Водные походы

   В одном из наших походов мы остановились на маленьком островке, на котором росло несколько деревьев, кругом - густая трава с цветами, по берегам – тростник. Утром я проснулся от того, что совсем рядом с палаткой кто-то громко чавкает. Я тихонько высунулся из палатки. Только что рассвело, на каждой травинке блестели капельки росы, заливались птицы, в реке плескалась рыба, а в пяти метрах от меня сидел здоровенный бобер, ростом с полчеловека, и с хрустом жевал стебель тростника. Теперь, вспоминая о походах, я почему-то вижу именно эту картину.

  Чаще всего мы плавали семейными компаниями, с детьми. Своих дочек, Наташу и Машу, мы с женой Аленой брали в походы как только им исполнялось по два года. Если у девчонок через два дня не появлялись цыпки на руках и не были облуплены носы от солнца, то я считал, что поход не удался. Дочки быстро выучились плавать, купались по двадцать - тридцать раз в день, научились ставить палатки, разжигать костер – в общем, стали заправскими туристами. А как они загорали в походе, можно судить по такому случаю.

   Как-то в походе я, Алена и Наташа пошли в деревню за продуктами. Пришли на базар, стали ходить по рядам, потом остановились и начали что-то покупать. А рядом торговали яблоками дедушка с бабушкой. Дед увидел Наташку и говорит бабке:
- Старуха, подай яблочка цыганенку.
То есть Наташку, босоногую, загорелую дочерна, одетую по-походному и всю в пыли - пока мы шли от реки до деревни, изрядно запылились – иначе как за цыганенка нельзя было принять.

    «Основной состав» моей команды, которым мы плавали много лет и прошли практически все пригодные для плаванья на байдарках реки бассейна Дона - это наши физики с их семьями. Мы сдружились, «сплавались», у нас было шикарное по тем временам снаряжение. Я был в походах капитаном, меня так и называли - кэп.

   "Ядро команды" - это прежде всего Володя Варфоломеев (Варф). Он был полноценным «соплавателем», несмотря на свою хромоту. В походы Варф брал с собой ремнабор и можно было быть уверенным: что бы ни поломалется, все будет починено. Мы на раз садились на коряги и пропарывали дыры в обшивке длиной иной раз до метра, а через час все было заштопано, проклеено. Мама у Варфа была зубным врачом, поэтому Варф исполнял еще и роль врача похода - он брал с собой аптечку, хотя ему приходилось лечить только наши механические повреждения – в походах никто не болел. Членами команды были Кузнецовы -  Володя (мы вместе работали) с женой Надеждой, дочкой Татьяной и сыном Пашкой. Таня была сверстницей Маши и они подружились. Еще с нами плавали Невежины - Женя (он работал на соседней кафедре) с женой Верой и сыном Антоном. Входил в постоянный состав и холостяк Юра Нестеренко – он тоже с нами работал. Обычно присоединялись и другие наши друзья из "переменного состава". Но, конечно, время от времени мы плавали с Лубянецкими.

   Теперь – о речке Битюг. Битюг – моя первая и самая большая любовь, я по нему плавал много раз, это при Хрущеве реку изгадили, а раньше это была спокойная и очень уютная речка, в ней водилась пропасть рыбы и раков, вдоль берегов почти все время – леса. Вообще-то о плавании по реке Битюг можно прочитать в нашей с Гонтаренко статье (она есть в интернете), опубликованной в журнале «Катера и яхты» №1 за 75 год (№47), я за нее получил гонорара аж 24 рубля.

   Запомнилась, пожалуй, наша любимая стоянка около места под названием Перекоп, у деревни Старая Тойда. Необыкновенно красивое и уютное местечко в тени развесистых ив на невысоком обрывистом берегу, рядом - пляжик. Там возле Битюга - сообщающиеся озера – Лебяжье, Просечное, и другие, от них прокопан канальчик к Битюгу. В озерах – пропасть карася. Помню как-то ночью прошел сильнейший ливень, а поутру я и Володя Кузнецов пошли на озера на рыбалку. Оказалось, что весь луг перед озерами покрыт пяти – десяти сантиметровым слоем теплой воды, и так приятно было по ней шлепать босиком. Крупный золотой карась все равно как месяц голодал, на одного червяка мы иной раз ловили штуки по три.

   В наш первый поход в Старой Тойде еще существовала рыболовная артель, которая заготавливала рыбу и раков. По их словам, раков в специальных лубяных корзинках отправляли самолетом аж во Францию.

   В один из походов мы остановились на Перекопе 31 июля – за день до открытия сезона охоты – на озерах был заказник. Вечером мы пошли в деревню. По деревенской улице важно расхаживали толпы охотников в охотничьих одеждах, в шляпах с пером, с патронташами и рогами (не надо думать, что они рогоносцы – это роги, чтобы подзывать свою собаку), и соответственно - с собаками, но с непростыми – у некоторых на ошейниках болтались медали; они важно разговаривали про щипец (не помню, что это такое), окрас, полено (так, оказывается, называется на их жаргоне собачий хвост).

   В день открытия охоты, едва забрезжило, поднялась ужасная пальба, иной раз несколько выстрелов сливались в один и получался  как бы орудийный залп. Через некоторое время над рекой с тревожными криками начали летать утки, журавли. Крики были настолько печальны, что было ясно – убили их селезней. Позже мы нашли коршуна, раненого в крыло. Короче говоря, вся эта бойня произвела на нас тягостное впечатление. А озера через несколько лет погибли – толстый слой свинцовой дроби на дне отравил воду.

   Вспоминаю стоянку возле устья Битюга. После ночевки, когда мы проснулись, то увидели, что недалеко от нашей палатки, прислонившись спиной к дереву, сидит человек и играет на жалейке – самодельной дудочке. Невдалеке пасется стадо телят, а вокруг него кругами неторопливо бегают две крупные лохматые дворняги самого бандитского вида. Человек был пьяненький и склонный к общению, поэтому мы быстро познакомились. Это был дядя Ваня Аникушкин, колхозный пастух. Вскоре он нам спел такую песенку:

Купила мама Ниночке новые ботиночки,
Сказала ей: носи и не сношай,
На улице фубличной веди себя прилично
И мальчикам любовь не отдавай.

Тем временем собаки бегали вокруг стада и не давали телятам забиться в кусты или удрать в овраг. Мы стали расспрашивать дядю Ваню про собак. Он рассказал, что старшую собаку зовут Хам, Хам – мать другой собаки, Догоняя. Хама дядя Ваня воспитал как пастушью собаку сам, и уже Хам воспитала и всему обучила Догоняя. Собаки необыкновенного ума, они умеют все, не умеют только ключом отпирать замок на воротах коровьего загона, без этих собак ему с таким стадом шкодливых телят никогда не справиться. Телят они не кусают, а изображают укус, только щиплют за болезненные места. Летом он собак не кормит – они сами должны добывать себе пропитание – они ловят зайцев, мышей, сусликов, иногда воруют в деревне. За собак ему предлагали тысячу рублей (огромные деньги по тем временам), но он их  не продаст и за две. Потом дядя Ваня продемонстрировал нам выучку собак. Он их подозвал, погладил, а потом скомандовал: «Вперед», и они побежали, куда он указал рукой. Затем он крикнул: «Направо!», и они побежали под прямым углом направо, «Налево!», они побежали налево. Он их подозвал, погладил, а потом сказал: «Молодцы, попейте водички», собаки побежали к реке и стали лакать воду.
 
   На реке Ворона запомнилось место, где вдруг посреди тихой и спокойной речки открылось округлое расширение, как говорили местные – омут, там вода с большой скоростью крутилась, образуя водоворот. Мы остановились чуть повыше, вырубили ступеньки в крутом берегу, выбрались на поляну, перетаскали вещи под деревья и стали лагерем. Шел дождик, делать было нечего, я надел плащ, резиновые сапоги, наладил снасть для полунахлыста и стал забрасывать в этот водоворот. После каждого заброса следовала поклевка и я быстро наловил много рыбы. Рыбка была мерная, грамм по 300-400, похожа на селедку.  Когда ее пожарили, то оказалось, что она необыкновенно нежна и вкусна, а костей в ней мало. Что это за рыба, я не знал, она мне не попадалась ни до того, ни после. Местные называли ее белорыбицей, но я то знаю, что белорыбица – это нельма, из сиговых, и в наших краях не водится. Так я до сих пор и не знаю, какой рыбкой я обловился.

   В походах мы видели много диких зверей – косуль, зайцев, лис, бобров, выдр, кабанов.  Однажды случилось вот что. Как-то, плывя по Хопру, мы разбили лагерь на опушке леса. Вечером, когда уже начало темнеть, сели ужинать возле костра. И вдруг со стороны байдарок, сложенных неподалеку, раздался какой-то шум. Мы обернулись и увидели, что грязная, взлохмаченная лиса с отвисшими сосками с остервенением грызет штевень байдарки. Мы зашумели на нее, лиса, с ненавистью оглядываясь, спряталась в кусты. Через три минуты все повторилось, потом еще и еще, лиса определенно решила нас прогнать с этого места. Сначала мы подумали, что она бешеная и испугались за детей, но потом решили, что где-то неподалеку у нее гнездо с лисятами. Мы уложили детей в одну палатку, а сами заготовили побольше дров, чтобы обороняться от страшного зверя. Всю ночь лиса нас терроризировала, а мы бросали в нее сучья. С рассветом свернули лагерь и уплыли дальше, днем остановились и наконец-то отоспались.

   На Хопре же мы увидели НЛО. Дело было так. Накануне зимой в коридоре универа повесили объявление, что такого-то числа во столько то часов в такой-то аудитории состоится лекция на тему «Неопознанные летающие объекты», читает подполковник такой-то. Я пошел на эту лекцию. Подполковник был начальником радиолокационной службы Борисоглебского летного училища, он рассказал, что во время полетов время от времени на экранах радиолокаторов возникали странные отметки от самолетов в местах, где самолетов быть не могло, и они здорово мешали полетам. Ничем появление этих отметок объяснить было невозможно. Несколько раз к ложным объектам посылали истребители, но те ничего не обнаруживали. И тогда подполковник решил собирать сведения обо всех необъяснимых природных явлениях. Он дотошно занялся этим делом – собирал публикации, свидетельства очевидцев, по возможности встречался с ними, ездил на места появления, и все сведения систематизировал. И в частности в его системе было НЛО, которое представляет собой образование, как бы сотканное из облаков в виде колоссального тележного колеса – в середине ось, по краям обод, внутри – радиальные спицы. Видна часть колеса, и эта часть размером примерно треть расстояния от горизонта до зенита, появляется в предвечерние часы регулярно через 35 дней. Я тут же подсчитал, что НЛО должно появиться как раз во время нашего отпуска, и когда мы сели в поезд, чтобы ехать в поход на Хопер, предупредил об этом ребят.
   И вот в один прекрасный вечер Женя Невежин повел сына Антона мыться перед ужином на косу, выдающуюся далеко в реку. Возвращается и говорит мне:
- Кэп, не то ли мы НЛО видели, о котором ты нас предупреждал?

   Мы пошли на косу (от лагеря НЛО не было видно из-за леса на высоком берегу) и увидели точно то, что описывал подполковник на лекции. После бурного обсуждения мы решили, что это НЛО – вовсе не корабль инопланетян, а просто природное явление, а не изучено и не описано оно потому, что редко появляется и вреда не приносит.

   А вообще надо сказать, что это было время некоего всеобщего умопомрачения, когда после советского запрета на информацию о всяких загадочных явлениях вдруг появилась возможность говорить о них. И тут началось. СМИ наполнились всякой чертовщиной – снежными человеками, Бермудскими треугольниками, экстрасенсорикой, парапсихологией, прохиндеи – лекторы стали ездить по городам и весям и читать соответствующие лекции и т.д. и т.п.
 
   Как-то Сережа Зуев читает на доске объявлений, что такой то приезжий лектор будет читать лекцию о нумерологии у нас в универе. Подходит наш декан Кавецкий н и тоже читает объявление.  Оборачивается к нему и говорит:
- Сергей Алексеевич, эти лекторы уже до чертиков надоели. Сходи на лекцию, послушай и разоблачи его, во всяком случае попробуй смазать впечатление от лекции.

   Сережа пошел на лекцию. Лектор говорил: ведь не случайно длина ребра пирамиды Хеопса, выраженная в миллиметрах, равна расстоянию от Земли до Луны, выраженной в саженях, и объяснял это проделками инопланетян. Говорил еще много разной чепухи. Когда пришла пора задавать вопросы, Сережа, припомнив ходивший в то время анекдот, спросил лектора:
- Как вы можете объяснить, что время прихода Киевского поезда - семь сорок - совпадает с названием еврейской песни и стоимостью бутылки грузинского ординарного коньяка? 
В зале раздался сдержанный смех и задание декана было выполнено.

   Плыли по верхнему Хопру, по Пензенской области. Поразили нравы, которые там царят. Как-то пошли в деревню за продуктами, еще надо было накопать навозных червей для рыбалки. На подходе к деревне нам встретился парнишка лет двенадцать. Мы его спрашиваем: «Парень, где тут можно червей накопать?». А он нам отвечает: «Нигде, с собой привозить надо», и пошел дальше. Входим в деревню, спрашиваем, где тут магазин. Нам отвечают: направо. Долго идем по улице направо, магазина все нет. Опять спрашиваем, где магазин. Нам отвечают, что магазин в той стороне, откуда мы пришли. Возвращаемся и убеждаемся, что магазин в 100 метрах налево от того места, где мы начинали. И так повторялось всюду, пока мы не вплыли в Вронежскую область. Как будто начался новый континент – народ доброжелательный и даже добродушный.

   Однажды наши приятели Кокоревы пригласили нас поехать на их машине отдохнуть на юг. Алена мне говорит:
- Мы все время плаваем на байдарках, Наташе уже шесть лет, а она еще не была на юге, не видела моря. Поехали.
 
   И мы поехали. Остановились в Сочи, сняли комнату на улице Роз. И началось ужасно однообразное времяпрепровождение. С утра – на море, на пляж, да пораньше, чтобы захватить лежаки. Рядом с нами обычно лежала пара – муж и жена, они все время играли в «дурака», счет был 273 на 76 в пользу жены. Единственное утешение – Наташке нравилось плескаться в море. Через несколько дней нас, «отравленных» энергичным активным отдыхом, совсем одолела скука. И это несмотря на то, что при первой же возможности – в прохладные дни - мы совершали походы в горы – садились на любой пригородный автобус и ехали до конца. Там выходили и бродили по лесам, по одичавшим садам заброшенных деревень, забирались на какие-то горушки. В общем, больше мы уже не ездили на юг – на байдарках отдыхать лучше.

   Как-то весной мы на кафедре обсуждали маршрут будущего похода. Разложили физическую карту России, стали смотреть. Оказывается, мы побывали почти на всех рачках бассейна Дона с лесистыми берегами – по степным безлесным рекам плавать не хочется, до каких-то сложно добираться. И тут Слава Хромых ткнул пальцем в речку Бузулук – левый приток Дона. Мы о Бузулуке раньше не слыхали – в туристском клубе Воронежа не было отчетов о походах по этой реке, не было и статей в туристской литературе. Мы пригляделись, и действительно, лесов по берегам много, речка протяженная, а значит достаточно полноводная и мелей должно быть не слишком много, подъезд и отъезд удобные, крупных населенных пунктов нет, а значит, речка чистая. И летом мы махнули на Бузулук.

   И мы открыли для себя Бузулук, на который потом ездили неоднократно. Он похож на Медведицу – такая же малонаселенная степная речка, но с лесистыми берегами, с обилием мест для стоянки, частыми пляжами с чистым песочком, приличной рыбалкой, если знаешь, как ловить в таких реках (от меня многие переняли полунахлыст и без рыбы мы никогда не были). Мы часто на дневках варили тройную уху, жарили рыбу, коптили – мы брали с собой коптильню и делали рыбу горячего копчения, но если становились дня на два – три, то рыли в обрывистом глинистом берегу печь в виде эдакой норы с выходом наверх – трубой, и делали рыбу холодного копчения. А поскольку печку мы топили ольховыми шишками, поливая их водой, чтобы шишки только тлели и давали больше дыма, то получался царский харч.

   А еще мы очень любили нашу походную баню.
   Это особая песня. К бане надо готовиться морально -  как к встрече с любимой девушкой. А еще надо найти «место», и не просто место, а такое, где много крупных камней, да таких, что не сыплются. У нас с собой был мешок из толстого полиэтилена (тонкий плавится) размером два - два с половиной метра на полтора, мы его и называли баней. Часа за три до ужина разводится большой костер, в котором калятся булыжники почти до красна – это занимает часа полтора – два. Для бани выбирается место рядом с обрывистым берегом, под которым достаточная глубина, чтобы нырнуть с обрыва. Когда булыжники раскалились, дюралевыми веслами они складываются в аккуратную кучку. Рядом ставится котелок с отваром из мяты, душицы, чабреца, листьев смородины и ставится кружка. Затем двое садятся на раскладные стульчики напротив друг друга, имея камни между раздвинутых колен, и накрываются мешком. Один из парящихся зачерпывает в кружку отвара и осторожненько тоненькой струйкой льет его на камни, следя, чтобы не обжечься паром. Парятся, пока терпения хватит, дружно скидывают с себя мешок и ныряют с обрыва в реку. Пустой мешок подхватывает следующая пара и повторяет ритуал. По мере надобности подкладываются свежераскаленные камни. После бани, естественно, хороший ужин со спиртным.

   Кстати, насчет спиртного в походе. Мы брали с собой спиртное из расчета грамм 70 – 80 водки на человека в день. Если встаешь часов в 5 - 6 на рыбалку, участвуешь во всех работах, гребешь на жаре часов восемь, купаешься раз по десять – двадцать, разбиваешь лагерь, то к ужину так устаешь, что ноги еле ходят. Народ становится напряженным, раздражительным. А стоит чуть-чуть выпить, и сразу расслабляешься, усталость как рукой снимает, все становятся доброжелательными, веселыми. Мы пришли к твердому убеждению, что в таких дозах и в таких обстоятельствах спиртное кроме пользы ничего не приносит.

   Я забыл упомянуть о коротких походах по «Усманской кругосветке» – их мы совершали каждый год на майские праздники и Дни победы - обязательно. Усманка была чистой и уютной речкой, по ней так приятно было проплыть после длинной и холодной зимы, устроить ночевку и П праздник. А вторую ночевку устроить уже на реке Воронеж, куда Усманка впадала выше города. Об этих походах остались самые светлые воспоминания.