Узлы. 1. На вылет

Море люблю.
Мир в жемчужине.
Грусть по давним жизням...

******


Этот крупный дельфин, по имени Пима, был их любимцем. Они назвали так своего друга после того, как спросили, как его зовут, а тот ответил своим пронзительным оглушающим писком «Пииимааааа!» и радостно замотал головой. Это было во время детства Пимы, да и они тогда еще были совсем молоденькими - подростками со смешливыми загорелыми под южными лучами солнца личиками, тонкими ручками-ножками, светлыми волнистыми копнами волос и отважными, смелыми сердцами, безрассудно идущими на любые детские подвиги во имя жизнелюбия, любопытства к миру и желания покрасоваться друг перед другом.
Его звали Гочо, а её Мела. Это были сокращенные имена, но они были удобными, к тому же в них было что-то задорно-детское, совсем не помпезное и не вычурное, что давало детям повод быть в кругу сверстников своими в доску.

Пима подрос, подросли и дети, превратившись из смешных и частенько чумазых угловатых неразлучников в пару привлекающих взоры юношу и девушку, чье преобразование из утят в лебедей носило сказочную окраску, ибо их подростковость не подразумевала вовсе, что они будут чем-то выделяться из круга сверстников. Но, удивительное дело – именно их неразлучность и всегдашняя парность делала их какими-то особенными для сородичей. Ребята будто усиливали и множили яркость, свет и привлекательность друг друга, будто они были не они, а два зеркала, расположенных друг против друга, чтобы отражать одного от другого и безконечно множиться в зеркальном коридоре. Не сказать, чтобы они дополняли друг друга, но именно отражали.

Гочо и Мела очень любили море. Играли с ним, как с другом. Ныряли, поднимая со дна красивые камешки, раковины, а иногда, если повезет, и фрагменты затонувших сокровищ: амфоры с вином, бусы, ожерелья, статуэтки богов и богинь. Или просто плескались в волнах, прыгали через высокие буруны при волнении стихии, или качались на перламутровой тишине морской глади. Но, чаще всего, виртуозно наездничали на общем любимце Пиме и на его подруге Озе. Это были ни с чем несравнимые догонялки с весёлым ветром в ушах, с визгом и радостными огогоканьями. Они часто заплывали далеко от берега, совершенно не боясь никаких происшествий. Или уплывали к дальним точкам островов, с удивительно живописными ландшафтами, экзотичными растениями и непугаными животными, диковинными насекомыми. Гуляли там целыми днями, наблюдали за узором полёта стрекоз, бабочек, яркокрылых птиц. Любовались облачными фигурами, строили диковинные дома и крепости из песка. Играли в догонялки, и в то, кто больше соберет полудрагоценных камушков на берегу и сложит из них большое слово.
Иногда забирались в горы, поднимались на самые макушки и представляли себя двумя большими птицами, летающими в поисках чудес над островом.

Много смеялись, шутили, придумывали разные необычные истории, сказки, представляли, что в горных пещерах живут горбатенькие гномы и добывают алмазы, которые потом обменивают у людей на зайцев. Зайцы становятся ездовыми животными, и гномы любят устраивать бега верхом на гоночных зайцах. Для зайцев выращивается специальный сорт моркови, регулярно употребляя который,  те бегут с особым рвением и остервенением, потому что им хочется удрать от своих бесчувственных и злобных хозяев подальше и побыстрее.
Еще любили закапывать друг друга в песок, оставляя на поверхности одну только голову. Кормить друг друга лесными ягодами в таком положении, и заливаться смехом над головой, лежащей на песке, корчащей смешливые, перемазанные ягодным соком, рожицы. Любили сыпать тонкой струйкой песок на спины друг другу, выписывая слова, и угадывать эти слова. Или рисовать глиной друг на друге орнаменты и рисунки. Любили задавать друг другу мысленно вопросы, а отвечать на них вслух.

Но иногда просто садились друг против друга и смотрелись в глаза. Такие моменты любились по-особому. От этих взглядов они нагревались изнутри, становились легкими, почти невесомыми, что даже, казалось, могли подняться вверх пёрышком и лететь над землей. А иной раз им казалось, что вместе они смогут свернуть горы и построить новые города – такая большая общая сила чувствовалась в них. Они будто находились в огромной невидимой спирали, закручивающей внутрь себя всё, что туда попадало.

В общем, ребята были счастливы более, чем можно было представить. Дружили с раннего детства, их мамы были тоже подругами, потому их радовала дружба детей. Мамы даже перемигивались, думая, что их дети ничего не замечают. А те прыскали, глядя на тайные перемигивания родительниц, и убегали, взявшись за руки, навстречу своим полудетским наивным приключениям.


Им казалось, что  жизнь всегда будет такой же радостной, счастливой, волшебной, и что впереди будет что-то необыкновенно чудесное, потому что они будут всегда-превсегда вместе, до самой старости. И они не могли поверить и представить, что будут стариками. Нет, они никогда не постареют! Они не будут седыми и согбенными. Они всегда будут легконогими, загорелыми, улыбающимися, с развевающимся шёлком волос.

Вот потому сейчас от переполняющей их радости жизни, от осознания, что они рядом и им очень хорошо друг с другом - так хорошо, что, кажется, сейчас они станут двумя огромными планетами, в вальсе кружащимися вокруг Солнца - они бросились наперегонки к берегу моря, где их уже весело звал Пима.

Загорелые и стройно-мускулистые от постоянных движений, они уселись на спину своего любимца, и тот радостно закрутился вокруг своей оси, осыпая их брызгами солоноватой бирюзовости. А ребята в ответ осыпали его своим задорным, счастливым смехом.

Совершив три показательных разгоночных круга возле берега, дельфин понесся вглубь океана. Юноша и девушка двумя блестящими от воды статуэтками сидели на его скользкой широкой спине и их сердца замирали от невозможного счастья. Гочо крепко держался за морского друга, а Мела сидела за юношей и обнимала того за талию и живот. Все стучало и млело в ней, волнительная дрожь периодически прокатывала от ног к голове и наоборот. Всё это ощущалось впервые и было незнакомо доныне, и потому усиливало ощущение новизны жизни и счастья. Близость юношеского тела друга детства, почти мужчины, обдавала то жаром, то холодом и обещала что-то невообразимо-полетное, но и тайно-глубокое, сокровенное, доступное только богам и богиням.
То же самое ощущал и её друг. Сегодня произойдет еще большее сближение их – это было очевидно.


Они летели на живом водном метеоре, пели и кричали, подгоняли Пиму. Приближалась узорчатая кромка берега незнакомого им прежде острова. Летели на него, как ошалевшая комета, грозя взорвать его своей тройной энергией.
Пима быстро доплыл до берега. Ребята спешились и вышли из воды, совершенно мокрые и смеющиеся от радости. Дельфин стал прыгать и трясти головой, отплывая немного от берега и снова возвращаясь. Обычно он так звал их в обратный путь. Ребята, смеясь, сказали, чтобы делал, что хочет, чтобы гулял, а они будут исследовать новый остров, показавшийся на первый взгляд очень красивым.
Сначала на берегу первопроходцы построили красивую крепость с замком из песка, с ходами-выводами к воде. Пима продолжал звать их, не уплывая далеко в море. Одурманенные первым осознанным чувством притяжения друг к другу,они смеялись и отгоняли дельфина. А потом, видя, что тот не отступается, взялись за руки и побежали вглубь острова.

Здесь были горы с силуэтом, замысловато вычерченным божественной рукой, обильно поросшие деревьями и кустарниками. Незнакомые цветы разных оттенков и форм стелились всюду под ногами. Друзья подбежали к крутому склону горы и остановились, чтобы перевести дух. Смотрели друг на друга, шумно дыша, и, будто, впервые видели. Будто открылось иное зрение. Девушка видела перед собой очень молодого мужчину, высокого, стройного, ладно сложенного, со светлыми кудрями и зеленовато-голубыми глазами, красивым лицом. Но не это занимало больше всего. Девушку втягивало в него с неимоверной силой. Глаза друга излучали необыкновенный свет, поистине волшебный. В нем было все: и их общее детство,  селение, родители, их Пима, этот остров, вся земля и весь космос, все люди, травы, растения, все радости мира, все, что когда-либо было или будет, всё, что с ними произойдет в будущем и происходило в прошлом. Кроме того, в этом взгляде были несметные сокровища, неописуемые обычными словами, необыкновенной красоты нежная музыка, льющаяся из ниоткуда. Всё это было огромное, солнечное, яркое, родное и очень доброе.

Мела смотрела в глаза Гочо, не отрывая восторженного взора. И видела там свое отражение. То же самое происходило с юношей. Взаимные взгляды, как обычно, усиливали энергию, текущую между ними. Они стояли в столбе света и не смели вымолвить ни слова и не пошевелиться. Казалось, Солнце залило их изнутри и постепенно начало превращать в свет и жар. А они сами, сдвоенные, будто бы сами собой, начали медленно, блаженно под музыку мира подниматься на голубое-преголубое небо.



Кто знает, сколько бы они стояли так, зачарованные и загипнотизированные друг другом и родившимся чувством, если бы боковым зрением не заметили чуть поодаль какое-то смутное движение. Постепенно чувство тревожности стало замещать восторг первооткрытия друг в друге мужчины и женщины. Юные влюблённые оглянулись и увидели с противоположной стороны отвеса гор группу темных - не то людей, не то крупных человекообразных обезьян. Толпа быстро двигалась по направлению к гостям острова.

Ребята мигом очнулись и побежали вперед. Но и с другой стороны, навстречу им, правда, еще довольно далеко, но очень быстро, приближалась группа подобных существ. К морю добежать Гочо и Мела, скорее всего, не успели бы. Взбежать на гору – нет смысла, преследователи настигнут. Кольцо сжималось. Юноша и девушка заметались и увидели в горе узкий лаз. Быстро проникли туда и обнаружили подземный ход внутри горы. Они бежали, на свой страх и риск, толком не соображая, куда движутся и что будет дальше. Возможно, они даже пока не принимали ситуацию всерьез - будто это игра. Но что-то тревожное и грозное в поведении человекообезьян заставляло их убыстрять свой бег.
Друзья слышали, что толпа тоже проникла в пещеру и неведомые существа тяжело топали по тем же каменным дорожкам, по которым пару минут назад пробегали и их молодые сильные ноги. Кроме того, полузвери издавали нечленораздельные боевые крики, усиливающиеся с каждой секундой.

Влюблённые выбежали в большой пещерный зал, посередине которого чуть возвышался над поверхностью тёмного озера островок. К островку вел узкий перешеек. Бежать было некуда. Они всё еще надеялись, что всё это – их общий кошмарный сон. Добравшись до островка по перешейку, остановились в середине крохотного своего  пристанища. Юноша обнял девушку со спины и сильно прижал к себе, закрывая всем своим телом.

Показались дикари. Они азартно улюлюкали, потрясая копьями и топориками, прыгали, торжествуя победу над добычей. Довольно быстро окружили озерцо.
Мела вывернулась из защитных объятий Гочо и встала спиной к его спине. Ребята поняли, хотя и не хотелось верить, что наступили последние секунды их жизни.
Дикари продолжали ликовать, потрясая своим оружием.
В глазах потемнело от предчувствия неминуемости чего-то ужасного. Мела почувствовала удар огромной силы в середину спины, в области сердца. Непереносимая, сковывающая и, в то же время, блаженная боль затопила все тело. Огненный шар застрял в широкой круглой ране и стал со вселенской силой жечь плоть. Кровь ручьем хлынула из середины груди.

Еще один такой же удар, чуть ниже, и тоже сквозь позвоночник. И снова жгучая боль, и река крови.

И третий удар - за пределами человеческой возможности принять боль – в область шеи.

Миг растянулся на вечность.

Они оказались спина-к-спине пронизанными насквозь тремя копьями, и насаженными на эти копья, как на вертел. И Они втянулись друг в друга, как уже втягивались сегодня после высадки на остров, только это теперешнее состояние было ярче, несказанно грубее из-за физической непередаваемо-громадной боли, и оно было другое – очень сложное и смешанное по ощущениям.

Едва мелькнуло и неимоверно растянулось осознание: это конец жизни – жуткий и совершенно неожидаемый. За что? Почему? Где же справедливость? Вспомнились Пима, мама и папа. Все окончательно потемнело перед глазами, и боль совсем пропала. Только угасающий слух еще улавливал отдельные фрагменты бешеных криков дикарей, собственные хриплые, булькающие кровью, затухающие дыхания.

Гочо и Мела отчасти были правы, что не верили целиком и полностью случившемуся. Когда боль исчезла, они увидели друг друга в белом и сияющем. Взявшись за руки, возносились легко и быстро вертикально вверх. Вместе. Снова вместе. Это было счастье!

Они летели так долго, что, казалось, прошло неисчислимое количество лет.

Они летели так быстро, что, казалось, прошло полминуты.

Они летели туда, где нет боли и страха, страданий и несправедливости. В этот момент они совершенно не страдали и не были в растерянности от столь внезапной, ужасной, трагической своей кончины. Они не испытывали ненависти к своим убийцам. Они не думали о том, что сделают с их телами.  Они легко и радостно возносились. Вместе. Счастливо. Светло. Они стали Светом и ОНИ-сдвоенные летели в Свет.


На песчаном берегу жадная волна долизывала остатки песочной крепости, построенной двумя юными мечтателями..




**************************


Они – в том воплощении Гочо и Мела, призванные три раза к величайшим взаимным телесным, душевным и нравственным страданиям - так начали череду совместных воплощений на Земле в этой пятой земной цивилизации.

Так начался спуск в материальность, в иллюзию, в лабиринт неосознанных игр...