Атомный зуб

      Николай ничего не мог с собой поделать. Он начал влюбляться в Оксану Александровну уже через пять минут после того, как они познакомились. Знакомство это происходило не совсем в традиционной атмосфере. Оксана была стоматологом-хирургом, а Николай ее пациентом.
Всю свою жизнь Николай терпеть не мог врачей-хирургов, а тем более стоматологов-хирургов. Еще из далекого детства перед ним всплывали воспоминания о бесконечных визитах к зубному врачу. Поначалу Николая, тогда - маленького Коленьку, за ручку водила его мама, Анастасия Евгеньевна. У него были проблемы с прикусом, из-за которых его рот при обычном положении слегка перекашивался, если посмотреть на его лицо спереди. И врач специально для Коленьки придумал тогда особые протезы-пластинки. Коле пришлось их носить в течение пары лет, изо всех сил терпя все неудобства, связанные с ношением подобных вещей. Когда же его прикус был, наконец, исправлен, Коля и его мама вздохнули с облегчением. Молочные зубы явились в роли второй и довольно ощутимой проблемы в жизни тогда еще юного Коли. Он очень хорошо помнил, когда зашатался его первый молочный зуб. Тогда они впервые должны были пойти на удаление этого зуба. Накануне ночью Коля не мог сомкнуть глаз. Он лежал, хмуро уставившись в стену, и держался изо всех сил за щеку. В конце концов, он просто заснул, а когда проснулся, то обнаружил, что пресловутый молочный зуб просто выпал. Удаления зуба не состоялось. На несколько лет проблемы отступили куда-то в сторону. Удалять зубы, конечно же, приходилось, но молочные братья обычно выходили без особых проблем. После первого большого удаленного зуба Коля проспал несколько часов. Он уснул прямо по дороге домой, в троллейбусе. И маме пришлось долго его будить. Ну, а потом зародился кариес и посещения стоматолога стали заметно чаще. Они растянулись на годы.
И вот теперь Николай, к настоящему времени уже взрослый мужчина тридцати трех лет, снова оказался в стоматологическом кресле. Он все еще был неженат, как-то уж не сложилось, и жил по-прежнему с мамой в одной квартире. Кстати, мама просила его обязательно позвонить, как только он выйдет из кабинета. Николай сидел и смотрел, как Оксана Александровна перебирает на столе его документы. На ней был надет короткий белый халат, с голубой окантовкой по краю и такой же колпак, из-под которого довольно мило выбивались наружу каштановые пряди. У нее были большие карие глаза, а не накрашенные свои губы она немного поджимала, когда что-то читали или думала. На вид ей он бы дал не более двадцати семи. Она по сути была еще очень молодой девушкой. Вот только маленькое золотое колечко поблескивало озорным светом на ее безымянном пальце, когда она водила рукой по строкам. Это самое колечко на несколько мгновений плотно приковало к себе взор Николая и он вначале пропустил мимо ушей, когда Оксана Александровна начала ему говорить. - У Вас.. Вы меня слушаете? У Вас аномалия положения восьмого зуба. Здесь не получится обойтись простым удалением. Необходимо делать операцию. Распиливать или выдалбливать косточку. Зуб очень нехорошо расположен. Это довольно редко встречается. До Николая не совсем сразу дошел смысл ее слов. В принципе, если он попал на прием к хирургу, то что еще его могло ожидать, кроме операции? Он ведь уже был несколько раз на приеме у простых стоматологов. И они все как один попросту отказывались удалять его пресловутый восьмой зуб. Это был так называемый зуб мудрости, про которого ходит столько самых разных не очень приятных слухов. Последний год он болел просто немилосердно, вот Николай и не выдержал. Как ни старался оттягивать свой поход к стоматологу, а идти все же пришлось. И не к простому дергателю зубов, а к хирургу. Вот он, хирург, - думал про себя Николай, глядя на Оксану Александровну, очень хрупкую и нежную девушку. Этой девушке более всего подошел бы венок из полевых цветов на головку, а не этот белый с голубой окантовкой медицинский колпак. И в ручки бы ей костяной гребешок, чтобы расчесывала она им свои прелестные косы, да улыбалась. А она вот держит в этих самых красивых своих ручках хирургический скальпель, да кромсает им человека.. Николай вновь задумался, а его взгляд был подобен в этот момент грифелю карандаша, который старательно гуляет по холсту, выводя точные линии контура лица Оксаны Александровны. – С Вами все в порядке? – спросила она. – Что-то Вы замерли.. Давайте говорить, здесь ведь очередь и меня ждут другие пациенты. Я повторяю вопрос: Вы согласны на операцию? – Да, я согласен, - вымолвил Николай. – Раз ничего другого не остается. – Да, будет очень сложное удаление. Придется Вам потерпеть. Сейчас я напишу направление, с ним Вы пойдете в приемную. Там заведут историю. А потом мы Вас положим. Отделение челюстно-лицевой хирургии. – А когда будет операция? – Операция уже завтра. Сейчас надо будет пересдать анализ крови на гепатит. И даже если он будет положительный, я все равно Вас положу. Хорошо? Договорились?
Отделение челюстно-лицевой хирургии располагалось на восьмом этаже республиканской больницы. Этакий мини-небоскреб. Больница эта не в пример многим, была создана под евро-стандарт. Стены голубого оттенка с красивыми панелями, особые стулья и тумбочки. Николаю более всего понравилась двухместная палата, где ему досталась кровать ближе всего к окну. Соседом его был молчаливый мужчина сорока лет, довольно хмурого вида. Он молчал потому, что у него была снизу под подбородком подвязана челюсть. Что именно с ним приключилось, Николай выведывать не стал, да мужчина похоже и не имел желания делиться своей проблемой. Потому в качестве собеседника он не годился. И Николаю пришлось тянуть часы в безмолвном молчании, наедине со своими мыслями. Оксана Александровна в этот день еще несколько раз наведывалась к нему в палату. Задавала вопросы о том, какими болезнями тот болел с детства. Николай отвечал спонтанно, сбивчиво. Его немного сводили с ума глаза Оксаны Александровны и особенно ее голос. Кажется, этот голос он готов был слушать напролет круглые сутки. Было в ней что-то близкое и родное, чему он сам не смог бы найти объяснения. Только ему все не верилось, что эта девушка уже завтра будет способна пустить ему кровь. И сделает это быстро и хладнокровно, как по уставу, как их выучили на медицинском факультете. И вот это-то и пугало его больше всего.
Все утро следующего дня Николай был на иголках. Уже и завтрак прошел, а его все еще не звали на операцию. Он очень сильно нервничал. И даже эта мысль о том, что его будет оперировать сама Оксана Александровна, не спасала его. Когда-то в далеком детстве, ему удаляли миндалины. Они так сильно распухли, что затрудняли дыхание, и их пришлось удалить. Само удаление было не таким уж и долгим, а вот послеоперационный период очень затянулся. Тогда он с неделю не мог толком есть и разговаривать. Потом в подростковом возрасте ему удаляли мениск на колене. При сгибании колена у него произошел отрыв хряща. Тоже не обошлось без операции. После которой он мог ходить только на костылях в течение полугода. И вот теперь снова его ждала операция. Он никогда бы не подумал, что будут какие-то проблемы с удалением его зуба. Он думал так: приду на прием, врач сделает обезболивающее, затем возьмет щипцы и.. И все будет хорошо. Но чтобы для удаления зуба надо было ложиться в больницу, а затем и на операционный стол? Это было немного сверх его понимания.
Поток его мыслей прервал резкий голос санитарки. Она просила Николая взять одежду для переодевания и пакет, в котором можно было бы эту одежду нести. А затем, в сопровождении этой санитарки и медсестры, он отправился на свое испытание. Медсестра катила перед собой каталку. Каталка эта предназначалась для пациента, мальчика, которого медсестра должна была забрать в отделение после операции. Операционная располагалась на втором этаже. Туда они спускались на довольно большом грузовом лифте. Лифт протяжно гудел и временами подергивался. Наконец, они оказались на месте. Николай должен был полностью раздеться, до трусов, а сверху на себя он набросил белую накидку. А на ноги ему дали особые бахилы из ткани, которые фиксировались завязками на лодыжках. Со стороны в таком виде он выглядел довольно забавно, он и сам это чувствовал. В помещении было довольно прохладно и приходилось ежиться под тонкой накидкой. Он почему-то представил себя входящим в чистилище. Да, примерно так все и будет выглядеть. Тебя разденут догола, накинут сверху белую простынку и ты пошлепаешь к сверкающим вратам, за которыми будет холод и свет.. И вот в какой-то момент ожидания эта врата растворились, и наружу выехала каталка. На ней неподвижно лежал мальчик лет десяти. По всему было видно, что мальчику тоже удаляли зубы. Но почему после этого его требовалось везти лежа на каталке? Неужели все было так плохо?.. В операционной находилось четыре женщины. Все они были с ног до головы закутаны в белое. Для глаз оставалась только одна узкая полоска. Оксана Александровна была уже среди них. Ее нельзя было не узнать. Среди остальных она была самой маленькой по росту, но тем не менее, она казалась сильной и властной. Она говорила совсем не так, как вчера на приеме. Куда подевалась добрая и милая девушка? Вся нежность и тепло остались где-то там, за порогом операционной. Николай лег на стол, и тут его немного затрясло от страха. – Мы еще ничего не делаем, а он уже трясется! Что же все мужчины трусы-то такие? – Оксана Александровна говорила очень быстро и грубо. – А ну-ка повернулись и перестаньте двигать ногами! Так! Привяжите его! Я не могу так работать..
И Николая привязали к операционному столу особыми медицинскими ремнями. Один - на уровне пояса, а другой - немного ниже колен. Затем ему сверху на голову накинули белую простыню, почти что закрыв глаза. А потом операция началась. Оксана Александровна немного нервничала. Николай чувствовал это. Ее взгляд был напряженным, а глаза смотрели на него, не моргая. У нее были очень сильные руки. И что она делала этими руками с его ртом, было просто невообразимо. Она все никак не могла подобраться к его больному зубу. Прикладывалась и так и этак. – А у Вас, товарищ, настоящий атомный зуб! Никак не получается захватить.. Придется долбить.
От этих ее слов у Николая тело покрылось испариной. Он и так уже лежал под простыней в луже собственного пота. А потом, когда один из врачей принес что-то, напоминающее долото или зубило, Оксана Александровна взяла в руки молоток и ударила. Не смотря на заморозку ощущения были такие, словно ему насквозь пробивают челюсть. Это была самая настоящая пытка. После первой волны последовала короткая передышка. А потом все началось снова. Оксана била молотком очень сильно и уверенно. Николай еще подумал, что такими ударами она может с легкостью вогнать гвоздь в доску без особых проблем. Ему хотелось только одного, чтобы они, в конце концов, прекратили. Но была еще одна передышка, которая сменилось новым градом ударов. Зуб оказался действительно атомным. Его не так-то просто было сместить со своего места. – Потерпи, дружище! – бывало, говорила Оксана Александровна. И в ее голосе Николай смог уловить капельку теплоты. А это означало только одно, что дело было очень серьезным, и даже самой Оксане Александровне приходилось не сладко. - Остался последний штрих, сказала она. А потом в руках у нее оказались щипцы и она потянула. Раздался такой треск, как будто треснул пополам столетний дуб. Стихийное напряжение смогло, наконец, сломать это железное древо, и оно было вырвано с корнем. – Возьмете зуб? Возьмете? – повторяла Оксана Александровна. Николай пробормотал что-то очень похожее на «да», и почувствовал, как врач сунул ему в руку небольшой комочек марли, в котором и находился его атомный зуб. Потом он мельком заметил, что марля была вся красна от крови, но долго еще не решался раскрыть ее и посмотреть что там внутри. Когда он поднялся, то почувствовал, что из него словно вытрясли все живое. А осталась лишь только гнетущая боль в горле и необъятная тошнота. Он даже не мог идти самостоятельно. И его усадили в кресло-каталку, в котором его и отвезла обратно в отделение одна из молоденьких медсестер.
Оксана Александровна посетила палату, где лежал Николай, уже спустя два часа после того, как прошла операция. Она очень устала и вбежала в палату, немного запыхавшись. Медицинский колпак съехал чуть набок, отчего каштановая прядь стала видна еще больше. Она снова была той самой приветливой девушкой, какой и была вначале. Строгость и серьезность как будто и не шагали рядом с ней.  – Как Вы себя чувствуете? Все хорошо? Как видите, удаление было сложным, потому пришлось немножко потерпеть. С завтрашнего дня начнете делать полоскания. Договорились? Есть можно все уже через два часа.  – Николай был согласен теперь на любые условия и только одобрительно ей кивал. Испытание осталось позади, но сейчас он чувствовал себя таким разбитым, что не мог думать уже ни о чем. В тот день к нему пришла его мама. Анастасия Евгеньевна принесла сыну яблоки и кефир. И только к вечеру он немного поел.
Следующий день пришелся на выходной, и Оксаны Александровны не было в отделении. Николаю было немного скучно. С одной стороны он жутко был зол на нее, как на врача, который был несколько груб с ним там, в операционной. А с другой стороны, он думал о ней, как о прекрасной девушке, которая возможно сейчас сидит со своим мужем за кухонным столом, держа его за руку и улыбаясь. Ему бы так хотелось оказаться в это время на месте ее мужа, он так все это реально себе представлял, что не мог найти себе ни минуты покоя. А на следующий день он решил прямо с утра спуститься на лифте вниз. Он прогулялся немного по первому этажу, и даже вначале заблудился в лабиринте из коридоров. А потом, когда возвращался к лифту, заметил Оксану Александровну, которая тоже ждала лифт и разговаривала с главным врачом, мужчиной маленького роста, старым, с черными волосами. Она слегка поздоровалась с Николаем, просто кивнув ему и они втроем вошли в лифт. Главный врач вышел на пятом этаже, а Николай и Оксана поехали выше. Когда двери лифта закрылись, она вдруг резко повернулась к нему и сказала: - У Вас все в порядке? Откройте рот, я посмотрю. – И она протянула к нему руки. Сейчас на ней была простая одежда: легкая куртка из замши и светлый платок на шее. Каштановые волосы были распущены по плечам. Николай посмотрел ей прямо в глаза и перехватил ее руки. Холодные ладони Оксаны Александровны сжались на его пальцах. Он притянул ее к себе и поцеловал в самые губы. Поцелуй длился ровно столько, сколько требовалось времени, чтобы доехать на лифте от пятого этажа до восьмого. Оксана Александровна резко отстранилась от Николая, достала платок из сумочки и стерла со своих размазанных губ помаду. – Никогда так больше не делайте, - сказала она. Повернулась и вышла из лифта. В этот же день, сразу после обеда, она зашла в палату к Николаю, тот как раз слушал в наушниках местное радио, и сказала: - Завтра я Вас выписываю. В первой половине дня Вас устроит? Нужно будет еще пройти физио-лечение. У Вас еще очень плохо открывается рот. Нужно разрабатывать мышцы. – Уже завтра? Благодарю Вас! – только и смог ответить Николай. Ему до боли хотелось покинуть больницу и оказаться у себя дома, но он не ожидал, что Оксана Александровна так быстро его выпишет. Слишком уж резко она сейчас с ним разговаривала. Не стоило ее сегодня целовать в лифте. Вот в чем причина. У него же еще ничего не прошло. Во рту болело просто ужасно, да и рот открывался еще очень плохо. Слишком рано было выписываться. Он и сам понимал это.
На следующий день Оксана Александровна пришла в палату к Николаю в сопровождении дежурной медсестры. Эта медсестра уже несколько раз брала кровь у Николая, это она тогда катила его в кресле-каталке от операционной до палаты. Сейчас она держала в руках папку и слегка ему улыбалась. А вот Оксана Александровна была как никогда строга и серьезна. Она не смотрела на Николая. – Так, пишите отказ от лечения, - сказала она.
- От какого лечения? – Николай был неподдельно изумлен.
- От физиотерапии. Вы пишете отказ от лечения, и я отдаю Вам выписку. У Вас рот не будет открываться, раз Вы не стали здесь проходить физио-лечение. Вы что, не поняли насколько все серьезно? Наташа, не отдавай пока ему выписку. Пусть вначале напишет отказ. – Обратилась она к медсестре. Кровь прилила к вискам Николая. От какого лечения он интересно отказывался? В те три дня, что он провел здесь в больнице, никакого лечения не было. После операции у него сутки шла кровь и ему разве что поменяли ватные шарики. Вот и все фактическое лечение. Ему так не хотелось, чтобы Оксана так себя вела. Он никак не ожидал от нее подобного. Дурным почерком он написал, что никаких претензий к мед. персоналу не имеет, отдал отказ и получил выписку. Когда он спускался вниз по лестнице, он услышал как сзади на него кричит санитарка. Она укоряла его в том, что он свернул не в тот коридор. Потом он еще долгое время сидел внизу со своими вещами, а в глазах у него стояли немые слезы. Когда же, наконец, образ Оксаны Александровны окончательно угас в его сердце, он встал и направился к выходу.