Признак Дракона 51

- То есть, - не понял оруженосца Гаспар.
- Мы их бьем – они рождаются. Получается, что мы вроде как на месте стоим…
- Однако, - Гаспар даже остановился, - интересно ты повернул. Я так никогда не смотрел на свое занятие.
- Я тоже, мне только что это в голову пришло. Точнее, когда я в гостинице бездельничал.
- А что там тебе еще в голову пришло?
- Нам надо искать их гнездо. Должны же они где-то появляться. Ведь мы с молодыми никогда раньше не встречались.
- Гнездо, говоришь, - Гаспар внимательно посмотрел на оруженосца, - а ты молодец. Надо будет подумать над этим и поговорить, может, додумаемся еще до чего-нибудь дельного. А еще до каких-нибудь идей додумался, пока бездельничал?
- Да так…

- Ну, говори, говори.
- Нехорошо, Вы с хозяйкой нашей поступили. Вот еще до чего я додумался.
- Интересно, с чего это ты взял?
- Она ведь плакала, когда мы уходили. Вы когда из двери вышли, она там как пришибленная стояла.
- И дальше?
- Вот я и говорю, не хорошо Вы  ней поступили…

- А ты ее пожалел, - с горькой ехидцей поинтересовался Гаспар.
- Конечно. Получается, Вы с ней просто поигрались, как с игрушкой, и бросили, когда она Вам надоела. Это нехорошо.
- А что я был должен сделать?
- Надо было ей объяснить это как-то…
- Как и что ей надо было объяснить?
- Я не знаю…
- Ты, Корвин, слишком мало бездельничал. Не успел додумать эту мысль до конца. В следующий раз додумаешь, и тогда я тебя с удовольствием выслушаю.
- Как скажите, - надулся оруженосец, - только когда мы теперь будем бездельничать в следующий раз?
- Я надеюсь, не скоро…

      Еще какое-то время прошло в тишине, каждый думал о чем-то своем. Корвин, например, думал о превратностях их пути, о том, что хорошо было отдыхать и ничего не делать. О том, что на всем готовом, окруженном вниманием, жить намного легче…, а с другой стороны скучно. Уж на что ему всегда нравилось бездельничать, а оказывается, даже это занятие надоедает…

      Гаспар думал обо всем понемногу, стараясь лишь миновать ту область размышлений, где речь шла о последних событиях. И если все-таки непокорная мысль касалась имени дона Клементино, то рыцарь мрачнел. Он бы предпочитал думать о более понятных вещах, пусть даже, это были Черные Демоны. По крайней мере, с ними все было понятно…

- Хозяин, - опять нарушил тишину и размышления Гаспара, Корвин, - я вот что не понял, а откуда Вы узнали, про Черных Демонов?
- Мне рассказал дон Клементино.
- Кто?
- Наш отшельник.
- Так это он дон Клементино, а я весь Ваш разговор думал, что у Вас на острове еще какой знакомый объявился.
- Чудной ты, Корвин.
- Ну, уж какой есть…
- Так, развилка. Куда пойдем?
- Давайте направо. Вы вроде всегда так дорогу выбираете.
- Направо, значит направо…

      …когда-то, еще до того, как господин Шаруд и Ирина Владимировна поняли, что они нужны друг другу, а тогда еще только присматривались друг к другу, а Ирина Владимировна осматривалась. Индия была для нее, как детская сказка. Или, на крайний случай, натура для индийских фильмов, искренней и горячей почитательницей которых она была в молодости…. А господин Шаруд, на которого вдруг свалилось эта забота, в виде двух женщин, пытался разобраться, чего больше от этих женщин, хлопот или уюта в доме…

      Именно тогда и состоялся их первый серьезный разговор. Просто так, даже и не вспомнить, как они вышли на то, чем занимается господин Шаруд. Слишком много оказалось тогда тем, которых они коснулись в разговоре. А то, что он числится большим специалистом в области истории магии и мертвых языков, Ирина Владимировна знала от Иоланты. Но была другая проблема, Ирина Владимировна не воспринимала серьезно саму девочку, и это несерьезное отношение переносилось отчасти на хозяина. Такова уж была эта женщина, ни проблемы с Надеждой, ни чудесное перемещение, ни многое другое, что любой человек счел бы доказательством, для Ирины Владимировны доказательством не являлось. А с другой стороны, господин Шаруд был взрослым человеком, ученым, а это являлось определенной гарантией того, что он не будет ее дурачить…

      Одним словом, Ирина Владимировна хотела серьезного разговора между двумя взрослыми людьми. И он состоялся. Господин Шаруд приоткрыл, совсем немного, реальное положение вещей. Он рассказал Ирине Владимировне о существовании мира Тени и тех взаимосвязях, которые существовали между этими двумя мирами. Для женщины это был настоящий шок…

      Все ее мировоззрение, все ее понятие об мироздании оказалось под угрозой. Даже самый простой выход – признать всех окружающих психическими больными – не мог бы объяснить того, что происходило с ней самой. Тогда бы пришлось в число больных включить и саму себя. Но ведь она-то чувствовала себя нормальной, вот получалось, что и остальные…

      Она привыкала к этому положению вещей постепенно. За первым серьезным разговором последовал второй и третий, воспитанная в условиях сурового материализма, Ирина Владимировна, вынуждена была принять и поверить в то, о чем ей рассказывал господин Шаруд. В жизни Ирины Владимировны не бывало чудес. А из рассказов господина Шаруда выходило, что Тени, магия и все такое прочее – такая же часть жизни, неотъемлемая ее часть…

      Ей нужно было время. Ирина Владимировна перемещалась по дому, разговаривала, насколько это было возможно со слугами, Суджаной, собственной дочерью. Надежда оказалась в этом вопросе, если не самой подкованной (после хозяина дома, конечно), то, по крайней мере, одной из тех, кто были свидетелем многого. Именно она больше всего повлияла на то, что Ирина Владимировна стала относиться серьезно к деятельности господина Шаруда и, следовательно, к деятельности Иоланты…

      И мир не рухнул, более того, он приобрел новые грани, причастность к которым делала его иным, более красочным, что ли… И однажды, она поняла, что она хочет прикоснуться к этому миру. А дальше, параллельно с просвещением Ирины Владимировны, оказалось, шли и чисто человеческие чувства. Она вдруг поняла, что рассматривает господина Шаруда не только, как интересного и знающего собеседника – он был ей интересен и как мужчина. Ну и конечно, отношение к Иоланте. Ирина Владимировна постепенно отучилась даже про себя называть ее собственным именем. Девочка Лейла осталось где-то в прошлом, далеком, постепенно превращающемся в сон…

      По большому счету, в доме господина Шаруда, Иоланта появлялась не часто. И каждый раз, глядя на нее, Ирина Владимировна чувствовала, что девочка выглядит все старше и старше. Сыграли здесь свою роль, конечно, и разговоры с господином Шарудом. По его словам, Иоланта была фигурой всесильной. То же, кстати, говорила и Надежда, если вдруг, при ней речь заходила о подруге. А у Ирины Владимировны степень власти и ответственности обязательно сочеталась с возрастом. Совершая эту трансформацию, Ирина Владимировна поняла, что оказалась в небольшой группе посвященных людей, для которых все это было не просто серьезно, для которых это было жизнь. Невольное это преображение ограничило круг ее общения, но с другой стороны, она получила доступ к чему-то большему. Первой серьезной просьбой, с которой она обратилась, к господину Шаруду, была просьба познакомить ее с тем Миром, насколько это возможно…

      Господин Шаруд ответил не сразу…, точнее сказать, он достаточно долго размышлял об этой просьбе. С одной стороны такой интерес…, это радовало, но не все стороны мира Тени были прекрасными и сказочными, там было полно опасностей…

- Ирина Владимировна, пожалуй, я понимаю ваш интерес…

      Это было одним чудесным вечером, на террасе, под звуки цикад и легкий ветерок…

- …по-другому, если так подумать, и быть не могло. Но все дело в том, что тот мир – не сказка, не фантазия – там такая же реальность, как и здесь.
- Я понимаю, - кивнула женщина.
- И одна из этих реальностей – там опасно.
- Господин Шаруд, я отлично это понимаю, - улыбнулась женщина, - как и то, что путь в тот Мир мне заказан.
- Да, - ученый был немного удивлен.
- Разумеется. Тем более, я не прошусь в тот мир…, то есть, мне конечно, любопытно…, но меня вполне устроит и взгляд издалека.
- Ладно…
- То есть, я хочу знать об этом мире…, столько, насколько он безопасен. В конце концов, я взрослая и как мне думается, ответственная женщина.
- И это значит?
- Я никогда не полезу в тот мир…, и уж точно не сделаю этого без разрешения или без сопровождения и так далее. Господин Шаруд, вы ведь знаете, есть такая наука – астрономия, они смотрят на звезды, изучают их, но при этом они их не трогают.
- Хотите сказать, вам достаточно будет книг из моей библиотеки, - откровенно говоря, ученый был и разочарован и обрадован одновременно.
- Более чем, - кивнула Ирина Владимировна, - просто мне надо делать что-то…, не только по хозяйству, тем более, что ваше домашнее хозяйство так отлажено, что вряд ли его можно улучшить…
- Кажется, я понимаю…
- Могу просто систематизировать данные, писать что-то вроде хроники, вести переписку, если это необходимо. И кстати, поговорите с Иолантой, может, ей требуется еще один человек по эту сторону границы…

      Ирине Владимировне так же достались Черные Демоны, только она занялась статистикой – где, когда, сколько…. Распространение по территории Тени. Прибыль и убыль, а если учесть, что территория Тени постепенно стабилизировалась, то работы у нее было хватало. Плюс, она много читала, а заодно и занялась перепиской господина Шаруда, причем не только по Тени, а перепиской вообще…

      Ну а потом подоспела и любовь. Любовь двух людей среднего возраста. Может быть, не слепящая огнем страсти, но настоящая, жаркая, от нее не выгорает ни душа, ни тело, но от нее тепло становится всем окружающим…

      Пока Иоланта, разговаривала с господином Шарудом в кабинете, сами собой прекратились сборы к морю. Ирина Владимировна отпустила слуг. Сама же, присела на диван, по обе стороны от нее устроились Надежда и Суджана. Она молча прижала их себе, и все затихли. Каким-то внутренним чутьем женщина поняла, что в этот раз Иоланта принесла в дом не привычную неразбериху – она принесла самую настоящую тревогу и ощущение беды.

- Госпожа Иоланта самая странная женщина из всех, кого я когда-либо видела, - неожиданно произнесла Суджана.
- Что, - переспросила Ирина Владимировна, а Надежда с удивление посмотрела на сводную сестру.
- Госпожа Иоланта странная, а точнее самая странная женщина, - повторила Суджана.
- Да, дочка, - согласилась Ирина Владимировна, - странная. Очень странная…

      Замечание Суджаны заставило Ирину Владимировну не то что бы посмотреть иначе, а по-другому открыть глаза. Ведь все изменения, которые произошли с ней и ее дочерью – результат прямого вмешательства Иоланты. Жесткого, можно даже сказать грубого вмешательства. Единственный человек, которого жалела Иоланта, была Надежда. Собственно говоря, именно из-за Надежды, Иоланта в одночасье изменила жизнь Ирины Владимировны, а заодно и многих других. Была ли Ирина Владимировна недовольна произошедшим – трудно сказать, женщина и сама порой сомневалась. Нет, конечно, она полюбила господина Шаруда и Суджана пришлась ей по сердцу, что впрочем, было взаимно. Но вот само вмешательство, то как оно было совершено – это смущало.

      Ирина Владимировна вынуждена была подняться с дивана и пройтись по комнате. Да, теперешнее положение вещей ее более чем устраивало. Именно так: «более чем…». Она обрела, как бы еще одну, или даже не одну, причину продолжать жизнь. Жить не только ради дочери, а продолжить свою собственную жизнь. Строить ее, делать ее счастливой…

      Но вот если предположить, что там, теперь уже давно, Иоланта открыла бы ей свои планы по отношению к ней самой и Надежде, согласилась бы она? Пошла бы она на такие кардинальные изменение? Вряд ли. Для нее пределом мечтаний того периода были редкие посещения Михаила и здоровье дочери. Финал такой жизни был, конечно, ей известен, хоть она и старалась об этом не думать. Любовник оставил бы ее, когда она чуть состарилась бы, а Надежда подросла бы и вышла замуж. Оставив ее коротать в одиночестве даже не дни – годы, дожидаясь внуков и только в них находя утешение…

      Все так, но получалось тогда странная вещь. Оказывается, что эта пятнадцатилетняя пигалица знала, что для нее, взрослой женщины, лучше, нежели чем она сама. Ирина Владимировна оглянулась на девочек, которые нашли общую тему и переговаривались между собой. А вот Надежда не знает этого, - подумала Ирина Владимировна, - она, по-прежнему, ребенок, как и Суджана. И даже Шаруд не знает. Никто не знает, а она, Иоланта знает…

- Этого не может быть, - вслух произнесла Ирина Владимировна, - так не может быть, не должно…
- Ты о чем, мама, - Надежда отвлеклась от разговора с Суджаной и посмотрела на Ирину Владимировну.
- Что?
- Ты сказала – этого не может быть. Ты это о чем?
- Надежда, - Ирина Владимировна подошла к дочери, присела на пол, так, что бы видеть ее глаза, - расскажи мне об Иоланте.
- Да, Надя, расскажи, - присоединилась к Ирине Владимировне Суджана.
- Так вы все знаете, - удивилась Надежда.
- Как выясняется, мы знаем очень мало. Почти ничего.
- Я, не против, но только, - Надежда остановилась, подбирая слова.
- Нам не надо ничего секретного, дочка. Просто, как вы познакомились. Как получилось, что она стала твоей подругой?
- Да я даже не знаю, - пожала плечами Надежда, - я стояла около школы. Это было в конце августа. Жарища была еще жуткая. Стояла и думала, что лето подходит к концу, что скоро опять в школу. Тут подходит девчонка, симпатичная такая, сама смуглая, волосы черные, прямые. Подходит и говорит…

      Ульрика очнулась от боли. Все тело горело огнем, казалось, что каждая мышца удерживается раскаленными щипцами, и кто-то злой дергает непрестанно за эти щипцы. Свои руки, ноги, грудь, голову живот – все, Ульрика ощущала через боль. Она попыталась изменить положение, хотя это громко сказано, просто переместить руку по простыни. Моментально, она почувствовала все самые маленькие части своего организма, и все они словно взорвались. Семь секунд сознания сменились очередными сутками беспамятства…

- Она все чаще приходит в себя - это хороший знак, - Шаруд смотрел на бледное, покрытое капельками пота, лицо девочки.

      Густав в свою очередь не сводил глаз с Шаруда.

- Господин Шаруд, она выживет?
- Она попыталась прийти в себя – это плюс. Но все упирается теперь не в возможности медицины, а силы самого организма.
- Но мы можем помочь?
- Да, именно на это и направлены все лекарства, которые я привез.
- Это долго продлится?
- Не могу точно сказать…. Очень много разных моментов влияет на ее выздоровление.
- Тогда, я откладываю коронацию, - Густав поднялся, - я хочу, что бы Ульрика была рядом со мной, когда я взойду на престол.
- Вы позволите, говорить откровенно, Густав?

- Да, я слишком устал от людей, которые лишний раз подтверждают, что я принимаю гениальные решения.
- Я не подтверждаю этого. Чем быстрее вы возьмете власть в свои руки, тем будет лучше для всех. И для страны, и для народа, и даже, для нее.
- Объяснитесь.
- Пока не решен вопрос власти, все еще находятся в состоянии выбора, а Вы в состояние опасности, а если опасность угрожает Вам, то и ей. Вы, как будто специально даете время противнику.
- То есть, коронация обязательна?
- Чем быстрее, тем лучше. А кроме того, обязательная присяга на верность Вам и Фаргосу.
- Для врача, Вы слишком хорошо разбираетесь в политике.
- Это вызывает подозрение?
- Не знаю.
- Это Ваше дело Густав, подозревать меня или нет. Моя задача – поставить Ульрику на ноги. И я тут же уйду.
- А если я попрошу Вас остаться?
- Я буду польщен этой честью, но откажусь и попрошу разрешения отбыть на родину.
- Почему?
- У меня там семья.
- Верные уходят к семьям, неверные рвутся к власти, - раздраженно пробормотал Густав.
- Вы упрекаете меня, принц Густав?
- Нет, я размышляю. Вы считаете мое дело безнадежным?

- Ответ на такой вопрос покажет время…
- Господин Шаруд, я знаю, что Вы ученый. Может быть, Вы поможете мне…
- Если это в моей компетенции.
- Я подозреваю, что покушение устроила та дама, которая бросила вызов Совету магов и Аль Багиру, в частности. Я думаю, начать против нее войну.
- Что же Вы хотите узнать у меня?
- Шансы. Я могу ее победить?
- Иоланту?
- Да, Иоланту. Ее зовут Иоланта.
- У Вас нет шансов. Она самый сильный из магов, действующих на данный момент. Плюс, ко всему, у нее большое количество союзников, а это нельзя сбрасывать со счетов.
- Значит, шансов нет?
- Шанс есть всегда, но предстоящая война, разорит страну, даже если Вам посчастливиться победить, Вы потеряет огромное количество народа. Трудоспособного народа. Это – Пиррова победа.
- Победа равная поражению.
- Именно.
- Но как оставить безнаказанным происшедшее. Это показатель слабости государства.

- Простите, принц Густав, но почему вы считаете, что это все устроила Иоланта?
- Но все говорит в пользу этой версии.
- Не всё, но все. Я бы так это сформулировал.
- Вы играете словами.
- Нет, я пытаюсь, что бы у Вас была полноценная картина произошедшего.
- То есть?
- Вы знаете, что Иоланта вполне могла бы начать войну первой и без этого. У нее огромные возможности. Но она не сделала этого. А потом, насколько мне известно, она бросала вызов не Фаргосу целиком, а только Совету магов.
- Что это меняет?

- Меняет противника, прежде всего, далее – меняет союзника. Размышляйте, кому выгодно столкнуть Вас, столкнуть Фаргос с таким сильным противником.
- Я никогда не рассматривал этот вопрос так, как Вы предлагаете, господин Шаруд. Вы были бы незаменимы, как советник, господин Шаруд. Вы умеете менять точку рассмотрения проблемы. Ни моим советникам, ни мне это пока недоступно.
- Вы льстите мне, я могу говорить об этом, только потому, что наблюдаю всю эту кашу издалека. Окажись я в ней, я был бы не более умным, чем любой из Ваших министров или советников. А кроме всего прочего, меня нельзя назвать человеком, заинтересованным во власти.
- Вы хотите сказать, что Вам все равно, кто будет у власти?
- Да. У меня свой взгляд на власть, и, скорее всего, он Вам не понравиться, Густав.
- Ну да Бог с Вами, господин Шаруд. По крайней мере, меня радует то, что Вы не в лагере моих противников.
- Я сам, не желал бы оказаться там.
- И на том спасибо, господин Шаруд.

      Густав еще какое-то время постоял около постели Ульрики, и, решившись, наконец, вновь обратился к Шаруду.

- Я сейчас уйду, меня ждут там, - он кивнул головой куда-то, в сторону двери.
- Да-да. Если будут изменения, я обязательно сообщу Вам.
- Я оставил человека около двери, на тот случай если потребуется посыльный…
- Хорошо.

      Густав вышел. Слова Шаруда задели его, но он предпочел проглотить обиду, нежели чем высказывать ее в слух. Он понимал, что лучше иметь в своих рядах господина Шаруда, но если это не получалось, вполне достаточно было не иметь его и среди своих врагов. Нейтралитет – значит нейтралитет. Густав еще раз пожалел про себя, что вынужден приходить на престол, когда все складывается именно так. Он просто чувствовал, физически ощущал, как много желающих быть на престоле. А людей, которым он может доверять всего лишь горстка. Густав вздохнул и направился в свои покои. Около дверей его ждали советники, Аль Багир настойчиво добивался встречи, какие-то послы, тоже хотели говорить с ним. Это все раздражало и злило Густава. Он не чувствовал в себе сил разобраться во всем этом. Но самое главное, он не чувствовал в себе желания разбираться. Он вспомнил разговор с отцом, когда тот еще был жив, где признался ему, что не желает занимать его место, и криво усмехнулся. А кто собственно интересовался тем, что он хочет на самом деле, кроме…

- Принц Густав, - чтобы опередить остальных, Аль Багир почти перешел на бег, - я на правах Вашего учителя хочу задать только один вопрос. Вы будете короноваться?
- Да, Аль Багир. Я же сказал, что мне нужно подумать в одиночестве. Я подумал и принял решение – коронацию назначьте на конец недели. Можете отдавать распоряжение о подготовке церемонии.
- Хорошо.

      Густав хотел двинуться дальше, но голос Аль Багира остановил его.