Мамалыга

Убей бог, не помню, что было до этого. Но раз уж мы оказались в квартире Кантемира, в ночь накануне Рождества, то значит, что-то было, и – весьма. А вот где именно и сколько там было выпито – уже не узнать никогда. Словом, от январской ночи мы спаслись в его квартире.
Выпить – было. Иначе что б мы там делали? Причем выпить было столько, что закуска скоропостижно скончалась. Но за окном лютовала ночь, и приносить в жертву ей организмы, уже разомлевшие до братских (подчеркиваю – братских) объятий, никак не перло.
Кантемир открыл холодильник с видом секретаря горкома партии, отпирающего сейф с документами, и взглядом хирурга стал осматривать его внутренности.
- Есть мясо, – объявил он и добавил с хрестоматийной кинематографической интонацией, – дичь! Может, манжу заделаем?
Кантемир умеет готовить манжу. Это крепко вываренный мясной бульон со специями и приправленный мукой для густоты. Такой обжигающий супчик надо обязательно есть под водочку, макая в него куски белого хлеба.
- Манжу! Манжу! – орал я, как хоккейный болельщик на стадионе.
Кантемир полез в шкафчик с приправами и достал пакет с чем-то желтым и сыпучим.
- А у нас тут еще и кукурузная крупа есть. Надо же, - чуть не прослезился он, увидев дробленые плоды, напомнившие ему о молдавском детстве, – а давай мамалыгу захерачим? А?
О мамалыге я только читал, и потому согласился. Кто ж знал, что готовиться она не из крупы, а из муки, и требует массы кулинарных премудростей. Мамалыга по-кантемировски готовилась так: на сковородку он насыпал крупу, кинул туда же уцелевшие кусочки мяса, залил водой, добавил растительного масла и поставил на плиту.
Крупа долго не хотела развариваться, требовала все больше и больше воды, и, наконец, реально нас достала.
- Хер с ним. Что выросло, то выросло, – авторитетно заявил Кантемир, и торжественно перенес сковороду на стол…
Крупа скрипела на зубах и с трудом проталкивалась во внутрь. Но жрать все равно хотелось, и мы сожрали ее всю.
Ночью я блевал – и правильно делал. Мамалыга по-кантемировски ушла из моего тела в канализационную сеть и утром мне было легче. А вот Кантемиру…
- АААААЭЭЭЭЭЭЭЭ!!!! УУУУУЕЕЕЕЕЭЭЭЭЭЭ!!!!!! – орал он из туалета голосом разъяренного ЗИЛ-130. Кантемир пытался выдавить все съеденное и переваренное в отверстие, противоположное тому, которым ел. Он бесновался в замкнутом сортирном пространстве, как медведь, который по весне вышибает из кишечника пробку, образовавшуюся во время зимней спячки, и матерился на всех романских наречиях.
Но всему приходит конец. Кантемир вышел из сортира благостный и просветленный. Наступило рождественское утро…