Былинная байда

                Подарок для моей возлюбленной Алины Витухновской
     Обычным манером очутившись возле любимой поэтессы, как всегда, нашлявшись по различным полудурочным представительницам политруссиянской фауны, очучивался у ее ног, неизменно размыкавших колени от одного только вида моего неунывающего лица, подмигивающего, гримасничающего, высокоразумного до рези в мочках ушей, что являлись по понятиям древних конфуцианцев вместилищем мудрости, вот - вот готовой хлынуть неудержимым потоком на ее замороченную голову, нежно мною любимую, вот и сейчас я подкрался и, не говоря ни слова, поцеловал ее в лоб, потом в щеку, в ухо, в нос, покрыл поцелуями еврейскую мордочку с высокомерно вздернутой верхней губой.
     - Наелся ? - Поглаживая кота спросила она. - До тошноты ?
     - Прости, - заюлил я, думая, что мне вмазывается шпилька, почти английская булавка, в отместку за непостоянство и чрезмерную любвеобильность, - но ты иногда ...
     - Дурак, - щелкнула она меня в лоб, - я не про себя, точнее, не о себе. Меня принимают дозированно. Этих, - она с отвращением кивнула в сторону гомонящих за окном воробьев, взъерошенных, глупых, скандалистых, грязных от вечного шевеления по помойкам, - нажрался ?
     - Ну да, - жизнерадостно подтвердил я очевидный факт биографии, укладываясь ей на колени. - Вообще, п...дец. Хотел с ребенком в игру сыграть, но у ребенка реально нет мозга. Падение, - передразнил я ее, растягивая гласные. - Какое, на хрен, падение ? Это погружение. Глубинное. В кал.
     - И как ? - Она гладила меня, вызывая ревность кота, сверкавшего зелеными зенками сбоку, по коротким волосенкам скинхэда и человека патриотичного, настолько, что национальность моя менялась раза по три в день, особенно воздействовали она и сестренка, еврейки по самое не могу. Я даже хотел сделать обрезание в ближайшей мечети. - Мечеть - не наша тема, товарищ, - поправила она меня, - там даже Толокно плясать не стала, чем разгневала Ваенгу и Чичерину. Они даже подрались .
     - С Надькой ? - Обеспокоился я, ибо любил ведьм от всей души. Начал привставать, готовый броситься на защиту любимых от неведомых ваенг и чичериных.
     - Зачем с Надькой ? - Раздевая меня переспросила поэтесса. - Между собой. Ваенга стояла за веру, а Чичерина за любовь между Дамбасом и Луханском. Вот Надьке и не попало, они сначала на Савченку порешили накинуться, но там запрет сверху сошел, аки голубь безгрешный на Марию Мирабеллу, потому Савченко и разминулась краями с патриотками.
     - П...дец какой - то, - взаимно разоблачая любимую от излишних в нашей ситуации узилищ шмотья и нижнего белья, упрятавшего самое интересное в женщинах и тетках, поделился я впечатлением от услышанного. - И чо они ?
     - Да ни х...я, - пожала плечиком она, облегчая мне процесс снятия лифчика. - Пошебуршали чутка, сучки глупые, и на концерт Ротару сломились. Там банкет был опосля, - изящно приподнимая бедра пояснила она смысл концерта нестареющей молдавашки и мандавошки отечественной эстрады. - Дурак ! - Снова взвизгнула, почувствовав животом мои губы. - То руки целуешь, то пузо. Ты меня в мозг целовать должен.
     - Что я и делаю, - глубокомысленно заметил я, подкатываясь с правого бока. - Сказку хошь ?
     - Давай.
     - Короче, Кот в сапогах, на самом деле, был конем. В месяц твоего рождения и не только шлялся туда - сюда, е...ся, пел песни, разгонял облака, праздновал юбилеи, выращивал рассаду и оленей и грезил о несбыточном. О преемственности и традициях, не понимая лошадиным умом, что по местным традициям болтаться им всем в петле, причем, что так, что эдак. Любая гнида, влезшая жопой на стол Киевский, Владимирский, Суздальский и всея Сталинабада, неизменно меняется, перейдя вторую половину срока, обусловленного человецким волеизъязвлением и метастазами проказы с приключившимся раком, в лучшую сторону и начинает урезать шеи ближним. Оно конечно, больше дальние выхватывают, людишки мелкие, гнусные, не ценящие заботы, зажравшиеся пенсионеры, оголтелые от прибыли ветераны, раздувшиеся инвалиды, геленвагенистые учителя, яхтные врачи, бедные, несчастные чечены, затюканные опасными соседями до состояния абцуга, трусливые, как червяки, дагестанские ингуши, ползущие в даль, утки, пролетающие транзитом в сторону египтянских бредней и бродов, мыши, несогласные и опасноходящие, приносящие дары и да будет так.
     Я полез, куда надо полез, поэтому спросила она через три часа :
     - И чо дальше было ?
     Закуривая две сигареты, протягивая одну любимой я ответил обычными словами :
     - Да все то же самое. И было, и будет, и неизменно, и проклято навеки место, и не быть ничему. Так все и сгнило. Слилось в говно, Зимбабве, Донецк. Названия другие, но смысл тот же.
     - Это уже история получается, - обнимая меня за шею замурлыкала она. - Началось сказкой, а закончилось историей.
     - Лишь бы не былью, - закрывая глаза бормотнул я в теплую грудь, приютившую меня на какое - то время.