Ранним утром

Если вам когда-нибудь удавалось проходить с утра по здешним местам, то вы наверняка помните каково это – утренняя свежесть в лесу. Каково это – быть свидетелем рождения музыки – торжества любви. И никак иначе я это событие назвать не могу: ни тишиной, ни спокойствием, ни гармонией, как это принято называть у столичных людей. Тишиной я не могу назвать это чудо лишь потому, что ослеплены глаза сих и глухи уши тех, кто так утверждает. Ибо заменив свои кеды на сапоги, я медленно ступаю на влажную, росную землю. До этого мне и самому казалось, что так и есть. Но, проделав  буквально пять с половиной шагов, я остановился, еще не поставив носок своей правой ноги на землю, а лишь оперся на пятку изнеженного мокрой травой сапога. Читатель может просчитать, с какой ноги я начал идти, как тут же заметил, что доля секунды меня отделяла от безжалостной и невнимательной смерти по отношению к этому месту. Я чуть не раздавил царька – бабочку – местную повелительницу лугов, чьи бархатные наряды в переливе с леопардовыми тонами, особенно вызывающе бросаются в глаза. Казалось бы, ее не возможно не заметить, то порхающую, то снова присевшую, словно тот леопард, на ветвях тропических деревьев. Порой эти бабочки напоминают мне наших бабушек. Вы только взгляните на их окрас – сразу вспоминаются бабушкины ярко-красные платочки! К сожалению, человек не совершенен, как кажется на первый взгляд, и где гарантия, что оставленная в живых, весело порхающая с подружка-ми, как бы показывая нам: «учись, человек, жить», – она не потеряет голову от счастья и не попадет под колесо рядом проезжающего грузовика? И кто в том виноват – я задаю себе обычный вопрос. И не могу найти ответ вот уже четверть века.
А между тем, трели начинают усиливаться, трава растет, и я уже по шейку оказался в этом благо-ухающем море трав, цветов. И на каждой травинке жизнь. То кузнечик проскачет, зависнув в воз-духе словно баскетболист перед кольцом , то муха прожужжит, как вертолет над твоей головой, и непременно сядет к тебе на плечо, а то глядишь, и прямо на голову, как будто это и впрямь посадочная полоса. Взглянув чуть правее, я обнаружил в сухостое приютившихся на ночлег трех божьих коровок. Наверняка они уже спали, хотя дальше мне еще попадались и те, кто без всякого смущения садились прямо на меня, летали змейкой, как будто еще начало лета. Я достал фотоаппарат и на секунду задумался: а что снится божьим коровкам? Так эти фотографии и прозвал – «там, где ночуют божьи коровки».
 Воздух наполнен серединой августа. Цветовую картину дополняют яркие порыжевшие, словно волосы юной кокетки, листья березы. Между ними плотно, хаотично, без всякого порядка произрастали небольшие, до 6 метров в высоту, сосенки. В утренней росе они казались такими свежими –  художник явно не жалел зеленых красок, отчетливо вырисовывая каждую иголочку. Я услыхал где-то голоса, «наверняка грибники», – подумал я. Через несколько минут мне навстречу шел мужик с корзиной. Мой неожиданный голос, вырвавшийся, словно гром среди ясного дня, испугал его.
– Есть ли грибы? – спросил я и тут же сел на корточки и, обрадованный первой своей находкой, срезал два белых гриба прямо перед его взором.
– Что-то есть, – пробормотал он недовольным голосом.
– Червивые - сказал я и выбросил два боровика. Его это наверное подзадорило и он пошел дальше. Я было крикнул ему в след, что грибов нет, что, мол, толку ходить нету, но  обратил внимание что в его корзине, в отличии от моей, имелось штук 5-6 грибов. Это, конечно, не улов, грибники поймут меня. Ведь в сезон всегда попадается полянка, где можно срезать штук 15, а то и сразу ведро накосить. Но грибов не было явно: ни сыроежек, ни маслят, ни даже поганок – последние верный признак того. Но, соблазнившись этим мелким уловом, я сделал еще крюк в сторону березовой рощи. По-прежнему распевали птицы, как шаловливые детки, с ветки на ветку прыгали, а иной раз и вовсе повисали головой вниз синицы. Неутомимо трудились муравьи, перенося строи-тельные материалы и укрепляя свое жилище. Вот у кого стоило бы поучиться людям. Чуть шагнув влево, я наткнулся на паутину, паука, правда, не было – но какова эта гениальная конструкция! Я убил комара и, положив его в паутину, попытался сфотографировать росу на паутине – это  шедевральное зрелище! Тысячи частиц серебра повисли в воздухе и, пока солнце не пригрело сильно, им удастся еще насытить влагой мелких букашек. Через камыши, "Тургеневскими" тропами я вышел снова на поле. Тут мне повстречались еще трое мужиков – вот откуда были голоса. Они меня наверняка не приметили, лишь затянули песню в березняке:

                Ты неси меня, моя река,
                Да в родные мне края,
                Там, где ждет меня моя краса,
                Голубы у нее глаза.

Расплескав по стаканчикам добротной деревенской самогоночки, развернув на газетке сальце, мужики вздрогнули по одной. Я удалялся от них, шел по направлению дома, а песни все доносились до меня.
Я приостановился и задумался.
Легкий теплый ветерок колыхал  еще зеленые листья осины, лишь кое-где пробивалась желтизна. Это одна из самых трогательных, умиротворяющих картин – “песня осинника” на ветру. Я на не-сколько минут замер и почувствовал, как по телу пробежала дрожь.
Невидимый нашему взору дирижер-ветер плавно раскачивал деревья, траву и в ту же секунду его сменяла какая-то неимоверная еще более  жизнеутверждающая сила. И вот уже запевал хор кузнечиков, раскачиваясь каждый на своей травинке, их подхватывали птицы, жужжали мухи, добавляя басов в общую мелодию, в ближайшей деревне слышался крик петухов, а следом за ними подхватывали и собаки, дружным лаем возвестившие начало утра, и каждый знал свое место в этом огромном оркестре. Все происходило, как должно было происходить. Я понял, что хоть вчерашний дождь и помочил землю, но грибов мне не видать – как не видать здесь спокойствия и тишины.