Осень

Можно было представить, какая в армии дождей подготовка. В летнюю же пору иногда хочется сдаться, но в алфавите нет такой буквы. Представляется алфавит неземной, или, хуже того, внеземной, где есть представители.  Директор – большой погодный кран. Летом он закрыт. Сейчас вентиль открутили, но все дело не в этом. Это лишь помысел. Все остальное делает армия.
Сейчас дождь заглох. Автомобили, считая себя хозяевами людей, получили передышку. Те думают наоборот, заполняя мозги грохотом желаний. Хочу это, хочу то.  Но раньше думали, что солнце вращается вокруг земли. Были и такие кудесники своей гордости, которые размещали себя в системе координат выше прочих предметов – в том числе, и космических. Инкапсулирование души – обычное дело. Дождь на границе фронтов думает иначе. Телефон в кармане рассуждает:
- Раб везет меня. Достань меня, раб.
Раб достает его.
- Играй.
Человек ведет пальцем по стеклу смартфона.
- Сюда, раб.
Электронный хозяин человека, наслаждаемый процессом, слышит и своих соседей, все они общаются через собственные каналы. Солнца в этом мире нет. Конечно, некая смена фаз и имеется по прейскуранту, но нельзя отвлекаться от самосозерцания. Телефонам весело. Осень усиливается. Но сегодня облака немного разошлись. Немного солнца. Солнце опадает вниз, проникает через окно и плещется на дне кофейной кружки. Человек хочет. Вещи рвутся в его душу, хотя все вещи и заняты богозрением, где центр – они сами. Но это невозможно увидеть. Если бесы и не существуют, они придуманы не зря.
Телефоны двух оснащенных пыльной тщетой писак шлют друг другу приветы.
- Я наслаждаем, - говорит один.
- Я еще более наслаждаем, - отвечает другой.
Им кажется, что жизнь есть смесь нулей и инферно. Каждый новый сеанс, когда палец самозабвенно тычит по стеклу, вызывает вибрации. Возбуждение. Резонанс.
- Есть презренные фигуры, - говорит телефон 1.
- Это телефон критика. У него кнопки.
Они смеются над бытием кнопок.
Облака начинают светиться. Солнце проголодалось. Все люди – его корм. Всё живое развивается только для того, чтобы попасть в рот солнцу. Предметы не стоят в том ряду. Они – лишь переработанная руда. Назад, в природу, вернуться не просто. Нужны века, чтобы мусор закоксовался и вновь стал первичной массой.
Осенняя армия вроде бы в режиме лагеря. Но тут часовые замечают поползновения солнца.
- Тревога.
Солдаты бегут к оружейным шкафам и хватают винтовки. Заводятся двигатели. Рычат танки. Солнце!
Тучи сгущаются, и вскоре солнца нет.
Теоретический мастер своего слова садится за клавиатуру. Его ;ber-Ich подает сигнал во внутреннюю сеть:
Я!
- О, круто, - отвечает теоретический мастер, - чувствую. Ощущаю. Тащусь. Я!
Начинается я-игра. Процесс сопровождается странным жужжанием. На выходе – усиление смысла и роение – сотоварищи и прочие сопутствующие пассажиры, призванные понимать творения Я, собираются, словно мухи, которые относятся к типам «поселковые» и «факультативно-поселковые».
Писатель в этом плане напоминает муху-отца, Rhagoletis cerasi.
В момент максимального подъема чувств телефон в его кармане посылает сигналы прочим товарищам.
- Вы знаете, когда конец света? – спрашивает он.
- Это зависит от марки.
- У меня – три года гарантии, а потом, говорят, пять лет и все, - замечает один смартфон.
- А я уже работаю десять лет, - говорит старый кнопочный телефон.
- Зато ты – лох. Хоть и живешь долго.
- Лучше быть лохом и жить долго.
- Нет. Лучше блестеть.
- В мои годы полифония была роскошью.
- Это ж как ты устарел. А кто твой раб?
- Большой человек.
- По размерам все рабы – большие.
- Не скажите. У меня – маленький раб.
- А у меня раб – кот.
- У кота не может быть телефона. У него нет кармана.
- И правильно. Нет кармана. Я его сажаю на себя. Во время зарядки я так нагреваюсь, что рабу тепло, и он на мне греется.
- Может, кот маленький?
- Большой.
- Значит, ты не телефон, а планшет.
- Я телефон.
Теоретический мастер слова в тот момент, будучи окруженным, струение счастья ощущал  виде ассоциативных конвульсий.
- Вот это ты мастак! – говорили ему люди.
А слышаться могло и так, и эдак:
ЖЖЖЖ
Зььььь
Жь-зь-Жь-Зь
У мух настоящих, не модулируемых, тоже есть язык. Они очень любят человека. Они любят на нем сидеть. А вот осень наступила, популярная фраза – «осень наступила, высохли цветы» еще до конца не реализована, так как существуют и осенние цветы, которые до поры до времени таятся, и лишь с первым хладом начинают цвести обильно. А вот каштаны стали темнеть, потом – немного краснеть, а потом – шуршать. Листья стали сухими и ежеватыми. Потом, начался ежепад, и все тротуары озарились ярким светом.
Армия осени засела надолго. Приехал генерал. Начался развод. Двигатели армейских автомобилей и танков были заглушены, чтобы слышать его голос.
- Хорошо, - сказал генерал, - можно наслаждаться, ходить в увольнение, искать мадам. А ближе к зиме будем строить окопы. Будем воевать. Не пустим зиму. Пусть осень будет навек.
В тот момент, когда сентябрь еще не закончен, генерал уверен в своей непобедимости. Солнце же иногда проскакивает. Оно и впредь будет – ведь все живое идет ему на корм. И тут не важно – хоть осень, хоть зима. Хоть бы весна и лето. Все одно. Мы вращается вокруг него, хотя многие думают наоборот. Солнце – это я. Солнце – это лишь фон для я-царя, Супер-эго, ;;;.
В тот момент, когда дождь начинает вновь идти, миры продолжают свою работу – молчание, кипение, рождения, смерть, aliquid.  С этим надо идти в ногу и понимать естественность бытия.
Река обмелела. Мост напоминает голую руку. Машины тоже почему-то худые.
Что нового?
Вроде бы ничего.
Пора идти за сигаретами.