Монолог материнского сердца

С самого начала лета её настораживало поведение младшего сына. Стал вдруг приезжать домой из города почти каждые выходные, а на ночь заводил машину и уезжал в соседнюю деревню. «Похоже, очередная зазноба появилась. Ну да пусть, мальчик вполне взрослый. Его отец в этом возрасте уже сына воспитывал», - успокаивала она себя, когда он возвращался домой поздно ночью или ранним-ранним утром. Беспокоило только, что уезжал-то в разные деревни. У него что ли, сразу две зазнобы?!

А последний месяц стал возвращаться уже к обеду. «Это что ж за девушка такая? Или у нее богатые родители, что собственность свою имеет, или…», - и вот тут ее беспокойное материнское сердце заставляло мозг рассматривать эту историю в самых неприглядных ракурсах, - «или уже далеко не девушка. Что еще она тогда имеет, кроме недвижимой собственности? Муж? Дети?». Она даже не выдержала однажды и спросила у него:
- Ты что, в примаки пошел что ли?
- Чего-чего ты сказала?!
- Я спрашиваю, ты в примы пошел? К кому это ты подселился там? – Повторила она с улыбкой, понимая, что это слово сыну, оказывается, еще не знакомо.
- Мам! Ну, какие примаки?! – Рассмеялся он.
- А ты думаешь, как это называется? – Не унималась она.
- Не приставай, мама. – И вышел из комнаты.
- Ну, я надеюсь, ты глупости то не делаешь? – крикнула она ему вдогонку.

А сегодня утром она только-только поднялась с кровати, и позавтракать не успела, а он уж тут как тут. Что-то такое, насторожившее ее, считала она с его лица. Драйв, что ли, замешанный на глубоком удивлении. Будто кто-то его только что застукал за неприличным делом, но удалось все-таки вывернуться, и он сам теперь очень удивлен: как это так все обошлось?!

 - А ты чего сегодня так рано?! Что ли муж неожиданно вернулся? – Хотела она спросить, но закончила фразу по-другому: «работы на день много наметил?», - воспитание, полученное с детства, не позволило так бестактно начать разговор.
- Да нет, - загадочно улыбнулся он. После паузы, пытаясь придать голосу некое безразличие, добавил, - ну, не совсем много, - и тра-ля-лякая какую-то веселую мелодию, пошел в ванную.

Она присматривалась к нему весь день и все больше убеждалась в правильности своих подозрений. А теперь, вот уже почти три часа ворочается в постели, и нет ни капельки сна, ни в одном глазу, и дико жалеет, что утром поддалась своей излишней тактичности.

Луна своим огромным круглым глазом уже загляделась в окно через ажур капрона, стекающего по окну густыми складками, покрывая мягким серебром стены и контуры немногочисленных предметов в небольшой спальне, и даже оттопыренную пыфкающую трубочку губ спокойно спящего мужа. А она никак не могла придумать план разговора со своим взрослым сыном. Никак не могла решить, о чем говорить и какими словами, но была абсолютно уверена, что говорить надо.

«Придется теперь искать повод, чтобы вывести его на разговор. Не спрашивать же в лоб: сына, а ты что, с замужней женщиной встречаешься? Даже догадываюсь, что он ответит: - «мам, ты опять забиваешь голову ерундой всякой?», - ну и, может, добавит, чтобы успокоить меня: - «мы с ней изначально знаем, что нет никакой любви, а значит и никакой ответственности друг перед другом».

 Что-то эта его фраза, придуманная ею, совсем не успокоила ее. Она перекрутилась в кровати пару раз вокруг своей оси в поисках более удобной позы. Покрывало обкрутило ее теле плотным коконом и стало жарко. Пришлось опять менять позу, чтобы избавиться от этого кокона.

Сбоку зашевелился муж, приподняв голову, посмотрел на нее, что-то недовольно пробормотал и тут же захрапел. «Блин! Ни себе, ни людям спать не даю!», - проворчала она и закрыла глаза, начав считать цветочки в поле. Барашки с коровами всегда раздражали ее своим громким блеянием и муканьем, поэтому она, однажды, заменила их цветочками.

Через пару минут прерванные мысли как-то незаметно вернулись к ней: - «хм! Никакой ответственности. Если бы жизнь умела прощать, хоть какую-то, малейшую безответственность! Ты, просто, еще не усвоил этот закон, сынок.

Как это там звучит у Ричарда Баха? «Человек существо свободное и не обречен всю жизнь ходить по земле и подчиняться ее  законам». Может и так. Только вот я бы добавила: если ты освобождаешь себя от злобы, зависти, жестокости, безнравственности. И тогда про «веселую улыбку, порожденную этим чувством свободы», хорошо звучит, и, ну ее нафиг, какую-то «зрелую невозмутимость»! Я тоже думаю, кому она нужна?

А ты почему освобождаешь себя от любви, от ответственности за свою жизнь и жизнь рядом идущих? Это сейчас адреналин, весело и все такое. А когда её муж тебя вычислит, (а он обязательно вычислит), и набьет тебе морду? Да-да! И будет тысячу раз прав! Вот тогда я посмотрю, будут ли твои глаза гореть таким драйвом».

Она посмотрела на мужа. Его безобидный сначала храп уже перерос в хлюпанье, бульканье, прорывающееся сквозь выпяченные и, слабо сомкнутые, губы, - «блин, и так уснуть не могу, ты еще храпишь тут!», – слегка толкнула его в плечо и попросила перевернуться на другой бок. Он послушно сделал это и бульканье утихло до сопения.
 
Она, повернувшись спиной к мужу, закрыла глаза, но цветочков успела насчитать только с десяток: - «Ну да, это он сейчас думает, что они оба до конца понимают и контролируют ситуацию», - подумала она и мозг, словно взяв большую кисть, стал забрызгивать цветочную поляну черной краской, - «а вот муж возьмет и вышвырнет твою шалаву. И она останется одна, да еще с ребенком на руках, вот тогда она и объяснит тебе, что она думает по-поводу тебя и ваших отношений сейчас и думала изначально.

Потому что женская логика, это логика на день. Она меняется в зависимости от настроения, ситуации, и ты даже представить себе не можешь, от чего еще. Смешная фраза, но в ней есть своя правда, дорогой мой, сынуля.

А ты готов воспитывать чужого ребенка, да еще с нелюбимой женщиной? Так вот, тебе будут настойчиво объяснять эту твою обязанность. И уже никому неважно будет, что ты изначально не предполагал никакой ответственности. Даже мне и папе неважно будет».

Сердце больно заныло от жалости к сыну, от беспокойства за перекошенную судьбу. И дальше она уже, больше себя, чем его, убеждала в правильности этого решения, - «потому что ты влез в чужую семью и разрушил её. И не важно, что это случилось с согласия этой взрослой женщины. Для меня важнее намного, что за тобой наблюдают глаза ребенка, и что ты лично, как человек, как мужчина, закладываешь в эту детскую душу. Вот такой безответственности тебе жизнь никогда не простит.
 
Брррр!», - проборматала она, зажмурив глаза и поеживаясь, - «нет, ты нормальная или полная идиотка? Ну, елки-палки, я рассуждаю так, будто уверена, что история именно такая. Точно ненормальная. Все. Спать. Спать».
 
Часы показывали третий час ночи, - «ууууу! Уже через четыре часа надо собираться на работу. Всёёё. Спаааать. Ну, а с другой стороны, почему он так тщательно скрывает эту девушку? Полгода назад у него в городе была девушка, он тоже не знакомил нас с ней. Но хотя бы где-то появлялся с ней, и кто-то видел ее, и мы знали, как ее зовут. А сейчас – «глухо, как в танке».

Ну и что, пусть даже на самом деле все не совсем так, как мне видится. Все равно поговорю с ним именно об этом. Все же, что не говори, а он у нас склонен поддаваться разным соблазнам. Может оттого, что не умеет просчитывать ситуацию далеко вперед?!

Вот и нарисую. И еще раз напомню ему, что не соблюдение правил, развивает в человеке дурные привычки, а привычка – вторая натура. Значит, дурная привычка – дурной характер».

Она ухмыльнулась, вспомнив, как на днях, пытаясь успокоить расхулиганившуюся внучку, сказала ей:
- Сударыня, так вести себя опасно даже по правилам безопасности.
- А для меня не сусествует никаких пгхавил, я такая! - Прокартавила маленькая сюсюкалка, и дерзко вздернула подбородок. Глаза ее светились гордостью за себя.
Она была ошарашена этой фразой: - «Где малышка уже успела ухватить это?! Кто сумел вложить в ее душу такую заначку?»

- А ты кто? Почему позволяешь себе игнорировать правила? – Это уже сын попытался урезонить племянницу. «Значит, все-таки, помнит их разговоры про правила и привычки».
 
И опять мысли ее потекли тихим ручейком по цветочной поляне, отмывшейся от черной краски воспоминанием о внучке: - «не зря ведь в народе грех прелюбодеяния называют грязными словами. Это действительно грязно. Прикоснулся к грязи, осталось на тебе пятно. Метка, по которой потом судьба опознаёт тебя и больно бьёт. А бьёт обязательно и именно тогда, когда у тебя все хорошо. Когда ты считаешь, что уже отмылся, что уже чист.
 
И тогда мы отправляем стон в небеса: - «Господи, за что?». Ни за что, а потому что. Потому что не отмылся. Потому что туда, в небеса, мы отпускаем то, чем наполнена наша душа. А оттуда всегда возвращается то, что ты отпустил.
Этот закон действует не зависимо от того, веришь ты в него или нет. Поэтому просто живи, никому не делай зла, наполняй и свою душу, и души рядом идущих и встречных, и поперечных добром, теплом и любовью».
 
На цветочную поляну тихо опускались капельки росы и прикасаясь к листьям и травинкам превращались в буквы и стекали в журчащий ручеек строчками «каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку. Каждый выбирает по себе...».
Ну что в твоей душе – добро или зло, любовь или ненависть?