Фэлур

      - Мам, Мам! А расскажи мне про Треклятого Дьявола!

      - Это очень страшная история, ты не испугаешься, малыш? – спросила обеспокоенная мать.

      - Нет, мам, я не боюсь, я смелый! Во дворе мальчишки так ругаются, а я не знаю, кто это и почему он такой страшный, - мальчик, предчувствуя, что и мама выскажет снова обычную отговорку родителей, мол, рано тебе ещё такие вещи знать, обижено поджал розовые губёшки. – Я спросил у папы, но он велел мне никогда не говорить такие плохие слова. Но мне же надо знать!

      И кроха в отчаянии протянул ладошки к матери.

      - Хорошо, я расскажу тебе про Треклятого Дьявола, а ты потом сам поймёшь, почему мы стараемся не упоминать его ни при свете солнца, ни, тем более, по ночам. Только отъявленные хулиганы ругаются его именем. Но приготовься, это страшная и долгая история, - и мать, сложив молитвенно ладони, произнесла, - сохрани нас, Трисвятый! Ну, слушай!


ФЭЛУР

      Для привычного повседневного пекла сегодня было жарковато. Зур Азсакх недобро посмотрел в прореху окна на разъярённое солнце: Мегар палила, нещадно выжигая и без того раскалённые пески красной планеты и разогревая уже кипящие озёра и реки магмы, выходящих на поверхность вулканов. А на обратной стороне Фэлура царит долгая зимняя ночь, всё, что раньше кипело и испарялось, там уже превратилось в глыбы льда, нагромождение камней и застывшей лавы – вулканы спали, скованные адским холодом. Ничего, летний день скоро подойдёт к концу, Мегар зайдёт за горизонт и здесь тоже всё станет замерзать во тьме.

      Зур прошёлся по залу вперёд, к массивному трону, потянулся, со скрежетом широких спинных чешуй и бронепластин на груди размял плечи, пошкрябал себя по затылку острыми чёрными когтями, и уселся на каменном сидении, едва помещаясь, привычно обдирая своими шипами подлокотники и резную спинку. Над его головой на самом верху спинки трона была изображена лилия в виде короны или корона в виде цветка, Зур сам ещё не разобрался, да и не особенно задумывался над разной геральдической ерундой.

      Зур Азсакх стал Верховным демоном Фэлура всего с десяток дней назад, правда один год на Фэлуре как раз и состоял из одного дня и одной ночи и был равен дню в его астрологическом понимании. На верховную власть претендовал и его брат Зур Йоракх, но он уступил брату по старшинству, не надеясь выиграть у него в честном бою, как того требовали старейшины планеты.

      Нет, Йоракх не смирился, он в тайне затаил мечту свергнуть Азсакха с этого каменного трона, самонадеянно полагаясь на помощь их общей с братом любовницы демоницы, а теперь уже и Верховной демонессы Инии. Иния же никак не могла действовать против Азсакха, связанная кровавой подписью под кабальным договором с ним, и обязанная докладывать о любых происках Йоракха Верховному демону Фэлура. Но младший братец на эту, по его мнению, мелочь предпочитал не обращать внимания, а потом и совсем забыл.

      Старший Зур ждал сегодня гостей. Старейшины планеты, все пять Древних должны были прибыть, чтобы решить один щекотливый вопрос, который не то, чтобы беспокоил Азсакха, но даже в некоторой степени забавлял его. Разрешить или запретить ему, Зуру Азсакху, Верховному демону мира, прогуляться до недавно возникшего из ниоткуда нового миленького такого славненького мира, очаровательной голубой жемчужинки. Зур очень надеялся развеяться, отдохнуть от фэлурского дневного жара и понять для себя, угроза это или добыча. Конечно, старейшины не обязаны были прибывать лично, но посланец передал об их решении накануне, и теперь Зур с нетерпением ждал.

      Ради такого случая, как личное присутствие на совещании, каждому из старейшин, давно уже распрощавшихся со своими бренными телесными оболочками, пришлось вновь в них спуститься. Но поскольку свои старые тела старейшие демоны уже вернуть никак не могли, а точнее совсем не хотели, то выглядели они теперь все одинаково неприметно. В тронном зале Зура Азсакха медленно соткались, будто бы из тумана, пять высоких фигур в кроваво-красных балахонах с капюшонами, надвинутыми на головы так, что лиц было не разглядеть.

      Зур Азсакх восседал на троне, взирая на появление старейшин со спокойным интересом. Ему ничего не грозило в любом случае. Позволят ему разведать что-либо о соседней планете или нет, он всё равно своё решение уже принял, а значит, и отступать ему некуда. Просто при отрицательном решении старейшин Зур пренебрежет их мнением, взяв всю ответственность на себя. А что? Взрослые мальчики так и делают, тем более Верховные демоны Фелура. Это вам не жалята* какие-нибудь, недоросли бедолей**, которые кроме мелких пакостей ни на что не способны, только и могут, что кусаться своими гнилыми зубками.
_____________
*Жалята – подростки бедолей, шустрые и злобные, имеют острые зубы, больно кусаются, укусы их долго не заживают. Питаются чужой болью. Если кусают друг друга, то испытывают только щекотку, от которой могут умереть.
**Бедоль – мелкие демоны, пакостники, устраивают разные несчастные случаи, наслаждаются слезами других.
____________

      Старейшины встали вокруг трона и безмолвствовали, молчал и Зур. Молчание затягивалось, что нервировало верховного демона. Знойный ветер шевелил алый шелк балахонов, в складках которых метались отблески беспощадных лучей красной звезды Мегар. Наконец, Зур не выдержал:

      - Приветствую вас здесь, старейшины, - его голос звучал густым рокотом под высокими сводами зала, - все вы знаете мой вопрос, все вы знаете о моём решении. Я хочу услышать ваше мнение.

      - И тебе привет, Верховный, - прошелестело жарким зловещим шёпотом откуда-то издалека так, что было абсолютно не понятно, какая из фигур подала голос, будто бы говорили сразу все и никто конкретно. – Мы знаем о той планете уже довольно давно, но не в сроках дело. Нет нужды совать свою голову в западню. Наше решение: нет. Только ты уже решил уничтожить себя. Мы знаем. Хотя твоя жизнь уже ничего не решит. Ты уже погубил этот мир – он изменится.

      Речи старейшин не всегда были понятны, скорее казалось, они изъяснялись намёками. Только в прошествии времени и по уже видимым результатам можно было сказать, что старейшины говорили обо всём буквально, яснее ясного. Как будто смотрели сквозь время на результат того свершившегося, что Зур только ещё готовился сделать.

      - Я услышал ваше решение, - Зур не был расстроен, скорее разозлился, - я понял вас, но я поступлю по-своему.

      - Ты взял ответственность на себя – тебе и расплачиваться за последствия своих действий.
Алые фигуры старейшин стали медленно таять, оплывая, будто бы оплавлялись свечи, сгорая в адском жаре Мегар.


АЛЛАЭР

      Он явил себя на Бертерре в лучах закатного солнца, чтобы красное небо скрыло огненный блеск его крыльев. Сейчас его звали Аллаэр, огненный ангел, пришедший посмотреть. Зур Азсакх был вполне благоразумен и хитёр, чтобы не пробовать заявиться на такой лакомый кусочек, как Бертерра, в своём истинном величии. Да и это было бы не очень удобно – его истинный облик совершенно не подходил для пушистых беленьких облаков и зелёной листвы, для ласковых лучей звезды по имени Осмира, здешнего солнца, вокруг которого крутилась голубая крошка.

      Аллаэр невольно сравнивал свою беспощадную и яростную Мегар с нежной и доверчивой Осмирой. У этой лапушки могла появиться только такая планета-пирожок, даже скорее не пирожок, а нежное невесомое суфле. А у свирепой Мегар – только такой же монстр Фэлур, населённый тоже монстрами – демонами разных мастей, форм и размеров.

      Аллаэр летел вдоль заката с той же скоростью, с которой под ним крутилась вокруг своей оси планета, и казалось, будто он неподвижно висит в воздухе. Он видел города и сёла, озёра и реки, моря и океаны, горы и равнины. Поля были засеяны злаками и овощами, обширные сады плодоносили фруктами, на лугах паслись стада животных, в лесах кипела своя жизнь, а глубинах морей и океанов резвились рыбы и дельфины. И любоваться на эту идиллию спрятавшийся в закате зловещий огненный ангел мог долго.

      Какой же подарок ему преподнесли высшие силы, сколько здесь есть всего, что можно употребить для своего удовольствия! Надо было только разумно рассчитать и сделать всё так, чтобы подольше продлить свой пир, не выдать себя, не вызвать подозрений у местных колдунов и правителей.

      И, главное, не обратить на себя внимания велисты, той, что родила этот мир из себя, сотворила. Этот мир просто напоён магией под завязку, наполнен до звона силой, и именно поэтому этот мир такой лакомый кусочек, такой вкусный и желанный, но и опасный – любое не осторожное движение и магия расскажет велисте о вторжении. Если против магов и любых колдунов Зур Азсакх мог выстоять даже в открытом бою и даже в виде своей ослабленной версии Аллаэра, то против велисты, создателя миров, он был слаб и знал это. Тем более в чужом мире! Он и против своих старейшин не вышел бы на честный бой, зная, что победить никого из них он не сможет. Но где честность и где Зур Азсакх? Хотя… Зур решил действовать по обстановке. Кто может знать, как повернётся ситуация в этом пока ещё незнакомом мире. Создатель этой жемчужины мог быть просто сентиментальным злодеем или, например, женщиной. А женщины – существа жалостливые и безжалостные одновременно. Вздохнув, Аллаэр улыбнулся ласковому солнцу Осмире, и свет этой звезды отразился от глаз верховного демона Фэлура, так и не проникнув внутрь его существа.


***

      Подняв глаза к кровавым облакам, слегка прикрывавшим солнце, Моленар долго смотрел на закат, и ему было почему-то не спокойно. Странное чувство не покидало мага, ему казалось, что кто-то невидимый внимательно его разглядывает. Так разглядывают учёные под лупой неведомое насекомое или почку невиданного растения – голодный интерес, восторг и вожделение, алчность и радость гордыни, вот что сопровождает такие взгляды. Закат догорал алой зарёй, обещая ветреный день и множество хлопот.

      Беспокойство болезненной занозой засело у мага в сердце, выскользнув из поля внимания и портя настроение неясной тоской. Ничего, скоро заседание правительства Бертерры, там будут и другие могущественные существа и люди. Моленар решил сначала поговорить о безопасности планеты там, и пока не беспокоить Иниру своими смутными предчувствиями.


ГАУЛЛА

      В баре было людно и шумно. В полумраке вечернего освещения Танай отдыхал с друзьями после удачного торгового дня. Обменять двадцать мешков добра на двадцать пять! Это ли не удача? Завтра можно будет поменять их на тридцать, если удача и судьба-Виора будут благосклонны к купцу. Его жена была бы довольна и половине выручки, а тут прибыль! Танай подумал о жене и улыбнулся с нежностью: любимая ждала их первенца. Он вспомнил, как забавно она стала ходить, отяжелев на позднем сроке, такой милой уточкой – шлёп-шлёп, шлёп-шлёп…

      - Ты чего, опять про свою лапу;ську вспомнил? – спросил один из друзей.

      - Ага, - простодушно ответил Танай и разулыбался ещё шире, - она же скоро родить должна, такая смешная стала. Надеюсь, что у нас будет мальчишка.

      - Имя-то уже придумали?

      - Не-а, чего выдумывать-то заранее? Родится, посмотрим, как назвать, а то и можно и промахнуться с именем-то, - и розовощёкий круглолицый Танай потянулся за следующей кружкой хмельного напитка.

      Невдалеке через пару столиков разразился скандал. Красавица в черной шляпке, размахивая крошечной красной сумочкой, отбивалась от пытающегося её облапать пьяного громилы матроса, чуть было уже не порвавшего тонкое кружевное платье незнакомки. Танай сидел ближе всех к проходу, потому и вскочил на защиту девушки первым. Потасовка не заняла много времени, справиться с пьяным дебоширом помогли друзья и другие мужики, тоже выскочившие из-за соседних столиков. Матроса вывели на улицу, а Танай решил проводить прекрасную незнакомку до дома.

      - Танай, давай я её провожу, тебе же домой надо к жене, - предложил один из друзей, но Танай только отмахнулся от него, как от назойливого насекомого, и ушёл под руку с дамочкой в чёрном, даже не попрощавшись с товарищами.

      На следующий день на базаре Таная не было, но его товар расторговали его друзья, пересчитали прибыль и решили сообщить ему и его жене. Но дома Танай тоже не появлялся, и беспокоящаяся уже женщина, решившая, что муж задержался с друзьями или по делу, не на шутку разволновалась. Пришлось срочно ехать за целителем, потому что начались схватки, а как только целитель прибыл и едва успел приготовить всё необходимое, на свет появился очаровательный мальчонка.

      Не появился Танай и через день и через два. Молодая мать уже не знала, кого позвать на помощь, потому что все друзья по торгу разыскивали его по всему городу, а Эрметрис, конечно, город не маленький и со своими загадками и характером, но не беспредельный. Но через неделю вернулся Танай. Лучше бы и вовсе не приходил, хоть имя своё бы не опозорил.

      - Жена, я ухожу от тебя, - прямо с порога начал Танай вместо приветствия, - я люблю другую женщину, мне с ней несравнимо лучше, чем с тобой. А тебе я оставляю всё своё имущество и ребёнка. Надеюсь, что вы как-нибудь и без меня проживёте.
Женщина была в отчаянии, но тут из кухни вышел давний друг семьи и, обняв её, молча увёл в комнату к малышу, что-то нашёптывая ей на ухо.

      - Бери всё, что тебе надо, и проваливай, - сказал вышедший уже без хозяйки дома мужчина. – Раз ты так смог поступить со своей любимой женой, то ты мне больше не друг. Значит, я могу больше не скрывать, что давно люблю твою ладушку. Пальцем её не трону без её согласия, но и тебя больше сюда не впущу, изменника. Променять ладушку на погань заморскую! Это же надо так!

      - Хорошо, бери мою миладу и будь счастлив. Не поминай лихом, - сказал Танай, а на душе у него стало тоскливее, чем на кладбище, хотя всё прошло даже лучше, чем он себе мог представить. Развернулся Танай и ушёл к своей новой любви, как ему казалось в тот момент.


***

      Гаулла наслаждалась болью и душевными терзаниями брошенной женщины, тихонько пробравшись за Танаем до его дома. Потом этот второй мужик окатил её волной ненависти. Ах, какие страсти! Как давно она не купалась в таких испепеляющих эмоциях! В своём суровом мире она попросту не имела источников таких мощных эмоций – демоны всегда скупились на чувства и в любви, и в ненависти. А здесь… Но будучи в своём демоническом обличии, она не могла себе позволить такого. Ну, кто тут, на Бертерре, позарится на демона, сплошь покрытого панцирем из чешуи и острыми шипами? Зур Азсакх в теле путаны Гауллы чувствовал себя непривычно, но зато вполне органично сливался с местным населением, выигрышно выделяясь красотой и благородством манер. Будто бы она вернулась из долгого странствия по далёким краям.

      Страсть, вожделение и боль. Боль. Что может быть вкуснее боли для демона? Главная еда и высшее наслаждение – боль другого существа. Душевная она или из-за страдания тела не важно, важен лишь её накал. Боль от измены любимого мужа была огромной, что наполняло женскую оболочку верховного демона Фелура силой и могуществом. Гаулла не выдержала и захохотала от накопившегося возбуждения, стряхивая с кончиков пальцев искры напряжения, но быстро осеклась, боясь, что её может заметить бедолага Танай.

      Она не испытывала к Танаю никаких чувств до тех пор, пока он не влюбился в неё, почти сходя с ума от вожделения и ревности. Эти чувства тоже прекрасно подпитывали сущность, которая в стройном женском теле называла себя Гауллой, но прекрасно помнила, кто она на самом деле. Теперь она чувствовала наслаждение, мучая и изводя Таная.

      Никакой определённой цели Зур Азсакх не преследовал, внедряясь в тихую и сонную жизнь главного города Бертерры. Он хотел посмотреть, как тут всё устроено, и что можно использовать с выгодой для себя. Поняв, что местные разумные существа делятся по половому признаку примерно так же, как и демоны с демоницами на его родном Фелуре, Зур решил сначала испытать женскую ипостась. Решил, испытал и не пожалел.

      Ещё через несколько дней Гаулла, высосав все эмоции, все чувства и все силы из Таная почти досуха (убийство пока не входило в планы фэлурца), выгнала его из своей скромно, но изысканно обставленной жизни в маленьком домике на окраине Эрметриса. Полуживой и совершенно измученный Танай заявился в дом к своей жене, откуда был с позором изгнан. А Гаулла собрала эти выплески эмоций как неожиданный подарок и переправилась на другой кусок суши этой милой планеты, где люди готовы влюбляться и ненавидеть так легко. Гаулла собиралась вволю позабавиться уже там без риска нарваться на чью-нибудь мстительную выходку.

      А сам Танай был теперь ко всему равнодушен. Его не оскорбляло ни поведение жены, ни предательство бывшего друга, его даже не интересовали причины случившегося. Весь мир для Таная теперь приобрёл одинаковый серый цвет – цвет безразличия. Так бы и погиб бывший удачливый торговец Танай, если бы случай не вывел его на Ратушную площадь и не столкнул лицом к лицу с Дорин Флинн, женой всеми уважаемого мэра Эрметриса, а та не отвезла бедолагу к своему знакомому шаману Артаферу.


***

      - Знаешь, Инира, - сказал Артафер, когда исцелив несчастного Таная, шаман встретился с велистой, - я таких несчастных ещё не встречал, чтобы настолько были ослаблены все жизненные силы у человека. Ты знаешь, я видел много разного во всех трёх мирах. Это больше всего похоже на воздействие злобных и очень голодных демонов нижнего мира.

      - И что бы это могло означать, как ты думаешь? – голос Иниры слегка дрогнул. Она чувствовала, что над её миром снова нависла какая-то опасность, но пока не могла определить, что это и как с этим бороться.

      - Я пока не знаю, - пожал плечами шаман, - не хватает сведений, чтобы сделать выводы.

      - Вот и мои гадания пока не показывают ничего определённого. Подождём, что расскажут члены правительства, что скажет Моленар, и вообще надо подождать, что будет дальше.

      - Да, я согласен, но только не очень долго. Может быть поздно.

      - И надо найти эту женщину, Гауллу, как её назвал тот несчастный, - предложила Инира, - попробуй это сделать, Артафер, тебе удобнее искать существо нижнего мира.

      - Я поищу её, велиста, но не обещаю, что найду.


ИЛЛОР

      Ночная тьма и прохлада освежающего ветерка дарили Иллору острое наслаждение после жаркого и душного дня. «Наивные жители славного Эрметриса, - думал вор, - вы привыкли оставлять свои двери не запертыми на ночь, привыкли, что у вас не бывает краж, грабежей и разбоев. Оставайтесь же и дальше такими же недалёкими! Это только облегчит мне моё ремесло».

      Вчера он забрался в дом старого булочника и забрал его любимый поварской колпак. Такой белый и так сильно накрахмаленный, что он был похож на маленькое облако, лежащее на белом высоком постаменте. Этот колпак был для старого пекаря самым дорогим в доме предметом. Не самоцветы и драгоценности, не красивые вещи и одежда, а старый колпак был дороже всего для поварской души. Этот колпак носил ещё его дед, а может быть и прадед, а нынешний булочник получил его от своего отца, как король получает свою корону после коронации.

      Этот колпак Иллору был нужен только с единственной целью – доставить как можно больше страданий бывшему владельцу. Утрата любимой вещи, вещи, с которой так много связано, вещи, которая играет такую важную роль в человеческой жизни, такая утрата наносит сокрушительный удар. В результате выплеска эмоций старого булочника, обнаружившего поутру пропажу, Иллор получил мощнейший заряд бодрости. Печалило его только одно, что нет способа запасать их энергию, силы этих людей, щедрых на эмоции и переживания, запасать на будущее, на то время, когда он приобретёт свой истинный облик и вернётся на родной Фэлур.

      В теле мужчины Зур Азсакх чувствовал себя значительно уютнее, нежели в теле женщины. Впрочем, женщина по имени Гаулла уже достаточно потрудилась, разрушив не одну счастливую семью на другом континенте славной Бертерры, теперь пришло время Иллора. Вор руководствовался острым чутьём и видением тонких энергий, которое сохранялось и в этом несовершенном теле. Верховный демон Фэлура в своём истинном теле видел несравненно больший спектр проявления тонкого мира, и нижних слоёв, где был его дом, и верхних миров, куда он мог только заглянуть снизу. Но сейчас людское тело его устраивало абсолютно.

      Стройный и гибкий, почти текучий как вода в своей пластике, Иллор постоял ещё немного, подставляя красивое лицо ветру, потом прищурил и без того хитрые глаза неопределённого цвета, растянул тонкие губы в кривой усмешке и поспешил в сторону очередной незапертой двери на поиски новой добычи. А утром он будет ходить мимо этой двери или усядется рядом, изображая отдыхающего путника, и будет смаковать горе людей, у которых забрал самые дорогие их сердцу безделушки.

      Почему-то эти смешные люди привязываются не к драгоценностям и дорогим вещам, а к каким-то мелким и ничего не стоящим нелепицам. Иллор никак не мог понять, что такого было в растрёпанной кукле с отбитыми пальчиками на левой фарфоровой ручке, которую он выкрал из дома пожилой горожанки. Кукла была одета в несвежее и некрасивое платьице из самой дешёвой материи без изысков, но стояла она на почётном месте в будуаре хозяйки. И утром эта милада плакала как малый ребёнок, не найдя своей любимицы на комоде.

      Вор не был дураком, но вот этого он понять не мог. На его планете, в его мире золото было единственным мерилом успеха, единственным богатством, за которое можно было купить всё остальное, включая власть и жизнь.

      Зур Азсакх, став верховным демоном, стал и самым богатым существом в своём мире, унаследовав состояние своего отца. Это было приятной необходимостью. Приятно быть самым богатым, но необходимо быть богаче всех иных, чтобы ни у кого не было возможности перекупить твою власть и жизнь. Впрочем, золото на Фэлуре текло огненной рекой из расплавленных недр. Надо было только не жалеть мелких демонов, рабскую и наёмную силу, чтобы собрать его и приумножить своё богатство. А для этого надо было иметь много сил. Тех самых сил, которые Иллор нашёл на захудалой голубовато-зеленоватой цветущей сонной никем не охраняемой планетке.

      Воровать Иллору нравилось. Такого азарта и душевного подъёма Зур уже давно не испытывал. Наверное, он мог бы сравнить свои ощущения с первым сексуальным контактом с опытной придворной демоницей, прислуживающей его отцу, или ещё раньше с первым полётом на своих собственных крыльях, а не в руках матери, несущей его под палящим небом – так часто выгуливали своих детей все матери Фелура. Иллор тоже почти летел, когда шёл на очередную кражу к очередному примеченному днём дому с не запертой дверью.

      Он крал всё, что было дорого людям: стопку писем от любимого мастера, бережно перевязанную красной атласной лентой, зачитанную почти до дыр книгу в растрёпанной обложке и с выпадающими страницами, дешёвый перстенёк с бледным камушком, висящий на цепочке на шее у пожилого одинокого мужчины, вытертые до блеска деревянные спицы у рукодельной старушки, а заодно и вышитую красивыми цветами игольницу с булавками, пару тюбиков краски у молодого художника и пучок кисточек с рулоном чистых холстов, самый ходовой резец у резчика по дереву и самый любимый молоток у обувщика. Он крал всё, что могло доставить людям страдание, но не могло быть продано или обменено с выгодой для менялы.

      Кражи в одном месте продолжались до тех пор, пока народ не начинал делиться своими горестями друг с другом, рассуждая о причинах пропаж и о том, кто же смог осмелиться на такое варварское дело как воровство. После того, как Иллор вбирал в себя эмоции волнующегося общества, он благоразумно перебирался на другое место, где начинал воровать снова. Места он выбирал случайные, но старался, чтобы они находились подальше друг от друга. Вскоре на Бертерре не осталось ни одного места, где не стали бы на ночь запирать двери и не косились неприязненно друг на друга люди, потерявшие милую их сердцу вещь, проклиная похитителя.


СОВЕЩАНИЕ

      Дом велисты радостно выстроил для нового жильца несколько нужных ему комнат. Так возникла просторная гостиная для посетителей, пришедших по делу к главному магу Бертерры. Так же образовался кабинет для деловых разговоров и разных прочих важных занятий. И следом за этими комнатами появилась анфилада комнат, образующих лабораторию с разными склянками и пробирками, колбами и ретортами, горелками и прочая, прочая, прочая. Лабораторию Моленар особенно ценил за продуманность всего, там находящегося, и удобство для работы. Зато в кабинете лучше думалось, и письма там писались будто бы сами собой, красиво и правильно подбирались слова, чтобы выразить любую мысль мага.

      Инира, наконец-то, почувствовала себя в своём мире не только велистой, но и женщиной, любимой и желанной, нежно хранимой самым дорогим для неё человеком во всей Вселенной. Ей сразу же понадобилась обширная гардеробная с платьями, туфельками и разными другими женскими причудами. Будуар, открывший свою дверь прямо из их общей с Лэном спальни, наполнился зеркалами, пуфиками и подушками, лежавшими прямо на пушистых цветных коврах.

      На туалетный столик были поставлены пичудливые хрустальные флакончики с благовониями, очаровательные баночки кремами, пудрами, тенями для век, кисточки для макияжа пушистым пучком стояли в специальном стаканчике, призывая провести их нежно-упругими головками по коже век или щеки. Райское местечко хранило женские тайны велисты от пытливых взглядов изредка заглядывающего туда мага, скрывая интимные подробности, совсем не нужные мужчинам.

      Дом наслаждался воцарившимся под его крышей счастьем и деловитым покоем, именно так он хотел бы прожить весь отведённый ему срок жизни. Но в гостиной мага в последнее время стали появляться несчастные люди, всё чаще рассказывая Моленару о нелепых пропажах, о глупых и даже безумных изменах мужей и жён с какими-то непонятными распутными женщинами и мужчинами.

      По описанию внешности этих развратников Моленар быстро понял, что их всего двое. Женщина по имени Гаулла, первую жертву которой привела к Артаферу жена мэра Дорин, вернулась на Лерию, вволю покуролесив по Тагриду и даже наследив на Латаре, неся за собой славу проклятой блудницы. А вот мужчину Моленар не знал, точнее никак не мог прочитать его личность по имени Иллор. Не отражало это имя для мага почти ничего существенного.

      Иллор – вор, всего лишь вор, крадущий разные безделушки. Зачем? Моленар знал, что при переживаниях люди выплёскивают с эмоциями много своих жизненных сил. Но зачем так переживать из-за старых и уже отслуживших своё вещей, в голове у мага не укладывалось до тех пор, пока у Иниры не затерялась любимая кисточка для румян. Нет, её не украли, она всего на всего завалилась за одну из мягких подушек в будуаре, когда велиста случайно уронила кисточку на пол.

      Настроение Иниры, бывшее столь радостным утром, резко утратило все краски, кроме горести по потерянной кисточке.

      - Какие глупости тебя разволновали, Нира! – пытался увещевать любимую Моленар. – Ты бы ещё расплакалась!

      - И расплачусь, - надула губы милада, - это была моя любимая кисточка, и она никогда не терялась!

      - Ладушка, я принесу тебе десяток других кисточек, только не расстраивайся из-за этой мелочи!

      - Мне не нужны десять других, - всхлипывала велиста, - я хочу только эту кисточку!

      Слёзы потекли по её щекам там, куда эта несчастная кисть должна была положить румяна, а Моленар не выдержал и произнёс заклинание, позволяющее найти любую пропажу, если та не попала в чужие руки. Кисть, повинуясь магу, оттолкнула подушку, за которой пряталась, и прыгнула на своё место в стаканчик. Лэн присел около своей любимой и губами собрал её слёзы со щёк, целуя глаза и лицо успокаивающейся и уже счастливой Иниры.

      «Если даже велиста плачет, потеряв свою любимую штучку для макияжа, без которого она всё равно красива, как утренняя заря, то что же тогда творится в душах у тех людей, кто так и не нашёл своих безделушек? Да и такие ли они безделушки, эти вещи? - думал маг, гладя по голове свою Иниру. – Маленькое горе – тоже горе, а для кого-то такое горе вовсе и не маленькое, наверное».

      На заседание правительства Бертерры Моленар прибыл в одиночестве, уговорив велисту остаться дома. Инира и так не горела желанием идти на скучное совещание по рядовым текущим делам, потому с удовольствием осталась в Красной комнате сидеть в кресле перед камином, прихлёбывая из крошечной чашечки вкусный кофе, и читать очередную книгу, коих в её книжном шкафу было великое множество.

      Инира не любила скучные заседания правительства, поэтому приходила очень редко, полностью доверяя решать спорные вопросы Моленару. Всё равно он потом коротенько расскажет ей обо всём, что было интересного на заседании, что решили и какие планы понастроили.

      Войн на её планете всё равно уже давно не было, всё было поделено честным образом, и все были согласны с существующим мироустройством. Бертерра была плодородной и благодатной землёй, а отсутствие времени, точнее, умение управлять своим временем и движением хода событий решало для людей многие вопросы, связанные с бытовыми нуждами. Все здесь любили своё дело и занимались им вдохновенно и с полной самоотдачей, а потом шёл обмен результатами своих трудов, и у всех было всё, что хотелось. Не было причин ни для войн, ни для других конфликтов.

      Власть тут предполагала скорее огромную ответственность, чем давала право на произвол. К власти не рвались, многие её активно избегали, не желая нагружать на себя чужие проблемы. Пусть решает каждый свои вопросы – так думали все обыватели. Потому булки у булочника были превосходными, а из рук портного выходили произведения искусства, а не просто штаны и куртки, тем более женские платья. Яблоки у садовника вырастали ароматными и вкусными, а повозки и поезда, особенно самолёты, получались у инженеров и механиков красивыми, удобными и быстрыми, не говоря уже про высочайшую надёжность. Когда люди делают то, что им по душе, то и душа поёт, а песня эта придаёт произведениям человеческого труда волшебный внутренний свет, энергию, которая делает вещь настоящей, не одноразовой, а долговечной и надёжной, удобной и красивой.

      Правительство Бертерры отвечало за то, чтобы на планете был порядок. Во власти правителей было направлять людей и управлять ими, чтобы всё в мире шло правильно, то есть по заведённым испокон веков порядкам. Что бы всё шло и стремилось к свету верховного бога Ра, впРаво, как и солнце движется, если смотреть на юг. Власть же использовалась буквально, как ей и положено, уЛАживая разногласия, чтобы в ЛАду всё было в мире, в ладу и в порядке. Ряды, чтобы были ровными, а уж если кто-то был из ряда вон, что чтобы все соседи были согласны с таким положением, то есть высказались бы одобрительно, огласили бы своё доброе к тому отношение.

      Входили в Верховное Правительство Бертерры не министры разных разностей, а управители континентов и главные маги и волшебники из разных мест.

      В здании мэрии на Ратушной площади Эрметриса в небольшом зале, элегантно отделанном мраморными фальшколоннами и витиеватой лепниной по потолку и карнизам, члены правительства уже занимали свои места в алых бархатных креслах, стоящих вокруг массивного овального стола из красного дерева. По стенам, обитым шёлком фисташкового цвета, отбрасывая золотистые блики, задорно отплясывали солнечные лучи, играющие в догонялки с тополиной листвой и расшалившимся сегодня порывистым ветерком.

      - Уважаемые мастера и правители территорий, я приветствую вас на очередном плановом заседании правительства, - начал официальную часть Моленар, верховный маг Бертерры через которого была связь с верхними мирами. Моленар, как и просила его велиста, принял на себя и груз ответственности – стал председателем правительства. Он не мог и в этом отказать любимой. Да и не хотел отказываться от власти, Моленар пока наслаждался и самой властью, возможностью руководить всем вокруг, и грузом ответственности, находя его довольно приятным для настоящего мужчины.

      - Итак, - продолжил председатель, - сегодня у нас на повестке дня вопрос об упорядочивании морского сообщения между тремя континентами, согласование основного календаря на будущий год и обсуждение мелких происшествий в рамках темы «Хроника дня». Предлагаю начать, мастер Флинн.

      - Уважаемые мастера и правители территорий, - обратился к членам правительства мэр Эрметриса, ведущий заодно и дела всей Лерии, Энтони Флинн, - я уверен, что вы заранее ознакомились с предоставленными вашему вниманию вариантами расписаний для мореходских контор каждого континента, а так же сводным расписанием. Учитывая своенравное отношение к временны;м процессам в нашем мире, расписание составлено так, чтобы ни в коей мере не ущемить права и пожелания граждан и поселенцев территорий. Однако это поставило определённые вопросы, которые, впрочем, удалось разрешить путём несложных манипуляций. Таким образом, в сводном расписании учтены все возможные варианты движения морских судов между известными нам точками отправления.

      - Я, как представитель шаманов планеты, предлагаю принять составленное сводное расписание за основу и разрешить вносить в него исправления по мере необходимости, - Артафер был из тех редких магов, кто рисковал связываться с демонами и нижним миром вообще, он же стал и главным магом Лерии. Велиста очень обрадовалась, что Артафер согласился войти в состав правительства. – Эту практику мы испробовали ещё три круга назад, и она нас ни разу не подвела за прошедшие времена.

      - Поддерживаю, - король Таар Вигард, обязанный был представлять Латар, никогда не перечил шаману, памятуя историю своего восшествия на латарский трон, - сводное расписание, составляемое мастером Флинном, ни разу нас не подвело. Оно удобно и рационально.

      Пришедший вместе королём его придворный маг по имени Брабандер усиленно кивал головой в знак одобрения и поддержки и расписания, и своего короля. Этот маг был молод, и поэтому карьера его интересовала так же, как и приобретение нового опыта, а в правительство входили корифеи магии, и было, у кого поучиться.

      - Я считаю, о, светлейшие, что в этом вопросе, как и в вопросе об основе календаря на будущий год, который составил наш неподражаемый прорицатель и арраф Хаким, обсуждать совсем нечего. Надо просто принять их единогласно и закрыть столь важные вопросы, решённые к всеобщему благу и удовольствию, - голос верховного кума Тагрида Рауфа был мягок, но взгляд был твёрд и не спокоен. – Когда наш куманат решал, что я должен сам присутствовать на заседаниях Единого Мирового Правительства, чтобы одним из первых узнавать новости, общаться с правителями других континентов, никто из кумов не мог даже предположить, что меня будут занимать судьбы простых тагридцев. Однако сегодня меня беспокоит тот факт, что всё чаще в Тагриде слышен плач женщин и детей и проклятия сыплются из уст мужчин.

      - Подожди, Рауф, - Моленар повысил голос, прерывая пламенную речь верховного кума. – Я полагаю, что я могу занести в отчёт о заседании, что мы единогласно приняли расписание морского транспорта и календарь на будущий год. Так и запишем. А теперь, мастера правители и маги-волшебники, давайте поговорим о наболевшем. На землях всей Бертерры стало не спокойно и не уютно, это ощущается и без магии. У нас на Лерии в последнее время стали происходить непонятные, я бы даже сказал, абсурдные кражи. Из домов горожан и селян пропадают дешёвые старые, но милые сердцу вещи. И ещё из новенького в наших краях, чего раньше не было никогда. Куролесила у нас одна девица лёгкого поведения то ли из портовых шлюх, то ли из дорогих путан, тут люди говорят разное, но все называют одно имя…

      - Её зовут Гаулла, - подхватил Рауф, - а вор называет себя Иллор. Это всем известно, Моленар. Но у нас объявилось ещё и чудище непонятное. Расскажи, Хаким.

      Верховный арраф Хаким имел дар предвидения и умел предсказывать точный исход любого события. Собственно «арраф» и есть «знающий», если переводить на общепринятый на Бертерре язык с тагридского наречия. Он не был ни молод, ни стар. Гладко выбритое лицо почти без морщин ничего не говорило ни о возрасте, ни о характере аррафа. Под традиционной для этого континента чалмой не было видно, есть ли седина в его волосах, но Моленар знал, что этот маг старше всех заседающих в этом зале. Возможно, что он такой же старый, как и путешественник по землям и временам Щупокл, а может быть, и ещё старше – глубоко посаженные, не потерявшие ещё цвета тёмные глаза смотрели так, словно этот человек ведал все тайны этого мира и ещё парочки-троечки и вовсе никому неведомых миров.

      - В наших краях стали пропадать дети, - голос Хакима звучал слегка хрипловато, а звук «н» он произносил слегка гнусаво, возможно из-за особенностей строения его длинного и мясистого носа, немного не достающего до узких, растянутых в неуместной улыбке бледных губ. – Кто-то крадёт детей лет трёх-пяти, держит их где-то, а потом подкидывает поближе к дому. Но эти вернувшиеся дети так вымотаны эмоционально, что до сих пор ни один из них не смог рассмеяться. Горе матерей, потерявших смех и улыбки своих любимых детей, неизмеримо! Только однажды был замечен рядом с возвращённым ребёнком огромный белый пушистый кот, улыбавшийся во всю свою огромную зубастую пасть и дико хохотавший. Было ли что-нибудь подобное в ваших владениях?

      Все, сидевшие за овальным столом, переглянулись, недоумённо пожимая плечами и отрицательно качая головами.

      - Нет, такого безобразия у нас не было, - сказал Моленар, - только шлюха и вор. Надо призвать Дымного Кота велисты, быть может, он что-то знает больше.

      - И как ты собираешься это делать? – Таар Вигард всё ещё благоговейно трепетал перед велистой. – Он же призрак!

      - А велиста на что? Она может его позвать, - откликнулся верховный маг, - придёт или нет, не ясно, но позвать-то можно.

      - Не можем мы опираться на такого неустойчивого свидетеля! – возразил Энтони Флинн.

      - А что ты предлагаешь? – промурлыкал Рауф.

      - Надо вам, магам, взять и сотворить какой-нибудь свой обряд, чтобы узнать, что за напасти постигли нашу Бертерру.

      - Ты ещё скажи, спросить совета у Бера, - хмыкнул Моленар, хотя сейчас и эта возможность рассматривалась им наравне с остальными без всяких шуток. Только очень уж не хотелось тащиться для этого в лес.

      Спор на несколько мгновений утих сам собой, как это часто бывает в шумных компаниях, и на фоне этой тишины на белом мраморе подоконника явил себя публике Дымный Кот – помощник велисты и блюститель равновесия в мире Бертерры.

      - Я расскажу вам всё, что знаю, - промурлыкал Кот. Он уже давно был тут, зная заранее, что страсти накалятся до предела, и придётся их гасить, а заодно и свидетельствовать о своём враге. – Это похититель смеха и улыбок, тот белый кот. Он называет себя Катазабр. Он порождение чужого мира, демон из высших градаций зла. На самом деле этот проклятый Катазабр страшнее всего, что я видел во всех мирах – он пьёт только горе, боль и ненависть. Украв ребёнка, он прячет его в глухом подземелье королевского замка Химиры, откуда не слышны ни крики, ни плач. Там он наслаждается сначала страхом и слезами ребёнка, а когда тот устаёт плакать и горевать, это исчадие зла начинает щекотать дитя, и вновь наслаждается ужасом и болью до тех пор, пока не защекочет ребёнка до полусмерти. Самое странное, что он никого не убил. Вероятно, смерть не входит в его планы, потому что может отметить его своим цветом в тонких оболочках его тел.

      - Благодарю тебя, Дымный, ты нам очень помог, но поможешь ещё больше, если покажешь нам цвета его тонких тел, его истинную картину, - Моленар надеялся, что они уже близки к разгадке.

      - Маг, ты думаешь, мне удастся изобразить высшее зло? – удивился Дымный Кот. – Я не способен изображать цвета вообще – я Дымный, а уж показать цвета этого демона мне тем более не по силам. Да и никто из вас этого не сможет.

      - Это само по себе говорит о многом, - впервые подал голос Брабандер и, смущённо потупив взгляд, залился стыдливым румянцем, когда все взгляды присутствующих, включая Кота, обратились на него. – Но я могу нарисовать ауру Гауллы, которую я случайно видел. И мы могли бы сравнить её с аурой того вора, если его кто-то запомнил и тоже нарисует.

      - Хм, дельное предложение, - улыбнулся Моленар, этот молодой маг чем-то напоминал ему себя самого в молодости. – Я сам могу изобразить ауру Иллора. Я восстановил её по отпечаткам в памяти тех домов, где он совершал свои кражи. Только вот это имя не отражает сущности того, кто так называет себя. И я предполагаю, что это не все сущности, с которыми нам придётся иметь дело.

      - Ты, друг мой, не предполагай, а рисуй уже, - поторопил мага Артафер, - а я дополню, если смогу. Я однажды на закате что-то видел, но думал, что это кто-то из наших высших демонов резвится в алых облаках на западе…

      - Постой! Это и я видел, но не понял до конца, что это было. Только тревога в тот вечер меня так и не отпустила до самого утра, - воскликнул Моленар, отрываясь от картонки с рисунком, где уже обозначил те самые алые всполохи с тёмно-коричневыми завихрениями.

      Через некоторое время все заседатели с интересом рассматривали две картины с очень похожими аурами. Алое и коричневое с чёрным острыми языками пламени снизу доверху окутывали условную фигуру, тёмно-вишнёвое с яркими всполохами жёлтого и фиолетового колыхалось над головой, стремясь спалить яростью небо. Вокруг женской фигуры были всполохи оранжевого, а вокруг мужской фигуры местами проглядывали зелёные и голубые пятна, совсем небольшие, да и цвета там были не совсем чистыми и совсем не красивыми.

      Дымный Кот выгнул спину и, глядя на рисунки, ощерился и злобно зашипел.
- Х-х-х-х-пффф! Как похоже у вас получилось! Аж шерсть дыбом! Пх-х-х! Простите, - и Кот, засмущавшись, уселся вылизывать левую переднюю лапу, а чтобы окончательно успокоиться решил проверить порядок и под своим дымным хвостом, вытянув заднюю лапу так высоко вверх, будто она была раскладной.

      - Да, - резюмировал шаман, - только ещё парочка деталей должна быть.

      На него с недоумением уставились все остальные, потому что у человеческой ауры, равно как и у звериной и демонической, иных деталей быть не могло. Но Артафер уверенно взял у Моленара кисть, обмакнул её в охру, взял на кончик немного умбры и вывел с обеих сторон от мужской фигурки грязно-жёлтые крылья с тёмно-коричневыми краями.

      - Это его ангельская ипостась. Но это всё есть одно и то же существо. Есть мир, которым управляет как раз такой ангел, там его называют Падший. По их легенде Падшего сбросил вниз управлять миром их Творец, а сам остался сидеть на облаке, болтая ножками и любуясь на страдания своих творений, которыми изводит тех его падший посланец.

      - Из этого мира наша велиста, - грустно сообщил Моленар. – Я тоже знаю тот мир по её рассказам.

      - Ты по рассказам, а я туда ходил вслед за Ирис, сам видел весь тамошний ужас, - Артафер тряхнул головой, отгоняя воспоминания. – Никому не советую туда соваться. Бр-р-р…

      - Этого демона прокляли у нас трижды, - задумчиво произнёс Брабандер, - я предлагаю так и называть его между собой Треклятым Дьяволом. Он же не имеет в себе ни любви, ни сострадания, если судить по цветам его тонких тел. Это значит, что все его действия служат только его гордыне, ублажению его существа, его «Я», его Эго. Для «Я» волю свою проявляет. Потому Дьявол Треклятый. А с его кличками нам разбираться нет причин.

      - Но запомнить надо и клички Треклятого Дьявола – очень может так случиться, что и они нам пригодятся, - поддержал мудрый арраф Хаким. – Жаль, мы не знаем имени его ангельской ипостаси. Это может осложнить дело.

      - Значит, надо её узнать, - резюмировал Моленар.

      - Вот ты умный, маг! – возмутился Артафер. – И кто возьмётся узнать? Меня снова заставите? Я-де всё равно с демонами за руку здороваюсь, да?

      - Нет, - сказал Моленар и продолжил после долгой паузы, - я сам узнаю. Пока не знаю как, но я придумаю, что надо сделать, и выйду с ним на контакт.

      - Ага, умник! – продолжал Артафер. – А тут он с тобой сам поздоровается и заодно представится по всем статьям, кто он, откуда, и за какой бедой к нам пожаловал.

      - Фер, я серьёзно! – Моленара, наконец, проняло ёрничание друга. – Лучше бы помог! Не велисту же мне просить о помощи!

      - А Инира не откажет, я думаю, - уже без тени сарказма задумчиво произнёс шаман. – Даже настаивать будет. И это будет правильно, кстати! Только она сама сможет узнать имя этого чёртова ангелочка.

      - Ладно. Решено. Я рассказываю все детали Инире, а там уж, что решит велиста.

      - Да, так и порешим, - Энтони Флинн решительно стукнул ладонью по столу, как бы ставя завершающую спор точку.

Таар и Рауф стали согласно кивать, а на лицах всех присутствующих отразилось облегчение и удовлетворение – тяжёлая работа, казалось им, завершена. Теперь пусть велиста сама решает то, что не подвластно им, людям.

ЗУР АЗСАКХ

      Непривычная к длительному безделью Инира устала сидеть с книгой, которая оказалась не настолько интересной, чтобы заглушить нарастающее в душе беспокойство. Мысли велисты были отрывисты и не конкретны. Она размышляла, о чём станут говорить на заседании правительства умные мужчины, представляла себе, как Моленар гордо встанет и торжественным голосом произнесёт вступительную речь. У мага особенно важно получалось именно открывать заседание, а уж чем все эти посиделки заканчивались, велиста и так знала — чаепитием с плюшками и крепкими напитками. Вот и в этот раз она не ждала быстрого возвращения своего любимого. Но какое-то неясное волнение тупой иглой ковыряло где-то внутри, поближе к сердцу, тыкалось во все стороны, не давая Инире расслабиться.

      Пройдя в свой кабинет, Инира решила снова провести обряд, чтобы осмотреть Бертерру со всех сторон. В прошлые разы ничего конкретного ей разглядеть не удалось, но вдруг получится на этот раз. Велиста взяла большой лист белой бумаги и, крепко зажмурившись, пушистой беличьей кистью стала макать в стаканчик с водой и в первую попавшуюся краску. На влажной бумаге появлялись занятной формы цветные пятна, они расходились в стороны, местами смешивались, образуя новые цвета, переплетались и накладывались друг на друга.

      Когда Инира посмотрела на результат гадания, то уронила кисточку, а руками прикрыла рот, чтобы не вскрикнуть. Почти в центре листа была нарисована фигура летящего существа с раскинутыми над землёй огромными алыми крыльями. Алый ангел летел над её цветной Бертеррой. Рядом с ним пылала буква «А», написанная почти правильно. Инира решила не тратить времени впустую, обряд по вызову этого ангела надо было совершить, чем быстрее, тем лучше, пока он не закрылся от контакта с велистой. Но проводить его требовалось на открытой земле.

      На Пустырь Возмутителей Инира попала через проложенный ею портал. Вычертив пальчиком в воздухе вокруг себя пентаграмму, велиста встала, раскинув руки в стороны.

      — Призываю тебя Алый Ангел! Есть на это воля моя! В моём мире ты можешь только повиноваться мне! Явись и назови своё имя! — голос велисты подхватил порыв ветра и унёс ввысь к розовым закатным облакам.

      Какое-то время ничего не происходило. Инира стояла, замерев на месте, и ждала. И новый порыв ветра принёс густой звук:

      — Аллаэр… Иллор… Гаулла… Катазабр… Сейчас Аллаэр…
На пустыре стало жарко и светло — Алый Ангел спустился на траву и встал перед велистой, распространяя свет и яростное тепло от своего пламенного тела.

      — Зачем ты пришёл в мой мир, Аллаэр?

      — Познакомиться.

      — Что ты хочешь?

      — Я голоден, а у тебя тут много еды, которая вам не нужна.

      — Чем же ты питаешься таким, что нам не нужно?

      — Вашим горем. Ведь вам горе не нужно? Или я ошибся? — он хитро прищурил свои чёрные угольки глаз и улыбнулся огненными губами.

      — Ты сам создаёшь это горе, чтобы его затем съесть! Если бы ты питался теми горестями, что возникают сами собой! А то, что делаешь ты, против моих правил!

      — А я живу по своим правилам, велиста! — Аллаэр расхохотался, и хотел было уже улететь, взмахнув крыльями, но велиста простёрла руку вперёд и сжала кулак. Ангел резко осел на землю и захрипел.

      — Отпусти меня! Я никого не убил из твоих людей! Я брал только их негативные эмоции, а люди проходили только положенные им испытания! Я ничего не нарушал, велиста! Я сам властитель мира, другого мира, я знаю правила!

      — Хорошо, Аллаэр, — сказала она, разжимая пальцы, — назови мне своё истинное имя и пригласи меня в свой мир, я хочу посмотреть, где живут такие пламенные как ты.

      — Зур Азсакх, Верховный демон Фелура, — представился Аллаэр, меняя облик на свой истинный, демонический и бескрылый. — Планета Фелур — порождение звезды Мегар, яростной и беспощадной. Мой мир тебе не понравится, велиста, он такой же огненный, как и я, и такой же демонический. А мне нравится на твоей Бертерре, Инира. Сытно и уютно.

      — Зур Азсакх, правитель Фелура, слушай волю мою! В моём мире, именуемом Бертерра, я запрещаю тебе провоцировать горе и боль, но разрешаю употреблять те печальные чувства, что выплеснутся у людей самопроизвольно. И ты будешь желанным гостем в моём мире. Пусть так и есть!

      — Принимаю волю твою, велиста Бертерры Инира! — и чудовищный демон преклонил перед миладой колено, давая свою клятву. — И приглашаю тебя в мой мир. Обещаю обеспечить тебе безопасность и мирный приём. Но не могу обещать удовольствий, скорее эта прогулка будет для тебя как испытание.

      — Принимаю твоё приглашение, Зур Азсакх! — и Инира, протянув руку, положила свою ладонь на шипастое плечо демона.

      Плечо было горячим и каменно-твёрдым, гладким и блестящим. Зур спокойно посмотрел в серые глаза Иниры, хотя он и понимал, что велиста в своём мире всевластна и может растереть его в порошок лёгким движением тонких прохладных пальчиков. Вдруг взгляд его изменился, брови нахмурились, и демон встал на обе ноги, недобро глядя куда-то вперёд через плечо велисты.

      К ним бежали двое мужчин. Прибыв в свою лачугу, Артафер и приглашённый на чашечку травяного чая Моленар стали невольными свидетелями последней сцены. Оба мага решили, что велисте может угрожать опасность, что её следует срочно вырвать из когтей этого монстра и спасти. Инира обернулась, и тоже увидев своих друзей, поспешила их остановить, но они были уже почти рядом.

      — Стойте! Замрите и не двигайтесь! — Инира быстрым движением начертила новую пентаграмму сразу вокруг обоих магов.

      — Что тут происходит? — первым спросил Моленар.

      — Я познакомилась с нашим гостем, — не без кокетства ответила Инира. — Это Зур Азсакх, Верховный демон планеты Фелур из системы Мегар — красного яростного солнца неподалёку от нашей Осмиры. И я получила приглашение нанести ответный дружеский визит на Фэлур.

      — Инира, у нас тут чёрт-те что происходит, а ты в гости собралась! — упрекнул её Моленар, ещё не вникнув в происходящее. А вот Артафер уже всё понял.

      — Лэн, посмотри его ауру! Это же и есть наш злой гений! Вот я ему сейчас устрою! — и шаман начал было плести заклинание, но Инира его прервала, порвав вязь невидимых простому глазу узлов заклятия. — Что ты сделала, Инира? Почему? Ты знаешь, что этот тип натворил у нас тут?

      — Знаю, — тяжёлым низким голосом ответила велиста, — я всё знаю, шаман. Но это мой гость, и никто не вправе причинить ему вред без моей на то воли. Ни ты, ни маг, никто.

      — Ты творишь безумие, Инира! — в один голос изумились Моленар и Артафер.

      — Вы мне сейчас мешаете оба, — Инира раздражённо дёрнула плечом, оставив их возмущение без внимания. И, отвернувшись от магов, обратилась к демону, — Зур Азсакх, я отпускаю тебя на волю на моих условиях. Соблюдай правила. Ты знаешь, что будет, если ты их нарушишь. До встречи.

      — Приятно было познакомиться, белые маги планеты Бертерра, — Зур осклабился в демонически жуткой улыбке, перешёл в свою огненную ипостась и, расправив огненные крылья, резко ушёл вверх, чтобы скрыться за уже тёмно-лиловыми облаками.

      Закат укутывал Пустырь Возмутителей своим фиолетовым мягким покрывалом. Вечерняя прохлада и отступившее возбуждение сделали своё дело, Инире стало сразу холодно, и её затряс озноб. Моленар никак не мог успокоиться. Ситуация задела его до глубины души, и он даже не заметил, как шаман укрыл плечи велисты своим кожаным плащом. Как посмела Инира в одиночку пойти на такой риск, встречаться с опасным преступником, с демоном? Или он уже не председатель правительства Бертерры? Без согласования с ним? Сама решила? Моленар шёл рядом с велистой и продолжал возмущаться, пока она не открыла портал домой, куда он шагнул, машинально поддерживая свою миладу под локоток. Минутой раньше Артафер получил свой плащ и благодарность за помощь, понимающе кивнул велисте и помахал ей рукой на прощание в закрывающийся портал.

      — Лэн, успокойся, пожалуйста, — попросила Инира, проходя к креслу в Красной гостиной и усаживаясь перед камином. Огонь радостно полыхнул, восприняв желание велисты согреться. Кофейник на столике налил в чашечку ароматный напиток, и Инира прикрыла от удовольствия глаза, отпивая кофе.

      — Ты не понимаешь, что ты натворила! — не унимался Моленар. — Ты же…

      — Что я? — Инира провела рукой перед собой, и её облик стал иным. Это была уже не хрупкая милада с тонкими запястьями и огромными глазами наивной школьницы.

      Перед магом сидела прекрасная амазонка с горящим властным взглядом, не очаровательная фея, а та, которой подчиняются духи стихий и даже сам Гарон Трисвятый, верховное божество Бертерры, господь и демон в одном существе. Гарон и был поставлен велистой над духами стихий, как Моленар ею же был выдвинут руководить людьми. Трисвятый помогал людям, прошедшим испытания, которые сам же и насылал, будучи в демоническом состоянии. Он же и миловал всех, кто те испытания не прошёл, когда люди приносили мольбы пресветлому господу. Перед велистой же Гарон вёл себя как ученик перед учителем, спрашивая советов и отвечая выученные им и людьми уроки.

      Моленар, увидев, наконец-то, перемены, замолк и тихонько присел в соседнее кресло.

      — Так что я? — с лукавой улыбкой повторила свой вопрос Инира.

      — Да, я за тебя испугался… — начал было маг.

      — Ты снова испугался за свою гордыню, а вовсе не за меня, — отрезала велиста. — Ты прекрасно знаешь, что в моём мире со мной ничего не может произойти плохого. Ничего! Мой мир меня бережёт и нежно любит, заботится обо мне, чтобы мне было тут хорошо и уютно. И мой гость, ну, или гость моего мира, ничем мне не может навредить. Даже при большом желании нет у него такой силы. Здесь я сильнее всех! И нечего за меня бояться, — и уже смягчившись, — но позаботиться обо мне можно. Вот Артафер заботливо согревал меня всю обратную дорогу.

      — Это как? — Моленар от удивления открыл рот.

      — Своим плащом, — улыбнулась Инира, возвращая себе привычный облик. Не любила она выставлять свою власть напоказ. — Он укрыл меня от холода, когда Зур улетел.

      — А-а-а… — промямлил волшебник, — понятно. А я, дурень деревенский, всё прошляпил. Прости меня, Нира. Я действительно был слишком возбуждён. На заседании как раз выяснилось, что этот Треклятый… Да, его уже трижды люди успели проклясть. Треклятый Дьявол уже успел натворить кучу дел, а действовал он не в таком виде, а прикидывался простыми людьми…

      — Да-да, Иллор был вором, Гаулла путаной, а ещё там был какой-то Катазабр. Но вот огненного ангела зовут Аллаэр.

      — Катазабр — это белый и пушистый котяра, — горько усмехнулся Моленар, — который крадёт маленьких детей и питается их горем, а потом щекоткой…

      — Но это не на Лерии, да?

      — Тагрид. Про него рассказал Рауф и твой Дымный Кот.

      — Дымный? Он заявился на заседание правительства? — тут уже велисте пришла очередь удивляться.

      — Да, прямо на подоконнике сгустился.

      — Кот, — улыбнулась милада, — во всём и всегда кот. Любит он подоконники, как и все представители кошачьих.

      — Сказал, что он отследил Катазабра, как тот мучил детей в подвалах Химирского замка.

      — Ох, надо было давно этот замок разрушить до самого нижнего подвала! — вздохнула Инира. — Этим и займись, Лэн. А я пока подумаю, когда, как и с кем я отправлюсь в гости на Фэлур.


ЗУР ЙОРАКХ

      Чтобы побольнее поддеть собеседника, фэлурцы желали ему доброго дня. Если учесть, что это пожелание исходило от демона или другой сущности нижнего мира, то смачный вкус издёвки становится очевидным. Где демоны, и где-то добро, которое они вам пожелали? И что для демона есть хорошо, а что плохо? Не судите всех одним судом, а ещё лучше вообще никого не судите, целее будете. Особенно на Фэлуре.

      Пока старший Зур витал где-то в облаках, буквально, потому что там, куда убыл Азсакх, была и вода, и дожди, и облака, причём это безобразие там было круглый год, так вот, пока Верховный демон отсутствовал дома, его место с большим удовольствием осваивал младший Зур. Как же это ему нравилось! Да! Вот, что такое хорошо! Это власть, золото, секс, курево, кайф из золотого песка!

      Золото было для фэлурцев и едой, и своего рода наркотиком. У кого больше золота, тот и главнее. Вообще-то больше всех золота было у Азсакха, но его где-то бедоли носят. Значит, пока самый богатый он, Йоракх. И любимая женщина безраздельно принадлежит ему, и можно не скрываться по углам, а получать удовлетворение с ней прямо тут, в тронном зале, рыча и выкрикивая ругательства прямо там, где совсем недавно собирались эти дурацкие старейшины, духи прошлых времён! Кому они нужны? Ещё следовать их наказам, спрашивать у них разрешения? Ну, уж нет! Когда Йоракх станет Верховным, он заведёт свои порядки! Никаких старейшин, никаких советов, никаких уступок! Всё строго по его слову, только как он прикажет. А приказывать он будет так, как ему того хочется. И казнить будет неугодных, а не ссылать их на рудники золото добывать. А то вдруг сбегут? А вдруг заберут себе его золото? Неразумный Азсакх никого не казнит, не понимает, зачем. Йоракх умный, он Азсакха казнит первым, чтобы тот не отнял власть у него, когда вернётся.

      — И в какие дали ушла твоя мысль, Йоракх? — голос верховной демонессы звучал как хрустальная вода в ручье короткой весной. Весна… Это когда день меняется местами с ночью, а планета расцветает на короткое время яркими и яростными цветами, идут дожди, летают мелкие крылатые жуки, дуют ветры, гонят облака, тающие под натиском Мегар или проливающиеся дождём со снегом без её лучей и застывающие нагромождениями глыб льда. — Малыш Йоракх опять решает проблемы власти?

      Голубая кожа Инии отливала в красном свете Мегар сиреневыми бликами и выглядела атласной. Длинные волосы, белые до фиолетового, струились по округлым плечам и ниспадали на высокую аппетитную грудь, едва прикрытую бронёй, скорее чтобы заметнее обозначить её, чем защитить. Йоракх облизнул сухие губы своим раздвоенным языком в предвкушении очередного удовольствия, но наткнулся на крутые и крепкие рога Инии — когда она не хотела секса, демонесса вполне могла за себя постоять, даже не прибегая к магии или оружию, которыми владела в совершенстве.

      Йоракх с обиженным рыком плюхнулся обратно на каменный трон, откуда встал навстречу любимой демонессе. Любимой? Нет, демоны и любовь не совместимы, они не умеют любить, они умеют желать и обладать. Но Иния, хоть и была желанна, хоть и отдавалась младшему Зуру не раз, но не принадлежала ему. Она предпочитала старшего Зура, более чуткого к её желаниям, более нежного в сексе, более мудрого и более успешного в жизни. И, безусловно, Азсакх всегда был сильнее своего младшего брата. Всё это Йоракх прочитал в глазах верховной демонессы и выразил своим рыком.

      — Где носит моего брата, Иния? — раз он не мог прямо сейчас овладеть ею, то уж помучить своими вопросами и получить выплеск её раздражения сейчас было самое то, что нужно.

      — Азсакх, Верховный демон и мой муж, — Иния сделала ударение на последнее слово, — осваивает чужой мир, чтобы нам, демонам, было, где сытно кормиться, не растрачивая впустую силы верноподданных фелурцев.

      — Иния! Иния, желанная моя! Помоги мне! Подскажи, как задержать его в том мире навсегда? — голос Йоракха стал шипяще-вкрадчивым. — Мне нравится этот трон, я хочу сам быть Верховным и твоим мужем. Никто, кроме меня, никто, так, как я, не желал тебя во всём мире! Иния…

      Демонесса поморщила носик в усмешке и сверкнула на мечтателя золотыми глазами. Пришлось ей подойти к трону и самой усесться к Йоракху на жёсткие мускулистые колени. Иния не хотела иного Верховного, Азсакх её устраивал. Но кроме своих предпочтений она была связана клятвой верности. Младшему Зуру знать это было лишним. Пусть думает, что она тоже страдает от деспотизма Верховного. Чем больше Йоракх запутается, тем меньше у него шансов стать Верховным демоном Фэлура.

      Демон обхватил Инию своими громадными лапищами, попутно втягивая острые шипы на плечах. Их было больше, чем у брата, но они были мельче и короче, в остальном же братья были очень похожи внешне. Но не внутренне. Иния расслабилась и почти уже настроилась получить удовольствие, когда увидела, что они в зале не одни. У входа стояла, прислонившись к грубо отёсанной колонне, ей заклятая подруга Адира. Огненная демоница с пылающе красными волосами в багряном платье из лучшей кожи летающего ящера журакра, струящейся и текущей как вода в вешнем водопаде.

      Адира прижималась грудью к колонне и, прикрыв глаза, слегка стонала от вожделения, лаская себя руками. Как давно она хотела слиться телами с Йоракхом! Никто во всём мире ей не был так желанен! Но младший Зур на служанку верховной демонессы даже не смотрел. А чем Адира была хуже? Демоница сама себе отвечала, что ничем, но это никак не меняло положения вещей.

      Увидев подругу-служанку, Иния решила доставить той максимальное наслаждение и боль, и запрокинула голову, изображая дикую и необузданную самку, дорвавшуюся до распалённого самца. Очень скоро рык Йоракха перекрыл сладострастные стоны обеих демониц, время понеслось вскачь и вверх, и вот уже все трое задыхаются от настоящего, а не поддельного наслаждения и никак не могут отдышаться после бешеной гонки по вертикали.

      Иния выскользнула из рук расслабленного и довольного демона и, расправив перья своих чёрных крыльев, вылетела прямо в окно, презрев палящее светило. Она быстро спикировала к окнам своих покоев и сложила крылья, уже стоя посреди своей спальни. Тело получило разрядку, но на сердце у Верховной демонессы было препаршиво. Не из-за измены, нет, просто терзало смутное предчувствие.

      А в тронном зале Адира подошла к удовлетворённому, и потому благодушному в этот момент, Йоракху.

      — Неужели ты сможешь выпустить из рук свою власть, Верховный демон Зур Йоракх? — вкрадчивый голос огненной демоницы змеями сомнения терзал слух монстра.

      — Ни за что не поверю, что ты позволишь своему братишке, вернувшись, снова занять твоё место! И вернёшь ему свою Инию?

      До последней фразы Адиры младший Зур слушал спокойно, но тут он взревел и взвился с трона, ухватив демоницу за шею шипастой рукой.

      — Ни за что! — проревел он. — Ни. За. Что!!! — громовой раскат ярости пронёсся под сводами тронного зала.

      — Что ты сделаешь, если я тебе помогу сохранить трон и Инию? — страстно прикрыв глаза, прошептала демоница, расправив огненные крылья.

      — Что ты хочешь, Адира?

      — Тебя, Верховный! Я хочу тебя! — вскричала огнеглазая, но тут же осеклась и тихо добавила, — Хочу служить тебе и отдаваться тебе, Верховный.


МОЛЕНАР

      Снова Химира, снова этот душный базар, кричащий на всех наречиях мира, снова запахи пряностей и парфюма, рыбы и свежевыделанной кожи, конского пота и птичьего помёта. Химирский базар Моленар не любил, но приходилось терпеть, потому что там можно было достать любые снадобья и товары. Да и попасть из порта в центр города было проще всего, именно пройдя через базар.

      Больше всего в этом городе маг предпочитал кольцо из фруктовых садов вокруг центра города. Из Вишнёвого сада, раскинувшегося неподалёку от королевского дворца, перейдя через улицу, можно было пройти в Яблоневый сад, а оттуда, перейдя ещё одну радиальную улицу, путник попал в Сливовый сад, оттуда перешёл в Грушевый, а за тем в Айвовый, Персиковый, Шелковичный, Абрикосовый, Черешневый, Апельсиновый, Гранатовый, Мандариновый, Рамбутановый и Лимонный.

      Моленар любил гулять в Садах. Там хорошо думалось и размышлялось. Вот и теперь он не торопясь шёл, наступая на выглаженные почти до блеска ступнями тысяч гуляющих плоские камни дорожек, не замечая ни запахов цветущих деревьев, ни красоты вокруг, ни встречных людей. Он думал о последнем разговоре с велистой и о событиях, связанных с Триклятым Дьяволом.

      Что же так остро кольнуло его в самое сердце, когда он увидел Иниру, мирно беседующую с этим Дьяволом? Велиста Бертерры разговаривала с пришельцем из иного мира. Это было нормально и правильно. Дьявол был крылат и красив в своём огненном обличии. Впрочем, как рассказывали потерпевшие, он был красив и в женской, и в мужской личине, даже Катазабр был белым и пушистым. Инира ему улыбалась. Вежливо улыбалась. Только вежливо? Она выглядела такой воодушевлённой, её так захватил их разговор, что велиста не сразу увидела их с шаманом. А когда она поняла, что их с Треклятым уединение нарушено, она даже смутилась. Смутилась? Да, так показалось Моленару. А как ещё расценить тот румянец, что залил её щёки, улыбку, которую она постаралась спрятать от Моленара?

      Всё стало понятно, и Моленар, ошарашенный своим открытием, рухнул на ближайшую садовую скамью, всполошив стайку воробьёв, брызнувших от скамейки в разные стороны. Велисте этот Треклятый Дьявол был симпатичен! «О, женщины! Вам имя — вероломство!» Где-то эта сентенция уже звучала, смутно вспоминал Моленар прочитанную в доме Иниры странную книгу, но как же правильно сказал тот поэт. Шекспир его звали, что ли, и писал он про королей и придворные интриги. Велисту ведь можно сравнить с королевой Бертерры? А он сам тогда, получается, король? Ну-ну… И тут королева ему изменила. Нет, ещё пока нет, но уже была готова изменить! А теперь она собирается в гости к этому Треклятому! Да будь он проклят трижды!!! И собирается она туда самолично и в одиночестве. В одиночестве? И она там будет с этим огненным красавцем, с Треклятым!

      Ну, уж нет! Такому не бывать! Делегация на Фэлур будет или полноценной, или её не будет совсем. Они с Артафером будут сопровождать велисту! Они же маги, значит, смогут. Или пусть сама Инира придумает способ взять их с собой. Но одну он её туда не пустит! И не даст ей побыть наедине с Треклятым! Не даст! А вдруг ей там будет угрожать опасность? Вдруг Инира там погибнет, если ей никто из своих не поможет? Всё, решено! Он будет с ней вместе, он проследит за ней, он защитит её! Свою велисту, свою Иниру, свою любимую королеву.

      Придя к логическому венцу своих рассуждений, Моленар обнаружил, что снова идёт по дорожке Вишнёвого сада. Оказывается, он обошёл всё Садовое кольцо, и не заметил как! Но решение было принято, и теперь надо было побыстрей покончить с заданием велисты.

      Разрушить королевский замок в Химире… Как же давно Моленар об этом мечтал! Какое же удовольствие ему доставляли эти падающие камни, этот грохот и клубы пыли, вздымаемые рушащимися стенами башен и вырывающиеся из подвалов, как при взрыве огненной бомбы. Конечно, он позаботился, чтобы вначале из замка вынесли всё ценное, и вышли все люди. Конечно, он продумал, где все эти люди будут теперь жить и трудиться. Но теперь он наслаждался, сравнивая с землёй руины этого прибежища своих страданий и жилище страхов.

      Пусть на этом месте будет храм Трисвятому. Так велела Инира. И Моленар трудился, задействуя всю свою магию, все силы, чтобы создать строение достойное красотой и велисты, и Гарона Трисвятого, с которым был знаком не понаслышке. Повелитель стихий и судеб был вполне нормальным парнем, честно и тщательно выполнял свои обязанности, не лез в чужие дела, потому что имел множество своих. Общаться с ним магу было легко и просто. А что касалось народа Бертерры, то и они любили своего господа Гарона Трисвятого, потому что он был добр и справедлив, он устраивал всех даже в демонической своей ипостаси. Вот пусть и храм в его честь будет красивым и приятным для людей.

      Моленар отошёл от храма подальше, чтобы охватить его взглядом целиком, и ещё некоторое время любовался творением своих рук. Храм широко расселся на месте упокоившегося дворца, его стены были пропорционально высоки, а башни стройны и гармоничны. Если подходить к зданию неспешно, то кажется, что приближаешься к чему-то волшебному — так богато был украшен фасад и стены храма скульптурами стихий и каменной резьбой. Внутри тоже было всё торжественно и великолепно.

      Высокий свод в центре зала возносился в поднебесье, где из небольших ветровых окошек на голубизну купола лились лучи солнца, освещая нарисованную стаю белоснежных голубей, летящих в направлении всех сторон света. Оттуда спускались стройные колонны, сплошь покрытые керамической мозаикой с изображением всё тех же стихий.

      Колонна стихии огня изображала краснокожего Леура, повелителя огненной стихии. Его рыжие волосы ниспадали крупными локонами вокруг лица таким образом, что оно казалось объятым пламенем.

      Колонна воды и её повелителя Аниора была сине-голубой, а седовласый голубоглазый бог с длинной бородой, похожей на морскую пену, был окружён стаей весёлых рыбок и дельфинов.

      Таги-Тагайя, повелительница земли и металлов, была изображена спускающейся с горы на равнину. В её руках, богато убранных браслетами из самоцветов и драгоценных камней, был металлический котелок, а из-за спины виднелись рукояти пары мечей — железный и золотой.

      Повелитель животных и растений Бер, как живой, на своей колонне выходил из леса на поляну, а вокруг него толпились олени с пятнистыми спинками, волки, лисы, на ветвях были видны белки и совы, под ногами вились ужи и полозы. На правом ухе Бера сидела рыжая бабочка, носившая на своих крыльях белые и черные крапины, а около носа вилась пчела с полосатым брюшком, указывая ему дорогу к мёду.

      Бело-серая колонна воздушной стихии, казалось, была оторванной от земли и парила, не доходя до мраморного пола, украшенного орнаментами. Эори, повелительница воздуха, тонкими руками простёрлась вверх, раскрыв свои прозрачные крылья, и тоже парила в высоте. Ветер развевал её эфемерные одежды и ласкал нежное облачное тело, подсвеченное утренними лучами Осмиры.

      Ещё одна колонна была почти чёрной. Она знаменовала собой ночь и мир сновидений, чувств и страстей. На ней были изображены весы с двумя чашами на цепи. По этой цепи ходил Дымный Кот — блюститель равновесия в мире Бертерры. Вверху колонна была украшена звёздами и изображением обеих лун Большой и Малой, а внизу между чашами весов клубился туман. На одной чаше лежал прекрасный цветок с множеством радужных лепестков, а на другой был сложен костёр, пламя которого тоже делилось на множество языков.

      Гарон Трисвятый обычно изображался сидящим на троне из бугристого нароста на стволе огромного дерева, крона которого зеленела высоко вверху, а мощные корни уходили в почву. Справа от Гарона были изображены Виора, повелительница жизни и судеб людских и Ксейр, повелитель информации, истины и лжи. А с левой стороны были фигуры Саены, повелительницы человеческих страстей, и Лута, вершителя смерти.

      Моленар был удовлетворён результатом и, залюбовавшись хитрой улыбкой Дымного Кота, изображённого на колонне, окончательно успокоился. Он будет рядом с Инирой везде и оградит её от бед и несчастий. Он развернулся и отправился в пригород Химиры, где в небольшом домике у знакомой травницы Лори;цы остановилась Инира.


***

      Травяной запах овладел Моленаром, как только он переступил порог и, закрыв за собой дверь, оказался в небольшой прихожей. По стенам тут и там были развешены пучки седой пустырницы и полыни, а желтые пуговки пижмы красовались по углам, отпугивая злых духов. Маг скинул с плеч свой любимый черный плащ и повесил его на один из свободных крючков вешалки, где уже приютились кожаный плащ Артафера и тёплая накидка велисты.

      В небольшой уютной столовой, которая была объединена с кухней, на столе, заставленном пирогами и вазами с плюшками и печеньями, стоял огромный самовар. От горячего пузатого великана шёл жар, а из-под крышки вырывались клубы пара. Самовар кипел, плюшки и пироги распространяли умопомрачительный аромат свежей сдобы. Моленар понял, что он очень голоден, и его живот вывел предательскую трель урчания, в окружающей тишине прозвучавшую чуть ли не оглушительно. Но никто не слышал этого душераздирающего звука — комната была пуста. Маг прошёл мимо стола, закусив губу и засунув руки в карманы штанов, чтобы избежать соблазна стырить булочку.

      В спальню он даже не стал заглядывать, слишком уж интимное это было место, и сразу поднялся по скрипучей деревянной витой лесенке в библиотеку, которая была в мансарде под самой крышей. Тут были все. Артафер, развалившись в кресле у окна, вертел в руках какой-то древний фолиант и задумчиво проглядывал надписи под замысловатыми картинками с растениями. Лорица, обширная телом и добрейшая душой травница, сидела на небольшом уютном диванчике, облокотившись на стопку мягких подушек, и внимательно слушала, а Инира расхаживала от окна к двери, что-то эмоционально доказывая шаману.

      — А вот и наш маг, — прервал велисту Артафер, вставая из кресла навстречу Моленару, чтобы приветственно пожать ему руку.

      — Наконец-то, — Инира повернулась к двери, — ты уже всё завершил? Храм готов?

      — Приветствую всех собравшихся, — Моленар слегка склонил голову в сторону Лорицы и, улыбнувшись Инире, крепко пожал руку друга. — Да, новый храм уже готов и ждёт своих прихожан.

      — Прекрасно! — воскликнула Инира. — Теперь я могу спокойно отправляться в гости к Зуру Азсакху на Фэлур.

      — Нира! — Артафер уже устал сопротивляться её решению. — Повторяю последний раз для вновь пришедшего. Я против того, чтобы ты туда направлялась вообще, и, в частности, против того, чтобы ты туда отправлялась в одиночку. Это чуждый тебе мир, Инира, там ты будешь беспомощней ребёнка! Давай так, я буду тебя сопровождать и защищать.

      — И что это ты удумала такое, милада Инира? — возмутился Моленар. — Одну я тебя туда не пущу! Или мы с шаманом путешествуем с тобой, или никто никуда не идёт.

      — Что ж вы за люди-то такие? А? Значит, как мир создавать, так я уже большая и всемогущая, да? А как в гости к другу, заметьте — к другу, пойти, так маленькая и меня надо провожать за ручку? Да?

      — Не маленькая, а беспомощная, — настаивал монотонным голосом шаман. — Это здесь тебе подчиняется всё вокруг, а там мир чужой и законы чужие. Только стихии те же самые, да и то, кто их знает, с какими они там выкрутасами привыкли себя проявлять.

      — Ну, ты, Фер, ладно! Ты-то со всеми стихиями и духами всю жизнь на «ты». А Моленар? Лэн, ты же не проходил погружение в стихии? Или эльфы что-то такое делали с тобой?

      — Это когда «огонь горит, дождь идёт, ветер веет…», это что ли? Тогда да, проходил такой обряд посвящения. А иначе как бы я работал со стихиями? — удивлённый маг уселся в кресло вместо друга, с удовольствием вытянув длинные ноги вдоль окна.

      — Нет. Этого посвящения мало, — с сомнением покачал головой шаман, — надо пройти процедуру полного слияния. Вот тогда стихии будут тебя слушаться, а не просто помогать или не помогать. Тогда ты ими сможешь осознанно управлять, а не просить помочь по их усмотрению.

      — Хорошо, что храм новый уже готов, там и проведём ритуал, — заключила велиста, смирившись, что в путешествии у неё будут как минимум два сопровождающих.

      — Ну, вот и молодцы, что всё порешили, — подала голос Лорица, до этого момента не принимавшая участия в разговоре, — а теперь пошли вниз. Чай уже совсем готов, да и плюшки нас заждались. Всё равно голодными я вас не отпущу никуда, ни на Фэлур, ни в храм проводить обряд. Тем более что один из вас уже очень сильно проголодался, — и она, хитро прищурив глаза, посмотрела на Моленара. — Ты будешь свежий сыр и печёную колбаску, а мальчик?

      Маг, согласно кивнув и даже облизав в предвкушении губы, повнимательней присмотрелся к травнице. Сначала он решил, что женщина с ним примерно одних лет, но теперь он видел, что она ему далеко не ровесница. Старше, намного старше, а, быть может, даже старше Артафера. Но это из-за пронзительного мудрого взгляда, которым Лорица одарила мага. Широкое лицо травницы было гладким, морщинки скопились только у глаз и носа, а короткую шею закрывал высокий воротник так, что кожи не было видно, и определить возраст по самой предательской части женского тела не было возможности.

      — Лори, Лори! Ах, как же ты могла, Лори! — притворно запричитал Артафер. — Я тоже хочу твой чудесный сыр и волшебную колбасу. Травки, которые ты туда добавляешь, придают ей непревзойдённый вкус!

      — Ну, похвали меня ещё, прохиндей, похвали, — заулыбалась травница, спускаясь по узковатой для её габаритов лесенке, — тогда и тебе перепадёт колбаса. Про сыр не знаю, его и так осталась всего пара головок, а мальчишка его даже ещё не пробовал. Оставит кусочек, перепадёт и тебе, старый ворчун.

      Так, препираясь и подначивая друг друга, они и провели не хитрый простецкий ужин, после которого Моленара почему-то сморил глубокий сон. Маг, не имея сил что-либо соображать, улёгся прямо в гостиной на широком и длинном диване в дальнем углу комнаты.

      — Пусть спит, — сказал шаман, — одна ночь ничего не решает, а силы ему очень даже пригодятся.

      — Так ты его сам усыпил? — удивилась Инира.

      — Он, он, — подтвердила Лорица, кивком головы указывая на шамана, — сон-травы никому в чай не добавляли.

      — Я подумал, что и тебе надо было бы отдохнуть, Нира. До утра ещё далеко, а раньше проводить обряд всё равно не стоит, — Артафер выразительно посмотрел на велисту. — Да и Лорица обещала мне ещё сто лет назад показать, как, и научить делать одно очень замысловатое зелье.

      — Инира, иди в спальню. Там тебе будет удобно и спокойно. А мы закончим варить сбор и тоже поспим немного, а на рассвете разбудим вас обоих. Отдыхай, велиста, тебе это тоже очень пригодится. У меня подушки травяные, на них легко спится, и сны приятные приходят.

      — Спасибо, Лори! — Инира поняла, что её совсем не хочется спорить, по телу разлилась нега, и захотелось прилечь и расслабиться. Она поднялась и уединилась в спальне.

      Ночи как раз хватило, чтобы травница показала шаману все тонкости приготовления обещанного зелья. Тёмная густая жидкость изумрудного цвета неторопливо переливалась в пузатой склянке. Артафер закупорил горлышко плотно притёртой пробкой и поставил на плиту рядом с остывающей конфоркой.

      — Вот. Понял всё? — спросила Лорица. — А это тебе, — и она протянула шаману маленький непрозрачный флакончик на шёлковом шнурке, — пусть будет у вас с собой. Вдруг пригодится. Ну, мало ли, что случиться может. Ты сам говорил, что мир чужой, да ещё враждебный. И что её вообще туда несёт? Будто Лут гонит.

      — Типун тебе на язык, Лори! — воскликнул Артафер. — Не поминай его в суете дней, тем более в ночной тиши! Нам ещё с ним общаться сегодня придётся.

      — А Инира не остановится только на стихиях? Она и духов призовёт? Да?

      — С неё станется, — проворчал шаман, — молодая она ещё, максималистка. Всё ей хочется сделать, как положено. Вот и в гости эти не может не пойти — обещала. При свидетелях обещание демону дала. Глупая девчонка! Но теперь-то что? Теперь надо подготовиться, как следует, а там будет, что будет.

      — Всё, Фер, иди в гостевую спальню, а я на диване в библиотеке до рассвета покемарю. Нам тоже надо отдохнуть.


ГАРОН

      Ночная прохлада уже отступила в тень. Там, куда доставали утренние лучи солнца, чувствовалось мягкое тепло, приносящее блаженство. Артафер щурил хитрые глаза и выглядел сытым и довольным котом после удачной охоты. Собранная и серьёзная Инира с тревогой посматривала на Моленара, а травница хлопотала, собирая им в корзинку мешочки с булками и пирогами, которые уже успела каким-то чудом испечь утром. Впрочем, время тут не шло, а скакало по требованию жителей вперёд-назад или из стороны в сторону, как им заблагорассудится. К примеру, ночь могла длиться и два часа, если влюблённые ждали свидания, и часов двенадцать, если вечернее свидание удалось на славу. И это была одна и та же ночь.

      В храм Лорица не пошла, сославшись на занятость и то, что в её присутствии на церемонии нет никакого смысла. Потому прохладные храмовые своды приняли только троих людей. Здесь шаман тоже весь подобрался и сосредоточился.

      Почему Моленара начало трясти, как от холода, он и сам не понял. Вроде бы он сам создал это здание, сам устроил всё вокруг по своему усмотрению, но чувствовал он себя напряжённо, хотя и открытой враждебности при этом не испытывал. Списав свои переживания на простое волнение перед испытанием, маг присоединился к велисте, разглядывавшей изображения Гарона Трисвятого.

      Строгий лик светловолосого мужчины средних лет задумчиво смотрел в сторону от зрителей. На его лице было написана печаль от многих знаний и милосердное всепрощение неразумных земных своих детей, огорчающих его необдуманными действиями при прохождении посланных им уроков. Гарон был вместилищем всех стихий и духов этого мира. Он же и проявлял себя через духов и стихийных управителей.

      Это его частями был огонь и вода, воздух и земля, и даже Бер был его частью. Это Гарон в лице Лута, духа смерти, даровал вечный покой или отправлял на круги перерождения. Это Гарон через Саену, духа страстей, доводил до безумия или спасал людей. Это Трисвятый через Ксейра, духа информации, давал знания или сеял иллюзии. Гарон был и судьбой, и жизнью, когда являлся Виорой и вёл по узкой тропинке в скалах всё выше и выше к звёздам или по широкому тракту в трясину болот, давая лёгкую судьбу или полную невзгод и испытаний.

      Инира прикоснулась ладонью к лицу на портрете верховного бога, и тот ожил, набрал объём и, посмотрев в глаза велисте, кивнул. Затем проявил себя целиком и вышел из рамки портрета, оставив свой узловатый трон пустым.

      — Приветствую тебя Гарон Трисвятый, — торжественно начала Инира, — ты нужен мне. Моленару пришло время пройти полное слияние, познать тебя целиком, постичь не разумом, но всем своим существом. Готов ли ты поделиться собой с ним?

      — Я готов, велиста. Справится ли твой маг с собой, проходя обряд? Я вижу в нём много тревог и волнений, душевных несовершенств. Но это всё лишь признаки его молодости.

      — Да чего ж вы все про мою молодость-то? — взорвался возмущением Моленар. — То травница меня мальчишкой называет, то ты, Фер, вспоминаешь про возраст, теперь вот… А мне уже сорок пять лет! Для эльфа, конечно, не возраст, но для человека я прожил уже вполне долгую жизнь.

      — Ты молодец, Моленар, — Гарон теперь обращался к магу напрямую, — ты достойно прошёл мои испытания. Ты почти справился с гордыней. Именно поэтому я привёл тебя к любви, настоящей любви, а не вожделению и страстям, что разрывают душу и терзают сердце. Но твоя душа ещё очень молода, хоть и успешно развивается. Ей всего триста десять жизней! Это из тысяч и тысяч возможных перерождений. Опыта ещё маловато набрано. Потому тебя и называют молодым, а не из желания унизить.

      — А сколько же жизней душе Артафера? — спросил Моленар, когда вновь обрёл дар речи.

      — Я живу сейчас три тысячи триста пятьдесят первую жизнь, — глухим голосом ответил шаман вместо Гарона. — А про Иниру не спрашивай — никто не знает, а она не скажет. Нам не положено этого знать. У творцов мироздания свои понятия о возрасте. Они возрастают, в смысле проходят путь развития, иначе, чем люди, но люди могут тоже стать творцами своих миров при определённых условиях.

      — Ты так долго живёшь, Артафер как раз потому, что не желаешь никак становиться творцом и развиваться дальше, — сказала Инира.

      — Ага! А ты можешь себе представить, какой мир я создам? Я вращаюсь уже которую сотню жизней в нижних мирах. Вот в этой жизни мне в кои-то веки дана настоящая счастливая любовь. Ирис осталась дома, ей там спокойнее, чем в путешествиях со мной. Тем более я не собираюсь тащить её на Фэлур! И вообще считаю визит туда полным безумием! Но я буду участвовать в этом безумии ради тебя, Инира, и ради тебя, мой маленький друг Моленар.

      Шаман изобразил невинный взгляд и лукаво улыбнулся, а маг заскрежетал зубами, но смолчал, понимая, что друг имеет право его беззлобно подначивать.

      — Велиста, если твои подопечные завершили свои препирательства, то я могу начать ритуал слияния, — на лице Гарона не было ни раздражения, ни нетерпения. Снова лёгкая грусть и спокойствие, такое привычное и такое отстранённое, ничего не выражающее, и потому нечеловеческое, выражало это красивое, но приводящее в трепет, лицо.

      — Да, Гарон, пора, — велиста отошла от Моленара, выходя из очерченного мозаикой ритуального круга в центре между колоннами, — начинай. Только… Прошу тебя, будь в этот раз помягче. Моленар мне нужен живым и дееспособным и при том в здравом рассудке, а не свихнувшимся гением недоучкой.

      Если до сих пор мага просто познабливало от возбуждения, то теперь ему стало откровенно страшно. Куда он полез? Зачем? Велиста не человек, хотя и чудесная женщина, но и она чуждая ему форма жизни. Какая из неё любимая милада? Шаман оказался таким древним, что, наверное, он старше этого мира. Каким он может быть другом? Сам Гарон Трисвятый сейчас что-то будет с ним делать! Ещё несколько лет назад Моленар бы мог лопнуть от гордости, но сейчас ему было просто страшно. Он явственно ощущал себя маленьким мальчиком на заседании старейших эльфов, и при этом он был не пронырнувшим под ногами взрослых пострелёнком, а главным персонажем, от которого зависела не только его жизнь, а и жизнь всего мира. Пальцы мага заледенели, а ладони и лоб покрылись холодным липким потом. Но отступать было некуда, да и просто стыдно. Голова кружилась, его подташнивало, ноги налились вдруг гранитной тяжестью…

      Из колонны с изображением гор и долин спустилась в круг прелестная женщина, закутанная в цветастое сари. Руки с перстнями на каждом пальчике и босые ноги её были покрыты тончайшими узорами, витиеватыми и красивыми. Её запястья и щиколотки украшали металлические браслеты с множеством драгоценных камней и самоцветов. Она радушно улыбалась и смотрела на Моленара добрыми глазами. Покачивая головой в такт появившейся откуда-то музыке и притопывая босыми ступнями так, что шлепок по гладкому полу получался звонким, а браслеты ритмично звенели, красавица отточенными движениями пальцев рук завлекла мага в танец. И вот они уже вдвоём кружились в центре круга. Таги-Тагайя, а это была она, плавно передвигаясь в танце, погрузила Моленара в нужное состояние. Музыка продолжалась, но богиня взяла за руки остановившегося мага и слилась с ним в поцелуе.

      В начале танца Моленару казалось, что он едва может переставлять ноги, но движение разогнало эту скованность, а во время нежного поцелуя он утонул в карих глазах танцовщицы, и мир для него исчез. Нет, не мир исчез, а исчез сам маг, и даже не исчез, а изменился. Он вдруг почувствовал себя на вершине горы, нет, самой вершиной. Он царил на заоблачной высоте в солнечном безмолвии. На его каменных плечах лежали кучевые облака, а ногам было тепло и незыблемо, так прочно он стоял на них.

      Посмотрев вниз сквозь облака, он увидел зелёную долину, и его сущность плавно перетекла в плоскость, став долиной. Теперь на всём его теле росли травы и низкие кустарники, цветы благоухали и ублажали пчёл и бабочек, летавших над ними. По его коже приятными мурашками ползали насекомые и змеи, бегали звери, шлёпались в его лужи тяжёлые лягушки. Было приятно и радостно.

      Его взгляд скользил к горизонту, где темнел лес. На опушке его приветствовал как старого знакомого и дорогого друга огромный Бер в бурой шкуре. Рядом с ним стояли звери леса: волки и лисы, пятнистые олени с непоседливыми оленятами, на ветвях деревьев скакали резвые рыжие белки, а из дупла выглядывали совы, внизу в траве шуршали змеи и прятались ужи. Вокруг летали бабочки и пчёлы. Моленар тоже приветствовал старых друзей и сам лес, а деревья в ответ покачали ему своими ветвями.

      Взгляд мага привлек каменистый пригорок в тени высоких сосен. Там открывался вход в подземную пещеру, и Моленар вмиг почувствовал, как внутри него образовалась пустота, но не распирающая, а привычная, даже красивая. Внутри этой пустоты, извилисто спускавшейся в недра, ветвившейся, расходящейся в стороны и вновь собиравшейся в большие залы, местами текли подземные реки, в других местах лежали алмазные тяжи и золотые жилы, колонны из минералов свисали с потолка его пещер, соединяясь с растущими им навстречу. Маг чувствовал прохладу, мрак и тишину, плотность и тяжесть. Он стал землёй, слился с ней.

      Но его взгляд вынырнул из пещерного хода к свету, и маг попал в царство песка и жары. Он рассыпался на мириады песчинок, кучи крошечных Моленаров, схожих, но отличающихся друг от друга. Тяжёлые песчаные дюны грудились ввысь и ссыпались вниз сами с себя. Жар солнца наполнял песок, прогоняя всякую жизнь под камни, где ещё можно было найти прохладу. Где-то глубоко внизу была вода, но на поверхность не выходила, пряталась, ей так было нужно. Пустыня спала и видела сны про весенний дождь и цветы. Эти сны помогали ей принять самою себя, не отвергая периода засухи.

      Внезапно его сознание перенеслось в совсем иное место. Там была жидкая грязь, и почва перемешивалась с водой. В животе мага теперь царили водоросли и осока, рос мох и колосился рогоз, раскачивая на ветру своими коричневыми бархатными початками. Вода в животе урчала и булькала, переливаясь и перетекая. Моленар понял, что болото тоже полно жизни и даже радости. Птицам было раздолье с едой — мошкара роилась над болотом тучами. Хищные стрекозы поблёскивали своими прозрачными крыльями, составляя конкуренцию пернатым летунам, но иногда и сами попадали им в клювы. Водяные крысы забавно рыскали в воде, где было чисто, и водились рыбёшки.

      Он очнулся от прикосновения к своим ладоням чьих-то прохладных и мокрых рук. Перед ним уже стояла другая фигура. Аниор смотрел своими водянистыми голубыми глазами в душу мага. Богу воды было легко слиться с водянистой землёй болота, откуда он сразу перенёс мага в воду чистого озера, и Моленар разлился, заполнив собой всю озёрную чашу.

      В его теле у поверхности резвились мелкие рыбки, а ближе ко дну неспешно плавали огромные усатые сомы, о чем-то переговариваясь со своими хищными подругами щуками. Мерно колыхались водяные лилии и лотосы, крепко держась корнями за илистое дно и выставив солнцу ярко зелёные ладошки и встопорщенные на головах лепестки. Солнечные лучи просвечивали его тело почти насквозь до самых наполняющих его родников, и частью колыхались рябью на поверхности. В него втекали ручьи, принося новости из леса и с гор. А из него вытекала небольшая речка, унося его вдаль к морям и океанам.

      Он перекатами стремительно пронёсся по руслу реки, принимая в себя по пути притоки и становясь всё величественнее и неторопливей, разлился в дельте на множество рукавов и соединил свои пресные воды с солью океана.

      Что такое быть океаном? А что такое быть целым миром? Моленар почувствовал, как его сознание разрослось и стало всей водой мира, всеми океанами сразу. Штиль и шторм, дельфины и корабли, бесчисленные косяки рыб, киты, предпочитающие одиночество, раковины моллюсков, пестующих попавшие в них песчинки до состояния драгоценного жемчуга, и мириады планктона. Сотни миллионов разных сознаний переговаривались в нём одновременно. Разум мага почти вскипел от напряжения в попытках понять речь водных обитателей, а когда он приспособился, то оказалось, что рыбы очень весёлые существа, беспечные и беззаботные. Но самые радостные обитатели океанов и морей это дельфины. Какие только байки они не рассказывали друг другу, задорно хохоча и заливисто смеясь, про соседей каракатиц, про моряков на кораблях, про тугодумов китов, про красивых ныряльщиков за жемчугом, про несметные сокровища бога воды Аниора. Пересмешники! Для них не было запретных тем. И ещё они любили друг друга, нежно ухаживали друг за другом, ласкались и сливались в соитии, заботливо растили детей.

      Но вот солнце пригрело как-то по-особенному сильно, и Моленар превратился в пар. Поднимаясь вверх, он формировал своё новое тело, облачное. Это облако становилось всё обширнее и тяжелее, оно всё сильнее наливалось водой, и он летел теперь куда-то над землёй. И вот настал момент, когда он не выдержал и пролился вниз. Падая с высоты вместе с каждой каплей, он разбивался об иссохшуюся и растрескавшуюся землю пустыни. Сначала все капли сразу впитывались, но потом верхний слой земли наполнился водой и стал грязью. А потом он уже нёсся бурным потоком с пригорка, плавно обходя возвышенности и следуя руслу, когда-то текшей здесь реки. Напоив собой землю, Моленар с удивлением увидел, как вода даёт жизнь затаившимся в сухом песке семенам растений, как просыпаются от спячки животные и радостно принимаются танцевать от любви и счастья, что и у них будут детки, и это значит, что жизнь продолжается.

      И снова солнце превратило его в пар и оторвало от земли вверх. Но теперь он не стал облаком, а тело его стало совсем прозрачным, невидимым, не отличимым от воздуха. Он ощущал себя ветром, а рядом резвились тысячи таких же ветерков крупнее и мельче, прохладнее и погорячей.

      Моленар увидел, как к нему подлетела прекрасная девушка, такая же прозрачная, как и он сам. Она протянула к нему тонкую изящную руку, чтобы повести его дальше, и её прозрачные крылышки быстро затрепетали за спиной. Рука мага соединилась с рукой Эори, и они превратились в горячие потоки воздуха. Радость полёта, переживание скорости и парения на высоте наполнили Моленара, и он в восторге закружился маленьким вихрем на месте.

      Вихрь рос и превратился в смерч, достиг земли и зачерпнул песка из пустыни, с рёвом промчался до её края, и, ослабев, выпустил из своих рук весь песок, наметя из него новую дюну. Эори веселилась, наблюдая за новичком, ей были знакомы все его открытия. Вот они снова вместе несутся над волнами, вздымая океанскую воду вверх, заставляя его бурлить и пенится. Моленар напрягся, подныривая под волну, поднятую богиней, ввысь поднялась гигантская волна и пошла по направлению к берегу. Эори вскрикнула и постаралась утихомирить эту волну, в её планы не входило ни цунами, ни даже просто сильная буря.

      Ветер улёгся, и над волнами стало тихо-тихо, ни одного дуновения. Маг и Эори, словно заснув, распластались над океаном, расслабились, отпустив мысли на свободу. Они наблюдали, как вверху реяли чайки, выглядывая добычу под водой, смотрели, как улетают на восток буревестники, предваряя своими криками новый шторм уже в другом море. Но ветры непостоянны, Эори надоело просто плыть над гладью моря, и она разделилась на множество маленьких ветерков. Глядя на богиню, Моленар последовал её примеру, и они резво полетели на берег в город.

      Химира. Это снова была Химира. Но теперь Моленар с удовольствием подхватил жёлтый пряный запах специй и запустил его прямо в лицо суровому мастеру, с сомнением рассматривающему коробочки на прилавке. Мастер приготовления еды вдохнул, его лёгкие от этого запаха тоже стали жёлтыми, улыбнулся и сделал, наконец, свой выбор. Но Моленар уже не следил за ним, он летел дальше и дальше, подхватывая красный запах заморских духов и бордовый искрящийся дух вина, тёмно-коричневый скрипящий запах кожаного седла и сбруи, зелёный и задорный дух салата и укропа. От тяжёлого тухловато-болотного с охрой запаха свинарника маг отшатнулся сам, и постарался сдуть его в сторону от людей.

      Так он резвился бы ещё долго, развлекаясь разноцветными запахами химирского базара, но наткнувшись на ряд, где продавали цветы и рассаду и, впитав в себя аромат розовых кустов, продававшихся в больших деревянных кадках прямо цветущими, он вспомнил Ирис, а с ней и Иниру. Где-то в середине воздушной струи, которой сейчас был маг, потеплело и почему-то защемило, как будто он забыл о чём-то очень важном. Моленару захотелось прикоснуться к любимой, и он полетел через Сады к храму.

      Инира стояла возле колонны стихии огня и разговаривала с таким же рыжим, как и он сам, незнакомцем. Моленар решил подшутить над велистой. Он резким порывом поднырнул под её лёгкое платье и задрал повыше подол пышной кружевной юбки. Инира ойкнула и стала прижимать юбку к ногам. Тогда маг взлетел вверх и растрепал её русые волосы, а потом так разрезвился, что растрепал причёску и молодому собеседнику велисты.

      Волосы рыжего парня взвились вверх и запылали, оказавшись настоящим пламенем. Моленар запутался в этих волосах, в этих языках пламени. Огонь гладил его, ласкал, не сжигая, но разогревая его, распаляя. Каждая клеточка тела мага наполнялась огнём, становясь частичкой плазмы, пылая и исторгая из себя свет и жар. Уже не было отдельно Леура, бога огня, и мага по имени Моленар. Был только огонь, единый и прекрасный, горячий и светоносный, дарящий тепло и жар, уничтожающий всё. Огонь сливался с лучами солнца, и они смеялись, радуясь встрече с роднёй. Осмира посылала свои лучи так же, как светил сейчас и сам Моленар, понимая, что может дарить жизнь и смерть, как и любая другая стихия.

      Нет добра. Нет зла. Знаки расставляет человек, исходя из своего опыта и знаний, из своего приятия мира или неприятия. Огонь, воздух, вода, земля… Любая стихия может быть доброй и злой одновременно, кому-то даря жизнь и удовольствие, а кому-то мучения и смерть.

      И вот уже Моленар стоял в центре круга между колоннами храма, а рядом с ним была Виора. Одно её крыло было чёрным как ночь, а второе белым как снег. Богиня судьбы, повелительница жизненных дорог, она могла подарить счастье и горе, любовь и ненависть, удачу и невезение. Виора прикоснулась руками к вискам мага, чтобы он понял закономерности, управляющие судьбами всего сущего в мире. И Моленар увидел, что мир есть волшебное зеркало, отражающее людям то, что те сами из себя представляют. Злые притягивают к себе таких же людей и вместе умножают зло и ненависть. Добрые радуются вместе со своими близкими и друзьями, умножая в мире добро и любовь. Жертвы зовут своих палачей, и те приходят, милостиво соглашаясь преподать им урок боли и страдания, ухудшая свою судьбу, но возвышая страданием своих жертв.

      Место Виоры занял мужчина неопределённого возраста. Выглядывающая из-под чёрного капюшона прядь волос могла быть и седой, и просто белой. Его застывшие глаза выражали сдержанное сочувствие и грусть. Моленара внезапно охватил страх и озноб. Всё его тело содрогалось мелкой дрожью. Он чувствовал, что должно случиться что-то непоправимое, ужасное. Он чувствовал смерть. Смерть стояла рядом и смотрела ему в глаза. Лут, вершитель смерти, прижал свои холодные безжизненные пальцы к вискам мага, разрывая его мозг болью. Тело мага сопротивлялось, как могло, но Моленар упрямо стоял, стараясь превозмочь страх своего тела.

      «Прими меня! — прозвучало в его голове. — Я несу избавление от страданий». Душу мага словно бы заморозило, и страх отступил, а потом исчез совсем. Моленар увидел растерзанные тела, корёжившиеся от боли, его сердце затопило сострадание, и он простёр руку в сторону несчастных, забирая их жизни.

      Следом он увидел мать с больным ребёнком на руках, и его сердце затопила боль. Но рядом с ребёнком стояла его судьба — он должен был стать убийцей и первой убить свою мать. Допустить такого было нельзя, потому что следом у этой женщины должен был родиться ребёнок, ставший в будущем великим целителем и спасший многих и многих страждущих. И Моленар снова простёр свою руку, забирая жизнь младенца и замораживая до времени сердце матери, чтобы она смогла перенести эту безбрежную боль.

      Седая одинокая старушка была уже давно слепа и глуха, вставать и ходить по дому ей было тяжело от немощи, всё увеличивающейся с течением лет. Она не болела, но ей было уже незачем жить. Не было радости от рассвета, не приносила удовольствий ночь, общение её было ограничено одним человеком, соседкой, которая ухаживала за старушкой и кормила её по доброте своей души. Старушка звала смерть, умоляла забрать её жизнь, отпустить её в мир духов и снов, но Лут медлил, продлевая и продлевая её дни. Моленар отпустил её, забрал и эту жизнь.

      Юноша спешил на свидание к любимой, бежал, размахивая руками, в одной из которых был зажат букет ромашек и васильков. Он уже видел свою миладу, когда к ней подошли пятеро бандитов и стали грязно приставать. С разбегу этот юноша стукнул одного из громил по голове, но остальные трое, один удерживал кричащую девушку, напали на юношу и острым ножом ранили его в печень. Бандит, который держал девушку, не рассчитал свои силы и случайно пережал ей горло так, что она обмякла в его руках. Он испугался, выпустил её из рук и убежал вслед за остальными головорезами. Упав, девушка пришла в себя и увидела, что её любимый умирает. Она плакала, звала на помощь, но на тихую и пустынную улицу никто не пришёл. Моленар забрал и эту жизнь, потому что видел — любящие сердца всё равно будут вместе и очень скоро. Юноша должен был вскоре снова придти в эту жизнь, но уже как сын этой девушки.

      Откуда Моленар узнавал их судьбу? Просто знал и всё. Знания, информация вливались в его сознание неспешным потоком. Этот поток шёл от пальцев уже другого мужчины, да даже не мужчины, а юноши. Голубая кожа его мерцала в полумраке храма, на груди и предплечьях был начертан геометрический орнамент. В одной руке Ксейр держал бешено вращающийся шар голубого пламени, а из пальцев другой шёл тот самый медленный поток к голове мага. Поток нёс информацию, которой владел Ксейр, повелитель знаний, истины и лжи.

      Он сделал ещё один шаг и, оказавшись рядом с Моленаром, вложил в его руки свой голубой шар информации. От этого шара стали разбегаться голубые сверкающие молнии по всему телу мага. Всемирная мудрость просачивалась в существо волшебника и впитывалась в душу, усваивалась. Временами это было больно, иногда щекотно, иногда радостно и приятно. Вначале Моленар думал, что его голова лопнет от этого неослабевающего потока, но оказалось, что информация хранится совсем не в голове, точнее не только в голове, как он думал раньше. Знания занимали всё его существо, все поля, все тела, захватывая его целиком, заливая светом знания. Со-знания… Со-знания с кем? С миром, с велистой, с Гароном, со всей Вселенной и всеми её творцами.

      Но вот шар всосался и усвоился целиком, и Ксейр отступил назад к Гарону, а его место заняла прекрасная и ужасная Саена. Теперь в Моленаре бушевала страсть. Его захватывала лютая ненависть, безумная ревность, бескрайняя нежность, бешеное вожделение, сменившееся вселенской скорбью и безысходным унынием. Жажда и жадность терзали его душу и мозг, похоть выносила его на вершины блаженства и кидала в пропасть кошмаров. Безбрежная любовь залила его душу и сердце, и тут же всё это спалила смертельным огнём обида и месть.

      Моленара ещё долго бы мотало из крайности в крайность, трепали страсти до изнеможения, ведь Саена никогда не могла сама остановиться, но на помощь как всегда пришёл Дымный Кот. Он был уже очень сытым — Моленар выплеснул столько эмоций, что Кот едва успевал гасить колебания эфира, чтобы те не могли вырваться за пределы храма и покорёжить ткань мироздания. Кот стал тереться об ноги Саены и громогласно мурлыкать специальную песню. Богиня очнулась, глубоко вздохнула и погладила Дымного Кота по голове, почесав между его эфемерными ушами, на что Кот затарахтел ещё громче, захватывая такие высокие ноты восторга, что Саена окончательно успокоилась.

      После этого Дымный Кот стал ластиться к магу, чтобы утихомирить и его. Люди быстрее справляются со своими страстями, чем боги, поэтому уже через несколько мгновений Моленар мог воспринимать реальность и наслаждаться думными прикосновениями. Оказалось, что Кот совсем не привидение, а вполне реальное существо. Или он себя только в храме так проявлял? Это для мага осталось загадкой, несмотря на всё обилие полученной информации.

      — Повторяй за мной, — сказал Кот волшебнику, — Воздух и Земля, Огонь и Вода в равновесии во мне пребывают всегда. Земля — моя опора, Воздух мне кажет путь, Огонь даёт мне силу, Вода являет жизнь. Я есть Жизнь, я есть Смерть, я есть Знание, я есть Тьма, я есть Свет. Я есть Творец и Свидетель. Я есть Любовь.


БОЛЬШЕ НЕ ФЭЛУР

      — Теперь ты познал меня, Моленар, — подытожил Гарон.

      — Только я так и не понял, почему тебя называют Трисвятым, — ошарашено спросил маг.

      — Ну, про двойственность… — Гарон посмотрел на отрицательно качающего головой Моленара и продолжил после небольшой паузы. — Так вот. Свет и Тьма — это да, это понятно. Но без Любви, дающей импульс творчества, дающей и разворачивающей всё мироздание, толкающей на развитие, без Любви ничего нет. Потому и тройственность — Свет, Тьма и Любовь.

      — А-а-а, — протянул Моленар, — но с любовью я не сливался, да и не поклоняются ей, не обращаются к такой богине. Я не знаю её.

      — Какие твои годы? — усмехнулся Гарон. — Ещё узнаешь. Любовь каждый познаёт сам. У каждого она своя собственная, единственная на всю Вселенную. И твоя тоже такая, хоть ты её ещё не до конца осознаёшь.

      — Ну, теперь ты можешь сопровождать нас с велистой, — вмешался в разговор Артафер, явно удовлетворённый прошедшим посвящением. — Теперь ты сможешь защищать Иниру со мной на равных.

      — Да не надо меня будет ни от кого защищать! — возмутилась Инира. — Меня позвал в гости друг. Он же и обеспечит там мою безопасность.

      — А это мы и проверим, — заключил шаман. — Пошли к травнице, она уже наверняка заждалась нас с обедом, плавно переходящим в ужин. Солнце уже село, Луны выкатились обе сразу. Я люблю, когда их две на небе — силища прибывает от их совместного кружения.


***

      Заклинания тонкой паутиной, настолько тонкой, что даже ему самому они были почти незаметны, оплели весь замок. Теперь куда бы ни ступил его брат, когда он вернётся из своего путешествия, он заденет струны заклятия, паутина оплетёт его, обездвижит и лишит магии. Освободиться самостоятельно Зур Азсакх не сможет, даже двинуться с места не сможет. Даже если он будет очень сыт и силён при возвращении. Вся сила мгновенно перетечёт к нему, к Йоракху. Младший братец приготовил старшему достойную встречу. Хм… И проводы… На тот свет! Пусть катится к предкам старший в семье! Из-за него Йоракху вечно не доставались смачные куски золота, а потом и самые красивые демоницы избегали его. Теперь всё будет иначе. Будет Верховный демон Зур Йоракх и его любимая демонесса Иния. Ну-у-у… И страстная любовница Адира тоже пусть будет. Зур вспомнил, какова чертовка на вкус, и пошкрябал себя в паху, где стало неспокойно от этих воспоминаний.

      Тем временем Иния, чувствуя, что всё происходящее выходит из-под её власти, всячески старалась удалить Адиру из замка. То пошлёт её выбрать для них обеих по вкусному самородку к хранителям запасов, то на торговище за тканями для новых нарядов, то загонит на встречу с портными. Только бы она пореже встречалась с Йоракхом. Зато сама старалась удовлетворить демона первостатейно. Тот даже решил, что демонесса влюбилась в него и стала забывать Азсакха. Наивный! Кровавого договора никто не отменял! А по нему жизнь Инии неразрывно связана с жизнью Азсакха — так решили старейшины, они же и составили тот договор, они же и скрепили его нерушимыми печатями и её кровью. Умрёт Азсакх, следом сразу же умрёт Иния. А жить очень ещё хотелось.


***

      Зур Азсакх стоял в своём чудовищном демоническом обличии на пустыре Возмутителей во весь рост. Рядом в виде прекрасной амазонки нетерпеливо расхаживала Инира, а шаман, маг и арраф нервно следили за её передвижениями. Хаким решил пока не возвращаться в Тагрид, предвидя, как он сказал, что он ещё понадобится здесь, в Лерии. Зур творил заклинание, открывающее портал на Фэлур.

      — Пора, — сказал он, когда перед ним встало мерцающее всей поверхностью огромное овальное зеркало портала. — Инира, мне придётся взять тебя на руки, потому что там, куда мы отправляемся, тебе сразу обожжёт ноги, как только ты ступишь на землю. Мегар беспощадно выжигает дневную сторону планеты. Я привык к её жару, волшебники о себе позаботятся, а вот твоя магия там не сработает, увы.

      — Я сам понесу велисту, — взвился было Моленар, но его одёрнул шаман.

      — Всё правильно, бери велисту на руки, демон, — подтвердил Хаким, истово кивая головой. — Я так и видел. Так и должно быть.

      — Поверим тебе, арраф, — подтвердил Артафер. Он не очень доверял тагридцу, но знал, что действовать себе во вред этот хитрец не станет.

      Подхватив как пушинку одной рукой Иниру, сразу показавшуюся маленькой и беззащитной, Зур Азсакх шагнул в зеркало портала. Воронка перехода открылась и утянула в себя демона с ношей и выстроившихся позади волшебников. Схлопываясь в одном мире, портал выпустил их на красные пески другого буквально под стенами замка Верховного демона.

      Инира сразу же постаралась спрятаться в тени под руками Азсакха, поглубже устраиваясь у него на груди. Каждый маг выбрал облик стихии, наиболее близкой ему по сущности. Шаман в этом мире стал похожим на черный блестящий камень, арраф выцвел и, став полупрозрачным ветром, вился небольшим смерчиком рядом с Зуром. Волосы мага вспыхнули, становясь пламенем, когда Моленар проявил свою огненную натуру.

      Но едва ступив на порог своего замка, Зур Азсакх будто бы споткнулся и потерял сознание, а очнулся уже в тронном зале, будучи подвешен липкой паутиной заклятий напротив трона. Он не мог сказать ни слова, не получалось пошевелиться, даже думать было очень сложно, приходилось продираться сознанием через морок проклятой паутины. Она как паразит пронизывала всё тело демона, заползая в каждую клеточку его существа.

      Инира попала в западню вместе с Азсакхом и теперь не знала, что ей делать и стоит ли что-то делать, чтобы выбраться из сковывающей и её паутинной ловушки. Паники почему-то не было, в рассудке велисты было спокойное понимание нереальности происходящего, настолько спокойное, что и делать ничего было не нужно.

      — Ищи её, — проскрежетал Артафер аррафу, и тот взвился прямо по стене замка, заглядывая во все окна и бойницы.

      — С-с-сюда-а-а, — прошелестело сверху.

      Моленар проследил, откуда шел звук, ухватил каменного шамана и, размахнувшись, зашвырнул его в нужное окно. А сам, превратившись в шаровую молнию, плавно вплыл в тронный зал. И как раз вовремя — туда вбежала ледяная Иния и огненная Адира в сопровождении младшего Зура.

      — Наконец-то, ты поймал его! — ликование Адиры раздражало Йоракха, потому что видеть всё ещё живого брата демону было не приятно. — Убей его! Убей скорее!

      — Нет! Не-е-е-ет!!! — заверещала Иния, бросаясь наперерез Йоракху и закрывая собой старшего Зура. — Ты убьёшь и меня! Таков мой приговор, закреплённый кровью и печатью старейшин. Моя жизнь закончится вместе с его жизнью, ты убьёшь не его, ты прикончишь меня!

      — Прикончи её, Йоракх! И у тебя будет новая демонесса! — Адира не унималась, впадая во всё большее возбуждение. — Я сама стану твоей демонессой, Йоракх! О, мой Верховный демон Фэлура, мой Йоракх! Мой!!!

      — Дура! Ты не понимаешь, что творишь! Ты не понимаешь, что ты свяжешь свою жизнь с ним, как я связала свою с Азсакхом!

      — А тебя уже не будет, чтобы мне помочь с этим справиться? Не велика потеря!

      Волшебники никак не могли понять, что происходит, и стояли посреди зала, так и не замеченные демонами, увлечёнными своими делами. Пока демоницы пререкались, Йоракх плёл заклинание, чтобы убить брата максимально мучительным способом. Иния заметила его движения пальцев, прочитала по губам слова заклятия и в ужасе метнулась снова к Азсакху, заслоняя его собой и широко раскрытыми крыльями, как щитом.

      — Не смей мешать моему мужу! — и Адира накинулась волной пламени на ледяную демонессу, пытаясь сбить её в сторону, но от столкновения обе зашипели и покатились по полу.

      — Вы обе, — Йоракх прервался и рявкнул на демониц, — если хотите выяснять, кто круче доставляет мне удовольствие, катитесь на свежий воздух! Нечего мне тут мой замок разрушать!

      Демон дунул в их сторону с каким-то странным звуком, и огненно-ледяной ком вышвырнуло из окна под палящие лучи Мегар. Иния очень хотела не просто выжить, но и остаться демонессой при своём Верховном демоне Азсакхе. Она собирала всю магию из воздуха, из затаившейся в почве и под землёй воды, высасывала её со всех сторон и вкладывала в свои разящие заклятия, но под палящими лучами яростной звезды Адира имела все преимущества. Тогда Иния стала ускользать от соперницы, стремясь увести её в холодные подвалы замка. Там, в подвалах Иния имела шанс.

      Раньше всех в происходящем разобрался Хаким и, послав мысленные разъяснения своим спутникам, полетел вслед за Инией. Она уже проникла на нижний этаж и туда же ворвалась рыжая бестия, пламенеющая Адира. Хаким решил, что магия воздуха не поможет ледяной Инии, и стал менять себя, становясь сначала туманом, облаком, а потом и совсем водопадом. Его вода легко нашла себе подобную в подземелье и вывела в подвал, затопив его до половины. Адира, наступая в воду и погружаясь в неё по щиколотку, шипела от боли, но ничего не могла поделать — стихия воды ей, огненной, была неподвластна, враждебна и губительна.

      Иния почувствовала прибывающую силу и, не разбирая причин, зачерпнула её как можно больше, творя смертоносное ледяное копьё. Но Адира была ещё достаточно сильна, чтобы сделать закрывающий её щит. Она даже ответила выпадом плазменного клинка, ранив ледяную демонессу в живот. Но вода, струящаяся под ногами Инии, поднялась прямо по коже и залила рану, тут же замёрзнув, исцеляя тело. Страх и боль не успели овладеть Инией, но подстегнули на крайние меры. Она потянула силу отовсюду, впитав почти всю воду, которая была в подвале, оставив аррафа почти обескровленным, выставила руки вперёд и выстрелила в противницу лавиной снега, сметая и комкая её всей мощью своей ледяной страсти.

      От внутреннего огня демоницы снежный ком растаял, но Адире уже было не спастись. Она лежала в воде, её огонь иссяк, потускнели волосы, ржавой тряпкой шевелилось в струях рваное платье. Горевшие когда-то огнём глаза сейчас затухали и меркли. Жизнь покидала её, огонь был повержен, и не было красного света Мегар, чтобы подпитать его силу. Адира умирала.

      — Я была с ним счастлива, — прошептали бледные губы, — пусть совсем недолго, но я знаю, что такое любовь. Тебе холодной и безжалостной не понять никогда.
— Я просто люблю другого, — ответила Иния, — я боролась за него и за свою жизнь. Ты билась за своё счастье, которое ты получила ценой разрушения моей жизни и моего счастья. Но я тебя понимаю, моя заклятая подруга. Иди в иную жизнь с миром в душе. Боюсь, ты скоро встретишься там со своим любимым. Но я хотела бы в этом ошибаться. Нас, демонов, и так слишком мало, чтобы убивать себе подобных. Мне жаль, что ты не смогла смириться. Прощай!

      — Прощай и ты, госпожа-подруга. Я больше не в силах злиться на тебя. Я тебя поняла. Жаль, что уже поздно что-либо исправить. Я бы не стала сражаться с тобой. Ты тоже имеешь право на жизнь и любовь. Пусть наша любовь и яростная, но она тоже прекрасна.

      Тут вода, в которой лежала Адира вскипела и испарилась, вихрем вылетев из подвала. Хаким на ураганной скорости влетел в тронный зал, где Йоракх боролся с каменным Артафером, а Моленар жалил демона своими плазменными копьями, оттесняя от Азсакха и примотанной к нему Иниры. Покружив вокруг огненного мага, разжигая в нём страсть и горение, Хаким передал ему знание ситуации. И вдвоём они устремились в подвал.

      Моленар сразу увидел умирающую демоницу, не задумываясь, что делать, зная откуда-то, как надо правильно, влил свои силы в её тело, осушил воду вокруг, согрел огненным поцелуем. Адира открыла глаза, ещё не понимая, что произошло. Иния стояла рядом с ней на коленях, а огненный мужчина уже поднимался, отступая на шаг назад.

      — Кто ты? — голос огневолосой девы был ещё слабым, но уже требовательным.

      — Я тот, кто любит свою велисту. Вы взяли в плен и её вместе с вашим Верховным демоном. Освободи её.

      — Вряд ли он меня послушает, — печально произнесла Адира. — Йоракх не очень умён. Я знаю это, хотя и люблю его таким, какой он есть. Но теперь я не хочу, чтобы он убивал Азсакха и вашу велисту. Надо подниматься к ним.

      — Ты права, — Иния тоже встала с колен и направилась к выходу из подземелья. — За мной! Есть быстрый путь.

      Она провела их к лифтовому порталу, и они сразу оказались в тронном зале. Азсакх уже лежал без движения на каменном полу, но был ещё жив. Инира же билась в когтистых руках Йоракха.

      — Ты уберёшься отсюда, каменный истукан, или я разотру вашу девку в порошок и присыплю твой гравий её пылью!

      — Ты сначала победи меня, а потом рассказывай, какой ты грозный и кошмарный, щенок-недоносок! — и каменный громила снова разбегался и бил всей своей массой демону в самые непредсказуемые места. Йоракх пытался предугадать и защититься, выставляя перед собой Иниру, но Артафер побеждал и не таких демонов, правда, в своём мире, но побеждал.

      — Тебе действительно жить надоело? — взревело пламя, врываясь в помещение. — Оставь мою женщину в покое!

      — Это ещё что за свечка выискалась? — Йоракх даже присвистнул от удивления. — А ну, погасни!

      Он подул в сторону Моленара, думая, что вызовет ветер ураганной силы, но и тут почему-то не получилось, и ветер стих сам собой. А Моленар собрался и метнул в демона своё огненное копьё. Но и копьё не оказало на Йоракха заметного воздействия, он только поморщился и всосал в себя древко, торчащее из плеча. Зато его шипы стали расти и заостряться.

      — Здесь и сейчас я сильнее вас всех! — взревел Йоракх. — Никто! Никто не в силах мне противостоять!

      Но Моленар его словно не слышал, он швырял в демона разными заклятиями, вкладывая в них всю свою ненависть, весь свой страх и ужас. Боязнь потерять любимую, свой мир, своё счастье толкали его тратить и тратить силу. Артафер и Хаким поддерживали мага, но и их силы не были безграничными, и Моленар начал уставать. Зато Йоракх за время магической атаки Моленара вырос и стал ещё ужаснее, чем был в начале. Рога на его голове загнулись, каменный лоб взбугрился, шипы на плечах и конечностях стали крепкими и огромными. Он потешался над магом, кидая ему небольшие сгустки силы, которые могли бы убить, но были слишком медленными, и маг успевал закрыться от них щитом.

      Моленар не хотел сдаваться, не мог, но и сил продолжать бой у него почти не осталось.

      — Стой, Лэн, подожди! — это прозвучало так буднично, что маг застыл от неожиданности. Артафер задыхался от усталости. — Что-то не то мы всё делаем! Ты молодец, конечно, силён, нечего сказать, но не так надо, а как-то иначе. Не знаю, как, но чувствую, что не так.

      — Я знаю, но остановить тебя не мог, — прошелестел арраф. — Твоя злоба его только укрепляет и делает сильнее. Так ты не сможешь его убить никогда.

      — Что же делать? — Моленар был в отчаянии. Он видел, что друзья правы. Он видел, что Йоракх цел, невредим и силён как никогда прежде. — Но что делать-то? Скажите! Вы же старшие и умные, это я мальчишка тут у вас!

      — Я не знаю, — прошелестел Хаким.

      — Не знаю, — эхом ответил Артафер.

      Йоракх рассмеялся и попытался подойти к Азсакху, но обе демоницы встали живым щитом, не подпуская младшего Зура к Верховному демону, пусть пленённому, но ещё живому.

      — Ах-х-х! — прошипел Йоракх. — Спелись, потаскушки! Испепелю!

      — Ха-ха-ха! Попробуй! — рассмеялись огненная и ледяная демоницы. — Пепла от нас точно не получишь!

      — Ладно, поживите ещё немного, мне надо разобраться с этими слишком деятельными гостями.

      Пока Йоракх отвлёкся, Моленар думал. Но вот демон повернулся в нему, и маг встретился взглядом с безмолвно страдающей Инирой. Она всё ещё находилась под чарами паутинного заклятия, которое демон не спешил снимать. Удобнее же, когда жертва не может тебе помешать её убить. Они оба не увидели, как за их спинами сгустился переливающийся и искрящийся туман — в тронный зал явились старейшины Фэлура. Зато Моленара от взгляда любимой словно пронзила стрела её боли и страха. Маг растерялся, не понимая, чем же помочь своей любимой, нежность разлилась в его душе, сжалось и защемило сердце. Он готов был отдать свою жизнь, только бы Инира осталась жива и оказалась в безопасности.

      — А-а-а-а-а! — закричал Моленар, создавая ещё одно копьё силы, последнее, на что ещё хватало его могущества. Он вложил в это копьё всю свою любовь к велисте, к женщине по имени Инира, всю свою жизнь приложил для утяжеления этого копья, будучи готов умереть за свою любимую, но не отдать её какому-то наглому и глупому демону из чужого мира. Маг размахнулся из последних сил, и смерть полетела вперёд, звеня и искрясь, самопроизвольно набирая скорость.

      Воздух гудел от умножающейся на острие мощи. Само копьё становилось всё массивнее и больше, а время по ощущениям всех присутствующих замерло. Жило своей жизнью в своём неведомом времени только это разящее копьё его любви к маленькой женщине из иного мира, даже не человеку, как он когда-то думал в сердцах. Нет, обычной человеческой женщине, милой и нежной, сильной, но такой слабой и беззащитной в лапах этого монстра миладе Инире.

      Йоракх не успевал поставить защиту от этой неожиданной атаки, он выпустил из рук велисту, и она упала ему под ноги. Копьё вошло демону в сердце, и содрогнулось всё мироздание. По ткани реальности побежали всё расширяющиеся круги, как от брошенного в воду камня. Хаким метнулся вихрем и выхватил из-под падающего демона Иниру. Моленар бережно принял свою любимую, взял на руки, закутал своими огненными крыльями, не обжигая, но согревая её душу. Паутина заклятия таяла и спадала с велисты.

      Под волнами реальность изменялась повсеместно, местами до неузнаваемости. Там, где палило беспощадное светило, теперь грело тёплое и нежное солнце по имени Мегар. Где были красные пески и камни, сейчас цвели сады, луга и поля были полны трав, а вдали высился зелёный лес молодых деревьев. Небо Фэлура окрасилось сначала в фиолетовый цвет, но потом передумало и стало нежно голубым, оставив облака белыми. Облака сгустились, и пошёл дождь. Солнце проникало своими лучами сквозь неплотные облака, и в струях дождя мириады капелек воды сверкали, сливаясь, словно серебряные ленточки. А когда короткий дождь закончился, над обновлённым миром встала анфилада радуг, уходя своим коридором куда-то далеко за горизонт.

      Реальность успокоилась, и повсюду разлилось умиротворение. Старейшины стояли в центре тронного зала, закутанные в белые плащи, скинув капюшоны, и улыбались. Они оказались все как один молоды, светловолосы и голубоглазы, как и положено быть предкам голубоглазых и светлокожих людей.

      Зур Азсакх, или как его теперь звали, Аллаэр оглядел себя, создал тут же простое зеркало, чтобы осмотреться самому и дать возможность рассмотреть себя женщинам, тоже уже пришедшим в себя и обезмолвившим от шока из-за таких разительных перемен.

      Иния стала белокожей красавицей с волосами цвета свежего снега, её голубые глаза светились радостью, ведь её любимый был жив и прекрасен собой. Аллаэр тряхнул рыжей шевелюрой и привлёк к себе стройную Инию. Мощный атлетически сложённый высоченный ангел легко скрыл своими крыльями нежную белянку.

      Адира с недоверием разглядывала в отражении яркую кареглазую шатенку с чувственными выразительными губами и острым чуть вздёрнутым носиком. Платье снова было новым, но теперь оно было из настоящего шёлка, приятно холодившего загорелую кожу. Отойдя от первого шока, приняв своё облик, с удовлетворением отмечая, что она по-прежнему красива, Адира оглянулась к лежащему около трона светлокожему мужчине. Его длинные иссиня-чёрные волосы разметались по полу, поза была расслабленной, мощная грудная клетка мерно вздымалась и опускалась в такт дыхания. Йоракх спал. Она бросилась к нему, стала гладить его по лицу, обводя тонкими пальчиками его высокие скулы, крутой лоб, прямой узкий нос. Адира прильнула к его губам в поцелуе, и он ответил ей, открывая свои серые необыкновенно светлые глаза.

      — Всё правильно, — сказал Хаким, — так всё и должно было получиться.

      — Ты знал, что делать, но не сказал мне? — устало возмутился Моленар, скорее по привычке, чем со злостью.

      — Я видел, что должно получиться, но я не знал, как этого достичь, — уточнил арраф. — Я только предвижу события, но совершают их люди, по-своему действуя, руководствуясь своими, мне не ведомыми, мыслями. Я знал, что потребуется моё присутствие, поэтому я тут.

      — Всё правильно, волшебник, — сказал один из старейшин. — Мы же предупреждали Верховного… Ну, теперь Верховного ангела Фэлура, что он изменит мир. И он принёс сюда так давно уже нужные изменения. А каким путём всё произошло, это совсем не важно. Важно, что всё теперь иначе, и что все остались живы.

      — Ты принёс в этот мир Настоящую Любовь, Аллаэр, — заговорил другой старейшина. — Настоящая Любовь всегда жертвенна, а та, которая была у вас, это страсть обладания, жажда собственности. Это лишь один из аспектов любви, причём, далеко не самая главная из её сторон. Если говорить точнее, то ты принёс сюда тех, у кого в сердце живёт такая любовь. Маг по имени Моленар готов был умереть, чтобы ценой своей жизни спасти свою любимую Иниру. Их друзья шаман по имени Артафер и арраф, зовущий себя Хаким, готовы были пожертвовать собой ради спасения своих друзей. Такова настоящая любовь.

      — Эта любовь изменила наш мир, — продолжил ещё один из старейшин Фэлура, — сделала его мягким, дружелюбным и спокойным. Аллаэр и ты, Йоракх… Или ты уже выбрал себе новое имя?

      — Раз я тоже крылат, то я буду, как брат, называться, как эльф, Яронэр, — выдал младший из братьев. Сказал и сам чуть не упал от неожиданности, что получились стихи, но его поддержала Адира.

      — Вы оба теперь должны помогать другим жить в любви и гармонии в вашем мире, который теперь носит имя Флора, а не Фэлур. Больше нет ошибки, она исправлена — теперь нет отказа от любви в нашем мире. Бедоли и жалята больше не мерзкие пакостники и не рабы. Они люди. Теперь они свободны и живут в гармонии. Вы будете соблюдать равновесие и гармонию мира Флоры.

      — Мы благодарим тебя, велиста Инира, и вас, волшебники Бертерры Моленар, Артафер и Хаким, за помощь, — ещё один из старейшин подал свой голос. Различать их идеальные лица было затруднительно, но голоса были разными и по тембру, и по интонациям. — Вы согласились прибыть в гости к демонам без страха, но с любовью. Вы принесли нам Любовь. Навсегда наш мир запомнит ваш подвиг. Навсегда ваши имена будут священными в мире Флоры. Мы всегда будем рады вам, если вы захотите у нас погостить.

      — Спасибо вам за приглашение, — прервала поток благодарностей Инира, — мы обязательно навестим вас. Мне понравилась Флора. Надеюсь, что Аллаэр и Яронэр справятся со своей обязанностью. Аллаэр, если захочешь перенять наш опыт по соблюдению гармонии, то милости прошу к нам на Бертерру. У меня этим занимается мой старый друг Дымный Кот, он в этом знает толк и справляется лучше всех в мире. Но нам уже пора домой. Аллаэр, открой нам твой зеркальный портал, пожалуйста, — и велиста так устало улыбнулась, что никто из собравшихся не смог ей возразить.

      — Я так рад, что всё обошлось, что все живы и здоровы. Что мой мир стал таким цветущим… Инира… Моленар, я буду учиться жертвовать собой ради любви.

      — Лучше не собой жертвовать, это только при крайней необходимости. Лучше просто в своих решениях учитывать желания и нужды любимого тобой человека, ангела, да любого другого существа. И помни, что себя мы тоже должны любить, свои интересы тоже должны соблюдать. Но надо во всём стремиться к гармонии, балансу. Тогда Любовь будет Настоящей. И взаимной.

      Сказав это на прощание, Моленар шагнул в портал вслед за шаманом и аррафом, и увёл с собой Иниру.


***

      — Инира тебе надо хорошенько выспаться! И не спорь со мной! Я лучше знаю! — увещевала велисту Ирис. — Вам всем надо отдохнуть, а тебе именно выспаться. Мы с Лорицей заварили для тебя специальный чай, там всё необходимое, чтобы ты скорее восстановилась.

      Ирис хозяйничала на кухне у подруги, ориентируясь как у себя дома. Травница тоже крутилась возле плиты, помогая фее с приготовлением пирогов. В ход пошло и яблочное повидло, и варенье из смородины, и свежие ягоды клубники, дольки мандаринов, ломтики ананасов. А ещё были пироги с мясной начинкой из филе кукуцапля с душистым перчиком, с рыбами из озера Алидэ, приправленными пряными травами, бульон из овощей и грибов.

      Моленар и Артафер, уставшие, но довольные набросились на еду как голодные звери и, быстро насытившись, ушли отдыхать вслед за Инирой, которая от усталости едва смогла проглотить несколько кусочков ягодного пирога, зато выпила целую чашку настоя душистых и полезных трав. Хаким смаковал стряпню травницы и восхищался творениями феи цветов долго, наслаждаясь вкусом, запахом, своим чувством насыщения, удовольствием от компании прекрасных милад. Но и арраф потратил слишком много сил во время этого нелёгкого путешествия. Поэтому через некоторое время он тоже поблагодарил хозяюшек и ушёл спать.

      — Ирис, — задумчиво сказала травница, когда все разошлись, — я вот думаю, что Лэн даже не предполагал, что настолько сильно любит Иниру.

      — Да, я тоже так думаю. Мне казалось, он воспринимает её присутствие в этом мире как нечто незыблемое, неизменное, обязательное и неистребимое. И в своей жизни он уже не мыслит, что будет, если Инира вдруг исчезнет. Но Моленар справился, он молодец.

      — Я так поняла из их рассказа, что старейшины этой Флоры заранее знали все события наперёд, — Лорица пожала плечами. — Тогда почему было не предупредить Аллаэра о последствиях его действий? Они-то знали, а ему же не ведомо было, что делать. А если бы он не пригласил велисту в гости в свой мир? А что было бы, если бы она отказалась или послушала бы советы Артафера и согласилась бы с запретами Моленара?

      — Значит такова судьба, Лори, что ничего нельзя было избежать. Видимо всё-таки есть тот Творец, о котором Инира нам рассказывала. Он и спланировал всё таким образом, что по-иному быть ничего не могло.

      — Тогда пусть планирует в следующий раз и для меня приключения! А то я тут со своими травами скоро козой стану, буду ме-мекать и давать молоко!

      — А-а-ха-ха-ха! — рассмеялась Ирис. — И меня пусть тоже к компании присоединит. Очень уж тяжело мне далось это домашнее ожидание. Только цветы и скрашивали мне тяжести этих длинных будней.

      — Только пусть все наши приключения заканчиваются радостью и счастьем для всех нас! — заключила Лорица, и Ирис согласно закивала, мечтательно улыбаясь.


***

      — Мам, а мам, — мальчик задумчиво водил пальцем по спинке игрушечного Дымного Кота, своей любимой игрушке, — ну, Аллаэр же исправился! Так почему же люди до сих пор ругаются его именем?

      — Во-первых, не именем, а его прозвищем, — мама стала загибать пальцы на руке. — Во-вторых, люди не все интересуются хорошими окончаниями историй. Многие любят, чтобы отрицательный герой не просто пострадал и стал лучше, а чтобы этот мерзавец обязательно поплатился жизнью за свои злодеяния. И последнее, самое печальное… Запомни, люди хорошо помнят только боль. Они очень быстро забывают сделанное для них добро, ещё быстрее люди выкидывают из своей памяти чьи-то удачи и счастливые случаи. А такие истории, где целый мир становится другим, светлым и радостным вместо кромешного ада, полыхающего пламенем, и демоны превращаются в ангелов, такие истории люди стараются просто не слушать, не слышать, и уж точно не запоминать.

      Поэтому люди запомнили не ангела Аллаэра, а Катазабра и Треклятого демона, и теперь эти прозвища стали ругательствами, которые не принято употреблять в приличных компаниях.