Справлюсь

На охоту Семён всегда ходил один. Видимо, в силу сложного характера. В деревне он прослыл человеком серьёзным, самостоятельным, но замкнутым. И даже дом охотника стоял поодаль от всех построек, на краю деревни, возле высокой раскидистой сосны. Своё небольшое хозяйство он вёл сам и не терпел, когда кто-то пытался влезть в его дела даже просто с советом, хотя и по доброте душевной.
Был Семён мужиком темноволосым, со строгими чертами лица, высокого роста, худощавым, но с широкой костью, крепким и жилистым. Занимаясь промыслом на куницу, он расставлял в своих охотничьих угодьях капканы, а после, делая обходы по тайге, собирал «урожай». Дома, по вечерам, кроме основных домашних дел, он снимал шкурки с добытых зверьков, и готовил их на продажу. Тем и жил.
Были и другие мужики, которые занимались охотой. На промысел они выбирались сообща, делили добычу поровну и недоумевали от нелюдимости Семёна. Но в глаза сказать побаивались. Странный он, этот Семён. Непонятно, что от него ждать. Повстречается ещё в тайге и припомнит болтуну всё, что тот про него наговорил.
- Почём в тайгу один ходишь? – это Колька, алкаш, спрашивал Семёна, и глупо улыбался. Наверное, только он один его не боялся, и то, когда был пьян, - Может, вторые руки нужны, али может просто подсобить чем? – Колька отхлёбывал спиртное из горла бутылки и зачем-то морщился, хотя мог этого не делать. И всегда ответ Семёна был короток и сух, как обломанный толстый сук на сосне у его дома: «Справлюсь».
Колька ещё некоторое время болтался рядом, а потом отправлялся в ближайший ягодник в лесу, чтобы набрать брусники, а затем продать её и снова купить себе водки. У каждого свой промысел.
Не только на куницу охотился Семен: ходил и на крупную боровую птицу, и на лося, и на медведя, чем ещё больше поражал сознание деревенских мужиков. На медведя – и один! Тут уж они не стесняясь крутили пальцем у виска и порой жарко обсуждали этот факт, сидя за столом.
Но Семён этого не видел. Его вообще мало интересовала судьба деревеньки, в которой он жил. Иногда местным жителям думалось, что сгори ночью деревня, Семён выйдет утром из дому и отправится в тайгу, не заметив пепелища вместо домов и одиноких печных труб, оставшихся после пожара.
Вот такой был Семён. А может в таком поведении, такой самодостаточности и заключается сила человека? Как знать…
Сегодня утром Семёну надо было проверить, не ходит ли на приваду в лесу медведь. Путь был не близкий, и собираться в дорогу пришлось тщательно: сапоги-бродни, костюм из шинельного сукна, рюкзак с едой и ружьё. Преодолев полосу леса недалеко от деревни, Семён оказался у края чёрного топкого болота. Не задумываясь, он раскатал бродни и почавкал по трясине. Здесь он знал каждую кочку. Главное – не сделать шаг в сторону. Ещё с детства он помнил, как в этом болоте утонул колхозный трактор из соседней деревни. Тракторист тогда выбрался только благодаря чуду.
Утопая выше колен, ровно дыша могучей грудью, сжимая крепкими руками ремень ружья, висящего на плече, Семён пробирался через топи. И даже если бы сейчас прилетел вертолет и предложил свою бесплатную помощь, то ответ был бы железным: «Справлюсь».
Добравшись до кромки леса, Семён не стал отдыхать, а сразу отправился по лесной дороге к месту своего назначения. По пути он два раза стрелял в глухарей, которые неожиданно взрывались из зарослей по краю дороги, но оба раза промахнулся и, плюнув, повесил ружьё на плечо: главная цель его похода была другой.
На месте оказалось, что медведь на приваду не ходит. Железная бочка с протухшими кишками, которые охотник брал из деревенского коровника, была нетронута. Перекусив у костра, охотник отправился в обратный путь.
Идя долгой дорогой по лесу, Семён всегда думал о жизни и о своём месте в ней, о том, как он отличается от остальных людей. Ему не нужна была эта мирская суета, которая кишит в городах и сёлах. А в деревне окно его дома одиноко светилось вдали тёмными вечерами. Но так ему было проще – жить одному и отвечать только за себя. Он был сиротой, своих родителей никогда не знал и с детства был приучен к самостоятельности. Может Семён и был слишком груб и замкнут, но это, как он считал, помогло ему выстоять в испытаниях, которые ему преподносила жизнь. Бывало, приходила к нему баба Клава, приносила молоко. Не за деньги. Болело сердце у женщины за взрослое дитя. Жестковато отвечал ей Семён, чтобы не ходила боле. Колька этот, охламон – вечно под ногами пьяный болтается, скоро точно по башке получит за то что лезет к нему, - так думал Семён, идя по лесу.
Вот уже и болото переходить. Ружьё охотник повесил ремнём на шею – левая рука легла на приклад, а правая на ствол. Баба Клава с молоком, Колька… Да и все в деревне! Какие всё-таки они слабые! Нет, одному всё же лучше – сам за себя. Руки, ноги на месте…
Семён почти дошёл до полосы леса, как вдруг оступился, и утонул по пояс в болотной жиже. Трясина стала жадно затягивать его в своё нутро. Сапоги мгновенно наполнились водой, и ноги в них стали тяжёлыми, как сваи. Ужас сковал ледяным холодом Семёна, и этот ужас был холоднее болота. А болото стало вдруг ужаснее всего того, что он видел в своей жизни. Теперь он был маленьким человечком, который пропадает в тесных объятиях трясины. Вот уже по грудь чёрная масса, и если бы не ружьё на шее, действующее, как перекладина, то давно бы уже пропал человек в глубоких недрах. Но всё равно тянет вниз, и под ногами бездна…
- А-а-а-а-а!!! – закричал Семён. Он не звал на помощь, ему было так страшно, что он не мог думать об этом.
Охотнику невольно вспомнились тракторист из детства, баба Клава, Колька…
- Почём в тайгу один ходишь?! – правая ладонь схватилась за крепкую ветку, и кто-то стал тянуть его из чёрной дыры…
Обессиленный Семён лежал навзничь на болотной кочке и тяжело дышал. Напротив сидел Колька и смотрел на него.
- Я тут эта, баб Клаве бруснику собирал, а тут гляжу – ты. Чёй-то ты так, а? Может подсобить чем, али чё? До дому-то помочь?
Семён лёжа затрясся грудью, откашливая болотную воду, но успокоился, и дрожащим голосом через слёзы выдавил: «Справлюсь».