Вечный жид

В этом тексте, как и в большинстве других моих произведений, в оригинале имеются сноски, разъясняющие те или иные слова и понятия, которые, к сожалению, не отображаются на данном сайте

Вечный жид

Юрий Яесс                февраль   2016


Вероятно, не все знают, что существует такое понятие, как подследственность уголовных дел. Это понятие включает в себя прежде всего то, какой орган будет заниматься расследованием и дознанием, т.е. сбором первичных данных по тому или иному преступлению. Не вдаваясь в тонкости юриспруденции, отмечу только, что  существуют разные признаки подследственности.  Но то, о чем я хочу рассказать, относится, пожалуй, к наиболее распространенной категории, когда определяется, где было совершено преступление и, соответственно, где его надо расследовать на начальном этапе, а потом,  и где будет проходить следствие и  судебное слушание. Это называется «территориальная подследственность». Подследственность – весьма интересная и хитрая штука! Территориальный признак подследственности означает, что расследовать случившееся должны в том районе, где преступление было совершено Это понятие широко используется в повседневной деятельности правоохранительных органов, но прежде всего для того, чтобы «спихнуть» неудобное или трудное дело, избавиться от так называемого «глухаря», то есть дела, раскрытие которого весьма маловероятно. Например, достаточно часто весной из-под растаявших сугробов у железнодорожных путей обнаруживаются трупы, происхождение которых определить бывает весьма сложно.  Я не знаю точно, какими правовыми нормами регулируются эти вопросы, но в свое время дело обычно происходило следующим образом. Выехавший «на труп» опер из райотдела – как правило именно в районном отделе получали первую информацию о найденном теле – старательно измерял рулеткой расстояние от покойника до ближайшего рельса железной дороги, рисовал схему, на которой отмечал все ориентиры, указывал расстояния. Причем имело какое-то значение пространственное положение трупа, то есть куда «смотрит» голова – на железную дорогу или на город. В зависимости от этого материалы, собранные опером, затем  направлялись руководством райотдела  либо к собственным следователям, если признавалось, что это дело подследственно именно территориальному отделу милиции, либо в специализированный отдел милиции на железнодорожном транспорте или так называемый линейный отдел. Любому ясно, что все, начиная от дежурного оперативника, выехавшего на осмотр места происшествия, до начальника райотдела, накладывающего резолюцию, направляющую дело по подследственности, никак не заинтересованы в лишнем деле для собственного подразделения, тем более что шансов раскрыть преступление, неизвестно когда произошедшее, может быть, несколько месяцев назад, почти нет: даже установить личность покойника ввиду отсутствия документов и внешности, обезображенной травмами при падении с поезда, и изгрызенного бродячими собаками лица не представляется реально возможным. Ни начальник уголовного розыска, ни начальник следственного отдела, ни сам начальник райотдела или горотдела милиции не похвалят опера, который «намерял» и зафиксировал «себе», своему отделу жмурика. Так стоит ли удивляться, что сплошь и рядом опера занимались «благородным» делом перемещения трупов поближе к железной дороге, переворачиванием их головой к рельсам и ногами к городу, а потом фиксировали это все подписями понятых, которых привозили обычно с собой из числа знакомых, дружинников или же брали местных дворников, алкашей, случайных прохожих, которым все это было абсолютно по барабану?!

Но это еще не самое интересное, что можно рассказать на эту тему. Когда-то существовал в Ленинграде Введенский канал, соединявший между собой Обводный канал и речку, а точнее рукав Невы – Фонтанку. Своё название канал получил по Введенскому собору лейб-гвардии Семеновского полка, который находился на месте сквера на Загородном проспекте напротив Витебского вокзала. В разное время он назывался также Соединительным, Новым, Семеновским (по близости казарм Семеновского полка), Витебским (по близости Витебской железной дороги).
Сначала снесли великолепный собор Константина Тона, самое значительное произведение этого архитектора в Петербурге, несмотря на то, что он считался памятником архитектуры, а позже, уже в  конце шестидесятых – начале семидесятых годов засыпали и сам канал. Но пока канал существовал,  кроме судоходной, водозаборной и грязно-сточной он выполнял и еще одну не столь очевидную функцию – его середина служила границей между двумя ленинградскими районами. Левый берег, где стояли бывшие казармы Егерского полка и располагались знаменитые улицы с названиями подчинявшимися мнемоническому правилу – «разве можно верить подлым словам … балерины», хотя зачастую  последнее слово в этом правиле заменялось на более грубое, но, надо признаться, и более логичное (какое отношение могла иметь возвышенная балерина к «подлым» словам?) находился в Ленинском, ныне Адмиралтейском районе, а правый – с Витебским вокзалом, Военно-медицинской академией и Военно-медицинским музеем относился  странным образом к Фрунзенскому . Представляете? Купчино – Фрунзенский район и здесь Фрунзенский район. А на другой стороне Обводного, между прочим, Московский. Так вот, именно по Ввенденскому каналу и проходила невидимая граница между Фрунзенским и  Ленинским районами, а точнее, по середине моста, перекинутого, через канал в створе Загородного проспекта. Да простят меня коренные ленинградцы, сотни раз ездившие и ходившие по Загородному через этот мост, тоже называвшийся Введенским, за столь долгое предисловие к собственно рассказу. Но я исхожу из того, что вдруг в один прекрасный день это мое повествование попадет в руки человека, никогда не жившего  в Ленинграде или жившего .но недолго и не в этом районе.

 Теперь, когда мне, надеюсь, удалось немного обрисовать место будущего действия, можно перейти и к самому действию. А действие наше разворачивалось как раз на вышеописанном Введенском мосту. И действие, надо сказать, весьма неприятное.
Точнее, на мосту происходила массовая драка, в которой участвовало не менее, чем двадцать человек. По крайней мере, именно такие показания по этому поводу дала Грета Архиповна (это надо же!) Фиглер -  ночная дежурная в булочной на углу Загородного проспекта и переулка Ильича, которая своим свистом, собственно говоря, и прекратила эту драку.

 На ее свист прибежал дежуривший около вокзала постовой старшина Жаворонков Матвей Васильевич, а драчуны разбежались. Задержать никого не удалось, так как люди там были все молодые и быстро скрылись в проходных дворах на левом берегу канала. Пожилой старшина попытался догнать, даже перебежал через мост, но запыхался и был вынужден прекратить преследование. Дело происходило около трех часов ночи, и хотя стоял июль, и ночи  еще были светлыми, но никаких деталей, разумеется, ни Грета Архиповна, ни Матвей Васильевич не заметили. Но все это было бы ничего, ну мало ли в Ленинграде драк случается: ну, подрались и разбежались  - эка невидаль, но на следующее утро из еще существовавшего  тогда вонючего канала выловили труп молодого парня. Лет двадцати пяти с многочисленными воровскими «перстнями», именем Тоня на правой кисти и двумя куполами на правом плече, что несомненно указывало на немалый зонный опыт владельца, покуда он не попал в воду Введенского канала.

 Понятно, что, если есть труп, то в этом должен кто-то разбираться. Поскольку в деле пока было всего два документа: акт судмедэкспертизы о том, что причиной смерти неопознанного гражданина явилось утопление, и рапорт постового Жаворонкова о ночном происшествии на мосту.  Старшина служил в отделении милиции на Обводном канале, которое, как и Витебский вокзал, относилось к Фрунзенскому району, и  дознание начала молодая дознаватель  этого отделения, только в этом году окончившая школу милиции в Стрельне, симпатичная белокурая и стройненькая  Галочка Воскобойникова. Разумеется, первое, что она сделала, это сняла показания со старшины Жаворонкова, из коих стало ясно, что в деле имеется еще одна очень важная свидетельница, а сам старшина для дела абсолютно бесполезен, ибо кроме убегающих спин ничего и не видел. Зато все видела Грета Архиповна Фиглер.
И хотя находилась она в весьма уже преклонном возрасте, но ранее когда-то работала (или служила?) в ВОХРе, состояла даже в охране Смольного, и ее показания, несомненно, заслуживали полного доверия.

 А рассказывала она , что в два часа сорок пять минут ночи(Грета Архиповна случайно только что посмотрела на часы на здании Витебского вокзала) ее внимание привлекли шум  крики и громкая нецензурная брань, доносившаяся со стороны канала. Взглянув  в том направлении, она увидела прямо на середине моста большую группу людей, примерно в количестве двадцати человек, которые размахивали руками и ногами и, вероятно дрались, сопровождая драку выкриками и шумом. Грета Архиповна немедленно достала свой милицейский свисток и сделала то, что должна была сделать по служебной инструкции охранника – привлекла внимание милиции. Заливистые трели ее свистка сделали свое дело. Их услышал и прибежал старшина Жаворонков (наверное, гад, грел свои больные ноги в здании вокзала, вместо того чтобы прогуливаться, как положено, по улице). Старшина, разумеется, такие инсинуации  отрицал, говоря , что в это время находился сбоку от здания вокзала  в районе стоянки такси, и именно оттуда по первому же звуку Греткиного свистка прибежал, но, как уже писал в рапорте, драка к этому моменту прекратилась, а ее участники,. вероятно, завидев его форм, дали деру..

 Что они там могли  разглядеть  с расстояния в двести метров ночью, хоть и белой – это Галя оставляла на совести старшины. В школе милиции Галочка была отличницей, четко знала, что именно она должна сделать,  в соответствии со своими обязанностями она взяла под руку Грету Архиповну  и привела ее на Введенский мост. Здесь Галочка достала из портфеля рулетку и попросила  свидетеля   уточнить место, где происходила драка. Грета Архиповна стояла на своем – драка была на середине моста. Галочка включила свои дедуктивные способности и  рассудила, что если свидетель видела спины дерущихся и их руки, то  люди не могли находиться за перегибом моста, где их бы заслонял горб моста. Значит, драка действительно должна была быть либо на самой верхней точке, либо чуть ближе к Витебскому вокзалу.
Галочка хорошо училась, знала Кодексы и инструкции. Но была еще абсолютно неопытна во внутренней милицейской политике, а потому она честно составила протокол осмотра места происшествия, где отметила крестиком со слов Греты Архиповны  место драки на стороне Фрунзенского района.  Дала расписаться Фиглер и расписалась сама, совершив тем самым свою первую в  милицейской жизни ошибку. После этого дело, начинающее потихоньку обрастать документами, попало к опытному оперативнику, капитану, Володе Митрофанову.

 Володя довольно  быстро  по отпечаткам пальцев установил в картотеке ранее судимых лиц личность потерпевшего, что уже являлось существенным прорывом в расследовании. Следующим этапом должно было стать установление круга связей покойного, что, возможно, могло бы привести к каким-либо  новым данным по делу. Но это означало проведение десятков, а может, и сотен допросов, рассылку многочисленных повесток, хождение по квартирам, встречи с неприятными людьми, ворами, проститутками, содержателями воровских притонов, скупщиками краденого.
 Короче говоря, этот путь, несмотря на его «правильность» с точки зрения оперативно-розыскной работы Володе категорически не нравился. Правда, он составил подробный план расследования, в котором именно так и расписал свои предполагавшиеся дальнейшие действия, утвердил этот план мероприятий у начальника уголовного розыска, заслужив его одобрение, но выполнять что-либо из этого плана он не собирался. Вместо этого он не поленился и отправился на место преступления, заранее по телефону договорившись с Гретой Архиповной о встрече. Бывшая ВОХРовка в этот день была выходная, так как работала в булочной «сутки через трое», и ей совсем не хотелось таскаться с опером по улице. Она уже все сказала, подписала, ничего больше она не видела. Зачем снова заниматься  ерундой?  Молоденькая милиционерша произвела на охранницу очень приятное впечатление, а Грета Архиповна не без основания считала себя человеком, умеющим разбираться в качествах людей. Что-что, а жизненный опыт у нее был, и немалый.
Поэтому к новому походу на мост она отнеслась весьма скептически и чуть ли не сквозь зубы повторяла то, что уже говорила Галочке. Но Володя работал опером давно. И привык к разным свидетелям, подозреваемым и потерпевшим. Он умел строить беседу так, чтобы показания получались  именно такими, как было надо ему. При этом он никак не искажал слов собеседников. Упаси бог – это непрофессионально и наказуемо. Просто умение заключается в том, чтобы правильно сформулировать вопрос. Задать вопрос наводящий, сделать так, чтобы собеседник сам поверил, что все было именно так. А не иначе.  Он видел, что свидетельница злится из-за потерянного времени. Что ее абсолютно не интересует тема разговора, что она уже давно выбросила из головы события той ночи. Поэтому он не стал даже обсуждать вопрос «середины моста», а сразу подвел Грету Архиповну к одному ему видимой точке на мосту, достал из кармана рулетку, измерил расстояние от этого места до фонаря освещения, набросал схемку, отметил реперные точки, поставил расстояния, дал свидетельнице расписаться, объяснив, что дознаватель куда-то задевала план, на котором Грета расписывалась в прошлый раз; вот и пришлось делать заново и отнимать у женщины время. Он еще раз извинился, сложил листок с новым планом осмотра места преступления в папочку и, распрощавшись с Гретой Архиповной, довольный выполненной работой отправился к себе в отделение.  Там он сел за стол и в соответствии с вновь открывшимися обстоятельствами написал постановление о передаче уголовного дело об убийстве гражданина Мироненко Евгения Осиповича 1940 года рождения, уроженца  села Соколец Винницкой области, Украинской ССР по подследственности в Ленинский район города Ленинграда. Разумеется, и начальник районного уголовного розыска, и начальник райотдела целиком и полностью согласились с его выводами, одобрили и похвалили его действия, подписали постановление, и уже на следующий день фельдъегерская почта доставила папочку с материалами дела в райотдел Ленинского района, благо располагался он в каких-то пяти остановках троллейбуса. Здесь эта папочка легла на стол начальника, который, не особо вникая в суть дела, переадресовал ее своему заму по оперативной работе – начальнику ОУРа, а тот уже на следующее утро, ознакомившись с содержимым, вызвал к себе старшего оперуполномоченного капитана Владимира Голенищева.
– Смотри Владимир Владимирович, как соседи качественно работают! Умеют, черти! Нам «глухаря» состряпали из ничего. Понимаешь свою задачу?
 Начальник уголовного розыска высоко ценил своего сотрудника за умение быстро соображать и за многочисленные раскрытые преступления. Не так давно он даже написал рапорт на присвоение Голенищеву очередного майорского звания, о чем тот еще не знал. Подполковник решил, что сейчас самое время сообщить капитану об этой приятной новости, хотя никаких решений от руководства еще не было.
Ничего, колесики крутятся, машина работает, а человека надо немного взбодрить, чтобы не расслаблялся!
–Ты имей в виду, тебя к очередному представили, так что не подведи. Работай, Кутузов! – отеческая улыбка вкупе с дружеским рукопожатием должны были продемонстрировать подчиненному расположение начальства и стимулировать его к активной правильной деятельности. А шуточное манипулирование фамилией показывало, вероятно, что начальник уголовного розыска был человеком грамотным, начитанным и исторически подкованным.
 Капитан Голенищев, как и его коллега из Фрунзенского района, тоже был опытным сыщиком и съел не одну собаку на  ниве «глухариных боданий». Поэтому он прежде всего очень внимательно прочитал все листки полученного дела и тут же увидел ошибку, допущенную в соседнем районе. Дело в том, что  из уже начатого производством уголовного дела  достаточно сложно, без откровенной фальсификации, которая, разумеется, наказуема в случае проверки, например, прокуратурой, изъять какой-либо лист.
Все проведенные допросы, акты экспертиз, копии запросов и ответы из различных инстанций и организаций, характеристики, протоколы  и прочие материалы с самого начала подшиваются, нумеруются, вносятся в перечень, и убрать их оттуда – это не то, чтобы уж совсем невозможно, но связано с риском и геморроем. Будущий майор, разумеется, быстро обнаружил наличие двух протоколов осмотра места происшествия, понял, что именно эти документы и являются ключевыми. Нет, не для раскрытия этого «глухаря», а для определения «крайнего» - того, кого будут сношать за нераскрытие, за недостаточное рвение в работе, кого оставят без квартальной премии, кому отложат присвоение очередного звания.
Ну что ж, где два протокола, там и третьему не грех появиться. Но, будучи действительно неплохим опером, а значит, и неплохим психологом, Владимир Владимирович не пошел по пути наименьшего сопротивления, на который, несомненно, сбился бы менее профессиональный сыщик. Он не стал выводить на следственный эксперимент Грету Архиповну, понимая, что изменить ее показания будет  сложновато,  ибо ее уже дважды водили по этому мостику,и вся милиция уже «сидит у нее в печенках». А учитывая ее достаточно бурное боевое прошлое, не исключено, что она прекрасно понимала все уловки оперов и могла в очередной раз упереться и настаивать на своих прежних показаниях. Поэтому он телефонным звонком вызвал к себе постового старшину Жаворонкова, казалось бы, бесполезного, как свидетеля. Но это только казалось, и только на первый взгляд.
Не только Галочку Воскобойникову учили дедукции. Капитан Голенищев тоже умел рассуждать логически.
– Матвей Васильевич, правильно ли я понимаю, что вы находились на дежурстве и патрулировали площадь перед вокзалом и набережную Введенского канала? – опер сразу уловил проблему старшины,  несомненно отсиживавшегося в дежурной комнате линейного отдела на вокзале с местными милиционерами, а может, и поддававшего с ними.
–Ну да, перед вокзалом и на стоянке такси, и по набережной иногда прогуливался…– старшина понял, что этот опер не собирается его прессовать на предмет отношения к своим обязанностям и был за это ему признателен. Собственно говоря, он и заскочил-то к ребятам из линейного на пару минут, «принял» стаканчик «тридцать третьего», да беломоринку выкурил. Тут, как назло, и засвистела эта старая мымра. Он, разумеется, сразу и выскочил, но шпана уже разбегалась.
– Товарищ капитан, ветер был сильный, я воротник шинели и поднял, чтобы в лицо пыль не гнало, вот и не заметил, когда драка началась. Только после свистка этой тетки из булочной и глянул.– Старшина смотрел на опера честными глазами старого служаки. Тот еще больше уверился в своем предположении насчет милицейской дежурки и «поддавона», но ничего не сказал, а только начал вроде как рассуждать вслух: 
Значит так… вы увидели, как люди убегают на левый берег канала, верно?
–А бог его знает, какой там левый, а какой правый, – старшина честно признался в своей топографической неграмотности,– я никогда об этом не задумывался.
Понятно, зачем вам об этом думать, какая, собственно говоря, вам разница,– капитан умел устанавливать с собеседником правильные взаимоотношения.– Значит, убегали они через мост   в сторону Технологического института и Московского проспекта?
–Не,– старшина был честным человеком и не хотел вводить капитана в заблуждение.– Они к Московскому не бежали, они на Рузовскую свернули, а там по дворам рассыпались. Видели , гады, что я за ними рванул, вот и кинулись врассыпную.
–Понятно.– В данном случае, что в лоб, что по лбу. Направление дальнейшего бегства никакого значения для Голенищева не имело. Важно было только то, что свидетель четко видел убегающих на мосту. Это говорило о том, что видеть их он мог только в том случае, если они находились на той же стороне моста, что и сам старшина. В противном случае, горб моста должен был бы заслонить бегущих людей и увидеть их от вокзала старшина никак бы не смог. 
–Матвей Васильевич, как вы смотрите, если я сейчас попрошу дежурный «лимузин» и мы с вами проедемся на место происшествия и все там воочию посмотрим и промеряем. Вас ведь на осмотр коллеги из Фрунзенского не вывозили, как я понимаю?– Владимир Владимирович мастерски разрабатывал огрехи своего тезки и Галочки Воскобойниковой.
Дальнейшее, мне кажется, понятно. Уже через два часа (пришлось довольно долго ждать машину) на столе у начальника ОУРа Ленинского райотдела лежал проект постановления о передаче уголовного дела за номером такимто об убийстве гражданина Мироненко Евгения Осиповича 1940 года рождения, уроженца  села Соколец Винницкой области Украинской ССР по подследственности во Фрунзенский  район города Ленинграда в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, а в папочке с уголовным делом прибавились два листика: протокол допроса свидетеля, старшины Жаворонкова и протокол осмотра места происшествия, на котором тот же свидетель с полной уверенностью зафиксировал своей подписью, что драка, в результате которой в канал упал покойный гражданин Мироненко, пусть земля ему будет пухом, происходила на месте отмеченном на схеме крестиком. А крестик этот находился на указанном расстоянии, измеренном старшим опером Голенищевым от края тротуара, со стороны правого берега Введенского канала, то есть на территории подведомственной оперативным службам Фрунзенского района!
 И дело проделало обратный путь и вновь приехало к Галочке Воскобойниковой. Галя очень удивилась и расстроилась. Она еще не умела играть в «Чапаева», как иногда сами опера называли подобные манипуляции по аналогии с вариантом шашечных развлечений, в котором игроки щелчками пальцев вышибают с доски шашки противника. Поэтому Галочка сразу же пошла к более опытному человеку – Володе Митрофанову. Тот с удовольствием готов был помочь симпатичной сотруднице в любом деле, особенно, если в результате этой помощи можно было бы как-то залезть к Галочке под юбку, о чем уже несколько месяцев непрерывно мечтал весь уголовный розыск и остальные отделы. Тем более что по просочившимся из школы милиции сведениям Галя с удовольствием на подобные предложения откликалась. Но пока что надо было что-то решать с делом об убийстве. Оперуполномоченный Митрофанов понимал, что заново водить охранницу или старшину – это дело бесперспективное. И он пошел по давно испытанному и проверенному пути – обратился к своей агентуре. В результате он убил сразу двух зайцев – получил глубокую благодарность от молодой дознавательницы, которой (дознавательницей) тут же не преминул глубоко воспользоваться по полной программе и с большим удовольствием, и в очередной раз переадресовал дело в Ленинский район по вновь открывшимся обстоятельствам, выявленным личным сыском капитана  Митрофанова. Именно так обычно обозначались сведения, полученные  из агентурных источников, то есть от людей ранее завербованных тем или иным сотрудником милиции.  Каждый офицер милиции имел специальный план вербовки и отчитывался по нему. Этот показатель, наряду с раскрываемостью, считался одним из важнейших для оценки работы офицера и невыполнение плана по «красной полосе» - именно так выглядел спец бланк, который заполнялся на агента – красная полоса из угла в угол, поперек карточки, являлось причиной неудачной карьеры многих толковых сотрудников.
Поэтому, как и все в те годы, и этот план часто  выполнялся исключительно на бумаге, в отчетности. А за карточками, якобы завербованных агентов на самом деле  очень часто не стояли реальные люди, либо это были люди, которые не имели ни малейшего понятия о своей причастности к агентурной сети. В агенты  обычно вербовались лица, которые  в чем-то провинились, совершили какое-то небольшое правонарушение и могли быть, при желании опера, за это наказаны по закону, а могли и быть отпущены без последствий, если соглашались давать своему куратору нужную информацию о своем окружении, то есть «стучать на своих друзей, подельников и знакомых. Если агент в дальнейшем попадал снова в ситуацию, когда его забирали в милицию, то куратор, как правило, вмешивался и всеми правдами и неправдами «отмазывал своего человека, выводя из - под ответственности. Обычно агентами, в первую очередь становились проститутки, задержанные в ходе рейдов за «приставание к гражданам в нетрезвом виде». У нас ведь не было проституции, не было такой статьи ни в Уголовном, ни в Административном кодексах, а следовательно и задержать за проституцию, а тем более судить за нее было никак невозможно. В агенты часто попадали также мелкие фарцовщики, пойманные около гостиниц с несколькими пачками жевательной резинки, сигарет, несколькими парами безразмерных носок, финской нейлоновой «пайтой»- рубашкой, плащом «болонья», нейлоновыми колготками или еще каким-нибудь дефицитом вроде шариковых авторучек. За такой мелкий бизнес эта публика легко могла отправиться на десять – пятнадцать суток за решетку с похожей формулировкой «за приставание к иностранным гражданам», а согласно специальному указу, два подобных наказания в течение одного года уже автоматически подводили человека под уголовную статью, и к сроку в один-два года. Так что нет ничего удивительного, что  большинство офицеров план по «красной полосе» успешно выполняли или «рисовали.
 В результате «личного сыска» капитаном Митрофановым был выявлен еще один свидетель – водитель такси гражданин Белозеров, который в ту злополучную ночь, когда был убит гражданин Мироненко, подъехал к Витебскому вокзалу со стороны Технологического института, предполагая взять пассажира из пребывающего в это время поезда из  Кишинева. Переезжая через  Введенский мост,  он обратил внимание на большую группу дерущихся мужчин молодого возраста, среди которых, кажется, были одна или две женщины. Водителю Белозерову даже пришлось резко затормозить, так как два человека из этой дерущейся кучи выскочили прямо к нему под колеса, и он еле успел избежать наезда. Он даже высунулся из окна и сделал  им замечание,  в ответ на что его «послали» и посоветовали ехать своей дорогой, что он благоразумно и сделал.
Гражданин Белозеров в своих показаниях твердо и однозначно указал, что драка, свидетелем которой ему довелось быть, происходила со стороны моста, примыкавшей к левому берегу канала, а значит, со стороны и на территории Ленинского района. Таким образом, дело снова совершило вояж по знакомому пути из Фрунзенского района в Ленинский.
Думаю, что не стоит утомлять читателя дальнейшими похождениями этого злополучного уголовного документа. Дело постепенно толстело, наполнялось показаниями вновь и вновь появлявшихся новых «свидетелей» происшествия, количество которых, вероятно, уже превышало количество людей реально находившихся в три часа ночи на Загородном проспекте, а количество допросов, очных ставок и протоколов перевалило уже за полсотни. Причем надо помнить, что одного свидетеля допрашивали сначала «нашедший» его «личным сыском» опер, затем опер из противоположного отдела в попытке найти нестыковки в показаниях и разбить доводы свидетеля, затем иногда старший группы по раскрытию, которые были созданы в обоих райотделах, затем начальник отдела по раскрытию особо тяжких преступлений одного и другого района, затем начальник или зам. начальника уголовного розыска и тоже в двух районах.  Потом в дело включались сотрудники следственных отделов обоих районов. Короче говоря, машина раскрытия работала на полном ходу – дело металось между  Ленинским и Фрунзенским районами, ни на йоту не приближаясь к выяснению вопроса о том, кто же все-таки отправил на тот свет  не старого совсем гражданина Мироненко, уроженца Винницкой области.
 Я не знаю, переворачивался ли в своем гробу данный гражданин каждый раз, когда дело об его убийстве в очередной черед переезжало из района в район, но, вероятно терпение лопнуло у кого-то из начальства более высокого, чем начальники райотделов. Бог его знает, какими путями, но информация о злополучном скитальце, Вечном жиде, Агасфере, летучем Голландце  делопроизводства  как-то проникла на верхние этажи милицейской власти. Поскольку на этих этажах сидели люди, не родившиеся в мундирах с большими звездами, а много лет прослужившие в органах и прекрасно знавшие все тонкости взаимоотношений между «землями», то ждать второго пришествия у них не было никакого желания. В то же время, никто из них не мог своей властью, в нарушение подследственности встать на сторону того или иного подразделения и дать команду передать дело в тот или иной район.  Тем ни менее, вопрос был благополучно разрешен к вящему удовлетворению сторон.
 Может самому начальнику пришла в голову гениальная мысль, но злые языки говорили, что это ему любовница подсказала, а так как все, включая его жену,  знали, что в любовницах у него очень толковая, молодая адвокатесса из городской адвокатуры, то на очередном совещании в Главке на Литейном, посвященном раскрытию давних тяжких преступлений, когда вопрос коснулся вышеупомянутого дела и ситуации вокруг него, Большой Начальник солидно откашлялся и произнес грозно:
–Доколе?– Вопрос повис в воздухе. Все напряглись, так как знали, что обычно после этого вопроса начинаются оргвыводы. Генерал продолжил.– Я вас спрашиваю, господа офицеры! Вы знаете, сколько раз уже  злосчастное дело сменило подследственность? Я подсчитал – восемь туда и восемь обратно. – Тут генерал позволил себе смачно выматериться, благо ни одной дамы в кабинете не было. Хватит! Я нашел решение. Оба начальника райотделов схватились за сердце, представляя, что будет, если сейчас шеф в приказном порядке назовет именно его район ответственным за дальнейшее расследование. Ужас, прощай все премии. Это дело всегда будет на контроле и от него уже не удастся избавиться никак. Фокусы больше не пройдут. Но решение, принятое генералом, вне зависимости от того, где оно родилось, в его руководящем кабинете, в ее спальне, или на даче Управления, где частенько принимали генерала и его пассию, оказалось настолько неожиданным и красивым, что слухи и рассказы о нем , как видите, дошли даже до меня и легли в основу данного повествования. При этом генерал убил сразу двух зайцев: разрешил многомесячный конфликт между районными подразделениями, что, несомненно, должно было зачесться ему в плюс в глазах подчиненных и одновременно уел, причем качественно, своего давнишнего врага-зама, так как выдал следующее начальственное мнение:
– Господа специалисты, мать вашу так и рззэтак! Где был обнаружен труп этого самого, как его….
–Мироненко! – В один голос откликнулись оба начальника райотделов.
–Вот именно, я и говорю, Где нашли тело Мироненко? – Генералу по должности было положено обладать той или иной степенью актерского таланта. И. надо признать, что он им обладал. Сейчас он выглядел, почти, как разъяренный  Отелло, обнаруживший, что его Дездемона ему не верна. При этом у него и кандидатура на место Яго имелась.  Присутствующие в кабинете пока еще не прорюхали, к чему клонит Главный. И, кажется, только один человек, начал догадываться. У полковника, скромно сидевшего в дальнем конце стола и согласно кивавшего на протяжении всего генеральского спича, неожиданно изменилось выражение лица, он побледнел и отрицательно замотал головой. Генерал, разумеется, тут же это заметил, так как и до этого пристально смотрел начальственным взором в его сторону.
–Так скажет мне кто-нибудь, отчего все-таки умер этот гражданин и где нашли его труп?– В голосе начальника уже сквозили нетерпение и признаки грозы.
– Из Введенского канала его достали. Утоп он. В легких вода была.– решился, наконец, произнести один из райотделовских полковников.
– Правильно, идиоты! Из канала. А канал, это что такое? В нем что, в канале, я вас спрашиваю, бездельники, мать вашу и так и этак!
–Вода в нем, наверное, – несмело произнес кто-то из не заинтересованных лиц, коих здесь было абсолютное большинство. При этих словах у полковника в конце стола физиономия стала совсем унылой, также,, как и у начальникова зама, ставленником которого и зятем по совместительству являлся этот полковник. Все знали о конфликте между начальником и замом, знали, что и тот и другой готовы съесть друг друга с потрохами. Так что  следующая фраза генерала была понятна и уже ожидаема
–Надо же, как неожиданно узнать, что в канале полно воды. А все преступления, которые происходят в воде, на воде и под водой, короче в акватории Невы и Финского залива, подследственны у нас кому?– Генерал победоносно обвел глазами присутствующих, укоризненно посмотрел на двух противоборствовавших полковников и продолжил уже отеческим тоном:– Сами ничего не можете. Все приходится мне решать. Умру – что делать будете? Да я не собираюсь, не волнуйтесь.  Готовьте дело к передаче по подследственности по месту обнаружения преступления в  отдел милиции порта.
Это было насколько неожиданно, настолько и красиво с профессиональной точки зрения.  Это отметили практически все сотрудники, которые хоть краем уха были осведомлены об этом деле.
И только, недавняя выпускница школы милиции – отличница учебы и ударница   на ниве секса Галочка Воскобойникова, стоя на коленках на стуле в кабинете капитана Митрофанова со спущенными колготками и задранной юбкой, имела наглость выразить свое несогласие с юридической чистотой этого начальственного решения.
– Подожди, Володя, подожди. Дай мне сказать,– поскольку она упиралась лицом в спинку старинного стула, обитую толстым зеленым сукном, и систематически стукалась в нее носом, то говорить ей было действительно неудобно. Митрофанов на секунду замедлил процесс, достал платок, утер пот со лба.
–Ну, что ты хотела сказать, давай.
 .Галя тоже пыталась отдышаться.– Мироненко от чего умер? От асфиксии – в легких была вода, так?
–Ну, так, и что? – Володя снова ткнул Галочку носом в спинку стула.
–Да погоди ты, совсем загнал меня, дай отдохнуть! А раз в легких вода, значит, в воду он упал еще живой, дышал еще. Следовательно, если бы его не сбросили в воду, то он бы и не умер. Значит причиной его смерти, фактически был удар, нанесенный ему на мосту, т.е. на земле одного из районов, от которого он потерял сознание, перевалился через ограждение, упал в канал и утонул. Так? Значит, что? Значит дело подследственно, все-таки,  территориалам! – Галочка выгнула спинку, повернула очаровательную головку к своему кавалеру и благосклонно дала понять, что тот может продолжать свои ухаживания. Что он и не преминул сделать, отметив:
– А ты не только ЭТО хорошо умеешь делать. Но лучше помалкивай, а то поимеют тебя за такие разговоры, причем в многочисленных кабинетах.
– А то! – Галочка всегда знала, что ее таланты многогранны и надеялась, что они ей помогут на ее дальнейшем жизненном пути. Эка беда, испугал ежика голой задницей! Меня, кажется, уже и так имеют, если мне это не снится.
– Вот видишь, а я что говорю! Помалкивай, не отвлекайся!