Над вечным покоем

    Я и сейчас могу написать формулу каломельного электрода: Pt|Hg|Hg2Cl2|Cl.
    Но, разрази меня Господь, даже в студенческие годы мне было проще им пользоваться, чем объяснить, почему он работает.
    А это, друзья мои, основы физколлоидной химии!
    А физколлоидная химия, это такая муть... Простые смертные просто зубрят наизусть 300 страниц учебника под редакцией С.Н. А-на издания 1957 года. Или более позднего переиздания, где наука поднимется до академических высот и смысл терялся за частоколом бесконечных формул.
    Всё это было бы можно пережить, но С.Н. А-ин, доктор наук, когда-то завкафедрой а ныне профессор-консультант, ровесник 20 века и автор  книги, благополучно просиживал штаны в своём кабинете, который он занял ещё аж в 1952 году.
    И была у него слабость: изредка он  принимал экзамены, подбирая по каким-то одному ему известным признакам трёх-четырёх студентов...
    От А-на, случалось, выходили рыдающие отличницы и скрипящие зубами отличники, а обременённый "хвостами" аж  с первого курса прожигатель жизни мог  проорать, весело скалясь:"Завидуйте, братья - "Отл"! Все в буфет, проставляюсь!" (Буфет был в цокольном этаже корпуса и там всегда имелось в наличии хорошее бутылочное пиво)
   Мы уже усердно шуршали бумагой, когда Сергей Николаевич, невысокий, затрапезно одетый, лысый мужичок с простым крестьянским лицом зашёл в аудиторию, окинул сидящих быстрым взглядом и, обращаясь к доценту Кончицу, сказал:"Вот этого, - ткнул пальцем в старосту группы Колю Гнатюка, - вот этого, - показал на чемпиона института по борьбе Витьку Анискина, и... глаза его переходили с меня на Таджибека Байрбекова и обратно...  - и вон того - белобрысого. "
   Белобрысым, понятно, был я. Сердце ухнуло в пятки.
   Первым вошёл в кабинет А-на Николай. Он был обременён Ленинской стипендией  и массой других заслуженных регалий, бояться за него было так же бессмысленно, как опасаться за незыблемость  египетских пирамид.
  Пробыл он наедине с профессором от силы минут пять. Две последние минуты до нас доносились  звуки яростного спора. Слов было не разобрать, но срывающийся на фальцет голос нашего старосты и перебивающий его рокочущий баритон А-на различались хорошо.
  Дверь распахнулась, из неё вывалился взлохмаченный Николай и, опережая наш вопрос, рявкнул:"Ну его на...! Комиссии буду сдавать!" Из кабинета донеслось:"И комиссии не сдашь! - и через секунду - Анискин, заходите!"
  Лаборантка, которая несла в начальственный кабинет чай с лимоном, сочувственно глянула и бросила мне на колени учебник. Но я даже не попытался его открыть, наступила какая-то каталепсия, полный умственный паралич.
   Витька не пробыл в кабинете и пары минут. Огромный и мощный, на выходе он казался усохшим наполовину, но, покидая крохотный "предбанник", нашёл в себе силы улыбнуться и сказать:"Ни пуха! Иди!"
   Кабинет гиганта физколлоидной химии, разделённый повдоль титанических размеров дубовым столом был узок, как пенал. Нет, как гроб. Гроб моей повышенной стипендии.
- Ну, садись, и показывай, что написал.
   Я было открыл рот, но он не дал и слова сказать:
- Слышу я плохо, так что сперва посмотрим, что ты тут накорябал! - и начал чёркать и исправлять написанное мной, прихлёбывая жиденький чаёк и приговаривая, - Тут не так, а здесь надо вот так... гля-ка, всё не так , а выводы верные!
Посмотрел на меня внимательно:
- Ты откуда?
    Я ответил.
-Из крестьян?
- Потомственный.
-А отец кем работает?
- Да он у Вас учился, Сергей Николаевич, в сорок первом прямо отсюда на войну и ушёл!
- И что же у него было по физколлоидной химии?
     Врать я не хотел:
- Думаю, Сергей Николаевич, четвёрка у него была, диплом у него без троек, но физколлоидная - это ж... это ж пострашнее органической будет.
- Не пострашнее, юноша! Посложнее!
Глядя на мой, исчёрканный  рукой ветерана разэтакой химии листок, я понимал, что терять нечего и брякнул:
- Посложнее - для тех кто в ней разбирается! А для всех прочих - пострашнее!
- Ладно, а вот скажи мне, - А-ин ехидно на меня посмотрел,- знаешь ли ты, что за город Плёс?
- Это все знают,  кто помнит картину Левитана "Над вечным покоем", он её там писал.
-Смотри-ка, знает... - он встал, подошёл к окну, глянул вниз и с каким-то надрывом выкрикнул,- А у меня дочь такая дура! Деревенский щенок знает Левитана, Плёс, а у этой шмотки, шмотки, шмотки...
    Тяжело опустился на стул, расписался в зачётке, протянул её мне:
- Ну, будем считать, что ты физколлоидную химию знаешь лучше отца. Иди.
    На трясущихся ногах я покинул кабинет, похожий на гроб. Только спускаясь по лестнице к буфету я открыл зачётку. И остолбенел: там жирно чернели "Отл" и незамысловатый росчерк.
.
Январь - 3 февраля 2016 г.