Мое увлечение парусом

.
В 1973 году запрудили реку Воронеж и образовалось Воронежское водохранилище. Стало возможным заниматься парусным спортом, а об этом я мечтал с детства. Кроме того, в Севастополе, где я часто бывал в командировках, мой дружок Ярыгин устраивал мне прогулки на здоровенной двухмачтовой яхте «Муссон» по Черному морю матросом и я окончательно «заболел парусом». А тут еще появились единомышленники – сотрудники кафедры радиофизики Костя Артемов и Иван Дужкин, майор из «пентагона» Ким Богданович Айрапетов, преподаватель юрфака университета капитан первого ранга в отставке Семен Иоганнович Сирота.
 
Сначала мы каким-то образом втерлись в Воронежскую морскую школу (в ней готовили специалистов для работы на речных судах) и стали ходить под парусами на шестивесельных ялах. Потом нам повезло, мы нашли на берегу полузасыпанный песком корпус швертбота класса «финн». Корпус был проломан, некоторые шпангоуты сгнили, мачты и паруса не было. С большим трудом мы как-то достали материалы, отремонтировали судно, вооружили его и под крики «ура» спустили на воду. Начали учиться ходить. Но «финн» - лодка строгая, парус у нее большой – уже при легком ветре она ведет себя как дикий мустанг, поэтому на первых порах пришлось много купаться, а потом ставить лодку на ровный киль. Зато когда приобрели какие-то навыки, то еще раз поняли, какое это удовольствие – парусный спорт.
Потом Сирота нашел на берегу останки яхты с рубкой и мы помогали ее восстанавливать (Сирота назвал ее «Черепаха»). Еще кто-то достал «летучий голландец». Еще кто-то - фолькбот. Встал вопрос об организации яхт-клуба. Достали дебаркадер (я поражаюсь, как много при социализме можно было бесплатно достать, впрочем, «все вокруг народное, все вокруг мое»), пригнали его на заранее выбранное место на левом берегу, огородили кусок земли, обустроили его, и так появился Воронежский яхт-клуб. Тем временем в спорткомитете области образовали комитет парусного спорта, во главе которого стал адмирал в отставке Шишкин. В это время в продаже появились «Мевы», народ стал их активно покупать и пополнять ряды яхт-клуба. Купил «Меву» и я.

«Мевочка» была отличным суденышком. Это разборный швертботик длиной 3,5 м, шириной 1,3 м и парусностью 5,5 кв.м. Каркас из морской фанеры, оболочка из ткани с пластмассовой гибкой пропиткой. Борта надувались и оболочка туго обтягивала каркас, в закрытых форпике и ахтерпике достаточно места для вещей. Удобное парусное вооружение – грот и небольшой стаксель. В кокпите можно было ночевать вдвоем на надувных матрасах, поставив тент -  тепло, сухо и ни один комар не залетал внутрь. Удобные весла позволяли кататься и без паруса. Грузоподъемность лодки – 280 кг. В разобранном виде «Мева» помещалась в две штатные упаковки, и ее можно было перевозить в пассажирских вагонах. «Мева» была вполне доступна – стоила всего 300 рублей. На ней сильно ощущалась скорость, потому что находишься низко над водой. У нее был один недостаток – большой вес – 78 кг. В интернете – море ностальгии  по «Меве»: к сожалению, поляки давно перестали ее выпускать. А ведь это идеальное средство для активного отдыха: ее можно перевозить в поезде, на электричке, погрузить в или на багажник машины, уехать на далекое озеро или водохранилище, не загаженное туристами, и ходить под парусом, ловить рыбу. Впрочем, по слухам, производство лодки, уже из современных материалов, возрождают в Нижнем Новгороде, но сколько она будет стоить?
Обычно мы плавали вдвоем, но на прогулки ходили и вчетвером. На первых соревнованиях на первенство области мы с Володей Дурденко (он был студентом нашей кафедры, потом дипломником, а потом остался на кафедре работать) заняли второе место в своем классе, а на следующих – первое.

 Совершали мы всей семьей и незабываемые походы на «Меве» по рекам бассейна Дона.

Купив «Меву», я обзавелся и новым другом – «мевщиком» Александром Сергеевичем Лубянецким, чему я несказанно рад, потому что обзавестись другом в 40 лет – большое везение. Сначала мы с ним встречались как «мевщики» (свою лодку он назвал «Забава») , но потом совершили совместный семейный поход по Хопру на «Мевах» и стали дружить семьями. Этот поход знаменателен тем, что мы научились ловить рыбу «полунахлыстом», нам полюбился этот способ ловли за спортивность и уловистость и мы потом его использовали в каждом походе, да и других научили и всегда были с рыбой.
 
Не могу не вспомнить наши совместные поездки в деревню Коловерть, что на берегу Дона, особенно первую. С нами были Сергей Андреевич – отец Саши и дети – Сашин - Андрюша и моя Наташа. В Коловерти у Саши были знакомые старики и мы решили, что взрослые будут жить на противоположном берегу Дона в палатке и ловить рыбу, а дети - ночевать у стариков, а на день мы их на нашей надувнушке будем переправлять к себе. Старики заранее предупредили, что у них очень злая собака и не дай бог к ней подойти – разорвет. Она так верно служит, что не спит ночами, а все бегает и бдит. Поэтому мы застращали детей, и, когда входили в дом, то бочком – бочком пробирались по стенке, а страшная лохматая собака исходила лаем и рвалась с цепи, другой конец которой скользил по проволоке. Вечером мы уплыли к себе на тот берег, а когда утром приплыли за детьми, то увидели такую картину: Наташа сидит верхом на собаке, а Андрюша кладет псине на нос кусочек сахара и командует «ап», и собака подкидывает этот кусочек и ловит его, а сама жмурится от удовольствия. Постепенно выяснилось, что это не злая, а очень умная и хитрая собака, свою злость она симулировала - выслуживалась перед стариками, и все ночи напролет дрыхла без задних ног, забравшись на погреб.
Мы чудесно провели отпуск, погода благоприятствовала, рыбка ловилась, тем более что Саша – прирожденный рыбак, я у него многому научился по этой части.
 
Как-то с Сашей мы совершили поход на его «Меве» от Серафимовича (сейчас – станица Усть-Медведицкая) вниз по Дону. Мы поплыли вдвоем, без всяких женщин и детей. Дон ниже Серафимовича широк и могуч, он уже успел самоотчиститься от промышленных и городских стоков. Иногда удавалось плыть под парусом (на реках ветер всегда дует вдоль реки, он может дуть или точно в лоб, и тогда под парусом идти трудно, или точно в корму). Рыбалка здесь особая – надо специально охотиться на крупную рыбу. Саша заранее предупредил, что на завтрак у нас всегда будет жареный жерех, на обед – уха из сома, на ужин - вареный судак. Так оно и было.

Когда мы доплыли до деревни Черная Речка, кончились продукты. Мы остановились под высоким лесистым берегом, Саша взял рюкзак, я ему выдал рубль (один рубль), а сам остался в «Меве». Через час Саша возвратился, он нес за спиной полный рюкзак, в руках – полные сетки, а ногами катил арбуз, и все это на тот рубль. К сожалению, его путь пролегал через поляну, на которой пасся бык, бык погнался за Сашей и ему пришлось удирать, поэтому арбуз был утрачен.

Мы плыли левым пойменным берегом и доплыли до неширокой протоки (как мы потом узнали, это было старое русло Дона), свернули в нее и решили проплыть всю протоку до конца. Плыли часа три. Протока кончилась, место нам понравилось – ни малейшего намека на присутствие человека, кругом лес с большими светлыми полянами. Мы решили остановиться здесь на дневку. Как потом оказалось, это место -  огромный остров и посуху туда не добраться.

Наутро я сел в «Меву», переправился на другой берег, привязал лодку к нависшим над водой кустам и закинул удочку. Клевало непрерывно, бралась крупная красноперка. И вдруг кусты передо мной затрещали и на берег вышел благородный олень. Мы оба оторопели и уставились друг на друга. Через минуту олень наклонил голову и сделал угрожающее движение рогами. Я очнулся, отвязал лодку и отплыл от берега. Тогда олень подошел к воде и начал пить. Я вернулся с солидным уловом. У нас был с собой десятилитровый бидон, в котором мы солили рыбу, чтобы ее потом завялить. Я стал перекладывать рыбу в бидон, пересыпая ее солью, и вдруг обнаружил, что соль кончилась, а рыбы было сколько угодно. В тоске и печали я пошел бродить по острову, и вдруг набрел на огромную поляну, на краю поляны росла раскидистая ива, под ивой стоял грубо сколоченный стол и скамья, а на столе – пачка соли. Потом мы узнали, что в сезон на остров переправляются косари, они-то и оставили соль, мы им благодарны за это до сих пор, а протока, оказывается - бывшая казачья тоня, где казаки ближайшей станицы заготавливали рыбу.

В другом походе у нас с Сашей был такой случай. Как-то мы пошли за продуктами в деревню. Заходим в хату. Спрашиваем:
- Хозяйка, у вас картошка есть? Нам пару ведер. И яиц десятка четыре. И сала килограммчик.
- Картошка и яйца есть, а за салом зайдите на соседний двор.
Принесла картошку, яйца.
- Сколько мы вам должны?
- Нисколько не должны, берите так.
- Да как же?
-  А вот так. Забирайте свои продукты и идите за салом.
Мы поудивлялись и пошли в соседний двор. Приходим.
- Хозяйка, у вас сало есть? И еще бы нам ваших яблочек и груш. А меда у вас нет?
- Сало и фрукты есть, а за медом зайдите в дом напротив.
Хозяйка дала нам сала, мы нарвали по ведру яблок и груш.
- Сколько с нас?
- Не надо денег, берите так.

То же повторилось и в других дворах – денег с нас не брали. Мы набили два рюкзака продуктами и пошли к лодкам, удивленные такой щедростью. Но на выходе из деревни повстречали деда и решили у него узнать, почему же с нас деньги в этой деревне не берут, ведь в других деревнях охотно брали. Дед нам и говорит:
- Ребята, сегодня такой день, местный церковный праздник, он незнамо когда в нашей деревне установлен. В этот день положено подавать разным бродягам, беглым каторжникам, каликам перехожим. Вы как раз на такой день и попали. Мы так и не узнали, за кого нас приняли, за бродяг или беглых каторжников, но во всяком случае, спасибо этой деревне.

Говоря о Саше, нельзя не сказать о его увлечении чуфой. Чуфа  или земляной миндаль – это травянистое растение, на корнях которого вырастают эдакие клубеньки с небольшой орех. Когда-то Саше попалось несколько клубеньков и они вместе с женой Аллой, которая по образованию – ученый агроном, всерьез начали изучать это растение и культивировать его, причем занимались этим очень серьезно: выращивали чуфу разных сортов, ставили опыты, писали статьи в журналы, выступали на научных конференциях. Оказалось, что из чуфы можно приготовлять массу полезных вещей – использовать вместо орехов в тортах, делать кофе, настойку, она хороша как насадка при ловле карповых рыб, при откорме скота, она является мощным энергетиком, более сильным, чем женьшень. Выясняли это в институте незаразных болезней следующим образом.

Экспериментаторы взяли несколько десятков лабораторных мышей, разбили их на группы. Одной группе ввели настойку женьшеня, другой – элеутерококка, третьей – чуфы и т.д. Затем к хвостам мышей привязали одинаковые грузики и бросили мышек  в чан с водой. Засекали, сколько времени в среднем мыши каждой группы продержатся на поверхности, и по этому времени судили, какое из лекарств обладает лучшими энергетическими свойствами. Оказалось, что мыши, которым ввели раствор чуфы, продержались дольше всех. После этого мышей откачивали – это были дорогие лабораторные мыши.

Саша развел целые плантации чуфы, наладил торговлю клубеньками. В результате в начале девяностых он стал первым моим знакомым миллионером.
Сейчас Саша увлекся велосипедом и почти каждый день проезжает десятки километров. Он купил отличный велосипед, собрал экипировку для дальних переездов с ночевками в пути – палатку, примус и все остальное. Сегодня я звонил ему, он ответил мне из-под Ульяновска, это по карте 907 километров. Он отправился туда 7 дней назад, заезжал в Лермонтовские места, еще куда-то. В общем, он проедет больше тысячи километров.

К сожалению, все хорошее когда-нибудь кончается. Наше рукотворное Воронежское море так заросло элодеей – американской водорослью, что осталось мало простора для маневрирования, и плаванье под парусом стало не интересным. И тогда я продал свою любимую «Меву» и дальше ходил в походы на байдарках.