Вися и душманоразгром

          Вися и душманоразгром.

Все, точнее почти все первокурсники, вчерашние абитуриенты, примерно одинаковы. От своих бывших коллег-конкурентов, которым менее светило солнце на вступительных экзаменах, они, конечно же, отличаются уже заметно; Как и их нонешнее место под солнцем, то есть – место проживания, которое в большинстве своем казармой не является. Все эти одинаково счастливые первокурсники живут в примерно одинаковых условиях, примерно одинаковых комнат общежитий. Одинаковые эти комнаты – УЖЕ - представляют собой вполне съедобные плоды широкоразвитых, и всепоглощающих ГОСТов. Но – ЕЩЁ - не являются объектом вожделения для оплодотворения творческой фантазией, которая еще только в зачаточном состоянии, но начинает населять начальные этажи организмов будущих инженеров.
Как правило - пребывая в благодатной среде развития, образования (можно и через тире) организмы эти традиционно проходят некоторые этапы созревания где эта фантазия может получить приоритетное направление и явить миру цвета всей своей красы, а может и не распуститься, не получив драгоценных удобрений, и оставив студенческую клумбу без своих пышных, разносторонних и разноцветных цветов.
Правило это было и есть истинно не потому, что в отличие от признанных классиков оно верно, а потому, что с высоты примерно второго или третьего курса контуры его основных сводов уже вполне различаемы даже слабовооруженным глазом.
Комнаты первокурсников – это белый потолок (непаханое поле для медитаций и развития индивидуальности), казематные стены, пол и скучно расставленные по периметру кровати… дополнительной мебели, изысков, как и излишеств, нет вовсе или есть, но в очень небольших количествах - обычно в виде дополнительной посуды (обычно тоже казенной, обычно из столовой,  обычно из студенческой) и чайника.
Комнаты же старшекурсников…. Это отражение беспредельных душевных исканий и творческих взлетов, однако крепко охваченных сдержанностью бюджетных рамок их обладателей.
С появлением вкусовых и других личностных пристрастий и предрасположенностей жители ОБЩЕГО жития (общежития) начинают расслаиваться, формируя отдельные (отличные от ОБЩЕГО) кланы, касты и сообщества, заполняя их внутреннее пространство каким то своим духом, стилем, вкусом и манерами. Общества эти даже иногда получают свои названия. Наши времена не были исключением… и на фоне безликого единообразия выкрестализовывались такие явления и сообщности как Бойцы, Иванычи, старперы, Михалычи… и т.д. Душманы были одними из таковых.
Ими (Душманами) назывались (ни в коем не афганцы) жители (по моему) 304 комнаты… (сразу напротив лестничного марша) восточные парни с первого потока… Коша… Шава… остальных детально помню только с глазу на глаз, тобиш - в лицо.
Были они душманами в душе восточности своих корней… или в душманских корнях своей восточной наружности, а толи души… или что-то в этом духе (немножко тоже плохо помню)… Помню Коша был душманом с Душамбэ (чем не душман?) Шавкат вроде с Ташкенту…  Другие - тоже дружные парни…, посему и жили они дружно. Всегда можно было смело зайти за все-про-все, застрочить корочку хлеба, особенно если данная застрочка была не частой… ну, сами понимаете…, помните – частая застрочка устаёт любого студента…даже восточного, даже душмана…
Учился, однако, с ними и жил по соседству Вися. Вися душманом никогда не был. Буйным он не был тоже, зато человеком был не менее, а возможно даже и более удивительным, и что характерно – РЕДКИМ. Был это на вид простой, скромный, худенький такой человек. Редкость же его была уникальной и являлась одновременно его визитной карточкой - там где было подчеркнуто ровно – он обязательно спотыкался и падал, там-же где было неровно, и очень скользко он не падал никогда. – В таких местах валялись нападанные туда, оставшиеся все (т.е. не редкие, т.е. частые, т.е. обычные товарищи)… ну, было у него такое (редкое) дарование… Да мало ли даровитых у нас училось людей…?!
Бюджет душманов к третьему-четвертому курсу был значительно выше среднего, по крайней  мере так красноречиво говорила об этом обстановка их жилища. С творческой фантазией и вкусом недостатков они, однако, тоже не испытывали.
Одна из кроватей (а возможно и две) были двухъярусными, что освобождало для развития творчества почти половину комнатного пространства.  Пространство это, при помощи трапов для душа (традиционного студенческо-строительного материала) было поделено еще на ряд зон и предназначалось  для развития творчества  уже индивидуального, т.е. индивида его (этот участок пространства) населяющего, каждое из которых было уютно и красиво по-своему, (т.е. по-своему – индивидуально). Трапы играли в театре комнаты не только ключевые роли  ширм-перегородок, - не гнушались они и ролями второстепенными – этажерок, подставок, полочек и стеллажей, игра которых была также точной и изящной, в соответствии с творческим режиссерским замыслом. В комнате всегда можно было послушать шикарного качества музыку, для чего был задействован магнитофон радикально-черного цвета «НОТА» (бабинник, стерео, девятнадцатая скорость!… вобчем – класс!) который располагался на стеллаже справа от входа и был прикреплен к ушам индивидуального слушателя (обычно располагавшегося слева от входа – на одном из ярусов кровати) посредством провода с наушниками на конце. Для обобщенного прослушивания предполагалось использование колонок, расположенных здесь же, неподалеку – на перегородках-стеллажах. Много чего еще интересного и полезного размещалось на этих же стеллажах. Это и многочисленные тетради, книги, учебники и всякая другая полезная, менее полезная, совсем бесполезная или просто красивая мелочь. Напротив входа, под окном стоял стол и козлотрон. Если кто не знает (может, кто не так удачно сюда зашел, или менее удачно заходил тогда – в светлые те и далекие времена) козлотрон – это такое нехитрое инженерно-техническое сооружение, приспособленное для козления. А козлить означало переводить чертежи с нижнего на верхний лист, копировать. Снизу устройство подсвечивалось лампой. Обычным козлотроном обычно являлось обычное же оконное стекло. У душманов же и козлотрон был не обычным, т.е. ничего в нем особенно необычного, конечно, не было, но и обычным его назвать не могу, т.к. был он в разы лучше обычного. Это было тоже вполне обычное, но уже не стекло, а окно, целиком вынутое из своего обычного оконного проема. Был он тем и хорош, что более безопасен в плане порезов, а так же надежен и удобен с точки зрения всевозможных пространственных манипуляций при его подготовке к использованию. На столе и подоконнике как обычно располагалась настольная лампа, чаек-кофеек… хлеба кусок, булочки… ну в общем все примерно как обычно, в соответствии с решаемыми задачами.
Раз, зайдя в комнату душманов за очередной корочкой, или еще за чем-то - не помню, я не без испуга обнаружил её обескураженных жителей среди её же искореженных останков. Жилище было смыто, стерто с лица земли. Тайфун и цунами в одном лице были дополнены разрухой от разрушительного и внезапного набега свободнопасущихся слонов-бегемотов мигрирующих очевидно в более пригодные для постоянного места-жительства края, однако скоропостижно, вернувшихся оттуда тем же путем сразу же, по причине их к таковому неприспособленности.
Вся комната была наполнена дымящимися еще руинами, вокруг которых понуро ходили свежеиспеченные погорельцы, пытаясь отыскать хоть какие-то уцелевшие вещи.
Один погорелец лежал на нижнем ярусе, чудом выжившей после разгула стихии, двухъярусной кровати пытаясь как-то отгородить себя от неумолимо надвигающихся итогов случившегося и вертел в руках, некогда соединяющий его с миром музыки, провод с сиротливо торчащими из него разноцветными жилами. Сами наушники валялись где-то рядом. Сомнений не было - они начали новую автономную жизнь, щедро заплатив за свою свободу обетом молчания.
Живые, но разбитые скорбью погорельцы пояснили…. Что, просто заходил к ним Вися…                Просто… - зашел. Что в принципе могло бы означать: еще легко мол отделались… - и на сей раз всё обошлось как без приезда скорой помощи, так и без пожарных.
Произошло это в совершенно спокойное, мирное время суток, когда хозяева комнаты занимались своими, повседневно-мирными делами. Один из них лежал на кровати и слушал легкую музыку. Он отдыхал, релаксировал. Другой козлил собственные чертежи, бубня что-то себе под нос и запивая это дело незатейливым кофейком, произведенным из ячменных или овсяных колосьев. Оставшийся люд всё тут же, за столом, делал какие-то повседневные институтские задания, сдабривая это дело коллективным распитием чая с какими-то незатейливыми ватрушками. Атмосфера была чистой, свежей и безоблачной… Беды ничто не предвещало….
Вися постучался неожиданно, отнюдь не вероломно, скорей даже почтительно так и вежливо, и тактично… открыв дверь он, так же тихо, попросил спичек… просто спичек….
…
Ему сказали – «возьми… только осторожней – там шнур…» (тот самый шнур, по которому из магнитофона в уши отдыхающего переливалась музыкальная  легкость)
После слова шнур, как-то внезапно и одновременно почувствовав недоброе, совсем не желающие войны,  душманы единогласно заорали со всех сторон: ШНУ-У-У-УР!!!!!!… Сто-о-о-й    т-а-а-а-ам!…., не шевелись!!!!… сейчас вынесем… дадим…
НО,           Но Вися,           отдавая дань трудовому подвигу мирного населения, не желая отнимать у радушных хозяев драгоценных временных мгновений, и видя перед собой объект вожделения – спички,  не устоял…. Спички покоились рядом, почти рядом - на одной из полок комнатной переборки…. Всего только в шаге от порога…. Никак не более двух шагов…
Его от них отделял только один барьер - немного провисающий над полом шнур наушников, о котором душманы громко орали ему со всех сторон. И Вися, этот, первый и единственный барьер взял. Он взял его влёт. Смело…, скрупулезно и точно подошел он к шнуру…        и без разбега…           перепрыгнул его…..              Точнее - хотел его перепрыгнуть… Демонстративно. Очень хотел он продемонстрировать всем, что он всё слышит, всё понимает, и отдает себе отчет… Тем более, что… Тем более, что шнур-то провисал на высоте каких-то сантиметров пятнадцати всего от пола… И можно было бы запнуться об него, если не  знать…. Но, Вися-то уже знал. И он подчеркнуто уважительно, выказывая все лучшие свои свойства… Он прыгнул…. И не перепрыгнул.
В одной из фаз своего полета (взлет это был, приземление или верхняя его точка висения уже не важно) он таки сумел запутаться колесами своего лайнера в проводах… чем вверг его в стремительное и всеразрушающее пике.
Пытаясь сохранить утраченное за время неудачного полета равновесие он развел в стороны руки-крылья и, хватая ими все подряд, старался таким образом закрепиться в пространстве. – Не получилось. - Пространство оказало то РЕДКОЕ, но решительное и отчаянное сопротивление. Попавшаяся в эти руки кровать сдвинулась, но выдержала. С магнитофонным же стеллажом, оказавшимся под другой легкой рукой, случилось худшее. - Он был легче, и он не выдержал, он был обречен. Он дал крен от вертикального своего положения и вместе с магнитофоном, колонками и многочисленными, но малонужными и не нужными вовсе мелочами стал обрушаться на Висю, превращаясь в более мелкие и непригодные для дальнейшей эксплуатации обломки.
Уходя из под его травмирующих факторов и об них же запинаясь, не закрепляясь на отдельных достигнутых высотах, Вися, продолжал свое стремительное победоносное шествие (точнее – полет, еще точнее головокружительный полет). Голова его грозного лайнера залетала в среднюю часть комнаты, ноги летели где-то тут же невдалеке, активно помогая рукам сокрушать попадающиеся,  еще стоящие устойчиво, на полу, вполне целые еще, предметы. 
Быстро и так же плодотворно пролетев и это среднекомнатное пространство он внырнул в последнюю оставшуюся её или от нее часть и с блеском закончил свой авианалет возле окна. Повторяя героические летные подвиги, он протаранил козлотрон и всем своим костлявым фюзеляжем врезался в стол с чертежами и чаем, не забыв, однако увлечь в этот свой последний парад шторы, вместе с гардиной, чайником и незатейливой люстрой. Несмотря на то, что несущие стены, дверь, подоконник и потолок пострадали не так сильно, комната заметно погрустнела.
Еще недавно вполне успешные и мирные жители с нескрываемой скорбью и недоумением осмысливали происходящее, точнее уже произошедшее, тоесть - свершившееся… еще точнее – пытались осмысливать… что у них получалось с трудом… скорее они старались привыкнуть, вместить случившееся в, ставшую уже трагической, страницу своей биографии…
Униженно и виновато глядя на них снизу, среди обломков стола, стекла и уже бывших, т.е. смертельно израненных, истекающих чаем и кофе, чертежей и тетрадей,  сиротливо лежал и медленно шевелился Вися, робко выпутываясь из остатков финишной ленты победителя – шторин.
Он по-солдатски осматривался, оценивая произведенные им разрушения – руины, как-то хаотически укладывая это, в свои уже, РЕДКИЕ летописные каноны.
По-восточному деликатно, совершенно не пытаясь добить раненного гостя, его (как в военной песне) аккуратно извлекли из под обломков и (уже не как в этой-же песне – в последний путь) проводили к двери.… Там же у двери ему выразили соболезнование, из-за того, что достать среди руин спички уже не представлялось возможным, по крайней мере, в ближайшее время. И он, ушибленный и огорченный, отбыл ни с чем, по-видимому, вновь переживая за свое такое редкое дарование.
Я, особенно не завидуя оставшимся в живых, попытался  подселить к душманским их сердцам надежду, что таки она – надежда, должна бы умирать последней, а до этого, слава Богу, еще не дошло.
                06,02,2010

П.С. 2014,07,11
Разговаривал ноне с Вовчиком Богдановым, дружбаном своим и одноклассником одновременно и вот до того он запаренный на сегодняшний день, что сказывает такое:
Давеча жена его, Светлана чегой-то наказывает ему по утру, когда он трудом нелегким изнеможенный остатком добирался сна. А он в ответ ей, что мол:  «кровать надо бы в Волгоград сперва отправить, а уже потом лишь…. то что она и просит от него…»  - Во, до чего доработался Вовчик,  дружок мой… Он же и ночами и днями работает, привязано к полетам самолетным, а промеж того и отдохнуть надо бы, и во саду и огороде строительство еще ход контролю подвергать, да ладно бы контролю только, так же еще и снабжению и т.п.
Однако это что еще – …кровать в Волгоград собственную, говорю я ему в ответ… Вот, припоминаю Висю когда разбудили зачем-то средь ночи, то не о Волгограде и кроватях думы его простирались полусонные, а он (Вися) такое тогда выдал, брови вокруг глаз своих серьезных хмуря:       
 «…. Выводи коней, - сказал он деловито, хотя и спросонок, - будем взрывать….» Вот, что может колыхать в голове студенческой таковые мысли? Не знаете? Так вот и я не знаю, а дело между тем серьёзное….

По совершенно непроверенной информации совершенно точно установлено, что Вися наш совершенно удачно и наилучшим образом в последствии женился. В жены ему досталась завиднейшая из невест завиднейших же своих собственных родителей, до того это было уместно в те далекие и труднейшие для страны и населения её, годы. А досталась она ему, так же по традиционному его и редкому его-же дарованию – она нашла (толи обнаружила) его мирно валяющимся (после видимо очередного и традиционного везения) в какой-то не то яме, не то траншее или канаве. А то и не валяющимся даже, но лишь в робости своих попыток скромных при желании добраться из глубины глубин да на поверхности.
Будучи наделенной лучших человеческих качеств, она естественно, помогла даровитому ему выйти из так традиционного для него положения, т.е. протянула ему руку помощи, дружбы... Ну, а уж он эту руку видимо не выронил, а по достоинству лишь оценил, пожал, отблагодарил, и предложил видимо в ответ свою..., однако вместе с сердцем даже.
И конечно же хорошо бы было узнать как там оно у них сложилось далее. Конечно же хочется написать, что народилось у них множество детишек даровитых да способных и не менее конечно же талантливых... Ну, да не могу пока такового сделать, ибо не располагаю таковыми данными. А ежели кто и располагает, то пусть уж непреминет поделиться этим содержимым с передовым народа населением и мною лично. С тем и остаюсь в надеждах, заранее премного благодарный, я.