Поговори со мной

 


                ПОГОВОРИ    СО    МНОЙ…


                ДЕТСТВО
               
  Моя мама – чистопородная  южнорусская овчарка  Герда, белоснежная, пушистая, необыкновенно  красивая  и интеллигентная  собака.  Я  была пятым её детёнышем.  Четверо  щенят  такие же, как  она,  белые  и пушистые, а  я  родилась с  чёрными пятнами на боку и  спине, да ещё  говорили, что  голова тоже чёрная (сама я не вижу). К Хозяину  Герды  приходили  какие-то специалисты  по породам  собак и  объясняли моё  появление мудрёными словами (генетический  брак  породы по  окрасу – прим.  автора)  и советовали меня  убить, чтобы  покупатели не  усомнились  в чистопородности  остальных  щенков. Почему-то  меня  сразу  не  убили, я осталась жить в  своей семье,  росла  вместе со  своими братьями  и  сёстрами.
 Сосков  с молоком у  мамы  Герды  было четыре, вот  четверо породистых  детей  их  и  сосали. А  я  сидела  в  уголке  нашей  конуры  и ждала, когда  они  наедятся. Мама  всегда  придерживала  молочко  и  не  давала им  всё  высасывать, потом подзывала  меня, и  я  от  каждого  соска  понемногу  получала  свою  порцию.  Конечно  же,  я  отставала  в  росте, со  мной  не  всегда  играли  мои  братья  и  сёстры,  а  обычно  резвились  сами. Когда под  вечер  приходил  Хозяин  и  забирал  Герду  на  прогулку,  то  мы  все ложились  спать.

   Хозяин   Герды  мне  не  нравился – у него  был  колючий,  неприятный  взгляд  и  какой-то  металлический  голос. Каждый  раз, когда  он  заходил  к  нам  в  вольер,  он  непременно  повторял, глядя  на  меня: «И почему я  её  не утопил  ещё  слепую?». Я  старалась  не попадаться  ему  на глаза  и тихо  сидела  где-нибудь  в  уголке. Странно, но  я  хорошо понимала человеческую  речь, хотя  сама  не  могла  ничего произносить  даже  на  собачьем  языке - лаять я  не  пыталась, а  рычать, как  мои  братья  и  сёстры, у меня  совсем  не получалось, моё  горло  издавало  какой-то  жалобный   писк.

  Вскоре  нас  стали  подкармливать  кашей  и  кусочками  мяса. Мясо приносил  сам  Хозяин  и раздавал по  маленькому кусочку  четырём  щенкам и,  побольше  с  косточкой, - маме  Герде. Мне, конечно, не  доставалось, но  мама всегда  оставляла в  своей миске немного  вкусной  каши и  подзывала  меня  её  съесть, отгоняя рычанием остальных. Кашу  приносила в  мисках тихая  женщина с грустными  добрыми  глазами,  она  каждый  раз старалась погладить меня  ладонью  по  спине -  я  всегда  ждала  её появления.

 Но  вот  щенки  подросли,  и  стали  приходить  покупатели. Хозяин  при  первом  же звонке в  калитку  произносил свою любимую  фразу, а  добрая  женщина  быстро  забегала  в  вольер, забирала  меня  и,  завернув  в свой  передник, относила   подальше  в  сад – там  мы с  ней  и  сидели  в  беседке,  пока  не  уходили  гости.  Щенков  раскупили  быстро,  и  мы  остались с  мамой  Гердой  вдвоём  в  просторном  вольере  с довольно большой  будкой, где  мы  спали. Миску с едой приносили  теперь  одну, но женщина всегда  старалась покормить  сначала  меня, а  Герда  сидела  рядом  и  ждала, пока я  поем. Как-то эту картину   увидел  Хозяин  и начал  строгим  голосом что-то  выговаривать  женщине,  наверное,  запрещал меня  кормить.
 У  Хозяина   во  дворе жил  ещё  какой-то  зверь, ростом   со щенка, мех у  него был  рыжего  цвета, а  усы  белые. Он  свободно  ходил  по  двору, заходил  в  дом,  тёрся о ноги  Хозяина, который часто  брал  его  на  руки, гладил по спине  и  даже  разговаривал  с  ним.

   Однажды  Хозяин под  вечер,  как  всегда, забрал   Герду  на  прогулку  и  забыл  запереть  дверь  вольера  на  задвижку. Я увидела довольно  широкую  щель и, просунув  в  неё  голову, поняла,  что  смогу  выйти   из  вольера. Быстро оглянувшись  по сторонам, я  бросилась  в  сад  по тропинке, куда  меня  относила  в  переднике женщина. Увидев  знакомую  беседку  и  быстро сообразив,  что здесь  меня  легко можно  поймать (и  тогда  уж  точно  убить), я  обогнула  строение  и  углубилась  в  заросли  кустов  и  травы. О, как же здесь было хорошо! Прохладная зелёная травка, необыкновенные,  чудные запахи, множество всяких живых существ копошилось в этих  зарослях,  летали  и  пели  птички,  жужжали  разные  насекомые, по  земле  что-то  ползало,  жило  своей  свободной  жизнью. Я  попробовала жевать какие-то листики – они  оказались  кисловато-вкусными,  от  счастья  у  меня  закружилась  голова,   и  сами  собой закрылись  глаза.

   Проснулась  я,  видимо,  от  того, что  продрогла, лёжа  на  земле без  маминой  тёплой  шубки, – было  темно  и  жутко. Вспомнив  свой  побег,  я поняла, что  идти  мне  совсем  некуда, а  там,  в вольере, всё-таки  мама  Герда  и  добрая  женщина, возможно,  меня  снова  пустят домой  и  будь,  что  будет. Обратную  дорогу  нашла  быстро - во  дворе дома  всю  ночь всегда горел  свет,  на  него  я  и  побрела.
 
   Добравшись до калитки вольера и   убедившись,  что она  заперта, пошла  вдоль  сетчатой  ограды, надеясь  найти  какую-то  лазейку,  но,  увы, забор  был  добротный.  Поскулила  тихонько  в  надежде, что меня  услышит  мама, но  та  спала в  будке,    да  и  чем  она  могла  бы  мне  помочь. Любимец  Хозяина,  рыжий  зверёк  с  усами, услышав,  видимо,  мой  скулёж, запрыгнул  на  верхнюю  планку  ограды  вольера и  начал  издавать   громкие  звуки -  подбадривающие  или     злорадные, непонятно.  Испугавшись, что этот тип своими воплями  разбудит Хозяина, я поспешила удалиться подальше от вольера, мысленно  распрощавшись  со  своей  любимой  мамочкой  Гердой  и  доброй,  грустной женщиной,  каким-то внутренним  щенячьим  чутьём  понимая,  что  покидаю  это  место  навсегда.

                ПОБЕГ

   Наткнувшись  в  темноте  на  металлическую  ограду  сада,  я  побрела  вдоль  неё,  стараясь  удаляться  от  видимых  сквозь  листву огней дома.  Наконец  мои  лапы  заскользили  по  какой-то  липкой  жиже, и  я  оказалась  в неглубокой   канавке,  воды  в ней  не  было, но  жидкая  грязь  на  дне  оставалась. По  дну  канавки, сильно измазавшись,  я  ползком  пролезла  под  изгородь  и  оказалась  на  воле. Снова  чутьё  подсказало  мне,  что  нужно  идти  вдоль  этой  грязной   канавки, должна  же  быть  где-то  чистая  вода.  И действительно, канавка довольно быстро  привела  меня  к  широкому,  по  моим понятиям, ручью с чистой водой и быстрым течением.
 
   Тем  временем начало  светать, громко запели птицы, что-то застрекотало и  зажужжало  в  кустах у ручья, над деревьями  появились  первые  лучи  солнца.  Я  осмотрела  себя - моя шелковистая белая шерсть превратилась в грязно-серую  слипшуюся массу, на  лапах и брюхе был  такой  слой  серой грязи,  что  мне  было трудно  передвигаться. Хотелось  есть, но,  наверное,  можно  было   хотя  бы  напиться  из  ручья,  решила я  и, подойдя к  самому  берегу, лихо  шагнула  в  воду.

  Дна  мои  лапы  не  почувствовали,  я  поняла, что  вся  оказалась  в  воде, и  быстрое  течение понесло меня  куда-то  вдоль  берега.  Вода  была  холодная,  я  быстро  продрогла, но  продолжала   отчаянно шлёпать  по  воде  передними  лапами,  и наконец  мои  задние  ноги  коснулись  каменистого  дна.  Подняв  как  можно  выше  голову,  кое-где  проваливаясь  и  подпрыгивая,  здесь,  на  перекате,  я  выбралась  на  берег  и отряхнулась.  Было  очень  холодно,  но солнышко  уже  поднялось  высоко  и  хорошо  пригревало. Я  улеглась  на  уже  теплые  камни  на  берегу  и  довольно  быстро  обсохла  и  согрелась. «Да-а-а, искупаться  пришлось»- подумала  я,  но, осмотрев  себя,  поняла, что  грязи  на  мне  уже  нет, а  моя  белая  шубка  с  чёрными  пятнами  блестит,  как  и  прежде.

  Очень  хотелось  кушать.  Жалобно  поскулив  и  решив, что  от  этого  сытой не  будешь, мне  стало  ясно, что убежав из дома, где меня  кормили, я  обрела  свободную,  самостоятельную  жизнь,  но  и  пищу  должна добывать  теперь  сама. Огляделась.  По  земле  ползали  какие-то  жуки, в  траве  копошились  насекомые.  «Нет,  пожалуй,  это не  еда» -  решила  я  и  вдруг  заметила  неподалеку  от  себя небольшую  лягушку,  дремавшую  на  солнышке и    почти  сливающуюся  с  серой  массой  камня.  Осторожно  двинулась  к  ней,  почти вплотную  приблизилась, она  не  шевелилась, видимо  крепко  спала.  Цапнула  её  зубами  и  крепко  сжала  челюсти – захрустели  кости, лягушка  издала  какой-то  звук, и  я,  не  прожевывая,  её  проглотила. Гадость, конечно,  подумала, но….  всё  же  съедобно, надо  бы  ещё  поискать. И  почти  тут же  увидела  ещё  одну  лягушку,  мирно  дремавшую  на  камне -  проглотила  и  её.  Подташнивало,  но  чувство  голода  прошло. Солнышко  уже  здорово припекало,  я  улеглась  в  тенёк  под  какой-то  куст  прямо  на  траву  и  очень  быстро  крепко  уснула.

   Проснулась,  наверное,  под  вечер. Солнышко  было уже низко, вокруг по-прежнему щебетали птички, спешили  по  своим  делам  насекомые,  весело  журчала  на  перекате речушка.  Вставать не  хотелось, приятно  было  вот так  лежать  на  тёплой  траве, смотреть  на  голубое  небо  с  белыми  облаками, уже  подкрашенными  лучами  заходящего  солнца, слушать  этих  глупых  маленьких  птичек, стрёкот  насекомых.
  Вдруг  подумалось -  «вот  они  все  такие  маленькие, есть  прямо  крошечные  создания,  а  живут  на  воле,  без хозяев,  сами  чем-то  же  кормятся, детей  кормят, и  все  довольны,  никто  никого  не обижает.  Конечно, я  съела  двух  живых  лягушек,  нехорошо  это, наверное,  но  и  лягушки  тоже кого-то  съели, чтобы  жить». Так  немного  порассуждав  про  себя  и  успокоившись,  всё-таки  решила  подняться  и поискать  ещё  чего-нибудь  поесть,  да  и  ночлег  устроить  себе  поуютней.

   Не  успела  я  решить, в  какую  сторону  мне  двигаться,  как  заметила,  что  прямо  ко мне  бежит  мышка. Я  раньше  в  вольере  видела  этих зверьков,  и  мама  Герда объясняла,  что  ими  питается  этот  противный  рыжий  хозяйский  любимец  с  усами. За  ней, видимо, кто-то  гнался,  и    мышка  с  выпученными  от  страха  глазами  неслась  прямо  на  меня. Я  не  двинулась  с места,  мышка  с  разбегу  воткнулась  в  мой  живот  и запуталась  в густой мохнатой  шерсти. Я осторожно  взяла  её в свою пасть, одновременно  решая -  отпустить  или попробовать скушать  её,  ест  же  их  этот хозяйский  зверь.  Зубы мои сами сомкнулись над  бедной  мышкой, захрустели  косточки, брызнула  кровь,  я  её  проглотила.  Ну,  ничего, подумалось,  даже  вкуснее  лягушек, надо  бы  ещё  поохотиться.  Кажется,   мама  говорила  нам, что эти  мыши живут  в  норках.  И  я  побрела  в  поисках  норки  или  другой  пищи.

  По  дороге  поела каких-то листиков, довольно вкусных,  а  ещё  через  некоторое время  наткнулась под  деревьями на выпавшего из  гнезда  толстого  голубёнка,  почти  голого  без  перьев  и  пуха.  Возле  него   без  видимой пользы  хлопотали родители - дикие  голубь  и  голубка.  Они  отчаянно  что-то  кричали  на  своём  голубином  языке, подлетали  к  своему  чаду,  но  тот,  ударившись  об  землю,  был   уже  мёртвый. Со  спокойной  совестью  я  освободила  родителей  от  их  бесполезных  забот и,  забрав птенца,  потащила  его  в кусты, чтобы  никто  другой  у  меня  его  не  отнял. Вот  это  еда! – и  вкусно,  и  сытно, да  и  много,  пожалуй. Съела  я  половину птенца, лапами   отрыла  небольшую  ямку  в  мягкой  земле,  положила  в  неё  остатки мяса,  носом  засыпала   землёй  и  утрамбовала  свой  запас. Огляделась,  надо  бы  не  забыть,  где  закопала.

    Неподалеку, в  зарослях, нашлось  небольшое  углубление,  заполненное  прошлогодними  листьями. Кустики  хорошо  маскировали  эту  ямку, в  то  же  время  мне     были  видны  окрестности -  берег ручья, крупные валуны,  несколько  высоких  деревьев.  Я  решила  здесь  и  заночевать.  Раскопав  ямку  поглубже (листьев  оказалось  много),  я  уютно  устроилась в  своём  убежище,  но  спать  не  хотелось.  Взгрустнулось -  вспомнила  свою  пушистую  маму  Герду, тёплую  подстилку  в  будке,  ласковые  руки  доброй  женщины,  на  душе  было  тоскливо и  одиноко.  Я  с  ненавистью  посмотрела  на свои чёрные  пятна  на  белой  шубке  и  подумала -   «если  бы  не  эти  пятна, то  сейчас  бы  я  здесь  не лежала  одна - одинёшенька,  а  прижавшись  к  маме, подставляла  бы  свою  мордочку,  чтобы  она  её  мне  облизала  после  еды».   И  даже  противный  рыжий  зверёк, которого  Хозяин  брал  на  руки,  не  казался  мне  уже  таким  ненавистным, как  прежде.

  Незаметно  я  уснула, а  проснулась,  когда  солнышко  было  уже  довольно  высоко. От  вчерашнего  плохого  настроения  не  осталось  и  следа, вокруг было так  хорошо  -  пели  птички,  ветерок  шевелил  листья  деревьев, и  было слышно, как они шелестят, будто что-то рассказывают. Вокруг  кипела  жизнь  каких-то мелких  существ,  и  мне  само  пришло  в  голову: «А  я  ведь  здесь  самый  крупный  зверь, никто  не  сможет  меня  обидеть.  Н-е-ет,  здесь  гораздо  интереснее, чем  в  закрытом  вольере  прожить  всю  жизнь,  как  мама  Герда,  которую  Хозяин  выводит  погулять  на  поводке,  плодить  ему  щенят  для  продажи,  а  от  него  не  услышать  даже  ласкового  слова – и  всё  это только  за  миску  каши  или  косточку».
Мысль  о  каше  заставила  меня  вернуться к  делам  насущным.  Я  встала, с  удовольствием  потянулась  и, откопав  вчерашнюю  половинку  своей  добычи, вкусно  позавтракала.  Потом подошла к ручью,  решив  напиться.  Вода  была  спокойная, я смело  подошла  к  берегу, наклонилась, чтобы напиться, но оттуда на  меня смотрела  страшная  чёрная  морда  собаки  с  нависшей  на глаза  чёлкой.
 
  Я  в  страхе  отскочила  и  огляделась  вокруг – никого  не  было, и  я  снова  подошла  к  воде.  Собака   смотрела  на  меня  на  этот  раз  испуганно  и  робко.  Я  решила  поговорить  с  этой  собакой,  ну  не  станет  же  она на  меня  ни  за  что  нападать,  а  может   это  такая  же  одинокая,  убежавшая  из  дома  собачка,  и мы  с ней  подружимся.  Я открыла  пасть,  чтобы  гавкнуть,  собака тоже  открыла  свою  пасть,  но  звуков  у нас  обеих  не  получилось. Тогда  я оскалила  зубы,  чтобы  зарычать, собака  сделала  то же  самое,  но  рычания    не  было. «Да  ну  её» -  решила  я   и пошла  в  другое  место,  нашла  мелководье, где  водичка  резво  бежала  между  камешками, никакой  собаки  там  не  увидела  и спокойно  напилась.
 Обычно  после  еды,  живя  в  вольере, щенки  начинали  играться,  якобы  кусаясь  и  нападая  друг на  друга,  бегали,  прыгали,  резвились,  как  могли. Теперь  же,  на  свободе,  мне совершенно нечем было заняться. Кусать было некого, и я решила  немного  побегать.
 
                СВОБОДА

   Тропинка  вдоль  ручья была  хорошо  утоптана  чьими-то  ногами, хотя  я никого  не  видела  ещё  на  ней.  Оглядевшись  по сторонам  и  не  увидев  никого  подходящего  для  игры, я  припустилась во  всю  прыть   по  этой  тропинке, которая  начала  подниматься  на  бугор.  Легко  преодолев  подъём, наверху  остановилась. Вид  с верха  небольшого  холма, который, как  ножом, рассекала  моя  знакомая  речушка,  был  необычайно  красив  и  нов  для  меня.

    Я ещё  немного  пробежала  вдоль речки, которая, прижавшись  к  одному  берегу, стала  узкой  и  видимо  глубокой. Мой  нос  уловил  слабый  запах  дымка, и, поборов  страх,  я пошла  в  его  сторону. Вскоре   увидела, что на  берегу  речки  несколько  мужчин  разводили  костёрок,  а  один  из  них,  стоя  у самой  воды, тащил  сеть, из которой  выбирал  рыбу: крупную рыбку он бросал  к  костру, а ту, что помельче, – выбрасывал  обратно  в  речку.  Мне это совсем  не  понравилось – зачем  же  выбрасывать  рыбу, ведь  её  можно  съесть (нам  дома иногда давали сырую мелкую  рыбку, по-моему,  очень вкусную). Немного робея,  я  подошла  к  рыбаку  поближе, села  и  стала  с  сожалением  провожать  глазами  каждую  выброшенную  рыбёшку.

   Рыбак,  увлечённый  своим  делом,  на  меня  внимания  не  обращал,  но  внезапно подняв глаза, увидел меня  и  улыбнулся. Я немного приободрилась,  медленно  подползла  поближе  и,  облизнувшись, снова проводила  глазами  очередную  рыбку. Теперь  рыбак  уже  засмеялся,  и  новую маленькую  рыбёшку  бросил  не в речку, а мне. Рыбка упала недалеко от меня и  стала  бойко  подпрыгивать,  пытаясь  вернуться  в  воду. Но  я  одним  прыжком  догнала  её, ударом  лапы  оглушила и, прижав к земле, стала медленно есть. Доев  добычу и   осмелев,  я  снова  села  гораздо  ближе  к  рыбаку  и  стала  смотреть  на  его  работу.  Улыбнувшись,  рыбак  бросил  мне  рыбку, крупнее  прежней.  Я  проворно  схватила  её  зубами  и  сразу  отбежала  подальше от берега  и  рыбаков, чтобы  они  вдруг  не  передумали и не  отняли  у  меня  еду.

   «Какой  симпатичный  щенок» - сказал  вдруг один  из  мужчин  у  костра  и,  обернувшись  к  рыбаку, спросил: «Может, домой себе возьмёшь?». В моей голове мгновенно  пронеслась  вся  моя  предыдущая  жизнь  в  вольере  у  неприятного   Хозяина.  «О, нет, домой  к рыбаку  я  не  хочу»- решила я  и  с  рыбой  в  зубах   бросилась  по  тропинке  назад, в  свои  старые,  знакомые  места. Рыба была  всё  ещё  живая,  здорово  трепыхалась  и  больно  била  меня  хвостом  по  мордочке  и  ушам. Я  остановилась, когда  рыбаки  скрылись  из  вида, и, убедившись,  что  меня  никто  не  преследует, прижала  рыбу лапами  к  земле,  и  она  затихла.  Добычу свою я решила съесть  потом,  зарыв  его  в  своём  тайнике  неподалеку  от  своего  места  ночлега.
 
   На  другой  день  я  снова  пробежалась  по  знакомой  тропинке  к  тому  месту,  где  познакомилась  с  рыбаками.  Но  их  там  уже  не  было,  на  месте  костра осталась  кучка  пепла,  а  неподалеку  от  него  лежал  пакет  с  чем-то.  Осторожно  обнюхав его, я  вытряхнула    содержимое  на  землю.  Кроме  нескольких  пустых  бутылок  и  банок, в  нём  были  очистки  от  картошки,  приличный  кусок хлеба  и  хребты  с  головами  варёной  рыбы. Очистки  и  хлеб  я здесь  же,  вырыв ямку, закопала и замаскировала  несколькими  мелкими  камешками, а  остатки  рыбы  с  удовольствием  съела.

   С  этого  момента  я  как-то  перестала всего бояться. С  едой  проблем  почти  не было -  я  освоилась  на  своей  знакомой  территории,  ловила    мелких  грызунов,  глупых  крупных  птенцов - подлётышей,  иногда  меня  угощали  рыбой  рыбаки.  Спала  я  всё  в  той  же  ямке  с сухими  листьями.  Плоховато было, когда шёл дождь, тогда приходилось прятаться  под  густыми  кронами  деревьев, кроме того, я нашла небольшую нору в обрыве над  речкой.  В  непогоду  эта  нора  меня  здорово  выручала, но  со  временем  она  стала  немного  тесновата,  поскольку,  как  сама  догадалась,  я  подросла,   и  мне  пришлось  её  расширять  и  углублять.

  Лапами  разрыхляла  землю, а  носом  выталкивала её на  откос, где  получалась  небольшая  площадка. Со  временем  эта  пещерка стала служить мне  постоянным  местожительством.  Я  натаскала  в  неё  немного  веток,  сухой  травы,  перьев  от  птиц, и  там  стало  вполне  уютно. Моя  шелковистая щенячья  шубка  слиняла, а у меня  появилась  густая  волнистая  белая  шерсть, но… чёрные  пятна  остались.  Однако  теперь к  этим  пятнам я  уже  не  испытывала  прежней  ненависти,  так  как,  если  бы  не  они, то  меня  Хозяин  продал  кому-нибудь, и  жила  бы  я  совсем  не  так,  как  сейчас.
Между  тем  время  шло,  стала  чаще  портиться  погода,  пожелтели  листики  на  деревьях  и  кустах, попрятались  куда-то  мелкие  грызуны,  стали улетать на  юг многие  птицы.  Пищу  добывать   становилось  всё  трудней, и  частенько я возвращалась в свой «дом» вечером голодной и усталой.
 
   Однажды  мне  встретилось  странное  живое  существо,  довольно  крупное, с  густой, как  мне  показалось,  торчащей  шерстью. Незнакомец  смотрел  на  меня  маленькими  круглыми  глазками  без страха, а лапки у него были  короткими, так  что  сбежать  ему  едва  ли  удастся,  но  он  и  не  думал  убегать, а  продолжал  нахально  разглядывать  меня. Я  стояла  совсем  близко  к  нему, решая, за  что  бы  цапнуть  незнакомца, чтобы  он  не  смог  вырваться.   Хорошо  бы, подумала,  схватить  его  за его мордочку, поскольку  туловище  было  слишком  большим  для  моей  пасти.  Я  сделала  резкий  привычный  выпад  в  направлении его хитрой  мордочки,  но  мои  зубы  только  клацнули  мимо, а  в  нос  воткнулись  острые  колючки.  От  боли  я  громко  завизжала, из  глаз  брызнули  слёзы, и, облизав  нос,   почувствовала  вкус  крови.  Я  уже  знала  этот  вкус -  не  раз  натыкалась носом на  острые  колючки  кустов  в  погоне  за  добычей, но  на  этот раз  было  намного  больнее. «Ах, вот ты какой!»
 
   Зверёк  между  тем, спрятав мордочку, превратился  в совершенно  круглый  шар, и  как  я  поняла  теперь, у  него  была  не  шерсть, а острые колючки. Чтобы окончательно убедиться в этом  предположении, я слегка шлёпнула лапой по его спине и так же  почувствовала  острую  боль в  подушечках  и  между  пальцами  лапки.  Нос  продолжал  болеть, и  я,  хромая,  побрела  к  речке.  Сунув  нос и  лапу  в  холодную  воду,  постояла  так  немного,  боль  стала утихать,  но  всё  равно  болело ещё  довольно  сильно.  Голодная и  усталая,  я  с  трудом  добралась  до  своей  пещерки,  легла,  положив  голову  на  лапы  и  начала  жалобно  скулить от  боли  и  обиды,  из  глаз  потекли  слёзы.
 
                ГЫ - ГЫ

   Незаметно  уснула,  но  спала  плохо - болели  нос  и лапка, было  голодно  в  животе  и тяжело  на  душе.   Проснулась  от  того, что  мой  нос  кто-то   трёт  чем-то  шершавым, но  совсем  не  больно, а,  наоборот,  приятно.  Не  открывая  глаз,  я  продолжала  лежать,  не  шевелясь, чтобы  не  исчезло  это  неожиданное  обезболивание, пока, наконец,  почувствовала, что  нос  совсем  не  болит,  а  в пещерке  у  меня  кто-то  есть  незнакомый.

   Я  открыла  глаза  и  прямо  перед  собой  увидела  сидящего точно  такого  же  зверька, какого  видела  у Хозяина  мамы  Герды,  только  не  рыжего, а  серого с  чёрными  пятнами  на  боках.  Хотела  зарычать  на  непрошенного  гостя,  но  сил не было, и  из  груди  вырвалось что-то  вроде  «гы-гы». На  что  мой  гость  произнёс  непонятное,  наподобие «м-р-р-н»,  и  нисколько  не  испугался, а  продолжал  сидеть  и дружелюбно  смотреть  на  меня. Я  тоже села  и  внимательно  осматривала  незнакомца. «Съесть его  что  ли»-  подумалось - «ведь  он  по  сравнению  со  мной  совсем  маленький,  да  и  шерсти  на  нём  немного». Однако  я  тут  же  вспомнила, каким  ловким  был  хозяйский  рыжий  зверь, как  он  мгновенно  заскакивал  на  любое  дерево  или  забор  и  решила,  что  мне его  не  поймать - ведь он  сидит  у  входа и  конечно  успеет   выскочить, стоит  мне  только  пошевелиться.

  Словно  прочитав  мои  чёрные  мысли,  зверёк  слегка  отодвинулся  от  меня  поближе  к  выходу,  снова  пробормотал  своё  «м-р-р-н», а  потом   лапой  стал  подвигать  ко  мне   что-то  тёмно-серое  и  мягкое. Приглядевшись  в  полутьме  пещерки, я  поняла,  что  это  была  небольшая  крыса  (мне  уже  приходилось  видеть  и  даже  есть эту  крупную  мышку).  Проголодавшаяся, я без  колебаний  схватила  её  и  начала  медленно есть,  опасаясь, что  этот   зверь,  которого  я  уже  мысленно  называла  «Гы-гы», тоже  захочет  закусить,  ведь  это  его  добыча.  Но  тот  продолжал  молча  смотреть  на  эту трапезу,  пока  вся крыса  вместе  с хвостом  не  исчезла  в  моей  пасти.
 
   После  этого неожиданный  гость  смелее   подвинулся  ко  мне  и  потёрся  мордочкой  о  мои  передние  лапы,  как бы  приглашая  стать  друзьями. Эта  неожиданная  ласка  окончательно  убедила  меня  в  добрых  намерениях  зверька,  и  я  в  ответ  лизнула  его  где-то  в  районе  ушей. Гы-гы  подвинулся   ещё  ближе  и  лизнул  мой  больной  нос – тут  я  поняла,  что  это  он  своим   шершавым  языком  лечил  мои  болячки,  пока  я  спала,  и  теперь  уже  окончательно  почувствовала  внутри  себя  нежность  к  нему. Я  окончательно  забыла свою  неприязнь  к  тому  рыжему  зверю,  которого  ласкал  Хозяин  моей  мамы,  ведь  этот  был  теперь  моим  другом. Мы  стали  жить  вместе.

    Дни  становились  всё  короче  и  холоднее, на речке  у берега появилась  кромка  тонкого  льда,  и даже,  чтобы  напиться,  приходилось  больно  ранить  лапки  об  острые  льдинки. Гы-гы  с  утра убегал  на  охоту  и  почти  всегда  приносил  мне что-нибудь  поесть. Мне  же  теперь  редко  удавалось  добыть  себе  еду.  Но  однажды  на  речке,  там, где  не  было  льда,  я  увидела  крупных  птиц, плавающих  и  ныряющих  вниз  головами  так,  что  из  воды  торчали  только  их  хвостики. Как я  потом  узнала,  это  были  дикие  перелётные  уточки, которые  охотились  за  мелкой  рыбёшкой  в  нашей  речке,  отдыхая  по  пути  на  юг.  Иногда  стайка  выходила  на  берег,  греясь  в  лучах  осеннего  солнца,  спрятав  головки  под  крылья.  Я  наловчилась   подкарауливать их,  резко  выпрыгивать  из  кустов  и  хватать  за  шею   крайнюю  уточку.  Тогда  мы  с  Гы-гы  устраивали  настоящий  пир  у  входа  в  наше  жилище, а  крупные перья  с  крыльев  уток  я  затаскивала  внутрь, чтобы  теплее  было  спать. Гы-гы  очень  мёрз  ночью  и  согревался,  прижавшись  к  моему  мохнатому  животу  ближе  к  задним  ногам, где  была  особенно длинная  и  тёплая  шерсть.
 
   Однажды  проснувшись  утром, я  увидела, что  всё  вокруг,  что  вчера  было  серым  и  чёрным, стало  белым.  Это выпал  снег,  как объяснил  мне  опытный  Гы-гы.  Мы  с  ним  не  разговаривали, но отлично  читали  мысли  друг друга  и  таким  образом  без  проблем  общались. Я  никогда раньше  не  видела    снега  и,  потрогав его,  убедилась, что  он  очень  холодный,  хотя  сама  совсем  не  мёрзла – к  зиме  у  меня  появилась  шикарная    шубка  с  длинной  слегка волнистой  шерстью  и густым  пухом.

  Постепенно  я  привыкла  ходить  по  холодному  снегу,  мёрзли  у  меня  только  подушечки пальцев  лап,  но я  их  быстро  согревала,  подложив  под  себя,   когда  возвращалась  в  свою  пещерку.  Выходить  из  пещерки  в  поисках  пищи  стало  почти  бесполезно,  так  как  никакой   живности,  доступной  для  меня,  вокруг  не  было,  и   я  возвращалась  обычно  голодной  и  сердитой.
 Зато  мой  новый  друг  Гы-гы  бесстрашно  прыгал  по  сугробам, деревьям, веткам  кустарников, пропадая  почти  целый день, а  к  вечеру  всегда  возвращался  с  добычей.

  Однажды  он ничего  не принёс,  видимо  сам  тоже был  голоден  и  страшно  замёрз.  Я  прижала  его  к  своему  пушистому  животу,  свернулась  клубочком  и  начала  на  него  дышать.  Он  быстро  согрелся,  но  был  каким-то  грустным,  и  я  решила, что  настал  подходящий  момент  спросить  у  него,  как  он  оказался  без  дома (я  знала, что  эти  усатые зверьки  всегда  живут   с  хозяевами-людьми).  К  моему  удивлению  Гы-гы  охотно  поведал мне  свою  печальную  историю.

   Маленьким  котёночком  его  подобрала  на  улице  добрая  бабушка, которая  жила  одна  в   своём  небольшом, но  тёплом  и  уютном  домике.  Она   хорошо кормила  Гы-гы  тем,  что  ела  сама,  поила  молочком, которое  ей приносила   соседка, разговаривала  с  ним,  как  с  человеком, и  он  научился  отлично  её  понимать. Его  кошачий  язык  бабушка  тоже изучила  и  всегда  выполняла  то, что  он  просил - выпускала  гулять, чесала  за  ушками, давала что-нибудь  вкусненькое.  Спал  он  в  кресле  на  подстилке  возле  её  кровати и  когда  замерзал  под  утро, забирался к ней  под  одеяло.  За  её  заботы  Гы-гы  отловил  всех  мышей,   крыс  и  других  грызунов  в    доме   и  во  дворе,  гонялся  даже  за  пауками  и  мухами. Жили  они  дружно, бабушка очень  любила  своего  Котика (так  она  его  называла)  и  всегда беспокоилась, если  он  долго  отсутствовал.

   Но  вот  однажды  утром  бабушка  не  смогла  подняться  с  кровати,  на  которой  спала,  не  смогла  позвать  своего  Котика, который  сидел  рядом  с ней   и  не  понимал,  почему  бабушка  не  встаёт, ведь  пора  завтракать. Она  только  жалобно  смотрела  на  него  и  беззвучно  шевелила  губами, будто  о  чём-то  просила  его.  И  он  понял !  Надо  кого-то  звать  на  помощь.
 Внизу  входной  двери   специально  для  него  было  прорезано    отверстие, чтобы  он  мог  свободно  сам  выходить и  заходить  в  дом, но  когда  бывало  холодно,  бабушка  на  ночь  затыкала  это  отверстие  тряпкой -  так  было  и тогда.  Гы-гы  зубами  и  когтями  вытащил   тряпку,  выскочил  на  улицу,   но   как  и  кому  объяснить, что  бабушке  нужна  помощь,  он   не  знал. По  улице шли   люди,  все  они  не  обращали  никакого внимания  на   мяукающего  кота. Тогда  он  запрыгнул  на  забор  соседки и стал  громко  мяукать.  Залаяла  собака,  привязанная  на  цепь,  и  вскоре   из  двери  показалась  женщина.  Гы-гы  ещё  громче,  что  было  сил,  замяукал, поворачивая  голову  в  сторону  своего  дома. И  соседка,  видимо,  поняла -  она  быстро  оделась  и  пошла  к  дому  бабушки, а  Гы-гы  помчался впереди  неё,  словно  указывая  дорогу.
 
   Дверь  была  заперта  изнутри,  но  женщина  позвала  какого-то мужчину, проходившего  мимо   двора,  тот  с  силой  рванул  дверь  и  сорвал  её  с  крючка. А  дальше  было всё,  как,  наверное, обычно   бывает. К  вечеру  приехала  бабушкина  дочь  с  мужем,  они  вынесли  на  руках  бабушку  и  уложили  её  на  заднее  сиденье  машины,  а  на  дверь  домика  повесили  замок.  Гы-гы  пытался  запрыгнуть  в  машину  за  бабушкой,  но  муж  дочери  грубо  оттолкнул   его  ногой  и  захлопнул  дверцу. Больше  он  никогда  не  видел свою  бабушку.  Много  раз  приходил во  двор,  подолгу  сидел  на  крылечке, ожидая,  что  бабушка  вернётся,  но  вскоре  в  домик    въехали  новые  хозяева,  которые  ему  очень  не  понравились.  Все  громко  разговаривали, даже  пели,  в  доме   было  грязно  и  всегда  холодно.  Гы-гы  пошёл,   куда   глаза  глядят.

    Жил  возле  реки,  кормиться  было  чем,  он  не  голодал,  но  очень  скучал  по  бабушке.  Однажды   увидел  белую  с  чёрными  пятнами  собаку (видимо  меня),  которая  безуспешно  пыталась  поймать  ежа (так,  оказывается,  называется  этот  колючий  шар).  Впервые  после  разлуки  с  бабушкой   Гы-гы  стало весело:  «какой  глупый  пёс»-  подумал  он и  пошёл  потихоньку  за  ним.  Так  он  обнаружил  пещерку.
 Поохотившись  до  темноты,  поужинал  сам,  поймал  небольшую  крысу для  собаки  и  пошёл  знакомиться  со  мной.  Когда  он  ночью подошёл  к  пещерке,  я  уже  спала, и  Гы-гы  стал  лизать  глупой  собаке  нос,  из  которого  сочилась  кровь,  пока  я  не  проснулась. Печальный  рассказ  Гы-гы,  как  он  потерял  тёплый  дом  и  любовь  хозяйки,  очень  тронул  меня. Как  бы  утешая,  я  лизала  его  мягкую  короткую  шерстку  где-то  за  ушами,  он совсем  не  сопротивлялся, наоборот,  подставлял  для  этой  неожиданной  ласки  места,  где  не  мог  лизать  сам.
 
   До  этого  я  часто  смотрела,  как  тщательно  вылизывал  свою  шубку  Гы-гы,  а  там,  где  не  мог  достать  языком,  он  облизывал  лапку  и  ею  протирал  мордочку, захватывая  уши  и  шею.  Я  сама  пыталась  научиться  так  же  «умываться»  лапкой,  но  у  меня  ничего  не получалось. Гы-гы  ухаживал  не  только  за  своей  шубкой,  но  и  зубами  выдёргивал  из  моей  мохнатой  шерсти  всякие  репьи, прицепившиеся   во  время  моих  вылазок  на  охоту.  И  вообще, он  был  такой  чистюля.
В  тот  вечер мы,  оба  голодные  и  растроганные  своей  незавидной  судьбой сирот,  прижавшись  друг  к  другу,  долго  не  спали,  вздыхали  и  ворочались, а  Гы-гы, чтобы  приободрить  меня,  пытался  громко  мурлыкать - так  я  называла  его  песенки,  которые он  иногда  мне  напевал,  когда  был  весел  и  доволен.

    Утром, как  всегда,  Гы-гы собрался  идти  на промысел, чтобы  добыть чего-нибудь поесть  нам.  День был особенно ненастным, мне не хотелось его отпускать, и я принялась уговаривать его остаться. Голодновато,  конечно, но потерпеть можно, зато в пещерке тепло, и мы вдвоём, а  когда  он уходил, мне  становилось тоскливо и тревожно. Я  всё время боялась, что Гы-гы  когда-нибудь  не  вернётся  ко  мне. Его могла приютить  какая-нибудь семья  или одинокая бабушка, могли запереть в  доме,  растерзать собака, да  мало  ли  что  могло случиться  с  бродячим  котом, но Гы-гы  упорно каждый вечер  возвращался  ко  мне, своему  другу, и всякий раз приносил еду.

   Охотился  он  теперь  в  деревне, так  как в  лесу и на берегу  реки  ничего съестного  для  нас  зимой  не  водилось. Сам он ловил  и  ел мышей, а  мне  старался  приносить  что-нибудь  покрупнее,  вроде  крысы  или  птицы, оставшейся  зимовать  в  наших  краях. Зима казалась нам  такой  долгой, а дни  для  меня  были бесконечными в  ожидании  Гы-гы.
 
  И  всё-таки  первые  признаки  окончания  зимы  наконец  стали  появляться. Солнышко  пригревало  всё  сильнее, дни стали заметно  длиннее, сугробы снега  как-то  просели,  кое-где  появились  проталины,  зажурчала  наша  речка – скованную  льдом  мы  её  почти  не  слышали. Я  стала   каждый  день  выходить  из  пещерки,  пыталась  сама  добыть себе  пропитание. Иногда  Гы-гы  приходил  пораньше, и  мы  с ним  лежали на небольшой  площадке  возле  пещерки,  наслаждаясь  тёплыми  лучами  солнца.

   Как-то  моё  внимание  привлекли  знакомые  звуки -  это снова  прилетели  на  нашу  речку  дикие  уточки.  Теперь  они  летели  в  обратном  направлении, на  север, а у нас задержались  ненадолго, отдыхая  от  длительного  утомительного  перелёта. Я  заметно  выросла  за  зиму и превратилась  в  довольно  крупную  собаку с мохнатой шерстью  и сильными лапами, поэтому    без  труда  подкарауливала и ловила дикую  уточку,  приносила  её  к  пещерке и  ждала,  когда  вернётся  Гы-гы,  чтобы  угостить  и  его. Теперь  мы  были  сыты  и  крепко  спали  в своей  пещерке,  хотя ночи  были  ещё  холодные.

    Но  однажды  случилось  то,  чего я  боялась  всю  зиму – вечером   Гы-гы  не  пришёл  ко  мне. Я  долго  не  заходила  в пещерку,  сидя  на  площадке  у  входа, иногда  тихо  поскуливая, надеясь,  что   он просто  заблудился  в  темноте  и  придёт  на  мой  голос. Ночью  я  почти  не  спала,  прислушиваясь  к  каждому  звуку,  вдруг  Гы-гы  придёт,  хотя  отлично  знала, что  он приходил  совершенно  бесшумно.
Утро  показалось  мне  хмурым  и неприятным, хотя  солнышко  светило  по-прежнему  ярко, привычно  завели  свои  песни  прилетевшие  птички – ничего  меня  не  радовало. У  меня  оставалась  часть  уточки, но  есть  не  хотелось, я  всё  ещё  надеялась, что  Гы-гы  придёт. К  вечеру  стало  ясно, что  он  не  вернётся, я подождала  до  темноты, без  всякого  аппетита  доела  остатки  уточки  и,  положив  голову  на  лапы,  громко скулила. Слёзы  сами  лились из  глаз,  лапы  вскоре  стали  мокрыми. Я  облизала солёную  жидкость,  вспомнила,  как  смешно  умывался  лапкой  Гы-гы,  и  завыла  ещё  громче. Сон  пришёл  неожиданно  для  меня,  так  как  прошлую  ночь я  совсем  не  спала.
 
   Утро  следующего  дня  выдалось  хмурым,  накрапывал  дождик,  но  я  не  могла  больше  оставаться  в  своём  жилище  одна  и медленно  побрела  по  тропинке  вдоль  речки  в  сторону  деревни,  куда  всегда  уходил  мой  Гы-гы.  Внутри  что-то  противно  ныло  от  тоски  и  жалости  к  себе,  к  Гы-гы,  который  возможно  погиб,  добывая  для  меня  еду.
 
  Неожиданно  я  вспомнила  свой  побег  от  мамы,  Хозяина,  тёплой  будки  и  вкусной  еды. Странно, но  тогда,  покидая  родной  дом  совсем  маленьким  и  глупым  щенком,  у  меня  не  было такого  горестного  настроения,  не  было  тоски  и  страха  перед  неизвестным  будущим,  как  сейчас, когда  я  уже  взрослая  собака,  умеющая  добывать  себе  корм  и  избегать  опасностей.

   Дождик  всё  усиливался, но я  продолжала  двигаться  в направлении  деревни, и  вскоре показались  первые  домики. Навстречу  мне  никто  не  попался,  я  с  унылым  видом  брела  по  незнакомым  улицам,  изредка  коротко  повизгивая,  всё  ещё  надеясь, что  меня  увидит  или  услышит  Гы-гы. Бродила  по деревне,  видимо,  долго,  дождик  почти  перестал,  и  я  поняла, что  уже  вечереет, пора  возвращаться  в  своё  жилище. Обратную  дорогу нашла быстро  и  поспешила  к  своей  пещерке  со  слабой  надеждой,  что  меня  там  дожидается    мой  друг  и,  возможно,  так  же  горюет, что  меня  долго нет. Но, увы,  Гы-гы  не  было, и  я  окончательно  вдруг  почувствовала, что больше  никогда  его  не  увижу. Голодная  и  усталая,  легла  в  пещерке  на  подстилку  и  быстро  уснула.

                ОДИНОЧЕСТВО

  Утром  мне  снова  удалось   поймать  дикую  уточку  и,  закусив,  я почему-то  снова  направилась  в  сторону  деревни. День  был  тёплый,  по улицам  проходили  люди, изредка  пробегали  мелкие  собаки,  которые,  завидев  меня, с  опаской  перебегали  на  другую  сторону  улицы.  Никто  не  обращал  на  меня  внимания, и  я  дошла  до  другого конца  деревни. Надо  было   возвращаться  обратно,  но  снова  идти  по  улицам  деревни  мне  почему-то  не  хотелось, и  я  решила  оббежать  её  вокруг – так  будет  безопаснее   да  и,  возможно,  быстрее.

  На  окраине  деревни   оказалось  гораздо  интереснее,  чем  на  улицах -  в  конце  почти  каждого  двора  была  свалка  какого-то  хлама, навоза,  мусора.  На  этих  кучах  копошились,  что-то  выгребая,  живые  куры,  другие  крупные и  мелкие  птицы, иногда  попадались  собаки,  которые  начинали  лаять  при  моём  появлении, но  близко   ни  одна  не  приближалась, возможно,  опасаясь  моего  внушительного  вида.
На  одной  из  куч  мусора  я  не  увидела  никого  живого  и  решила  подойти  посмотреть,  нет  ли  там чего-нибудь  съестного  для  меня. К  своему  удивлению,  обнаружила  там  вполне  приличную  кость  какого-то  животного  и  вдобавок  небольшую  мёртвую  курицу.  Кость  я  решила  закопать,  чтобы  потом погрызть, а  курица  оказалась  не  очень  вкусной, но кое-что  я  съела - голову,  лапки,  шею.  Подкрепившись,  решила  отправиться  домой,  а  завтра  заглянуть  сюда  снова. К  своей  пещерке  я  добралась  нескоро - путь  был  неблизкий.  Усталая, повалилась  на  подстилку  и  мгновенно  уснула.

     Проснулась  очень  рано, солнышко ещё не  взошло,  молчали  птички, которые  обычно  будили  меня  по  утрам  своим  многоголосым  гвалтом,  так  рано  я  обычно  не  просыпалась. Однако,  решила,   надо  вставать  и  сбегать  в  деревню, пока  все  спят,  добыть  себе  поесть,  а  поспать   можно  и  днём  потом. Неохотно  потянувшись, я  вышла  из  пещерки,  напилась  водички  из  речки и,  как  могла  быстро,  побежала  по  знакомой  тропинке    к  деревне.
 
   Теперь  я  уже  не  стала  кружить  по  её  улицам,  а  сразу  отправилась  на  задворки  и  очень  быстро нашла  себе  поесть:  свежие  картофельные  очистки показались  мне  очень вкусными,  были  ещё  две  большие  рыбьи  головы  и  немного  рыбьих  костей -  видимо  сюда  ещё  не  успели  нагрянуть  местные  бездомные  собаки, и  добыча  досталась мне. Сытно  позавтракав, я  одну  из  голов  захватила  с  собой  и  решила  побыстрей   уносить ноги,  пока  спят  завсегдатаи  этой  помойки. Добралась  до  пещерки   вовремя -  пошёл  довольно  сильный  дождь и, задержавшись там  немного, я  обязательно  бы  промокла.  Почти  весь  день,  под  шумок  дождя,  спала,  а  под  вечер  съела  припасённую  рыбью  голову,  немного  поскулила  от  одиночества  и  снова  уснула. Теперь  такой  режим  моей жизни    установился  для  меня  постоянным.

                ДЖЕК

 Стало  тепло  совсем,  шубка  моя  начала  снова  линять  клочьями,  я  чесалась  боками о  кусты  и тонкие  деревья,  оставляя  на  них  свой  зимний  мех.  Дни  были  очень  длинными, и  вставать  приходилось  всё  раньше, чтобы  успеть  поесть  до  прибытия  других  голодных  собак. Но  вот  однажды я  с  увлечением  грызла  свою  очередную  добычу  и  вдруг,  подняв  глаза,  сквозь  свою  густую  длинную  чёлку  недалеко  от  себя  увидела  большую  чёрную  собаку,  с  любопытством  разглядывавшую меня.

  Я  в  испуге  бросила  еду  и  отскочила  в  сторону,  думая, что  этот  пёс  претендует  на неё  тоже. Однако  собака продолжала  стоять  и  спокойно  наблюдала  за  моими неловкими  движениями.  Я  немного  успокоилась  под  его внимательным  взглядом  жёлто-коричневых  глаз  и  тоже  принялась  разглядывать  его.  Ростом  он  был,  пожалуй,  с  меня,   немного  лохматый,  но  не  такой  пушистый,  как  я,  широкая  грудь  с  белым  пятном, толстые  крепкие  лапы. Если  такой  пёс  решит  напасть,  придётся  туго, подумалось  мне.  Но  пёс,  видимо,  не  собирался  нападать,  он  вдруг  улёгся  и,  положив  голову   на  лапы,  продолжал  внимательно  разглядывать  меня.
Я  всё-таки  решила  не  рисковать и,  пятясь  задом,  стала  потихоньку,  стараясь  не  спускать  с  него  глаз,  двигаться  к  спасительным  кустам, где  можно  будет  быстро  скрыться.   В  этот  день  я   вернулась   домой  полуголодная  и немного  взволнованная.  Мне  уже встречались  мелкие  собачки  и  даже небольшие  стайки  дворняжек,  но  они  быстро  разбегались, завидев  мою  мохнатую  фигуру.  Здесь  же  я  впервые  встретила  крупную  собаку, явно  не  бродячую,  она  возможно  здесь  хозяйка  и  больше  не  позволит  мне  кормиться,  придётся  искать  другой  источник  пропитания.

  С  грустными  мыслями  я  уснула,  и,  проснувшись  ещё  раньше  обычного,   сразу вспомнила  вчерашнюю  встречу.  Не  хотелось  бежать  в  деревню,  встречаться  с  большой  собакой, но  голод  заставил меня  подняться  и,  слабо  надеясь,  что та  встреча  была  случайной,  я  всё-таки отправилась  на  поиски  пропитания. На  этот  раз  подходила  к  знакомой  помойке  окольным  путём.  Из  кустов  сначала  понаблюдала  за  обстановкой  и  только  убедившись, что  вокруг  никого  нет, принялась  за  поиски  еды.
Кушать  было  что, я  быстро  глотала  всё, что  было  съедобно,  и  так  увлеклась,  что  заметила  чёрного  пса  только  тогда,  когда  он  стоял  совсем  рядом со  мной  и  дружелюбно  вилял  пушистым  хвостом,  а  перед  ним  лежала  большая  рыбья  голова.  Когда  я,  проглотив  слюни, потянулась  носом    к  этой  голове,  пёс  попятился назад, и будто приглашая  отведать  его  угощение, улёгся  невдалеке,  положив  голову  на  вытянутые  лапы. Чутьё  мне  подсказывало,  что  мой  новый  знакомый  не  намерен  на меня  броситься,  пока  я буду  есть  рыбу,  но  осторожность  не  помешает. Я быстро  схватила голову  и   отбежала  в  сторону на  безопасное  расстояние  от  него.

    Голова  была  варёной  и  очень  вкусной,  похоже,    псина   оторвал  её  от  своего  завтрака,  чтобы  угостить  меня.  «Неужели  это  так?» - подумалось  мне.  В знак  благодарности  я  повиляла  своим  роскошным хвостом,  не  стала  убегать,   после  того,  как  закончила  с  едой,  а  тоже  улеглась  на  почтительном  расстоянии  от  него  и  внимательно  смотрела  сквозь  свою  густую  чёлку,  что  он  будет делать.  Но  пёс   спокойно  лежал,  только  совсем  немного,  не  вставая,  ползком  чуть  приблизился  ко  мне  и  продолжал вилять  хвостом.  Потом  я  ушла.
 Наша  третья  встреча  была   более  романтичная. Когда  я, как  всегда,  на  рассвете  осторожно,  прячась  в кустах,  приблизилась  к   знакомому  месту,  чёрный  пёс уже  сидел  там  и  вертел  головой,  высматривая  кого-то.  Мне бы  хотелось,  чтобы  он  ждал  меня.

   Я  высунула  свою  мохнатую  мордочку  из  зарослей  и  тихонько  взвизгнула. Пёс  сразу  же  оживился  и уставился  на  меня  своими  жёлто-коричневыми  глазами,  потом  смело  подошёл    совсем  близко  и  начал  меня  обнюхивать. Я  молча  стояла,  мне  было  приятно  его  внимание.  Он  помог   найти  кое-что  поесть  на  помойке,  а  когда  я  собралась  уходить,  немного  проводил  меня  до  конца   деревни  и  вернулся  обратно,  виновато  виляя  хвостом, будто  извиняясь,  что не  может  идти  со  мной  дальше.
  После  этого  мы  встречались  с  ним  каждое  утро.  Я  старалась приходить  пораньше, почти  затемно,  чтобы  подольше  побыть   со  своим  новым  Другом – так я  его  стала   про  себя  называть. Общаться  с  ним  мне  было  просто-  «собачий  язык»  был  понятен  нам  обоим. Как-то  я  пыталась  пригласить  Друга  пройти  со  мной  к  моему  жилищу-пещерке,  хотелось  показать,  где  и как  я  живу,  но  он, виновато  вильнув  хвостом,  отказался  и  объяснил, что   Хозяин  отпускает  его  с  цепи  только  вечером,  чтобы  он  караулил  двор  и  дом,  а  утром  снова  сажает  на  цепь. К  счастью,  Хозяин  ночью и на рассвете  спит,  не догадываясь, что Друг  отлучается  со двора  на  короткие  свидания  со  мной.
 
   Стало  очень  жалко  своего  Друга -  ведь  он  не  свободен, и  мне  пришла  в голову  мысль, что  я  бы  могла  приходить  к  нему  ночью  во  двор, и  мы  бы  вместе  караулили  дом, а  утром  я  буду  уходить  к себе. Другу  понравилось  это  предложение,  и  он  показал  мне  лазейку  в  заборе, которой  пользовался  сам,  и  через которую  я  тоже  смогу  проникнуть  к  нему  во  двор,  если  приду  ночью. Теперь  наши  свидания  стали  более  продолжительными.  Друг  всегда  оставлял  мне  что-нибудь  поесть  от  своего  ужина,  и  я  перестала  рыскать  по  помойкам.
Караульная  служба  у  моего  Друга  была  несложной.  Главное -  нельзя  было  отлучаться  со  двора,  и  в  случае  появления во  дворе незнакомого (да и знакомого тоже)  человека  надо было  громко  лаять и  звать  Хозяина.  Мы  провели  вместе  уже  много  ночей,  но  во  дворе  никто  не  появлялся,  и  нам  удавалось  даже  вздремнуть,  во  всяком  случае  мне,  Друг  возможно  и  не  спал совсем.

  Однажды  под  утро,  когда  я  уже  собиралась  уходить,  дверь  дома  неожиданно  распахнулась, и  на  крылечке  появился    Хозяин  Друга.  Мне  он  почему-то  сразу  понравился  своим дружелюбным  взглядом  и  приятным  голосом.  Увидев  нас  вдвоём,  он  засмеялся  и,  ласково  потрепав за шею  подбежавшего  к  нему  Друга,     весело  сказал: «А  это,  видимо,  твоя  подруга?  Молодец,  Джек,  красивая».  Я  совсем  не  испугалась, а  в  ответ  завиляла  своим  роскошным  хвостом,  и  Хозяин  не  стал  меня  прогонять, посадил  Джека (так,  оказывается,  звали  моего  Друга)  на  цепь  и  ушёл  в  дом. Попрощавшись  с  Другом,  я  убежала  к  себе.
 После  встречи  с  Хозяином  Джека  я,  ставшая  осторожной  по  своей  привычке всех  опасаться,  стала  приходить  к нему  во  двор  гораздо  реже.  Я  научилась  охотиться  ночью на  всяких  зверьков, которых  оказалось  немало,  и   была  сыта,  а  днём,  особенно  в  жаркие  дни,  спала  в  своей прохладной  пещерке. С  Джеком  виделись теперь  редко,  только  тогда,  когда  я,  проголодавшись,  бегала  утром в  деревню  поискать  что-либо   съестное. Бывая  в  деревне,  я  непременно  старалась  навестить  своего  Друга.
 Проникала я  во  двор через  знакомую  лазейку, и, спрятавшись  за  каким-то  строением  в  густой  траве,  бывало,  подолгу  лежала,  ожидая  момента, когда  во  дворе  никого  из людей  не  будет.  Тогда  я  легоньким  повизгиванием  звала  его, а  он,  прикованный  цепью  к  своей  будке, тихо  поскуливал -  так  нам  удавалось  пообщаться,  но  я  видела,  что  он  меня  не  забыл  и  по-прежнему  рад  видеть. Мне этого  было  достаточно,  и  я  в  замечательном  настроении  убегала  к  себе  домой. Однажды  я,  как   всегда  после  ночной  охоты,  спала  в своей  пещерке  и  вдруг  услышала  знакомое  поскуливание  своего  Друга.  Это  было  так  невероятно,   что  я  приняла  это  за  сон, но нет – живой Джек  стоял  у  входа  в  мою  пещерку,  радостно  повизгивал  и  вилял  хвостом,  на  шее  у  него  болтался  обрывок  цепи.  Я  вскочила  ему  навстречу, мы  облизали  друг  другу  мордочки,  радостно  тёрлись  друг  об  друга, но   Джек  явно  торопился  вернуться  обратно,  и  я  побежала  его  провожать.
 Недалеко  от деревни  мы  остановилась  и   стали  прощаться. Джек  почему-то был  грустным,  хвост у  него  был  опущен, а  в  глазах,  мне  показалось, стояли  слёзы.  Напрасно  я  пыталась  утешить  его и  пообещала  ночью  обязательно  навестить  во  дворе. Он  побежал  к  деревне,  волоча  за  собой  цепь, часто  оглядывался  и  жалобно  скулил.  Я  вернулась  к  себе  тоже в  неспокойном  состоянии,  на  душе  было  тяжело  от  этого  свидания.
С  нетерпением  я  ждала вечера,  чтобы,  когда  стемнеет,  навестить  Джека  в  его  дворе. По  знакомой  тропинке  я  побежала  в  деревню. Было  довольно  рано, и  Джека,  наверное,  ещё  не  отпускали  с  цепи,    я  решила,  что  подожду  его  у  лазейки в  заборе.  Долго  я  лежала  в  густой  траве  возле  места  наших  постоянных  встреч, но  мой  Друг   не  появлялся.
   Взошла  луна, стало  довольно светло,  но  я  всё-таки решилась  проникнуть  в  его  двор,  возможно,  его  не  отпустили  на  ночь  с  цепи (так  иногда  бывало  раньше) и  осторожно,  бесшумно  двинулась  в  сторону  его  будки.  Немного  не  доходя   до  места  его  службы,  начала  тихонько  издавать  условные  звуки, легонько  повизгивать,  надеясь, что Джек  услышит,  отзовётся,  и  тогда  бы  я  приблизилась к  нему.  Но ответа  не  было. Я  начала  тревожиться  и  уже,  не опасаясь  быть  замеченной,  вошла  во  двор, где  обычно  нёс  свою  караульную  службу  Джек.

  Во  дворе  было  пусто  и  как-то  непривычно  тихо.  Я  снова  уже  громче  позвала  своего  Друга  и,  не  услышав  знакомого  ответа, оббежала  весь  двор,  даже  заглянула  в  пустую  будку.  При  свете  луны,  вдруг, увидела на  дверях  дома  замок,  чего  никогда  раньше  не  было. Внутри  меня   что-то  неприятно  заныло,  глядя  на  эту  яркую  луну,  которая  лишила   последней  надежды  увидеть  своего  Джека,  и  какое-то  незнакомое  чувство,   (видимо  злости)  вдруг  охватило  меня. Я  подошла  к двери  дома,  без  труда  дотянулась до  этого  противного  замка  и  вцепилась  в  него  зубами.  Зубы  мои  громко  заскрежетали   по  железу  в  ночной  тишине, но никто  не  залаял,  не  окликнул,  не  раздался  человеческий  голос.

   Опустив  голову,  я  побрела  обратно  к  дыре  в  заборе,  обогнула  по  улице  несколько  дворов  и без  труда  нашла  ворота  дома  Хозяина  Джека.  Толкнув  лапой  калитку, и  убедившись,  что  она  заперта,  как  всегда было  ночью,  я  улеглась  недалеко  от  входа, слабо  надеясь, что  смогу  дождаться,  когда   в  калитку  войдёт  Хозяин дома  и , возможно,  с  ним  будет  Джек -  ведь  могли  же  они  отлучиться  ненадолго.
   Мне  очень  нужно  было    увидеть  своего  Друга,  убедиться, что  он  жив,  обменяться  с  ним  хотя  бы  взглядами. Спать  не  хотелось, я боялась  пропустить  момент  возвращения   домой  Джека  с  Хозяином и  не  отрывала  глаз  от  калитки.  Начинало  светать, луна  закончила свой  путь  по  небу  и  висела  где-то  низко  так,  что  за  деревьями  и  домами  её  не было  видно. Зато  вставало  солнышко, завели  свои  песни  птички,  невидимые  в  листве  деревьев.  Я  отползла  немного  подальше  от ворот  дома  Джека и  улеглась  в  траву прямо у  забора.

    Стало  совсем светло. Мимо  меня  прошло  стадо  крупных  животных (Джек  мне объяснял  раньше, что это  коровы, которые  дают молоко), за  ним   шёл  мужчина  с длинной  палкой,  иногда  что-то  выкрикивая. Из   ворот  выходили  люди  и  отправляли  своих  коров  в  это  стадо.  Прогрохотали какие-то  машины  с  большими  и  малыми  колёсами, просто  шли  люди,  видимо  на  свою  работу.   Но  ворота   и  калитка  Хозяина  Джека  так и  не  открылись.

  Улица  почти  опустела,  лишь  редкие  прохожие  шли  мимо,  никто  не  обращал   на  меня  внимания. Я  продолжала  лежать, положив  голову  на  лапы,  изредка  тихонько поскуливая. Неожиданно  проходившая  мимо  женщина  остановилась,  внимательно  посмотрела  на  меня  и  сочувственно (как  мне  показалось) сказала: «Напрасно  ждёшь, милая, уехал  Хозяин  и  Джека  забрал. Рыбачить  поехали  они, надолго, осенью  вернутся».  И  уже сделав  несколько  шагов, она  вдруг  снова  остановилась и  грустно  добавила: «Если  вернутся».  Потом  она  достала  из  сумки  хлеб, отломила    кусок  и  бросила  мне. Я  слабо повиляла  хвостом  в знак  благодарности,   взяла  его,  и  начала   есть,  только  сейчас  почувствовав,  как  голодна.

    Всё.  Ждать  здесь  Джека  было  бесполезно.  Я  доела  хлеб  и  пошла  на окраину  деревни,  но  искать  пропитание  не  стала - не  было сил  даже  быстро  идти. Я  подошла  к  речке,  долго и  жадно  пила  прохладную  чистую  воду,  потом  медленно  побрела  по тропинке  к  себе  домой. После  бессонной  ночи  у  ворот  Джека, я,  добравшись  до своей  пещерки, мгновенно  уснула.
  Проснулась,  когда  уже  вечерело.  «Надо  бы  что-то  поесть»- тупо  пронеслось  в  голове,  но  подниматься  и  искать  еду  не  хотелось.  Я  вдруг  отчётливо  осознала, что  снова  осталась одна.  Не  принесёт  мне   что-нибудь  покушать и  не  смурлычет  мне  свою  весёлую  песенку  Гы-гы,  не  оставит   вкусную  рыбью  голову  и  не  оближет  мою  мохнатую  мордочку  мой  друг  Джек.

  Где-то  в  глубине  души  промелькнул  образ мамы  Герды с  пушистой  белой  шубкой и своими  сосками  с молочком.  Я  лежала   одна  и  тихо  выла. Слёзы  сами  лились  мне  на  лапы,  я  их  слизывала,  снова  и  снова   думая: «Ну  почему,  почему  кто-то  всё  время  отнимает  у  меня  моих  любимых?  Почему я  такая  одинокая  и  бездомная  собака,  ведь  я  тоже  могла  бы, как  Джек,  караулить двор, иметь  Хозяина  или  добрую бабушку,  как  Гы-гы?». Сетуя  на  свою  сиротскую  неудавшуюся  судьбу,   всё-таки  уснула,  а  на  рассвете  голод   погнал  меня  снова  на  задворки  деревни,  где  можно  было  найти  что-то  съестное. Жизнь,  украшенная   недолгими  встречами  с  Джеком,  закончилась,  и  потянулись  привычные  будни  с вечными  поисками  пропитания  и  одинокими  ночёвками  в   своей  пещерке.

                ДЕТИ

   Как-то  ночью  у  меня  сильно  разболелся  живот,  начались   какие-то  судороги,  рвота,  мне  стало  страшно - я подумала,  что  умираю  и даже  мелькнула  мысль, что  хорошо  бы   умереть.  Тогда  закончилась  бы эта  совсем  неинтересная   и  полуголодная  жизнь  бродячей  собаки.  В  тоже  время,   стало  почему-то  очень  жалко  расставаться   и  со своей  уютной  пещеркой, и  милой  доброй  речушкой,  неутомимо  журчащей  рядом,  пением  этих   неугомонных  птичек, с  огромными  деревьями, шелестящими  на  ветру  листиками  и  даже  с  тем  противным  ежом, который  больно уколол  мне нос.  Всё это  окружавшее  меня  пространство, живущее своей  жизнью, стало  мне  дорогим  и  необходимым. «Что  это  я  раскисла?»-  подумалось  мне -  «все  ведь  живут вокруг  и  радуются  тому,  что  у  них  есть».
 
   Боль  между  тем  стала стихать, мне  стало  как-то легко  и  пусто  в  животе, а  в  районе  хвоста   что-то  шевелилось  и слабо  попискивало.  Я  сунула  туда  нос,  почувствовала   уже  знакомый  запах  крови,  облизала  что-то  мягкое  и вдруг  поняла,  что  это  у  меня  родились  детки,  а  я  стала  мамой. Я  собрала  зубами  всех  щенков, облизала  и  уложила  их  поближе  к  животу,  где  у  меня  уже  набухали  соски,  и, видимо, появилось  молочко.   Услышав  сладкое  щенячье  чмоканье,  необыкновенная  радость  охватила  меня – я  снова  не  одна,  со  мной    детки,  мои  и  Джека,  но  я  так  устала,  что  с  этой  мыслью  мгновенно  уснула.

   Проснувшись, когда  было  совсем  светло, я  огляделась,  увидела   своё  потомство,  сладко  сопящее  у  моего  живота, и,  боясь  их  разбудить,  ещё  долго  лежала на  мокрой  подстилке. Очень  хотелось  пить. Я  решила  встать  и  сходить  к  речке  напиться. Щенки  мои, недовольно  поурчав,  снова  уснули,  и  я  спокойно  вышла  на  свежий  воздух,  спустилась  к  речке.  Напившись  воды,  подкараулила  и  съела  пару  лягушек,  обтёрла  о  траву  свои  измазанные кровью  и  слизью  шубку  и  хвост,  вернулась  в  пещерку.

  Щенков  было  четверо,  как  раз  по  числу  моих  сосков  с  молоком. «Хорошо, что  нет  пятого, его бы ждала  моя судьба  полуголодного  сироты»- подумалось  мне.  Я  сидела  у  входа  в  пещерку,  обсыхая  на  солнышке  и  наслаждаясь  каким-то  особым  незнакомым    чувством  к  этим  крошечным  деткам,  которые  теперь  полностью  зависят  от  меня,  от  моих  забот  и  любви. Проснувшись, они,  видимо,  захотели  есть  и,  слепые,  начали  расползаться   в  поисках  сосков  своей  мамы.  Я  легла  рядом  с  ними, они  быстро  похватали  каждый  свой  сосок  и  бойко зачмокали.

   С  этого  дня  жизнь  моя  наполнилась  одной  заботой - добыть как  можно  больше  себе  еды, чтобы  им  было вдоволь  молочка.  Щенки  быстро росли,  вскоре  открыли  глазки.  Сытые,  они  теперь  не  сразу  засыпали,  а  начинали  ползать  по  мне,  хватать  своими  беззубыми  ртами  меня  за  уши, лапы,  нос,  теребили  чёлку  и  бородку, баловались.
  Подрастали  они  быстро,  но  один,  беленький, был   меньше  всех  ростом, сосал  слабо  и  не  резвился  после  еды,  как  остальные.  Другой  был чёрный, пушистый, и  наоборот, очень  активный -  он  всех  расталкивал,  сосал молоко  быстро, первый  открыл  глазки. « На  Джека  похож»-  подумала  я,   облизывая  его  мохнатую  мордочку. Остальные,  двое,  были  примерно  одинаковые,  с  белесоватой  шерсткой и  ничем  особенным  не  отличались – наверное,  девчонки.

    Самого  маленького  я, как  могла, жалела, оставляя ему  молочко  в  сосках,  но  он  был  настолько  слаб,  что   сосал  плохо и  не  резвился  после еды.  Я  с  сожалением  отмечала,  что  он  почти  не  растёт,  а  однажды  совсем  отказался  сосать  молочко.  Он  тихо  лежал  отдельно  от  всех с  полузакрытыми  глазками,  а  я  ничем  не  могла  ему  помочь,  только  облизывала  его  сухой  носик. Как-то утром  я дотронулась  языком, как  всегда,  до  него, он  был  холодным, а  глазки  совсем  закрыты.
   Я  не  пошла  на  поиски  пищи, а  сидела  рядом  с  ним  и  смотрела, как он  тяжело  дышит  и  пытается  вильнуть  хвостиком. К  вечеру он  перестал  дышать, и  я  поняла,  что  жизнь  ушла  из него – это    была ещё  одна  потеря  дорогого  мне  существа, ещё  одна  боль  для  моего  уже  израненного  сердца.  Утром  я  в  зубах  вынесла  его на  полянку  в  лесок у речки, лапами  вырыла  глубокую  ямку  и  засыпала  её,  хорошо  утрамбовав  землю, чтобы  хищные  птицы  не  растерзали маленькое тельце.

     На  душе  снова  было  очень тяжело,  но  у  меня  было  ещё  трое  деток,  которых  надо  было  кормить  и  следить, чтобы  их  никто  не  обидел.  Они  уже  сами  выбегали  из пещерки,  ловили  всякую  съедобную  мелкую  живность,  грызли  какие-то  корешки. Им  уже  явно  не  хватало  моего  молочка, и  я  повела  их  к  речке,  где  научила  на  мелководье  ловить  и  кушать  маленьких  лягушат, прыгающих  между  камнями,  но  всё  равно  к  вечеру  щенки  хотели  пососать  моего  молочка, которого  становилось  всё  меньше.
 У  них  выросли  зубки,  и  они  больно  кусали  мои  соски,  пытаясь  добыть  молочко. Я  понимала, что  моим  детям  нужна  уже  дополнительная  пища, причём,  хорошая, какой  кормили  меня  в  вольере  у Хозяина  Герды. Понимала  и  то,  что  такую  пищу   я  им  не  смогу  добыть, и  щенков  должны  приютить  люди,  иначе  их  ждёт такая  же  судьба  бродячих  собак,  как  моя,  если   они  выживут. Горестно  вздыхая  и  пряча  от зубов  щенят  своё  отвисшее  брюхо,  я  ночами  долго  не  спала,  перебирая  возможные  варианты  устройства  своих  деток, но  так  ничего  и  не  придумав,  засыпала  беспокойным  сном.

   Как-то  утром  мне,  вдруг,  вспомнились  рыбаки  на  берегу  речушки  у  костра,  когда  один  из  них,  глядя  на  меня,  сказал  другому: «Может,  возьмёшь  её  домой?».  Вспомнила, что,  не  дожидаясь  ответа  рыбака,  я  с  рыбой  в  зубах  бросилась  бежать  от  них  прочь.  А  возможно  рыбак  согласился    взять  меня  к  себе,  и  я  смогла  бы  караулить  его  дом и двор,  как  мой  друг  Джек.
 Нет,  нет, тогда  я  поступила  правильно. Ведь  тогда  я  понятия  не  имела,  как  надо  караулить  дом,  когда  и  на  кого  лаять,  меня  бы  всё  равно  прогнали  или  убили.  Это потом  всем  собачьим  обязанностям   меня  учил  Джек – как я  ему  благодарна. Теперь  я   научу всем  этим  премудростям  своих  деток, и  их,  возможно,  возьмут  добрые  хозяева,  которым  нужна  собака. Ура! Я  теперь  ясно  представляла  себе,  что  надо  делать. Необходимо  искать  двор, где  нет  собаки,  там могут  взять  щенка.

   Сама  я  стала  очень  слабая  и  некрасивая  собака – шерсть моя  линяла и  висела   клочьями,  худая,  с  отвисшими  сосками,  я  и  не  надеялась, что  меня кто-то  приютит. Но  щенки  мои  были  очень  симпатичные,  особенно  выделялся  маленький  Джек -  чёрный, крупный, с  пушистой  кудрявой  шерсткой,  с  мохнатой  чёлочкой  и  бородкой. Две  беленькие  девчонки,   внешне  более  неказистые, имели  смышленые  коричневые  глазки, были  подвижные и  тоже  пушистые.  О  своей  судьбе  я  не  думала  -  сама  как-нибудь  прокормлюсь, а  вот  щенков  надо  устроить.

   Утром  я  не  дала  им  дёргать  и  кусать  мои  соски,  а  сразу  повела  их  к речке, где  мы  немного  перекусили  лягушатами, и  двинулись в  сторону  деревни. Шли  медленно,  дети  резвились  вокруг  меня,  отбегали  в  сторону  от тропинки,  изучая  незнакомые  места,  но  потом  подустали  и  молча   медленно,  гуськом  брели  следом  за  мной,  не  понимая,  куда  их  ведёт  мама. Время  от  времени  мы  останавливались  передохнуть,  все  ложились  на  траву  в  стороне  от  тропинки,  щенки даже  засыпали. Так  что  к  деревне  мы  подошли  уже  ближе  к  вечеру,  и  надо  было  думать,  чем  бы  покормить  детей.

  Я  повела  их  на  знакомую  окраину  деревни,  где  на  задворках  можно  было  найти  что-нибудь  поесть. Там,  на  мусорных кучах  уже  хозяйничали  мелкие бродячие  собаки, которых  я  злобным  рычанием  быстро  прогнала, и  щенки  мои сами  догадались, что  нужно  делать. Вскоре  они  все  уже  что-то жевали,  грызли,  мне  тоже  нашлась   еда, и  мы  почти  наелись,  но  стало  темнеть,  и  я  решила, что  в  деревню  мы  пойдём  утром.   Нашла   в  зарослях  травы  более-менее  подходящее  место  для  ночлега, и  мы,  уставшие  за  день,  быстро  и  крепко  уснули.

   Рано  утром  громко  запели  петухи,  захлопали  калитками  и  воротами  люди, мы  проснулись,  но  я  дала  команду  детям  тихо  сидеть  и  не  выходить  из  нашего убежища, а  подождать, когда  всё  успокоится - народ  разойдётся  по своим  делам, и  на улицах  не  будет  много прохожих. А  пока  было  время,  объясняла   детям, как надо  вести  себя  на  улице, среди  людей  и  кто  такие  люди -  ведь   они  никогда  ещё  их  не  видели  и  могли  испугаться. Щенки,  услышав  незнакомые  звуки,  и  без  моих  объяснений   испуганно  сидели  смирно. Солнышко  было  уже  высоко, когда  я  дала  команду  детям  следовать  за  мной,  вышла  из  кустов, и  мы  двинулись  по  опустевшим  улицам.

  План  у  меня  был  предельно  прост -  мы  ищем  двор,  где  нет  собаки,  и  пробуем  проситься  на  житьё. Я  подходила  к  воротам – там  обычно бывала  приличная  щель, заглядывала  или  просовывала  лапу.  Если  собака  во дворе  была, она  немедленно  поднимала  лай,  я  быстро  убегала,  и  за  мной  бежали  мои  дети. Если  собачьего  лая  не  было слышно, я  лапой  царапала  по  воротам  или  калитке, если  собака  была,  она  должна  была  залаять, и  в  большинстве  случаев  так  и случалось.
  Мы  прошли уже  много  дворов -  везде  собаки  были. Я  уже  начала  отчаиваться  и  подумала,  что  приняла  неверное  решение, и  мы  ничего  не  найдём. Но,  наконец,  в  одном  из  дворов  собаки  явно  не  было.  Мы  расположились напротив  калитки  в  канавке  и  стали  ждать.  Щенки  затеяли  возню, повизгивали,  я  рычала,  чтобы  они  успокоились, вобщем, пытались  привлечь  внимание  хозяев.

  Мимо  пробегала  стайка  мальчишек,  они  ненадолго  задержались  возле  нас,  некоторые,  присев  на  корточки,  начали подзывать щенков,  я  слабо  виляла  хвостом,  изображая  полное  дружелюбие. Но  один   из  них  нашёл  на  дорожке  палку,   замахнулся   на  Джека  и  пытался  его  дразнить,  тыча  этой  палкой  в  его  мордочку. Тут  я  зарычала и  двинулась  на  мальчишек -  они  все  мгновенно умчались,  а  мы  продолжали  лежать  в  траве.
 Наконец    из  калитки  показалась  женщина, наверное  старушка, я  тут  же  завиляла  хвостом,  щенки  иcпуганно  жались  ко  мне  и  смотрели на  эту  бабушку,  как на  что-то  диковинное. Женщина  внимательно  смотрела  на нас,  лицо  у  неё  было  доброе,  но  брать  нас  к себе  ей  явно  не  хотелось. Она  вернулась  во  двор,  оставив  открытой  калитку, и вскоре вышла  с  большим  куском  хлеба.  Разломив  хлеб  на  несколько  кусочков, она  бросила  их  нам  в  канавку  и  быстро  ушла  во двор,  захлопнув  калитку.  Хлеб  мы  быстро  съели,  ещё  немного  подождали  и  пошли  дальше.
 Примерно  так  продолжалось  целый  день.  Щенки  оказались  очень  понятливыми, быстро  освоились  на  улице,  поняли,  что  от   них  требовалось,  так  что мне  не  пришлось  им  объяснять каждый  раз,  что  и  как  делать. От  дома,  где  была  собака,  мы дружно  убегали  сразу,  а  там,  где  собаки  не  было, мы  задерживались.
 
    Встречали  нас  по-разному.  Иногда  выходил  мужчина,  да  ещё  с  палкой, и  грубо  прогонял  нас  от  двора.  Но  чаще выходила  женщина  или  девочка,  они  были  более  ласковые  с  нами.  Некоторые  виновато  объясняли,  что  им  не  нужна  собака, другие  выносили  нам  поесть  и  тоже  знаками  показывали,  чтобы  мы  уходили. Уставшие,  мы  ночевали  там,  где  заставала  нас  ночь -  под  скамейками  у  дворов,  в  придорожных  канавках,  просто  в  густой  траве. Засыпали  быстро,  а  утром  продолжали  свой  обход  дворов.
 
  Однажды  мы  подошли  к  дому, где жил  мой друг Джек,  я  узнала  бы  этот  дом  из  сотен  других.  Я подошла  к  воротам,  заглянула  в  щель  в  слабой надежде  услышать  знакомый  лай,  но  было  тихо,  на  двери  дома  по-прежнему  висел  замок. Щенки,  не  услышав  лая, уже  расположились  было  ждать, как  всегда,  но  я медленно  пошла  вдоль  улицы, сдерживая  слёзы и  стараясь  скрыть  от  детей  своё  волнение. Ах,  если  бы  Джек  был  сейчас  дома,  он  наверняка  что-нибудь  придумал,  и  мы  бы  не бродили  по  деревне,  как  попрошайки.
 На  одной  из  улиц  мы увидели  бабушку, сидевшую  на  пенёчке  с  длинной  хворостиной  в  руках.  Увидев  нас,  она  замахала  этой  хворостиной, чтобы  нас  прогнать,  но  мы  и  не  думали  приближаться  к  ней -  она  пасла  небольших  курочек, а  живых  домашних   курочек  трогать  было  нельзя.  Джек  меня  строго-настрого  предостерегал  от  такого  шага.  Если  люди  заметят,  что  собака  ловит  живых  кур, её  непременно  убивают,  даже  свою.
 Мне,  конечно,  очень  нравилось  гоняться  за  дурными  курами, которые,  растопырив  крылья   и  громко  крича, пытались  от  меня  убегать. Ловила  я  их  быстро, они  и  пикнуть  не  успевали,  но  это,  когда  никого  из  людей  поблизости  не  было,  а  здесь  сидела  хозяйка  с  палкой,  да  ещё  со  мной  были  дети.  Если  вдруг  меня  за  эту  дуру-курицу   убьют, что  будет  с  ними, так  что  мы  быстро  пробежали  это  опасное  место.

   Так  мы  бродили  по  деревне  несколько  дней.  Я  уже  начала  терять  надежду  найти  добрых  людей, которым  нужна  собака  или  просто  готовых  приютить  нас.  А  тут  ещё  и  начала  портиться  погода,  набежали  тучи,  закапал  дождь.  На  улице от  дождя  спрятаться  было  негде, но  я  увидела  небольшую  скамеечку  у  одного  из  дворов и  повела  туда  щенков, чтобы  переждать  дождь. Мы  уселись под  узкой  скамейкой, но  дождь  пошёл  всё  сильнее,  вода  лилась на  нас, и  вскоре  мы  все  промокли.

   Под  скамейкой  было  тесно  и  неудобно,  от  дождя  она  нас  не  защищала, поэтому  я  вылезла и  села  прямо  под  дождём  напротив  калитки  дома. Щенки  прижались  ко  мне,  начали мёрзнуть,  но  у  меня  не  было  сил  куда-то  идти.  Я  просто  сидела  и обречённо  смотрела  на  калитку, по  морде   у  меня  текла  вода,  а может  быть  слёзы  отчаяния.
Неожиданно  калитка   открылась,  вышла  женщина  в какой-то  накидке  от  дождя, она  жестом  руки  показала  нам,  что  можно  войти.  Я  из  последних  сил  завиляла  мокрым   грязным  хвостом  и  осторожно  мимо  неё  прошла  во двор  со  своим  выводком.  Во  дворе  оказался  просторный  навес,  женщина  бросила  туда  сухую  тряпку  и,  что-то  проворчав   вроде: «Ну,  куда  вас  денешь?», ушла  в  дом.  Мы  улеглись  на  сухую  подстилку  и, прижавшись  друг  к  другу,  пытались  согреться. На  мне было мало  шерсти,  а мокрая,  она  прилипла  к  телу  и совсем  не  согревала  щенков.
Вскоре  женщина  вышла  из  дома  с  двумя  мисками  и  поставила  их  пред  нами.  Это  была  какая-то  незнакомая, но  тёплая  еда  вроде  супа  с накрошенным  хлебом. Мы  мгновенно  всё  съели,  я  облизала  обе  миски, немного  согрелись  и  вскоре  уснули  под  шум  дождя. Проснулась   я  ночью,  не  сразу  вспомнила,  где  мы, но  потом  сообразила,  что  мы  во  дворе, похожем  на  тот,  в  котором  жил  Джек, а  значит  в  безопасности. Дождь  прекратился,  мы  обсохли,  уже  не  было  так  холодно,  и  я быстро  снова  уснула.

    Утром  хозяйка  двора,  что-то  не  очень  приветливо  ворча,  снова  принесла  нам  две  миски  еды  и  долго  внимательно  смотрела  на  нас,  гладила  рукой  щенков,  потом,  сказав  мне: «Пожалуй,  этого  я  оставлю  себе», взяла  на  руки  маленького  Джека  и  унесла  его в  просторный  вольер,  где  стояла  красиво  выкрашенная пустая  собачья  будка. А  мне  с  двумя  оставшимися  щенками,  она,  открыв  калитку, жестами  показала,  чтобы  мы  уходили.  Это  было  неожиданно,  но  и  понятно -  не  могла  же эта  женщина  кормить  всех  бродячих  собак.
  Я  медленно  пошла  к  калитке, часто  оглядываясь  на  Джека, который,  вцепившись  лапами  в  сетку  вольера,  жалобно  скулил.  Всё было  понятно, но  расставаться  с  маленьким  Джеком  так  тяжело, что  я,  выйдя  за  калитку, отошла  немного,  легла  в траву  и  почти  завыла.  Две  мои  белые  девчонки  молча  лежали  рядом,  видимо  понимая,  что  настанет  и  их  черёд  расставаться  с  мамой.

   Я,  как  могла,  утешала  себя  -  ведь  это  был  мой  собственный  план  - пристроить  детей  в  какой-нибудь  двор, объясняла им, как  надо  караулить  дом, как  встречать  незнакомых  людей,  как  относиться  к  Хозяину  или  Хозяйке. Всем этим  премудростям  меня   учил  мой  друг  Джек,  я  ему  так  благодарна за  это.  Ведь  я  была  бродячей  собакой, воровала домашних  кур, ловила  диких  уточек  и  лягушек,  а  больше  ничего  и  не  знала,  и  не  умела.
   В  этот  день  мы  не  ходили  по деревне,  ведь  нас  утром  покормили, и, отойдя  на  несколько  дворов   от  того,  где  мы  оставили  Джека, улеглись  в  густую  траву и  молча  грустили,  прислушиваясь, не  плачет  ли  он без  нас.  Но  было  тихо,  видимо  Хозяйка  приласкала  его,  и  ему там  понравилось.
 
   К  вечеру  снова  начал  накрапывать  дождь,  и  я  с  двумя  щенками  вернулась к  тому  двору,  где  мы  оставили  Джека.  Калитка  была  заперта,  Джек  молчал, и  я  стала  искать  лазейку  в  заборе,  чтобы  снова  попасть  под тот  навес, где  вчера  спаслись  от  дождя.  Дыра,  конечно,  нашлась,  мы  проникли  во  двор  и быстро  нашли  вольер,  куда  поместили  Джека. Сунув  нос  в сетку вольера,  тихонечко  позвала  своего  сыночка. Он,  видимо,  уже  спал,  но  услышал моё  повизгивание, вылез  из  будки, зевая  и  потягиваясь. Объяснив  ему,  чтобы он  вёл  себя  тихо,  мы  отошли  к  тому  навесу,  где  провели  прошлую  ночь. Подстилка  ещё  лежала  на  том  же  месте, я  с  двумя  щенками  устроилась  на ней,   Джек  снова  залез  в  свою  будку, и  все вскоре  уснули.
      Утром  я  проснулась  рано  и  хотела  быстро  сбежать  со  двора,  чтобы  нас  не  застала  Хозяйка.  Однако она  поднялась  ещё раньше  и  подошла  к  нам  со  словами: « Опять  вы  здесь. Ну  что  мне  с  вами  делать?». Она  ушла  в  дом,  а  я  сидела  с  прижавшимися  ко  мне  щенками и  тоже  не  знала, что  делать – убегать  со  двора  или  подождать,  пока  женщина  решит  нашу  судьбу.

      Вскоре  она  вышла  из дома  с  двумя  мисками  еды. Одну  она отнесла Джеку  в  вольер, а  другую,  побольше,  поставила  перед  нами.  Мы,  виляя  хвостами,  стали  есть,  а  женщина, подождав,  пока мы  всё  съедим,  вдруг  открыла  дверцу  вольера, жестом  показала нам  войти  туда  и, щёлкнув задвижкой, коротко  сказала: «Посидите  пока  здесь». Она  ненадолго  зашла  в  дом,  а  затем  вышла  за  калитку  и  ушла  куда-то.
    Вернулась  во  двор    вдвоём  с  другой  женщиной,  они  подошли  к  сетке  вольера  и начали   о чём-то  тихо  разговаривать, поглядывая  на  нас,  потом  хозяйка вошла  в  вольер,  взяла  на  руки   моих  белых  щенков  и  подала  их  новой  женщине.  Та,  подержав  в  руках  обеих  девчонок  и  внимательно  их  разглядывая,  одну  вернула  в  вольер,  а  другую  погладила  по  головке,  прижала  к себе  и  стала  ей  ласково  что-то  говорить.

     Я  поняла, что она  забирает   щенка  к  себе  домой, и  почему-то  обрадовалась,  хотя  расставаться  было  нелегко, просто   смотрела,  как  стали  прощаться  женщины,  как  уходила  с моей   дочкой  её  новая  хозяйка.  Наверное,  в  моих  глазах  были  слёзы,  но за  густой  чёлкой  их  не  было  видно,  и  это  меня  радовало,  так  как  я  боялась, что, увидев, как  я  горюю,  женщина  вдруг  пожалеет  меня  и  вернёт  щенка  мне.
.   Маленького Джека  новая  Хозяйка  назвала  почему-то  другим  странным  именем  Кузя,  хотя,  как  я  могла  ей  объяснить,  что  его зовут  Джеком. Кузя – так  Кузя, лишь бы  ему было здесь  хорошо.  Мы  провели  весь  день  в  вольере,  а  под  вечер  пришёл  какой-то  мужчина,  но  во  двор  не  стал  заходить,  Хозяйка  забрала  из  вольера  вторую  мою  дочку  и  отдала  ему.  Я  даже  не  успела  разглядеть  этого  мужчину,  как  он  унёс  её.  Остались  мы  с  Джеком-Кузей  в  вольере  вдвоём.

                ХОЗЯЙКА

  Не  могу  точно  определить,  сколько  времени  мы  прожили  в  этом   вольере,  во  всяком  случае,  несколько дней  прошло. Джек-Кузя быстро  привязался   к  своей  Хозяйке,  ждал  её  с  едой,  скулил,  когда  хотел,  чтобы  она  подошла  к  нему  и   поласкала.  На  меня  он  почти  не  обращал  внимания, а  я, уставшая  от   всех этих  мытарств  с  устройством  детей,  большую  часть  времени  спала  на  небольшом  возвышении  вроде  скамейки,  где  лежала  подстилка.

   Однажды Хозяйка   зашла  в вольер  с  большими  ножницами  и  стала  обрезать  на  мне  слипшиеся  комья   грязной   шерсти  на  задних  ногах   и  особенно  на  хвосте.  Я  всё  это  ей  безропотно  позволила,  так  как  понимала,  что  меня  надо  кому-то  отдать,  а  кто  возьмёт  такую  страшную,  грязную  и  худую  собаку.  Кормила  она  нас  хорошо,  тем  более,  что  мы  привыкли  есть  немного,  и,  наверное,  сильно  её  это  не  обременяло.

   Как-то к Хозяйке пришла её знакомая,  в  руках  она  вела  машину  с  двумя  колёсами (потом  я  узнала,  что  это  был  велосипед).  Мы  с  Джеком-Кузей,   пытаясь  доказать,  что не  зря  едим  корм,  дружно  залаяли  на  появление  незнакомого  человека – так  меня  учил  сторожить  двор  мой  друг Джек,  но новая  женщина  не  испугалась  и  подошла  к  сетке  вольера. «О,  Вы  собачками  обзавелись? Хорошие  собаки»- весело  сказала  она.
   Хозяйка  начала  подробно  рассказывать,  как  она  увидела  в  окно  мокнувшую  под  дождём за калиткой  собаку  с  тремя  щенками, как  пустила  их  под  навес,  накормила  и  уговорила  своих  знакомых  забрать  двух  щенков, а  одного  решила  оставить  себе. И   вдруг неожиданно добавила:  «А  собака  мне  не  понравилась».

    Я  очень  расстроилась  после  этих  её  слов – чем  это  я  могла  ей  так  не  понравиться - зато  поняла,  почему  она  постоянно  морщила  нос  и  недовольно  ворчала, когда  ей приходилось  общаться  со  мной. Приехавшая на  велосипеде  женщина  тоже  удивилась,  чем плоха  собака, и  сразу  же  пообещала,  что  возьмёт её, то   есть  меня,  к  себе,  так  как  у  неё  сейчас  собаки  нет. «Напрасно  Вы  так, собачка  очень  симпатичная, мордочка  мохнатая, я  таких  люблю, на  терьерчика  похожа» - сказала она  Хозяйке.

    Мне  очень  захотелось,  чтобы  эта женщина  взяла  меня  к  себе. «Я  хорошая  собака,  я  докажу ей,  что  я  хорошая» - думалось  мне - «я  буду  стараться  хорошо  караулить  дом  и  двор, новой Хозяйке  понравится  моя  служба». Я  уже  было  засобиралась  отправиться  к  месту  службы,  но  тут  женщина  сказала  Хозяйке,  что  собака  довольно  крупная,  на  руках  её  не  унести,  нужен  ошейник  и  верёвочка,  поэтому  она  сейчас  съездит  в  магазин  за  ошейником  и  приедет  забирать  собаку, то  есть  меня.
Я  с нетерпением  ждала,  когда  эта  женщина  снова  появится  во  дворе,  и  не  отрывала  глаз  от  калитки.  Действительно,  вскоре  она  привезла  новенький  ошейник  и  небольшую  верёвочку. Я  безропотно  позволила  надеть  себе  на  шею  первый в  моей  жизни  ошейник (такой  же  был у  моего  друга  Джека) и послушно  побежала  за  женщинами, когда  они  повели  меня  на  новое  местожительство. Идти было  недалеко,  и  мы  быстро  пришли.

    Новый двор   понравился  сразу,  мне  даже  показалось,  что  я  здесь  когда-то  жила.  Меня  привязали    верёвочкой  к  столбику  навеса  над крыльцом,  и  я  сразу  же  по-хозяйски  улеглась  там  под  столом.  Женщины  ещё  немного   поговорили  о  том,  как  же  меня  называть.  Ведь  они  ничего  не  знали  о  моей  прошлой  жизни,  не  знали,  что  у  меня  никогда  не  было  имени,  и  стали  называть  всякие собачьи  клички,  надеясь,  что я  среагирую  на  одну  из  них. Они  решили,  что  меня  со щенками  выгнали  или  бросили  старые  хозяева, и конечно  у  меня  должна  быть  кличка.
 
      Но  я  не  реагировала  ни  на  одно  из  предложенных  ими   собачьих  имён,  и  вскоре  они  оставили  это  занятие,  решив   что-нибудь  придумать  потом.  Моя  новая Хозяйка  бросила  под  стол  на  крылечке  какую-то  подстилку, и  я  стала  там  ночевать.  Кормила  она  меня  вкусной  кашей  и  давала  хорошую  косточку  с  мясом,  иногда, небольшую рыбку.  Вечером  она  отвязывала  от столбика  верёвочку,  и  выводила  меня  за  калитку.  Утром,  после  завтрака, тоже  мы выходили  с ней  прогуляться.  Но  без  верёвочки  Хозяйка  меня  никогда  не  отпускала, хотя  я  сильно  натягивала  этот  поводок – мне  очень  хотелось  побегать.
   Кличку  мне  дали  неожиданно.  К  нам  во  двор  однажды  пришёл  мужчина,  он  похвалил  Хозяйку за  то,  что приютила  бездомную  собаку,  и  предложил  назвать  меня  Джулькой. «Ну  вот  ещё, Джулька - это  кличка  для  дворняжки, а  эта  собака,  похоже,  породистая» - возразила  Хозяйка. «Вот  Джульетта – это, пожалуй,  ей  подошло  бы,  благороднее как-то звучит».
 
     Имя  Джульетта  мне  лично  понравилось,  и  я  сделала  вид,  что  оно  мне  знакомо – повернула  голову  на  зов  и  вильнула  хвостом. «Вот  видишь, - обрадовалась Хозяйка – она,  возможно, знает  эту  кличку,  пусть  будет  Джульеттой». Правда,  я   долго  не  могла  запомнить  это  мудрёное  человеческое  имя,  и  на  зов  Хозяйки  не  всегда  подходила  к  ней. Зато  я  хорошо  уже  знала   её  имя -  к  ней часто   во  двор  кто-то  заходил  и называл  её  по-разному, чаще  всего  двумя  словами,  но  мне  больше  всего  понравилось  называть  её   коротко -  Оля.

     Я  очень  старалась  забыть  свою  бродяжническую  жизнь  и  стать,  как  мой  друг  Джек,  сторожем  во  дворе. Но  мне  никак  не  удавалось  разобраться, на  кого  лаять,  так  как  все,  кто  заходил  к  нам  во двор,  оказывались  знакомыми  Оли,  я  радостно всех  встречала, становилась  на  задние  лапы и весело поскуливала, изображая  приветливость. Оля меня  за  это  сердито  отчитывала и  терпеливо  объясняла,  что  надо  лаять  при  появлении  любого  человека  возле  калитки.
       Я  всё равно  не  могла  понять, за  что  надо  лаять  на  людей  вообще,  ведь они  мне  ничего  плохого   не  сделали, напротив,  все,  как  могли,  мне  помогали  в  трудные  моменты  моей  жизни.  Вот  на  пробегающих  мимо  двора  собак, кур,  кошек,  каких-то рогатых  животных (коз),  я лаяла  охотно,  да  и  то  не  очень  злобно, а  так,  просто  от  скуки. Сидеть  на  крылечке,  привязанной  к  столбику  верёвочкой,  было  скучно -  еду  добывать  не  надо,  миска  с  водой  тоже  постоянно  стояла, даже  на  речку  не  сбегаешь. Тоска.

  Во  дворе,  кроме  меня, жили  ещё  курочка  и  петушок  по имени  Петя, который был  совсем  ручным,  брал корм  из  рук  Оли,  громко  орал  по  утрам  и  будил  меня  на  рассвете.  Я  бы  конечно  с  удовольствием  их  придушила,  но  они  близко  ко  мне  не  подходили, целый  день  гуляли  где-то  в  огороде  и  лишь  вечером заходили  во  двор,  с  опаской  обходя  меня  на  почтительном  расстоянии.  Ночевать  они  залетали на  барьер  навеса, а  рано  утром  уходили  по  своим  делам,  чему  я  здорово  завидовала.
           Да,  жил у  Оли  ещё  кот  со  странным  женским  именем  Маня,  видела  я его  редко,  так  как  он  постоянно  находился  в  доме  и  лишь  иногда  выходил  прогуляться,  не  обращая  внимания  на  меня.  Так  вот  невесело  и  однообразно  проходили  летние  тёплые  дни.

    Но  вот  однажды  мы  с  Олей,  как  всегда,  вечерком  вышли  за  калитку погулять,   я  услышала  в  кустах    клохтанье  домашних  кур,  видимо,  припоздавших  возвратиться  домой. На знакомые звуки  резко дёрнула  за  верёвочку,  Оля не  удержала  её  в  руке,  и  я,  оказавшись  на  свободе,  мгновенно  скрылась   в  зарослях  кустов  и  травы.
   Напрасно  Оля  громко  звала  меня,  я  убегала  всё  дальше  и  дальше,  пока  не  стало  слышно  её  голоса.  Не  помня  себя  от  радости,  я  бежала  просто  вперёд,  пока  вдруг  не  увидела  знакомые  места,  где  я  бродяжничала.  Вот  и  тропинка,  речушка – оказывается,  мои  ноги  сами  несли  меня  к  своей  пещерке. Я  побежала  ещё  быстрее  и  вскоре  оказалась  у  своего  бывшего  жилища.

     Моё  сердце  готово  было  выпрыгнуть  из груди  от  быстрого  бега  и  радости  встречи   со  своими  старыми  «друзьями» -  пещеркой,  речкой,  тропинкой,  где  я  провела  столько  радостных  и  грустных  дней.  Заглянув  в  пустую  пещерку,  я не стала  туда  заходить,  а  улеглась  на  площадке  рядом  с  ней. Услужливая  память  перенесла  меня  в  то  время,  когда  мы  здесь  жили  с Гы-гы,  частенько  мёрзли  и  голодали,  но  бегали  на  свободе.
    Вспомнилось  прощальное  посещение    друга  Джека,  рождение   моих  маленьких  деток – слёзы  сами  покатились  из  моих  глаз.  Лежала  я, видимо,   долго,  так  как  стало  совсем  темно.  Только  тогда  я  вспомнила,  что  у  меня  теперь  есть дом,  который  надо  сторожить,  хозяйка  Оля,  которая  меня  кормит  и  водит  гулять.  Мне  стало  очень  стыдно,  что я  сбежала,  что  я  такая  неблагодарная  дрянь.  Недаром, наверное,   хозяйке  маленького  Джека  я  сразу  не  понравилась,  видимо  она  была  права -  нехорошая  я  собака.

    Что  мне  делать теперь, я   не  знала -  остаться  здесь  и продолжать  бродяжничать?  Но  мне  ведь  эта  жизнь  совсем  не  нравилась, и  я  мечтала  обрести   дом  и  Хозяина.  Вернуться  к  Оле?  А  вдруг  она  рассердилась,  также  решила,  что  я  плохая  собака, и  не  пустит  меня  во  двор,  мне  снова  придётся  бегать  по помойкам  в  поисках  пищи?  Может  снова  попроситься   к той  доброй   женщине,  которая  пустила  меня  во  двор  с  тремя  щенками  переждать  дождь,  и  где  остался  мой  маленький  Джек?  Но  я  ведь  ей  сразу  не  понравилась,  да  и  зачем  ей  вторая  собака,  а  Джек-Кузя,  наверное,  уже  и  забыл  меня.
 Так  и  не  решив,  что  делать,  я  встала   и  медленно побрела  по  тропинке   в  сторону  деревни.   Дом  Оли  оказался  почти  на  окраине  деревни,    я  его  быстро  нашла, подошла  к  калитке и  легонько  заскулила. «Джульетта!!!» -  почти  сразу  услышала  я  голос  Оли – она  ждала  меня  во  дворе  всё  это  время  и, видимо, волновалась, приду  ли  я  обратно. Она  открыла  калитку,  взяла  меня  за  ошейник и  привязала к  столбику  новой  верёвочкой.
 
     Я  чувствовала  себя  виноватой,  униженно  виляла  хвостом  и  пыталась  лизнуть  руку  Оли,  но  сильно  она  меня  не  ругала,  а  видимо  обрадовалась моему возвращению. Я  немного осмелела  и  через  пару  дней,   уже  после  вечерней  прогулки,  когда Оля  ушла  в  дом, перегрызла  верёвочку,  которой  была  привязана  к  столбу,  отгребла  лапами  кирпичи  под  калиткой  и  выскочила  на  улицу.  К  пещерке  я  не  побежала,  а  просто  набегалась  по  ночной  деревне,  пугнула  нескольких  мелких  собак  и  вернулась  домой.
 
   Оказавшись  во  дворе,  я  заметила,  что  Олина  курочка  сидит  на  барьерчике  навеса  довольно  низко (петушок  залетал ночевать  повыше). Мне  ничего  не  стоило  сбить  лапой  курицу  на  землю, потом  я  её догнала  и  придушила,  она  даже  пикнуть  не  успела.  Зато  петух  так  разорался,  что  я  боялась,  как бы  он  не    разбудил   Олю.  Но  Оля  вышла  из  дома  только  утром. Увидев меня  на  крыльце,  она  недовольно  произнесла: «Явилась?». Взяла  меня  за  ошейник,  подтащила  к  старой  собачьей  будке  под  навесом  и  клацнула  замком  цепи.
 
     Всё,  теперь  мне  придётся постоянно  сидеть  во  дворе, и  всякие  мои  побеги  закончились – это  я  поняла.  Потом  Оля   увидела  задушенную  мной  курицу,  молча   взяла  её  за  лапы  и  больно  отхлестала  меня  этой  дохлой  курицей  по  морде.
   Тут  уже  обиделась я.  «Ну,  ладно,  виновата,  не  могу  пройти  мимо  курицы,  инстинкт охотничий,  наверное,  но  зачем  же  по  морде?»  Обиженная,  я  улеглась  под  навесом  спиной  к  выходу,  отказалась  от еды  в  миске, что  принесла  мне  Оля,  и  долго  лежала  так,  мечтая  сбежать  насовсем,  как  только  представится  возможность.

                ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Дорогой  читатель! Вся  эта  история  не  выдумана. Собака  Джульетта  и  все  остальные  персонажи – не  вымышленные  образы, а  действительно  существующие  животные  и  люди, и  всё,  о  чём  написано  в  этой  книге,  действительно  происходившие  события.  Удивительная  собака  Джульетта  может  «рассказать»  ещё  много  интересного  о  своей  собачьей  жизни  и  о жизни  окружающих  её  людей  и  животных.
     Мне бы хотелось призвать всех   владельцев  любых  домашних животных  начинать  общаться  с  ними  не  как  с  животными, а  как  с  Божьими  созданиями, имеющими  одинаковые  права  с  человеком,    возможно  и  большими. Ведь  человек  по  сравнению  с  животным – всесилен,  он  может  убить  животное,  а  может  вылечить его от  смертельной  болезни.  Животное    бесправно,  зато  может  заплатить  человеку    за  его  заботу  о  нём  непомерно  высокую  цену   огромной  безусловной  любовью  к  своему  хозяину  или  другу. Эта  бескорыстная  любовь  бессловесного  существа   намного  нужнее  его  деловых  качеств,  жаль  только, что  люди  редко  это  ценят.