Тихие дни на даче

Тихие дни на даче
Мне попостнее, - обратился Громов к продавщице, та с интересом на него посмотрела , решила, что он положительный и хозяйственный мужик, не то что ее запойный муж, от которого ничего не дождешься, вздохнула и принялась показывать куски.
- Этот заверните, хозяюшка, - глянул на румяные щеки и грудь, упрямо стремящуюся на свободу из выреза кофты,  Виктор Андреевич.
 - Домой! - скомандовал Громов шоферу и откинулся на мягкое сидение. 
Маша, в старом, засаленном на животе халате уже ждала его с ужином. Сегодня котлеты с картофельным пюре и селедка под шубой. Прихлебывая компот, он думал, что засветло надо вставать на дачу. Хотелось сходить  по грибы, говорят третьего дня опята пошли. Федорович из убойного два ведра привез. Еще недельку продержатся. Степа, десятилетний сынишка, ковырял котлету. Ирка, своенравный подросток пятнадцати лет вообще утверждала, что питается лунными эманациями.
- Смотри, чтобы от своих эманаций в подоле не принести, знаю я их, со второго подъезда братья.
Дочка сказала «Фи!», задрала кнопку носика и гордо удалилась.
- А ну доедай, а то хлюпиком вырастишь, - прикрикнул на сына Виктор Андреевич.
Жена хлопотала по дому.  Она упорно не хотела брать кухарку, говоря что чужой человек ей дома не нужен, и еда должна быть приготовлена любящими руками. На следующий день он один бродил по лесу в окрестностях истринского водохранилища, накинув на белый свитер с с синими оленями старую отцовскую куртку из толстого брезента. Охрану Громов отпустил, кому он на хер нужен. Было уже пол корзины. Пахло горькой листвой и шашлыками, участки были рядом. Срезая очередную семейку красавцев, он решил, что пора вводить Лебедева.
Набрав полную корзину, он пошел обратно. Вдалеке, как поздний осенний шмель гудела электричка. На пороге дома ждала грузная Маша, она закончила с клубникой, нужно было на зиму срезать кусты и теперь присела отдохнуть. Еле держащийся на неустойчивых ножках деревянный стул, протестовал, натужно скрипя при каждом ее движении. У ног лежали резиновые боты с отрезанными задниками, заляпанные глиной.
- Борщ готов, Степа, обедать, - крикнула жена в дом.
 - Иду, - отвечал мальчик.
 Ирка под предлогом простуды осталась в городе, еще бы, родители на дачу уехали. Все выходные можно эманации вкушать.
Оставив корзину на крыльце и сменив куртку и свитер на домашнюю клетчатую рубаху, Виктор Андреевич помыл руки в жестяном умывальнике на улице. Вода из колонки шла ржавая, приходилось ходить к колодцу соседей. На столе дымились тарелки. Маша достала из холодильника початую бутылку «Столичной», которая сразу запотела и подвинула селедку ближе к мужу. Громыко твердой рукой отмерил тридцать грамм, махнул рюмашку, занюхал куском бородинского хлеба, посыпанного блестящими крупицами каменной соли и подцепил вилкой ломтик иваси, стараясь, чтобы кольцо красного крымского лука не свалилось обратно. Захрустел, довольно кивнул, словно подтверждая свою никому ни ведомую правоту. Налил еще но не выпил, а подвинул борщ к себе и обжигаясь, принялся хлебать вкусное варево.
- А Лукашенко молодец, сметана отменная.
- А я? - надула губки Маша.
- А ты умница — красавица, Маруся, нам ли жить в печали? - и он, не вытерев жирные губы, смачно чмокнул супругу в щеку. Жена, в притворном негодовании махнула на него грязным кухонным полотенцем, о которое вытирала руки и зарделась.
Маша смотрела на морковный салат, как буржуй на вошь, она безуспешно сидела на диете четвертый день, но стрелки весов не двигались, хоть тресни. Потом решительно отставила блюдце с травой, как она мысленно называла такую пищу, встала и плеснула себе половник из большой кастрюли, выловив косточку с мозгом, который очень любила.
- Малина разрослась, говорил тебе Федорыч, что шиферные листы надо закапывать по периметру. Это же сорняк! - высасывая сладкую середину из белой кости, с полным ртом невнятно бурчала жена.
Степа неохотно пил из ложки красную жижу, ему хотелось мороженное, но в магазин идти далеко и одного его точно не отпустят.
- Сын, ешь, будь молодцом, - упрашивал Виктор Андреевич, но мальчишка отложил ложку и, схватив горбушку белого, выбежал из за стола.
- Вот сорванец, - сокрушался Громов.
 - А в кого? -  Маша резала себе розовое смоленское сала с коричневыми прожилками мяса. «Завтра диету начну, сегодня уработалась» , - рассудила она здраво.
- Сделай и мне, Маруся. - попросил Виктор Андреевич. Подвинул рюмку к себе, выпил и закусил. На второе было вареное мясо из борща с горчицей и хреном. Маша обещала сделать к завтрашнему обеду холодец из свиных ножек.
- Сейчас отдохну секунд шестьсот и вырублю, малину Маша, -  обещал Громов и посмотрел на лужи у ворот, желтый лес вдалеке, дымку тумана над канавой и  задумался о лунных эманациях. Потом прилег на старую тахту и через минуту уже спал.