Ошибка Бывалого

К вечеру средиземноморский зной начал понемногу отступать, и отдыхающие потянулись вальяжно перекатывающейся цепочкой вдоль променада. В приморских кафе бурлила жизнь, продуцируя сотни цветных шариков самого ходового летнего товара – мороженого. Пожилые дамы с любопытством рассматривали наряды гуляющих, их спутники, изредка отрываясь от газет, косились на большие экраны телевизоров,  беззвучно вещающих о событиях прошедшего дня, как бы оживляя картинкой только что прочитанное.
Я на секунду притормозила возле знакомого кафе, соблазняя себя мыслью о холодном кофе, когда услышала с крайнего столика:
- Катя, это ты?
Русская речь меня уже давно не удивляет, даже в самом отдаленном от места ее основной дислокации крае. Да и имя у меня не из самых редких. Я на всякий случай посмотрела в сторону говорящего. Вот это неожиданность!
- Игорь... Игорь Александрович... это вы?
- Да, Катюша, мир тесен, как ни банально это звучит. Присядь! Или спешишь куда-то? Скажи в двух словах, как жизнь? Мы не виделись лет наверно...
- ...лет двадцать или двадцать с небольшим. С тех пор, как я уехала в Германию. А вы какими судьбами здесь? Я приехала в отпуск с сыном, у него сейчас каникулы. Вот на пробежку вышла. И компенсировать потраченные калории чем-нибудь вкусненьким.
- Так присядь, давай я тебя угощу! Что ты хочешь – мороженое, кофе?
- Пожалуй, кофе с мороженым.
- Сейчас подойдет официант, закажем. А я ведь тоже живу в Германии. Уже десять лет.
- Интересно, а я и не знала, что у вас есть...
- Ты хотела спросить, есть ли у меня немецкие или еврейские корни?
- Ну в общем, где-то так, - смутилась я. – Иначе в Германию сложно было бы...
- Да, моя мама была еврейкой. Когда-то я даже боялся произнести это вслух. Но видишь, как времена меняются. То, что раньше считалось «волчьим» билетом, сейчас неожиданно стало счастливым выигрышем в лотерею...
- А как же анкеты, карьера? Директор завода должен был иметь безупречную биографию, помнится мне...
- Ты права. Дело в том, что до поры до времени, в моих анкетных данных все и выглядело безупречно. С точки зрения партии. Естественно, я был членом партии – иначе бы директором меня не назначили. Но... однажды случилось следующее. Вызывают меня в райком партии и спрашивают в лоб: «Как зовут твою мать?» - Я, уже заподозрив какой-то подвох, спокойно отвечаю: «Раиса Семеновна Краснова». - Райкомовский секретарь, глядя в упор, продолжает: «К нам поступил сигнал, что... как бы это сказать... вы неверно указали имя матери в анкете... И на самом деле она – Рахиль Шломовна Бывалая. Это правда?» - Меня бросило в жар: я понял, что анонимка с «выведением меня на чистую воду» принадлежит перу бывшей тещи, и, пытаясь мобилизовать свои улетучивающиеся куда-то мысли, уверенно сказал: «Дело в том, что во время войны у мамы были утеряны документы, она эвакуировалась из Харькова буквально за день до его оккупации. Потом она работала на Урале, там ее записали на фамилию мужа – Краснова, а имена в то время тоже давали такие... попроще. Во всяком случае, в трудовой книжке она именно так и записана – Краснова Раиса Семеновна. Ну а позже, когда ей делали новый паспорт, записали опять по-старому. Но я в это сильно не вникал. Как ее все зовут – так и написал...» - Секретарь понимающе посмотрел на меня: «Понимаете, поступил сигнал, что при вступлении в партию вы указали неверные данные, то есть обманули нас. Мы должны отреагировать». – «Ну что ж, реагируйте», - обреченно ответил я.
Официант подошел к нашему столику, и мы сделали заказ.
- И как же они отреагировали? – поинтересовалась я.
- В райком вызвали моего парторга и велели ему провести партсобрание с вынесением мне соответствующего проступку наказания. Надо сказать, что с парторгом у нас были прекрасные отношения, и мне было жаль, что его впутали в эту непонятную историю. В общем, на очередном партсобрании, когда два основных вопроса повестки дня были рассмотрены, оставался как будто бы малозначительный пункт «Разное» и заводские партийцы уже собирались домой к своим чадам и домочадцам, парторг объявил: «И последнее. Нам нужно вынести партийное порицание Игорю Александровичу за то, что он неточно указал свои данные в анкете при вступлении в партию». Гул в зале в одно мгновение затих. Уставшие заводчане оживились и перестали натягивать на себя картузы, готовясь к выходу на свободу.
«А можно точнее? Какие именно неточности?» – послышались возгласы любопытствующих. – «В общем, это не важно...» – изо всех сил пытался увильнуть от прямого ответа парторг. – «Неужели в плену был у немцев? Или жил на оккупированной территории? Да нет, он же родился после войны! Родственники за границей? – зал явно пришел в оживление, никто уже не собирался уходить. – «Небольшая... ошибка. Ничего значительного...» – парторг уворачивался, как мог, но это еще больше распаляло любопытство толпы. Тогда пришлось взять слово мне (у меня, могу сказать без бахвальства, с коллективом было полнейшее взаимопонимание):  «Ребята, просто прошу вас – давайте вынесем мне выговор и закроем тему». – «Какой именно выговор – строгий, с занесением в личное дело или просто так?» – послышался ехидный вопрос одного из рабочих. –«Прошу вас, поверьте – так надо. Строгий без занесения или обычный с занесением – как вы решите...». – «Ладно, Саныч – раз надо, заноси. А какой – пусть парторг сам решит. Пошли уж по домам!»
Так закончилось это собрание, больше похожее на фарс. Но была и еще одна страница у этой некрасивой истории. Дело в том, что в райком партии на беседу пригласили моих родителей. Партийные функционеры и старые большевики устроили допрос двум больным старикам, так и не понявшим – чего от них хотят? чем они провинились перед партией? что сделали не так за сорок лет честной работы простой заводской рабочий и больничная медсестра?
...Так горько моя мама никогда не плакала – ни когда умерла ее сестра, ни принимая другие удары судьбы. И этих маминых слез я никогда не забуду. И никогда им не прощу».
Игорь Александрович проводил взглядом счастливую пожилую пару, проходящую возле кафе. Солнце, опуская свою огнедышащую громаду в морскую прохладу, пустило прощальный луч нам навстречу, отразившись в скупой мужской слезе, медленно ползущей по щеке бывшего директора из бывшего Союза...