Бог

За три дня до эксперимента Фиен уже не мог найти себе место. Ему казалось, что он впал в спячку, как те животные на юге, которые при виде опасности засыпали, почти останавливая биение сердца. Он был первым человеком, на котором будет испытано устройство. Более того, он будет первым живым созданием, потому что испытания разрешено делать только над теми существами, которые могли дать согласие, а на этой планете было всего два вида, подходящих под этот критерий. Все желающие подали заявки, а группа ученых выбирала кандидатов. Фиена никто не просветил, почему выбор упал именно на него, но на тот момент для него это было не важно. С самого детства его преследовало чувство того, что он создан для чего-то невообразимого, поэтому сразу же ринулся записываться на эксперимент, рекламная кампания которого обещала осуществить его самые дерзкие мечты. Он был настолько увлечен выполнением своего предназначения, что весь остальной мир перестал для него существовать: родители, не самая худшая на свете работа, даже приносившая ему удовольствие в один из трех дней и, наконец, его жена, Наула, нашедшая свое предназначение в нем. Но человек остается человеком, человек всегда не удовлетворён.
В тот же день Наула решила устроить свидание в кафе, где они впервые встретились. Случай, который свел их вместе, был ужасно нелепый, из тех случаев, которые живо формируют судьбы людей, больших и маленьких. Фиен опоздал на пятнадцать минут, но все же прибыл раньше ее мыслей об обиде. При виде него на ее лице появилась улыбка, которую она попыталась сдержать, чтобы, ради приличия, хоть немного обидеться за его опоздание. Из этого вышло довольно милое выражение лица.  Усевшись, он спросил о том, как прошел ее день и, не слушая ответа, заглянул за край платформы. Кафе, располагавшееся на ней, плыло по городу, ежедневно двигаясь по одинаковой траектории. Внизу текла жизнь, люди говорили, волновались, спорили, летели куда-то. Близость эксперимента сделала Фиена наблюдателем. Он отпустил все, что его держало, готовясь к неопределенному будущему. Хотя на тот момент он все знал и был во всем уверен, так ему казалось.
Смех девушки вырвал его из забвения и вернул в реальность.
- Ты меня совсем не слушаешь, чертяга,- сказа Наула игриво, но все же можно было различить нотки досады в ее бархатном, но немного детском голоске.
- Я просто задумался. Мне кажется, не нужно было ей этого делать. Я бы не смог ответить ей с такой вежливостью. Ты молодец, что вытерпела, но проблема в том, что ты совсем себя не жалеешь, - он попытался выудить из головы отрывки ее рассказа и картина, как оказалось, почти совпала с реальной.
- Мы ведь знакомы уже две тысячи лет! Я не могу вот так взять и сказать ей все, что думаю.
- А она может. И то, что она о тебе говорит, далеко не всегда правда. В этом и проблема дружбы, люди начинают видеть человека целиком и совсем упускают из вида детали. А ведь мы состоим из деталей. У нас много сторон, и, если неправильно посмотреть на все сразу, можно легко ошибиться. Она смотрит неправильно.
- Ну все, хватит о моих проблемках. О твоих давай! Я же тебя знаю, ты уводишь меня от них. Только я тебе не дам этого сделать.
-Это не важно. То есть, не хочу о проблемах, давай просто посидим.
Последние слова оказали настолько сильное влияние на девушку, что она больше не смогла вести себя так, будто ее ничто серьезное не тревожит.
- Ты понимаешь ведь, что это конец?
- Я прекрасно понимаю.
- И что?
- Что, «что»? Я готов.
- Ты готов, хорошо. А твоя мама? Она это вообще переживет? А я, думаешь, переживу? – она сделала небольшую паузу, заглянув в чашку, напоминающую кувшин. Потом подняла глаза и посмотрела Фиену в глаза. – Ты меня любишь?
Ему нужно было собраться с мыслями, каждая секунда молчания причиняла ей боль.
- Да, Наула, я люблю тебя. Но я должен это сделать.
- В прошлый раз я молчала, но теперь скажу. Ты, может, и любишь меня, но больше всего любишь ты себя. И не смей оправдывать свой выбор самопожертвованием для общего блага. Ты делаешь это, потому что ты хочешь быть кем-то. Каждый хочет, понимаешь? Каждый. Но это никак не значит,  что мир станет от этого лучше. Ты просто добавишь в него больше несчастных людей.
- Я понимаю, ты расстроена, и у тебя есть все основания на это. Но я сделал выбор. Скорее, у меня нет выбора. Я должен, по-другому не могу.
Наула встала и ушла.

В день эксперимента Фиена трясло. Секунда, и на него уже надевают оборудование – костюм был где-то десять сантиметров в толщину. Он обтягивал почти всю поверхность тела. Было очень тяжело дышать, зато видеть он мог спокойно. Лица некоторых ученых были взволнованные, в хороших и плохих смыслах, других трясло так же, как и Фиена утром. Подготовка заняла полтора часа, и была абсолютно невыносимой. Наконец, он услышал слова «Готово, можем начинать». В голове у него пронеслось все, что с ним случалось, что с ним было, что у него было. Если за последние пол часа в голову ему ничего не пришло, то в эту минуту он был жив как никогда. Вся рутина показалась настолько родной и далекой, что он понял, что ему больше ничего не нужно, он хочет жить. Он хочет воспитать сына, хочет научиться готовить то странное блюдо из листьев и морской живности, которое иногда готовила ему Наула. Наула. Он хотел ее видеть, хотел наслаждаться ее смехом, чувствовать ее руку у себя на лице, прильнуть к ее губам. Может, в нем проснулся инстинкт самосохранения, но он хотел жить, хотел, черт возьми!
-Остановите, пожалуйста. Я передумал!- он сначала пытался звучать уверенно,  но потом из глаз полились слезы, а голос будто перестал ему принадлежать и перешел в крик.- Я не хочу! Я не хочу! – истерично кричал он, заглатывая слезы.
Но было поздно. Один из ученых подошел к нему и заглянул за стекло костюма, которое, как раз и позволяло видеть, и произнес с сожалением:
- Прости, друг, прости… остановить нельзя… Прости.
Трижды проорала сирена.
Потом из костюма донесся глухой удар.
Один из ученых осторожно подошел к костюму и заглянул внутрь. Фиена там не было. Его не стало. Все оборудование сразу же после хлопка вышло из строя, и никто не знал, что теперь делать. У них получилось?
Все в лаборатории стало вибрировать, будто бы сам воздух был наполнен энергией. Спустя долю секунды раздался взрыв, от которого с невероятной скорость. Во все стороны начала распространяться волна. Расширяясь, она не просто уничтожала объекты. Само пространство переставало существовать при соприкосновении с ней. Ни света, ни законов, абсолютное ничто, невозможное для человеческого представления.

Пока ученые разбирали костюм, Фиен все еще существовал. Он понимал это. Он не мог ничего видеть, не мог ничем пошевелить, не чувствовал тела. Но он был. Это было ни с чем не сравнить. У него осталась память, он даже вспомнил то, что давно испарилось: детские воспоминания, неважные моменты, все. Бродя по лабиринтам памяти, он понял еще одну вещь – он ничего не чувствовал. Он помнил, понимал и мыслил, но не чувствовал эмоции. В момент взрыва в месте, где он находился, появились свет и пространство. Неопределимые вещества текли внутрь, будто бы ему внутрь. Он чувствовал каждое из них, но не мог объяснить этого. Все расширялось, и он ощущал каждый атом пространства, даже самое малейшее изменение. Он чувствовал все, но не мог повлиять на это. Беспомощность стала его частью, эмоции – шрамами на памяти. Теперь и навсегда.