Дом
Осенний ремонт ему очень понравился. Тогда, после всех хлопот, он стоял чистый, какой-то весь просветлённый, с чистыми окнами, новыми обоями на стенах, со свежевыкрашенными полами и потолками. И пахло очень приятно - чистотой, клеем и краской. Топились обе печи, открывались окна и стеклянно-прозрачный осенний воздух из сада наполнял дом запахами последних цветов, спелых осенних яблок и лёгким дымком первых осенних костров.
Этой осенью ремонт особенно удался. Правда, вначале он надышался какой-то гадостью, которую жгли на кухне в старой сковороде. Синий едкий дым заполнил весь Дом - оба этажа от пола до потолка. Какая-то мелкая живность, поселившаяся под обоями и полами, конечно погибла. Ну а Дому то что? Ему только лучше. Даже жучки, которые начали было поселяться в досках пола и стен, страшно щекотавшие его, тоже исчезли. Потом Дом долго проветривали и, когда от синего вонючего дыма не осталось и следа, начали ремонт.
Сначала, конечно, выкрасили потолок. Хозяин долго таскал по комнатам стремянку, столы, кисти и банки с белой краской. Сердился, ругался со всеми, кричал, что никто ему не помогает, а только мешают. Но зато потом потолки засверкали свежей, прямо-таки белоснежной белизной. После этого приходила очередь обоев. Каждый раз они бывали разные. И это было похоже на то, как будто Дому покупали новые платья. В каждую комнату своё.
Особенно удачные обои были в этот раз в комнате у Девочек. Красивый узор из жёлтых листьев был, как будто, присыпан мельчайшей золотой пудрой. Окна комнаты выходили на юго-восток и поэтому, когда всходило солнце, вся комната сверкала и переливалась золотыми искрами. По стенам плясали и кувыркались солнечные зайчики. И было так тепло и хорошо.
В большой комнате обои были серебристо-голубые, с красивым, но строгим рисунком. Когда солнце заглядывало туда, то серебристые искры, пробегающие вдоль стен, только подчёркивали строгость и какую-то прохладность. Толстые кружевные занавески, выстиранные и
накрахмаленные до снежного хруста, вносили свою красоту, обрамляя старинное, слегка туманное зеркало, которое отражало комнату, совсем уж напоминающую покои Снежной Королевы. Хотя Снежной Королевы тут сроду не было, а была простая, симпатичная Хозяйка. Она в основном проводила своё время на кухне, оклеенной белыми обоями в мелкий розовый цветочек.
Когда в Доме ещё все спали, Хозяйка была уже на ногах. Она топила печи - одну огромную на кухне и вторую голландскую в комнате у Девочек. Сначала приносила в Дом дрова, пахнущие снегом и морозом, складывала их возле печей, снимала бересту с берёзовых поленьев и с её помощью печи быстро и весело разгорались. Тепло проходило по стенам и устремлялось вверх, затягивая в широкие поддувала остатки ночного прохладного и не очень свежего воздуха. Дом потягивался, похрустывал перегородками и потрескивал половицами, согреваясь и готовясь к новому дню.
Хозяйка быстро сновала по комнатам, подкладывая в печи дрова, наливая воду в самовар и большие кастрюли на печи, что-то резала, рубила, вертела на мясорубке, и постепенно Дом наполнялся дневными запахами, к которым вскоре добавлялись и дневные звуки. Вставал Хозяин. Долго курил и кашлял на кухне, плескал в лицо холодную воду из умывальника, брился, что-то ел и уходил.
В Доме становилось теплее. Хозяйка будила Девочек и они бегали по своим утренним надобностям, стуча голыми пятками по тёплым половицам.
Потом дети тоже уходили и в Доме оставалась одна Хозяйка. Редко присаживаясь отдохнуть, она всё хлопотала, таская воду из колодца, наливая её в большие баки. Стирала, готовила еду, мыла полы, вытирала оттаявшие окна. Иногда она заносила с улицы совершенно замороженное бельё - деревянные простыни, пододеяльники и наволочки. Всё это развешивалось на просторной кухне, и тогда весь Дом наполнялся вкусным и свежим запахом мороза.
По вечерам печи топили во второй раз - на ночь. Девочки сидели на полу в своей комнате и, погасив свет, смотрели в открытую дверцу большой голландской печи, заворожённые прекрасной и таинственной пляской огня. Их такие ещё наивные и доверчивые лица, странно менялись от мечущихся в печи сполохов. В них появлялись и исчезали новые, совсем незнакомые черты... Но Дом то уж знал, он перевидал на своём веку вот таких детей, сидящих у огня, и понимал, что это потихоньку вырисовывается будущий характер и судьба.
Потом печи прогорали. Хозяйка внимательно проверяла, нет ли тлеющих углей под золой и, приведя всё в порядок, закрывала вьюшки. Дом стоял среди морозной ночи, постепенно засыпая. потрескивая тёплыми стенами, закрывая один за другим свои большие глаза. когда в комнатах гасили свет. И только на кухне долго посипывал самовар, и Хозяйка пила крепкий чай с голубоватыми, наколотыми от большого куска, кусочками сахара.
Она долго читала, курила, просто смотрела в тёмное окно. Всё спало вокруг - и морозная ночь за окном и набегавшиеся за день дети. Хозяин, нетрезвый к вечеру, громко сопел, храпел и ругался во сне. Наконец, укладывалась и она. Но Дом никогда не спал .Он дремал и его маленькие слуховые оконца чутко сторожили ночную тишину и покой его обитателей.
Это всё было. Но теперь он стоял совсем один в заснеженном саду и всё никак не мог понять - если не ремонт, то почему почти всё вынесли? Почему не топят печи? На улице мороз, стены и полы уже остыли, а окна покрылись толстым слоем льда. Где все? Приходили какие-то чужие. Прошли по всем комнатам, сожгли в печке бумажный мусор, от которого и тепла-то никакого, одна вонь. И ушли. Дом слышал, как долго хлопали двери, скрежетали на морозе замки, удалялись громкие чужие голоса.
А где же свои? Куда это они все разом подевались? И почему на полу в детской валяется красный плюшевый медведь с глупыми пуговичными глазами? Раньше младшая Девочка никогда его не бросала... Ёлка стоит не вынесенная, только игрушки сняли. Почти не пахнет. Наверное, потому что холодно.
Праздник был совсем недавно и уж тогда-то мандариново-еловый запах наполнял весь Дом, разносимый тёплыми волнами от топившихся весь день печей. И дети бегали по комнатам, открывая и закрывая двери, липкими и душистыми от мандаринов тоненькими пальчиками. Праздники Дом любил. Пахло пирогами, приезжали гости. К праздникам Хозяйка особенно тщательно мыла и чистила его, наряжала в свежие скатерти и занавески. И печи гудели, согревая старые стены. И жизнь шла весёлая и хорошая! В такие дни он глядел в сад всеми своими чисто вымытыми и ярко освещёнными окнами.
Это всё было... Что же случилось? Он медленно думал, тихо-тихо, боясь даже мыслями спугнуть какой-нибудь знакомый звук. Но тихо. Совсем тихо. Шли дни. И замерзающий Дом понимал, боясь этого, что его бросили. Нет ничего страшнее - ведь брошенные дома никому не нужны. Они медленно ветшают и умирают. А он такой большой и крепкий, такой тёплый и уютный - он мог бы ещё и внуков тех детей растить под своей крышей. Но никто не возвращался. Никто не чистил дорожки в саду и снег совсем замёл их, добираясь до окон.
Холодный Дом дремал, уже ни на что не надеясь, когда вдруг в одну из ночей он услышал знакомые шаги. Дом вздрогнул - почудилось? Нет. Вот и замок заскрежетал. Человек бормочет какие-то злые досадливые слова неясным, но знакомым голосом. Ну, конечно! Это Мальчик - старший из детей!
Он зашёл странно, не включив свет и пошёл быстро, открывая одну за другой все двери и всё бормоча на ходу. Застучали и заскрипели дверцы брошенных шкафов, потом громкий топот, всё также в темноте, на второй этаж. И там свет не зажёг...
Луна с любопытством заглядывала в большие окна и в её неверном свете было видно, как молодой человек вытаскивает из сундуков толстые подшивки старых газет. Газеты были такие старые, что их толстая блестящая бумага пожелтела и посеклась по углам. Почему-то они пахли засушенными цветами.
Скользкие толстые кипы выпадали из рук. Он всё так же, бормоча и ругаясь, елозил по полу и собирал их. А потом стал просто бросать в пролёт лестницы старую рухлядь из сундуков, отломанные дверцы шкафов и буфетов.
"Может, дров нет?" - Подумал Дом, - "Сейчас всё к печке стащит и топить будет."
Но молодой человек ничего не понёс к печке. Он взбил всё в одну большую кучу посреди холла и облил чем-то вонючим из бутылки. Потом отошёл к двери и бросил зажжённую спичку.
Пламя вспыхнуло сразу, размазав по стенам тени и высветив злого и перепуганного поджигателя с чёрными пятнами глаз на белом от холода и страха лице.
Дом вздрогнул - пожар?!!! Он не будет мирно стариться и ветшать в огромном саду. Не придут свои или чужие Хозяева… Он умрёт сейчас. Самой страшной смертью. И его убьёт ребенок, выросший в нём, укрывавшийся в нём от дождя и холода. И никто не придёт, чтобы спасти его. Да и зачем? Уж лучше погибнуть быстрее и не думать о том, что это СВОЙ... свой, а не чужой пришёл ночью, как вор и убийца…
Дом уже чувствовал, как прошёл резкий неприятный запах дыма от разгорающегося старья, как нагрелись под жутким костром и вот-вот вспыхнут половицы. Человек, распятый у двери страхом и неотвратимостью содеянного, наконец оторвался от стены, рванул двери и кинулся в ночь. Он бежал какими-то заячьими прыжками, подвывая на ходу и исчезая, во внезапно посыпавшемся мелком, колючем снегу.
Ветер, ворвавшийся в открытые двери, поддал воздуху и страшный костёр в комнате взлетел вверх, лизнув белый потолок огненным языком. Дом вскрикнул и задрожал от дикой боли. Его сухие деревянные стены вспыхивали одна за другой.
Огонь уже прорвался на второй этаж, лопнули стёкла в окнах и с новым притоком воздуха Дом запылал, разбрасывая по саду искры. Куски раскалённого шифера на крыше трескались и разлетались по воздуху с таким звуком, как будто бы Дом отстреливался от невидимых врагов.
Ночь металась вокруг него распахнутая и разбросанная по саду яркими сполохами огня. Она то наступала, то отскакивала. Огонь ревел. У него было много пищи - толстые стены из брёвен, полы и потолки. Всё это горело в огромном костре.
Где-то неподалёку послышался звук пожарной машины. Но люди, приехавшие на ней, уже ничего не могли сделать. Дом не принял помощи. Он рухнул, ещё державшимся вторым этажом, подняв такое море огня, что стоявшие поблизости пожарные и зеваки побежали прочь, не разбирая дороги. Пламя рвануло вверх и загудело, завыло, как страшный зверь.
К утру в центре заснеженного сада осталась только огромная куча дымящихся углей, да остовы двух больших печей, поднявшие к небу свои обожжённые трубы.
Свидетельство о публикации №216092900063