Любовь на конце света

Любовь на конце света

1.Конец света – это правда или ложь? Конец света, назначенный 21 декабря 2012 года не случился. Именно это утверждал исследователь-иероглифик из австралийского университета Ла Троба, Свен Гронемейер. После тщательного исследования древнего календаря майя, он пришел к выводу, что в этот день всего лишь наступит новая эра или новый солнечный цикл, а следовательно конец света – ложь, по крайней мере в 2012 году.



   Это были последние дни перед концом света. Мы пережидали их на даче, нисколько не страшась предстоящего,  хотя были некие возможности спастись.
   - Я просто в это не верю, - говорила я, лёжа на траве.
   Он сидел рядом. Август выдался даже жарким – наверно сказывалось глобальное потепление. Но небо было хмурое.
   - Ещё Генри Миллер в двадцатом веке смеялся, когда представлял, какая страшная картина получиться, если Нью-Йорк засыплет пеплом! Ну и что с того, что календарь майя, предсказывавший конец света, закончился  в 2012году? Столько лет прошло, а апокалипсиса всё нет! Ну и зачем бежать в этот вонючий бункер, если последние дни лета я могу прекрасно провести на даче? Особенно с тобой…. – улыбнулась я.
   Он медленно повернул голову и мрачно-озадаченно глядел на меня:
   - Если ты так говоришь, то ты боишься.
   - Почему я боюсь?  Я же не верю, а если мы не будем верить, то с нами ничего не случиться
   - Но, конец света затронет всё человечество, - продолжал возражать он.
   - А разве ты суеверен? Ты веришь в чёрных кошек, в Бога, в чёрта? Я – нет. Поэтому ничего со мной не случается….
   Сказав это, я покривила душой: у меня всегда сбывались сны.
   - Вот есть ещё и чудеса.
   - я их признаю, но они меня особенно не волнуют.
   - Тебя ничто не волнует. Не восхищает.
   - я не могу восхищаться, когда меня заставляют… Меня волнует только предмет любви. Обстоятельства сложились так, что им оказался ты, - начала я закипать. Его холодность меня раздражала. В другой день он разозлился бы и начал швыряться, чем попало….  Но сейчас он сидит тут, курит  -  спокойный как уставшая сова. Я его не узнаю.
   Он опустился рядом и взял мою руку. Руки у него большие, прохладные, чуть шероховатые.  Сильное уверенное пожатие.
   Я отвернулась. Нас связывали непонятные отношения, длившиеся несколько лет. Я испытала шок, когда с ним  познакомилась – насколько он был необычен. Затем -  презрение, за которым скрывалось непонимание его таланта. Мы словно расходились в тёмной комнате, где слепо блуждали, изредка натыкаясь друг на друга. Но, когда я поняла, что он вдохновляет меня, возникло что-то похожее на любовь.  Скорее не любовь, а фанатство, поклонение форме. Я не могла разглядеть человека за фирменной презрительной гримасой. Но стоило мне увидеть, как он улыбается – свободно, ясно, откровенно – всё разъяснилось.  Мы давно любили, но по- настоящему обрели друг друга только эти летом. Я не могла без него, он был как бы моим продолжением. Наши дни рождения приходились почти на один день, а я корнями уходила в ту властолюбивую славянскую нацию, к которой принадлежал он. Но всё же мы были довольно разные. Он – истерический, шумный эксцентричный,  а я – довольно спокойная и добрая.
   - Ты слишком эпатажный, - сказала я, - а я не люблю эпатажных людей. Надо выделяться способностями, а не…. -  - я не смогла быстро найти подходящее определение.
   - Тебе невозможно угодить. Раньше ты говорила, что со своими жуткими недостатками я такой крутой, что круче могут быть только яйца.
   - У тебя хорошие мужские недостатки.
   - Ага. Пьяница, наркоман… мне продолжать?
   - Не надо. Я люблю тебя, поэтому они меня не тревожат. Мне не нравится только то, что ты – истеричка.
   - Так кто же тебе нужен? – схватился он за голову.
   - Ну…. – задумалась я, - голубоглазый блондин примерно твоего возраста, с домом в Калифорнии,  с «Ситроеном», с собственным пароходом….
   - Плантацией каучука на Амазонке, - подсказал он.
   - Казино, в замках Трансильвании…
   - Тогда не хватает только собственного государства где-нибудь в Африке.
   - И гарем из 62 негритяночек, чтобы тебе было со мной не скучно, - закончила я.
   Он засмеялся и сказал, отдышавшись:
   - я могу предложить тебе только дом в Калифорнии.
   - Ладно, забыли, - растрепала я его торчком стоявшие волосы   НО вдруг мы одновременно притихли. От тишины стало жутковато. Я пошарила его руку и вцепилась в неё.
«Конец света на носу, а мы тут лежим, прохлаждаемся», - подумала я.
   В странном напряжении мы лежали очень долго. Небо было тяжёлым и низким.
   Вдруг с высоты спустилась яркая бабочка. Последняя бабочка, которую мы видим. Мы глядели на неё как зачарованные. Она в раздумье покружила над нами и села ему на щеку. Он замер, боясь улыбнуться и спугнуть это чудное существо.
   Бабочке не хотелось улетать. Сначала она предпочла его лицо. Потом перелетела на руку. Тогда он рассмеялся, и я тоже. И бабочка улетела. Нам стало одиноко и страшно, как будто больше на свете никого не было.
   На тоненькой, едва заметной леске спустился крошечный паучок. Он опускался к моему носу.
   - А правда, если убить паука, то всё будет очень плохо?- спросил он.
   - Зачем ты спрашиваешь7 Я же говорила, что не верю…
   - А в другое время убила бы его?
   - Да. Особенно, если ему нравиться мой нос
   - Позволь! – он протянул руку, чтобы раздавить паучка, но я лениво бросила:
   - Да не трогай. Пускай живёт.
   И он взорвался. Лучше бы я этого не говорила.
   - Зачем ты прикидываешься и врёшь?! Ты боишься всего  на свете!
   - Меня заставили верить в предрассудки. Хочешь я буду  свистеть, убивать пауков, спать, когда падают звёзды!!!
   - Ты готова делать это, потому, что завтра весь мир провалиться к чёрту!
   - Не ори на меня! – дико крикнула я.
   Естественно , он ещё больше распалился. Его перекошенное лицо стало прямо-таки багровым.
   Мы всласть накричались и разошлись спать по разным комнатам – неостывшие и охрипшие. Меня просто трясло.
   В конце лета ночи тёмные, и было страшновато подниматься на второй этаж, хотя лестница не скрипела. А ещё страшнее было спускаться.
   В комнате наверху стояла темень, хоть глаз выколи. Где спал он, было тоже темно. Я нашарила выключатель. Одна единственная лампочка в абажуре перуанского стиля выхватила только маленький кусочек комнаты, и свет там лежал полосками.
   Главное – как можно быстрее добежать до кровати и не оглядываться на лестницу. Потому что на нижней ступени стоит кровосос, и пока я буду тут думать, он поднимется. Я делаю шажок к кровати. Он тоже.
Я замираю, хотя за дверью никого нет. Но мне страшно. Очень страшно. А эта белобрысая голова дрыхнет в соседней комнате, и дела ему нет до меня. Наорался и счастлив. Кажется, я слышу, что он храпит. Храпит как настоящий мужчина. Я вспомнила разговор об идеале и нервно хохочу.
   Однако нежить совсем близко.  Я захлопываю дверь, и еле сдерживая вопль ужаса, бросаюсь в кровать и с головой зарываюсь под одеяло.
   «Страшно»…      но, не могу уснуть. Уснёшь с такой дачей и таким любимым.
После страха наступает жар. Я горю. Я хочу к нему, даже если он ещё злится.
   Я долго мучаюсь. Я хочу его обнять Но даже одна мысль о том, что нас разделяет площадка на лестнице, удерживает меня в постели. А она холодная как сугроб. Я начинаю стынуть.
   Наконец,  я набралась храбрости и сиганула в постель к нему. Он даже не вздохнул. Я уткнулась в его сухие, соломенные волосы и моментально заснула.
   Похоже, мы оба спали как сурки, потому что проснулись бледные, вялые лохматые и немного не в духе. Зато ни я, ни он, не помнили вчерашней потасовки. Сон здорово прочистил мозги. Мало того – мы даже про конец света забыли. Мы нежно заворковали и рука об руку поплелись в сад. А сад затопил туман. Мокрый, холодно – белый, он наползал из леса.
Признаться всё это напоминало фильм ужасов. Вдобавок,  холодно.
   - Я слышала, что вампиры часто появляются из тумана, - заметила я дрогнувшим голосом.
   - В Бога ты не веришь, а в вампиров веришь? – бросил он сквозь зубы.
   Я не ответила и мы стали рвать сливы. Уже который день мы завтракали ими.
  Когда , наконец от слив стало невмоготу кисло и горько во рту, мы поднялись в мою спальню. Эта комната  очень большая, и здесь было, чуть ли не холоднее, чем на улице. Про кровать я уже говорила.
  Нами овладела странная апатия. Я положила голову ему на колени и разглядывала сучки на потолке.
   И тут мы услышали, как стало тихо. Где жужжание косилок?  Где гул самолётов, шум машин – всего того, что создавало незаметный, но ощутимый фон, который воспринимался как тишина? Но то, что мы сейчас чувствовали, было похоже на глухоту.
Совершенно ничего не слышно. Мы перестали дышать, потому что поняли, что произошло.
Люди ушли, и наступил конец света.
А мы остались одни. И это оказалось страшнее всего.

13.092016г