Изменить мир, главы 4-5

Глава 4


С широкого балкона открывался прекрасный вид на  почти идеально круглое озеро, лишь противоположный  конец его, чуть вытягивался вдаль. А может, так казалось из-за тумана, окутавшего подножия гор.  Широкий луг, покрытый цветущими маками, полого спускался к берегу, плавно переходя в прибрежную полосу. На ослепительно белом песке нежились двое. Младший раскинулся звездой, подставляя  смуглое тело нежаркому солнцу, старший сидел, привалившись к нагретому валуну, и смотрел на гладь воды. Идиллия, но тихий разговор далек от того умиротворения, которое навевает представшая картина.

— Не стоит лелеять свои обиды и гордость, Тор, — говорил старший. — Поступки госпожи, быть может, непонятны нам, но она хорошо знает, что делает…

— Особенно, когда приказывает вздёрнуть тебя на дыбу, — проворчал Тор, — мы всего лишь игрушки в руках нашей супруги.

— Мы не игрушки.

— Игрушки, и ты это знаешь, Ян, как тебе не хотелось бы, чтобы это было не так.

— Нет, мы нужны, чтобы замкнуть Большой Круг, Тор.

—  Большой Круг, Ян? Раз в месяц? В полгода? В год? Как часто? Прорывы случаются не каждый день, а уж крупных на моей памяти не было вообще. Да за спокойное время можно столько Силы накопить, что никто даже кончика крыла не просунет, не то, что Двери открыть…

— Не наше дело судить, сколько Силы у нашей госпожи, — ответил Ян.

Тор только рукой махнул: выросший в другом мире, более технологичном и развитом, он искренне не понимал устройства общества в Изначальном. Для юноши равные отношения между мужчиной и женщиной были нормальными, и, оказавшись в сугубо матриархальном мире, Тор растерялся. Первое, что Тор ощутил, узнав, что его потоки идеально совпадают с потоками Силы Привратницы и Проводника — гордость. Как же, он, скромный студент обычного университета, станет младшим супругом госпожи клана и, самое главное — Замыкающим в триаде. И лишь после пришло понимание и отрезвление: ничего хорошего новое положение ему не принесёт.

Юноше сразу дали понять, что его место в пыли у ног супруги, рядом со старшим мужем, что любая женщина выше его по положению, что госпожа может с лёгкостью назначить любое наказание за любой, даже самый незначительный проступок.  И если Ян, выросший на Изначальном, понимал и принимал это как должно, то Тору было непросто. Выяснилось, что секс, это не способ получить разрядку, удовольствие или просто приятное времяпрепровождение, а замыкание Большого Круга, когда они втроём, или Малого — если их двое. И двое в данном случае Тор не с госпожой, а с Яном и только снизу. Это для сугубо гетеросексуального парня оказалось ещё одним потрясением. И самое ужасное в этой ситуации: сбежать он не сможет, и дело не в том, что открывать Двери в другие миры может только Привратница — долг не позволит. Зная, что от Тора зависит благополучие и безопасность Сегмента, он не сделает этого.


***

Осенний бал почти ничего не изменил в жизни Али, разве что подтвердил её выводы, что сама она никого не интересует. Люди по-прежнему замечают только её уродство, а Лев Анатольевич все чаще появлялся в их доме, но  занимался исключительно Галиной Станиславовной. И, кажется, там дело уже шло к свадьбе — не зря мать заказала себе новое платье, а преподаватель вообще  переселился к ним. И, как водится, осада была не такой долгой, как следовало бы, и в конце декабря у Али появился отчим. На кухне теперь по утрам пахло жирной яичницей с салом, кофе и высились горы бутербродов с маслом и ветчиной, а мать стала меньше воспитывать Алю, все свои силы бросив на заботу о молодом муже.
Аля втихомолку радовалась, что гнёт матери ослаб, но на самом деле, ей было очень и очень грустно: девичья влюблённость в красивого мужчину никуда не делась, а видеть того в домашней обстановке, часто с обнажённым торсом, было особенно трудно. Девушка молчаливо страдала и не замечала странных взглядов отчима, иногда останавливающихся на её  груди.

Лев смотрел на падчерицу, оценивая тонкую фигурку, нежную кожу, упругую грудь и вспоминал дряблое тело жены. Но выбора между  тем, чтобы заполучить властную и занудную тёщу или покорную влюблённую жену не стоял вообще. И если не считать того, что в постели женщина предпочитала строго миссионерскую позу, а все остальные любовные игры считала извращением и распутством, он был доволен. А найти жаркую и искусную любовницу в большом городе несложно. В конце концов, можно соблазнить падчерицу, а то, что пятно у той на лице, так приятель прав — на личико недолго тряпочку накинуть. Фигурка-то у девчонки очень и очень спелая и соблазнительная.

— Ешь, дорогой. Мужчина должен хорошо питаться.

— Конечно, Галюнчик. Ты у меня такая заботливая! — Лев ухватил жену за ручку, запечатлевая на ней поцелуй.

— Ой, ну ты шалунишка, — кокетливо отмахнулась та и тут же строгим голосом проговорила: — Алевтина, овсянка в кастрюльке на плите, ешь и собирайся в колледж.

— И мне пора, дорогая. Спасибо, всё было очень вкусно.

— Ой, подожди Лёвушка, я подам тебе свежую рубашку. На сегодня я приготовила тебе в голубую полоску. И синий галстук в тон.

— Искусница моя, спасибо, Галюнчик.

Аля смотрела, как мать рысью бежит за мужем, поправляя ему шарф.

—  Ну, я пошёл, — Лев Анатольевич запечатлел небрежный поцелуй на щеке супруги и строго посмотрел на падчерицу. — Алевтина, я жду только тебя!

— Ах, Лёвушка, зачем ты её балуешь? Аля прекрасно дошла бы пешком! — возразила мать, глядя на почти готовую к выходу дочь.

— Ну, что ты, дорогая. Заботиться о неё моя обязанность.

— Ты такой семьянин! — восхитилась мать, провожая мужа на работу.

Аля уже спускалась по лестнице, радуясь, что отчим вновь предложил ей подвезти до колледжа. После того, как он чуть простудился, попав под дождь, мать выгребла все денежные запасы и подарила супругу новенькую машину. Те минуты, когда в пропахшем дорогими сигаретами и парфюмом салоне, они с отчимом были только вдвоем, очень ценились Алей. Мать, внезапно прозревшая, вдруг прониклась к дочери какой-то ревностью и бдительно следила, чтобы муж не оставался наедине с Алей. Правда, нужно сказать, что Лев Анатольевич тоже внимательно относился к самому себе, не позволяя лишних движений. А взгляды… а что взгляды? Их к делу не пришьёшь.

— У тебя сегодня сколько занятий?

— Три пары, а потом я ещё на танцы, — ответила Аля, жалея, что домой она пойдёт пешком.

— Жаль.

— Жаль? Почему?

— Тебе не стоит этого знать, — Лев подпустил в голос немного печали.

— Может…

— Не может. Выходи, мы уже на месте.

Аля вышла из машины, не понимая смысла короткого разговора. Отчим будто бы жалел о чём-то, будто намекал на что-то непонятное. На что? Она решила немного подождать, надеясь, что странный разговор чуть позже проясниться. К её удивлению, на выходе из Дома Культуры, где располагалась студия танцев, она увидела знакомую машину. Отчим разговаривал с кем-то по телефону и отключился сразу, как только увидел девушку. Он даже вышел из машины, несмотря на промозглый ветер, чтобы открыть той дверцу.

— Садись, на улице сегодня слишком холодно, чтобы идти пешком.

Аля благодарно кивнула и нырнула в нагретый салон. Почему-то ей показалось, что к утренним запахам добавился аромат коньяка. Но она, конечно же ошиблась! Разве Лев Анатольевич позволит себе сесть за руль нетрезвым?

Мать встретила вернувшегося вместе с падчерицей мужа недовольной гримасой. Но тот быстро погасил раздражение супруги, достав откуда-то чуть подмёрзшую розу на длинном шипастом стебле.

— Самой прекрасной женщине! — пафосно провозгласил он.

Мать зарделась, унося цветок, а Лев неожиданно грустно улыбнулся падчерице, незаметно разводя руками, словно извинялся, что не может подарить цветов ей.
Аля только вздохнула, провожая мать и розу глазами — ей самой ещё никогда не дарили цветов. Ужинать под прицелом картинно-печальных глаз и томных вздохов, под аккомпанемент слащавого сюсюканья матери, оказалось неожиданно грустно. А уж смотреть, как влюблённая женщина подкладывает своему мужу лучшие кусочки, подсунув дочери остатки позавчерашних макарон, было вдвойне обидно.

— Лёвушка, ты бы поберёг себя, — ворковала мать.

— Я не очень устаю, дорогая.

— Не стоит ждать Алю, она сама дойдёт.

— Галюнчик, мне не в тягость — она же твоя дочь!

— Ах, мне так повезло с тобой! — закатила глаза мать.

Аля молча доела холодные макароны и вышла, сдерживая желание хлопнуть дверью. Лев Анатольевич, прижимая к груди голову жены, проводил девушку плотоядным взглядом: эх, если бы не пятно, какая бы красавица была! А фигурка всё равно хороша, и он до неё доберётся, чтобы проверить на ощупь. Ночью, трудясь над исполнением супружеского долга, Лёвушка представлял вместо обвисшей плоти упругие грудки падчерицы и кончил неожиданно быстро.

На следующий день он сделал падчерице первый подарок — купил недорогую шоколадку с орехами. И сполна насладился восторженным взглядом девушки.

— Это мне? — ахнула Аля, сжимая в руках чуть подтаявшую плитку.

— А ты видишь тут кого-то ещё? Бери.

— Спасибо!

Аля грызла шоколад, глотая слёзы счастья, и ей было всё равно, что вкус у него какай-то неправильный, будто с душком. И отчего так, то ли от дешевизны, то ли ещё по какой-то причине, она не понимала. С тех пор отчим стал изредка дарить ей какие-нибудь простенькие подарки: брелок на ключи, блокнот с котиками на обложке, набор резинок для волос, силиконовый браслет с блёстками — дешевку, но для Али это было дороже алмазных россыпей. Только цветов Лев Анатольевич ей ни разу не приносил.

Весной мать неожиданно засобиралась на дачу к подруге — вспомнила, на старости лет, что у той можно набрать первой зелени, порадовать Лёвушку, и уехала на целых два дня, оставив дочь с мужем. И Лев Анатольевич не упустил такой возможности взять последние бастионы падчерицы. За зиму и весну, он немало потрудился, соблазняя девчонку, и был уверен, что ему осталось только пальцем пошевелить, чтобы та упала в его объятия. Так и вышло, Аля, у которой любовь отбила последний разум, сама не поняла, как очутилась в постели отчима. Вернее, как тот оказался рядом, совершенно голый и уже готовый полностью, о чём недвусмысленно свидетельствовало кое-что, упирающееся девушке в бедро. То, что случилось дальше, Але не понравилось: слюнявые поцелуи, оставлявшие мокрые следы на теле, жадные руки, ощутимо сжимающие грудь, тянущая боль внизу живота, капли пота, падающие на лицо. И какой-то странный полубезумный взгляд отчима, совершающего хаотичные движения. Наконец, тот зарычал и навалился на Алю всем весом. Ей стало трудно дышать, и девушка пошевелилась, пытаясь убрать тяжесть с груди.

— Сейчас, подожди немного, — Лев Анатольевич сполз с падчерицы, уселся на кровать и, потянувшись за снятыми трусами, вытер белёсые капли с себя и простыни. — Тебе лучше пойти, подмыться. А хорошенько, а то ещё залетишь, ненароком.

— Что? — глупо переспросила Аля, даже не подумавшая о беременности.

— Иди п-п-п-пиз… помойся, — грубовато буркнул Лев, уже жалеющий о содеянном. И не потому, что вдруг пожалел наивную дурочку, а исключительно из-за того, что обманулся в своих надеждах: Аля оказалась ничуть не более страстной, чем мать.
О том, что невинная девочка не могла и не должна показывать в постели чудеса раскованности и небывалый опыт, Лев даже не подумал.

Аля смывала с себя следы и думала, что  заниматься таким делом можно только по очень большой любви. И она, наверное, больше никогда такого не позволит — противно-то как! За дверью ванной обнаружился отчим, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу, и девушка немного криво ему улыбнулась.

— Надеюсь, ты понимаешь, что матери про это говорить не стоит?

— Да, конечно, Лев Анатольевич, — пролепетала Аля.

— Молодец. Иди, прибери там всё.

Девушка сняла испачканную простынь, обнаружив на той пятна крови — понятно стало, почему у неё болит между ног, сунула её в стирку, открыла окно, чтобы проветрить, и отшатнулась, заметив мать, входившую в подъезд.

— Лев Анатольевич! Мама приехала!

— Что? — мужчина торопливо натянул на себя тренировочные штаны и майку. — Иди к себе и оденься, что ты сисками трясёшь, хочешь, чтобы мать в таком виде увидела?

Аля от страха даже не обратила внимания на грубость и бросилась в комнату, чтобы застелить постель, уничтожив последние следы грехопадения.

Галине Станиславовне, торопившейся домой, предстала почти идиллическая картина: Алевтина прилежно читала учебник, а муж дремал, утомившись на работе. А она уже напридумывала себе всяких ужасов: и что дочь соблазнила красивого мужчину, и что тот не устоял перед напором наглой девки, и что тут разврат полным ходом.

— О! Галюнчик приехала, — проворковал Лев, усиленно делая вид, что только что проснулся. — Ну, что ты делаешь дорогая, носишь такие тяжести? Позвонить не могла? Я бы приехал тебя встретить.

И от его слов, от заботы, женщина растаяла, разом забыв все подозрения. Ну в самом-то деле, разве может такой мужчина позариться на глупенькую девчонку, у которой только одно достоинство – молодость. И это не говоря уже о безобразном пятне на лице. Да кто в здравом уме на такую обратит внимание? Разве что её Лёвушка, самый великодушный, делает вид, что не замечает уродства падчерицы. Галина Станиславовна хлопотала на кухне, рассказывая мужу, как постарела подруга, как потолстела и обрюзгла и наслаждалась его комплиментами.

А в комнате тихо плакала Аля, понимавшая, что ничего не изменилось. Она даже на ужин не пошла, так и уснула, уткнувшись лицом в мокрую подушку.

А ночью вновь пришёл сон, и вновь красавицу ласкали мужчины, а та выгибалась от наслаждения. На этот раз Аля отчётливо увидела лицо женщины и подивилась, заметив у той странный рисунок, вьющийся по левой стороне. Будто кто-то нарисовал завитки, начиная ото лба и заканчивая щекой. И смотрелось это очень гармонично и красиво. Аля даже пожалела, что её уродство невозможно скрыть таким образом. Но на этот раз, ей показалось, что мужчины выглядят как-то странно, а ещё  рука одного из них, очень откровенно  ласкала другого. И это было так гармонично, будто совершенно обыденное и привычное поведение.
Только женщина вдруг оттолкнула мужчин, гневно что-то выкрикнув. И стало понятно, что она недовольна. Чем? Аля подозревала, что та требовала внимания только для себя, ревнуя к проявлениям ласки, словно её можно похитить. И это было неправильно, так показалось Але.

Сон растаял в утреннем тумане задолго до звонка будильника, но встала девушка с ощущением щемящей тоски, будто её в чём-то обманули.
Кто? Она не знала.




Глава 5

На этот раз зал с колоннами не пустовал: вдоль стен стояло несколько человек, мужчин и женщин, напротив друг друга. В глотке чудовища клубился серый туман, откуда время от времени высовывались узкие влажные щупальца с присосками. И прятались, стоило им только коснуться узкой кровавой дорожки.

— С каждым разом мне всё сложнее закрывать Двери.
Голос был мелодичным и очень раздражённым.

— Быть может, ты используешь не те жертвы? — второй явно принадлежал женщине старше.

— Не те? Предлагаешь положить на алтарь кого-то из Детей Рода? Быть может, ты готова принести в жертву даже одну из Дочерей? А, Талина? Кого? Твою дочь?

— Ты сама сказала, что кровь мужчин уже не помогает, — ответила Талина, пропустив мимо ушей слова о собственной дочери.

Но запомнила — глупая девчонка осмелилась говорить такое! Ничего, пока всё идет по плану, пор её плану.  Много лет назад, когда прежняя Привратница готовила себе преемницу, взгляд упал не на Лайдин, умницу и красавицу, а на Альтнею, всех достоинств у которой было… А что у неё вообще было и есть, кроме возможности с лёгкостью замыкать Круг? Лайдин имела такие же способности, разве чуть послабее. Ладно, не чуть, но всё же, обучение могло сделать даже из слабой госпожи сильную Привратницу, и доказательствами тому Морин, дальняя родственница самой Талины. Из Лайдин, после подготовки получилась бы не хуже. А она, Талина, не опасалась бы за свою власть, действуя не  исподтишка, как сейчас, а открыто. Ничего, их с дочерью  время  ещё придёт.

— А может, ты разучилась создавать Большой Круг? — спросила Талина.

— Я чувствую, что дело не в этом.

— В чём же? Тебе уже много лет, а ты до сих пор не выполнила свой основной долг, не дала жизнь Дочери Рода. И ты говоришь о том, что Двери закрываются с трудом?

— Мне много лет? Я молода! И не тебе, родившей лишь сыновей упрекать меня в неисполнении долга! — воскликнула первая. 

«Только сыновей? Ха! Ты не знаешь о Лайдин!» — Талина порадовалась, что в своё время не открыла тайну рождения девочки. Никто бы не осудил её, кому какое дело, кто был отцом малышки, если мать почтенная леди клана, но Талина уже тогда мечтала, что дочь станет Привратницей. Но закон велел выбирать её из правящей семьи, мол, нечего распылять Силы.

— У тебя только две обязанности: не допускать прорыва извне сквозь Двери и принести дочь. И ты не можешь выполнить ни одну. Объясни, в чём причина этого? Быть может, ты стала терять Силу?

— Может быть, — в голосе женщины появилась задумчивость, — может быть. Я чувствую, как она утекает от меня каждый раз, стоит лишь появиться прорыву.

— Это плохо, Альтнея. Очень плохо. Если твоя Сила уходит, тебе стоит найти ту, что тянет из тебя твой дар.

— Искать её  самой? Ты сошла с ума, Талина! И потом, ты сама знаешь, как я не люблю посещать другие миры.

— Замолчи, глупая девчонка. Если ты не найдёшь ту, кто тянет с тебя силу, то потеряешь всё! — старшая явно рассердилась.

— Но в другом мире я буду почти обычной женщиной. А если та, другая сильнее меня?

— Тогда она сменит  тебя на посту Привратницы.

— Я не допущу этого. Я найду её и заставлю вернуть мне всё, что она украла у меня.

— Будь осторожна Альтнея.

— Буду, Талина. Я возьму с собой своих мужей и нескольких охранников. Я не допущу, чтобы кто-то забрал мой дар.

— Не забудь, что в другом мире для тебя может быть опасно, Альтнея. Особенно, если это дикий мир.

— Хорошо, Талина.

Картинка подёрнулась дымкой и растаяла. Аля ещё полежала несколько минут, сохраняя в памяти красочный и необычный сон и, с неохотой, поднялась — сегодня второй зачёт, опаздывать нельзя.

Лев Анатольевич лукавил, когда говорил Але, что ничего не изменилось: он вовсе не собирался отказывать себе в удовольствии поиметь молодое и привлекательное тело. Но пятно на лице падчерицы раздражало с каждым днём всё сильнее. Дома он старался не смотреть на неё, а в колледже началась сессия, и они почти не встречались. Галина Станиславовна бдила, хищно наблюдая за всеми движениями дочери: подозрения, чуть снятые фальшиво-заботливыми словами мужа, вновь вспыхнули, когда женщина увидела выстиранную постель дочери.  А ведь прошло не так много времени с последней перемены, простынь никак не могла испачкаться. Если только… и у Галины Станиславовны вновь появились нехорошие мысли: а вдруг дочь соблазнила-таки Лёвушку, а тот из благородства покрывает мерзавку? Женщина хищницей следила за Алей, подмечая все нюансы поведения, и, в конце концов, убедилась, что со стороны наглой девчонки точно не всё в порядке. А иначе, почему она так краснеет, стоит только Лёвушке войти в комнату? И Галина Станиславовна ещё сильнее стала придираться  к дочери, не замечая, что муж часто останавливает очень недвусмысленный взгляд на формах девчонки.

Мужчина быстро забыл о своих словах, выискивая только возможности остаться наедине с падчерицей. И вскоре нашёл — после обеда в колледже почти никого не оставалось, а лаборатория  была полностью в его распоряжении.

— Алевтина, сегодня у тебя плавание? — спросил он однажды.

— Да, в четыре часа, — подтвердила девушка.

— А сейчас ты свободна?

— Да…

Лев Анатольевич, окинув взглядом пустой коридор, кивнул девушке на приоткрытую дверь лаборатории. Аля понятливо юркнула туда, замирая от страха и предвкушения — за прошедшее  время неприятные ощущения забылись, зато любовь, подогреваемая скромными подарками, разгорелась ещё сильнее. В лаборатории было пусто, отчим небрежно сдвинул несколько пачек бумаги на столе и уложил на него падчерицу, рассудив, что все нужные места будут у его досягаемости, а уродливого пятна видно не будет. Ошеломлённая Аля даже не успела ничего понять, как юбку задрали жадные руки, а трусики спустили вниз, до колен. И все прелюдии на этом закончились, осталось только влажное хлюпанье, жёсткий край стола, врезающийся в бедра и натужное пыхтение. Аля ждала, когда это всё закончится и думала, что больше никогда не позволит отчиму проделать это ещё раз.

И покорно пошла на следующий день, и ещё раз и ещё. Постепенно она притерпелась к неприятным ощущениям, впитывая  слова Льва Анатольевича, что она очень милая, и что он очень жалеет, что женился не на той. А потом, дома, приходилось смотреть на  щебет матери и снисходительную небрежную заботу отчима.

— Галюнчик… ты просто божественно готовишь!

— Ты мне льстишь. Хочешь ещё кусочек?

— Нет, дорогая. Ты и так накормила меня до отвала. Я скоро растолстею так, что в двери не буду проходить!

— Ой, не говори так! у тебя великолепная фигура, Лёвушка!

Аля покосилась на появившееся брюшко и впервые подумала, что отчим не так уж и красив: немного великоват нос, слишком узкие губы. Да и воспитание подкачало, конечно, и в провинции  могут получить блестящее образование, но врождённый лоск появляется только в семьях с не одним поколением интеллигентов. А отчим, похоже, только нахватался вершков, недаром Юлия Александровна, познакомившись с зятем, брезгливо поджала губки. Тогда Аля обиделась на двоюродную бабушку, а вот сейчас впервые подумала, что…

Что, возможно, Лев Анатольевич герой не её романа.

— Алевтина, не могла бы ты подать мне чаю? — и лишь только Аля услышала это чувственный баритон, как мигом забыла обо всех своих мыслях.

Недостаточно воспитан? Да и ладно, главное, он любит её, только бы мать не узнала. Но катастрофа надвигалась, хоть ни один из её участников об этом не подозревал. Сначала Аля обнаружила, что уже второй месяц не использовала прокладки. Случайно, убираясь,  передвинула пачку, и тут до неё дошло — в последний раз месячные или  как говорят в рекламе, критические, дни были у неё в мае. А после – ни разу. Сначала девушка удивилась, а после ей стало страшно, когда она поняла, в чём причина этой задержки. Причина в этот момент сидела за столом и ворковала с женой.

«Боже мой, если мать узнает, она же меня со свету сживёт!» — мысль о том, что следовало бы рассказать отчиму, девушке даже в голову не пришла, ведь он всегда отправлял её мыться, значит, она виновата сама, плохо старалась. Бабушке? Ни в коем случае. Кому ещё? У Али не было подруг, Маринка не в счёт да и разболтает мигом. Ох, а ведь не к кому обратиться, и что теперь  делать?

Поначалу никто не замечал изменений, но однажды после завтрака, Аля направилась не в комнату, в уборную, где и оставила всё съеденное. Мать вяло удивилась, зато  Лев Анатольевич проводил падчерицу цепким взглядом. А потом весь день украдкой следил за Алей. Озабоченность на следующий день сменилась подозрениями, а затем и беспокойством, когда тошнота повторилась ещё и ещё. Да так сильно, что даже Галина Станиславовна что-то заподозрила. И первое же предположение попало в точку — дочь беременна. Осталось только выяснить, от кого. Несколько дней женщина разрабатывала план, как осторожно выспросить мужа, не пал ли он жертвой коварной обольстительницы. И, наконец, Галина Станиславовна придумала, что делать.

— Алевтина, у нас закончился сахар. Сходи и купи два килограмма. Вот деньги.

— Хорошо, мама, — Аля взяла мятую купюру и вышла, удивляясь, куда же он делся, если только вчера купили целый мешок?

Девушка не пользовалась лифтом, уже по привычке, выработанной с детства, и не торопясь спустилась по лестнице. Но на улице, как оказалось, шёл дождь. Будь он не таким сильным, Аля не стала бы возвращаться за зонтом, но сплошные потоки с неба, поколебали её уверенность и заставили снова подняться на шестой этаж. И угодить прямо в эпицентр скандала: Алю не заметили — она не проходила дальше коридора, роясь в шкафу.

— Я понимаю, Лев, что мужчина слаб, особенно, когда его соблазняет молодая и привлекательная девушка. Но моя собственная дочь!

— Галюнчик, — лениво отвечал отчим. — Неужели ты думаешь, что я мог соблазниться этой уродкой? Ты свою дочь видела? Да на неё смотреть противно. Не знаю, кто поимел твою девку, но это не я. Ищи виновника в другом месте.

— Это точно не ты? Правда? Лёвушка, скажи, это не ты?

— Ну, разумеется, не я, — снисходительно проговорил тот.

И Аля поняла, что её до сих пор никто и никогда не любил, и любить не будут, что ничего не изменилось: все видят только пятно на лице и больше ничего. И Лев Анатольевич просто воспользовался ею, а когда дело стало дурно пахнуть, мигом забыл обо всём и теперь убеждает жену в своей невиновности. И ведь убедил.
А что делать ей? Вернуться домой? Она не сможет больше выносить придирки матери. Не сможет видеть человека, так обманувшего её. Не сможет сидеть с ним за одним столом, слышать его голос. И… и отчим не оставит её в покое, придумает причину, тысячу причин, заставит избавиться от ребёнка, в этом Аля была точно уверена, и по-прежнему будет использовать доступную и глупую девочку.

— Нет…

Аля повернулась и вышла из квартиры, забыв о том, что собиралась взять зонт, что пошла за сахаром, что у неё нет денег и документов. Ей было всё равно.
Дождь лил, не переставая, в ботинках хлюпало, куртка, джинсы — всё промокло насквозь. Однако Але было не жарко и не холодно: ей было никак. Кусочек счастья, маленькая капелька оказалась украденной, чужой, не её. Это у нормальных девушек случаются  встречи, влюблённости, свидания. А на долю таких уродок, как Аля остаётся только короткий перепих и презрительное «подмойся».
Жестокие слова отчима казались справедливыми, он же был нормальным мужчиной, а для них главное в женщине внешность. Аля с ненавистью посмотрела на своё отражение в стекле витрины.

«Уродка, о чём ты вообще думала, когда мечтала о любви?» — прошептала она. По щекам текли струи дождя, смывая солёные слезы, и впервые Аля радовалась тому, что может плакать, не скрываясь.

— Уродина… — шептала она, едва передвигая ноги.

Дорожка свернула к скверу, но Аля не пошла к мокрым скамейкам — сквозь шорох дождя донёсся гудок электровоза, и девушка направилась туда, к мосту через железную дорогу. Зачем? В этот момент она не могла бы назвать причину — просто что-то тянуло её в ту сторону. Она ступила на тротуар вдоль моста и бездумно направилась по нему, касаясь рукой мокрых перил. Уже давно стемнело, мимо изредка проезжали запоздавшие машины, осторожно пробиваясь сквозь потоки воды. Аля не видела, как из пелены дождя вынырнула чёрная машина, осветила лужи острым колким светом фар. Да и что ей до каких-то машин, когда тут обрушился весь мир? И не только он — под ноги попало что-то неудобно-скользкое, и девушка стала падать прямо на дорогу, под колёса огромной фуры. Водитель едва успел среагировать, зацепив Алю самым краем, но в его машину врезался другой, ударился и, развернувшись,  влетел в ограждение моста.

Аля закричала от резкой боли и замерла, глядя, как медленно падает огромная фура вниз, на железнодорожные пути, как шипит пробитый радиатор у чёрной машины, как останавливается рядом ещё одна, тоже чёрная, и оттуда выскакивают несколько мужчин. И двинулась к первой, словно её тянуло туда, словно это самое важное, что нужно сделать. Пальцы скользили, открывая ручку дверцы, а в голове звенела тонкая нить…