Черная ночь белой ночью

В этом тексте, как и в большинстве других моих произведений, в оригинале имеются сноски, разъясняющие те или иные слова и понятия, которые, к сожалению, не отображаются на данном сайте




Юрий Яесс


Черная ночь  белой ночью






Ленинград  -  Санкт-Петербург                1965 –2016
Ах, какие удивительные ночи!
Только мама моя в грусти и тревоге:
- Что же ты гуляешь, мой сыночек,
одинокий,
одинокий? –
 Б. Окуджава


Здравствуйте, товарищ адмирал,
Извините, что не господин.
Вас всегда товарищем считал
В этом городе не только я один.
Каждому из нас устав знаком,
Я другой присяги не давал,
Не было господ в уставе том,
Так здравствуйте, товарищ адмирал!...
…Говорят, бывал на флоте грех
И вовсю пороли матросню.
Неужели, лупцевали тех,
Кто в атаку восемь раз на дню.
Станюкович тут присочинил,
Дабы поострее был рассказ.
Я не верю, что матросов бил
Пал Степаныч, это не про Вас.
И не жаль упавшую звезду,
Нет ее, хоть свет и не погас.
Жалко, что шпицрутен не в ходу,
Очень многим пригодилось бы сейчас.

 Андрей Соболев

 И хоть предчувствовал Хозяин, что скоро одним разом все изменится настолько, что ему не быть Хозяином, не быть и вовсе ничем, он с этим смирился. Чему быть, того не миновать

В. Распутин. Прощание с Матерой


Сегодняшнее поколение не представляет себе, что было ужасное застойное время, когда можно было провести вечер в ресторане с подругой или приятелем, ни в чем себе не отказывая, за чирик, то есть  за советскую красненькую десятку.  И при этом на столе был представлен коньяк, бутерброды с рыбкой и икрой, а официантка смотрела тебе в рот преданными глазами, прикидывая в уме,  во что этот ее взгляд,  выльется в денежном выражении при расчете. Кстати, интересно, что именно эта десятирублевая купюра с  Ильичом была самой ходовой и востребованной в народе. Да, конечно, и четвертной, и полтинник, и стоха – это были желанные деньги, серьезные, но уж слишком неудобные. С них не везде и не всегда находилась сдача, их нередко подделывали, и можно было серьезно прогореть, получив где-нибудь фальшивую купюру. А червонец – это штука оптимальная. С одной стороны – вполне приличная сумма, с которой можно считать себя кредитоспособным на уровне обычных ежедневных потребностей, а с другой – не бояться существенных ударов по бюджету в случае утраты купюры по тем или иным причинам.

 Интересно, что даже при поездке в Болгарию опытные туристы предупреждали, что разрешенную к провозу сумму в триста рублей рекомендуется брать именно десятками. Да и те деньги, которые провозили сверх нормы, нелегально, а потом меняли преимущественно у таксистов, тоже должны были  состоять именно из чириков. Иначе возникали сложности с обменом, ибо граждане Болгарии доверяли исключительно этим красненьким купюрам. Да и у них самих наибольшим уважением пользовались очень похожие десятилевовые банкноты такого же или почти такого же цвета.
 Так что, имея в кармане три таких купюры на двоих, мы с моим другом Мишей Германом могли чувствовать себя вполне уверенно, сидя  вечером за столиком ресторана «Октябрьский» в одноименной гостинице, бывшей когда-то городским общежитием пролетариата, или ГОП. Поскольку именно сюда, на Знаменскую площадь, а ныне площадь Восстания, в послереволюционные годы свозили со всего Ленинграда беспризорников и прочую босоту, то понятно, что в народе эта публика стала называться гопниками, или гопотой.
 Но времена меняются, и мы с Мишкой, обладавшие состоянием в тридцать рублей, уже никакого отношения к той публике не могли иметь. Мы были уважаемыми и желанными гостями ресторана. А, если учесть, что сама Светлана Михайловна,   обалденно интересная грудастая блондинка,метрдотель этого ресторана была для нас Светиком,  Светланкой,  у которой Мишка регулярно проводил свое свободное время не только днем…, то и вовсе позиции наши за отдельным столиком были непоколебимы, как позиции  Джебель-эт-Тарик .  Разница, пожалуй, состояла только в том, что у нас за столом сидели исключительно два представителя племени Homo, надеюсь, sapiens, а на вышеупомянутой горе в изрядном количестве пребывали наши  отдаленные предки.

Сидели мы здесь уже довольно давно, часов, наверное, с трех дня,.поскольку с утра мы честно, своим горбом, зарабатывали те самые тридцать рублей на разборке круглой печки в комнате моей бабушки.   Собственно говоря, бабушки, увы, уже не было. Она недавно умерла.  Да и комната на Петра Лаврова , на самом деле, уже была обменяна вместе с нашей  на Бакунина на отдельную двухкомнатную квартиру на Чайковского, напротив финляндского консульства, но новые жильцы поставили дополнительное условие для обмена – ликвидировать печку. Моя мама хотела нанять рабочих, но я убедил ее, что лучше оставить деньги в семье, хотя бы половину, а вторую половину отдать Мишке. Предполагаю, что, если бы мама знала, куда эти деньги уйдут, она бы наняла рабочих.

Так что первую половину дня мы с Мишаней в трудовом порыве выламывали кирпичи, складывали их в большой мешок, к которому был привязан крепкий канат. Эта малая «механизация» позволяла нам опускать мешок с кирпичами и раствором в широченный лестничный проем с третьего этажа, после чего уже мы вдвоем бежали вниз и тащили остатки печки  волоком на помойку, озираясь, каждый раз, чтобы не заметили дворники:   выбрасывать строительный мусор в бачки категорически запрещалось. Как известно, «если долго мучиться, что-нибудь получится»

Как писал великий поэт Есенин, «Каждый труд благослови, удача!» И вот теперь мы могли с осознанием своего полного права пропить и проесть честно заработанное.  Солянка здесь всегда отличалась отличным качеством, а уж об антрекотах из вырезки Светик позаботилась персонально. И графинчик со «Столичной» служил немаловажным дополнением к еде и закускам. Кажется, была пятница, а потому зал был полон. Но, несмотря на это, никаких поползновений на свободные места за нашим столиком не было. Светлана принесла и поставила таблички с надписью «Зарезервировано». Мы могли спокойно отдыхать после трудов праведных. Мишка, правда, периодически ворчал, что ему, мол, еще предстоит за все эти удовольствия дополнительно платить грядущей ночью. На что я, не без издевки, отвечал, что могу разделить с ним эти тяготы. Надо сказать, что мы действительно были в неравном положении. В отличие от товарища, я мог позволить себе приглашать к танцам кого угодно на свой выбор, а ему это было заказано!

Учитывая ситуацию, чтобы не действовать Мишке на нервы и не провоцировать у него слюноотделение, я тоже не злоупотреблял этой возможностью и танцевал за все время пару раз. Кроме того, честно говоря, не так уж и велик был выбор одиноких партнерш. Большинство дам сидели либо со спутниками, либо в кампаниях. А я был парнем питерским и хорошо был натаскан на проблемы, которые могли возникнуть при попытке пригласить «занятую» даму. Нельзя сказать, чтобы я боялся таких осложнений, но и специально их искать не было желания. Мишка, кажется, понимал мои затруднения, так как неожиданно толкнул меня под столом и показал глазами на соседний ряд, где  недалеко от нас сидела чисто женская кампания. Среди них взгляд мой плотно застыл на одном лице, отвести глаз, от которого я был уже не в силах. Я давно не встречал таких красивых девочек. Огромнейшие фиолетовые глаза под густыми смоляными бровями диссонировали с чисто белыми волосами, заплетенными в длиннющую, уходящую за спину косу толщиной в руку. Щечки были аристократично-бледными, ушки маленькими и элегантными – так и хотелось пощекотать их язычком! И все это вместе с ярким и, кажется, ненакрашенным, а натуральным ротиком сидело на прекрасной длинной, как принято говорить, лебединой шейке. Я обалдел от увиденного, а Мишаня издевательски мотнул головой: «Мол, вперед!» и вслух добавил:
–Давай! Победа будет за нами!
Но я поймал проходившую недалеко Светку и спросил у нее насчет этих девиц.
–Не знаю, вроде, финки, но точно живут в гостинице. Ходят к нам обедать уже несколько дней. А что, нравится кто-нибудь? Блондинка с косой, что ли? Знаю я твои вкусы! Но не советую, не по тебе орешек! – Светка иронически усмехнулась.– А впрочем… чем черт не шутит, когда бог спит. Ты же, вроде, по-фински  пухаешь .  Надо ли говорить, что после таких слов, учитывая, что я действительно «пухал», то есть говорил немного на языке бывшей российской территории, во мне взыграл дух приключений и  я уже не смог усидеть на месте. Выждав пару танцев, я дождался медленного танго, лучше бы мне пойти танцевать летку-йеньку, и отправился к своей избраннице.  Я с юных лет немного стеснялся на этапе приглашения, видимо, опасаясь неловкости в случае отказа. Но отказа не последовало. Была какая-то неловкая улыбка и несколько «хи-хи» со стороны соседок-подружек. Я обрадовался, что, во-первых, мой финский был понят, а мое приглашение было принято. Но когда  я, обойдя стол, подал ей руку, а девушка, представившаяся Лейлой, начала подниматься, я понял и ее улыбку, и хихишки соседок, и даже сомнения Светика.

Ее вставание со стула оказалось процессом растянутым  во времени. Она все вставала и вставала, и это никак не заканчивалось. Когда же, наконец, действие закончилось, я обнаружил, что моя рука, которую я ей подал вначале, чтобы помочь встать направлена почти вертикально вверх, а ушки, о которых я имел глупость помечтать, находятся там, куда я, скорее всего, не смогу даже допрыгнуть!
Короче говоря, рост у Лейлы был, вероятно, в районе два десять – два пятнадцать.
Но деваться было уже некуда, и я скромно повел партнершу  на круг, поближе к оркестру. Я не знаю, что ощущала Лейла, вероятно, ей было не слишком комфортно под ироничными взглядами жующей и пьющей публики, но она стойко и непринужденно держалась. Несмотря на такие размеры, она оказалась прекрасной, послушной партнершей, отлично чувствовавшей и музыку, и меня. У меня же возникли две проблемы: во-первых, куда положить правую руку, которая, вроде, должна была лежать на талии. Но до талии рука дотягивалась с трудом и все время сползала ниже, что, кажется, напрягало только меня, но не Лейлу. Она поняла мои переживания и шепнула:
– Не бери в голову, я привыкла, мне без разницы.
Вторая проблема, разумеется, возникала с положением моей головы, а точнее лица. Мои губы оказались точно на уровне ее  отнюдь не маленькой груди и при малейших передвижениях в танце, особенно при «наступательных» танговых и лисьих шагах, и вращениях, я имел возможность почувствовать сквозь тоненькую шелковую фиолетовую, под цвет глаз, блузку не только упругость этой привлекательной части ее тела, но и убедиться, что между телом и блузкой что-либо отсутствует. Лифчик она не носила явно. В те годы у нас еще очень редко кто из девчонок себе такое позволял. Так что мои губы не-нет, да и касались ее соска. Видимо, при каждом таком прикосновении не только меня, но и ее пробивало током, так как она вздрагивала, но, надо сказать, не отстранялась, не сердилась, а только нежно смотрела сверху вниз.
– Юра, не переживай. С моим ростом мне очень редко выпадает удача быть приглашенной танцевать, а я это очень люблю. Парни стесняются приглашать девушек выше их ростом; видимо, боятся смешно выглядеть. А где мне найти «пойку » ростом выше двухсот сантиметров, да и это еще недостаточно. На каблуках я вообще, как понимаешь, не хожу никогда. Мне, наверное, и замуж никогда не выйти - так моя мама говорит.  Мне показалось, что девочка сейчас расплачется прямо посреди зала. Я погладил ее правой рукой в том месте, куда она сползла и решил сказать что-нибудь приятно-утешительное
– Глупости! Не переживай! Мама не права. Ты красавица, и в  супружеской постели рост не имеет никакого значения
– Ты думаешь?
–Я не думаю, я знаю! – Вероятно, мои слова вполне тянули на пошлятину, но Лейла, судя по всему, была очень  неискушенной и неиспорченной особой и пошлость просто не разглядела.
За подобными разговорами мы умудрились протанцевать не один танец, а, кажется, целых три. Я проводил ее к столику и обнаружил, что никаких хихиканий со стороны подружек нет. На меня смотрели уже с явно выраженным интересом и удивлением.
Заручившись согласием Лейлы на будущие танцы, я с гордым видом победителя вернулся на свое место, где Мишаня горячо что-то обсуждали со Светкой. По мгновенно прекращенному разговору я понял, что темой были мы с  Лейлой.
– Ну, что? Как тебе финночка?
– Типичная финка, только очень красивая – Действительно, таких красавиц среди финских девушек я еще не встречал– И танцует отлично. И без комплексов вроде.
– Так мне договориться с администратором, чтобы тебе номер зарезервировали? Я могу, без проблем! – Светка подмигнула и засмеялась. – Это другу твоему заборонено, а ты птаха вольная. Светка выросла где-то на Украине и изредка вставляла в речь украинские слова. Мишка было рыпнулся:
–Юрка, бери номер, договаривайся на подругу…– Но это была, скорей, попытка сделать хорошую мину, сохранить лицо!
–Я тебе устрою подругу! Глазенки – то и ей, и тебе повыковыриваю! – Светкино возмущение, возможно, и было показным, но зная ее уже не один год, я должен был признать, что угроза имела под собой все основания. Девка она было ядреная, здоровая, из тех самых, которые «есть в селеньях» Она, видать, искренне любила Мишку и не могла бы стерпеть его даже мысленной, как сказали бы сейчас, виртуальной, неверности. Мишаня мгновенно осознал и уподобился поникшему  лютику.

–Светка, не суетись, но за предложение спасибочки. Пока рано об этом всерьез говорить. Похоже, что девочка очень неопытная, но заводная. Поживем – увидим.

Еще весь вечер был впереди. Ресторан практически заполнился до упора. Только два наших места светились привлекающим внимание пятном. Света подошла и, извиняясь, спросила:
– Мальчики, а как вы отнесетесь, если я к вам кого-нибудь приличного подсажу. У меня совсем нет свободных мест, а я обязана обслуживать жильцов отеля. Они пользуются льготами и могут пожаловаться, если увидят, что есть зарезервированные места, которые долго остаются свободными.– Светке явно было неудобно перед нами, но дело – есть дело.
–Разумеется, Светик, разумеется. Сажай, когда  и кого надо, но только  не местных шалав  и не центровых.
–Ну уж это фиг  вам! Не дождетесь! – Она снова погрозила Мишке пальчиком.

В соседнем ряду, сдвинув вместе несколько столиков,  уже довольно давно гуляла компания молодых пацанов. Из шумных выкриков и тостов можно было легко догадаться, что ребята закончили военно-морское училище и отмечают выпуск. Вначале они вели себя довольно тихо, но постепенно, пропорционально выпитому, парни раскрепостились, стали шумнее и грубее. Пошли мелкие скандальчики с соседями и другими компаниями. В воздухе стоял густой мат. Светлана уже дважды подходила к ним и предупреждала, что, если не успокоятся, то можно и наряд вызвать из райотдела. Парни ненадолго притихали, но через некоторое время все начиналось снова.
 Светка подвела к нашему столу пожилую супружескую пару
–Мальчики, я вам подобрала замечательных компаньонов. Они живут в гостинице и проголодались. Вы не возражаете, если я их к вам подсажу? – Присаживайтесь, пожалуйста, эти мальчики – мои друзья, мои гости. Думаю, что вы друг другу понравитесь.
Невысокого роста, благообразного вида седой мужчина с такой же седой бородкой клинышком лет этак около семидесяти, если не больше, церемонно поклонился то ли Светке, то ли нам, подвинул жене стул и сел сам. Мгновенно подскочила официантка - пухленькая Зойка, которую я обычно называл, Зайкой,  Зайчмком, хотя «Зайчику» было уже, вероятно, под полтинник. Она и не возражала.
–Зайцы, друг мой, столько не живут, – Но с клиентами Зоя была всегда предельно вежлива, выдержанна и, что  не характерно, никогда их не обманывала: водку приносила всегда грамм в грамм, сдачи выдавала полностью, но от чаевых не отказывалась – не дура, отнюдь.

Соседи заказали первое, второе и салат. Мужчина, вопросительно глянув на жену, несмело добавил:
– И двести водочки, если можно. Она метнула в него молнию,  промолчала было, но все-таки решилась:
– А бокал шампанского можно?
Зойка растерялась.
– Мадам, я дико извиняюсь, но шампанское у нас в розлив подавать запрещено. Откроешь бутылку, потом куда ее девать, когда газ выйдет? Так что только бутылка!
– Ну, с бутылкой мне не справиться. Дама с сожалением улыбнулась Зойке, показывая, что она все понимает и не обижается.
–Зайчик, а принеси-ка ты  тогда бутылку нам.
Мишаня мгновенно меня понял и поддержал кивком головы:
–Точно, Зоенька, неси нам.
–Мадам, Вы что предпочитаете: полусладкое или сухое? – Зоя тоже четко уловила мою мысль.
Но мои планы были значительно более наполеоновскими. Для начала мы взаимно представились, сообщили, что являемся студентами. Мужчина рассказал, что служит на флоте, а жена  бывшая балерина, на пенсии. Здесь в Ленинграде они по делам его службы.
Пока Зоя выполняла заказ, я разлил водку по стоявшим на столике рюмашкам, и мы втроем выпили за знакомство.
– Веня, не пей без закуски!– Она все-таки долго терпела его самостоятельность, но, наконец, не сдержалась. Она же должна была показать, кто в доме хозяин.
В это время оркестр снова заиграл что-то медленное, и я уже намного смелее направился  в сторону столика Лейлы. Но еще издали я увидел, что к ней подошел один из ребят, праздновавших выпуск. Парень уже с трудом стоял на ногах, чуть не упал, пытаясь изобразить расшаркивание ножкой, ухватился за спинку стула, едва не опрокинув его назад вместе с Лейлой. Похоже, получил отказ, но, кажется, не обиделся, а тут же попытался пригласить другую девушку. Поскольку я уже был рядом, то слышал, как он достаточно громко выругался, на фразу сказанную ему по-фински, смысл которой можно было перевести, как «с пьяными свиньями я не танцую».  Но он-то этого не понял и решил, что его послали, что, собственно говоря, было недалеко от истины. Споткнувшись еще несколько раз о собственные ноги и стулья посетителей, парень все-таки с трудом, но благополучно достиг своего столика, а я  также благополучно предстал пред темны очи Лейлы.
–Потанцуем?
–Я уже заждалась, - бесхитростно ответила Лейла и, на этот раз очень быстро, в один прием выросла рядом со мной.
Сидевшая рядом подружка что-то очень быстро сказала. Все засмеялись.  Такая скорость была выше моего знания финского и я, переспросил у Лейлы
–Это она над нами смеется?
– Скорее надо мной. Они  все это время обсуждают тему, как хорошо, удачно лежала твоя рука у меня на попе, когда мы танцевали. Кстати, не суди меня строго, но мне это даже понравилось.

–Вот так да! Она или  совсем глупая, или неопытная, или  наоборот нахальная. Но на последнее не похоже.
Но Лейла , видать, решила взять вопрос в свои руки, не будучи уверена в моих намерениях. Девчонки еще смеются надо мной, решив, что я влюбилась и веду себя нескромно. Инкери и Килли вообще меня уже достали–предлагают номер на ночь освободить, а они, мол, пойдут смотреть мосты до утра. У вас же белые ночи, как и у нас.
 Я набрался смелости (или наглости?) и спросил:
– Ну, и как тебе их идея? – и добавил: –-  Мне уже аналогичное предложение метрдотель сделала. Это наша хорошая подруга, девушка моего товарища. Она может просто взять номер в администрации на ресепшн.  Ответ Лейлы был прекрасен, как и она сама. Она слегка присела, склонив головку почти к самому моему плечу, при этом откровенно потерлась грудью о мои губы и прикрыв свои изумительные глаза длиннющими пушистыми шторками ресниц, произнесла
–А зачем тратить деньги на номер, если мои подружки обязались дома молчать! Только, Юра, я боюсь, я же еще девочка! Я еще никогда не ночевала с мужчиной. Я не умею, не знаю, боюсь! Хорошо, что она говорила по фински, так что никто не мог ничего понять из ее достаточно громких фраз, которые она почти выкрикнула. Мне стало как-то не по себе. Я никак не ожидал такого напора чувств и такой откровенной чувственности. Как полный идиот  я спросил:
– А сколько тебе лет, темная ночь ?
– Двадцать, кажется, стесняясь этого, ответила она. – и продолжила, похоже оправдываясь: – Меня и сестренку мама никогда никуда гулять не отпускала. Это первый раз, когда она разрешила мне с девочками из колледжа поехать на несколько дней. Я с парнями никогда даже не целовалась, еще больше смущаясь,  призналась она

Вероятно, твоя мама – мудрая женщина и поступала правильно. Но и  на старуху бывает проруха, как сказала польская красавица Инга Зайонц через месяц после свадьбы с другом детства  Бендера Колей Остен-Бакеном. Ох, напрасно мама тебя отпустила, а впрочем, «чему быть того не миновать». Этого, разумеется, я уже вслух не сказал, а ограничился только мысленной благодарностью в адрес неведомой мне финской мамы,  родившей, вырастившей и сохранившей такой бриллиант.
– А почему ты меня назвал темной ночью?
– Так это же значение твоего имени. У тебя же не финское имя, а арабское.
–Это я знаю, папа у меня большой любитель  арабских сказок, но мне говорили, что оно значит темноволосая, а я беленькая совсем,  вот увидишь!

От этого «увидишь» я аж вздрогнул. Нет, не может быть, чтобы в наше время в двадцать лет можно было быть настолько несмышлено – откровенной. У нее же нет никаких тормозящих сдерживающих факторов. Как это она умудрилась в таком виде сохраниться?! Ее что, в стазисе  держали?  Ведь внутри, похоже, не просто горит огонь, – там вулкан, там лава кипит и просится наружу.

От всех этих мыслей меня отвлек шум, доносившийся со стороны нашего столика. Я взял Лэйлу под руку и подвел к нам. В это время как раз Зоя принесла шампанское, Мишка уже открывал. Я усадил Лэйлу на свое место, налил ей и даме по бокалу  и шепнул в желанное ушко:
– Пей, пей, расслабься, будешь смелее!
– А меня не надо спаивать, я уже все для себя решила, – она окатила меня фиолетовым взглядом, – Похоже, что это ты боишься больше меня.
–Боюсь, – честно признался я, – не хочу, чтобы ты потом всю жизнь меня проклинала.
–Глупый! - Я всю жизнь буду тебя вспоминать и благодарить, я знаю.

 Наш многозначительный разговор был неожиданно прерван громким матом, раздавшимся за моей спиной. Кто-то из молодых офицеров так выражал свое то ли несогласие, то ли возмущение. Понять по какому поводу – было невозможно. Сидевший за нашим столом представитель флота резко встал, поймал за руку парня. Который так матерился и достаточно громко произнес
–Молодой человек, очень прошу Вас проглотить в дальнейшем подобные слова, поскольку здесь находятся дамы, или Вам придется проглотить свой язык! Парень вырвал руку и тут же послал  нашего Веню на три буквы вместе с его дамами. И-за соседнего столика донеслись одобрительные возгласы.
– Правильно, Саня, пусть идут и снова конкретный адрес. – Всякая сухопутная крыса будет здесь нам – морским офицерам указывать, как себя вести. Топить таких надо вместе с их шлюхами. Побагровев, Веня рванулся в ту сторону, но жена мертвой хваткой вцепилась в него. С другой стороны Мишаня тоже перехватил  правую руку соседа, схватившего бутылку со стола и готовившегося сделать из нее «розочку», разбив об стол. Но тут, похоже, у него в голове пронеслась какая-то новая мысль.
–Морские офицеры? - переспросил он. Училище небось закончили, кортики и погоны получили. Две звездочки, вероятно. – У меня тоже две звездочки на погонах, только они вот так расположены – и он раздвинутыми указательным и средним паль цами показал места расположения звездочек вдоль погона., от плеча к шее. С  соседнего столика донесся громкий пьяный гогот.
– Пацаны, отстаньте от морского волка! Это же, вероятно, заслуженный мичман. Мичманов уважать надо! На них дисциплина в экипаже держится! – и снова гогот.
Вениамин, кажется, Сергеевич, точно не припомню, тихонько встал, что-то шепнул на ушко жене, та с сомнением покачала головой, но полезла в сумочку, достала оттуда ключи, похоже, от гостиничного номера, и отдала их мужу. Это не осталось незамеченным.
–Пацаны, как не стыдно! Не дали мичманюге пожрать спокойно.
–Не хрен выпендриваться! Что это за мичман, если ему, видите ли, мат поперек уха. Помните, что мичман Приходько говорил: «Мат – главное оружие русского  офицера, а  уж мичманов и унтеров и подавно», и владеть этим оружием следует в совершенстве, чтобы матросы завидовали! Кто не знает русский мат, тот совсем не боцманмат!»
В таком духе высказывания продолжались минут пятнадцать – двадцать. Парни , кажется, соревновались между собой, желая выделиться, причем, судя по взглядам, возбуждающим фактором была не кто иная, как Лейла. Она, к счастью, не понимала ни слова, но интуитивно чувствовала, что был скандал, и он не закончился. Я, как мог, объяснил ей ситуацию. Но в это время один из пацанов то ли осмелев, то ли просто заведя себя, решился и, слегка покачиваясь, направился к нам и, дыхнув спиртным так, что у меня возникло желание щелкнуть защигалкой и получить огнедышашего дракона, он попытался пригласить Лейлу на танец. При этом он резко взял ее за руку и дернул вверх, заставив подняться. И Лейла поднялась! Презрительно посмотрела на него сверху вниз - как же они это умеют! Вырвала руку и наотмашь залепила с правой пощечину, сопроводив ее не вполне цензурной финской бранью, а точнее совсем нецензурной. Ошалевший пацан еле устоял на ногах, так как удар у Лейлы был вполне профессиональный, и только нашелся что спросить
–А это на каком языке она говорит? А что она сказала?
–Она тебя, идиота, по-фински послала туда же, куда ты недавно посылал всех остальных. За соседним столом все рассмеялись, но теперь уже не зло, а потешаясь над неудачей товарища. А тот не придумал ничего лучшего, чем начать оправдываться:
–Так это же не я  просто так матерился, я не вас имел в виду, ты ей так и скажи! И мне вспомнился анекдот, подходящий к данному случаю. «В ресторане перебравший мужичок поругался с официантом, вскочил на стол и на весь ресторан орет. Я вас всех имел ввиду, я вас всех и в так и в разэтак!  Да я вас всех в позу поставлю…Публика как-то притихла. Но из-за соседнего столика вдруг поднимается мужик, косая сажень в плечах,  этакий гибрид Шварценегера, Брайана Томпсона,   равнинной гориллы, и былинного богатыря Ильи Муромца со знаменитой  картины Васнецова,  только без черного коня и кольчуги, подходит к стоящему на столе мужичку, и оказывается с ним почти одного роста. Берет его за грудки, поднимает и держит на весу, а потом спрашивает: И мою жену тоже? И меня?
«Что Вы, что Вы! Вашу жену? Да как можно, да ни в коем случае!  Как вы могли такое подумать? Д ни жисть!  К вам это не относится! Мужик со словами : «Что, сука, брезгаешь?! огромным кулаком бьет прямо в рожу шумного посетителя». У нас же продолжением «банкета» послужило возвращение Вениамина Сергеевича – остановимся на этом варианте отчества. Как-то все неожиданно расступились, и к столу твердой походкой, слегка переваливаясь с ноги на ногу, что свойственно многим людям, имеющим за плечами годы ходьбы по качающейся корабельной палубе, прошел Веня при парадном мундире с погонами вице-адмирала флота с золотыми галунами и черными выпушками, что обозначало принадлежность к корабельной или инженерно-корабельной службам, с двумя вышитыми золотой канителью звездами с выходящими из-под них пучками черных лучей и красными пятиугольниками посередине, на которых красовался черный якорь.
Как Веня и говорил, звезды располагались именно вдоль погона, только  размер этих звезд и их вид были иными. Мундир на нем напоминал кольчугу, поскольку ни с левой стороны, ни с правой не было свободного места. Ордена и медали создавали сплошной бронежилет. А над всем эти великолепием, как завершающий штрих, красовались две «скромненькие» золотые звездочки дважды героя Советского союза.
Казалось, что Веня стал значительно выше, хотя, возможно, что тут играли роль и форменные полуботинки, вероятно, сделанные по спецзаказу и имевшие увеличенные каблук и подошву.

Мне однажды, уже через много лет после этого случая, довелось побывать в пещере на Урале. Водивший нас спелеолог из Салавата попросил выключить все свечки и фонарики и немного посидеть молча. Вот тогда я второй раз в жизни «услышал» полную тишину, которая нарушалась только стуком сердец и падающими каплями где-то явно очень далеко. В этот момент у меня было полное ощущение, что я слышу, как бешено колотятся сердца новоиспеченных лейтенантов, как они уже представляют перед глазами процедуру лишения их офицерских званий и в лучшем случае, разжалования в те самые мичманы. А если сильно повезет, то отправят куда-нибудь на Новую Землю или Новосибирские острова помощником начальника гидрометпоста, где сидеть, сидеть и сидеть…. И где весь флот – это шлюпка для связи с изредка заходящими кораблями.
 Они понимали, да и все вокруг понимали, что стоит сейчас этому невысокому седому человеку, которого они сильно обидели, позвонить в комендатуру или просто вызвать милицию, которая их комендатуре и передаст – пьяных, с рапОртом вице-адмирала, заявлением его жены, а вдобавок еще с объяснительной иностранной гражданки, где будет написано: « В пьяном виде выражался  вслух нецензурно … приставал…, хватал за руки…, нарушил кодекс чести морского офицера…   И все! Коту под хвост пять лет учебы, десятки бессонных ночей над конспектами, сданные с великим трудом экзамены, мучения летних лагерей, ночных вахт, многие часы  противной изнурительной строевой подготовки. Прощай мечты  о «маленьких асфальтовых южных городах», в которых ждут и никогда уже не дождутся «не встреченные школьницы-невесты ».
 Но Веня был истинным джентльменом «от моря». Я полагаю,  что он тоже, как и я, услышал все это в дыхании пацанов. Прочитал в их глазах, и ему этого оказалось достаточно. Он вопросительно посмотрел на жену, которая отрицательно покачала головой, на нас – мы тоже кивнули ей в такт. Тогда он резко встал, скомандовал четко и молодо, как, вероятно, командовал тысячи раз в своей жизни: «Сми-ирна!». Пацаны, уже давно полностью протрезвевшие, дружно вскочили, вытянулись так, как кажется, никогда не вытягивались ранее.
–Господа офицеры, слушай мою команду! – продолжал адмирал. Господа офицеры стояли, не моргая и не дыша.  – С якоря сниматься! Курс на три буквы! Приводи на курс! Вперед самый полный! Они поняли! Они поняли, что их простили, что адмирал не собирается делать из них мичманов, и они в едином порыве, как на плацу или на палубе дружно гаркнули: «Здравия желаем, товарищ вице-адмирал! Есть на три буквы!» и вслед: «Служим Советскому Союзу» и еще: « Спасибо» Ресторан совсем притих. Даже оркестр, не понимая, что происходит, перестал играть. В течение нескольких следующих минут господа офицеры как-то незаметно растаяли в сизом от сигаретного дыма, воздухе. А мы с Веней и Мишаней  еще довольно долго сидели, пока не опустел наш графинчики, а также бутылка шампанского, каковую «уговорили» Венина жена с Лейлой, успевшие подружиться и создать оппозицию мужчинам за столом. Они не знали ни одного общего слова, но каким-то странно-непонятным образом понимали друг друга. Оказалось, что Вениамин Сергеевич служил на ТОФ «тоже флоте - Тихоокеанском флоте, являлся одним из заместителей командующего. В войну командовал на Балтике дивизионом «Морских охотников». Сидел Веня и ругал порядки, пришедшие в последнее время на флот. Может водка в нем что-то разбудила, может господа офицеры подвигли, но я не в состоянии сейчас вспомнить все, что он рассказывал о состоянии дел на флоте, руководимом Горшком, т.е. адмиралом Горшковым. Вероятно, из всех слов, сказанных Веней в адрес этого паркетного адмирала, самым приличным было слово «кретин»  Издевался над двумя звездами героя, полученными Горшковым к юбилеям. Помню его фразу  « На флот наклали и Горшком накрыли!» Не стеснялся рассказывать о том, как стали назначать на должности и присваивать звания, сообразуясь с родственными связями и партийными рекомендациями. Похоже, ему вдруг случилась возможность высказаться. Жена всячески старалась его остановить, повторяя: «Веня, прекрати, люди же вокруг!» На нашу удачу, а в особенности на мою и Лейлы, которая уже заскучала, не понимая ни слова, в это время подошла одна из подружек, кажется, Инкери, хотя не уверен, и со словами: « Удачной ночи!» вручила Лейле ключи от номера, сообщив заодно, что они уходят, как и обещали смотреть разводку мостов, а потом наклонилась ко мне и на ухо прошептала:
– Ты смотри там, аккуратнее, она еще невинна!
 Подошла Светлана и поинтересовалась – не нужен ли действительно номер?  Но увидав в руке у Лейлы ключ с фирменным гостиничным брелоком из дерева в виде бочонка с цифрой на торце, поняла, что у нас уже все решено, улыбнулась и спросила – « Резинки нужны?» Я смутился, но Мишаня тут же сообщил, что у него все есть и он поделится.  Так что мы постепенно разошлись.
 День оказался длинным и богатым событиями: печка, кирпичи, господа офицеры, Веня с женой, друг Мишка, Светка, Зайка. Ну и, конечно, Лейла с фиолетовыми друзами  аметистовых глаз. Этот день и эти две  ночи: темная и белая навсегда остались в моей памяти.
Кстати, ушки оказались очень даже вкусными и чувствительными, как, впрочем, и все остальное.
 Где ты ныне, «темная ночь»? Как сложилась твоя жизнь? Каким словом поминаешь, если вообще поминаешь, меня?
 А Мишки уже несколько лет как нет.  И каждое первое сентября, в день его смерти, я непременно выпиваю соточку или полтишок в его память. И Светки уже нет, и Зойки – это я знаю точно. Могу предположить, что ушли и Веня с женой.  Так что пусть этот небольшой опус будет некой эпитафией в их память.





Ленинград – Санкт-Петербург                1968 –     2016