Записки психолога ГУВД

ВВЕДЕНИЕ

Эти записки я написал в честь 15-летия с начала службы в правоохранительных органах. Не спешил их публиковать, так как прошло достаточно мало времени с момента описываемых событий.
На данный момент, когда я решил придать гласности мои воспоминания, минуло уже 20 лет с 1996 года. Вполне приличный срок для того, чтобы как бы со стороны посмотреть на то, что происходило в тех самых, как принято говорить, «лихих» 90-х.
Многое изменилось за этот период. Милиция превратилась в полицию, страну и органы правопорядка зареформировали до неузнаваемости. Везде идут сокращения. Правда, создается новая структура – Нацгвардия.
За эти годы сын Антон вырос и пошел служить с августа 2016 г. во вневедомственную охрану после службы в армии, продолжив династию сотрудников ОВД, начатую мной. Может быть, попадет в новообразование, указанное выше.
Мама сына прослужила почти 15 лет в полиции, с легкой руки моего друга и сослуживца, отзывчивого и душевного человека, Олега Терешина.
Возможно, моя трактовка событий будет не совпадать с мнением коллег по службе в ГУВД. В таком случае пусть напишут свои воспоминания. Потом мы их сравним.

Сентябрь 2016 года
Тобольск                Автор

ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ

Прошло 15 лет с того момента, как я начал служить в милиции. Это довольно большой срок. Теперь, за давностью лет, можно поделиться своими впечатлениями об увиденном и услышанном, прожитом-пережитом.
Как-то осенью, моясь с тестем в домашней бане в Заводоуковске, поделился с ним своими мыслями по поводу того, что хочу сам содержать семью, не рассчитывая на помощь родителей. Мол, стыдно, дожив до 27 лет, имея жену и ребенка, сидеть на шее у предков. Он понял и решил посодействовать с устройством в УВД области: множество его однокурсников служили в тот момент в органах. Так, при помощи тестя после прохождения военно-врачебной комиссии и центра психодиагностики я попал в группу морально-психологической подготовки личного состава отдела воспитательной работы Управления кадров ГУВД Тюменской области.
Моя служба началась в конце января. Правда, до 1 февраля 1996 г. нам пришлось делить рабочее место с Сергеем Мельниковым, перешедшим затем в ОБНОН, и трагически погибшим в ночь на 10 ноября того же года в медотделе УВД при странных обстоятельствах. В 307 кабинете на третьем этаже управления находились четыре стола с телефонами на каждом. Крайний стол слева от входа был моим. Напротив меня сидел майор Андрей Клецын, бывший командир роты ТВВИКУ. Сухощавый шатен, 32 лет, с аккуратной щеточкой темно русых усов на лице. Он всегда был себе на уме. Годы службы в армии научили его ни во что особо не вмешиваться, руководствуясь проверенными правилами: своя рубашка ближе к телу и инициатива наказуема. В его щеголеватых усах он изредка прятал полуулыбку, видя, что кто-то в нашей конторе наивно пытается жить по другим правилам, чем он. За 15 лет службы в училище он имел более пятидесяти поощрений в личном деле, а потом его достало невнимание командования относительно решения его квартирного вопроса. После чего бравый майор впал в немилость начальства и был вынужден уйти из училища. Как человек рациональный, он не мог выбросить коту под хвост годы службы в армии и пошел в милицию дослуживать пять лет до пенсии. Андрей занимался очень серьезным делом – заводил дела по ДТП, совершенным сотрудниками милиции, проводя служебные проверки по этим случаям. Аккуратность, педантичность сквозили во всем. На столе и в сейфе у него наблюдался  идеальный порядок: каждая вещь лежала на своем месте. Несмотря на кажущуюся суховатость и сдержанность в общении, он был человеком в глубине души отзывчивым, доброжелательным, надежным, могущим прийти в трудную минуту на помощь, что он и доказал в будущем.
Слева у окна за столом восседал майор Александр Всеволодович Медведев. Крупный седеющий брюнет,  лет сорока, с большим лбом, залысинами и наметившейся плешью. У него был крупный, мясистый нос картошкой и довольно глубоко посаженные глаза навыкате. Красное лицо, отмеченное оспой. Он пришел в милицию из армии, где служба у него не особо задалась. Двенадцать лет он просидел капитаном, заведуя солдатским клубом, что располагался в бывшей кладбищенской Троицкой церкви города Ишима на территории артиллерийского полка. Правда, это затворничество в клубе-церкви в провинциальном городке имело для Всеволодыча, как я его уважительно называл, свои позитивные моменты. Там он виртуозно научился владеть плакатными перьями для оформления многочисленных объявлений и стенгазет. Компьютеров в те годы еще не было, а потому приходилось каждое объявление или плакат рисовать от руки.
Для этого нешуточного занятия нужно было иметь хороший глазомер и поставленную руку. Все эти качества пришли с опытом. Имея в руках плакатное перо, и водя им по бумаге, нужна уверенность в своих силах, граничащая с эйфорией. Даже некий кураж, если хотите. Кто сам не писал плакатным пером, тот не поймет. Этими качествами майор Медведев обладал в должной мере, даже более чем виртуозно. Приобретя крепкие навыки владения незаменимым орудием труда, он без малейшего сомнения ушел из армии. И не прогадал: получил в милиции очередное звание, чему был несказанно рад. В ГУВД начался новый виток его карьеры. Объемная доска объявлений на первом этаже управления требовала постоянного заполнения. Компьютеров все еще не было, а потребность в ежедневных объявлениях по поводу различных мероприятий была огромна. Потому каждое утро майора Медведева после прихода в кабинет на службу начиналось со священнодействия – неторопливого, тщательного раскладывания перьев, ручек, баночек с тушью. Было видно, что данный процесс доставляет Всеволодычу истинное удовольствие. Иногда он еще не знал, какой текст ему придется начертать своей недрогнувшей рукой на листе ватмана, однако предвкушал скорую сладость творчества: аппарат большого управления не мог обойтись без его каждодневного кропотливого труда. Он чувствовал себя художником, несущим эстетику плаката в массы. Александр осознавал и материальную значимость своей деятельности, представляя официально принятые расценки по оформительским делам.
Напротив Медведева находилось рабочее место майора Галины Семеновны Сосновской, дамы чуть за пятьдесят. Утонченная, изящная брюнетка с раскосыми глазами. Доброжелательна, отзывчива, любительница пообщаться в узком кругу. Жила одна, детей не было. Она занималась в нашем кабинете составлением поздравительных телеграмм начальникам подразделений и их заместителям. Тогда, в середине 90-х, в подчинении управления находились учреждения ОВД, МЧС, УИС юга области и округов. Потому начальников разных подразделений было довольно много. Каждый год начинался с уточнения в учетной группе дат рождения начальства. Списки неоднократно уточнялись, а затем издавались отдельной брошюрой в типографии, что находилась во дворе здания нашей конторы. Потом каждый рабочий день Галя заполняла на печатной машинке специальные бланки для поздравления и сдавала их в секретариат, посылающий телеграмму или открытку с поздравлением тому или иному начальнику. Она ушла на пенсию по смешанному стажу: четырнадцать лет пробыла на комсомольской работе, а затем одиннадцать лет прослужила в органах. Таким образом, набралось 25 лет выслуги.
Как-то Галя купила в магазине на первом этаже управления треугольник дорогого импортного сыра. Она могла это позволить, побаловав иногда себя каким-то заграничным изыском. Развернула фольгу, а сыр оказался с зеленовато-изумрудными прожилками плесени. Женщина начала возмущаться, мол, вот, ведь продали испорченный сыр. Тут я решил ее успокоить, просветив коллегу, что особые сорта сыра специально держат в пещерах, чтоб они насыщались плесенью. На Галю этот экскурс в сыродельное производство должного воздействия не возымел. Опять же выбрасывать дорогой кусочек сыра было жалко. И она поступила по-женски рационально и мудро – разрезала многострадальные пятьдесят грамм французского сырпрома на маленькие ломтики и пошла щедро угощать весь третий этаж управления, занимаемый кадровиками. Через минут десять она вернулась с нетронутым сыром на ладони. Ее желание поделиться с товарищами по кабинету заграничным лакомством было столь велико, что я не смог устоять перед просьбой коллеги и отломил от маленького пластика сыра половинку. Приходилось опасаться, как поведет это заморское чудо в моем молодом, но привиредливом к молочным продуктам организме.
Теперь несколько слов о нашем руководстве. Полковник Виталий Николаевич Лукин был начальником Управления кадров ГУВД. Начав свою карьеру еще в середине 70-х, он быстро продвинулся по служебной лестнице. И благополучно пересидел на месте зама с пяток начальников управления. При этом на нем ни в коей мере не сказалось, что некоторые генералы покидали контору со скандалом, а кому-то даже посчастливилось попасть под следствие. Это был невысоко роста, сухощавый, рыжий мужчина, лет пятидесяти, с хитроватым выражением лукавых глаз. Юркий, подвижный, незлобный, держащий дистанцию не нарочито явно, а довольно искусно. Прожженный игрок, знаток аппаратных игр, проведший бурную молодость, начиная свой жизненный путь с рабочего. Поговаривали, что Лукин не употребляет ни капли спиртного, подорвавши свое здоровье, трудясь в былые годы на ликероводочном заводе. Кто-то считал, что начальник после соблазнов на производстве закодировался от пагубной привычки на всю оставшуюся жизнь. Словом, он действительно не пил, даже на юбилее в честь 50-летия, пригласив к себе в кабинет своих коллег-сотрудников, не взирая на звания.
Виталий Александрович Трунев руководил отделом воспитательной работы, где находилась и наша группа психологов. Лукин, Трунев и мой тесть были знакомы со студенческой поры, занимаясь спортом, продвигаясь по комсомольской линии. Тесть даже немного завидовал, что его товарищи ушли в милицию и смена порядков в стране не отразилась на них. Они получали новые звания и должности, концентрация звездочек на погонах росла и величина их тоже. Трунев был довольно объемным, плотным мужчиной, среднего роста с большой головой на короткой шее. Нос с горбинкой придавал мужественности его довольно добродушному лицу. По понедельникам в 10 часов он устраивал планерку в своем маленьком скромном кабинете, куда еле-еле втискивался весь отдел, состоящий из десятка человек. Планерки проходили не больше получаса. Вначале полковник, негодуя, с искаженной от напряжения мимикой на лице, как самовар, эмоционально выпускал пар после совещания у вышестоящего начальства, вечно якобы недовольного работой нашего славного отдела. Затем, уже постепенно остывая, корил неисполнительных подчиненных или чаще всего коллектив в целом, проводя тем самым профилактическую работу, чтоб не расслаблялись, держали себя в тонусе. После чего каждый отчитывался о проделанной работе за неделю прошедшую и о планах на будущую. Совещание заканчивалось корректировкой наших планов, в соответствии с новыми ценными указаниями руководства. Несмотря на нюансы, Трунева подчиненные уважали и любили за порядочность и справедливость, прощая ему его эмоциональную возбудимость. С его стороны какого-то подвоха ожидать не приходилось. Так буднично проходила неделя за неделей. Празднование 23 февраля и 8 марта, подготовка к слету психологов, так и не состоявшему за год моей службу в управлении, разбирательство с жалобами на сотрудников милиции, ведение журнала суицидов сотрудников. Словом, служба была наполнена разнообразнейшими обязанностями. Однако случались и творческие моменты.

МАШИНКА ДЛЯ НАЧАЛЬНИКА

В понедельник 1 июля утром мы, как всегда, пришли на планерку к своему шефу. Начальник просветил нас, что полковник Лукин поставил перед нашим отделом очень важную и срочную задачу: придумать подарок начальнику ГАИ к его профессиональному празднику, отмечаемому через два дня. Так как средства управления были невелики, а зарплату сотрудникам начальство выдавало частями, то выписывать нам специально премию, а потом ее забирать для покупки подарка главному гаишнику, наше руководство посчитало не совсем этичным. К тому же Лукин руководствовался простым принципом, как божий день, взятым на вооружение всяким прижимистым начальником постперестроечного и последующего периодов – за деньги и дурак подарок найти сможет. Экономя деньги свои и государства, нам следовало срочно придумать что-то не совсем затратное, и в то же время с явной претензией на оригинальность. Три майора и лейтенант, то бишь я, не на шутку задумались над поставленной задачей. Кроме как купить настенные часы в магазине и заказать в доме быта табличку по металлу с гравировкой в честь предстоящего события, моя фантазия более изысканного предложить не могла. Более опытные коллеги принялись обсуждать вариант с покупкой картины или, еще лучше, поднятия картины с видом города из подвала управления. Там шелушились несколько творений местного придворного живописца, чьи творения нравились генералу. Желая удружить творцу, картины были закуплены у художника оптом. Их количество или мастерство автора не способствовали быстрому распространению шедевров по кабинетам начальства различного уровня и ранга в пределах города и области. Качество холстов было аховое, они начали трескаться и шелушиться. К тому же дарить картину – это было так забито и тривиально, что у моих коллег уже сводило скулы только от одной мысли, что опять придется этим заниматься. Через полчаса мозгового штурма, с каждой секундой замедляющего от натуги нейронов и жары деятельность мыслительных процессов в наших головах, мы с разочарованием вдруг поняли, что не в состоянии родить какой-то свежей мысли по искомому поводу в нашем душном кабинете. Группа начала энергично впадать в апатию от безысходности. Угроза провала задания надвигалась.
И тут открылась дверь, и в кабинет зашел Трунев. Вообще-то, к нам в гости он заходил всего пару раз в год, предпочитая вполне резонно вызывать к себе: негоже начальству являться перед починенными, лучше пусть они являются перед ним. Редкостное появление полковника на пороге нашего кабинета могло объясняться только экстренной ситуацией. Поиск подарка для начальника ГАИ был, как раз таким, неординарным событием, позволяющим напрочь забыть о своих взращенных принципах, устоявшихся правилах и понятии о субординации. Ситуация требовала быстрой реакции на вызов, данный отделу. Репутация отдела требовала жертв от всех, не взирая на звания и должности. Итак, Трунев зашел в кабинет, встал у порога и воодушевленно поведал нам уточненную вводную начальства. Оказывается, мозговые процессы одновременно одолевали не только нас, а и наших начальников. Во время мозгового штурма в кабинете зама по кадрам у Лукина наконец родилась гениальная мысль, как совместить оригинальность подарка с его малой стоимостью. По мнению Лукина подарок должен был представлять гаишную игрушечную машинку, водруженную на какой-нибудь постамент из куска мрамора. Сообщив нам этот замысел, и посчитав свою миссию исполненной, Трунев стремительно вышел из кабинета, как и зашел. Мы не успели осмыслить услышанное, а дверь за любимым начальником уже закрылась. Услышанное нам не прибавило оптимизма ни на йоту. Бюджет всего нашего предприятия составлял мизерную сумму – сотню или двести тысяч рублей с учетом того, что тогда, до обрезания трех нулей на купюрах, зарплату нам выдавали в миллионах.
На общем совете кабинета № 307 было решено, что непосредственно воплощать фантазию руководства в жизнь суждено Гале и мне. Немаловажную роль для принятия такого решения играли также следующие факторы. Майорам было не солидно ходить по магазинам, выискивая машинку. К тому же я был самый молодой из присутствующих, и в тот момент подтверждение из Москвы моего первого офицерского звания еще не пришло, и я ходил на службу по гражданке. Женщинам летом вообще разрешалось форму не одевать. Потому Галя была в летнем легком платьице бирюзовых тонов. Я был одет в рубашку с кротким рукавом песочного цвета и брюки зеленовато-синего цвета, великодушно пошитые женой Всеволодыча, устроенной по блату мужем в швейную мастерскую при управлении.
И тут у меня наклюнулась одна идея. Пытливый ум наблюдателя, фиксируя  все, что угодно, без определенной цели, подсказал спасительную мысль, вдруг выплывшую из подсознания. Это была «эврика», сродни с Архимеду, постигшему суть физического закона о плотности вещества. Находясь в тревожном сомнении, мы энергично двинулись через второе КПП на улицу Первомайскую. Напротив, через дорогу, стояло здание, где на первом этаже располагалось кафе «Космос». Это заведение мы изредка посещали в студенческие годы, когда вдруг в кармане ощущалась наличность после получения стипендии. Обычно студенты чаще заходили в пельменную, что и  до сих пор располагается в подвальчике на улице Республики, называемую в простонародье, «тошниловкой» или «забегаловкой». Там можно было дешево и сердито взять стограммовую порцию пельменей машинной лепки за треть рубля. Начинка этих шедевров советского общепита мало напоминала продукт переработки оставшегося от когда-то хрюкающего или мычащего бедного создания, обитающего в загоне или в поле. Однако наши молодые организмы быстро сметали по две порции этого сомнительного эрзаца. Покидая затем подвальчик с ощущением жуткой тяжести в своих юных желудках, мы летели дальше на встречу жизни. Теперь можно считать вполне натуральным содержимое тех пельменей: ведь тогда сою не использовали в таком бешенном количестве при производстве мясопродуктов. В наше время фарш, что продается сейчас в магазинах, уже не пахнет мясом. Тогда чем? Ничем. По виду напоминает мясо, а запаха нет вообще.
А в «Космосе» давали пельмени ручной лепки, со вкусом мяса, стоимость их по этой причине была раза в два  с лишним больше, чем в подвальчике. Первое мое знакомство с данным заведением состоялось в 1985 г., когда вместе с мамой приехал для подачи документов в университет. За одиннадцать лет после этого знаменательного события во внутреннем убранстве кафешки ничего особо не изменилось. Обслуживание осталось на прежнем, совдеповском уровне. Только вот крыльцо стало постепенно разваливаться. Низкое, одноступенчатое крыльцо, облицованное мраморной плиткой, обложенное вокруг той же самой плиткой. Это была старая плитка времен развитого социализма, не какая-то там современная облицовочная, а солидная, надежная, раз в пять толще нынешней. Края части плит со временем успели отколоться, другие вообще сгинули в неизвестном направлении. Вот про эту плитку я и вспомнил, когда наша спецгруппа выходила на задание.
 Приближаясь к объекту, мы судорожно выработали план, понимая, как нелепо будем смотреться со стороны, интересуясь среди белого дня в центре областного центра облицовкой крыльца. Что люди подумают? С одной стороны, нам, в общем-то, было наплевать, что подумают прохожие по поводу нашей заинтересованности к крыльцу, с другой стороны – наши действия по умыканию столь важной для нас детали будущего подарка начальнику ГАИ могли привести к отрицательным последствиям, вызвав негативные эмоции у случайных прохожих или посетителей кафе. Наши действия со стороны окружающими могли быть расценены, с точки зрения закона, как мелкое хулиганство. Хороши же будут два сотрудника УВД области, если кто-то вызовет милицию. Все эти мысли пронеслись в наших головах, но отступать было некуда, позади была… будущая «Москва». В те годы на месте нынешнего торгового центра, носящего гордое имя нашей столицы, располагалось двухэтажное здание, принадлежащее управлению, а на самом углу улиц Республики и Первомайской стоял стандартный «Детский мир».
Моментально разработав стратегию и тактику нашего маневра, мы распределили наши роли таким образом. Обладая своей довольно объмной фигурой я встал перед крыльцом со стороны наиболее многолюдной улицы Республики, изображая с безразличным видом кого-то ждущего гражданина. Галя в этот момент подпархнула к крыльцу и как бы невзначай носком своего босоножка попыталась сдвинуть одну из неровно лежащих плиток за моей спиной на асфальте, обрамляющих крыльцо. Плитка, несмотря свое кажущееся нестабильное положение в данном ансамбле, даже не шелохнулась, будто вросла в асфальт и не думала поддаваться, реагируя на изящное женское прикосновение. К тому же одна сторона ее была основательно сколота под острым углом, что резко понижало ее товарную привлекательность в наших глазах. Возникал вполне разумный вопрос, если нам удастся добыть данную предполагаемую основу для подарка, то где его пилить, придавая привычную прямоугольную форму. Потом уже я, для очистки совести, не взирая на условности, и не думая уже о том, кто, что о нас скажет или подумает, подошел к крыльцу и своей туфлей попытался сдвинуть плитку, но она и не думала реагировать на мои усилия.
Нужно было заранее отработать запасной и хорошо проверенный вариант, и мы направились в художественный салон, что находился в одном здании с магазином военной книгой за «Океаном». Вдруг там окажутся какие-то куски мрамора для оформления картин и интерьеров. К сожалению, ничего подобного мы там не нашли. И тут я вспомнил свои скитания двухлетней давности, когда, не будучи еще женат, трудясь в Ишимском пединституте, ушел летом из дома, и, находясь в отпуске, уехал в Тобольск собирать материал для диссертации. Потом вернулся в Тюмень и жил в общаге универа на Красина в разных комнатах, где меня пускали пожить по старой памяти.
Отпускных у ассистента кафедры педагогики и психологии было маловато, а жевать-то чего-то хотелось. Рыская по окрестностям в поисках дешевых магазинов нашел таковой в подвале кожвендиспансера по адресу Республика, 1. Там продавали дешевую испанскую тушенку. В 50-е годы это здание, во времена молодости отца, когда он приехал учиться в местной маслоделке, среди молодежи была популярна песенка на мотив всем известной: «С чего начинается город Тюмень, с Республики номер один». А в соседнем подвале была мастерская по изготовлению надгробных памятников из гранита и мрамора. Это колоритное сочетание в одном здании столь разнообразных продуктов человеческой жизнедеятельности мне, конечно, врезалось в память. И мы двинулись туда, уже без особой надежды на успех, испытав разочарование от двух прежних неудачных попыток найти основу для подарка.
От здания диспансера к мосту влюбленных тянулась невысокая чугунная оградка, установленная в честь 400-летия нашего славного города. К этому творению мы, будучи студентами первого курса истфака в свое время приложили руку. Нас сняли с занятий, чтобы мы подготовили ямки под столбики для этой изгороди. В одном месте оказалась кладка из больших досоветских кирпичей. Ломом ее было невозможно взять. Оказалось, это фундамент церкви, когда-то разрушенной большевиками. Умели строить наши предки в прошлом, не жалели яичных желтков для предания крепости раствору. Итак, мы подошли к подвалу, вниз вели пыльные ступеньки. Дверь в мастерскую была приоткрыта, и оттуда доносился душераздирающий визг циркулярной пилы. Был виден щелястый пол, покрытый серой пылью, обрезки мраморных плит. Галя осталась на улице, а я двинулся спрашивать мастера об отходах в виде обрезков от его нелегкого промысла.
Мастеру было лет под сорок, длинноволосый с проседью, в выцветшем брезентовом запыленном фартуке неопределенного цвета, одетом поверх серого хебешного рабочего халата. Жутко смущаясь, я изложил свою просьбу, мол, не найдется ли у вас куска мраморной плиты размером сантиметров этак 15 на 20. Он тут же указал мне на щель в полу, куда он скидывал обрезки. Щель представляла из себя некое возвышение над полом, приступочек, с намеком на второй уровень. Порывшись рукой под полом, я выудил на свет божий пару обрезком нужного размера и формы, с более или менее ровными краями отпила. Далее последовал вполне закономерный вопрос о цене данных изделий. На что мастер великодушно ответил, что можно забрать этот хлам даром. Эта весть меня несказанно обрадовала. Ведь сама собой ненавязчиво решалась проблема отчетности за потенциально потраченные бюджетные деньги: деталь для будущего подарка есть, а денег не потрачено, и чек представлять никому не нужно. А вот если бы мастер запросил деньги, то нужно было еще искать кассовый и товарный чеки на нужную сумму для списания денег. Вся операция, как мы и рассчитывали, заняла у нас не более часа.
К обеду мы вернулись в управление, доложив Труневу об изыскании подходящего куска мрамора, что уже способствовало претворению гениального замысла Лукина в жизнь. Неуемная фантазия начальника приобретала черты реальности. Наступил обед, а это святое время для чиновников любого уровня. Старая мудрая армейская поговорка гласит – война войной, а обед по расписанию. Начальство благосклонно закрывало глаза на то, что обедать я ездил домой на улицу Рижскую. И на обед у меня уходило полтора часа вместо положенного одного. Тогда центр Тюмени, от горсада до ДК «Строитель», можно было еще проехать в одну сторону за двадцать минут без особых пробок. Наскоро напихав в себя дома то, что приготовила жена, я вернулся на службу.
Часть задачи была решена. Теперь нам предстояло найти то, что необходимо было водрузить на пьедестал, выуженный мною волею случая из-под пола мастерской по производству надгробных памятников. Волею судьбы один из обрезков отделился от монолита плиты, не разделив его печальной участи, и не оказался на погосте, продуваемый лютыми сибирскими ветрами, мокнущий от дождя и снега. Не упокоился он и среди своих несчастных собратьев-обрезков, коим было уготовано еще несколько лет копиться под щелястым полом, покрываясь ковром каменной пыли, до тех пор, пока беспощадная рука мастера в порыве наведения порядка их оттуда не выкинет в контейнер с мусором или в прибрежные кусты у реки Тура. Одному из двух счастливчиков, найденных мной, была уготована иная, благородная, почетная миссия – красоваться на полке в кабинете начальника ГАИ.
Благодаря мне, он – обрезок мраморной плиты – вытянул свой счастливый билет, как Шарик, найденный на улице профессором Преображенским. Возможно, кому-то такое сравнение одушевленного с неодушевленным покажется кощунственным, однако, такова правда жизни. Ему – обрезку – была уготована счастливая жизнь. Пока обладатель кабинета оставался на своем боевом посту, заботливые руки уборщицы влажной мягкой тряпочкой ежедневно будут протирать этот кусочек, оберегая его от пыли. Только после перевода на другое место службы или ухода на пенсию судьба данного произведения искусства становилась под вопросом. Если предыдущий хозяин захочет забрать подарок с собой, как память о былом, то ему уготована участь пылиться, где-то на даче или в гараже.
Все зависит от степени мелочности начальника. Иные забирали с собой даже мебель из кабинета, хоть и не блистала она новизной. Однако на той же даче все пригодится, даже сломанные стулья. Даже листы бумаги исписанные, и то на растопку в баньке сгодятся. Иные, если шли на повышение, оставляли почти все свои подарки в виде нефтяных вышек с образцами углеводородного сырья в пробирках и другие сувениры в кабинете. Эти-то знали, что на новом месте службы, у них будет другой ценовой уровень презентов, значит, чего мелочиться. Впрочем, все зависит от психотипа человека. Это я вам как психолог говорю. Уж мне-то поверьте. И тогда над нашим драгоценным куском мрамора, который мы еще только нашли, могла нависнуть реальная угроза оказаться там, где в скором будущем без сомнения могли оказаться его товарищи по несчастью из-под пола в подвале кожно-венерического диспансера – в мусорном контейнере, а потом и на свалке.
А нам с Галей абсолютно некогда было думать тогда, после обеда, о будущих превратностях судьбы ничем не примечательного куска серого мрамора, оказавшегося удостоенным столь высокой чести – осчастливить своим наличием начальника ГАИ в день его профессионального праздника. Прежде чем осчастливить гаишное начальство, нам следовало основательно подумать о том, как порадовать свое.
Второй фазой операции под кодовым названием «Машинка для начальника» был поиск транспортного средства в виде игрушки с символикой нашей доблестной автодорожной инспекции. Для реализации этой фазы мы направились в ЦУМ, где в одном из отделов обнаружили искомую деталь для подарка. Правда, машина по своим размерам превосходила оба предполагаемых постамента. К тому же она имела чужеродную символику. Капот, крыша, двери этого чуда китайской промышленности были обильно обклеены эмблемами и надписями американского образца. На такой машине, по мнению китайцев, мог ездить только шериф из штата Кентукки или Мичиган, а вот наша доблестная милиция такой иномарки даже в мыслях себе позволить не могла.
Китайские маркетологи резонно посчитали, а потом просчитали, что машины с надписью POLIZIE будут продаваться лучше, чем с изображением российского триколора и гордой аббревиатуры из трех букв. И не беда для них, что наши мальчишки будут играть машинками и солдатиками с наклейками другого государства. Им – китайцам – все равно. Лишь бы покупали. Моему сыну на момент описываемых событий исполнился только год, и я еще не задумывался, какими игрушками он будет бороздить пол однокомнатной хрущевки или барханы песка в дворовой песочнице.
Такие машинки нас не устраивали, и мы двинулись на рынок «Центральный». Там выбор машинок был куда разнообразнее. Разной расцветки и калибра. Частник быстрее реагировал на потребности рынка. Не только шмотки привозились дешевые из Поднебесной, и машинки игрушечные тоже. Только вот были они все теми же полицейскими, а никак не милицейскими. Одно успокаивало – нужного размера. Смущало только отсутствие чека при покупке. Тут мы с Галей мужественно решили, что, в крайнем случае, скинемся отделом на игрушку. А еще лучше подберем чек на нужную сумму, закрыв недостачу бюджетных средств, грозящую развалом экономике всей нашей необъятной страны. Товарищи по отделу встретили нас без оваций, буднично, без помпы. Наше возвращение принесло им новую головную боль. В общем-то наша часть работы была завершена. Мы с Галей с честью выполнили возложенное на нас задание.
Теперь следовало соединить две составляющие: постамент с навершием, а по-простому с игрушкой, купленной на рынке. Предстояло решить несколько принципиальных моментов. Первый – как закрепить на скользкой поверхности мраморной плитки машинку. Попробовали просто «Моментом» прилепить, плохо схватывает. Тогда решили, что нужны небольшие аккуратные выемки под колеса, чтоб там больше скапливалось клея для крепления транспорта. Нужен был специальный инструмент, типа маленькой циркулярки. Найти подобное приспособление вызвался Сергей Пинигин, побывавший  в Чечне, и получивший там контузию. Золотой человек! Вызвался ехать в эту командировку вместо нашего коллеги, отца двух детей, у одного из которых было хроническое заболевание. В какой-то мастерской ему удалось сделать пропилы.
Тем временем вся группа психологов поочередно прилагалась к полицейской машинке. Идея была такова – нужно содрать все наклейки на игрушке, заменив их потом российской символикой. Просто отмочить в воде не удалось. Китайский клей оказался на редкость надежным. Пришлось соскребать. Делать это следовало крайне осторожно, дабы не поцарапать в порыве добросовестности или раздражения белый пластик иномарки. Отскребали с мылом. Долго и нудно не меньше часа. Три майора и лейтенант. Всем досталось по полной программе: каждую часть машинки драил кто-то один. Наконец, клей сдался. «Форд» заблистал своей первородной чистотой, не опошленной всякими нашлепками. Теперь надо было срочно одеть машинку под наши стандарты. И тут практичный Пинигин, работавший в когда-то таксистом, вспомнил о своем знакомом в доме печати, что мог изготовить нужную нам символику. Взяв с собой машинку, он отправился к знакомому. В то время компьютерные технологии в издательской деятельности только начинали шествовать по нашей неизбалованной такими чудесами стране. И мы, как чуда ожидали появления сослуживца с готовой продукцией. После возвращения Пинигина, остаток рабочего дня ушел на подготовку белоснежной красавицы к водружению на постамент. Потом приклеили к мрамору и на сутки оставили в покое творение наших рук.
Утром 3 июля можно было видеть такую картину: Лукин гордо вынес в руках из своего кабинета и прошествовал по коридору мимо нас к лестнице, держа перед собой в коробке из-под обуви шедевр, сотворенный  своими подчиненными из подручных материалов. Поехал поздравлять главного гаишника. Надеюсь, тот остался доволен.



ЯБЛОНИ НА СНЕГУ

Утро понедельника 2 декабря началось, как обычно, с планерки. Правда, в этот раз Трунев почему-то не особо распалялся по поводу наших упущений в работе за прошедшую неделю. Как оказалось, начальство поставило перед нами, всей мужской половиной управления кадров, боевую задачу. А именно – посадить яблони на территории сдаваемого через неделю госпиталя для сотрудников органов. 10-го должен был вернуться генерал с коллегии из столицы и торжественно открыть лечебное заведение. Работы внутри стационара аврально завершались, а вот ландшафтный дизайн вокруг явно страдал.
Словом, нужно было срочно облагородить прилегающую территорию к новому объекту в хозяйстве управления. Как назло, той осенью снег не торопился ложиться на измученную ожиданием покрова землю. Расстояние от тротуара до забора было вполне приличным. После строительства этот кусок земли был кое-как приглажен тракторами. Все это смотрелось как-то не эстетично. Не празднично, незамысловато. Скучно и серо, на фоне бетонного забора. А потому в голове, как всегда, творчески, нестандартно мыслящего Лукина возник гениальный план – посадить напротив госпиталя яблоньки. Эту идею наш начальник планомерно вынашивал еще с середины ноября.
За неделю до описываемых событий Лукин послал в Курган грузовик с заданием привезти саженцы «Уральское наливное» из местного питомника. Менты в Кургане выслушали запрос коллег, покрутили пальцем у виска, мол, они, там, в Тюмени, в своем уме. Курганская область, конечно, располагается южнее по карте, чем Тюменская, однако не до такой же степени. Еще далеко не экватор. Кокосы с ананасами зимой пока не растут. И ушла машина обратно с пустым кузовом без ценного груза.
Зря курганцы думали, что отделались от креативного Лукина. Не тут-то было. Лукин не мытьем, дак катаньем, всегда доводил начатое до конца. Благодаря чему и усидел столько лет в замах. Плюс нестандартное мышление помогало выпутываться  из всяких передряг. Машина вернулась вновь. И перед коллегами из соседней области встал вполне разумный вопрос: как добыть саженцы из промерзшей земли. Законов природы ведь никто не отменял. В те годы о глобальном потеплении еще особо не задумывались и не мечтали. Хоть снега на улице и нет, а ведь земля успела промерзнуть уже прилично. Что делать?  Набрать взвод управленцев и послать с ломами земельку родимую подолбить? Чай, не война, и строить светлое будущее на одном энтузиазме уже перестали. Или устали? Людей-то жалко. Чего их зазря напрягать. Пригодятся еще в кабинетах бумажки перекладывать. Решили и курганские начальники проявить смекалку. Обойтись мало, так сказать, кровью. Когда есть слово «надо», хошь не хошь, а приходится вывернуться, а выполнить задумку коллег.
Тогда у нас еще в небольших аэропортах жизнь худо-бедно теплилась. Самолеты уже не летали, а техника для обслуживания на случай, если вдруг что, оставалась в исправности. Взяли там на прокат тепловую пушку для отогрева взлетной полосы и привезли ее в питомник. Наставили на рядок заиндевелых несчастных саженцев. Отогрели как умели, выдрав что могли. Старались… И все 40 яблонек уместились в одной мешковине. А чего там – стебелек, да корешок. И вся недолга. Закинули в кузов долгожданный подарочек. И машина отправилась в обратный путь.
Дело было в пятницу. Водила торопился домой к ужину и заслуженной стопочке из рук вдруг подобревшей от короткой разлуки жены. Быстренько поставил машину в бокс без отопления, а команды занести мешковину в тепло от начальства не последовало. Всегда думать за подчиненных это слишком утомительно. Надо иногда и расслабляться. Потому начальство по пятницам банно-стаканный день себе устраивает. Рабочий день на час короче, а потом начинается пятница-развратница. Стандартный набор: сауна, коньяк-пиво-водка, девочки. Или тихо по рюмашке в кабинете намахнут под лимончик и по домам. А генерал с местной властью в бильярд идет играть, уединяясь в особой комнате. У каждого свои развлечения в соответствии с рангом и возможностями. А возможности обычно зависят от должности.
Короче, за выходные яблоньки еще и морозец прихватил. Тем самым потенциальная вероятность приживания саженцев понизилась до нуля. Прежде чем заняться древонасаждениями нужно было основательно подготовиться к столь значимому событию. В первую очередь следовало вырыть ямки. Легко сказать, вырыть, когда грунт промерз на полметра. И тут смекалка нашего руководства сработала. Чего офицеров от лейтенанта до полковника посылать с ломами и лопатами к госпиталю, ведь рядом с объектом через забор юридический институт МВД, где сотни курсантов просто спят и видят оказать помощь старшим товарищам по оружию. Тогда школой милиции руководил генерал Маров, не терпевший, чтоб курсантики слонялись без дела. Зачем, скажем, за экскаватор деньги платить, чтоб канаву вырыть, когда вокруг столько дармовой рабочей силы гуляет. Тут крепкая хозяйственность и бережливость генерала на пользу, как нельзя кстати, общему делу пошла. Нагнали первый курс и те под неусыпным руководством отцов-командиров расстарались во всю молодецкую ширь и глубь. Наворотили доблестные орлы сорок три лунки. Вот только диаметром в метр и глубиной не меньше. Они-то ведь не знали, что растения для посадки уместились всего-навсего в одном стандартном мешке  из-под картошки. Ах, как бы комфортно чувствовало себя любое десятилетнее дерево, высаженное в такую шикарную ямку с солидным комом земли у корней, объемом в добрый кубометр. Только не в начале декабря, конечно. В общем, дали парни, недавно принявшие присягу на полную катушку, набуровили луночек от души за выходные.
По большому счету эти же ребята могли и ямки в понедельник вместо нас обратно закопать, только с яблочными прутиками, успешно завершив операцию под кодовым названием «Яблони на снегу» в память о бессмертной композиции Муромова про яблоки на снегу, увековечившей перестроечное время. Тем самым получил бы свое логическое завершение весь процесс  посадки древонасаждений на территории госпиталя.
Однако нашему руководству требовалось собственноручно ударным трудом доказать генералу, что мы не просто просиживаем штаны в кабинетах, охраняем капусту на колхозных полях и детишек в летних лагерях, патрулируем зимой улицы на предмет срыва шапок, а весной район Калининского рынка, вылавливая домушников, дежурим в стационарных постах милиции. Ведь процент срыва шапок уменьшался на десятые доли процента, когда сотрудники управления выходили на улицы города в штатском. Много чем занимаемся, а ведь мужчина в своей жизни должен посадить еще и дерево. А тут вдруг такая, как горазды трындеть сегодня журналисты по любому поводу – уникальная возможность подвернулась: совместить приятное с полезным. И мужчиной себя почувствовать, и пользу родине принести.
А какая посадка без удобрения. По самосвальчику перегнойчика и навозика ведь надо привезти. Как без этого? Деревьям нужен уход, подкормка. Они должны прочувствовать на себе всю трепетную заботу человека об их светлом будущем. А то ведь вдруг загнутся деревья медным тазом от выпавших на их долю нелегких испытаний. Не распустят листья и не зацветут весной, не порадуют окружающих своим белоснежием и тонким ароматом благоухания. Допинг для яблонек предусмотрительно завезли заранее, и он успел основательно схватиться на морозе за выходные. Особенно преуспел в этом процессе вечно преющий навоз. Да и перегной от своего полезного собрата по вопросу превращения в монолит недалеко отстал. Водители постеснялись вывалить содержимое своих кузовов рядом с госпиталем и сделали свое нужное дело недалеко от въездных ворот. Только вот до лунок оставалось еще несколько десятков метров. Кто-то скажет, мол, ерунда. Носилки в руки и таскай, сколько влезет штук по десять подходов к каждой ямке. Не все так просто, как кажется. Ведь для погрузки продукта в носилки его еще надо было надолбить или выдолбить, отделив от первоосновы. Вот тут-то и пригодилось орудие всех времен и народов - лом. 
Правда, наше начальство еще в середине сентября отсылало бригаду из сотрудников управления равнять землю на газонах вдоль забора. В эту компанию попал и я. Обещали привезти еще земли, но чего-то не привезли. И мы балду пинали до вечера, не зная чем заняться. Видно, в начале осени гениальный план еще не пришел в голову Лукину.
Это только начало истории. Апофеозом стала посадка самих саженцев. После планерки мы поехали домой переодеваться. И прибыли часам к двенадцати на место нашего трудового подвига. На троллейбусе в залинейную часть города я ехал вместе с Труневым. Он был одет в джинсы и камуфляжный бушлат с полковничьими звездами защитного цвета на вставках и в норковую меховую шапку. К моменту нашего прибытия у госпиталя нас дожидались две пожарные машины из ПЧ-13. Изощренный ум Лукина не мог не пригласить поучаствовать в мероприятии пару «пожарок». Если вы думаете, что ошиблись, предположив, при чем же здесь пожарные, то вы не ошиблись. Машины были нужны для полива тех саженцев, что мы собирались посадить в ямки, похожие на воронки после попадания в мерзлую землю снаряда немаленького калибра или после взрыва заложенной бомбы с зарядом в несколько килограмм тротила.
Лукин был тут же. Понятно, что ломом махать он не стал, не царское это дело. И носилки с навозом корячить – тяжеловато и не солидно для зама по кадровой работе. Потому он ненавязчиво руководил процессом, опять же творчески. Когда первые деревца были посажены, наш неутомимый на выдумку начальник, вбивал рядом с прутиком колышек, а потом аккуратно привязывал белой веревочкой бантиком. При этом старался, чтоб колышки были в линеечку и подвязки на одном уровне: симметрично и перпендикулярно. Для соблюдения симметрии он как истинный стратег, отклонял голову чуть-чуть в сторону, всем своим видом демонстрируя правдивость есенинских строк про то, что большое видится на расстоянии. Видно было, что Лукин получает истинное наслаждение от своей работы. От него так и веяло энергией и задором.
Намахавшись ломом у кучи с перегноем, я залез в кабину одной из машин, что привезла инструмент для работы, где шофер и поведал мне между делом историю добывания яблонек в Кургане. Сам-то он не мотался туда, а услышал от собратьев по баранке в гараже. Рассказ моего собеседника не блистал особой ироничностью. В нем, скорее, выражалась привычность попадать в такого рода абсурдные ситуации. Ведь чего только в армии и милиции не насмотришься. Еще хорошо хоть не заставляют листья на деревьях и траву на газоне красить перед приездом крупного начальства, как в элитных, образцовых дивизиях. Или вокруг бюста вождя мирового пролетариата, что раньше красовался у КПП любой войсковой части, прямо в горшках закапывать в землю цветущие цветы поздней осенью, собранные со всех казарм и принесенные из дома офицерами. А после прохода генерала быстренько их выкапывать, чтоб не успели дать дуба, как все остальные уличные растения. Хотя, что значит раньше?
На территории учебных заведений милиции до сих пор стоят бюсты железного Феликса на постаментах и дневальные зимой буднично и не всегда регулярно обыкновенной метлой смахивают без тени смущения, с головы грозы контры и беспризорников снег, нещадно елозя инструментом по чреслам памятника. Только вот теперь Феликсу приходится мирно уживаться рядом с часовнями на территории вузов МВД – как результатом новых веяний в нашей жизни. 
Однако вернемся к нашим деревьям. Дело было в декабре и стемнело довольно быстро. Работа была сделана оперативно. К шести вечера закончили. Только вот вышла незадача. Курсанты лунок надолбили на три больше, чем нужно. Яблонек оказалось ровно сорок, а лунок больше. По причине наступившей темноты и усталости, решать задачу, что делать с оставшимися ямками не стали. Отложили на время. А на следующий день как-то забылось, новые проблемы у начальства появились. А подчиненные и не напомнили: инициатива ведь наказуема. А пятница уже тут как тут. И генерал на следующей неделе уже из Москвы возвращается, а я деревья у госпиталя до сих пор не досажены. Что делать? Лукин после обеда собирает несколько человек и отправляет к госпиталю – досаживать. Приказ есть приказ. Поехали ребята. По путю-то, нет, чтоб прутиков обыкновенных навтыкать, да тряпочкой привязать еще в понедельник и забыть. Но это если пойти по самому простому пути. А мы ведь никогда простых путей не ищем. Нам ведь все через тернии к звездам попасть хочется. Впрочем, с вечной надеждой на халяву. Нашли в местном питомнике еще несколько деревьев и честь по чести посадили.
Мне тогда крупно повезло, так как я отпросился в школу милиции и сидел с Колей Яджиным у него в психологической лаборатории пил чай, не зная, что мои коллеги опять трудятся совсем недалеко от меня, продолжая претворять в жизнь эпохальный план начальства по благоустройству территории, сдаваемого в эксплуатацию госпиталя для сотрудников правоохранительных органов.


Ноябрь 2011 года.
Тобольск