Пражский пианист

На улице возле Национального театра Праги стоит пианино.
Разумеется, его никто не украдет, поэтому цепями приковали не само пианино, а всего лишь неприметную, ненужную табуретку. На ней - немолодой, нездоровый, небогатый - сидит бездомный. И играет. Он склонился так низко, что носом почти трогает клавиши, будто нюхая их. Еще скрючил пальцы - от болезни, от холода, нарочно? - и играет так хорошо, что вам бы понравилось.

Почему же никто не останавливается, не удивляется этому человеку с прикованной табуреткой? Серебряная цепь отсвечивает на дорогу так ярко, что невозможно рассмотреть ни его возраст, ни лицо. Будто так и надо, будто он есть безликий символ этой улицы.

Бомж ускоряет темп и пляшет по инструменту все сильнее, то бьет его, то гладит. Последний удар, бросок - тишина. Я, наконец, могу рассмотреть грязные руки, которыми он медленно, нежно закрывает крышку. Круглые ногти, а под ними грязь. Опухшие пальцы и широкие ладони - ничто не выдает в этом человеке таланта, кроме его безответной любви к инструменту, который нельзя взять с собой. А если красть, то куда? Где он живет? Где ему играть?

Закончив, пианист долго не решается покинуть своего старого друга, с которым встретился на улице. - бесплатно, просто так, чудом. Он напоследок гладит деревянную вязь на крышке, а спустя несколько секунд берет в руки замызганный синий пакет.

И уходит, - я вижу его лицо: безучастное, затекшее, небритое. Нет, миру позволено только слушать его душу, а не видеть ее.