Линолеумные машинки

1.

Это был теплый августовский безмятежный день, когда хочется отбросить суетность мира и окунуться в мягкую негу уходящего лета. Два брата сидели около живописной речки недалеко от оживленного шоссе и предавались воспоминаниям.

- Ты знаешь, я вот до сих пор вспоминаю, как мы к тете Соне ездили каждое лето.

- О, да! Как она не свихнулась с нами! Помнишь, мы же чуть дом ей не подпалили тогда!

- А я тебе, между прочим, говорил, что бензин поджигать так близко от дома не стоит. А ты заладил свое «Ой, не бухти, потушим если че».

- Ну, так ведь и потушили. Там только чуть-чуть крыльцо обгорело.

Оба засмеялись.

- Я помню, я там нажрался в первый раз. Как же мне было плохо!

- Я кстати помню рожу твою перекошенную, ужас!

- Да и не говори, никогда больше так хреново не было.

Оба замолчали и стали смотреть в вечернее небо. Солнце неспешно заходило и создавалось впечатление, что время ползет совсем медленно.

- Саш, а как ту девку звали, на которую ты запал в девятом классе?

- Чего это ты ее вспомнил?

- Не знаю, просто. Ну так как звали то?

Саша мечтательно посмотрел в сторону.

- Анжела.

- Точно! Помню, что имя дурацкое.

- Сам ты дурацкий, - обиделся Саша. – Мы с ней целовались, между прочим! Дальше, правда, так и не зашло, но все равно. Я молодец! Анжелка красивая была.

- А че потом с ней стало?

- Ну как всегда, вышла замуж, родила там что-то. И привет!

- Да, грустно.

- Нет, не грустно. Она все-таки дура законченная была. Хоть и красивая.

- Ну, у меня Маринка тоже не самого светлого ума была, а мы с ней целых два года прожили.

- А я всегда говорил, что ты тупее меня!

Ребята засмеялись. А потом снова замолчали.

- Макс, - позвал брата Саша, - а помнишь линолеумные машинки?

- Максим сначала закивал, а потом опешил и спросил:

- Какие машинки?

- Ну линолеумные машинки, помнишь? Играли с тобой, мелкие были.

- Чего ты несешь-то? Какие еще линолеумные машинки?

- Макс, ты чего, забыл что-ли? - удивленно посмотрел на брата Саша. – Мы с тобой вырезали из линолеума машинки, а потом играли в них. Целый автопарк был.

- Мы вырезали из линолеума? – недоверчиво спросил Максим.

- Ну да, - улыбался Саша.

- Бред какой-то! А почему я этого не помню?

- Не знаю, я вот тоже удивляюсь.

Максим на пару секунд задумался.

- Саш, мы вроде бедно никогда не жили, игрушки у нас были, на кой хер нам эти бомжатские штучки?

- Да просто по приколу делали. Дети всегда какой-нибудь херней занимаются. Вот мы линолеум портили.

- И что, мы сами их вырезали? – продолжал недоверчиво интересоваться Максим. - То есть нам кто-то давал нож и все такое?

- Нам отец помогал, покупал линолеум и вырезал их вместе с нами.

Максим снова замолчал, пытаясь воссоздать в памяти эти странные линолеумные события своего детства.

- Да ну, Саш, иди ты на хер, гонишь мне тут какую-то фигню, а я ведусь на полном серьезе, - обиделся Максим.

- Да я честное слово тебе даю, - серьезно ответил Саша. – Не веришь, вот смотри.

На этих словах он вынул из кармана несколько фотографий размера девять на двенадцать. На них были изображены маленькие Максим и Саша. Они держали в руках какие-то странные фигурки, вырезанные из линолеума. Затем было несколько фотографий этих самых фигурок крупным планом. Они были сделаны очень плохо, но отдаленно все же напоминали машинки. На одной фотографии был отец ребят, он улыбался в камеру, и в каждой руке держал по машинке из линолеума. Они обе были очень плохо вырезаны.

Максим внимательно рассмотрел каждую фотографию и удивленно пробормотал:

- И правда машинки. Но я этого совсем не помню, хотя мне на фотке лет восемь – девять. А это мы где? – спросил он у Саши.

- Дома. Обои, видишь, еще в цветочек были.

- Ну да, - сказал Максим растерянно, продолжая внимательно рассматривать фотографии.

Вдруг его тряхнуло изнутри, будто бы очередное противоречие внутренним вулканом изверглось прямо в его напряженный мозг.

- Саш, - подозрительным тоном начал Максим, - а на кой черт ты с собой носишь фотки этого говна из линолеума?

Саша вопросительно посмотрел на Максима.

- Просто так. Вот тебе хотел показать. Я же не знал, что ты так заведешься.

- А чего бы мне не завестись? Ты мне рассказываешь про какую-то херню, о которой я вообще не помню. Тут два варианта. Либо у меня амнезия, либо это какой-то  развод. Провалов в памяти у меня вроде до сих пор не наблюдалось. А вот твои приколы дебильные я очень хорошо помню.

- Какие еще приколы, Макс, ну ты чего?

- Ну, например, когда ты меня попросил из Ногинска тебя забрать, а на самом деле дома сидел.

- Ну пошутил тогда просто, думал уже давно проехали.

- А петарду когда в деревенский сортир бросил? Меня тогда до головы говном закидало.

Саша заржал.

- Да, очень смешно! – занервничал Максим. – Знаешь что, пошел ты со своими шутками. Не знаю, что ты там сейчас задумал, но линолеум в задницу себе затолкай! Всем рулоном!

Он поднялся и пошел домой. Саша крикнул ему пару раз вслед, но Максим его не стал слушать.


2.

Максим сидел в кресле, пил чай и смотрел в одну точку. Мысль о том, что его брат за столько лет не только не стал адекватнее, но и продолжал свои нелепые приколы, неожиданно выбила его из равновесия. Нет, он и сам любил пошутить, в том числе и над кем-нибудь, но Сашины приколы казались ему настолько несмешными бестактными и подлыми, что иногда хотелось просто заплакать от обиды.

Сам того не осознавая он в который раз прокручивал самые неприятные эпизоды из их непростой дружбы. Максим хотел поверить, что все эти недоразумения остались в прошлом, когда подлость и злобу можно списать на банальную детскую придурь, но вот им обоим уже в районе тридцати, а их отношения так и остались на школьном уровне.

Между тем Максим любил брата, и постоянно мечтал о том, что рано или поздно их отношения выстроятся в крепкую дружбу, где место колких подколов займут невинные братские шутки. Однако реальность, как понимал Максим, вносила свои коррективы, от чего ему становилось невообразимо горько.

Он просидел так почти до самой ночи. Уже стемнело, когда в его квартире раздался телефонный звонок. Звонила его мама.

- Здравствуй, Максим! Как ты?

- Привет, мам! Да ничего, спасибо, ты как поживаешь?

- Я нормально. Голова только что-то разболелась, давление. 

- Ты лекарства-то пьешь, которые тебе врач назначил?

- Пью, толку-то от них. Ладно, я тебе насчет другого звоню. Чего вы там с Сашей опять не поделили? Максим, ну ведь взрослые уже ребята, сколько можно цапаться?

- Мам, да не бери в голову, перестань, нормально все, - Максиму с трудом давался этот разговор, но беспокоить маму ему совсем не хотелось.

- Ну как нормально? Ко мне Саша только что заезжал, на нем лица нет. Ты же знаешь, как он переживает, когда ты на него обижаешься.

- Мам, пусть не подкалывает, тогда на него никто обижаться не будет.

- Он сказал, что не подкалывал тебя.

- Ах, значит, не подкалывал? А что же тогда он делал?

- Сказал, что вы разговаривали, а потом ты разозлился и убежал.

- Вот гад!

- Максим!

- Мам, ну я же не идиот, чтобы просто так убегать. Он мне пол вечера трепал что-то про какие-то машинки из линолеума, вот я и не выдержал.

- А! – мама явно улыбнулась на том конце провода. – Линолеумные машинки. Вы любили в них играть. А что с ними не так?

- Мам, какие еще машинки? Не помню я никаких машинок!

- Странно. Тебе же лет десять было, когда вы в них играли. Вы, как сумасшедшие были, за уши вас было не оттащить от них. Ты даже спал с ними вместе.

- Чушь какая-то, - почти шепотом произнес Максим и сделал несколько глубоких вздохов.

- Так ты из-за чего обиделся в итоге?

- Да я это… - начал заминаться Максим. – Я и сам не знаю тогда.

- Господи, - выдохнула мама, - ну прям как дети, ничего не меняется, все такие же два дурака.

Земля стала как-то странно крениться под ногами Максима. С одной стороны все выглядело таким логичным, но с другой стороны он явно понимал, что происходит что-то неправильное. Его мама, будто бы уловив эти флюиды, сразу пришла на помощь.

- Максим, заезжай завтра! Я тебе винегрет приготовлю, как ты любишь, а потом покажу эти машинки, я несколько до сих пор храню.

- Хорошо, - ответил Максим. – Заеду.

Земля вроде бы перестала уходить из-под его ног, но тревожность все-равно висела над ним, как туман над утренней рекой. – Ладно, мам, пойду спать, наверное, устал сегодня. Тогда до завтра! Спокойной ночи!

- Спокойной ночи, сынок! – ласково сказала мама.

Максим и правда пошел спать, однако долго не мог уснуть. Он все тщетно пытался вспомнить то, как они с братом и отцом делали эти линолеумные машинки, но память отказывалась выдать ему соответствующие воспоминания. Более того к отказу памяти присоединялся еще и скепсис логики. «Ну какие еще на хер машинки из линолеума?», - молча негодовал он. «Ладно мы дети бестолковые, но отец-то всегда был в уме, ему то зачем это?».

Он долго ворочился, но в итоге ему все же удалось уснуть. Максим спал и видел сон, будто бы  едет в маршрутке по незнакомому району. Он достает деньги и передает их водителю. Водитель делает жест рукой, мол, положи их вот сюда. Максим смотрит на то место, куда ему показывает водитель и видит там маленький коврик из линолеума. Он отводит глаза и смотрит в окно, за которым трусцой бежит толпа мужчин в пижамах и лыжных шапочках. Он смотрит в другое окно и видит, как какая-то женщина на обочине вырезает длинные полоски бумаги.  Он снова смотрит на коврик, не решаясь положить в него мелочь, и видит, что узор на коврике изменился, а сам коврик уменьшился в размерах, обнажив вырезанную под ним полость. «Надо бы переложить, - говорит водитель, - но как назло инструменты забыл. За проезд-то будешь платить»?

Максим разжимает кулак, в котором он хранил мелочь, и видит, что вместо монет в его ладони мелкая крошка из линолеума.

- У меня вот, - произносит Максим и показывает руку водителю.

- Ну ты вообще псих, - отвечает водитель и брезгливо отворачивается от него.

Максим вздрогнул и проснулся, было уже утро, однако за окном шел дождь, поэтому понять который час можно было только по будильнику. Часы показывали десять утра.  Он некоторое время повалялся в постели, но все же заставил себя встать.


3.

Максим подъехал к дому своей матери около трех часов дня.  Когда он вышел из лифта, по лестничной клетке разносился запах чего-то вкусного: мама тщательно готовилась к приезду сына.

Максим все утро думал про тот странный инцидент, который поссорил его с братом. И чем больше он думал, тем больше ему становилось не по себе. Нет, чувство тревоги к утру уже улетучилось, но зато появилось гнетущее ощущение вины за то, что он поставил в неловкое положение своих близких. Более того, сейчас ему уже было действительно стыдно за то, что он начисто смысл из своей памяти всю информацию о пусть и такой легкомысленной, но все же семейной реликвии. Да, в их семье, может быть, и не было фамильных драгоценностей, но были какие-то нелепые машинки из линолеума, которые хранили в себе память его отца, память его брата и их общего беззаботного детства.

Он нажал на звонок. За дверью раздались торопливые шаги, щелкнул замок, выбежала мама и обняла своего сына.

- Максимка, привет! – она поцеловала его в обе щеки.  – Заходи, давай скорее, у меня все на столе!

Максим прошел в кухню, где и вправду царило гастрономическое разнообразие. И, конечно, был его любимый винегрет. Но внимание привлекали отнюдь не блюда. На одной из тарелок, очевидно приготовленной для него, стояла небольшая фигурка из линолеума, отдаленно напоминавшая машинку. Максим осторожно подошел к ней и посмотрел на мать.

- Так это она и есть? – спросил он.

- Эту как раз отец делал, - сказала мать и улыбнулась.

Максим взял ее в руки и принялся рассматривать. Если честно, особо рассматривать было нечего. Просто кусок довольно коряво обработанного линолеума, однако Максим уже смирился с мыслью о семейной реликвии, и особо не переживал по поводу некоторых несостыковок. 

- Еще вторая есть, сейчас принесу, - мама положила кухонное полотенце, что она держала до этого, на стол и пошла в комнату. Максим проследовал за ней. Мама залезла в шкаф и достала еще более уродливый кусок линолеума.

- Ну вот, - сказала мать, - а это уже вы с Сашей сами делали.

Максим взял фигурку в руку, и так же, как и первую, принялся разглядывать. И снова, надо сказать, рассматривать было абсолютно нечего. Но маленький уродец в виде машинки все же худо-бедно уложился в сознании Максима.

Они снова вернулись на кухню и стали обедать. Обсуждали какие-то отвлеченные темы. Через полчаса пришел Саша.

- Привет Мам, - Саша поцеловал мать в щеку. – Здорово, - сказал он Максиму, - ну чего, убедился все-таки? - ехидно спросил Саша и покосился на две машинки, что стояли около его брата.

- Да, Саш, ты, это, извини, я просто…

- Да прекрати ты! – перебил его Саша. – Бывает. Как сам то?

- Да вроде нормально, ты как?

- Ага, и я.

Мама смотрела на своих сыновей и улыбалась. Она радовалась тому, что они перестали ссориться и вот теперь сидят за одним столом, как когда-то в далеком детстве.

Саша протянул руку и взял одну машину. Он покрутил ее в руках и посмотрел на Максима. 

- Так и не вспомнил?

Максим отрицательно покачал головой.

- Чего мы с ними делали-то? – Максим тоже взял машинку и принялся как бы катать ее по столу.

-  У нас автопарк был. И мы выполняли всякие миссии важные. Типа, что-то отвезти надо было, или лес потушить. Ну всякое, знаешь.

Он заговорщицки посмотрел на Максима.

- Хочешь поиграть?

- Чего?

- Да ладно тебе, пошли! – Саша встал и пошел в комнату.

Максим, сам того не ожидая, тоже встал и пошел за ним. Они сели на пол и принялись играть. Как дети. Они жужжали и изображали бурную деятельность. Слово снова были маленькими Максимом и Сашей. И пусть Максим так и не вспомнил этих игр, ему было сейчас хорошо, ему нравилось чувствовать это внезапно нахлынувшее детство.

Они играли так долго, около часа, когда Саша вдруг встал и сказал:

- Мне надо в туалет, я мигом, присмотри пока за моей, - и глазами показал на свою машинку.

Максим кивнул. Свободной рукой он взял Сашину машинку, так что у него теперь было по одной в каждой руке, и продолжил игру. Он также жужжал, изображая работающие двигатели своих автомобилей, и направлял их покорять невидимые простому глазу дороги.

Так прошло около пяти минут. Внезапно Максим почувствовал что-то неладное. Он посмотрел сначала на одну машинку, затем на другую, а потом на пол. До него внезапно стало доходить, что линолеум, постеленный на полу, и тот, из которого сделаны машинки, одинаковый. А ведь мама делала ремонт всего несколько лет назад.

Он развернул одну из машинок и сопоставил рисунок. Сходство было стопроцентным. Тоже самое было и со второй машинкой. Он огляделся по сторонам и внезапно обнаружил какую-то щель под диваном. Аккуратно отодвинув его, он наткнулся на две ровные прямоугольные дырки. Именно отсюда был вырезан линолеум  для машинок.

Максим испытал на себе такой шок, как если бы нашел покойника прямо под этим диваном. Мысли огромным неразборчивым вихрем влетели в его голову. Он  держал в руках лоскутки машинок и смотрел на зияющие дыры в полу, частью которого когда-то были эти пресловутые машинки.

Так он стоял до тех пор, пока брат не вернулся в комнату. Заметив Максима стоящего с линолеумом в руках около двух вырезанных на полу прямоугольников, Саша остановился и пристально посмотрел в глаза Максиму.

- Что это все означает? - попытался спокойно спросить Максим, но голос его все-равно дрожал.

- Мам, - крикнул, Саша ну кухню, - зайди к нам, пожалуйста.

Мама прибежала на крик и тут же изменилась в лице, увидев эту сцену.

- Он все знает, - сказал Саша маме, но она поняла это уже без него.

- Вы мне объясните, что происходит? – начал повышать голос Максим.

- Саш, ты знаешь, что нужно сделать, - хладнокровно, но, тем не менее, с нотками горечи сказала мама. Саша кивнул.

- Вы меня слышите? - продолжал кричать Максим, тряся лоскутами линолеума, - что это такое?

- Саша, - спокойно сказала мама, и затем громко крикнула, - бежим отсюда!

На этих словах Саша и мама резко развернулись и выбежали из квартиры. Максим хотел было побежать за ними, но опомнился слишком поздно, и когда выскочил во двор, то увидел только зад Сашиной машины, со свистом выезжающей со двора. Это был последний раз, когда он видел маму и брата. Больше никаких новостей от них не поступало. Никогда.

Вот так Максим остался без родственников, объяснений и линолеумных машинок. Ну и рассудок, конечно, пошатнулся немного.