Погуляли

В этом тексте, как и в большинстве других моих произведений, в оригинале имеются сноски, разъясняющие те или иные слова и понятия, которые, к сожалению, не отображаются на данном сайте




П о г у л я л и

Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей.
Только помню, что стены с обоями…
                В.С. Высоцкий

Он ни за что не хотел бы очутиться в шкуре Стэгга. На самом деле, стать отцом многих сотен детей, участвуя в самых разнузданных и длительных оргиях, о которых только мог бы мечтать любой мужчина, и в то же самое время оставаться в душе невинным, ничего не ведая об этом!
                Филип Хосе Фармер  Плоть

Есть женщины в русских селеньях!
                Н.А. Некрасов.  Мороз – Красный нос

Наверное, есть какое-то промежуточное состояние между сном и бодрствованием, когда ты уже понимаешь, что проснулся, но как-то еще не совсем, не до конца. И восприятие  нового дня еще не до конца ясно, не до конца понятно и затуманено сном. Особенно все это верно, вероятно, когда просыпаешься после вчерашнего «погуляли!» и не можешь понять: а где же это я сейчас? И где я был вчера?
Первое, что воспринималось, – это яркий голубоватый свет прямо в глаза, который пробивался даже сквозь плотно сомкнутые веки. Свет был странен, так как дома такого никогда не было. Над моими окнами, выходившими во двор, располагался большой балкон,  «благодаря» которому солнце никогда не попадало на мой диван – ни утром, ни вечером, ни в какое другое время суток: если начинать гадать, в какое же это время я проснулся? Да и занавески у нас в комнате были белыми, а отнюдь не голубыми. Мама вообще не очень любила голубой цвет. Вторым признаком того, что это не моя комната, был запах, хотя я этот запах знал. Пахло, и довольно сильно, «Красной Москвой». Поскольку моя мама терпеть не могла эти духи, но обожала «Серебристый ландыш», «Красной Москвы» в доме не держали, но я несколько раз дарил эти духи, в основном, правда пробники, которые только и были мне по карману, своим подружкам на дни рождения или на Восьмое марта. И вообще все ощущения – звук проезжающей под окнами машины, а мои окна выходили во двор, скрип пружины подо мной, даже запах постельного белья, хранивший незнакомые запахи другого мыла, другой кожи, других волос, - говорили со всей определенностью, что просыпаюсь я где-то в месте, мне незнакомом. Но вот где – здесь никакой определенности не было. Не открывая глаз, я стал старательно вспоминать вчерашний день, надеясь таким путем догадаться о своих пространственных координатах…

Так, вчера был, кажется, третий день после нашего возвращения из трехмесячного пребывания в стройотряде в городе Степняке Кокчетавской области в Казахстане. Накануне мы благополучно отбились от попыток деканата отправить нас в колхоз «на картошку». Где это видано, где это слыхано, чтобы целинников по возвращении гнать на полевые работы! Помогло вмешательство секретаря  институтского комитета комсомола Саши Горошенко, позвонившего  замдекана и предложившего тому в будущем году самому заниматься формированием целинных отрядов, так как комитет комсомола с себя эту функцию перед лицом своеволия деканата снимает. На этом вопрос умер сам собой, и мы получили три недели законного отдыха, хотя бы частично компенсировавшие отсутствие летних каникул, проведенных в траншеях и на стенах стройки.

Но сидеть дома было тоскливо:  круг общения был реально ограничен только своим братом целинником: так как остальные все «пахали» картофельные поля где-то в Выборгском районе области. Поэтому, когда утром мне позвонил Серега Витькин, с которым мы очень плотно скорешились за три целинных месяца, то я не раздумывая почти в приказном порядке, пригласил его к себе. Серега жил в общаге на Лесном, в 6-Ф, физическом, корпусе, учился курсом старше меня и был тихим и застенчивым парнем. Насколько я понимаю, у него тоже никого из друзей на данный момент в общежитии не имелось, и через два часа мы уже почти прикончили «маленькую» «Столичной», сидя за большим круглым стором у меня на Бакунина. Но, как говорится: « пошли дурака за бутылкой – он одну и принесет» и «сколько водки не бери – все равно будет мало». Поэтому, не долго думая, мы собрались и потопали гулять, подразумевая под этим, что непременно где-нибудь добавим. Когда вышли на Старо-Невский, Серега вспомнил, что ему необходимо купить какие-нибудь брюки, чтобы ходить в институт – старые уже пришли в негодность, и мы зашли в магазин «Турист», недалеко от площади Восстания. Выбор был, прямо скажем,  невелик, но и запросы у Сереги были не чрезмерные. Так что мы быстро подобрали ему вьетнамские джинсы, которые, разумеется, ничего общего с настоящими джинсами не имели, но по нашим студенческим меркам вполне годились для посещения занятий. Обаятельная белокурая продавщица аккуратно завернула покупку в мягкую бумагу и вручила Сереге. Мы вышли на площадь и уселись покурить в скверике , расположенном в ее центре.
И тут меня осенило: Я рассказал Сереге о том, что гостиница напротив вокзала, когда-то называлась ГОП, т.е. в ней  располагалось «городское общежитие пролетариата», куда свозили в 20-е годы беспризорников или от названия ГОП – гопников, гопоту. Посовещавшись между собой, мы пришли к выводу, что, хотя и не являемся явными гопниками, но, поскольку до поступления в институт оба работали несколько лет на заводе - я – слесарем-инструментальщиком в инструментальном цеху, а Серега – модельщиком в литейном, то на статус пролетариев претендовать можем запросто, а поскольку деньги после стройотряда у нас имелись, то сам бог, правда, не знаю, какой именно, велел нам зайти в ресторан при этой гостинице, вход в который был прямо напротив нас. И мы зашли.

Заказали по салатику из огурчиков, по бутерброду с семгой, или с кетой, кто их разберет? И графинчик с тремястами граммами «Столичной». Может быть вечером нас бы и не пустили в зал, так как одеты мы были, разумеется, по-студенчески, на ногах кеды, да и на голове после трехмесячного пребывания в местах, лишенных всяческих услуг цивилизации, образовались такие шевелюры, с которыми как-то не очень принято ходить в приличное общество. Ну, так ГОП  все-таки, значит, нам близко по духу. Но, поскольку дело было днем, народа в зале было немного, большая часть столиков вовсе пустовала, а это беда для официантов и для «метра», то особых вопросов к нам не возникло. И обслужила нас  пухленькая Верочка по первому разряду – быстро и уважительно. А мы также быстро и уважительно выпили за ее здоровье, пожелали ей удачи, оставили четыре рубля чаевых и с сожалением покинули гостеприимный зал. Учитывая, что это был уже второй водочный заход за сегодня, а закуска не отличалась обильностью, мы решили немного прошвырнуться по Броду, то бишь по Невскому проспекту.
И не спеша двинулись через Лиговку, мимо кинотеатра «Нева», где когда-то очень давно, еще в младших классах школы работала билетером мама моего одноклассника Альки Троицкого, и мы многократно бывали пущены на дневные сеансы на балкон, где днем зрителей, как правило, не было вовсе, мимо моей любимой «Сосисочной», куда я на протяжении многих лет ходил за фирменной, наверное, лучшей в городе солянкой, и куда неизменно приглашал многих своих друзей и подруг. Мимо магазина «Товары в дорогу», где иногда, бывало, «выбрасывали» какой-нибудь дефицит типа складных японских зонтиков «Три слона» или китайских клетчатых рубашек «Дружба», мимо ресторана «Универсаль», располагавшегося на втором этаже, где работал метрдотелем мой хороший приятель Марик, к которому я иногда заходил и где мог быть уверенным, что мне всегда найдут свободный столик или хотя бы парочку свободных мест, если я был не один, мимо замечательной кафешки-мороженицы рядом с кинотеатром «Октябрь», об исчезновении которой я, честно говоря жалею до сих пор. Мимо кафе «Ленинград» и шляпного ателье, в который несколько раз таскала меня мама. И вот мы, наконец, добрались до улицы Маяковского, уходившей направо. На углу располагался, известный всему городу, пивбар «Вена» Ну, как тут было не зайти людям, которые в течение трех с лишним месяцев были полностью лишены даже запаха нормального хмельного напитка.

Считать за пиво напиток, произведенный в неведомом и далеком Темиртау, который продавался от случая к случаю в восьмидесяти километрах от нашего Степняка на железнодорожной станции Макинск, добраться до которой можно было только при очень благоприятном стечении обстоятельств и благосклонности начальника студенческой автоколонны Димы Рубана, можно было только весьма условно, а точнее, совсем нельзя. Поэтому перспектива наконец-то употребить настоящее ленинградское «Жигулевское», или еще круче «Рижское» или «Московское», или, что совсем уж невероятно «Портера» завода «Вена» Тут слюноотделение стало просто неприличным для Невского проспекта и мы по-быстрому укрылись внутри бара. Народу было много, и нам пришлось некоторое время ждать, когда освободятся места за столиком. В зале было шумно, накурено до сизого тумана и, соответственно, очень душно. Так что дюжина «Портера» - Ура!, все-таки «Портер»! была очень кстати для облегчения дыхания в этой атмосфере абсолютно не предназначенной для дыхания землян.

 А теперь я лежал в незнакомой обстановке незнакомых звуков, запахов и ощущений и с удовольствием вспоминал вкус этого божественного напитка. А еще я вспомнил, что Серега заказал еще дюжину. Вероятно, это уже была ошибка. После водки без закуски и первой дюжины пива, вторая дюжина явно оказалась лишней. По крайней мере дальнейшие мои воспоминания стали отрывочными и нечеткими.
 Я помнил, что решил из духоты выбраться наружу, на свежий воздух, чтобы покурить. Выходили мы с Серым вдвоем, но вот куда он потом делся, я никак припомнить не мог. Помню, что я несколько раз возвращался к нашему столику, пытаясь его найти, и каждый раз обнаруживал, что какие-то личности пытаются употребить на халяву наше пиво Я благополучно отбил пару оставшихся бутылок. Правда, пришлось одну разбить об чью-то голову, но Сереги так и не обнаружил. Не было его и на улице, где тоже тусовался народ. Обратно с улицы меня швейцар уже внуть не пустил, по доброму посоветовав: « Все, паря, будя! Тебе уже домой пора. С тебя на сегодня хватит. Это я помню отчетливо. А вот что было дальше – хоть убей. Сколько я не напрягал мозги, ничего в голову не приходило. Смутно вспоминалось, что вроде бы я с кем-то стоял и разговаривал, вроде бы с кем-то пытался подраться, вроде бы меня хотели отвезти в ментовку, но, похоже, не отвезли. Интересно, почему?
? И куда же я все-таки в итоге попал.

Наконец я решил, что хватит отгадывать загадки, пора открывать глаза и определяться конкретно. Но надо признаться, что открыв глаза, я понял, что это ничего, в принципе не меняет. Поскольку ни обои, ни постельное белье, ни сама кровать, накоторой я возлежал, ни фотография, кажется Лолиты Торрес, хотя я и не уверен полностью, что это была именно она, ничего мне не говорили и были абсолютно незнакомы. Я мог поклясться, что вижу все это, и стол посередине комнаты, покрытый голубой скатертью, и ожидаемо голубые, занавески, и письменный двухтумбовый стол у окна, впервые в жизни. Единственным знакомым предметом в комнате, как ни странно, оказались мои брюки, аккуратно повешенные на спинку абсолютно, опять же незнакомого, коричневого полированного стула с гнутыми ножками. Брюки явно были не просто выглажены, а тщательно отпарены. Стрелки были аккуратно наведены, манжеты выровнены. Короче, все было сделано так, как мне никогда бы самому не удалось. И это еще больше сбивало с толку. Я встал, оделся, и обнаружил, что и рубашка моя находится в идеальном состоянии – воротничек и манжеты тщательно отутюжены, как и стрелки на брюках. Кеды, вымытые  и сияющие чистотой, стояли рядом с кроватью и составляли компанию брюкам, рубашке и, что особенно интересно-трусам, дополняя коллекцию знакомых мне вещей в этой незнакомой комнате.
 На столе лежал тетрадный лист в клеточку, на котором фиолетовыми чернилами крупно было написано «Юра, я ушла на работу. Если захочешь есть, то мой холодильник первый справа на кухне (в конце коридора). Мой чайник здесь, в комнате на подоконнике, можешь вскипятить чай и в холодильнике есть масло и сыр. Булка в хлебнице тоже на подоконнике. Нож на столе. Ешь на здоровье. Перед кухней –дверь в туалет(нижний выключатель) У нас коммуналка и с этим строго –у каждого своя лампочка и свой счетчик. Так что , пожалуйста, не вызови гнева соседей, а то меня потом съедят!» И приписка: «Была рада повидаться, спасибо, что зашел, целую (!)Люда.  Дверь в комнату и в квартиру просто захлопни».
 
Да-а.. Наука умеет много гитик! Стреляйте меня, но ясности от этой записки не прибавилось. Я еще раз оглядел чистенькую аккуратненькую комнатку, пытаясь хоть что-то вспомнить – ну, хотя бы почему мои трусы находятся отдельно от меня и кто их с меня и зачем снял. На металлической, старинного образца кровати с шариками на никелерованных спинках, лежали две подушки – одна , та, на которой я спал только что, а на второй, которая, судя по ее примятости, тоже ночью не пустовала, лежала кружевная пижамка в  желтенький цветочек, состоявшая из двух предметов – коротенькой кофточки и штанишек. Честно говоря, мне бы очень хотелось вспомнить, на ком эта пижамка была ночью. Иначе я сам себе напоминал Стэгга – Героя-Солнца, капитана космического корабля «Терра» из повести  «Плоть» Филипа Хосе Фармера. Похоже, что этим вопросом я обречен мучиться на долгое время вперед. Умывшись и попив чаю с бутербродами, я был готов к продолжению вчерашних приключений. На удивление голова была ясной и похмелья не ощущалось.
 
Первым делом надо было определиться на местности. Это не составило большого труда. Выйдя из квартиры, которая оказалась на четвертом этаже,(интересно, как это я вчера умудрился на этот этаж забраться?)я оказался на углу Мытнинской  и 4-й Советской улиц, практически напротив райотдела милиции нашего Смольнинского района, а значит ровно в пяти минутах ходьбы от моего дома. Пройдя насквозь Овсянниковский садик, я вышел на свой проспект Бакунина и через пару минут уже входил к себе домой. Слава богу, мои родители уже две недели, как отдыхали в Кисловодске, так что я был избавлен от объяснений и оправданий по поводу ночного отсутствия. Но теперь следовало срочно выяснить, где мой друг Серега, куда его занесла шальная стезя.
 Поэтому, переодевшись в нормальную городскую одежду, сменив кеды на полуботинки, я отправился в дальний путь на Лесной проспект в студгородок Политеха. В комнате на третьем этаже, где обитал Витькин, его не было. Ребят, которые с ним жили, я толком не знал, т.к. они были вообще с другого потока и на курс старше.
–А где Витька?
 –Не знаю, ответил один из них. Он еще вчера к кому-то из ленинградцев уехал, с кем был на целине.
–И не возвращался? – Это мне уже не понравилось.
–Не-а.
Я ушел ни с чем. Загадки множились…

Не появился Серега ни на завтра, ни на послезавтра. Я уже разрывался между желаниями бежать к знакомым операм в райотдел и искать Серегу самому, идя по следам наших похождений. Я зашел в пивбар, но работала другая смена, которая, разумеется, ничего не могла сказать.
Я попытался зайти от места своего ночлега, но меня ждало полное фиаско. Я не смог найти квартиру, в которой провел ночь. Странно, мне казалось, что я отчетливо помнил, как спускался по лестнице и выходил на улицу, но оказалось, что арка, из которой я вышел, была началом целой череды проходных дворов, в которых я раньше, к моему удивлению (я всегда полагал, что знаю свой район досконально) никогда не был и моментально запутался, выйдя уже совсем не туда, откуда вошел. Дворов было несколько, кажется не менее шести – я запутался, сбился со счета, а парадных в них вообще было немерено. И где была та парадная, из которой я вышел от неведомой мне Люды, и где располагалась та комнатка, в которой стояла никелированная кровать с шариками, на которой лежала желтенькая в цветочек женская ночная пижамка, установить мне так и не удалось.
Я даже несколько часов вечером гулял по этим дворикам в надежде на то, что или вспомню, или Люда меня заметит, или я ее вдруг встречу. Но напрасно. Не было ни Люды, ни Сереги, вообще никого знакомого. Точнее одного знакомого – своего бывшего одноклассника Саню Белова я встретил. Поговорили, оказывается, он просто проходил через этот двор, пользуясь им, чтобы срезать путь домой – он, в отличие от меня этот двор знал, но, как и я, не знал никакой Люды в этих домах.
Наконец, когда я уже действительно стал по–настоящему волноваться за Серегу, он  нарисовался прямо у меня дома, без звонка, просто крикнул под окном во дворе, благо я жил на первом этаже.
–Ну, заходи, рассказывай!
–Где был?
–Понятия не имею!
–Это как?
–А вот так! Не знаю и все. Я к тебе прямо с Московского вокзала, куда приехал на электричке неведома откуда. Не поверишь, но на той станции, где я садился, нет даже названия. Есть только надписи «На Ленинград» и «из Ленинграда»
–А как ты туда попал, каким ветром занесло?
–Убей бог, не помню! Мы с тобой как-то разбежались и я помню – куда-то шел. А потом почему-то меня какая-то подруга посадила в поезд и без остановки поила все эти дни. Кстати, а сегодня какой день?
–Дык уже суббота.
–Не хрена себе! Это что, я четыре дня у нее кантовался?!
–Выходит так. А она с тобой, что ли бухала?
–Да вроде так! Она меня из постели за стол, из-за стола в постель! Больше ничего не помню. Сегодня, похоже, у нее водяра закончилась, и она меня закрыла на висячий замок и побегла в лабаз, а я в окно и на звук поезда, благо дом оказался недалеко от станции. Поселок маленький, «я огородами, огородами, и к Котовскому!»
–Ну, да! Шашка, бурка и наметом! То-то облом у бабы будет! Такого клиента упустила!
–Ничего, моих сил уже больше нет. «Рука» бойца колоть устала» и стакан держать тоже.
Надо честно признать, что выглядел Серега после всех этих приключений, мягко говоря, неважно: глаза ввалившиеся, красные, под ними мешки, пальцы трясутся, в общем, вид загнанного зверя – краше в гроб кладут!
Я поделился с ним своей историей и, неожиданно вспомнив, спросил:
–А брюки где?
–Как-кие б-брюки? Вдруг стал заикаться Серега, оглядывая себя.
–Те, что мы тебе в  «Туристе» купили, вьетнамские.
–Помню, помню. Так значит, это они и были в бумажном свертке, который я в урну засунул– и добавил в ответ на мой недоуменный взгляд.–Уж больно прикуривать мешал мне этот сверток, руку занимал. А если учесть, что за вторую руку меня твердо вели,  не давая ни на секунду возможности придти в себя и смыться, то этот пакет был мне обузой. Значит это штаны были? Придется снова покупать!
Вот так мы с Серегой Витькиным погуляли после целины!
А я все думаю, - кто ты, Люда? Прими мои искренние благодарности. И не суди слишком строго!

Ленинград – Санкт-Петербург                1964 -2015