Екклезиаст и Елабуга

                Подарок для святого Йозефа Геббельса
     - Как говорил кто - то из нелюбимых тобой евреев, - раскуривая сигару говорил я, - всему свое время, что - то там о камнях, но я скажу иначе : время посылать на х...й.
     - Дядюшке Юлиусу это не понравится, - убежденно выкрикнул доктор, залезая на стол. Он редко так делал, неизменно комплексуя от низкого роста и лошадиной стопы все же обладал редкостным даром очаровывать людей, в мгновения ярчайшего вдохновения, сходившего на него, они не видели и не слышали ничего, жадно впитывая чушь об украинских мразях, истерики о ворах в Кремле, против которых ничего не надо делать, и прочую байду, донельзя веселившую многокурящего мужика, чьей марионеткой он и являлся на самом деле, как и многие, многие другие, но некоторые, вроде, длинноногой падлы и б...дины из нашисток, этого не скрывали, наоборот, гордились коллекцией отсосов и не забывали провозглашать готовность к еще более глубокому заглатывания, что было столь же противно, как и его гнилые рамсы. Отдельные люди, как я, например, не поддающиеся манипуляциям, положившие на истеричность и искусно вызываемый гнев по методу жидовина Жирика, открыто смеялись над стремными потугами и разводками, практикуемыми им, и он залезал на стол, чтоб казаться выше, что ли, не знаю.
     - Ему все не нравится, - я усмехнулся, плюнув ему в глаз. - Это я тебе ячмень вылечил по народным традициям нежно тобой лелеемого племенного союза ублюдочных русских и примкнувших к ним. Слушай, сука, - я перешел на яростный шепот, присвистывающий и злобный, он, наконец - то, разбесил меня донельзя всей своей дичью о любимой мною Украине, с синяками и шишками ползущей из некогда общего говноболота поганого совка в нужную сторону, - ты задолбал уже, падло. Не кайфово ? Пошли ! Прямо сейчас. Начнем. Молчишь ? У...ок. Втыкай в свою клаву, кипи мозжечком, дрочи на Совдепию и Гиркина, пес. Твоя сраная Совдепия не выдерживала конкуренции даже с ГДР, не говоря о свободном мире. Загребись со своим фуфлом, сам жуй.
     Я хлопнул дверью и наткнулся на нее. Сучка, сестричка, тебя туда же. Я развернул ее тылом к себе и наддал коленом чуть пониже спины, несильно, но достаточно, чтобы она свалила на х...й. Вот оно, время. Пришло. Хотя, все суета и ловля ветра, но упырей, ломающих не то, что кайф, нет, обычное течение жизни, надо посылать, они не исправятся, так и будут жевать говно, ибо ничего другого не могут. На хер.
     - Все - таки вы, русские, на всю башку, - распахнула объятия Дита, прижимая мою готовую взорваться голову к груди, - при чем здесь политика ?
     - То - то  и оно, - проскулел я, уткнувшись в твердую вершину правой груди. - В недоделанном рейхе, самодержавной помойке нет и не может быть никакой политики, а эти уроды мозг выносят говножуйством. - Я широко открыл глаза, вспомнив любимую. - Даже поэтессы, - зашептал я, - окончательно свихнулись и гонят о выборах, о выставках, о любом дерьме, каждодневно кипящем в помойной яме, Рашенфедерейшн. - Я сплюнул, передернув плечами от отвращения. - Эту мерзость я и родиной не считаю, никогда не считал. Помнится, - я тихо засмеялся, - много лет назад, проходя комиссию в военкомате я прямо сказал подполковнику, краснорожему мудаку, что он может внести меня в списки подлежащих безусловному расстрелу, как человека, принципиально отрицающего форму, лычки, флаги, присяги, все это дерьмо. Я еще добавил, что в гражданке могу взять оружие в руки, но валить буду соотечественников.
     - И чо ? - Заинтересовалась Дита, впервые столкнувшись с уклонистом, подобным их черножопому Кассиусу Клею.
     - Ничего, - снова закрыл я глаза. - Ему было по хер.
     - Хороший военный, - предположила Дита.
     - Сейчас - да, - подтвердил я ее мысль. - Он лет пять назад помер, значит, хороший.
     - Расскажи мне историю, - попросила Дита, гладя меня за ухом, - только не про вашу сраную рашу, не за политику, так, какую - нибудь недостоверную байду.
     - Да здесь все такое, - начал я очередную историю, греясь на ее груди, - недостоверное и фуфловое, то ли было, то ли нет, хер его знает. Короче, лет двести назад или чуть меньше один царь решил дать рабам волю. Кинул, конечно, с баблом, с земельными участками, но не в том суть. Воля и рабство. Так знаешь, они орать начали, рабы, мол, не хотим, не желаем, на хрен нам воля не нужна.
     Я замолчал, морщась от омерзения. Бля, угораздило же родиться здесь.
     - В общем, это не история, а фальсификация была. На самом деле никто никому ничего не давал, не было царя, не было рабов, была тишь да гладь, да мор, да чума, да холера на эту землю, аминь.
     Я закончил с фальсификацией и полез целовать ненаглядную. В жизни только раз бывает сорок четыре года.