Наследство

 
В наше время наследством называют квартиры, дачи, автомобили, деньги, а у старушки, умершей в 1971 году ничего этого не было. Жила она в коммунальной квартире в одной из комнат, когда заболела, её забрала младшая дочь к себе и ухаживала за мамой до самой смерти.  В её коммуналку ездила по просьбе мамы, чтобы что-то взять, что больной старушке было надо. После её смерти на похороны приехала старшая дочь из Ленинграда, а потом им обеим надо было освободить от вещей комнату в коммуналке. Вот тут-то они и стали рассматривать, что за наследство им досталось. Мебель состояла из концертного рояля «Блютнер»,  очень старого трельяжа, огромного шкафа с треснутым во всю длину зеркалом, двух стульев, маленького столика и маленького мягкого диванчика. Ещё там был огромный дубовый сундук, крышка которого издавала при раскрытии его, что-то вроде музыки. Видимо раньше у него  был музыкальный замок. Но за долгие годы существования им никто не пользовался и то, что теперь издавал сундук, трудно было назвать музыкой.  Около рояля стояла вращающаяся табуретка, высоту сиденья которой можно было поднимать и опускать. Это зависело от того, какого роста тот человек, что садился к роялю. Мать обеих сестёр Елизавета Игнатьевна была пианисткой и ещё в свои 80 лет сидела у рояля по 4 часа в день. Хоть к тому времени она была уже на пенсии, но работать у инструмента продолжала, выбирая для этого дневное время, чтобы не мешать музыкой соседям.  Это была её жизнь, её удовольствие, её спасение от частого одиночества, так как дочери жили со своими семьями, одна в Ленинграде, другая в Москве, но москвичка была постоянно занята на работе. Примерно два раза в неделю старушка сама приезжала к дочери. Там ей всегда были рады, особенно внучка, которую она хотела научить игре на рояле. Но девочке больше нравились разные пионерские дела, сбор металлолома, макулатуры, игры с ровесниками, поэтому ехать к бабушке, разучивать гаммы она отказывалась. Ночевать Елизавета Игнатьевна любила в своей комнате в коммуналке и лишь, когда заболела, осталась жить у дочери.

Большой зеркальный шкаф, маленький столик и сундук сёстры выставили на улице, возле помойки, потом они узнали, что их взяли соседи. Прочую мебель забрала себе младшая дочь. В двухкомнатной квартире дочери уже была мебель и поэтому мебель матери значительно уменьшила территорию квартиры. Но выбросить эти предметы сёстры не могли, ну и везти хоть часть из них в Ленинград, тоже не имело смысла.

Когда дочери были детьми, мать научила их обеих играть на рояле. Но так сложилась жизнь, что младшая дочь, став взрослой, фактически никогда не имела своего инструмента, а потому не упражнялась. Теперь рояль, как бы призывал: начни играть. Однако женщина была то на работе, то загружена домашними делами и игре на рояле предпочитала слушать музыку с помощью  проигрывателя. Так и стоял рояль без применения. Её дочь, внучка Елизаветы Игнатьевны, по-прежнему не хотела учиться играть, как и при жизни бабушки.

У старого трельяжа был стол с четырьмя ящичками у каждой тумбы и  ящиком побольше посередине. В ящиках старушка хранила то, что ей было дорого. Там дочери нашли большую связку писем от матери Елизаветы Игнатьевны, от их бабушки. Были там и письма с фронта от погибшего сына, их брата и пропавшего без вести отчима сестёр, второго мужа Елизаветы Игнатьевны. В одном из ящичков сёстры увидели золотые часы фирмы «Мозер», они не ходили, но на вид были вполне исправные. Позже действительно, когда их старшая дочь увезла в Ленинград и отдала в мастерскую проверить, выяснилось, что они прекрасно работают. Там же они нашли несколько украшений, завёрнутых в ткань: на золотой цепочке был кулон в виде крестика, каждая часть которого была украшена  драгоценными камнями, а посередине кулона находился маленький бриллиант, ещё там было золотое кольцо, сделанное очень искусно в виде цветка с листочками. И цветок, и листочки были бриллианты, центральный из которых составлял один карат. Нашли сёстры ещё серебряную цепочку с кулоном из рубина и такой же кулон с сапфиром. Сёстры поделили украшения: кулоны и часы поехали в Ленинград, а кольцо и кулон-крестик остались в Москве.

Когда дочери сестёр выросли, матери отдали украшения им  с просьбой сохранить и передать своим детям семейные реликвии. Но ничего из этого не получилось. У ленинградской внучки украли в трамвае часы, а оба кулона ей пришлось заложить в ломбард, когда заболела мать, и ей потребовались дорогие лекарства. Москвичка тоже не сохранила бабушкино наследство. В один «прекрасный» день она нашла свою квартиру со взломанным  замком, всё ценное из неё было украдено.

В большом сундуке сёстры увидели старинную икону, с которой их мать венчалась. Обе сестры были атеистками, поэтому москвичка отнесла икону в дар Третьяковской галерее. Там её взяли  с восторгом, оказалось, что она имеет огромную художественную ценность.

Кроме того, что Елизавета Игнатьевна была пианисткой, она в молодости играла в Новозыбковском театре. От тех времён у неё в сундуке хранились театральные костюмы и альбомы с открытками, где были изображены сцены из спектаклей с её участием. Эти альбомы дочь отнесла в подарок Бахрушенскому музею, который ей вручил благодарность за её дар. Костюмы сёстры сохранили. Их дети, участвуя в школьной самодеятельности, позже не раз ими воспользовались.

Когда московская внучка выросла и вышла замуж, у неё через некоторое время появилась трёхкомнатная квартира.  Мать предложила ей взять к себе рояль. Рояль переехал к внучке Елизаветы Игнатьевны, и на нём, наконец-то, стали играть. Правнуки её поступили в музыкальную школу, которую оба окончили по классу фортепиано. Музыкантами они не стали, но семь лет обучения привели к тому, что и сегодня они любят музыку, а праправнуки Елизаветы Игнатьевны играют на фортепиано, правда, для себя и своих друзей.

Когда правнуки стали взрослыми, трёхкомнатную квартиру пришлось разменять, так как двум новым семьям стало тесно вместе. Квартиру разменяли на малогабаритную двухкомнатную и однокомнатную. Ни в одной из квартир места для рояля не было. «Блютнер» продали клубу моряков.

Внучка Елизаветы Игнатьевны уже состарилась, живёт она в квартире матери, где до сих пор стоит трельяж её бабушки, цел и маленький диванчик, и мягкий стул , и вращающаяся табуретка. За столько лет  диванчик, стул и табуретка не раз требовали починки, а зеркало в трельяже потускнело, но расстаться с ними  у внучки руки не поднимаются и сегодня.