать - атас! Месяц не допросишься гвоздь в стенку заколотить, сыновья подросли, выручают. А то иногда из-за ведра мусора, хоть в арбитраж подавай.

А Тома - богиня, стать-то, стать какая! идет по цеху, земля дрожит. Огонь-баба. Все успевает, и дело сделает, и пошутит, и споет, и поможет. Вот и сейчас, обняла ее, Нину Алексевну, и запела:
"Зреет грушка наливная,
Никому не по зубам.
В амазонки я подамся,
А тебе, дурак, не дам".

Как-то странно задрожал воздух, голос звенит, стало жарко, запахло степными травами. Что же это? Стены цеха исчезли, ковыль до горизонта серебром стелится. Они рядом, верхом на лошадях, с оружием. а на Тамаре доспехи, мать честная! Перевязь, легкие латы, все сверкает.

Амазонки! Честное слово, амазонки в дозоре. Нет, она-то проверяет дозоры. Она - царица? Да, царица. А Тамара, короткая юбка, меч... Волосы смоляные из-под шлема выбиваются и глаза, глаза, как у рыси светятся. Простор, воля, ветер, какое к черту, ведро мусорное. Сделал дело и прочь, долой нахлебников. И воспитывать наследниц славы и свободы. И песни, пляски, игры, все для них...

И шепчет верная подруга - военачальница:
- Царица - мать наша! Только прикажи. Всех их снова изгоним, заживаем опять сами.

Прощально кивает серебряными нитями ковыль.

Изгоним... хорошо тебе: три дочери все с тобой останутся. А у нее два сына. Не изгнать. Не поднять руку на рожденных тобой. Нет. И отец - он их отец. И жаль его почему-то.

И растаяло видение.

И снова воздвиглись стены цеха. Как много женщин работает! Все разные. Как они загружены... У иных столько тоски в глазах, вот тебе и амазонки!

Но у них есть ведь и достоинство, и честь, и свобода, а рассмотришь все не сразу, особенно, стоя в очереди и глядя в затылок друг другу.

Но, подруги, ведь мы же амазонки!?.

А Вы так не думаете?

1990 год