Новогодний подарок. Мопассан

Жак де Рандаль поужинал дома один, сказал слуге, что тот может быть свободен, и сел за стол писать письма.
Таким образом он заканчивал каждый год: писал и грезил. Он составлял для себя некий список событий, произошедших в последний год – законченных, мёртвых вещей, и по мере того, как перед его глазами возникали лица друзей, он писал им несколько строк: сердечный привет с 1-ым января.
Итак, он сел, открыл ящик стола, вынул из него фотографию женщины, посмотрел на неё несколько секунд, поцеловал. Затем положил её рядом со стопкой бумаги и начал:
«Дорогая Ирен, Вы скоро получите маленький сувенир от меня; я заперся сегодня вечером, чтобы сказать Вам…»
Перо замерло. Жак встал и начал ходить по комнате.
Вот уже 10 месяцев у него была любовница: не такая, как остальные – светская женщина театров и улиц, но женщина, которую он любил и завоевал. Он был уже не молод, хотя ещё моложав, и смотрел на жизнь серьёзно, позитивным и практичным взглядом.
И вот, он начал составлять баланс своей страсти, как каждый год составлял баланс исчезнувших и новых дружб, фактов и людей, вошедших в его существование.
Первый пыл любви утих, и он спросил себя со скрупулёзностью подсчитывающего коммерсанта, каково было отношение его сердца к ней, и попытался угадать, что ждёт его дальше.
Он нашёл в своём сердце большую глубокую любовь, составленную из нежности, признательности, из тысячи мелких связей, из которых рождаются длительные и сильные отношения.
Он подпрыгнул, услышав звонок. Он растерялся. Открывать? Но он сказал себе, что в новогоднюю ночь открывать нужно всегда, что всегда нужно открывать незнакомцу, который стучится, кем бы он ни был.
Он взял свечу, пересёк переднюю, снял запор, повернул ключ, дёрнул дверь и увидел свою любовницу, которая стояла с мертвенно-бледным лицом, прижав руки к стене.
Он пролепетал:
- Что с вами?
Она ответила:
- Ты один?
- Да.
- Без слуг?
- Да.
- Ты не собираешься уходить?
- Нет.
Она вошла как женщина, которая хорошо знает дом. Едва она оказалась в гостиной, она рухнула на диван и, закрыв лицо руками, зарыдала.
Он встал на колени перед ней, пытаясь отвести её руки и увидеть глаза, и повторял:
- Ирен, Ирен, что с вами? Умоляю вас, скажите!
Тогда она прошептала через рыдания:
- Я больше не могу так жить.
Он не понял:
- Так жить?.. Как?..
- Да. Я больше не могу так жить. Я никогда тебе не говорила… Это ужасно… Я больше не могу… Я слишком сильно страдаю… Он ударил меня…
- Кто… твой муж?
- Да… мой муж.
- Ах!
Он был удивлён. Он никогда не подозревал, что этот муж может оказаться жестоким. Это был мужчина высшего света, человек лошади и шпаги, известный, уважаемый, всеми чтимый, с изысканными манерами, с посредственным умом, с отсутствием того образования, которое необходимо, чтобы думать так, как думают хорошо воспитанные люди, и с уважением ко всем принятым предрассудкам.
Казалось, он занимался своей женой, как это должны делать богатые люди хорошего происхождения. Он беспокоился о её желаниях: о здоровье, о туалетах, но, впрочем, оставлял совершенно свободной.
Став другом Ирен, Рандаль имел право на мужское рукопожатие, которым каждый воспитанный муж дарит знакомых жены.
Затем, когда через некоторое время Жак из друга превратился в любовника, отношения с супругом стали более сердечными, как полагается.
Он никогда не видел и не подозревал ссор в этом доме и был напуган, услышав это неожиданное признание.
Он спросил:
- Скажи, как это случилось?
Тогда она рассказала длинную историю, историю всей своей жизни, начиная со дня свадьбы. Первое разногласие произошло из-за пустяка, затем между двумя противоположными характерами постепенно начало расти отчуждение.
Затем начались ссоры, полное разъединение, хотя и не явное, затем муж стал агрессивным, жестоким. Теперь он ревновал, ревновал к Жаку, и после сцены, случившейся вечером, ударил жену.
Она сказала ему решительно:
- Я больше не вернусь к тебе. Думай обо мне, что хочешь.
Жак сидел напротив неё, касаясь коленей. Он взял её за руки:
- Моя дорогая, вы сделали большую, непоправимую глупость. Если вы хотите уйти от мужа, оставьте в виноватых его таким образом, чтобы ваша репутация честной женщины была спасена.
Она спросила, бросив на него встревоженный взгляд:
- Что же вы мне посоветуете?
- Вернуться домой и жить там до того дня, пока не сможете получить развод или честно расстаться, с военными почестями.
- Разве это не трусость?
- Нет, это мудро и разумно. Вы должны беречь своё имя, сохранить друзей и поддерживать родителей. Не нужно забывать об этом и терять всё, очертя голову.
Она встала и с силой произнесла:
- Нет, я больше не могу, всё кончено, кончено, кончено!
Затем она положила руки на плечи любовника и спросила, глядя в глаза:
- Ты меня любишь?
- Да.
- Правда?
- Да.
- Тогда оставь меня у себя.
Он воскликнул:
- Оставить тебя? У меня? Здесь? Но ты сошла с ума! Тогда я потеряю тебя навсегда, навсегда! Ты сошла с ума!
Она медленно и важно продолжила, как женщина, которая знает цену своим словам:
- Послушайте, Жак. Он запретил мне видеться с вами, и я не буду играть комедию и приходить к вам тайком. Выбирайте: либо вы берёте меня, либо я погибла.
- Дорогая Ирен, в таком случае, добейтесь развода, и я женюсь на вас.
- Да, женитесь… через два года минимум. Ваша нежность терпелива.
- Но подумайте же. Если вы останетесь здесь, он завтра же заберёт вас, потому что он ваш муж, потому что на его стороне право и закон.
- Я не прошу вас оставить меня у себя, я прошу увезти меня куда-нибудь. Я думала, что вы достаточно любите меня для этого. Я ошиблась. Прощайте.
Она повернулась и вышла так быстро, что он успел схватить её только на выходе из гостиной.
- Послушайте, Ирен…
Она отбивалась, не хотела ничего больше слышать, у неё в глазах блестели слёзы, и она лепетала:
- Отпустите… отпустите… отпустите…
Он силой усадил её и вновь встал перед ней на колени, затем попытался, собрав разумные советы, заставить её понять безумие и опасность этих планов. Он не забыл ничего, что следовало сказать для убеждения, и в самой нежности искал мотивы убеждения.
Так как она оставалась немой и застывшей, он умолял её слушать, верить ему, последовать его советам.
Когда он закончил говорить, она просто ответила:
- Теперь вы собираетесь меня отпустить? Дайте мне встать.
- Ирен…
- Вы отпустите меня?
- Ирен… вы окончательно решили?
- Отпустите меня!
- Скажите мне только, окончательно ли ваше безумное решение, о котором вы горько пожалеете?
- Да… отпустите.
- Тогда оставайся. Ты знаешь: ты здесь как дома. Завтра утром мы уедем.
Она встала, несмотря на то, что он удерживал её, и сухо сказала:
- Нет. Слишком поздно. Я не хочу жертв.
- Оставайся. Я сделал то, что должен был, и сказал то, что должен был. Я больше не несу ответственности перед тобой. Моя совесть спокойна. Выражай свои желания, и я подчинюсь.
Она вновь села, долго смотрела на него, затем сказала очень спокойным голосом:
- Тогда объяснись.
- Что? Что я должен объяснить?
- Всё… Всё то, что ты подумал, чтобы изменить мнение. Тогда я увижу, что мне делать.
- Но я ни о чём не думал. Я должен был предупредить тебя о том, что ты собираешься совершить глупость. Ты упорствуешь, я принимаю участие в этом безумии, я даже требую.
- Неестественно менять мнение так быстро.
- Послушай, дорогая. Речь не идёт о жертве. В тот день, когда я понял, что люблю тебя, я сказал себе то, что говорят все любящие: «Мужчина, который любит женщину, который пытается её завоевать, который её добивается и получает, заключает с ней священный договор". Речь идёт, разумеется, о такой женщине, как вы, а не о легкомысленной ветренице. Брак, который является большой общественной ценностью, имеет в моих глазах очень малую ценность нравственную при тех условиях, которые чаще всего имеют место быть. Итак, когда женщина, связанная юридическими путами, не любит, не может любить мужа, чьё сердце свободно, встречает мужчину, который ей нравится, и отдаётся ему, когда мужчина, не связанный обязательствами, берёт женщину таким образом, я говорю, что они заключают другой договор по взаимному и свободному согласию, гораздо более прочный, чем «да», сказанное в присутствии мэра. Я говорю, что если они оба – люди чести, их связь должна быть более интимной, более сильной, более здоровой, чем все священные союзы. Эта женщина рискует всем. И просто потому, что она знает об этом, потому что она отдаёт всё: сердце, тело, душу, честь, жизнь, - потому что предвидит трудности, опасности, катастрофы, потому что решается на отважный поступок, потому что она готова рискнуть всем (муж может её убить, а свет может изгнать), поэтому я уважаю её в супружеской неверности, поэтому её любовник тоже должен всё предвидеть и предпочесть её всё равно, что бы ни случилось. Мне больше нечего сказать. Вначале я говорил как разумный человек, который должен был вас предупредить, а теперь во мне остался лишь человек, который вас любит. Приказывайте».
Сияя от счастья, она закрыла ему рот поцелуем и тихо сказала:
- Это неправда, дорогой, ничего не случилось, мой муж ни о чём не подозревает. Но я хотела посмотреть, узнать, что ты сделаешь, я хотела… хотела… новогоднего подарка… от твоего сердца… другого подарка, чем колье. Ты мне его подарил. Спасибо… спасибо… Боже, как я счастлива!

7 января 1887
(Переведено 26 сентября 2016 г.)