Перевод с общепринятого

Случилось так, что нашлось время, и захотелось заняться чем-то интересным. Вот и получилось прочесть «Корсар» Байрона и сравнить его с лермонтовским.
Я не знаю, как у других, но у меня до определённого времени произведения любого классика вызывали чувство неудовлетворённости. И, конечно же, недосказанности. Так было с Толстым Л.Н., так же было и с Лермонтовым, Достоевским. Что же случилось потом? А случилось то, что случается со всеми, кто перенёс тяжелую утрату или застрадал неизлечимой болезнью. Случилось поверить в Бога и обнаружить в мире единственное средство спасения в этих ситуациях – церковь.
Общение духовное открыло глаза на многое, происходящее в мире, но не замечаемое человеком оттого, что не ведомо ему в силу полного отсутствия в нём духовного опыта. Этот опыт обретается только в церкви, другого пути его приобретения не существует.
Итак Байрон. Если читать его, опираясь только на обычный бытовой опыт, то вряд ли можно понять, зачем он вообще написал «Корсар». Ну жил себе пират Конрад, ну был суров, аскетичен и строг… Ну, любил Медору. Попал в плен, Медора этого не пережила, хотя тоже не понятно почему…  Ну, допустим, любила так. Ну, спасла его рабыня паши, которую он всё-таки страстно целует (один раз), тоже не понятно почему. Уж такая любовь к Медоре… такое недовольство тем, что рабыня Гульнара сама убила пашу (причем после этого стала убийцей в глазах пирата Конрада). Неужели при всём при этом нельзя сдержать минутную страсть и не удержаться от поцелуя? И потом… Раствориться в пространстве от удара молнией… и превратиться толи в живого, то ли в мёртвого…  Почти что чушь. Так всё непонятно, запутано и притянуто, что и читать лень.
Но это если с обыденной и бытовой точки смотреть. Если же рассматривать всё это несколько в другом ракурсе, с тех позиций, о которых может и говорить нельзя. Но попробую осмелиться. Ведь любовь Конрада и Медоры – это обычная человеческая любовь. Корсар - боец-аскет. Все его сражения – это сражения со своими грехами, борьба с которыми требует невероятных усилий, тактических и стратегических ходов. Эти методы выматывают его до изнеможения, и в конечном итоге он попадает в плен к врагу. А врагом является он сам. Этот Сеид паша и есть тот самый его самогосподин, борьбу с которым он не выдерживает из-за того, что в порыве борьбы, почти неожиданно для себя,  высвобождает на волю красавицу-рабыню. Этой красавицей является его собственная душа. Он пленён красотой своей же души, но красота земная не отпускает его. Муки его велики. Его же душа убивает в нём его тело, полное земных страстей, тело сверх невоздержанного Сеида. Он ненавидит её за это, считает её убийцей, но уже ничего не может поделать. Духовная красота выше земной, и он не в силах удержаться перед этой красотой, и один поцелуй её решает всё. Он видит мёртвую Медору. И конечно же сам умирает для мира. Это выглядит, как поражение громом и молнией. И не понятно, в живых он теперь или в мёртвых.
Теперь я позволю себе порассуждать о «Корсаре» Лермонтова.
Если у Байрона смерть или не смерть завершает события, то у Лермонтова  смерть, смерть вне всякого сомнения, открывает повествование. То есть здесь тело уже мертво для жизни земной, и далее идёт рассказ о том, как живёт душа у человека, навек распрощавшегося с телом.
Здесь всё как по полочкам: страх света, безмолвие, ночная тишь, страдания... ; Греция, на которую и смотреть тошно; пища — лишь в спокойствии немых гробов; ощущение обманутости души, чужой мир... Но при всём при этом доставляет радость плавание по волнам, узнавание всего нового, бег по островам, где конь арабский «ой, разыгрался, расплясался, ой да разрезвился подо мной...» И только Афон — единственная отрада!..  Плавание по водам, как по маслу, желание идти в бой, утверждение себя, удовольствие собой. И вдруг... видение того, как разбивается корабль о КАМЕНЬ.  Гречанка, которой звезда показывает и рассказывает о том, что в сердце есть... А потом звезда гаснет, и он окончательно каменеет для нежных чувств.
Как прекрасно описан опыт духовного становления, обретения страсти бесстрастной. Нет, Лермонтов не подражает Байрону, он продолжает байроновского «Корсара», показывает продолжение, развитие его духа.
И какой из всего этого следует вывод? Может ли 14 летний мальчик так хорошо знать этапы становления духа, которые открываются далеко не всем? Может быть и может, может это под силу гениям. Но сомнений больше. Что-то всё таки здесь не очень вяжется. И скрыта здесь какая-то тайна.