1. 236. И это все о нем

Предыдущее http://www.proza.ru/2016/09/24/131

1.2.3.6. И это все о нем

     Полковник ГБ Красной линии Петр Кристианович Воробьев-Горский устало вышел из зала заседания завершившей работу Комиссии. Глянул вверх, хотелось увидеть голубое-преголубое осеннее небо Воробьевых гор с легкими белоснежными облаками, но глаза передали мозгу картинку закопченного за десять лет потолка Фрунзенской. Выщелкнул последнюю папиросу, раздраженно закурил. Постовой, злобно катнув желваками, собрался грозно зарычать и тявкнуть, но рассмотрев под кожаным регланом наглеца мундир и полковничьи петлицы ГБ, резко принял должную стойку, «завилял хвостом», глянул подобострастно и старательно отдал честь. Полковник лениво обозначил ответное козыряние, развернулся и, похрустывая новенькими хромовыми пальто, сапогами и портупеей, зашагал по своим делам, попыхивая папиросой.

     Отстоял. Отбил. Отмазал он Корбута на Комиссии. Проектам дали вторую жизнь… Знал бы чем его «доброе» дело обернется… Какой след в судьбах его детей и его собственной оставят результаты этих проектов…

     Ему на глаза попалась на редкость пустынная лавка, которую оккупировал огромный детина в тертом сталкерском прикиде. Бесцеремонно подошел и плюхнулся рядом, чуть не толкнув плечом сидящего.

     — Занято! — прорычал «оккупант».

     — Папиросы дай! — тихо, но жестко ответил полковник.

     — Хаз?!! — Гип выкатил огромные удивленные синие глаза. Зашарил по карманам, вытаскивая куриво.

     — Тс-с! Высокая Комиссия установила, что ротмистр Хазов героически погиб, спасая участников эксперимента и результаты исследований, 11 декабря 20… года под стенами МГУ. Полковник ГБ Красной линии Петр Кристианович Воробьев-Горский к вашим услугам, ротмистр Гаврилов!

     — Капитан Гип, госпо…

     — Отставить! Товарищ полковник! На два года я «товарищ», дорогой ротмистр Гип, старший сталкер Гагаринской агломерации.

     — Саш?..

     — Петр! Петр, Вань!

     — Петь?

     — Молчи! Слушай предпоследний приказ ротмистра Хазова:

     1. Присвоить капитану СОБР Гаврилову Ивану Павловичу звание ротмистра Гагаринской агломерации и назначить его на должности старшего сталкера Гагаринской агломерации и командира сталкерской бригады «Гагары-1».

     2. Присвоить старшему лейтенанту СОБР Хрякову Якову Константиновичу звание штабс-ротмистра Гагаринской агломерации и назначить его на должность первого заместителя старшего сталкера Гагаринской агломерации.

     3. Присвоить лейтенанту СОБР Моржову Юлию Николаевичу звание поручика Гагаринской агломерации и назначить его на должность второго заместителя старшего сталкера Гагаринской агломерации.

     4. Генерал-майору Давыдову Георгию Романовичу продумать и обеспечить оперативное прикрытие операции «Red box»…

     Хаз долго наговаривал детали о поставках ВГ, гагарыча, живых крыс и доппайков для него с Тигрой, Гип старательно писал все на подкорку, разумеется, ни слова о том, что «Red box» — план, давно лелеемый им и Гру, по внедрению агента к Красным — сказано не было.

     — С гагарычем не погорячился? — Спросил Гип.

     — Что сырца 100 литров в месяц не осилим?

     — Сырца-то осилим, — хмыкнул Гип, — если не настаивать, то осилим. Подкрасить или насрать?

     — Насрать. Перетопчутся.

     — И ВГ вытянем, хорошо, что самовывоз обкашлял, а то людей не напасемся охрану обеспечивать.

     — С крысами логистику сам профильтруй. Нам с Тигрой мяско не забудь еженедельно, а табак так на особый контроль, в том числе трубочный и три трубки… Ну, все вроде, курнем и на лыжи?

     — Вроде все…

     Покурили. Гип поднялся и пошел к выходу в сторону «Парка культуры», Хаз пошел следом.

     — Ты куда?

     — Провожу тебя до поворота…

     — Смотри…

     — Стой! Битаки! — Хаз порылся в кармане, извлек три пластиковых карты. — Твоя, а это Хряку и Хрюну.

     Гип припрятал две поглубже, а свою сунул в нагрудный карман.

     Подошли к кордону. Прикордонник долго сопел, разглядывая Гипа, после того, как тот сверкнул битакой. Наконец хрипло просипел:

     — Проходите. А Вы куда, товарищ полковник? — Воззрился он на Хаза, среагировав на раздраженное неуразумение того, пояснил. — Надо спецжетон разрегистрировать.

     — Я никуда не ухожу! Провожу товарища до поворота и вернусь!

     — Не могу Вас пропустить!

     — Из-за нескольких сотен метров бегать в комендатуру? С ума спрыгнул? — Начальственно рыкнул Хаз.

     — Не могу, товарищ полковник! Нагорит мне…

     — Тс-с, без истерик, на мягких лапках. Я же из твоего поля зрения не выйду… Надо, малыш! Оперативная необходимость!

     — Товарищ полковник! — взмолился пограничник.

     — Надо, Федя! Надо! — проговорил Хаз с известной интонацией Шурика, обогнул вояк и потопал за Гипом. Удалившись на пару сотен метров, встал под лампой, почти погрузившись в тень. — Гип, слушай последний приказ Хаза и до всех, имеющих допуск, доведи: «Ждать! Надеяться! Верить!»

     Гип шмыгнул носом, протянул руку:

     — Есть, командир!

     — Пухастого утешь-приласкай! Тоскую я по нему, как по сыну. На-ка, — Хаз протянул герметично завязанный пакет с шапкой, в которой уходил со Спортивной. Гип спрятал ее за пазуху. Обнялись. Зашагали каждый в свою сторону.

                * * *

     Пух лежал в уже ставшей с 13 декабря привычной позе — вплотную к решетке запертой клетки, чуть высовывая морду за периметр узилища, носом к двери — его обоняние, осязание, слух и зрение были устремлены в сторону щелки под дверью комнаты. Он ждал. Ждал хозяина.

     Обычно шаги хозяина он мог расслышать, только после того, как успевал распознать его запах, тот ходил очень тихо, специально выбирая обувь на мягкой резиновой подошве или с наклеенной микропоркой. Чаще всего появлению Хаза предшествовало буханье расхлябанных ленивых шагов расслабившихся после задания Гипа, Хряка и Хрюна. Первый уже дней десять не казал глаз, последние забегали по три раза на дню, часто к ним присоединялся Лешка, присаживались у клетки, увещевали, уговаривали, плели ласковые речи, совали в пасть вкусняшки, пытались выдернуть общего любимца из депрессии, но тщетно. Пух ждал только Хаза.

     «Дежурство» шло своим опостылевшим чередом, когда лис засек знакомую бегемотью поступь. От неожиданности и нетерпения Пух вскочил на все четыре лапы, навострил уши и нос, замер… Нет! Ни хозяйских шагов, ни запаха он не уловил, но… Но что-то заставило его держать стоечку… Тень! Тень самого любимого запаха!

     «Дурак! Потерял или почудилось?» — проворчал Пух.

     Тут дверь приоткрылась. Мчс собирался войти в комнату, но завидев Гипа застыл, придерживая ее ногой:

     — Какие новости, Вань?

     — В харчевню подгребай, там всем нашим все и расскажу…

     — К Пуху зайдешь? Извелся рыжий и всех его поведение напрягает, волнуются ребята.

     — Сейчас только дезинфекцию пройду. Десять дней в этой грязище, от амбре самому тошно. Да и дело к пухастому есть…

     Да уж амбре было еще то… Но Пух в этой какофонии туннельной вони четко уловил запах Хаза. Запах был какой-то новый, но точно хозяйский, хозяин потерся о Гипа, наверно обнимались на прощание, недавно виделись! Суток не прошло!

     Пух весь извелся, ожидая Бегемотище. Не стоялось и не лежалось. Лис сидел почти неподвижно, но передние лапы не знали покоя, непроизвольно переступали, постукивали, скребли когтями. Когда через час чисто отмытый в свежей форме и станционной обувке Гип зарулил в комнату и подошел к клетке, Пух был уже на измене, от нетерпения скреб когтями пол, пихал морду меж прутьев решетки…

     — Заждался? — пробасил Гип. Снял с крючка ключ от замка клетки, бросил к дверце кусок шкуры, на который и уселся, обосновывался основательно для долгой беседы. Огляделся. Никого, можно говорить. — Дурить не будешь? Могу клетку открыть?

     Пух утвердительно кивнул головой. От верного друга хозяина уже не пахло Хазом, но лис чувствовал, что сейчас тот передаст ему что-то важное, жизненно необходимое…

     — Хаз приказал: «Ждать! Надеяться! Верить!» Тоскует он по тебе, как по сыну, просил заботиться, чтоб ты его дождался и был в форме, а потом вы вместе жили долго и счастливо… — Пух шмыгнул носом. Поднял зеленые увлажнившиеся глаза… — А чтоб ты не сомневался, передал это…

     Гип вынул из-за пазухи плотно завязанный пакет с шапкой, развязал… Пух, едва уловив запах хозяина, нырнул в пакет рыбкой, был бы тот побольше, он бы в нем и остался жить, но поместилась только морда… Лис сопел, ворчал, ворочался, пытаясь втянуть в себя весь любимый свежий менее суток назад оставленный для него хозяином запах без остатка, про запас…

     Минут через пятнадцать, «натоксикоманившись», лис тихо заскулил, цапнул пакет из рук Гипа и нырнул в клетку, где завозился, тщательно упрятывая свою ароматную святыню под подстилку. Завершив работу, спохватился, подбежал к гонцу, принесшему добрые вести, и полез благодарно ласкаться, извинительно помахивая распушившимся хвостом.

     — Опаньки! Дядь Вань, ты — волшебник, прям как крестный! — Восхищенно пробормотал Лешка, под шумок подкравшийся и наблюдавший за происходящим. — Пух с твоего ухода куксился, на всех только рычал и зубами клацал, а сейчас опять разыгрался-разласкался как маленький… Чего ты ему нашептал?

     — А поздороваться и о своем присутствии упредить, шпион доморощенный? — Гип наигранно надулся.

     — Прости, дядь Вань! — Лешка виновато потупился, хотя был собой горд, обмишурить старого тертого опера и бывалого спецназовца было нелегко. — Профессиональное, сам знаешь, натаскали… Дядь Вань?

     — Тс-с! — Гип притянул юнца к себе и зашептал на ухо. — Хаз и Мария живы, но в плену.

     Встали. Лешка, хотя к своим шестнадцати годам и вымахал до метр девяноста, здорово накачался и был самым крупным в своем потоке, рядом с Гипом казался дохляком.

     — Что?! — Вскрикнул Лешка.

     Гип отвесил мальцу отеческий подзатыльник:

     — Тихо! Секрет!

     Лешка повернулся и намылился бежать. Гип схватил его за воротник:

     — Кудой?

     — Тудой! Наших порадовать!

     — Отставить! Никому ни жу-жу! Сам расскажу. Всех Гагар собрать в харчевне. Харчевню зачистить. Не забудь! Секретно!

     Лешка оправился, вытянулся по стойке «смирно», козырнул:

     — Есть, Секретно, господин капитан!

     — Отставить! Ко мне обращаться: «Господин, ротмистр!»

     — Слушаюсь, господин, ротмистр! Поздравляю! Разрешите выполнять?!

     — Отцу скажи, чтобы все нужное для составления приказов захватил. Бикицер!

     — Есть! — гаркнул молодой Давыдов и ломанулся выполнять приказ.

     Пух выбрался из клетки и заворчал.

     — А Вы, сэр-р-р, извольте следовать за мной! В баню! От Вас псинкой сильно разит-с!

     Пух плюхнулся на задницу, вытянулся и поднял правую лапу к морде. Гип захохотал. Лис подошел и толкнул его лапой:

     «Гип, ты так можешь?» — Пух указал мордой на фото лисенка и волчонка.

     — Могу, а тебе зачем?

     «Сделаешь для меня фото хозяина?»

     — Если обещаешь, что будешь себя хорошо вести, — Пух закивал.

 

     Серафима встретила их у дверей своей каптерки:

     — А ктой-то у нас такой рыжий? — Засюсюкала она, протягивая руку к лису. Пух подбежал, виляя хвостом, и полез ласкаться. — Что за чудеса? Что ты ему сказал? Лиса просто подменили… А Лешка куда ломанулся?

     — Секрет пока что. Отмой и подкорми свежатинкой рыжего, клетку больше можешь не запирать. Так, Пух? Больше не будешь пытаться сбежать?

     — Пух! — Утвердительно тявкнул лис и закивал мордой.

 

     Весь вечер странники, скопившиеся в транзитной зоне, вздрагивали от многократных громоподобных и раскатистых «Ура», раздававшихся из харчевни и обходили стороной изрядно надравшихся сталкеров и костяк станционного актива.

     Наконец, чаша терпения переполнилась и в стане «гарема», Мчс ушел вслед за Гипом и с тех пор не возвращался, пропустив ужин…

     Серафима отправилась на его поиски. Пропажа обнаружилась у дверей харчевни в кругу едва стоящих на ногах, курящих и глупо улыбающихся Гипа, Хряка, Хрюна, Боцмана, Никсема, Механыча, Станционыча, даже известный своей сдержанностью Гру лыбился, похохатывал и что-то напевал. Лешка тоже был там, сегодня он впервые присутствовал на посиделках актива и пил со старшими, а теперь в открытую при отце попыхивал папиросой.

     Хрюн засек ее появление и на подгибающихся ногах направился к женщине.

     — Что вы тут устроили? — Заругалась на него Серафима.

     — Звездочки обмываем. И-и-ик! Гипу, Хряку и мне присвоили очередные станционные звания, — нашелся он. — Праздник у нас! Праздник! Ура!!!

                * * *

     — Товарищ полковник, Вас ожидают в кабинете главврача! — Пробасил разлапистый детина в богатой полувоенной экипировке, просунувшийся в дверь палаты.

     — Одеваюсь и иду.

     — Побыстрей бы… Ждут-с!



     В кабинете главврача позади стола одиноко стоял Иван Иваныч Иванов.

     — Свободен! — Рыкнул он разлапистому адъютанту, потом посмотрел на Хаза, пододвинул массивную пепельницу. — Присаживайтесь, полковник, курите…

     — Разговор будет долгим? — Вежливо осведомился Хаз, уютно располагаясь в кресле.

     Иванов дождался, когда дверь плотно закрылась и продолжил:

     — Долгим и без обиняков, — по-генеральски припечатал он.

     — Без проблем, Ян Яныч! — Хаз хорошо знал, что за человек перед ним. Ян Яныч Яновский, Большой Ян, а в еще более узких и высокопоставленных кругах известный как Янус, был кадровым потомственным контрразведчиком, наследником славных мастеров из СМЕРШа, а один из его предков был лично знаком и сотрудничал с Дзержинским. Мало кто знал о его настоящих должности и положении, но «дело свое он знал добре», умел раствориться в любой компании, стать своим, достоверно изобразить тупенького рубаху-парня, или добренького дядюшку, а при нужде так пугнуть человека, что тот превращался в его марионетку. Но при этом он воздавал должное независимым и сильным контрагентам, оценивал людей по их делам и впечатлениям от личного взаимодействия с ними, а не по слухам или чужим словам о них. В его голове содержалось несметное количество особо секретных сведений о самых главных вершителях судеб жителей метро, ко многим он имел свой ключик, еще большее количество держал на коротком кукане. Хаз и Гру подозревали, что Янус был, если не главным, то уж точно непоследним серым кардиналом Метро, а скорее всего одним из наместников тех, кто населял самые секретные, самые заглубленные и оснащенные убежища. Следовательно, его интерес к проекту «Молодость» был почти никак не связан с заботой о Москвине и еже с ним, а должен был принести ему дополнительные бонусы там — на самом дне цивилизации, то есть на самой вершине Олимпа реальной власти.

     — Саша, дай папиросу!

     — Не рекомендую, Ян Яныч.

     — Вот как! Почему?

     — После моих свои в рот взять не сможете.

     — Насмешил!

     — Мое дело упредить. Ваше — пренебречь. — Хаз наполовину выщелкнул папиросу из фляжки, протянул Янусу. — Моя совесть чиста.

     Иванов взял папиросу и закурил.

     — Чистая совесть — твой фетиш!

     — Не знаю как у вас, а у нас лет через дцать намечается полный голяк безопасных бритв, а, бреясь, держа трясущимися руками опасную бритву, видя в зеркале старое ненавистное лицо, можно и шею себе пропороть…

     Янус заржал:

     — Обосновал! А в легкую захлопнутые перед женщинами, стариками и детьми гермы?

     — Бессовестно врут!

     — Но бывало же?..

     — Что лучше 1002 трупа или 1000?

     — В смысле?

     — Лучше спасти одного человека и уцелеть самому или умереть со всеми?

     — А жить с этим сможешь?

     — Анекдот горбачевских времен борьбы с алкоголизмом:

     «Михал Сергеич идет по заводу, подводят его к передовику производства. Ля-ля, тополя…

     — А вот после стакана водки вы бы так работать не смогли бы?

     — Смог бы.

     — А после двух?

     — Легко!

     — А после трех?

     — Дык! Работаю ж!»

     — Ха-ха! Ну и память у тебя! Ха-ха! К чему рассказал?

     — Живу же! Жене, детям и друзьям я пока нужен. И потом счет пока в мою пользу не только в качестве, но и в количестве.

     — Когда герму закрывал, богом себя чувствовал?

     — Орудием Его!

     — Ладно. Покончили с лирикой! «Рэд бокс» — это что?

     — «Красная коробка».

     — И?

     — Что «и»?

     — Суть клещами тащить?

     — Операция «Red box» призвана обеспечить поставки расходных материалов и комплектующих для обеспечения проектов «Молодость» и «ГМЧ», а также необходимых ингредиентов для обеспечения нормального функциклирования лично меня и моей жены.

     — Подробнее…

     — Можно и подробнее… Живые крысы и сталкерское мясо для первого; ВГ и гагарыч для второго; табак, мясо, ВГ, гагарыч и травки разные для меня и жены.

     — Для такой чепухи затевать операцию?! — Янус покрутил пальцем у виска.

     — Ну, пайки нам ребята и так припрут, а остальное требует внимания: объемы, скорость доставки, секретность, охрана опять же…

     — Ой, ли?

     — Кило ВГ с оптовой скидкой на 25 000 патронов тянет. Поставки ста литров спирта в месяц… чуток проноса фляжки заметнее… А живые крысы пищат и царапаются… Да и Ганза не дремлет, легального оброка жаждет и от мзды не откажется…

     — Это решим, а скорость тут причем?

     — Крыс за четыре часа надо от Гагаринской до вашей кухни дотащить, иначе витамины молодости тю-тю.

     — Разумеется, самовывоз выторговал?

     — А скидку какую дал?

     — Ладно, благословляю! Сталкерских пайков тебе сколько будут приносить?

     — Пару недельных.

     — Для меня еще один закажи.

     Хаз хохотнул в ответ:

     — Зробим.

     — Размовляешь?

     — Маленько-маленько…

     — Давно к тебе и Гагарам подход искали…

     — Так свистнули б целенаправленно и конкретно, я б сам прибежал…

     — На полусогнутых? Ха! Скорее бы послал.

     — Кого-нибудь, но не Вас.

     — Кому ты служишь, Хаз?

     — Хаз служил только себе и Гагаринской, а кому служит монстр, заполучивший это обновленное тело, я пока и сам не знаю… Боюсь, что и Вашим боссам это не по зубам.

     Янус помрачнел.

     — Бог с ним! Понаблюдаем за тобой пару лет, а там решим… В туннеле ты что отчебучил?

     — Когда?

     — Перед арестом.

     — А что в туннеле? Трупы обшмонали, прибарахлились и дальше потопали…

     — Ваньку не валяй! Пацанчик там из моих был среди выживших. Верю ему как себе. Битюги здоровые как кегли по кегельбану летали… Искры как с МакЛауда сыпались. Корбута, ногой не дрыгнув, по креслу и столу размазал… Это ЧТО?

     — Так это ВАШИ разбоем промышлять начали?!

     — Наши к ним агента внедрили, полгода банду накрыть не могли, к раскрытию дело шло, да ты вписался! Не юли, Хаз! О твоем ТСС уж семь лет байки ходят, только свидетели под протокол воды в рот набирают, да крестятся лихорадочно.

     — Бой без контактный — ГРУшная техника…

     — Не трынди!!! Твои приемы никто из спецов не видывал и повторить не может. Неизвестны они рукопашникам, и уж точно ни Гру, ни Гип, ни кабанчики твои ими не владеют. До того ты им нигде не учился! Откуда навык?

     — С МГУ вестимо…

     — Ты в МГУ не учился! И такого там не преподают!

     — Упс! Сведения ваши не верны, вернее устарели…

     — В чем?

     — Преподают, только не всем.

     — Кто, когда, кафедры, фамилии, звания?

     — Первое после Бога.

     — Точнее говори!

     — Точнее некуда! Если ЭТО и не первое после Бога, так уж точно передо мной в очереди…

     — Что ЭТО?

     — Поле МГУ.

     — То есть, та хрень, что людей к зданию не пускает?..

     — Типа, да.

     — И как урок проходил.

     — Прихватило, придушило, распяло… Упал, на снежке полежал, очухался домой потопал. Всё.

     — Себе-то веришь? — Янус поостыл и начал троллить.

     — После последнего вояжа туда? Что-то не особенно…

     — Как оттуда смылся?

     — Меня укрыли родные горы. О, белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао! Я тихой сапой ушел тропою воробьёво-горских партизан…

     — Дуришь?

     — Не-а.

     — Толком говори!

     — Я же на смотровую не полез, внизу остался между балюстрадой и трамплином, а там чуток впереди дорожка, под гору на среднюю террасу ведущая, под уклон градусов 30-40 уходит, по ней и скатился, как шею не свернул… Очнулся в сугробе, химза в ветошь превратилась, дыр больше чем в дуршлаге, подхимзушник держался на честном слове, но тоже с вентиляцией. Тропками добежал до набережной, не доходя Сетуни, по льду переполз в Лужники, а там дело техники до Спортивной-то «добежать»…

     — И мутанты не тронули?..

     — Пурга — раз, фейерверк на смотровой — два, холод собчачий с ураганным ветром — три. Деспот животину на двор не погонит!

     — М-да! Чудно все это… Там же еще радиация с Мосфильма…

     — Ага, и ФСОшники от облучения ополоумевшие… Был момент свели «знакомство» накоротке… Хорошо, что «Тигр» крепкий попался, а то бы топали с голой жопой по Воробьёвской набережной до дома.

     — Не верю!

     — Пошупай! — Хаз распахнул китель.

     — Почему тебя Поле выбрало?

     — Абориген-с!

     — И только-то?

     — Не знаю! Обычно Поле людишек на три типа делило позванных, посланных и нейтральных. Первые и последние — хавка его любимая.

     — А ты тогда кто?

     — По ходу, избранный.

     — Так, так, так! О позванных что сказать можешь?

     — Для позванных Поле «дверцы» открывало, подманивало к ним… Вслед за ними и нейтральных пропихнуть можно было… Ням-ням.

     — И что с ними делало?

     — Позванных «обласкивало». Просочатся и в «детей цветов» обращаются — никуда не спешат, хотя до того сильно суетились, стоят хиппуют, те, кто намордники срывал, с сильно счастливыми рожами помирали.

     — А нейтральные?

     — Если на позванных не отвлекутся, то идут куда шли, только с замедлением, пока не скопытятся…

     — Общее что у них?

     — У позванных-то? Блаженные все обычно. Интеллект хорошо за сотню зашкаливает…

     — «Профессора» стало быть?

     — Типа, да.

     — А нейтральные?

     — Интеллект от 80 до 100. Без заскоков.

     — А посланные?

     — Говно по большей части. Уроды ненасытные. Истерички дешевые.

     — Чем выделяются?

     — На подходе к Полю колбасит их не по-детски. Когда с группами поддержки ходил, то их у Метромоста оставлял или в обратку налаживал, о чем в договоре особый пункт был. А когда в одиночку водил, то либо милосердно пулю в лоб, либо, если сильно допекали, то к дереву или столбу привязывал.

     — Процент какой?

     — Обычно в группе? Позванных — 10-20, посланных до 10, а нейтральных от 70 до 90.

     — В последний раз какой расклад был?

     — Аномальный.

     — Не понял?

     — В группе штурмующих около 40 процентов позванных. «Руководители» по большей части оказались посланными, но, сука, волевые и упертые, все до Смотровой дошли и на нее вылезли, меня еще туда затащить хотели, но Хаза туда ни шоколадкой, ни коньяком не заманишь, еле-еле срулил. Поле в тот день сильно «бесилось», не по шоссе, а по аллейке группу повел, то ли «железяки» ему не нравились, то ли упертость посланных его раздражала. Подкрадывающегося северного пушного зверька чуяло что ли?

     — И?

     — Что «и»? Пара позванных «с цепи сорвалась» и ушла раньше срока в Поле. «Руководители» ножонками засучили, глотки драть начали… Нейтральных для контроля над позванными не хватало, а еще оборудование кому-то монтировать надо было, большинство-то мастеров позванными оказалось… А посланные в конструкции не бум-бум.

     — Ну и?

     — «Вумные» головы позванных к посланным приковали… Такой цирк начался… — Хаз не удержался и хохотнул. — Через него и свое любопытство чуть жопы не лишился.

     — Чего смешного-то?

     — Тяни-толкайчики тудой-сюдой летали… — Хаз опять хохотнул, потом заржал, припоминая.

     — Чего смешного-то? Помог бы?

     — Я что больной? За тридцать серебряников на смерть? — Хаз постучал себя костяшками по лбу. Заметив наливающиеся кровью глаза Януса, подуспокоился, продолжил без «ха-ха». — Сами они виноваты! Договор был довести группу и отвалить, всю инфу еще «на берегу» им слили. По прибытии обождать надо было, охолонуть, оборудование собрать, проверить, позванных к «железу» пришвартовать, а потом уж… А они раскомиссарились: «Порыв! Даешь!», ****ь, Корчагины на узкоколейке!

     — Коммунисты! Большевики! Не тебе их судить!

     — Вот именно! Там профи нужны были, а не ссаные комиссары номенклатурные! Нет там места лозунгам и порыву! Нет! Четкий расчет! Четкие команды! Нужен ОДИН командир с опытом, а не дюжина колбасящихся посланных дилетантов, привыкших командирствовать да на чужом горбу геройствовать. Урок вам, батенька! Кого посылаете думать надо! — Перегнул, решил Хаз, почуяв шевеление «жука» возле копчика, от греха подальше закурил, прикидывая куда лучше перекатиться, чтобы уйти от пули и нанести ответный удар. Собрался, примерился, напружинился, не подавая вида, тихонько скатал энергетический «снежок»...

     «Язык надо укоротить. Быть в шаге от супер источника разведданных, хранилища главных тайн метро и спалиться на пустой браваде!» — Подумал Хаз.

     Янус старательно спускал пар через «предохранительный клапан», за секунду до того, задавив порыв вырвать из под стола дедов наган и вкатить пулю в лоб зарвавшемуся сталкеру, но вовремя вспомнил, что этот — единственный, кто знает секрет молодости и здоровья, единственный, кто живым из-под выброса ушел. Кончить его и дурак сможет, а вот приручить, да в свои санки запрячь…

     — Что там делать надо было? — сказал он через силу, стараясь казаться спокойным, отрешенным и деловитым. А ведь одним из комиссаришек там был его внук!

     — Сказал же, обождать, остыть. Команды слушать. Мой косяк — не просек я всех посланных, у моста их бросить надо было, с Гипом бы и вспомогательной группой штурм пересидели, а потом вернулись. Борзые слишком… Да и, если их всех оставить, то кто бы там работал?

     — Так что там надо было делать?

     — Не вылезая на Смотровую, держась подальше от Поля, смонтировать все и перестроиться.

     — Так почему, трах тебя тибидох, они наверх поперлись?

     — Командиры словили синдром посланного, а костяк исполнителей — позванного.

     — Расшифруй!

     — Командиры физически ощущали необходимость бросить все и бежать от Поля как черт от ладана, но «чувство долга», псевдогордость и дурацкая борьба за власть гнали вперед сильнее отпугивающего животного страха, заставляли их всех разом наперебой командовать, лишили способности исполнять приказы, жажда сделать дело и свалить затмила мозги. Большинство же исполнителей наоборот тянуло к Полю, оно звало на небеса обетованные, волю поработило.

     — Это нормально?

     — Скорее всего, нет. Аномально это, небывалый расклад. Предполагаю, что Поле поменяло свои же правила, обороняясь.

     — Оно разумно?

     — Да!

     — Шансы были?

     — Обычно да. Но в этот раз… Все пошло криво-косо. На будущее… нельзя столько начальников и еже с ним посылать. Нужны исполнительные служаки, а не пропагандисты-карьеристы.

     — Ладно, по персонам давай.

     — По персонам? Так я их группами воспринимал.

     — И сколько групп насчитал?

     — Три.

     — Сталкеры и комиссары? А третий кто?

     — Парень среди комиссаров был… светленький и волосами и делами.

     — Старший лейтенант?

     — Нет. Капитан с новенькой шпалой.

     — Звали-то его как?

     — Позывной — Янек.

     Янус прикрыл глаза…

     — Чем он тебе глянулся?

     — Правильный вроде был. Даже чересчур, что меня напрягало, настораживало, но поводов для сомнений не дал. С Лисом сдружился, Гру и Гипу понравился, с Опиумом уважительно себя вел, без панибратства, но без спеси, хотя порода чувствовалась, комиссары-нувориши его сторонились, зубами скрипели.

     — У МГУ как себя вел?

     — Хорошо вел. Он да Опиум все и сделали. Янек первым за позванными в Поле и вошел. Единственный у кого был шанс выброс пережить, — Хаз помолчал, — правда, на час, если бы сразу ушел к МГУ, но он остался, стал туннель затягивать…

     — Затянул?

     — Да. — Хаз вздохнул, зажмурился на минуту, мотнул головой, отгоняя кошмар. — Через минуту все и началось…

     — Что началось?

     — Сквозняк…

     — Сквозняк?

     — А как это точнее обзовешь? Сифонило страшно…

     — Сифонило?

     — Странное что-то творилось… Атмосферное давление вроде должно быть одинаковым — нет над окруженной полем площадью крыши — а эффект был, будто баллон высокого давления открыли. Из-за барьера жутко дуть через туннель стало, хлам всякий стало выбрасывать, трупы разложившиеся, а потом и позванные к «дыре» начали сползаться, их телами Поле старалось пробоину заткнуть… И Янека туда же затянуло, смололо, но все попусту… Сифонило. Вылетали тела, не удерживались… Потом Поле «сделало шаг»…

     — В смысле?

     — Барьер вперед сместился аккурат к самому краю обрыва, перекрывая, поглотил туннель.

     — А люди?

     — Порвало-расплющило, будто сапогом тараканов раздавили…

     — А ты?

     — А я уже под гору катился…

     Янус посуровел, постарел на глазах. Глянул на оппонента. Чудно! Молодой наглый франт, а глаза старика — ровесника. Кажется, соболезнует, сопереживает…

     — Как это можно было предотвратить?

     — Шлюз с двойными или тройными гермодверями надо было делать, а не туннель.

     — Так вы куда смотрели?

     — Куда нас послали… — Хаз насупился и отвел глаза. — Комиссары же хотели побыстрее, подешевле, полегче…

     — Ладно… — После недолго молчания хрипловато проговорил Янус. — Нет в этом ни твоей, ни твоих ребят вины. Но как… как же глупо… Просрали столько ресурсов, времени, а главное жизней! — Прижал руку груди, почти повалился, опускаясь в кресло.

     — Сердце? — Обеспокоенно спросил Хаз. — Врача позвать.

     — Нет. Укол пропустил. Ломает…

     — Яныч, ты что помираешь что ли медленно? Сахар или рак?

     — Догадался? — Янус поморщился. — Рак. Еще месяца три-четыре протяну… Позови…

     — Морфий колют?

     — Да. Целой вены уже не сыскать…

     — Помогает? Альтернативу из моих рук примешь?

     — Ты о чем? — Спросил Янус. Хаз пульнул по столешнице пакетик ВГ. — Это что?

     — Обезболивающее. Половину содержимого пакета под язык, как набухнет, разжевать, а потом запить.

     Янус скептически рассматривал порошок из пакетика. Наконец решился. Зачерпнул половину чайной ложки и сунул в рот. Скривился.

     — Редкостная дрянь, — прошамкал через пару минут, стараясь не раскрывать рта. Еще чуть обождал. Запил. Расслабился, обмяк в кресле, подобия румянца и улыбки начали проявляться на генеральском лице.

     — Полегчало?

     — А если бы целый умял?

     — «Атака мертвецов».

     — Чего?

     — У нас для каждой дозы остряки названия придумали…

     — Так «Атака мертвецов» как проявилась бы?

     — Ее еще «терминатором» называют… Боль не чувствуешь, только короткий сигнал о ранении, но степень воздействия не определить. Под «Атакой мертвецов» можно заживо гореть и на пулемет идти, не дрыгаясь, как под передозом промедола, пока мозг не отключится, или тормашки двигаться не перестанут. А в быту бабы ВГ в критические дни трескают, зубы или тому подобное обезболивают, но перерасход сплошной, уже полпакетика даже острую непрерывную боль унимают, онкологию, например, но не теряешь связь с действительностью, чувствуешь силу поражения. А для настроения, против депрессии и четвертинки много…

     — Так-так… У тебе сколько этого снадобья осталось?

     — Есть у Маши чуток…

     — Поставочку секретную обеспечишь?

     — Легко! Лишь бы моих ребят без шмона на Красную линию пускали… Только лучше бы в больничку тебе лечь…

     — Три последних месяца привычной жизни променять на шестнадцать-двадцать недель больничных мучений? — Мрачно процедил Янус. До рождения ребенка его внука оставалось два месяца. Глянуть бы. Благословить, а там и трава не расти…

     — Ну-у… Мчс десятый год на моих глазах живет, да еще до войны лет пять с онкологией и лучевкой барахтался…

     — А скольких людей он вылечил? — Янус горько усмехнулся, но это был шанс, шанс выпестовать наследника своей мечты. — Он даже не доктор медицины! Биофизик?

     — Что физик точно, но минимум шестерым, не считая себя самого, смерть отсрочил. Свою команду, с которой апокалипсис наверху пережил, всю спас.

     — Где они теперь?

     — Служат у нас.

     — Все?

     — Да. К зараженным местам и объектам мы их не подпускаем, но они же спасатели, много знают и умеют, рукастые, головастые, хорошо учат, советуют, консультируют, контролируют, оборудование и снарягу чинят, настраивают, изобретают.

     — Я бы на них глянул…

     — Гип через шесть дней придет. На обратном пути может сопроводить…

     — Если?..

     — Если Мчс возьмется, то пару-тройку месяцев придется у него полежать, а потом ежедневно лакать его микстурки и крысятинкой свежей закусывать…

     — На кукан меня посадить хочешь?

     — Не-а, завербовать! — хохотнул Хаз.

     — Честен как всегда!

     — Почему никто моих шуток не понимает?

     — Слишком мала в них доля шутки! — прорычал Янус. — Думаешь, я готов своих предать?

     — Думаю, что никто этого сделать не даст.

     — Тогда зачем?

     — Мы же не враги?

     — Нет! Я тебе не враг!

     — И я. Иа того же мнения. — Шуткой Хаз обозначил акцент. И продолжил. — Но мы же можем придержать подконтрольных нам врагов друг друга или упредить об их кознях? Потом услуги и микстурки Мчс недешевы, а с них Гагаринская свой процент поимеет. Пустячок, но приятный. Там, глядишь, и другие подтянутся, а патроны нам никогда лишними не были, часто огрызаться приходится.

     — Просчитал уже всё?

     — Oui. Люди на краю могилы становятся жутко покладистыми и изобретательными.

     — Подобьем бабки?

     — Подобьем!

     — Изменять своим не будешь требовать?

     — Лишь бы они нам ничем сурьезным не грозили и сильно не гадили. Сможешь их придержать, палочку в колесо особо ретивых сунуть незаметно? Нам о планах мерзюков разных заблаговременно тихонько шепнуть? Нейтралитет и взаимовыгодное сотрудничество.

     — Плюс бизнес на здоровье и молодости?

     — Честный бизнес. — Хаз прищурился. Прибавил жестко. — Честный!

     Янус вгляделся в оппонента. Тело молодо, но глаза…

     «Они же ровесники! Хаз на пару лет старше. Хлебнул. Повоевал. Заслужил свое положение, честно стяжал Свободу свою, своей станции и уважение сильных мира сего. Не врет! Никого не предал, кроме предателей. Если и крал, то только у воров. Поверить? Купить себе жизнь?» — Янус колебался.

     — Я тебя правильно понял, если перестану после лечения ваши снадобья потреблять, то умру? Если не смогу тебе помочь, то перестану их получать?

     — Вроде, да. Не знаю тех, кто оборвал лечение и остался жив, месяца по три протянули, а потом… Перестанешь быть полезен и платить за поставки, можем и прекратить снабжение. Могут нам и третьи лица помешать. Форсмажор. Так что… старайся, чтобы нам не мешали жить и работать. И слово свое держи. Все в твоих руках!

     — Жену подлечить сможете?

     — Омолодить? Давай, с тебя начнем, а там…

     — Инкогнито мое сохранишь?

     — Можно. Вот только Гру тебе не провести, но он может и глазки отвести… — Хаз помолчал и прибавил с нажимом, — по моей просьбе. Подумай. Минимум пяток дней у тебя есть.

     — Чего тянуть? — Янус принял решение. Обошел стол протянул руку. Пожали. Обожгли друг друга взглядами. — Ты… это… ВГ подгони мне дней на шесть…

     — На семь-восемь наскребу… В дорогу запас не помешает, но ты пакетик не на две, а на три дозы дели, если боль не будет нарастать.

     Обсудили легенду, цену, условия и правила похода и госпитализации.

     Пора и честь знать, но Хаз мялся, молчал и все не уходил. Янус глянул ему в глаза, тот не выдержал, отвел. Через минуту заговорил:

     — Янек, уходя в Поле, велел передать: «Дед, прости меня за всё. Я дурак. Расти правнука как меня».

     — Он сказал, кому это передать?

     — Сказал: «Сам поймешь».

     — Ты знал, что он мой внук?

     — Нет. Иначе на Гагаринской бы оставил.

     — Ты знаешь, что он умирал?

     — Догадался, с Опиумом они одни таблетки хомячили.

                * * *

     Как только закрылась дверь палаты, и защелкнулась новенькая пару часов назад выцыганенная женой щеколда, Хаз почти рухнул в кресло, но перед этим успел извлечь из тумбочки коробку папирос и большую фляжку гагарыча. Глотнул огненной влаги, пошла как вода. Закурил. Свинство конечно, но тащить кресло под вытяжку не было сил, а катить шуму будет вагонная стукотня со скрипучей тележкой…

     «Це зрада, чи перемога? — Подумал Хаз. — Если перемогу вывернуть мехом внутрь, то точняк выйдет зрада. А, если наоборот зраду да кишками наружу?.. Ой! Чой-то не блазит мне та “перемога”?»



     Несколько десятков минут назад долгая многочасовая изматывающая душу и тело беседа или ожесточенная партия судьбами пока еще живых людей на доске метро ранее далеко неравных гроссмейстеров завершилась вничью, точнее соглашением о паритетной расстановке сил и системе противовесов.

     Баланс. Актив. Пассив.

     Тухес навис над головой, но не накрыл, завис в миллиметрах, смачно попахивая… Вправо, влево, вперед, назад, выцелит ли правильно, раздавит, придушит или захавает, а может и отвалит гадить в другом месте?

     Через шесть дней «Red box» вступит в активную фазу, многолетняя мечта Гагар начнет воплощаться в жизнь. Чем это закончится? Пирровой победой или крахом Гагаринской?

     Нет побед, есть только сражения. Из сражения можно выйти живым — это можно считать победой, за которой будет новая битва. А может главная победа — это с честью погибнуть в бою, избежав тем самым новых битв?

     Неважно. Игра начата. Приз — Свобода и спокойная да сытая жизнь Гагаринской. Ставки сделаны.

     Хаз легко и привычно бросил на кон свою жизнь, но к ней помимо его воли пришлось присовокупить жену, старших сына и дочь, если найдут младших, то... Противник же заглотил наживку с мудреным крючком, не способным удержать жертву, но, за который она сама цепляется, спасая свою жизнь. Если все срастется, то следом на похожих девайсах будет висеть вся власть предержащая верхушка, а может и неведомые пока главнюки. Хотелось надеяться, что у контрагентов хватит ума довольствоваться тем, что дают и на что им хватит средств, а не пытаться, надеясь на счастливый случай, захватить всё, уничтожив или поработив хозяев-носителей, удастся ли удержать противника от глупых шагов, не снизится ли со временем реальная стоимость с таким трудом выторгованной платы?

     Хаз, нет, уже Пхото, попыхивал папиросой, прихлёбывал гагарыча, не попускало, тянуло камнем на дно в черноту.

     «Какая же гадость эта гребанная профессия — хороший человек».

     Сколько раз его подлавливали, сколько денег, но главное труда, а порой и жизней она унесла. Как только он не пытался от нее избавиться-извести, но не отпускала его эта зараза, притягивала назад, ухватившись за унаследованное от родителей клеймо.

    

     Кресло качнулось вперед-назад, повезло, у какого-то начальника его отжали, аккуратный, наверно, был человек — не угробил встроенную качалку. Жутко захотелось погладить лиса, маленького рыженького утилизатора негатива. Эх, домой бы сейчас, да к его клетке…

     Пхото даже не заметил когда и откуда выпорхнул Пух. Лис просто материализовался из ниоткуда и запрыгнул на колени. Пхото скосил глаза на дверь — заперта, глянул на вытяжку — цела… Рука привычно заскользила от шкирки к хвосту, лис томно изогнулся, подставляя для поцелуя темно-розовый влажный нос, после хозяйского чмока, радостно и жадно облизнулся.

     «Пух, ты живой?» — Все-таки у Пхото хватило самообладания не произнести это вслух, а только подумать.

     «Тушка в клетке дрыхнет, а я до тебя, наконец, добрался. Я скучал. Я грустил. Я переживал…»

     «Морда рыжая, а я-то как по тебе тосковал…» — Хозяин никак не мог поверить в реальность происходящего, под руками ощущался самый настоящий живой пушистый ласкучий лис, который создал то самое защитное лечащее очищающее рыжее жаркое поле, точнее сферу, как во времена их целебных домашних поласкушек. Сторонних наблюдателей, наверно, тоже повергло в шок происходящее, руки человека скользили в пространстве, гладя среднюю собаку или большого кота, точность движений не оставляла сомнений в материальности зверя, зверя-невидимки, не воображаемого, а именно невидимого зверя…

     Лаская любимца, Пхото совсем утратил контроль над окружающей обстановкой… Жена повернулась на постели и теперь внимательно следила за ним сквозь ресницы…

     В противоположном кресле воплотился седовласый мужик в химзе цвета антрацит, который большинство принимало за черный, но это Пхото нисколько не удивило, разглядывая призрачного гостя, подумал:

     «Как же он похож на отца! Как же я был похож на отца…»

     Хаз, теперь для Пхото Хазом был именно призрак, а не он сам, впервые явился ему 11 декабря прошлого года в день большого барабума у МГУ. Будучи еще Хазом Пхото скатился под гору и потерял сознание, привел его в себя и спас от смерти в сугробе именно этот призрак. Что сотворило с Пхото Поле МГУ, не знал никто, разделило ли, отобрало ли душу или создало ее клон, подарив астрального близнеца, или воссоздало неродившегося старшего брата, но факт был на лицо, теперь рядом с ним всегда был тот, на кого можно опереться, вторые глаза, уши, тайная невидимая врагу мощная сила. Хаз сидел и по-доброму улыбался лису, жене, своему молодому телу…

     Жена выскользнула из-под одеяла, подцепила пледик, укрыв им плечи, подошла и, не видя астрального воплощения Пуха, вскарабкалась на колени мужа, лис обиженно отскочил и уселся на правом подлокотнике кресла, свесив хвост, Пхото заставил ее встать, аккуратно расправил угол пледа у себя на коленях, усадил, укутал, нежно притиснул.

     Картина маслом: хозяин дома в главном кресле, семнадцатилетняя телом, но сорокапятилетняя умом и опытом жена сидит у него на коленях, прижимается к левому боку, домашний ласковый любимец греет правый бок, а напротив сидит друг семьи, не хватает только жарко пылающего двухметрового камина с потрескивающими бревнами… Мечта? Счастье?

     — У нас гости? — Мурлыкнула жена.

     — Ты о чем?

     — Ты уже полчаса гладишь воздух и рассматриваешь то кресло, будто там кто-то сидит, — помолчала. Стрельнула глазами. Заботливо спросила. — Досталось?

     — Угу.

     — Что нас ждет?

     — Два года плена…

     — Скажи то, о чем я не знаю!

     — Ясность появится месяца через три-четыре, а пока наслаждайся отпуском…

                * * *

     О судьбе Агнешки, Наты и Тани удалось что-то узнать только 13 лет спустя.

     От участия в проекте «ГМЧ» Софу отстранили по состоянию здоровья — она не могла забеременеть естественным путем, хотя полученные с ее помощью сведения в дальнейших исследованиях активно использовались. Сама же она стала суррогатной матерью, рожала семь раз, последние дети, зачатые с использованием ее же яйцеклеток, и пожизненное ежемесячное содержание стали вознаграждением за службу Красной линии и Корбуту.

     Катерина Рогова стала первой из женщин, переживших секс с гээмчелом. Но она так же была отстранена от участия в проекте из-за беременности, случившейся вопреки диагнозам лечивших ее до того врачей. Через шесть месяцев она родила крепкого четырехкилограммового русопятого мальчика с зелено-голубыми глазами, в два раза опережавшего в развитии своих сверстников, с которым и сбежала с помощью Русакова через пару лет на Автозаводскую.

     Хаз и Тигра, а с момента опубликования официального сообщения об их гибели Петр Кристианович Воробьев-Горский и Наталья Александровна Калужская, вернулись на Гагаринскую через два года и трое суток со дня их ареста на Фрунзенской…

                * * *

     Лизка, подмерзшая и притихшая, вернулась к столу.

     — Дядь Лёв, ты старый, ты битый, ты опытный, умный, скажи, встречался ли тебе Человек-Праздник? Погоди, объясню. Новый год есть, родители рядом, стол ломится, подарки доставлены, а не пришел Человек, и Праздника НЕТ. Ты спрашивал, почему я Новый год не люблю? Просто я ждала своего Деда Мороза каждый год. Ждала… — Хлюпнула носом, запнулась. — Не ждала, ЖДУ, но не с 1 по 7 января как в детстве, а каждый день жду.

     — Лисенок, а ведь я видел Хаза…

     — Повторяешься, дядь Лёв!

     — Нет. Никому не рассказывал, даже Фене. — Старик засипел, кашлянул, закурил. — Пять с небольшим лет назад, тебе ж двенадцать в тот день исполнилось.

     Девушка икнула, распахнула глаза и рот, дыхание сбилось.

     — Сам себе не верю, но… — Лизка внимала каждому слову. — Плащ-палатка темнее антрацита со сталкерским капюшоном, кроме глаз и мысков обуви ничего не разглядишь, под ней черный кожаный реглан, форма полковника госбезопасности, сукно генеральское, а покрой полковничий, странный набор орденов: БКЗ, ТКЗ, Октябрьской революции и КЗ.

     — Где ж ты его разглядел, коль плащ все скрывает?

     — Он спецжетон в комендатуре регистрировал, а там все документы проверяют и обыскивают. Знаешь что такое спецжетон? — Лизка кивнула. Знала она, видела всего два раза, но значение его оценила сполна. — Все документы настоящие, бланки, подписи, печати, но орденские книжки по датам награждения и датам выписки не совпадают, не было тогда на тех должностях людей их выписавших… Стали проверять, чуть с теплых насестов на преображенские нары не перепорхнули… Но срисовал я его на другом, рост, походка, пластика, провожатые те же, Гип, Хряк, Хрюн, только тянулись перед ним чуть сильнее, чем когда Хаз жив был.

     — А глаза?

     — Зелено-голубые, как у тебя. Но! Но! Но! Знаешь, в чем бред? Знаешь, почему молчал до сих пор? Возраст! По лицу 30-35 лет не более, а волосы русые с рыжинкой, но без седины, чуть серебра на висках и все.

     — А что он в тот день делал?

     — Кормил рыжую двенадцатилетнюю девочку чебуреками…

Продолжение http://www.proza.ru/2017/04/02/1076


      

.