Здоровый поезд

***
Стихийный митинг начался в заводском туалете. В дыму и запахе хлорки  плавали желтые от неонового света, лица. Митинг начал слесарь - наладчик Генка Выхухолев, красный, расхристанный и негодующий. За глаза в цеху Генку называли Сетка, хотя полная кличка была Сетка х у ёв. Окрестил так его степенный бригадир наладчиков Глебыч, после того, как Генка попытался рассказать  всем известную историю про женщину и ее любовника с мясокомбината, который регулярно передавал ей через забор свертки с дефицитной мякотью. Но однажды за что-то обидевшись, любовник – мясник подарил зазнобе полную сетку аккуратно срезанных с бычьих туш членов. Развернув дома гостинец,  жена получила  членом по морде от мужа. Словом – старая избитая байка. Но Выхухолев рассказывал ее увлеченно, не замечая язвительных улыбок, причем рассказывал так, что бы всем было понятно – мясник – придумщик - это он и есть. В финале никто не засмеялся, только Глебыч, аккуратно доставая окурок «Примы» из наборного пластикового мундштука, сказал негромко:
- Эх ты… Сетка х у ёв.
Так и повелось – Сетка да Сетка.
И вот сейчас этот Сетка витийствовал в центре посетитителей туалета:
- Они там совсем, что ли, охерели? Один! Всего один выходной! И тот – к е б еням накрывается.
В голосе Сетки уже звучали плачущие ноты молящегося еврея, когда в кабинке ухнул водосмыв, и наружу выбрался крепкий коренастый Терентий из цехового профкома.  Невысокий, но очень широкий, в черной спецовке он походил на квадрат Малевича, к которому кто-то пририсовал еще один квадрат – поменьше и снабдил его рыжеватыми мелкими кудрями.
- Выхухолев, ты нашел место и время для митинга! Давай в цех! И все давайте. И так план горит.
С квадратным Терентием не спорили – по слухам, его прочили на место заводского профорга. Он и сам не якшался с работягами, а все больше льнул к Тане Карабановой – цеховому парторгу.
Поводом для митинга послужило объявление, приклеенное на шершавый темно-зеленый стенд из ДСП у входа в цех. С помощью трафарета там было набрано:

Товарищи работники цеха № 15!

В воскресение состоится организованный выезд на станцию Кука на поезде здоровья. При себе иметь спортинвентарь и продукты на день.

А чуть ниже крупными красными буквами значилось:

ЯВКА СТРОГО ОБЯЗАТЕЛЬНА!

Последние строчки особенно бесили Сетку.
- Нет, ну ты посмотри, что творят, а! Ну один выходной в этом месяце и дали, так они…
К стенду приблизился заточник по кличке Клещ. Весь серый – от кепки до присыпанных пеплом ботинок, он пожевал бескровными губами и сказал глухим голосом, но не Сетке, а вроде как самому себе и всем сразу:
- Да. Поезд. Здоровья. Здоровый поезд, – и пошел к себе в заточку.
Рабочие давно разошлись по местам, а Сетка все еще слонялся по участкам и пытался разжечь бунт. Но на него не обращали внимания.
В три часа в цехе мелькнула Таня Карабанова – полненькая, миловидная, похожая на чушечку из мультика «Кошкин дом». Вместе с этим стали стихать станки, наступила непривычная для цеха, и потому страшноватая тишина. Вскоре все мы сгуртовались на площадке между участком покраски и линией станков с ЧПУ. Когда все население цеха смолкло, Таня взобралась на услужливо подставленный Терентием корпус холодильного агрегата и начала поставленным голосом человека, привыкшего часто выступать с трибуны:
- Товарищи! Как известно, партия приняла постановление о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Выполняя решения Центрального комитета о повышении уровня физкультурной работы и организации здорового досуга трудящихся, завтра наш цех в полном составе отправляется на станцию Кука на «Поезде здоровья». Продукты, посуду иметь свои, чай и ведра организует профком – глянула она на Терентия. Тот солидно кивнул и аккуратно внес запись в блокнотик с коричневым клеенчатым переплетом.
- Отправление со станции Чита - вторая в десять часов. Сбор на вокзале возле касс. И помните – явка обязательна! Никаких отговорок быть не может. Возможно, будет присутствовать товарищ из горкома, – сделала она многозначительную паузу. Сетку взорвало изнутри.
- Не, ну как так – то Таня, а? Ну что за херня? А если я не могу, например?
- А те, кто не могут, – тем же тоном докладчика продолжила Карабанова, - могут не рассчитывать на премию или отпуск летом, а рассчитывать, например, на выговор. Что же касается Выхухолева и его компании, то для них явка обязательна вдвойне.
- Да я!!! – кликушествовал и бесновался Сетка, - три недели с новым центром колупался! Три!!! – причитал он уже почти по-бабьи,  - меня дети уже в лицо забыли! А что я им скажу? Папочка поехал на саночках кататься, атятя-утюую! Да?
Все молчали, пораженные всплеском сеткиных эмоций – так обычно на какое время смолкает толпа при виде эпилептика или буйного психа. Я представил себе Сетку в его обычной рабочей одежде, летящего с горы на санках, и невольно засмеялся в голос. Все обернулись на меня с немым укором.
- Кстати, - радостно продолжила Карабанова, - берем с собой жен, детей. Вылазка у нас семейная.
- Да мне и дома-то эти рожи надоели – моментально забыл Сетка об отцовских чувствах, - а еще на природу их с собой тащить!
- Все берем санки, лыжи, у кого что есть!
- А если нету? – сделал последнюю попытку отстоять свою независимость Сетка.
- А для тех, кто не способен детям купить саночки, а способен только купить себе портвейн, – продолжала безжалостная Карабанова, - завод выделит инвентарь. Вот, кстати ты, Выхухолев, а заодно – тут она с прицельной точностью назвала двух неотъемлемых Сеткиных собутыльников,- да так вот, вы поможете нашему уважаемому Василию Никифоровичу доставить лыжи к поезду.
Вокруг засмеялись. Я глянул на Сетку и испугался. Он смотрел на Карабанову уже не в гневе, а в каком-то немом сожалении, словно заранее жалел ее за то, что сейчас отвесит ей с разворота оплеуху. Усы его поднялись перпендикулярно губе и напоминали прокуренную зубную щетку. Ничуть не испугавшись, Таня спрыгнула с корпуса и уцокала в заводоуправление.
Спорторг завода Василий Никифрович, некогда заслуженный городошник, а теперь прихрамывающий инвалид, несмело придвинулся бочком к Сетке и робко сказал:
- Ну что, ребята, давайте тогда часиков в девять, у меня в тренерской, - и быстро-быстро затусовался в толпу.
Народ разошелся. На месте собрания остались только Сетка и его друзья – Украинец и Бобер. Они стояли недвижно, как обелиск павшим на полях сражений. И только потом Сетка проревел в заводское пространство непонятно кому:
- Да пошли вы наааааааааахуууууууууййй!!!!
Голос его летел, обрывался, терялся в шуме станков…

***

На нашем участке станков с ЧПУ мы обсуждали перспективы завтрашнего мероприятия.
- Ты как, поедешь? - спросил меня Саня Бояркин по кличке Львеныш – его прозвали за густую гриву длинных рыжеватых волос.
- А что, поеду! Давно не катался. Тем более отвезут – привезут. Чай там, и все дела. А ты?
- Ну, и я тогда поеду. Правда, со своей девчонкой в кино хотел сходить…
- Так ты ее с собой бери.
- Ага, сейчас. Я же ей сказал, что в институте учусь. Что интеллигентный, и все такое. А тут один Сетка чего стоит. Уж лучше без нее.
Из-за станков вынырнул Леха Злыгостев – Леший. Он, как всегда, был весел и подвижен.
- Ну что? Едете?
- Конечно.
- И я с вами. Так, а это… Брать – то будем что с собой?
- Да ну тебя Леший! Я покататься хочу нормально. Нафига еще бухло брать.
- Как без бухла – то? – искренне удивился Леший, замерзнем же!
- Так ты не стой, а на лыжах бегай
- Да ну, я что, пацан что ли? – возмутился восемнадцатилетний Леший.
Он жил с двоюродным братом, уйдя из дома, где каждый вечер куражился пьяный отец, но и сам уже начинал карьеру профессионального алкоголика. Но он был наш друг. Мы все в те годы были или врагами или друзьями.

***

На вокзале было гулко, суетно и светло. Диктор регулярно объявлял о прибытии и отправлении поездов, а так же просил не курить и соблюдать чистоту в помещениях. Заводчане, прибывая семьями, стихийно образовывали большой круг. В его центре, как Дед Мороз и Снегурочка значились Карабанова и Терентий. Терентий был опоясан никелированным баяном. Я и не знал, что он умет играть.
Судя по жестам и обрывкам фраз, Таня пыталась организовать конкурс частушек. Терентий приладил баян к животу и заиграл внезапно и громко, так, что даже менты, дежурившие на втором этаже, высунулись и посмотрели вниз. Таня пританцовывала, хлопала в ладоши, и вызывала стеснявшихся заводчан в центр. Но никто не шел. Внезапно из толпы выплеснуло Клеща. Не меняя выражения лица, буднично и ординарно, он просипел треснутым голосом:

- Валентине Терешковой
  За полет космический
  Подарил Хрущев Никита
  Хер автоматический, -

И даже сработал какое-то плясовое коленце.
Но Карабанова, улыбаясь и злясь, запихала Клеща в толпу. Баян поиграл еще немного и выключился.
Народ все прибывал. Теперь рабочие уже имели численный перевес над простыми пассажирами. В зале ожидания повисли крики:
- Коля! Ну-ка не лезь туда!
- Дима! Марш на место, я что сказала! Где шапка?
- Не куплю никаких беляшей! Ты что, в морг захотел?
А я смотрел на пассажиров дальнего следования, и начал тосковать по дороге. Я знал, что каждый из них сядет в свой вагон и будет наблюдать за окном смену пейзажей и ландшафтов.  Будет внезапно находить родственные души в купе,  выпивать и закусывать с ними в вагоне - ресторане, где солянка и пиво покачиваются в такт движению поезда,  говорить о сокровенном и главном, и тут же расставаться, что бы  не увидеться уже  никогда.  Вирус бродяжничества уже тогда гулял во мне среди лейкоцитов и эритроцитов.
- Что-то жарко стало, – заставил меня проснуться Львеныш – пойдем на улицу?
Сыпал мелкий снежок. Мы высматривали - не идет ли Леший, но тут подошел троллейбус, и из задних дверей на свет показалось что-то невообразимое. Снизу оно состояло из  ватных штанов и болтающихся крупнокалиберных валенок, а сверху напоминало частокол читинского острога из музея Декабристов. Внутри этого частокола из лыж кто-то отчаянно матерился.
По голосу мы узнали Сетку. Рядом, нагруженные лыжными  палками, как верные оруженосцы,  стояли Украинец и Бобер. Мы распахнули вокзальные двери, и троица торжественно явилась в зал ожидания. Сетка с треском сбросил с себя лыжи.
- Где эта манда? – пролаял он.
Карабанова стояла к нам спиной, но даже так было видно, что она услышала эту фразу. Карабанова стала вроде, как бы между прочим, двигаться к буфету, ускоряя шаг. Сетка продолжал бушевать.
- А этот шлеп-нога где? Лыжи выдал, сел в свою инвалидку и – фррррр нахер! Хоть бы часть довез!
К Сетке приблизился Терентий. Баяна при нем уже не было.
- Выхухолев, кончай выступать.
В ответ Сетка встал в позу римского патриция и воодушевленно сказал, указывая на лыжи, валявшиеся сейчас, как поверженные немецкие стяги перед Мавзолеем:
- Я эту хренотень больше не понесу!
- Все понесем. Не ори.
Сетка сразу успокоился, и  найдя взглядом Украинца  и Бобра, так же одними глазами отдал им распоряжение. Вся троица двинулась в полуподвальный тамбур перед автоматическими камерами хранения. Сетка бережно нес рюкзак, прижимая его к животу, и потому немного напоминал беременную алкоголичку.
Непонятно откуда внезапно возник Леший и, махнув нам, устремился за Сеткой и его свитой.
- Внимание! Пассажиров «Поезда здоровья» просят пройти на посадку с первого пути. Повторяю – пассажиров «Поезда здоровья» просят пройти на посадку с первого пути.
Заводчане зашевелились, пришли в движение, и, похватав за руки детей, потянулись к дверям. Из подвала выпрыгнули Сетка, Леший, Бобер и Украинец. Леший подскочил поздороваться. От него пахло портвейном.
- Это что, бля? – опять взревел Сетка, – опять мне, что ли, тащить?
Мы расхватали инвентарь и побежали к своим.

***

Народ грузился в вагоны с обычной суетливой нервозностью, которая всегда присутствует при посадке. Все незаметно толкались, стараясь попасть в электричку первыми.
- Да. Поезд. Здоровый поезд, - сипел где-то рядом невидимый Клещ.
- С лыжами, с лыжами пропустите, - командовал заботливый Терентий.
Мы оказались в теплом, пахнувшим свежим деревом, новеньком вагоне. Лыжи сгрудили в тамбуре. Там же остался и Сетка с друзьями. Они неодобрительно посматривали на Карабанову. Она в свою очередь, под защитой Терентия, пристально глядела на них. Наконец, посовещавшись, Сетка и компания покинули тамбур и уселись напротив нас.

***
Поезд шел по бесконечной  равнине в пойме Ингоды. Все вокруг было серым – солнце лишь обозначило свое присутствие за ватными тучами блеклым пятном, какое можно увидеть внутренним зрением, если, закрыв глаза,  надавить на них пальцем. Клещ дремал, роняя и вскидывая голову. Высокий худой сверловщик Вовка листал журнал «За Рулем». Вовка не пил и не курил, не одалживал денег и практически ни с кем не общался – он копил на «Жигули». В цеху его не любили. Глебыч вдумчиво читал «Здоровье». Девушки с автоматного участка затянули «Ой, цветет калина». Терентий, который опять разжился баяном, подстроился под их хор. Но пели недолго – всех одолели тепло и задумчивость.
Сетка  заметил, что Карабанова задремала, привалившись к квадратному плечу Терентия, сделал знак, и его близкие суетливо просочились в тамбур. Вскоре оттуда отпочковался Леший и подсел к нам.
- Ну что, по сто грамм хлопнете? – теперь кроме портвейна, от него празднично пахло пирожками.
- Да не, брат. Спасибо. Мы покататься ходим.
- Ну, смотрите. Потом поздно будет, - и Леший исчез, что бы опять материализоваться в тамбуре.
Потом отмякший Сетка залихватски играл в дурака, шлепая темными разбухшими картами по деревянной скамейке. Время от времени он отпускал веселые и едкие фразы, в которых фигурировали «свинья», «чушка» и «шестерка партийная». Было понятно, что он имеет в виду Карабанову.
Поезд зашипел, дернулся и встал. В окошко виднелся полустанок с серой бетонной будкой, на котором было написано «ДМБ-85» и «Ленка-защиканка».
Народ стал выдавливаться наружу. Мы с Львенком и Лешим выгружали лыжи и палки. Внизу споро работали Бобер с Украинцем. Карабанова прохаживалась вдоль вагонов, контролируя состояние подопечных.
- Тааак, - пропела она – Выхухолев пьяный. Значит, премии уже не будет! – и продефилировала дальше.
- Ты чо, овца маланская! - взревел Сетка и, выдернув из кучи-малы лыжную палку, хотел броситься за Татьяной.  Сетку заблокировали с трех сторон.
- Лыжи не забудьте, - не поворачиваясь, бросила Карабанова.
-Э!!!!! - тепловозно прогудел Сетка вслед веренице заводчан, потянувшейся в сторону от станции, - опять, что ли, мне тащить эту мутоту? На его крик никто не оглянулся. Инвентарь тащили мы.

***

На большой утоптанной поляне полыхал костер. Над ним уже, висели, покрываясь копотью, ведра, в которых шипел и оседал снег. Дети с визгом съезжали на санках со склона оврага. Высокие поджарые супруги Салобоевы, не обращая ни на кого внимания, натирали лыжи брусками мази, похожими на цветной пластилин. Сетки и компании не было. Мы с Львенышем скинули куртки и тоже стали натирать лыжи. У меня был огарок свечи, у Саньки – кусок хозяйственного мыла. Терентий аккуратно пристраивал баян на толстый сук. Маленький Клещ волочил огромную охапку хвороста. Карабанова примкнула к переминающейся с ноги на ногу группе женщин.
Мы нацепили лыжи, и пошли по лакированной, плотно убитой лыжне. Она поднималась, и вскоре мы смотрели на поляну сверху.
- …аем…олые…арты…, - надрывалась Карабанова, пытаясь прилечь к себе внимание, и я понял, что она хочет организовать «Веселые старты». Ее никто не слушал.
Лыжня стала изгибаться среди зарослей багульника, и завела нас в березняк. Тут было тихо и  торжественно, как в пустом актовом зале. Запыхавшийся Львеныш, не снимая лыж, присел на поваленный ствол и закурил.
- Ты чего, на лыжах курить собрался?
- А что? Загорятся они, что ли?
Мимо размашисто прошли Салобоевы. Они неодобрительно посмотрели на курящего Львеныша. Салобоевы были заядлыми физкультурниками, участвовали во всех мероприятиях и их портреты бессменно висели на стенде «Спортивная честь завода». Детей у Салобоевых не было.
Лыжня сделала крутой поворот, и мы выехали на укромную полянку. Тут тоже горел костер. Возле него крутился Сетка.
- О, халя-баля, физкультпривет! – заорал он нам. – Там Карабанова не едет за вами?
- Нет пока.
- О! За это надо ёбнуть. Леший, давай.
Леший исправно разливал по кружкам темно-коричневую жидкость. На шарфе у него повисли капустные нити из пирожка.
Потом мы долго шли по перелеску, и оказались на опушке. Выглянуло солнце, снег на кустах засветился синими, зелеными и красными точками. И тут же из запоздалой тучки просыпался снег.
- Ух ты! И снег, и солнце сразу, - восхитился Львеныш. Мы опять отдыхали на бревне, и пили кофе из красного пластмассового термоса. Где-то прогудел поезд. Стрекотали провода ЛЭП. На душе было легко.
Спуск был веселым – катились кубарем, поднимались, хохоча, и опять шлепались. Вернулись на поляну мокрые, но довольные.
На поляне одиноко присутствовала Карабанова. Да еще Клещ клевал носом у костра, играющего переливчатыми углями. Никто не заметил, когда он успел напиться. Карабанова была злая. Увидев нас, она обрадовалась.
- Так, ребята, пробегитесь быстренько, соберите всех, кого найдете – надо организовать эстафету  «Папа, мама и я – спортивная семья!».
- Татьяна Викторовна, - вскабанел Львеныш, который уже распаковывал рюкзак, - мы только что пять километров пробежали, есть хотим!
Карабанова помолчала, затем скинула свое драповое пальто с песцовым воротником на Клеща, и осталась в спортивном костюме – синем, с красными лампасами. Она выбрала из кучи подходяще лыжи и задвигалась в сторону лыжни.
В это время наверху показался Сетка. Даже отсюда было видно, что он здорово пьян. В расстегнутых штанах ярко светились голубые кальсоны. Шапка держалась на затылке под углом в девяносто градусов. Руки висели как лопасти отдыхающего вертолета. Увидев восходящую Карабанову, он выхватил у какого-то пацаненка санки, и лихо оседлал их, засветившись ширинкой еще ярче.
- Карабаниха!  - прогремел над Забайкальем его хищный торжествующий рык, - попалась, свинья! Лови! И с этими словами он оттолкнулся валенками от снега.
Карабанова равнодушно отстранилась от несущегося на нее Выхухолева, как от половой тряпки уборщицы, и продолжила подъем. А Сетка, набрав скорость «Запорожца», вылетел на накатанную колею, не вписался в поворот и врезался в бетонный блок, невесть как и когда оказавшийся на поляне. Его выкинуло из санок и приложило лбом об бетон. Сетка откинулся назад и перестал двигаться. Мы кинулись к нему. Возле нас оказался Леший. Его пошатывало.
Сетка просто спал, пустив слюну, которая замерзала белыми комочками на воротнике курки.
- Давайте его к костру, - распоряжался пьяно-участливый Леший. Сетку положили на несколько лыж, как раненого партизана. Он не просыпался.
Из кустов с шумом выдрался Терентий. За него цеплялся Глебыч. Они орали, не слушая друг друга.
- Я тебе говорю, – басил Глебыч, свояк мой там прошлым летом брал и ленка и хариуса!
- Х у яриуса он брал, - кипятился квадратный Терентий, - нет там никаких хариусов, город же близко. А хариус,  он чистую воду любит.
- Я ж тебе говорю, дача-то выше Читы! Выше! Долбоеб!
Терентий окинул поляну взглядом и спросил нас:
- А Танька где?
- Ушла на лыжах.
- Да. На лыжах. Кататься. Здоровье. Здоровый поезд, - раздалось из-под карабановского пальто.
- А это кто? – испугался Терентий.
- Клещ.
- О, так мы накатим, - и он извлек из недр армейского тулупа бутылку. Водки в ней оставалось примерно треть. Терентий и Глебыч сделали по насосному глотку. Глебыч понюхал сосновую ветку. Терентий отправил в пасть порцию снега.
- Может, скажешь, что и таймени там есть? – продолжил он спор.
- Врать не буду, тайменя нет. А хариус – есть.
- Звездишь ты все! Я вот в том году  ездил  в верховья Читинки, так там…,  - их опять унесло в кусты.
Вернулась Карабанова. Судя по отпечаткам снега на костюме,  она спускалась на заднице. Стали подтягиваться и другие. Украинец и Бобер стояли у тела Сетки, как в почетном карауле. Сетка всхрапнул, повернулся на бок и что-то пробормотал во сне. Я отчетливо расслышал: «…свинья е б аная». Леший обитал вокруг нас со Львенышем, и делал вид, что он непричастен к Сетке.
- Выхухлоев, Украинцев, Бобров и …Злыгостев, – безошибочно определила Татя участников банкета, – завтра в местком. Клещевский тоже. А где Терентий?
Терентий в это время под вторую бутылку расправлялся в кустах с безответным Глебычем, доказывая, что хариуса возле Читы  все-таки нет. Наконец, он тоже явился к костру, стараясь держаться подальше от Карабановой.

***

Серело. Колонна заводчан скрипела снегом на пути к станции. Сетку несли на руках. Глебыча пару раз вырвало. Самым отдохнувшим выглядел выспавшийся Клещ. Он бодро шагал впереди колонны и довольно сипел:
- Да. Отдохнули. Полезно для здоровья. Здоровый поезд…
В электричке горели огни, и белое пространство лишь угадывалось за окнами. Сетка внезапно обоссался, и Терентий гадливо вынес его в тамбур. Вернувшись в вагон, он изменился в лице и выдохнул:
- Бля! Баян…
А баян в это время одиноко висел на дереве, на поляне, отражая никелем мутное пятно заката. Воскресенье кончалось. Завтра надо было на работу…