Механик

Флот силён традициями. Особенно традиции чтят русские моряки. Возможно, причиной тому относительная молодость Российского флота, рождённого стараниями Петра, и взращённого последующими флотоводцами, покрывшими Андреевский стяг неувядаемой славой. Три белых полоски на гюйсе (форменный воротник) означают победы русского оружия на море у Гангута, Чесмы и Синопа.

Как точно подметил российский бард Александр Розенбаум: «Торговый флот он тоже боевой». Моряки торгового флота тоже чтут морские традиции. Они несколько разнятся, по понятным причинам, с военно-морскими, ну да речь не о них, а о приметах и суевериях, которые у всех флотских одинаковы.

Некоторые из них сами собой исчезли, или трансформировались. Например, «высвистывание ветра». Чтобы вызвать ветер нужно было посвистеть. Вице-адмирал Николай Николаевич Коломейцов, в последующем участник Цусимского сражения, считал, что этого недостаточно. Помимо свиста, чтобы получить ветер во время штиля, необходимо было написать на клочке бумаги имена десяти лысых человек, бросить бумажку за борт, и поскрести ногтями мачту. После этой процедуры попутный ветер был гарантирован. Высвистывание ветра отпало вместе с парусами, но свистеть в море без нужды всё равно нельзя, вера в то, что свист может вызвать ветер, а вместе с ним и шторм, крепко засела в сознании моряков.

И среди современников встречаются оригиналы сродни вице-адмиралу. Помимо традиционных суеверий они придумывают множество своих собственных примет, проверенных, и абсолютно «надёжных».

Работал и на нашем лесовозе такой человек – Белоусов Фёдор Сергеевич, исполнявший обязанности второго механика. Усов он, правда, не носил, бороды тоже, а вот блондином, коих много ещё встречается на Русском Севере, был. Потомственный архангелогородец, помор. Дед его ещё на поморских кочах на промысел и путину хаживал. В своё время Белоусов окончил мореходное училище имени Воронина в Архангельске, устроился на работу в пароходство, на суда загранплавания, и вот уж двадцать лет тянет моряцкую лямку.
 
За должностями Фёдор Сергеевич не гонялся, в старшие механики не стремился. Всегда спокойный, покладистый, немногословный, со своеобразным чувством юмора, он органично вписывался в любой коллектив. Словом, хороший мужик, если бы не одно «но».

С некоторых пор, по известной только ему причине, он перед выходом в море переодевался в свежевыстиранную робу и… не снимал её до окончания рейса. Он неизменно ходил в ней, сменившись с вахты, приходил в ней на завтрак, обед, полдник и ужин в кают-компанию, чем вызывал неудовольствие капитана и буфетчицы. Поговаривали, даже спал в робе.

- Как вы не понимаете?! – округлял он и без того круглые светло-серые глаза, в очередной раз сталкиваясь с дремучим непониманием своего поведения, - я же не по глупой прихоти так хожу! Я для всех стараюсь. Вот не сниму спецовку в море, и рейс пройдёт без проблем. Проверено, зуб даю, - обнажал он частокол крупных белых зубов, и напоминая в этот момент одного из людоедов Папуа-Новая Гвинея.

Капитан, в конце концов, смирился со странностями своего механика, тем более, что специалистом тот был толковым, да и кроме этого пунктика, придраться к нему было не из-за чего. А вот недавно пришедшая на лесовоз буфетчица, всегда одетая на работе так, словно обслуживала за столом титулованных особ, сочла такое вопиющее нарушение этикета личным оскорблением, и всячески демонстрировала своё неудовольствие, то снизойдёт до "чмошника" в последнюю очередь, то чай принесёт остывший, то порцию подаст, на треть меньше положенной.

Фёдор Сергеевич, казалось, не замечал такой явной к своей персоне дискриминации, но серьёзно относясь к еде, не считал лишним напомнить буфетчице:

- Лена! Мяса можно побольше, не страшно!

Та только фыркала в ответ, продолжая третировать механика.
      
Только раз Белоусов позволил себе вслух выказать своё неудовольствие.
 
На День работников морского и речного флота повар испёк праздничный пирог, и Фёдору Сергеевичу достался, что не удивительно, самый маленький кусок.
 
- Эх, Лена! Не накормила, так хоть бы показала на столе колено! – грустно продекламировал он, вызвав улыбки у офицеров, и введя в краску девушку.

Тут надо уточнить, что на стоянке Белоусов принимал душ, и в увольнение ходил в цивильном. Лесовоз был небольшим, ограниченного района плавания, так что рейсы между портами были короткими, и кроме запаха машинного масла других ароматов механик не распространял.

Со временем экипаж настолько привык к этой его странности, что не обращал на неё внимание. На судне даже стала ходить присказка: «Сергеич в робе на посту – беды не будет на борту!».

В один из рейсов лесовоз попал в сильный шторм в Северном море, недалеко от побережья Шотландии. Палубный груз сместился, придав судну опасный крен. Команда, как могла, закрепила караван. Капитан принял решение ложиться курсом на ближайший порт.
 
- Думаете, дотянем до Левена? – старпом, пытаясь за видимым спокойствием скрыть тревогу, покосился в иллюминатор на завалившийся правый борт.

- Ну а чё, - меланхолично процедил капитан, - Сергеич ведь робу не снимал, значит дойдём!