Проверка. Ги де Мопассан

1
Семья Бонделей была хорошей семьёй, хотя немного недружной. Они часто ссорились по мелочам, затем мирились.
Бывший торговец, удалившийся от дел, когда накопил на жизнь с простыми вкусами, Бондель снял в Сен-Жермен маленький павильон и поселился там с женой.
Это был спокойный мужчина, мысли в нём поднимались тяжело. Он был образован, читал серьёзные газеты и ценил галльский дух. Одарённый разумом, логикой, практичными чувствами, которые являются главной чертой французского труженика-буржуа, он думал мало, но уверенно, и не принимал решений, прежде чем инстинкт не говорил ему, что решение правильно.
Это был мужчина среднего роста, седеющий, с благообразным лицом.
Его жена, женщина прекрасных качеств, также имела недостатки. У неё был вспыльчивый характер, искренние манеры, которые граничили с жестокостью, и скрытое упрямство: она относилась к людям с непримиримой враждебностью. В молодости они была мила, затем стала слишком толстой, красной, но в своём квартале в Сен-Жермен её всё ещё считали очень красивой женщиной, воплощением здоровья.
Почти всегда их разногласия начинались за завтраком, в дискуссии по мелочам, а затем до самого вечера или до следующего дня они оставались сердитыми. Их простая и ограниченная жизнь придавала важность самым незначительным занятиям, и каждый предмет разговора становился предметом ссоры. Раньше, когда они вели торговлю, которая объединяла их заботы, сжимала сердца, удерживая их в сетке сотрудничества и общих интересов, они не ссорились.
Но в Сен-Жермен стало меньше людей. Нужно было заводить новые знакомства, создавать новое существование, без торговли. И тогда монотонность часов, которые были похожи один на другой, сделала супругов сварливыми, и спокойное счастье больше не возвращалось.
Однажды утром в июне они собирались садиться за стол, и Бондель спросил:
- Ты знаешь людей, которые живут в маленьком красном павильоне в конце улицы Берсо?
Должно быть, мадам Бондель встала не с той ноги. Она ответила:
- И да, и нет, но я не желаю их знать.
- Почему же? У них очень славный вид.
- Потому что…
- Я встретил мужа на террасе сегодня, и мы проговорили 2 часа.
Понимая, что в воздухе сгущается опасность, Бондель добавил:
- Он сам первый подошёл и заговорил.
Жена недовольно посмотрела на него:
- Лучше бы ты ушёл.
- Но почему?
- О них ходят слухи.
- Какие слухи?
- Какие слухи! Бог мой, обычные слухи.
Г-н Бондель совершил небольшую ошибку: он отреагировал живо.
- Дорогая, ты же знаешь, я ненавижу слухи. Мне хватает того, что слухи сводят меня с симпатичными людьми. Что касается этих людей, я нахожу их очень хорошими.
Она с яростью спросила:
- И жену тоже?
- Боже мой, да, и жену тоже, хотя я её едва заметил.
И дискуссия продолжилась, обострилась, ожесточилась на ту же тему из-за нехватки других мотивов.
Мадам Бондель не хотела сказать, какие именно слухи ходили вокруг соседей, лишь говорила о гадостях, не уточняя. Бондель пожимал плечами, ухмылялся, выводил из себя жену. Наконец, она крикнула:
- Да этот господин – рогоносец, вот что!
Муж ответил, не смутившись:
- Я не вижу, каким образом это пачкает честность человека.
Она была изумлена:
- Как не видишь?.. Ты не видишь?.. Но это же публичный скандал: если ты рогоносец – твоя репутация испорчена!
Он ответил:
- Вовсе нет! Испорчена, потому что человека обманывают, предают, грабят?.. Ах, нет! Я согласен, что жена ведёт себя плохо, но не он.
Она вышла из себя:
- Они оба хороши. Их репутация погибла, это позор.
Бондель очень спокойно спросил:
- А правда ли это? Кто может заявлять о таких вещах, если никого не застали на месте преступления?
Мадам Бондель поёрзала на стуле:
- Как? Кто может заявлять? Да все! Все! Такие вещи очевидны. Все это знают, все говорят. Сомнений нет. Это ясно, как белый день.
Он усменулся.
- Раньше верили, что Солнце вращается вокруг Земли, и в тысячу других очевидных вещей, которые оказались ложными. Этот мужчина обожает жену, он говорит о ней с нежностью, с обожанием. Это неправда.
Она пролепетала, вся дрожа:
- При всём том, что он знает, этот глупец, этот кретин, этот рогоносец!
Бондель не сердился. Он размышлял.
- Прошу прощения. Этот господин неглуп. Напротив, он показался мне очень разумным, и ты не убедишь меня в том, что разумный человек не заметил бы у себя в доме такую вещь, когда соседи, которых нет в доме, знают о каждой подробности этого адюльтера, знают всё.
Мадам Бондель расхохоталась, что подействовало её мужу на нервы:
- Ха-ха-ха! Все одинаковые, все, все! В таких делах и один человек может всё раскрыть.
Дискуссия продолжалась. Она с таким личным презрением отзывалась о слепоте обманутых мужей, что он рассердился, наконец.
Тогда началась вспыльчивая ссора, в которой он занял сторону мужчин, а она – женщин.
Он чванливо заявил:
- Уверяю тебя, если бы мне наставили рога, я бы это заметил, причём немедленно. И я бы отучил тебя от этого таким манером, что помогло бы лучше всякого лекарства.
Она приподнялась от гнева и крикнула ему в лицо:
- Ты? Ты? Да ты такой же болван, как остальные!
Он вновь заявил:
- Уверяю тебя, что нет.
Она так дерзко расхохоталась, что его сердце заколотилось, и дрожь прошла по коже.
Он в третий раз произнёс:
- Я бы заметил.
Она встала, всё ещё смеясь:
- Нет, это уж слишком, - сказала она.
И вышла, хлопнув дверью.

2
Бондель остался один, в очень плохом настроении. Этот дерзкий вызывающий смех уязвил его, словно укус ядовитого насекомого, который вначале не чувствуется, но жар вскоре распространяется в крови и становится невыносимым.
Он вышел и начал ходить. Одиночество его новой жизни толкало на грустные мысли. Внезапно перед ним появился тот самый сосед, которого он встретил утром. Они пожали друг другу руки и принялись беседовать. Поговорив на разные темы, они начали говорить о своих жёнах. Им обоим было, в чём признаться, сказать что-то невыразимое, смутное, болезненное на тему, связанную с их жизнью: на тему жён.
Сосед говорил:
- В самом деле, иногда можно подумать, что они питают к мужу какую-то особую враждебность. Лично я люблю свою жену. Я очень люблю её, я ценю и уважаю её, а она? Она иногда с большим доверием относится к нашим друзьям, а не ко мне.
Бондель сразу же подумал: «Ну вот, моя жена была права».
Едва они расстались, Бондель принялся размышлять. Он чувствовал в своей душе смутную путаницу противоположных мыслей, какое-то болезненное кипение, и в его ушах звучал дерзкий смех, который словно говорил: «Ты такой же дурень, как остальные». Определённо, это была бравада, наглая бравада женщин, которые осмеливаются на всё, рискуют всем, чтобы унизить человека, к которому чувствуют раздражение.
Значит, этот бедный господин – тоже обманутый муж, как многие. Ведь он с грустью сказал: «Она иногда с большим доверием относится к нашим друзьям, а не ко мне». Вот как муж – этот сентиментальный слепец, которого закон называет «мужем» - формулировал свои замечания по поводу того, как по-особенному его жена относится к другому мужчине. Это было всё. Он больше ничего не заметил. Он был похож на всех других… На других!
А как его собственная жена засмеялась: «Ты тоже… ты тоже…» Какие же они безумные и беспечные – эти создания, которые могут впустить подобные подозрения в сердце из-за обычного желания бравировать.
Он окинул взглядом их общую жизнь, ища в их прежних отношениях какой-то признак того, чтобы она когда-нибудь оказывала кому-то больше доверия, чем ему. Он никогда никого не подозревал, настолько он был уверен в ней и спокоен.
Но у неё был один близкий друг, который уже год приходил на ужин 3 раза в неделю – Танкре, этот добрый, славный Танкре, кого он, Бондель, любил как брата и продолжал видеться с ним тайком, когда жена была рассержена на этого приятного парня по неизвестным причинам.
Он остановился, чтобы поразмыслить, глядя в прошлое встревоженными глазами. Затем в нём поднялся протест против себя самого, против этих постыдных инсинуаций «Я-злого», «Я-ревнивого», «Я-порочного», которыми обладаем все мы. Он порицал себя, обвинял себя, ругал себя, всё ещё вспоминая визиты и поведение этого друга, которого жена так ценила и выгнала без видимых причин. Но внезапно он припомнил другое: подобные разрывы, исходившие из мстительного характера мадам Бондель, которая никогда не прощала оскорблений. Тогда он честно засмеялся над собой, над началом тревоги, входившей в него, и, вспомнив искажённое ненавистью лицо жены, когда он однажды вечером сказал ей: «Я встретил нашего доброго Танкре, он справлялся о тебе», совершенно успокоился.
Она всегда отвечала: «Когда увидишь этого господина, ты можешь ему сказать, что он может больше не беспокоиться обо мне». О, с каким свирепым, раздражённым видом она произносила эти слова! Как хорошо чувствовалось, что она не прощает, ничуть не прощает его… И он мог подозревать?.. хотя бы одну секунду?.. Боже, какая глупость!
Однако почему она так рассердилась? Она никогда не рассказывала о причинах этой ссоры. Она сильно сердилась, сильно! А что, если?.. Но нет… нет… И Бондель заявил себе, что он роняет себя подобными подозрениями.
Да, он, без сомнения, ронял себя, но не мог помешать себе думать об этом и со страхом спрашивал себя, не станет ли эта допущенная мысль источником долгих страданий в сердце. Он знал себя: он был человеком, который всё обдумывает, как раньше он обдумывал коммерческие сделки, днём и ночью, взвешивая все «за» и «против».
Он уже немного взволновался, шёл быстрее и потерял спокойствие. Человек не может противостоять Мысли. Невозможно её поймать и убить.
Внезапно в нём зародился отважный план, такой отважный, что он сначала засомневался  в том, сможет ли выполнить его.
Каждый раз, когда он встречал Танкре, тот спрашивал у него о мадам Бондель, и Бондель отвечал: «Она всё ещё немного сердится». Больше ничего. Боже… не был ли он сам мужем!.. Возможно!..
И вот он собрался сесть на поезд в Париж, отправиться к Танкре и привезти его с собой в этот же вечер, убедив его в том, что враждебность жены прошла. Да, но какую сцену устроит мадам Бондель!.. какой скандал!.. Тем хуже, тем хуже… это будет местью за смех, и, увидев их внезапно столкнувшимися лицом к лицу, он прочтёт на их лицах всю правду.

3
Он немедленно отправился на вокзал, взял билет, поднялся в вагон, и, когда почувствовал, что поезд уносит его по склону Пека, ему стало немного страшно, у него слегка закружилась голова перед тем, на что он осмелился. Чтобы не дрогнуть, не отступить, не вернуться назад, он попытался больше не думать об этом, рассеяться другими мыслями, сделать то, на что он решился со слепой решимостью, и он принялся напевать песенки из опереток и кафе-шантанов до самого Парижа, чтобы унять свои мысли.
Желание остановиться вновь охватило его, когда он оказался на тротуаре, ведущему к улице, где жил Танкре. Он побродил перед магазинами, обратил внимание на цены, поинтересовался новыми товарами, пожелал выпить кружечку, что совершенно не было его привычкой, и, приблизившись к дому друга, сильно пожелал его не застать.
Но Танкре был дома, один; он читал. Он был удивлён визитом, встал и воскликнул:
- Ах, Бондель! Какая неожиданность!
Смущённый Бондель ответил:
- Да, дорогой друг, я приехал в Париж за покупками и решил зайти и пожать вам руку.
- Очень мило! Тем более, что вы давно не посещали меня.
- Что вы хотите, есть разные обстоятельства, и моя жена казалась такой сердитой на вас!..
- Проклятье… казалась… даже больше того: она указала мне на дверь.
- Но почему? Я никогда не мог понять.
- О, из-за пустяка… из-за глупости… мы поспорили и разошлись во мнениях.
- Поспорили о чём?
- Об одной даме, которую вы можете знать понаслышке: о мадам Бутен, одной из моих знакомых.
- Ах, действительно… Ну, хорошо, как бы то ни было, мне кажется, что моя жена больше не сердится на вас, потому что она говорила мне о вас сегодня утром, и говорила очень по-дружески.
Танкре вздрогнул и казался настолько изумлённым, что несколько секунд не находился с ответом. Затем он повторил:
- Говорила обо мне… по-дружески…
- Ну да.
- Вы уверены?
- Чёрт возьми!.. я не выдумщик.
- А потом?
- Потом… так как я собирался в Париж, я решил доставить вам удовольствие и сказать об этом.
- Ну да… ну да…
Бондель, казалось, замялся, затем сказал:
- У меня даже появилась оригинальная мысль.
- Какая?
- Привезти вас с собой к нам на ужин.
При этом предложении Танкре, настороженный и благоразумный от природы, обеспокоился:
- О, вы так решили?.. возможно ли это?.. не будет ли… скандала…
- Да нет же, нет!
- Но она… вы знаете… мадам Бондель злопамятна.
- Да, но уверяю вас, она больше на вас не сердится. Я даже убеждён в том, что ей было бы очень приятно увидеть вас так неожиданно.
- Действительно?
- Да!
- Хорошо! Поедем. Я очень рад. Видите ли, эта заварушка мне сильно портила кровь.
И отправились на вокзал Сен-Лазар, поддерживая друг друга под локоть.
По дороге они молчали. Казалось, оба были погружены в глубочайшие раздумья. Они сидели друг напротив друга в вагоне и молча смотрели друг на друга, видя, что они оба бледны.
Затем они вышли из поезда и вновь пошли, поддерживая друг друга под руки, словно для того, чтобы объединиться перед лицом опасности. Через несколько минут они остановились, немного запыхавшись, перед домом Бонделей.
Бондель пропустил друга, они вошли в гостиную, он позвал горничную и спросил:
- Мадам дома?
- Да, сударь.
- Попросите её немедленно спуститься, будьте добры.
- Да, сударь.
Они принялись ждать, упав в кресла, взволнованные одним и тем же желанием как можно скорее убежать, прежде чем на пороге появится большая страшная фигура.
Знакомые мощные шаги спускались по лестнице. Рука коснулась двери, и глаза двух мужчин повернулись к медной ручке. Затем дверь распахнулась, и мадам Бондель остановилась на пороге, желая видеть, прежде чем войти.
Она посмотрела, покраснела, задрожала, отступила на полшага, затем замерла с красными щеками, положив руки на дверные косяки.
Танкре побледнел, словно собирался упасть в обморок, встал, уронив шляпу, покатившуюся по паркету. Он пролепетал:
- Боже мой… Сударыня… это я… я думал… я осмелился… Мне было так неловко…
Так как она молчала, он продолжил:
- Вы прощаете меня… наконец?
Тогда она внезапно, движимая порывом, подошла к нему, протянув руки, и когда он взял их и сжал, она сказала тихим, взволнованным, дрогнувшим голосом, который не узнал её муж:
- Ах, дорогой друг!.. Я так рада.
Бондель, который внимательно смотрел на них, почувствовал, как его с ног до головы окатил холод, словно его окунули в ледяную ванну.

13 июля 1889
(Переведено 28-29 сентября 2016)


Рецензии