Глава 34. Сюрпризы

Потребовалось несколько секунд, чтобы угомонить ошалевшее дыхание и еще столько же – чтобы понять, что это не сон.

       Круэлла щиплет кожу рук до покраснения. Кусает губы в кровь. Снова и снова качает головой, не в силах поверить, боясь моргнуть, чтобы не сойти с ума. Снова этот безумный гул в голове, он усиливается, а за ним всегда, она же знает, следует приступ. Больная голова гудит нещадно, будто бы она до этого дня бухала, как проклятая без перерыва.

       Губы саднят и пекут, но она решила превратить их в одну сплошную рану. Как будто это может помочь ей пробудиться ото сна, в котором, она, кажется, пребывает.

       - Это действительно ты? – снова спрашивает она, будто не очевидно.

       И он улыбается. Своей мерзкой робкой улыбкой идиота, сладко шепча ей на ухо, и целуя плечи:

       - Конечно, я, любимая. Кого же ты ожидала увидеть?

       Голда! Голда, она хотела видеть здесь Голда. Ей нужен Румпель!

       Но реальность иная и перед нею стоит всего лишь мерзкий червяк из собственного прошлого – чертов идиот Айзек.

       И его пальцы, почти с религиозным фанатизмом касающиеся ее руки, ясно дают понять – это правда, а не какой-то дурной кошмар, который обязательно закончится, стоит только заставить себя разлупить глаза.

       Он пытается усадить ее за стол, подвигая стул перед нею, но Круэлла лишь злобно пинает стул коленом. Нет, это просто невыносимо! Маленький, гнилой, бездарный авторишко Генри. Проклятый герой! Ничего, она обязательно выберется отсюда и тогда этому слизняку точно конец. И даже целая армия разъяренных мамаш ее уже не остановит.

       - Круэлла, любимая, что с тобой? – мямлит Айзек в бесплодных попытках усадить ее за стол. Все такой же идиот безмозглый. Мог бы и догадаться, что она, мать его, не рада их встрече. Мог бы и догадаться, что не так.

       Но откуда? Они с Генри решили, что память останется только у них двоих. Даже память Спасительницы решили стереть. Генри не хотел, чтобы мать помнила ужасы последних дней.

       И в следующую минуту Круэлла с ужасом осознает ужасную, страшную, кошмарную реальность, от которой попросту хочется умереть – этот вечер – сюрприз только для нее. Для Айзека, какого-то черта приватизировавшего себе ее фамилию, все это – обычная ситуация, в которой они живут. И в которой он, кажется, совершенно счастлив.

       И с этим теперь нужно что-то делать. Поэтому, с трудом преодолевая почти невыносимое желание вцепится ему в глотку и вообще разгромить весь ресторан к чертовой бабушке, Круэлла все же садиться за стол, по-прежнему растерянная. Кажется, ей придется теперь делать то, что она делала все то долгое время, проведенное пленницей на чердаке родного дома – слушать, присматриваться и делать выводы. Не прямо же расспрашивать его об их семейной жизни.

       Круэлла в ужасе. Она бы ни за что, ни в одной, даже самой искаженной реальности, не вышла замуж за этого идиота. Нет, он вполне вписывался в картину всех ее мужчин – глупец, тщеславный урод, которому нужно как следует навешать лапши на уши, а еще желательно притвориться невинной овечкой в беде – и вот это ничтожество, почувствовав себя рыцарем, настоящим мужчиной, бросается в омут любви и сходит по ней с ума. Но от всех своих мужчин Круэлла брала то, что ее интересовало. Деньги, престиж, имидж. На крайняк разводила их на бесплатные ужины в дорогих ресторанах, когда денег не было совсем, а желудок просто сводило от голода. И никто не знал ее тайны – что опасная женщина с пистолетом, инкрустированным бриллиантами, попросту не может нажать на курок. Она, черт возьми, придумала себе легенду, которая никак не расходилась с дурацким диснеевским мультиком о далматинцах: всегда хотела получить шубу из пятнистого меха, потому что это – верх элегантности, всегда любила дорогую, но властную мамочку и делает все, чтобы на небесах она могла ею гордиться, бедняжка, а волосы у нее черно-белые потому, что надо же как-то выделяться в этом сером мире, где люди феноменально безлики.

       Во всем мире был только один человек, знающий правду такой, какова она была, а не такой, как представлялась Круэлла для всех. И она никогда, даже под пытками, даже в измененной реальности, не вышла бы за него замуж, нет, ни в коем случае.

       Но, тем не менее, сейчас именно Айзек был ее мужем, он, а не кто-нибудь другой, черт побери. Он для чего-то взял ее фамилию. Они живут в роскошном доме, где все явно подчинено ее правилам и значит, что-то все же толкнуло ее в его объятья.

       А еще они сказочно богаты. Круэлла, конечно, обожала моду, и могла бы предположить, что она сама зарабатывает, например, домом мод, если таковой здесь имеется, но так же она была и элитной содержанкой. И точно знала, что ни за что не стала бы выходить замуж за нищеброда, и работать при богатом муженьке. Разве что для себя, чисто ради собственного удовольствия, и то вряд ли. Значит, он зарабатывает сам. Если только не – кошмар, кошмар – общая тайна не вынудила ее лечь к нему в кровать, да еще и замуж за него выйти. Круэлла не знала, кого ей хочется убить больше – себя, или его.

       Она не ждет еды, а сразу выпивает предложенное вино, напряженно всматриваясь в его лицо. Что он ей преподнесет, этот поднабравшийся наглости, но все такой же бездарный идиот, новоиспеченный мистер Де Виль? И словно бы отвечая ее мыслям, он ласково касается ее запястья губами, с глупой улыбкой на лице:

       - Дорогая, ты уже меня узнала? Все хорошо?
       - Извини, Айзек, я просто устала – глупая отмазка, учитывая то, что он наверняка отлично знает, что она не работает (кажется) и чем она сегодня весь день занималась, но что поделаешь? Другую сейчас сообразить она попросту не в состоянии.
       - О, ну конечно же, любимая. Это все твои бесконечные командировки. Я говорил, что до добра они не доведут. Думаю, твоя коллекция не требует такого уж частого твоего присутствия. Они там у тебя в Доме мод все так боятся страшной начальницы, дорогая, что и так работают, как часы. Не очень расслабятся, если ты будешь позволять себе чуть больше выходных.

       Вот черт. Бровь Круэллы изумленно взлетает вверх. Все-таки работает она. Тогда какого дьявола она вышла замуж за этого мерзкого идиота (который все еще целует ей пальцы сейчас)?

       - Да-да, дорогой, я учту – ни черта она учитывать не собирается, лишь бы только отвалил с расспросами. Ей самой нужны ответы, так что она вряд ли может что-нибудь ему рассказать теперь.
       - Круэлла, ты не хочешь знать, как прошла презентация моей новой книги, дорогая? – голосом новорожденного щеночка спрашивает Айзек, наконец, выпуская ее руку из своей.

       О. Он еще и бумагомаратель, теперь профессиональный! Хоть это не поменялось. Небось, и фамилию ее взял для большего эффекта.

       - Да, дорогой, и как же прошла презентация? – небрежно бросает она, продолжая все рассматривать в тайной надежде, что, может, это все же дурной сон, и сейчас она проснется в дурацком, зато уже привычном Сторибруке, и все будет в порядке?
       - О, замечательно! – вероятно, он только и ждал возможности похвалиться, идиот. Глаза сияют, а губы блестят. – Публика любит психопатов, знаешь.

       Она бы поспорила, но проблема в том, что ей даже слышать его голос не хочется, не то, чтобы в дискуссии с этим недотепой вступать.
       - Так вот, они попросту в восторге. Представляешь, всех цепляет эта история за живое. Когда мужчина встречает очаровательного ангела и влюбляется в него с первого взгляда. А потом оказывается, что ангел на самом деле просто психопатка. Но любовь творит чудеса. И, оказывается, всем нравится, что мой герой принял героиню такой, как она есть, и теперь бесчинствует вместе с ней. История о Бонни и Клайде вечна, любовь моя – и он заливается глупым, счастливым смехом.

       Дурак. Бонни и Клайд были оба отъявленными злодеями и любили друг друга взаимно.

       Он что, взял их историю и просто растрепал о ней публике? Круэлла сжимает в руках салфетку, комкая ее, а предпочла бы сжать Айзеково горло. Она уже почти было открывает рот, чтобы страшно возмутиться, но тут до нее доходит – Айзек только что по сути рассказал ей, откуда взялась вся эта их новая жизнь. Значит, тогда, в вечер их знакомства, увидев ее, настоящую, он не отвернулся от нее, а принял. Значит, нет здесь никакого Файнберга и Сторибрука, и, вероятно, они с Голдом даже не знакомы. Ведь если Айзеку нужна и такая Круэлла, злодейка, а не милый ангелочек, значит, ей не пришлось ни голодать, ни учиться магии.

       Значит, все лучшие, все прекрасные моменты, что она пережила с Румпелем теперь – ложь.

       Осознание этого ужасно. Хочется завыть, но Круэлла должна держаться. Иначе ее ждет огромный, грандиозный провал. Вполне возможно, она сможет выведать у этого простофили еще что-то чрезвычайно важное для себя, чтобы понять, как действовать дальше.

       - Круэлла! Ты меня вообще слушаешь? – он явно не доволен. Кажется, еще чуть-чуть и эта истеричка в брюках топнет ножкой.

       - Конечно да, дорогой. Я же говорила. Люди любят такие истории. К тому же, они куда оригинальнее обычных сказочек о том, как благородный герой влюбился в мерзкую тварь и искалечил ей жизнь.

       Пальцы судорожно вцепляются в стол. Ох, воткнуть бы этот огромный нож около тарелки в его горло, чтобы он сдох, наконец. Но она же не может убивать, как бы не хотела. Собак тоже нет, да и здесь им особо не разгуляться. Придется терпеть этого урода бог весть сколько времени, пока она не придумает, как сбежать отсюда. И тогда Сторибруку придет окончательный конец, пусть хоть ватагу ангелов Господних против нее выставят, Круэлле наплевать. Теперь ее уже никак не остановишь.

       Он улыбается. Скалит зубы в своей мерзкой усмешке, как идиот. И хоть и более бойко, но с той же осторожностью, спрашивает:

       - Дорогая, я надеюсь, тебе пришелся по душе мой подарок?
       - О да, милый. Прекрасное платье.

       Платье прекрасное, только не его. Оно – подарок Голда, а Айзек может думать, что хочет. И если он еще хоть раз заикнется об этом, то просто получит по морде. Скотина бестактная.

       И снова ей пришлось оборвать себя. Опять Круэлла себе напомнила, что он просто понятия не имеет обо всем этом. В его реальности они женаты и отлично устроены. И, кажется, даже счастливы.

       Поэтому ей придется ломать комедию и дальше.

       Чтобы не отвлекаться на разговоры, Круэлла принялась за еду. У нее сегодня еще и маковой росинки во рту не было. Мясо отлично, да и вино не дурно. Сладким ядом разливается по горлу. Она ловит на себе довольный взгляд Айзека. - Прости, милая. Сегодня без джина.

       Очень жаль. Этого обжигающего вкуса Де Виль и не хватает, но, кажется, об этом пока лучше промолчать. Поэтому она все с той же рассеянностью смотрит на своего невольного супруга и даже почти не замечает, как он увлекает ее на паркет.

       О Боже. Как же робки его руки, сжимающие ее талию. Он словно бы спрашивает ее на это разрешения. Никакая реальность, никакая альтернативная Вселенная его не изменит – он все такой же мямля и нюня. И, кажется, его все так же нужно буквально тащить танцевать, даром, что именно он пригласил ее в этот раз. Впрочем, за возможность покачиваться в ритм музыке, Круэлла готова сделать что угодно, даже продать душу Дьяволу окончательно. Можно подумать, она не ему принадлежит.

       - Ты сегодня другая – как бы между прочим, замечает он.

       Что ему сказать? Что и он другой? А черт его знает, какой он обычно. Что это все от усталости? Так ведь она на это уже ссылалась раньше, и он наверняка снова начнет кудахтать, что ей стоит больше отдыхать. Что ему показалось? Но ведь ее более чем странное поведение совершенно очевидно.

       - Я просто думаю.
       - Опять о коллекции? Вечно ты думаешь о работе. Лучше бы обо мне, любимая.
       - Нет, я о нас – кажется, это единственный способ выудить побольше нужной ей информации. – Скажи, дорогой, ты действительно веришь в то, о чем написано в твоей последней книге?
       - Конечно. Ты меня удивляешь сегодня, Круэлла. Это же ты посоветовала мне ее написать. Деньги вложила в рекламу. Мы теперь не просто богаты, а очень богаты. Книга стала бестселлером. Все радуются за Джессику, что ее полюбили. Хотя и ужасаются, потому что любовь только развязала ей руки окончательно и она может безнаказанно творить зло.

       О. Она еще и деньги на него свои тратит. Идиотка. Самая пустая затрата в ее жизни. О чем она думала, когда финансировала его? Она совсем умом тронулась, что ли? Впрочем, это не самое главное, что ее интересует.

      - Да, но я не о том. Ты действительно веришь в то, что написал?
       - Почему бы и нет? – он пожимает плечами. – Я тебя принял, дорогая. Мне ничто не помешало сделать это, хоть я и видел сразу, как тебя гложет Тьма. Но, черт, что такое Тьма, когда ты безумно влюблен в нее? Я полюбил тебя, милая. За тобой я готов был всегда отправиться даже в Ад. Надеюсь, ты не очень сердишься на меня за то, что сразу увез тебя сюда? Просто это был единственный способ избежать наказания за убийства для тебя. Да и вообще, милая, мне нужно было хоть немного защитить тебя от соблазна убивать. Соблазна сидеть в тюрьме у тебя никогда не было, поэтому пришлось придумать нам Нью-Йорк.

       Ах, так вот оно что! В истории, написанной милым мальчиком Генри, оказывается, она – больная на голову убийца, а он – славный рыцарь, борющийся с ее слабостью. Идеально. Радужных единорогов только не хватает для полного счастья.

       Круэлле нестерпимо захотелось расхохотаться, впрочем, губы Айзека, потянувшиеся к ее шее, заставили ее напрячься. С Айзеком нужно будет трахаться, потому что он думает, что они этим регулярно занимаются. И потому, что она, черт возьми, в этой дурацкой Вселенной, его жена.

       Эта мысль внушает Круэлле отвращение. Она спала всегда с породистыми мужчинами и только. Они были безмозглые, но породистые – с накаченным торсом, загоняющие себя в спортзалах, в красивой одежде и красивой обувью, холеные, как самые настоящие кобели. Айзек же не подходил ни по одному из этих параметров. Круэлле легче было прыгнуть со скалы и снова разбиться, теперь уже добровольно, чем представить его у себя внутри. Это было просто омерзительно. Поэтому она решила, что если он вздумает к ней приставать, она просто пырнёт ножом этого идиота. Чтобы знал свое место.

       Поэтому она едва переставляла ногами, потому что двигаться, когда тебя лапали, словно бы крали ласку, потные, едва заметно дрожащие руки писаки, было крайне проблематично. Круэллу раздражало его присутствие, звук его голоса и его мерзкий запах. Она мечтала о Голде, а попала в другую сказку, где от сказки осталось только чертово название. И это только еще больше утвердило ее в мысли: нужно скорее делать от него ноги. Благо, ей хватило ума отксерить перед отправкой из города заветный свиток. Мало ли что. А если вдруг копия не сработает, она найдет, кому позвонить, чтобы это исправить.

       Если бы кто-нибудь сказал Де Виль, что она окажется в любимом ресторане, но будет пытаться танцевать с мерзким слюнтяем, она бы попросту скормила его собакам Но теперь она действительно стоит в любимом ресторане и танцует с ним. И этот чертов слюнтяй еще и фамилию себе ее присобачил. Ирония судьбы. Надо будет изнасиловать Генри перед тем, как она его убьет. Чтобы еще больнее было. И истыкать его ножами.

       - Ты сегодня очень напряжена, любимая – его голос щекочет ухо и Круэлла недовольно морщится. – Может, поедем домой? Сделаем тебе массаж, расслабимся. Примем ванну. Мы так редко бываем теперь вместе, тебе не кажется?
       - У меня нет настроения, извини, дорогой – о нет. Только не это. Еще не хватало секса прямо сегодня. Она не готова к таким моральным издевательствам над собой. Над собой она издеваться как раз очень не любит, нет. Только над другими мерзкими, глупенькими людишками.
       - Хочешь уйдем отсюда?
       - Да – даже не думая, согласилась она, кивнув.

       Но лучше бы ей этого было не делать. Едва сев в такси, Айзек распустил руки. Он гладит ее талию, щекочет дыханием шею. А ей хочется его убить и вообще сбежать отсюда как можно дальше. Она вообще в принципе никогда даже думать не могла, что будет настолько сильно скучать по захолустному Сторибруку, этой дыре. Но она скучает. Все бы отдала сейчас, лишь бы вернуться в чертову помойку и снова стать обычной пропитой злодейкой с дурацкой, никому не нужной, магией.

       - Айзек, - она отталкивает его, отодвигаясь на самый край сиденья, - не нужно. Я же тебе сказала, я очень устала, дорогой.
       - А я устал не видеть тебя месяцами, любимая – он игриво заползает языком в ее ухо, а Круэллу от этого просто дергает. – Я скучаю по тебе. Хочу тебя. Что в этом такого?
       - Но не здесь же. Погоди, хоть домой доедем.

       «И там я тебе яйца ножом отрежу к чертовой матери» - пульсирует в висках злая мысль, пока Де Виль, сосредоточенно сопя, смотрит в окно.
       - Почему? Тебе же всегда нравилось. Забыла, что происходило на этом сиденье, любимая? А на месте водителя?
       - Это было давно.
       «И не правда».
       - Ну, если для тебя полтора месяца назад – это давно, тогда ладно – ее муженек обиженно прикусил губу.

       О черт. Они трахаются. И, оказывается, с завидной регулярностью. И как бы не убеждала Круэлла себя, что все это – не правда, что такой реальности попросту не существует, но она так же понимала - это все сейчас происходит с ними обоими, и он думает, что это все правда. ! А еще эта срань господня фамилию ее присвоила себе. Мерзость, мерзость, мерзость! Мозг Круэллы так напряженно искал выход, что она слышала его скрежет, сжимая зубы до хруста, чтобы не завыть.

       - Кру, - он шепчет, подлезая к ней, словно побитый щеночек, - ну что с тобой, любимая?
       - Послушай, дорогой, - обернувшись, наконец, к нему, спрашивает Круэлла, нервно облизывая губы – и что, ты просто принял тогда меня? И все? Вот такую? Злодейку?

       Он пожимает плечами:

       - Я просто в тебя влюбился. И потом, я видел твою мать. С такой, как она, любой чокнется. Тебя нужно было лечить, тебе нужно было помочь. Это была ее материнская обязанность. Это, а не прятать тебя от мира, а мир – от тебя. И если я полюбил тебя, я подумал тогда, что могу подарить тебе этот мир, который столько лет у тебя незаслуженно отбирали. Тебе его приходилось красть. Я мог понять боль твоей матери. Но я не мог понять ее злости. Не знаю до сих пор, злилась ли она на тебя, за то, что ты такая. Мне кажется, все же на себя, потому что не знала, что с тобой, такой, делать. От бессилия злоба сильнее всего, любимая. А я мог тебе помочь. Я знал.

       «Ни черта ты не знал, грязный писака, как жаль, что ты не помнишь, что действительно произошло, когда ты увидел мое истинное лицо» - Круэлла нервно дернула плечами. Это был вечер ее полного абсолютного триумфа. Который превратил в ничто за одну секунду мерзкий бумагомаратель, сидящий теперь перед нею и называющий себя ее мужем.

       - Кру… - он подвигается к ней так близко, что она чувствует его эрекцию, - любовь моя… ну что такое, а? Что с тобой, скажи?

       Так, все. Лучше уж потерпеть пять минут кошмара, чем отбиваться от его назойливых приставаний.

       Круэлла сделала глубокий вздох и, нащупав руками его ширинку, расстегнула ее, запуская пальцы туда.

       У него, конечно, был самый обычный мужской член. Но она едва не скончалась от мерзкого чувства, когда ласкала его, проводя пальцами по головке и ощущая легкий пушок на коже, пока ее новоиспеченный муженек шумно, как печка, дышал, затягиваясь воздухом, как никотином.

       Несколько минут позора – и все, она свободна. Липкая сперма течет по пальцам и, достав влажные салфетки из сумочки, Круэлла с особой тщательностью вытирает руку. От омерзения хочется блевать. Ни один ее любовник, кроме, конечно, Голда, не вызывал у нее отвращения такого, как этот пачкатель чернил.

       Звук застегнувшейся ширинки ускорил ее капитуляцию. Черт, раньше она думала, что скорее Земля взорвется, чем она трахнет Айзека. Время меняется. А все сраный мальчуган в одной и той же клетчатой рубахе.

       - Что такое, дорогая? – супруг поневоле перехватывает ее руку, - раньше тебе нравилось совсем другое.

       Она даже ахнуть не успела, когда рука оказалась в ее собственном рту. Запах спермы все еще чувствовался. Это был ад.

       Круэллу согнуло пополам, и вот уже все содержимое ее желудка взрывом вырвалось на дорогие дизайнерские туфли. Пришлось одернуть ноги, чтобы не испачкать еще и кожу. Роскошному платью пришел конец.

       - Ты что?
       - Извини, дорогой, кажется, я что-то не то съела – пробормотала первое, что пришло на ум Круэлла. Думать сейчас она была совершенно не настроена.
       - То есть, я настолько тебе противен, да? – визгливым, истеричным тоном спрашивает Айзек. – Все ясно. Кто он?
       - Он?
       - Да, твой новый чертов любовник, кто он? – резко развернув ее лицом к себе, он орет, давя пальцами на ее подбородок. – Нашла себе очередного идиота, да, а мне опять терпеть?

       А, так в этой плохой пародии на реальность она ему изменяет? Ох, ну хоть какая-то компенсация! И правда, интересно, с кем же?

       - Понятия не имею, дорогой, он всего лишь плод твоей больной фантазии – Круэлла пожимает плечами.
       - Ага, конечно, первые три тоже ими были, любимая. Как ты вообще можешь быть такой жестокой со мной?
       - Я - Круэлла Де Виль, забыл?
       - Ты не дашь мне забыть этого никогда – он сердит и расстроен.
       - Ну и не жалуйся. Сам выбрал.

       Больше он ее не доставал. Оказался не настолько безумным, чтобы снова лезть на рожон. Тем лучше для него.

       Домой они приехали в абсолютном молчании.


       Круэлла не помнит, чтобы когда-нибудь еще она испытывала такое непреодолимое желание помыться. Она срывает с себя платье, буквально рвет на себе дорогое дизайнерское нижнее белье, и запрыгивает в ванную, когда та даже не успела набраться воды как следует, больно ударившись бедром. Чертов день, а он так прекрасно начинался.

       Ей, впрочем, удалось погрузиться в некоторую негу, и, кажется, даже задремать немного. Во всяком случае, проснулась она голой, в своей кровати. Очевидно, именно Айзек, беспокойно крутящийся на своей половине постели, перенес ее сюда. Ну что ж. Иногда он все таки мог обращаться с девушками правильно.

       Она окидывает долгим взглядом светящийся навесной потолок.

       Все, все идеально в этом доме. Но, Боже, почему, почему вместо того, кого она так отчаянно любит и хочет, в постели рядом с нею этот мерзкий, противный, хныкающий червяк? Даже с Файнбергом семейная жизнь и то не была таким наказанием. Во всяком случае, он хоть подолгу отсутствовал, давая ей возможность отдыхать от его рожи. Но этот ведь не отстанет. Так и будет крутиться у ее ног, как уличный, оборванный щенок.

       - Кру, - он робко прижимается к ней лицом,- прости меня, пожалуйста.
       - Ты ничего не сделал, дорогой.
       - Но ты злишься на меня, любимая.
       - Ладно, Айзек. Проехали. Но только знай – полезешь ко мне еще раз без моего на то согласия – станешь евнухом. Еще и шкуру с тебя сдеру. Ты меня знаешь.

       Вздох недо-писаки похож скорее на вселенские страдания. Ну и черт с ним. Ей надо думать о себе и как выбраться из той адовой ситуации, в которой она оказалась.

       Ночь уже сменяется предрассветным часом. Айзек спит, прижавшись к ее спине и дыша горячим потоком ей в спину, а сама Круэлла за это время не сомкнула глаз. Даже вздремнуть не получилось. Мысли беспокойным роем клубятся в ее голове, от чего она начинает гудеть.

       Она выскальзывает с постели. Нужно выпить – вот единственное верное известное ей лекарство, избавление от всех проблем.

       Шарпая по полу босыми ногами, Круэлла добирается до кухни и тут же бросается в буфет за спасительной бутылкой виски. Пить, пить и пить. Авось в мыслях хоть немного прояснится и она, наконец, поймет, как выпутываться из этого дерьма.

       Жаркий вкус джина жжет глотку. Блаженная улыбка расплывается по губам Круэллы. Она счастлива, как никогда, невероятно, поразительно счастлива. Вот что может сделать с человеком капля алкоголя.

       О, а вот и бесполезная игрушка притаилась на стуле – пистолет. Эх, сколько маленьких, тщедушных людишек могла бы она убить, если бы не проклятый запрет! А Айзек, идиот, наивно надеется, что после такой подлости она будет с ним жить – как бы не так. Или, может, он просто не помнит, что с ней сделал, кто знает. На этой странной планете возможно все.

       Круэлла сжимает в руках холодный металл. Пересчитывает каждый бриллиант. Вот куда пошли деньги папаши Файнберга – в ее оружие, которым она так страстно мечтала воспользоваться всегда, но напрасно. Сияние крошечных софитов ласкает глаз, а тяжелая сталь металла греет руку. Вот оно – ее счастье, этот маленький друг, которого она лишилась однажды. Защитник. Сколько их – недотеп, уносящих пятки при виде ее роскошного пистолета, понятия не имеющих, что для нее нажать на курок так же невозможно, как и остановить Землю. И даже трупы сотен тысяч зверушек не могли компенсировать отнятое у нее развлечение.

       Нет, зверушки – не люди. Жаль, она не может сшить шубу из человеческой кожи. Было бы очень забавно и приятно такое носить. Как раз и жертва подходящая имеется, спит сейчас в их спальне, наверняка перекатившись на ее половину кровати.

       Круэлла ласково гладит пистолет рукой. Курок. То, что призвано убивать, но для нее вещь совершенно бесполезная. Как жаль. Какая досада.

       Мизинец легко заползает туда и….

       БАХ!!

       Звук настолько неожиданный, что в следующую минуту Круэлла обнаруживает себя лежащей на полу. Впрочем, опомнилась она быстро и бросается скорее к своей драгоценной добыче, снова нажимая курок.

       БАХ!

       Хрустальная ваза, в которую она целилась, разбита на куски и с дребезгом падает на пол.

       - Не может быть – счастливая улыбка наркомана, только что принявшего дозу, ползет по ее лицу и она заливчато, звонко хохочет.

       БАХ! БАХ! БАХ!

       Оконное стекло пробито, в двери – следы от пуль. Но это правда, не сон и не бред – она убийца! Она может убивать! Ей, наконец, поддался этот чертов курок!

       За счастливым танцем Круэлла и не заметила, что Айзек уже появился на пороге и с тревогой смотрит на нее. Она бы вообще не подумала, что он здесь, если бы не наткнулась на него в дверях, когда, счастливая, бежала в спальню собирать свои вещи. Ну теперь им всем, ее врагам и недругам, всем этим мерзким героям, наступил конец!

       - Круэлла, - мямлит он, так и застыв у дверей, - что ты делаешь?
       - Праздную победу, дорогой! – она выкрикивает ему это в лицо, абсолютно довольная. - Прочь с дороги!
       - И что ты намерена делать теперь?
       - Валить к черту и жить, наконец, так, как я заслуживаю.
       - Я не пущу тебя! – он отчаянно хватает ее за руки, покрывая их лихорадочными, торопливыми поцелуями. – Круэлла, ты нужна мне. Пожалуйста, не уходи!

       Он опускается на колени, смотря на нее глазами побитой собаки. Как будто бы на нее это подействует. Словно бы Круэлле Де Виль известно, что такое жалость.

       - Пошел вон, дорогой! – она переступает через него, как через мерзкий, гниющий труп.
       - Я не могу отпустить тебя, Круэлла, слышишь! Я твой муж – Айзек вскакивает на ноги вновь и бежит за ней, настигая в спальне, когда она быстро пакует чемоданы, швыряя в нее все красивые шмотки, которые попадаются под руку. Раз уж она здесь, без компенсации отсюда не уедет ни за что. Она и так за эти сутки нервов потратила на сто лет вперед. Хватит.
       - В параллельной Вселенной - отмахнулась она, ударив его кулаком по плечу.

       Он неумолим и увязался за нею, как собака. Тогда, обернувшись, она наставляет на него пистолет. Холодное дуло зияет у виска, грозясь вынести и без того крошечный мозг.

       - Вякнешь еще хоть одно слово, дорогой, и ты покойник. Ты меня знаешь.
       - Ты не посмеешь, - Айзек мотает головой из стороны в сторону, даже не мигая, и с напряжением всматриваясь в ее лицо, прося пощады.

       О, ей уже известен этот взгляд. Она помнит его, когда мамочка орала, сжираемая собственными собаками. Тряпичная кукла в руках ее, Круэллы Де Виль.

       - Ты не посмеешь – шепчет Айзек одними губами. Не очень уверенно.
       - И что же меня остановит? – с неприкрытой насмешкой в голосе спрашивает она.
       - Я расскажу о твоих злодеяниях полиции – выдавливает из себя он.

       От приступа смеха сводит скулы и саднят губы. Ох. Так она не хохотала уже тысячу лет. Даже желудок свело, а на ресницах выступили слезы.

       Когда смех перестал ее так сильно душить, Круэлла улыбнулась ему дерзкой, холодной улыбкой:

       - Давай, дорогой. И пойдешь за соучастие. А убийства родителей и отчимов еще и доказать нужно будет.

       Она выиграла. По взгляду понимает, что он бессилен. Но, на всякий случай, не опускает пистолет. Однажды этому мерзкому слюнтяю уже удалось ее провести. Второго раза не будет.

       Айзек ничего не делает, только стоит с трагическим лицом, провожая ее и смотря, как она пакует вещи в багажник и швыряет на заднее сиденье дизайнерские платья. И когда она уже нажала на газ, удосужилась слегка помахать ему ручкой: прощай, чертов слизняк.

       Круэлла Де Виль снова отправляется в Сторибрук.