Мой любимый поросёнок

Фантастический, юмористический, приключенческий роман о большой и настоящей любви со счастливым концом!

Ирина,
этот роман родился
из нашей с тобой общей шутки.
Но написан он только потому,
что ты всё время поддерживала
меня при его создании!
И за это,
от лица всего прогрессивного человечества,
я выражаю тебе огромную благодарность!
Вл. Б.


Глава первая
ВСТРЕЧА ПОД ДОЖДЁМ

Был поздний июльский вечер, накрапывал приятный дождик, а настроения у неё всё равно не было никакого, потому что этот день, как и вся неделя, прошёл в тягомотной нервной суете, фильм оказался дурацким, да ещё после сеанса к ней пытался подкатить какой–то самоуверенный хлыщ, и она его, само собой, отшила.
А он – кто бы сомневался!.. – пробормотал ей в ответ слово то ли на букву «с», то ли на букву «б», и она изо всех сил постаралась его не расслышать, но это ей не помогло, потому она сама много–много раз сказала себе слово на букву «д».
– Дура я, дура! Дура!.. – сказала она себе. – Живу как дура, веду себя, как дура, и сдохну, как дура, в полном одиночестве, от хронической бессонницы и недостатка обыкновенного человеческого счастья!
На самом деле, вместо «счастья» она хотела сказать «секса», но в последний момент успела заменить одно слово другим.
Она была хорошо воспитанная девочка, и, несмотря на то, что уже давно стала взрослой женщиной, всё еще стеснялась называть некоторые вещи их собственными именами.
Ей было слегка за тридцать.
У неё была великолепная фигура, милое лицо с голубыми глазами и слегка вздёрнутым носиком, кожа без единой морщинки, прекрасный вкус и чувство стиля, выдающиеся кулинарные способности, стремление к большой и чистой любви, и целая куча комплексов, которые мучили её всю жизнь, прямо с самого раннего детства.
В то же время, в хорошем настроении, она прямо–таки парила над окружающей реальностью, распространяя вокруг себя волну дурманящей женственности и манкости (от слова «манить»), на которую, как мухи, слетались мужчины разного возраста, интеллекта, культурного уровня и воспитанности, но она, за очень–очень редким исключением, ставила между ними и собой незримый барьер, который мало кто мог преодолеть.
В том числе и она сама.
Ну а когда эти самые исключения всё–таки происходили, они почему–то длились не целую вечность, как ей мечталось, а гораздо, гораздо меньше…
Она грустно вздохнула, поднимая лицо к тёплому дождю, который уже не накрапывал, а ровно моросил, с каждой минутой усиливаясь и обещая в любой момент превратиться в настоящий ливень.
Ей захотелось сбросить одежду и попрыгать под дождём в чём мама родила, (ах, как мама гоняла её за это в детстве!..), но здесь было не то место.
И время было тоже не то.

Её одежда, однако, быстро намокала, вызывая нарастающее чувство раздражения.
Она ускорила шаг, прыгая по тротуару в своих босоножках, так, что её мини–юбка–колокол стала развеваться, ритмично приоткрывая любому случайному взгляду нежные складки в тех местах, где её очаровательные округлости… чуть ниже краешков изящных трусиков… что было прелестно само по себе… переходили в идеально выточенные бёдра.
– Классная попка! – одобрительно крикнул ей подросток лет пятнадцати, быстро обгоняя её и уносясь вдаль по каким–то своим делам.
– Хулиган! – крикнула она ему в спину, невольно обратив внимание на его мускулистую фигуру и ладный уверенный бег.
Подросток только засмеялся в ответ.
Интересно, каким видом спорта он занимается?
Легкой атлетикой?
Футболом?
Прыжками в высоту?
Или всем сразу?..
Девчонки, наверное, от него без ума!..
– А ножки – вообще отпад! – крикнул подросток, оборачиваясь на бегу.
И опять засмеялся, но вовсе не оскорбительно, а радостно.
Очень как–то по–мужски рассмеялся, озорник эдакий!..
И скрылся из глаз, завернув за угол длинного здания с полуколоннами, мимо которого пролегал её путь домой.
Неожиданно ей стало немножко легче.
Она вдруг остановилась, на короткую минутку, и, глядя на тот самый угол, за которым скрылся юный нахал, подумала… нет, скорее почувствовала… совершенно определённо... что между ним и собой она бы не поставила барьер.
Да, не поставила бы!..
С этим озорником она бы точно нашла общий язык!
И они были бы очень счастливы вдвоём!..
Предаваясь своему счастью каждую свободную минутку!..
Если бы, конечно, она была его сверстницей.
Или он – её.
Но – увы.
Увы!..
Между ними такая разница в возрасте, что никакое совместное счастье им не светит абсолютно.
Впрочем, дело ведь даже не в самой этой разнице, а в том, что она – не в ту сторону.
Вот кабы он был не младше, а старше её, неважно, на сколько лет, и был бы такой же спортивный и ладный, и умел так же шутить, пикантно, но не оскорбительно – она бы не стояла тут как дура! («Дура!.. Дура!..» – повторила она опять).
Она бы бросилась за ним вдогонку, и, может быть, даже догнала бы!..
Правда, неизвестно, что из этого получилось бы, но попытаться всё равно стоило.
Бы!..
Её настроение опять резко упало.
Дождь пошёл ещё сильнее, пытаясь, видимо, приободрить её, но это ему не удалось.
Она хлюпнула носом.
– Что, хреново тебе? – спросил кто–то сочувственно тонким, слегка скрипучим голоском, похожим на голос Карлсона в озвучке Василия Ливанова из старого советского мультфильма.
Она опешила и завертела головой.
– Что?.. Кто это?.. Как это?! – забормотала она испуганно и сердито.
Но рядом никого не было.
Нахальный подросток убежал, а всех прохожих, видимо, разогнал дождь.
– Не туда смотришь! – ворчливо и недовольно произнёс тот же самый голосок. – Смотри вниз! Я тут, на тротуаре.
Она опустила голову, шаря глазами в направлении голоска, который и в самом деле шёл откуда–то снизу.
И увидела маленького мокрого поросёнка, сидящего между полуколоннами как–то по–собачьи.
«Похож на мини-пига!..» – машинально подумала она, невольно улыбаясь поросёнку, потому что он был очень миленький. 
– Хрю–хрю! – сказал ей поросёнок довольно ехидно, но не так, как на самом деле хрюкают поросята, а так, как изображают хрюканье дети в каких–то своих играх.
И не только дети.
– Чего?.. – растерянно спросила она.
– Ничего! – сердито ответил ей поросёнок. – Это я просто так хрюкнул, чтобы у тебя шока не было, от неожиданности.
– Ты разговариваешь?.. – пробормотала она машинально, не зная, что и думать. – Сбежал из цирка?..
– Ниоткуда я не сбежал! – ответил ей поросёнок уже раздражённо. – Ты что, видела в цирке говорящих поросят?..
– Нет, не видела…
– Ну и вот! – отрезал поросёнок.
И пояснил:
– Я на самом деле человек. Мужчина. Меня заколдовали.
– Кто… Заколдовал?.. – спросила она в полной растерянности.
– Злая ведьма, естественно!
– Почему?..
– А вот это у неё надо спросить. Хотя я догадываюсь, почему!..
Поросёнок замолчал, быстро моргая на неё маленькими глазками.
Она тоже замолчала, хлопая глазами ему в ответ.
– Ладно, ближе к делу! – заявил поросёнок. – Ты, как я вижу, одна живешь!..
– Как это ты видишь?.. – спросила она уязвлённо.
– Так это. Собственными глазами! Да и опыт… кой–какой… подсказывает!..
Она шмыгнула носом, не зная, как реагировать на это заявление. Тем более, оно полностью соответствовало действительности.
– Так что, ты, это… – продолжал поросёнок уже с некоторым смущением. – Ты возьми меня домой!..
– Домой?.. –
– Да.
– Куда домой?
– К тебе, конечно! – опять рассердился поросёнок. – В свой–то дом я попасть не могу! Ключи потерял! Да хоть бы и не потерял, как бы я с ними управился?!..
Поросенок поднял свою правую ножку, показывая ей копытце.
– А на улице мне опасно находиться в таком виде. – продолжал он. – Тут машины ездят. Люди ходят. Разные… Собаки бегают! Ну, понимаешь?..
Поросенок переступил своими ножками нетерпеливо.
– Ведьм же не бывает… – пробормотала она ему невпопад.
Поросёнок насмешливо хрюкнул, на этот раз совершенно по–поросячьи.
– Не бывает! Ха!.. Еще как бывает! – воскликнул он сердито. – И некоторые, как видишь, умеют колдовать!
Маленький говорящий поросёнок с сердитым выражением рыльца выглядел так забавно, что она невольно рассмеялась.
– И нечего тут смеяться! – закричал поросёнок. – Когда людей превращают в свиней, это не смешно! Вот посмотрел бы я на тебя, если бы ты сама стала!..
Поросёнок поперхнулся и закашлялся.
Она быстро присела перед ним на корточки и успокоительно похлопала его по спинке.
– Не обижайся, пожалуйста! – сказала она. – Я же не специально… Ой, ты весь мокрый! Ты же можешь простудиться! Подожди секундочку…
Она быстро открыла свою сумочку, вытащила из упаковки салфетку и принялась вытирать поросенку спинку.
– Сейчас мы тебя вытрем, будешь ты сухой–сухой, и будет тебе хорошо–хорошо… – принялась приговаривать она при этом, вдруг ясно вспомнив, как ухаживала когда–то за своим маленьким племянником.
Как жаль, что он так быстро вырос!..
– Сюсюкать со мной тоже не надо. – пробурчал поросёнок, жмурясь при этом с откровенным удовольствием. – Я тебе не младенец! Я взрослый мужчина!
– В самом расцвете сил, да? – подхватила она.
– В полном! – заявил поросёнок. – Мне тридцать три, между прочим. Возраст сама знаешь, кого!..
– А мне тридцать один. – вздохнула она. – Так, эта салфетка уже совсем мокрая. Давай–ка я тебе еще ножки протру. И пузико!..
Поросёнок в ответ только шмыгнул носом. То есть попытался шмыгнуть, а получилось у него опять классическое поросячье хрюканье.
Она принялась протирать ему животик и ножки второй салфеткой, на этот раз сумев удержаться от очередной порции сюсюканья.
Её настроение стало просто прекрасным. И только где–то в подсознании проскочила мысль, что со стороны всё происходящее выглядит довольно странно.
Хотя…
Ведь разговаривают же любящие хозяева со своими питомцами – кошечками, собачками, крысами, канарейками, хомячками! Да с теми же поросятами!..
И ничего, никто не считает это странным.
«Но ведь это – не питомец!» – напомнила она себе. – «Это – заколдованный мужчина!»
В этот момент она как раз протирала ему салфеткой задние ножки, и, глядя, как резво крутится его маленький хвостик, невольно хихикнула.
Взрослый мужчина!
В образе маленького голенького поросёнка!..
– Опять смеешься?.. – пробурчал поросёнок, на этот раз довольно миролюбиво. – Ладно, смейся, смейся… Я же понимаю, что выгляжу сейчас… Ну, не так, как обычно…
– Стоп! – сказала она. – Я тебя вытираю, а дождь всё равно идёт. Пошли скорее домой!
Захлопнув сумочку, она быстро подхватила поросёнка, крепко прижала к животу, и, сгорбившись, резво помчалась вперёд.
– Осторожно! – прокряхтел поросёнок. – Не урони меня! Прыгаешь, как…
– Как кто?
– Как коза! – заявил поросёнок.
И отчётливо хихикнул.
Она почему–то совершенно не обиделась.
– А ведь я и в самом деле играла роль козы! – сообщила она мелкому парнокопытному, прерывисто дыша на бегу.
– На детском утреннике, поди? Когда в садик ходила?
– Нет. Совсем недавно, в прошлом году. Мы поставили в нашей компании для деток сотрудников целый новогодний спектакль.
– «Волк и семеро козлят», что ли?
– Ну, да. В вольном переложении… В этом году опять, наверное, его повторим. Или что-нибудь новенькое придумаем…
– Ты такая активная общественница?
– Ага. Типа того...
– Понятно… – пробормотал поросёнок.
И замолчал.
И опять по его интонации она почувствовала, что ему и в самом деле очень многое про неё понятно.
Но как это у него получается, вот так её понимать?.. С первого взгляда? И слова?..
И давать ей самой понять, что он много чего понимает?..
– А куда мы, вообще–то, скачем?.. – спросил вдруг поросёнок с подозрением.
– К «Белому парусу».
– У тебя что, там квартира?
– Ну да.
– Ни фига себе! А где ж ты тогда работаешь?..
– Ну, где… Наша компания его строила.
– В смысле, «Белый парус» строила?
– Ну да.
– То есть ты в «Новом береге» работаешь?..
– Ну да. – повторила она в третий раз.
– Что ты всё одно и то же повторяешь! – буркнул поросёнок. – А где ты там работаешь?
– На ресепшене.
– А, ну да, ну да… – пробормотал поросёнок.
Она рассердилась.
– Я не знаю, что ты там подумал, – строго сказала она, – но эту квартиру компания подарила мне на день рождения, к тридцатилетию!
– Ага. – кротко и без интонации произнёс поросёнок.
– И при том я заранее сказала Геннадию Ивановичу, что замуж за него всё равно не выйду.
– Ага?! – выдал поросёнок на этот раз крайне удивлённо. – То есть это что, сам Алтунин предлагал тебе выйти за него замуж, а ты отказалась?..
– Ну, да…
– Дура! – уверенно заявил поросёнок. – Причем набитая.
Она вздохнула.
– Да я и сама знаю, что дура. И мама мне так же сказала. И сестра. И сотрудники… Но я просто не могла выйти за него.
– Почему?.. Разница в возрасте смутила?..
– И вовсе нет.
– Тогда что?..
– Ну, я точно знала, что он не был бы со мной счастлив так, как он того заслуживает.
– Ага!.. – буркнул поросёнок на этот раз с непонятной интонацией. – Но теперь–то он ведь очень счастлив, не так ли?..
– Да! – горячо воскликнула она. – Его Верочка – такая лапочка! Мы дружим.
Она улыбнулась, вспомнив лёгкий голосок молоденькой жены своего генерального директора. Верочка вся была, как свежий весенний ветерок, и на посторонний взгляд казалась наивной и глупенькой, но на самом деле это была очень умная девушка… то есть молодая женщина… и своего пожилого мужа она любила действительно очень искренно и самозабвенно.
Да, с тех пор, как в его жизни появилась Верочка, Геннадий Иванович прямо расцвёл.
Она снова вздохнула.
И вдруг резко остановилась, как будто споткнувшись о свою мысль.
– А откуда ты знаешь про Алтунина? – спросила она поросёнка. – И про то, что он теперь счастлив?..
– Оттуда. – грубовато ответил поросёнок.
И как бы нехотя пояснил:
– Моя фирма «Новому берегу» отделочный камень поставляет. Уже три месяца как. Ты давай, скачи, скачи! Дождь–то идёт.
Она послушно побежала дальше.
И вдруг ее озарила новая мысль, но на этот раз останавливаться она не стала.
– Ну да, совсем недавно у нас появился новый поставщик. – сказала она на бегу. – ООО «Разноцвет» называется. Странное название…
– Почему это странное? – обиженным тоном осведомился поросёнок.
– Но камень у него, наши ребята говорят, обалденный просто! – не обратив внимания на его слова, продолжала она. – Любой фактуры! И любого цвета.
– А говоришь – странное название. – ворчливо заметил поросёнок.
Она промолчала, задумавшись.
– Директор «Разноцвета», говорят, лично сам всю технологию разрабатывает, и никого к ней не допускает.
– Ну, естественно! Не фиг там делать посторонним!  – сказал поросёнок.
Она опять остановилась, наконец–то сообразив, что к чему.
– Так это ты и есть, что ли?!.. – спросила она, поднимая поросёнка к своему лицу и недоверчиво глядя ему прямо в мордочку.
– Да. Это я и есть. – кротко ответил он ей. – Владелец и директор ООО «Разноцвет» Максим Александрович Давыдов собственной персоной. Клянусь своим новеньким пятачком!
Она опять невольно рассмеялась.
– А вы молодец, Максим Александрович! – сказала она одобрительно. – Не падаете духом!
– Я вообще никогда им не падаю. – ответил он невозмутимо. И предупредил: – Поаккуратнее вертите меня в руках, дорогая Марина Викторовна! Мне бы не хотелось шмякнуться на тротуар с такой высоты!
– А–а… Э–э.. Откуда вы?.. – изумилась она. И, кивнув себе, сказала: – Ну, то есть, да!.. Но почему я не видела вас раньше?
– А потому, что я у вас в главном офисе никогда не был. Алтунин сам ко мне приезжал. 
– Геннадий Иванович? Сам?! – изумилась она, по–прежнему держа Максима Александровича на уровне своих глаз.
Тот ухитрился ехидно усмехнуться, забавно сморщив пятачок.
– Ну, почему бы ему и не приехать самому? Он мужик с пониманием… А мы что, теперь на «вы»?
– Ну, нет… – пробормотала она, опуская Максима и вновь очень бережно прижимая его к своему животу.
– Да, давненько уже девушки не прижимали меня к себе вот так… – заметил Максим на это голосом делано ироническим.
Марина невольно покраснела.
– Я, это… Я тебе там ничего не придавила?.. – пробормотала она.
– Нет. – коротко хрюкнул Максим в ответ.
Марина немножко подумала.
– А что значит – давненько? – осторожно спросила она.
– То и значит!.. – туманно ответил Максим.
Длинное здание с полуколоннами, одно занимавшее целый квартал, наконец–то кончилось. Тут же очень кстати загорелся зеленый сигнал светофора, и Марина быстро побежала через проезжую часть в толпе вдруг нахлынувших прохожих.
Никто из них не обращал внимание на поросёнка в её руках, и только маленькая девочка восхищённо вытаращила глазки и непроизвольно протянула к нему руку.
Максим забавно сморщил пятачок и сказал девочке:
– Хрю–хрю!
Девочка вытаращила глаза ещё сильнее и крикнула:
– Мама! Вон у той тёти поросёночек! Он сказал мне «хрю–хрю!»
Мама в ответ даже не обернулась. Она молча потянула дочь за руку, и они обе растворились в толпе.
Дождь всё увереннее становился ливнем, но уже совсем близко сквозь его пелену сиял «Белый парус». 
Обычно тут Марина замедляла шаг или вовсе останавливалась, чтоб уже в который раз полюбоваться тремя великолепными белоснежными зданиями разной высоты, плавно переходящими одно в другое. Все вместе они и в самом деле казались ей большим парусом, под которым город–корабль стремился куда–то вдаль, вдаль…
Но в этот раз, конечно, любоваться этой красотой было некогда.
– Ты в каком доме живешь? – спросил Максим, глядя на «Белый парус» маленькими блестящими глазками.
– В среднем. Но зато на самом верхнем этаже!
– Не страшно?
– Нет. Я никогда не боялась высоты.
– А я боюсь...
Марина улыбнулась ему на бегу.
– В квартире ведь совершенно безопасно. – сказала она. – К тому же из окна открывается потрясающий вид.
– Ну, ещё бы!..
– А стекла в окне, кстати, непробиваемые, и само окно сделано так, что открыть его нельзя. Двадцать восьмой этаж!
– А, ну да, ну да… – пробормотал Максим.


Глава вторая
НА ВЫСОТЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Войдя в квартиру, Марина осторожно опустила Максима на пол, зажгла настенное бра и закрыла дверь.
Максим процокал на своих копытцах немного вперёд, и замер на месте, озираясь вокруг так внимательно, что даже его закрученный хвостик на время распрямился.
– Да, чего–то такого следовало ожидать!.. – многозначительно пробормотал он сам себе.
– Чего – такого?.. – смущённо осведомилась Марина.
– А вот такого. Что я вижу здесь у тебя!
– Ну, я просто люблю простор, потому и выбрала квартиру–студию. – пояснила Марина. – А из вещей у меня тут есть всё, что мне нужно.
Макс, задрав голову, посмотрел на Марину задумчиво.
И, отвернувшись, опустил свой пятачок очень близко к полу, шумно его понюхал, а потом ещё и лизнул.
Вновь подняв голову, он подумал буквально мгновение и легко произнёс какое–то очень длинное и совершенно не выговариваемое слово.
– Что?.. – удивилась Марина. – Что ты сказал?.. Какое–то заклинание? У ведьмы своей научился?..
– Это не заклинание. – спокойно ответил Макс. – Я назвал химическую формулу этого пластика.
– Как – формулу?! – изумилась Марина. – Как это можно вот так?! Лизнул – и определил?!
– Лизнул я для полной уверенности. – спокойно заявил Максим. – Обычно мне достаточно подержать любое вещество в руках, чтобы определить, что это такое. Но сейчас рук у меня нет, а копыта не такие чувствительные, как руки. Сама понимаешь…
– А, ну, если… Копыта, ну да…
– Цвет морской волны – это твой любимый цвет? 
– Да. 
– Мы как будто в большом аквариуме…
– Это – не аквариум. Это – море! Или даже океан. – обиженно возразила Марина.
– Ну, похоже, похоже... – снисходительно заявил Максим. – Не зря ж тебя так назвали!
– Это мне папа такое имя дал. Мама хотела назвать меня Полиной.
– Твой папа был прав. Совершенно прав!
И в самом деле, в квартире Марины разные цвета и оттенки морской волны царствовали очень гармонично.
Пол из полупрозрачного, слегка пружинящего шершавого пластика, был цвета тёмной морской волны, стены постепенно светлели к потолку, а сам потолок сиял небесной лазурью.
Никаких ковров и половичков на полу не было.
В своём объёме квартира казалась просто огромной – может быть, и потому, что мебели в ней было очень мало. И мебель эта была исполнена, как точно подметил Максим, в минималистском духе. Кровать, угловой диван, пара кресел, шкаф для одежды, письменный стол с компьютером, большой телевизор на стене, музыкальный центр под телевизором – ну, пожалуй, и всё.
Хорошо оборудованная кухня скрывалась за сплошной перегородкой с раздвижными дверями, из толстого, удивительно прозрачного стекла, а в дальнем углу виднелись ещё две двери, совершенно понятного назначения.
– По идее, у тебя тут должен быть и настоящий аквариум. – сказал Максим, и посмотрел на Марину вопросительно.
– Аквариум у меня был. – смущённо кивнула Марина. – Очень большой, с подсветкой. У меня там плавали очень красивые рыбки.
– Плавали?.. А куда они потом делись?..
– Ну, они почему–то начали расти…
– Что они начали?!..
– Расти. – вздохнула Марина. – Они начали расти и превратились в здоровенных рыбищ. Я уже даже не знала, чем их кормить. И ещё мне стало казаться, что им у меня в аквариуме очень скучно…
– Скучно?!.. 
Марина опять вздохнула.
– Да. – кротко кивнула она. – Скучно.
– И как же ты их развеселила?..
– Я увезла их в деревню, где живут мои родители, и выпустила в озеро. У нас там огромное озеро…
– Аквариумных рыб – в озеро!
– Не рыб. А рыбищ! Им в озере хорошо. Они там так расплодились! Там недавно даже рыбоконсервный цех открылся.
Марина шмыгнула носом.
– Моих рыбок – на консервы! – воскликнула она сердито.
– Рыбищ. – поправил её Максим. – Ты сама сказала.
– Знала бы – не выпускала… – пробормотала Марина, как бы не слыша Максима. – Правда, озеро было такое, всё в водорослях, а теперь стало чистое–чистое…
– Ну, вот видишь? Значит, твои рыбищи принесли озеру большую пользу.
– Пользу, да…
– И, вообще, ты сама–то, поди, жареную рыбку любишь? И копчёную – тоже, да? – осведомился Максим с некоторым ехидством.
– Люблю! – сокрушённо кивнула Марина. – Я вообще очень хорошо готовлю. Ой!..
– Что – ой?
– Ты же, наверное, кушать хочешь! А я тебе про рыб, про озеро!..
– Хочу. И даже очень! – согласился Максим. – Я в последний раз днём ел. Капустные очистки. У палатки овощной… И то не доел. От собак пришлось отбиваться.
– От собак?!
– Ну, да. Хорошо, что они восточными единоборствами не владеют…
– А ты владеешь?..
– Ага.
– Ух ты!
– Да ладно, ничего тут особенного нет. – сказал Максим скромно. – К телу этому только пришлось приноравливаться. Но даже таким маленьким копытом, оказывается, можно врезать очень здорово!..
Марина невольно рассмеялась, живо представив себе поросёнка в боевом прыжке с вытянутыми к противнику копытцами.
Тут Максим взглянул на Марину смущённо.
– Только сначала, это…
– Что?..
– Мне надо не покушать, а наоборот! Вот…
– Наоборот? – недоумённо взглянула на него Марина. – А, поняла! Подожди! Я сейчас! И ты, это, ты не смущайся. Что естественно – то небезобразно. Так говорила моя бабушка…
Марина быстро отошла к стене, и Максим вдруг увидел, что в ней скрывается шкаф–купе.
Марина быстро открыла дверцы, вынула из шкафа лоток, похожий на кошачий, и пузатый пакет.
Лоток она поставила у входных дверей и насыпала в него из пакета наполнитель.
– Вот! – сказала она. – Ты это, действуй, в общем, а я пока пойду в ванную комнату, переоденусь.
– Это откуда у тебя… Ну, всё это?.. – спросил Максим, не трогаясь с места.
– От Бобика. Это у меня был французский бульдожка. Ну, то есть у него было другое имя, он потому что какой–то ужасно породистый, с родословной, да только Бобик ему гораздо больше идёт.
Максим посмотрел на Марину подозрительно.
– И что с ним стало, с Бобиком этим? – спросил он настороженно. – Он что, тоже вырос?.. Я даже боюсь предполагать, в кого!..
– Нет. Он не вырос. Он остался такой же. Мне его наши сотрудники в прошлом году подарили. Весной. В пятницу. Он мне так понравился! Мы с ним прямо сразу общий язык нашли. Но уже в субботу я поняла, что ему целыми днями одному придётся в квартире сидеть, и я его…
– Отвезла к маме в деревню. – закончил за неё Максим.
– Да! Как ты догадался?
Максим только хрюкнул в ответ.
– Там он сразу освоился. – продолжала Марина. – Со всеми местными собаками подружился, даже самыми огромными! И даже завёл семью. С одной соседской дворняжкой…
– Испортил породу, в общем.
– А, неважно! – махнула Марина рукой. – Зато они оба очень счастливы. И у них такие красивые детки получаются! За ними прямо целая очередь…
Марина вздохнула.
– Ой, подожди! – встрепенулась она. – Я тебе сейчас сразу покушать дам!
Она метнулась на кухню, достала из холодильника большую салатницу, вернулась, и поставила салатницу на пол перед Максимом.
– Вот. Кушай! Это очень вкусно. И полезно.
– А что это?
– Салат оливье. С кое–какими моими дополнениями… Я вчера сделала.
– Гостей ждала?
– Нет, для себя самой делала. Но не рассчитала. Многовато получилось.
Марина выпрямилась, и, как–то нетерпеливо встряхнувшись, сказала:
– Ну, Максик, ты давай тут, управляйся, а я – в ванную!
И она тут же упорхнула.
– Максик! – пробормотал Максим, принюхиваясь к содержимому салатницы.
Запах был изумительный.
Вкус – тоже. 
Но сначала Максим всё–таки сделал то, что ему хотелось сделать ещё на улице, да неудобно было!..

На самом деле Марина, если была дома одна, раздевалась прямо в комнате, нетерпеливо сбрасывая одежду на кровать, и шла в ванную уже как есть. Нельзя сказать, чтобы одежда её тяготила, но во всякое время, когда это было возможно, она предпочитала обходиться без неё. Спать, само собой, она всегда ложилась полностью обнажённой.
И при том время от времени случилась такие ночи, когда ей вновь приходилось одеваться, но лишь для того, чтобы выйти из дома.
Это бывало тогда, когда ещё во сне у неё возникало то самое настроение…
Проснувшись, она понимала: вот сейчас – можно!..
Тогда она быстро накидывала на себя лёгкое платье, на ноги – тапочки, спускалась на лифте на первый этаж, и выходила в лесопарк за «Белым парусом» через ту самую дверь, которая считалась служебной и всегда была закрыта на какой–то хитроумный замок. По движению её руки этот замок открывался без всякого ключа, дверь распахивалась без скрипа и закрывалась за ней бесшумно.
Сойдя по ступенькам вниз, туда, где уже начинался лесопарк, она сбрасывала тапочки, по мягкой росистой траве проходила ещё немного вперёд и снимала платье. Аккуратно повесив его на ветку ближайшего дерева, она шла к своей любимой лужайке, окруженной столетними ивами.
Как только она оказывалась там, начинался тёплый дождь, шелест которого по ветвям, листьям и траве создавал необыкновенно приятную, волшебную музыку, слышимую, возможно, только ей одной.
И под эту музыку, в потоках чистой воды, она принималась танцевать.
Весь её мир в такие моменты превращался в бескрайний живой океан, наполненный теплом и счастьем, и вместе с ней танцевали горящие в ночи окна других домов вокруг лесопарка, и в музыку танца вплетался ровный гул громадного города, который никогда не спит, а в огоньках звёзд, таинственно мерцающих за краем дождя, отражалось какое–то обещание, которое непременно должно было сбыться в свой день и час…
Танец её длился и длился, музыка лилась вместе с дождём, но вот, почти неслышно, незаметно, дождь затихал, и она, совершив последнее «па», останавливалась, поднимала лицо к небу и одними губами шептала: «Спасибо! Спасибо!..»
Затем, ещё немного постояв вот так, с запрокинутой к небу головой, она неторопливо возвращалась к тому дереву, где её ждало на ветке совершенно сухое платье.
Было очень приятно надевать его на влажное тело, наполненное теперь необыкновенной свежестью и жизнью.
Тем же путём вернувшись в свою квартиру, она вновь ложилась спать, и спала теперь очень сладко уже до самого утра.
И никогда в такие ночи – ночи танцев под дождём – она не боялась, что кто–то её увидит и потревожит. Она знала, что в это время весь мир закрывает её от посторонних глаз.
Ну а если кто и видел, как она танцует в лесопарке ночью под дождём – это, без сомнения, был тот, кто обладал настоящим зрением и был способен наблюдать и правильно понимать даже самые тайные события этого мира. 
И, значит, беспокоиться на данный счёт не стоило.

Наполнив свою большую ванну прохладной водой, Марина с наслаждением погрузилась в неё, прикрыв глаза.
Вода пощипывала её кожу очень чутко и ласково. В «Белом парусе» – и это во всех рекламных буклетах подавалось, как одно из самых главных преимуществ – была собственная система очистки и подготовки воды.
Но, странное дело, когда Марина въехала в эту квартиру почти год назад, вода здесь была совсем не такая, как сейчас.
Колючая она какая–то была, неживая, нечуткая, и совершенно не слышала Марину, когда она пыталась с ней общаться. Марина очень страдала от этого и всё время думала над тем, какой же должна быть тут вода, чтобы она ее любила.
Марина много думала об этом, очень много…
Ну и, постепенно, вода здесь стала именно такой, о которой она мечтала.
Видимо, те специалисты, которые обслуживали в «Белом парусе» эту самую систему подготовки воды, наконец–то настроили всё, как надо.
Марина, не открывая глаз, улыбнулась.
И начала делать пену.
Ни мыло, ни специальная жидкость для ванн ей для этого были не нужны. Марина делала пену по–своему, из самой воды.
Всё так же не открывая глаз, Марина вытянула руки под водой вперёд и запела–зажурчала песенку без слов, которая однажды в детстве родилась у неё сама собой, когда она купалась на озере ранним утром совсем одна. Это было строго–настрого запрещено её родителями, но Марине так нравилось бывать на озере одной, что она довольно часто нарушала этот запрет...
Тихонько напевая свою песенку, Марина по–прежнему сидела в воде с закрытыми глазами, не видя, но точно зная и чувствуя, как от её рук поднимаются целые потоки воздушных пузырьков и превращаются в пушистую, душистую, очень стойкую белую пену, быстро покрывающую собой всю поверхность воды в ванне.
Очень скоро ванная комната наполнилась благоуханием цветущего сада.
Марина никогда этому не удивлялась. Она знала, что на всём белом свете нет ничего лучше запаха чистой воды.
В ванной сделалось необыкновенно хорошо.
Так хорошо, что на какое–то время Марина даже отключилась от сегодняшних событий и забыла, что у неё в квартире находится очень необычный гость.
Но тут он сам о себе напомнил.
Марина услышала быстрый топоток по полу твёрдых копыт, тихий скрип двери, а затем и голос:
– Как здорово тут пахнет! Прямо как в саду. А пены сколько! Как ты это делаешь?
Марина встрепенулась, открыла глаза, и, наклонив голову над краем ванны, сказала, глядя вниз на безмятежного нахала с пятачком вместо нормального человеческого носа:
– Ты чего это сюда заявился? Видишь – я ванну принимаю?!
– Вижу. – спокойно ответил поросёнок.
– Ну, и топай отсюда! Я скоро выйду.
– А я, это, всё съел там. – пропустив слова Марины мимо своих больших ушей, заявил Максим.
– И что?..
– Было очень вкусно. Спасибо. Ты и правда замечательно готовишь!
– Я очень рада. А теперь брысь, брысь отсюда!
– «Брысь» говорят только котам. И кошкам.
– Ну, уж извини! Как могла, так и сказала.
– Я не кот.
– Не важно. Брысь, говорю!
Однако Максим, судя по выражению его хитрой поросячьей мордочки, уходить вовсе не собирался.
Более того, в его глазках появился странный блеск, от которого Марину почему–то бросило в жар.
– В детстве я лучше всех нырял у нас на речке. – сообщил он Марине.
– Тут тебе не речка!
– А когда меня превратили в поросёнка, я обнаружил, что я очень прыгучий.
– И.. Что?..
– А то, что я тут вот думаю… Мне бы тоже не мешало принять ванну!
И с этими словами нахальный парнокопытный сделал пару шагов назад, присел на задние ножки, напружинился…
И прыгнул!
Насколько Марина разбиралась в поросятах, прыгать они, конечно, умеют.
Но не на такую же высоту!..
В прыжке Максим легко перелетел через край ванны и плюхнулся прямо в густую пену.
Белые клочья полетели во все стороны!
Марина непроизвольно вжалась в дно ванны.
Впрочем, в виде поросенка Максим был такой маленький, что никаких травм своими копытцами он ей не нанёс.
Он только закачался на поверхности воды среди пены, как маленький кораблик, с ушами вместо парусов.
Ему на голову плавно опустился крупный клок пены.
Марина невольно улыбнулась.
Впрочем, улыбку она постаралась тут же спрятать.
– Ты что это творишь?! – спросила она как можно более строго. – Что это вообще такое – врываться в ванную к женщине без разрешения?!
– Я думаю, это проявляется моя новая свинская натура. – невозмутимо ответил Максим. – В человеческом облике я был совсем не такой.
– А какой?..
– Очень вежливый, тактичный, предупредительный… – начал перечислять Максим с таким хитрым блеском в своих маленьких глазках, что Марина не поверила ни единому его слову.
– Вежливый?! Тактичный?! Предупредительный?! – воскликнула она. – Да ты просто мелкий ушастый хулиган! Я вот возьму сейчас, и утоплю тебя!
– Это вряд ли получится! – ответил поросёнок. – Во–первых, я очень хорошо плаваю!
И он сделал резвый круг по воде среди пены, в его завершение подплыв ещё ближе к лицу Марины.
– Вот они, поросячьи преимущества! – заявил он, нахально ухмыляясь ей в глаза. – Даже не надо усилий, чтобы удержаться на поверхности. Вода сама держит!
Марина не нашла, что сказать ему на это, да уже и не хотела ничего говорить.
Она вдруг почувствовала, что этот маленький озорник так ей нравится, что она готова расцеловать его прямо в розовый пятачок!
– Во–вторых, как я уже сказал, – продолжал тот, – я очень хорошо ныряю!..
И тут же взял, и нырнул!
Только розовая поросячья попка с завернутым хвостиком мелькнула над водой!..
Марина почувствовала, как его тёплый пятачок тыкается ей в живот. И почему–то от этого тыка ей сделалось сначала очень щекотно, а потом ещё более жарко.
Максим вынырнул совсем близко от её лица.
И заявил:
– Когда я ныряю, мне очень нравится всё изучать!
– Что… Изучать?.. – пробормотала Марина, чувствуя, как жар от её живота стремительно распространяется по всему её телу.
– То, что находится в воде! – ухмыльнулся Максим. – Это – чрезвычайно интересно! Именно это, как я теперь понимаю, и называется – изучение окружающей среды методом научных тыков!..
С этими словами Максим нырнул опять, пробыв под водой довольно долго.
Потом вынырнул.
Потом опять нырнул.
Опять вынырнул…
Опять нырнул…
И во время каждого погружения он тыкался ей своим пятачком куда только мог, так что скоро Марине стало казаться, что от жара её тела вода в ванне того и гляди закипит…

Под утро ей приснился фантастический сон: как будто она встретила на улице говорящего поросёнка, который заявил ей, что он – заколдованный мужчина, и она принесла этого поросёнка домой, а он потом прыгнул к ней в ванну, и такое начал там вытворять, что даже вспоминать стыдно!..
Или не стыдно?..
А очень, очень приятно?..
А потом, наигравшись в воде в такие игры, которые категорически не рекомендуются хорошо воспитанным детям до восемнадцати, (да и многим неустойчивым взрослым тоже не рекомендуются!..) они с поросёнком вышли из ванной, оба, естественно, совсем голые, ничуть почему–то не стесняясь друг друга, и она вытирала этого поросёнка махровым полотенцем, и ей это было очень приятно, как и ему…
А потом она легла спать, и он влез в кровать вместе с ней, очень уютно устроившись под одеялом, и они сладко уснули…
Марина улыбнулась.
Да, такой сон – это что–то!
Даже рассказать о нём кому–то просто невозможно.
Можно только как следует его запомнить и время от времени вспоминать, с большим удовольствием!..
Тут Марина услышала рядом с собой чьё–то ровное дыхание.
Она осторожно повернула голову…
И обомлела!
Рядом с ней спал молодой мужчина.
Совершенно обнажённый.
Видимо, она во сне стянула всё одеяло на себя, вот он и открылся…
Мужчина был прекрасен, как полубог.
Правильные черты лица, короткая прическа, мощная, надёжная грудь… рельефно вылепленная мускулатура плеч… красивые длинные пальцы на руках…
А кожа его как будто светилась, и по всей комнате от неё распространялось сияние.
Марина, задержав дыхание, тихонько выпростала руку из–под одеяла и осторожно–осторожно коснулась плеча мужчины…
И тут же полубог исчез.
Сияние погасло.
А вместо мужчины рядом с Мариной на постели оказался маленький, сладко спящий поросёнок, слегка посвистывающий при дыхании.
Конечно, это был не сон!
Всё это происходит на самом деле!
Марина внимательно посмотрела на поросёнка.
Он был прекрасен по–своему.
Изящный пятачок с двумя милыми дырочками…
Большие розовые уши…
Тёмно–тёмно–коричневые остренькие копытца…
Кругленькое упитанное тельце…
И бодрый закрученный хвостик!
Нет, ей совсем не жаль, что полубог сменился этим забавным маленьким существом.
Ведь теперь она точно знала, что полубог скрывается в образе этого поросёнка!
Значит, он – есть!
Он существует!
И принадлежит ей, только ей одной!
Марина нежно улыбнулась спящему поросёнку.
И сказала ему тихим–тихим шёпотом:
– Спи, Максик, спи! Мамочка скоро расколдует тебя обратно! И будет нам обоим хорошо–хорошо!..
Тут до ушей Марины долетел басовитый тягучий звук. Она прислушалась и поняла, что это к ближайшему аэропорту подлетает самолёт.
От дома самолёт удалялся, а звук почему–то усиливался.
 «Странно!» – подумала Марина. – «Первый раз такое слышу! Вот тебе и тройные рамы!..»


Глава третья
В ГЛУБИНЕ ЧУЖИХ ГЛАЗ

Мелодичный женский голос, объявивший о прибытии очередного международного рейса, на фоне общего шума аэропорта прозвучал не вполне отчетливо. Двое молодых людей, покуривавших рядом с потёртой «тойотой», изо всех сил навострили уши.
– Ну, наконец–то! – с преувеличенным оптимизмом сказал первый из них. – Наша Герцогиня прибыла! 
– И что? – нервно спросил второй. – Пойдём её встречать?
– Нет. Будем ждать здесь! – ответил Первый. – Ты что, забыл инструкции?
– Ничего я не забыл! – с досадой сказал Второй. – Просто меня удивляет, как это она так всё расписала? Прямо до минуты и до метра!
– А меня не удивляет! – заявил Первый. – Она таки председатель международного фонда! И привыкла управлять своим временем. И метрами, и километрами тоже!
– Ну а если бы мы не смогли тут припарковаться?..
– А если без «если»? Смогли же, как видишь!
Второй только шмыгнул носом в ответ, и, уже в который раз, с изрядным смущением оглядел «тойоту».
Для его смущения имелись веские причины. На этом конкретном чуде японского автопрома отразились не только пятнадцать лет, прошедшие со дня его выпуска, но и несколько аварий разной степени тяжести, в которых ему пришлось побывать.
После самой последней из них, всего неделю назад, «тойоте» заменили правое крыло. Причём точно такого же, белого цвета, не нашлось, и пришлось поставить какое было, цвета «мокрый асфальт».
То есть это хозяин «тойоты» усиленно пытался убедить себя и других в том, что перед ними «мокрый асфальт». На самом деле это был обыкновенный тёмно–серый цвет.
Правда, в автомастерской предлагали сделать всё как надо – подобрать правильный колер, покрасить, выдержать крыло в термокамере…
Но вариант «как надо» был связан с дополнительными расходами, и Второй решил от них воздержаться.
Теперь он об этом жалел.
Но было уже поздно.
– Надо было всё–таки на твоей ехать. – мрачно сказал Второй Первому. – Или арендовать какую–нибудь посолиднее!
– А я ведь предлагал взять у Глеба микроавтобус. Он выглядит как раз вполне солидно! – с лёгкой подковыркой сказал Первый.
– Нет, только не микроавтобус!.. – пробормотал Второй, поглаживая свою старушку по новому крылу. – Нам за него и так, чувствую, прилетит по полной программе!..
– Мой дорогой друг, покупкой этого микроавтобуса мы поддержали отечественного производителя! И вообще, по бюджету у нас всё чисто. – самонадеянно улыбнулся Первый. – И если нам что и прилетит, так это новое финансирование. На наши новые, уникальные и очень-очень общественно-полезные проекты!
- Ну-ну… - хмуро пробормотал Второй.
- Собственно, оно уже прилетело. – заявил Первый.
- Оно? Она! – поправил его Второй.
- Оно – я имею в виду финансирование. – вздохнул Первый.
- Вот это меня особенно настораживает.  – ещё более нахмурился Второй. – Два года нас держали на голодном пайке, и тут!.. Почему? Почему именно сейчас? Что случилось? Чем это вызвано? И что из этого выйдет?..
Второй требовательно посмотрел Первому прямо в лицо.
Первый с досадой поморщился и отвёл глаза.
– Да ладно тебе! – сказал он примирительно. – Что выйдет, что выйдет!.. Что надо, то и выйдет!
И, немного помолчав, Первый добавил уже раздражённо:
– Вечно ты со своими сомнениями! Политикой мы с тобой не занимаемся, родиной не торгуем, так что опасаться совершенно нечего! Ударило там кому–то в голову денег нам дать, ну и прекрасно!.. На эти бабки мы с тобой спокойно протянем пару лет. А за это время ещё что–нибудь придумаем!
– Ага! Ещё кого–нибудь разведём на бабки!.. – пробормотал со странной интонацией Второй.
Первый посмотрел на него с досадой, и уже собирался что–то сказать в ответ, но тут Второй весь напрягся и подался вперёд, как охотничий пёс.
– Это… Она?.. – прошептал он вдруг очень напряжённым голосом.
Первый повернул голову по направлению взгляда Второго и тоже напрягся.
Но тут же напустил на себя невозмутимый вид и сказал с кривой усмешкой:
– Да, это она… Герцогиня!..
Усмешка на его лице превратилась в гримасу и застыла, как приклеенная, но Первый этого не заметил.
Теперь они оба, и Первый, и Второй, неотрывно смотрели вперёд, на стройную женщину в стильном черном платье, которая вышла из здания аэропорта и тут же остановилась. Автоматические раздвижные двери, выпустив её, замерли, но больше из здания никто не вышел, как будто там никого и не было.
Чего в принципе быть не может.
Тогда двери как бы нехотя закрылись, а Герцогиня медленно повернула голову сначала влево, потом вправо, явно изучая обстановку.
… – Как танк!.. – прошептал Второй.
– Что?! – изумлённо и тоже шёпотом спросил Первый.
– Т90!.. «Владимир»! – как бы не слыша его, заворожённо продолжал Второй. – В полку, где я служил... Пушка 125 миллиметров, гладкоствольная. При полном боезапасе, да… Классная штука! Как шарахнет, так мокрого места не останется!
– От кого не останется?!.. – спросил Первый.
– Ни от кого не останется!.. – ответил ему Второй.
Тут Герцогиня обратила внимание и на них.
– Ах! – непроизвольно воскликнули оба.
И почему–то взялись за руки, как напуганные дети.
Герцогиня неторопливо двинулась к ним, и с каждым её шагом Первый и Второй только сильнее сжимали руки друг друга.
– Давай лучше уедем! – прошептал, как простонал, Второй. – Фиг с ними, с этими деньгами!..
– Я думаю, уже не получится!.. – еле слышно ответил Первый. – Ты сам разве не видишь?
– Вижу!.. – прошептал Второй.
Герцогиня, подойдя к ним совсем близко, вновь остановилась и медленно смерила взглядом того и другого.
Обоим показалось, что по ним провели громадным массажным валиком, с миллионом ледяных иголок, которые так и вонзались в кожу.
Зато теперь Первый и Второй смогли разглядеть Герцогиню во всех деталях.
Её чёрные как смоль волосы были собраны в «конский хвост». Через плечо у неё была небольшая чёрная сумочка с серебряными уголками, на ногах – чёрные туфли на каблуках средней высоты.
Фигура у Герцогини была – само совершенство, лицо – изумительной красоты, с точёным носом и тонкими губами, глаза – ледяного голубого цвета, а лет ей можно дать и сорок, и тридцать, и двадцать пять.
– Добрый день! – сказала Герцогиня без малейшего акцента.
– Здра… Здравствуйте! – просипели в ответ Первый и Второй.
– «Культура века»? Это ведь вы? – спросила Герцогиня.
– Да, это мы! – попытался ответить Первый со значением, но неожиданно поперхнулся и закашлялся.
– Прекрасно! – невозмутимо кивнула Герцогиня.
Затем она внимательно посмотрела на их сжатые руки и, снисходительно усмехнувшись, добавила:
– Расслабьтесь. Сегодня я вас не съем.
– А.. Когда?.. – вдруг сострил Второй.
– Там видно будет. – усмехнулась Герцогиня ещё снисходительнее.
Первый судорожно выдернул свою руку из руки Второго, и они оба одинаковым жестом размяли свои пальцы.
– Ладно. Времени терять не будем! – сказала Герцогиня. – Надо ехать!
– В офис? – спросил Первый.
– Нет. Сначала посмотрим город. Кто из вас за рулем?
Первый посмотрел на Второго.
– Я… – выдавил из себя Второй.
– Хорошо. – кивнула головой Герцогиня. И приказала: – Подойди ко мне!
Второму почему–то сделалось жутко.
Но воспротивиться приказанию он не смог.
Он сделал два шага вперёд, и подошёл к Герцогине почти вплотную.
– Руку. Правую! – сказала Герцогиня.
Второй безвольно протянул ей руку.
Первый обалдело наблюдал за происходящим.
Герцогиня взяла Второго за руку и одновременно впилась ему в глаза своим ледяным взглядом.
Много лет спустя, рассказывая всю эту историю своим детям, а потом многочисленным внукам и правнукам, Второй вспоминал, что такой смеси ужаса и восторга, которая охватила его с этим взглядом и прикосновением руки Герцогини, он не испытывал больше никогда в жизни.
Своим взглядом Герцогиня проникла в самую глубину его естества, в самые закрытые и неизвестные никому тайники его души, и что–то там подкрутила и настроила – так, как ей было нужно.
Второй испытал обжигающее, невероятное, всепоглощающее чувство экстаза, какое до сих пор не испытывал ни с кем из женщин даже в самые интимные моменты их связи (но об этом он ни детям, ни внукам не рассказывал!..), и ему немедленно захотелось быть с Герцогиней везде и всюду, чтобы служить ей верой и правдой, не щадя живота своего.
И никого из окружающих не щадя тоже…
Герцогиня отпустила его руку.
– Ещё!.. – сладострастно прошептал Второй. – Ещё хочу!
– Пока хватит! – ответила ему Герцогиня совершенно серьёзно.
И, обратившись к Первому, приказала:
– Теперь ты.
– А я… Я не хочу! – вдруг заявил Первый, пытаясь сделать шаг назад.
– Ну да, конечно! – заявила Герцогиня. – Руку сюда! Быстро!
Первый безвольно шагнул к Герцогине и протянул ей руку.
Процедура повторилась.
Второй, наблюдая за тем, как Герцогиня обрабатывает его партнёра, переминался с ноги на ногу и только хлопал глазами.
Первый шумно вздохнул–выдохнул несколько раз подряд, и Герцогиня отпустила его руку.
– Ну вот, теперь порядок. – сказала она. – Едем!
Все трое сели в машину.
Второй – за руль, а Герцогиня и Первый – на заднее сиденье.
Причём Первый, как будто что его толкнуло, даже успел предупредительно подскочить к правой задней двери «тойоты», и услужливо распахнуть её перед Герцогиней.
Та, усаживаясь, благосклонно ему кивнула.
Уже в салоне Первому хотелось прямо–таки прижаться к Герцогине, и ещё чтобы она погладила его по голове, но она бросила на него предупредительный взгляд, и он со вздохом отодвинулся к краю сиденья.
Едва «тойота» отъехала от стоянки, из здания аэропорта вышел человек неясного возраста и неприметной внешности, в джинсах, футболке и сандалиях на босу ногу.
Он проводил «тойоту» как бы равнодушным взглядом и что–то сказал в маленький аппарат, похожий на телефон. Спрятав аппарат в чехольчик на ремне джинсов, человек надел тёмные очки и сел в подъехавший к нему чёрный «форд», который тут же плавно тронулся и поехал вслед за «тойотой».
Только после этого двери аэропорта растворились опять, и из них повалил наружу прилетевший с разными рейсами народ.


Глава четвёртая
ДВОЕ В КАБИНЕТЕ

Когда – не важно, а где – существенно.
В одном из многочисленных кабинетов огромного пятиугольного здания сидели двое мужчин и разговаривали не по-русски. Оба они были военнослужащие, но предпочитали носить штатское, особенно в ходе своих специфических миссий, которых у каждого из них было немало. 
Один из мужчин был постарше, лет шестидесяти, с благородной сединой в волосах и непреклонным острым взглядом, которым он умел так пронизывать своих собеседников, что те выходили от него буквально все в дырках.
Этот человек сидел за столом в большом кожаном кресле, по–хозяйски откинувшись на спинку и разглядывая некое фото. Он, собственно, и был хозяином этого кабинета, занимая в своём сильно секретном управлении солидную должность.
У него было такое множество имён, что с годами он даже забыл, какое из них настоящее, и предпочитал, чтобы в рабочее время его называли просто – «мистер Смит».
Второй мужчина был значительно моложе, лет сорока, но в силу отличной спортивной и боевой подготовки выглядел на тридцать. Лицо у этого человека было самое обычное, загорелое, взгляд не такой острый, зато очень цепкий, как, собственно, и его ум.
В прошлом это не раз выручало его в самых сложных ситуациях, а теперь способствовало успеху в тех делах, в которых до него спасовали многие другие.
А ещё он обладал потрясающим умением отражать даже самые острые взгляды мистера Смита, и потому всегда выходил из его кабинета неизменно в том же виде, в котором и заходил.
Разных имён и кличек у этого мужчины тоже было предостаточно, но он предпочитал, чтобы в рабочее время его называли «мистер Шимански», или просто – Шимански, поскольку его прадеды происходили из Европы.
Формально мистер Смит был руководителем Шимански, который прибыл в этот кабинет с текущим отчётом. Поэтому, соблюдая субординацию и политкорректность, Шимански сидел перед столом мистера Смита в кресле попроще.
В то же время от Шимански зависела не только успешная реализация самых щепетильных программ их секретной службы, но также их устойчивое финансирование. Поэтому руководитель и подчинённый беседовали сейчас со взаимным уважением и без всяких околичностей.
Кстати, «пилить» выделяемые на их деятельность финансовые средства оба умели просто прекрасно, проявляя в этом ничуть не меньше мастерства, чем в реализации своих миссий.

Мистер Смит закончил разглядывать фото, которое он держал в своей руке, и положил его обратно на стол, весь покрытый фотоснимками, расположенными в историческом порядке.
С левого края стола шли фото, сделанные ещё в конце девятнадцатого века, чёрно–белые и не самого лучшего качества. Ближе к середине стола качество фото улучшалось, затем они становились цветными, и к правому краю стола радовали глаз уже просто великолепным техническим исполнением.
С художественной точки зрения все фото были очень разные, сделанные в салонах и студиях, в производственных и офисных помещениях, на улице и на природе, но на всех из них было одно и то же лицо – той самой женщины, которую Первый и Второй называли Герцогиней.
Мистер Смит взял одно из самых старых фото, затем выбрал одно из самых новых, положил их рядом и вновь принялся разглядывать.
– Везде!.. Везде одно и то же выражение лица! Одна и та же ледяная улыбка! – сказал он, наконец.
– Вам она не нравится? – спросил Шимански.
– Что именно? Улыбка или она сама?
– Улыбка. И она сама.
– Мой дорогой Шимански, зачем вы задаёте вопросы, ответы на которые и так знаете?..
Шимански промолчал. 
– Мне не нравится другое – то, что я старею, а она остаётся всё такой же, молодой и прекрасной. – ворчливо сказал мистер Смит. – Более того, это причиняет мне боль. И я не стыжусь признаться в этом.
– Я понимаю.
– Нет, Шимански, не понимаете! Ведь вы не общались с ней так близко, как я. Собственно, никто из наших, кроме меня, с ней так не общался…
Тут господин Смит и Шимански обменялись красноречивыми взглядами, и хозяин кабинета опустил голову, глядя перед собой невидящим взором.
Шимански, может быть, и не понимал, что испытывает мистер Смит, зато прекрасно знал, о чём он говорит.
Чуть более тридцати лет назад, по заданию своего управления, мистер Смит вступил с Герцогиней сначала в романтические, а затем и в глубоко интимные отношения. Такие методы используют все без исключения спецслужбы всех стран мира, поскольку они позволяют не только добывать уникальную информацию, но и вербовать новых агентов.
Поначалу всё шло прекрасно. Днём Герцогиня вовсю кокетничала с молодым и горячим Смитом, по ночам дарила ему себя, а в перерывах между тем и другим рассказывала о разных интересных вещах.
Точнее, делала вид, что рассказывает, поскольку очень скоро выяснилось, что Герцогиня просто играла со Смитом, и со всем его управлением в кошки–мышки. Кошкой в этой игре, причём очень опытной и неуловимой, была, разумеется, она сама.
Когда в управлении поняли, за каких идиотов она их держит, Смиту было приказано все отношения с Герцогиней прекратить. Но он уже не мог этого сделать.
К тому моменту он был в неё влюблён так, как это бывает только в раннем юношестве, и не с опытными сотрудниками спецслужб, а с глупыми наивными мальчиками, не знающими, какими коварными могут быть девочки.
Но очень скоро отношения с мистером Смитом прекратила сама Герцогиня, чем нанесла ему незаживающую уже много лет сердечную рану.
Через несколько лет после «служебного романа» с Герцогиней мистер Смит женился, обзавёлся детьми, затем внуками, но это ничуть не помогло тому, чтобы его давняя сердечная рана хоть как–то начала затягиваться.

– Кгхм! – кашлянул Шимански, когда молчание мистера Смита слишком затянулось.
Тот поднял голову и спросил, как ни в чём ни бывало:
– Шимански, как вы думаете, откуда она и сколько ей лет на самом деле?
– Ну, насчёт того, откуда она, тут я полностью согласен с вами. – осторожно сказал Шимански.   
– А другие, значит, со мной по–прежнему не согласны?
– Да. – кивнул Шимански.
– Болваны. В летающую тарелку им поверить легче, чем!.. – пробормотал мистер Смит с кривой усмешкой.
И опять задумался. 
Шимански, немного подождав, продолжал:
– А что касается её возраста… Я думаю, ей никак не меньше пяти тысяч лет.
– Возможно, и больше. Значительно больше! – заявил мистер Смит, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза.
Шимански посмотрел на шефа задумчиво, про себя немного удивляясь его сегодняшнему настроению.
– Вот так, Эдвард! – не открывая глаз и неожиданно называя своего подчинённого по имени, заговорил мистер Смит. – Она несет в себе секрет очень долгой жизни, даже, может быть, бессмертия, а мы так и не смогли к нему подобраться…
Мистер Смит вздохнул и опять замолчал с закрытыми глазами.
Шимански молча ждал.
– Ну, ладно! Довольно сантиментов. – встрепенулся мистер Смит и вновь подался вперёд. – Докладывайте!
– Она отправилась на ту сторону. – начал Шимански. – Впервые за последние восемьдесят лет.
– Под каким именем?
– Всё под тем же. 
– Да, она большая нахалка. Меняет документы, но никогда не меняет имя! – усмехнулся мистер Смит. – Остановить её вы, конечно, не пытались?
– Нет, конечно. После того случая, как вы знаете…
– Знаю. Продолжайте.
– Сейчас её ведет группа из трёх человек.
– Не мало?
– Нет. Чем больше людей, тем сильнее помехи, и она может их уловить. В этой группе два сенса…
- «Двойняшки»?
- Да. И полевой агент–исполнитель. Он поддерживает со мной постоянную связь.
– И она ни о чём не подозревает?
– Судя по всему, нет.
– Или она опять просто играет с нами?
– Сэр, я...
– Что?..
– Я не знаю. – признался Шимански.
Мистер Смит некоторое время сверлил его взглядом, потом со вздохом сказал:
– Ну, по крайней мере, это честно…
– В общем, – продолжал Шимански, – мы в курсе всех её действий и думаем, что в ближайшее время установим цель этой поездки.
– Ну а вы–то сами, как думаете, какая у неё цель?
– Официально она поехала по делам своего фонда. А на самом деле… Лично я считаю, что она хочет встретиться со своей сестрой.
Мистер Смит уставился в глаза Шимански взглядом такой силы, что едва не пробил его защиту. Но Шимански выдержал этот взгляд и своих глаз не опустил.
– Итак, вы из тех, кто верит, что у нашей замечательной Герцогини есть сестра. – сказал, наконец, мистер Смит очень мрачным голосом.
– Да, сэр, я в это верю.
– А как насчёт легенды о Хранилище?.. Которое эти две женщины, якобы, когда–то создали? В неё вы тоже верите?
– Да, сэр. И в это я верю, хотя и не могу ничем доказать.
– Плохо, мой дорогой Шимански. Очень плохо!
– Что именно плохо, сэр? Что я не могу привести никаких доказательств?
– Нет, Эдвард, нет! – закричал мистер Смит. – Вовсе не это плохо! А то, что Герцогиня уже столько лет водит всех наших руководящих болванов за нос! Ведь и эта её сестра, и это хранилище абсолютно точно существуют и абсолютно точно находятся на той стороне! И даже сама мысль об этом возмущает меня до глубины души!


Глава пятая
ИЗ ПАРКА – В ЛЕС. И ДАЛЬШЕ

Введенский ожидал, что на КПП его подвергнут многократной проверке – то есть не только тщательно изучат его документы, но и сверят отпечатки его пальцев, рисунок сетчатки глаз, может быть, даже походку.
Как в шпионских боевиках!..
Но молодой жизнерадостный охранник, в летних брюках и рубашке с коротким рукавом, быстро открыв–закрыв его пропуск, внимательно взглянул Введенскому в глаза, улыбнулся, и доброжелательно сказал:
– Проходите, товарищ генерал!
– И это всё? – удивился Введенский. – Вот так просто? Этак сюда кто угодно может проникнуть!
– Это всё! – уверенно ответил охранник. – Но далеко не просто. И сюда не сможет проникнуть никто. Кроме тех, кому положено!
– Хм!.. – недоверчиво буркнул Введенский, пряча пропуск в карман гражданского пиджака.
В гражданской одежде он тоже чувствовал себя вполне привычно, хотя военная форма была ему как–то ближе. Тем более, штаны у него с лампасами, а отвороты кителя – с золотым шитьём. Да и красивые звезды на погонах – это вам не хухры–мухры!..
Жаль, что форму удаётся надевать только по праздникам, и ещё во время плановых (и, не дай бог, неплановых!..) встречах с министром и Верховным.
Молодой человек взглянул на Введенского с едва заметной улыбкой, будто прочитав его мысли, и генерал неожиданно для себя почувствовал, что краснеет.
Это его так удивило, что на мгновение он даже растерялся. Но тут же взял себя в руки, медленно вдохнул–выдохнул, расслабил мышцы тела, и с облегчением ощутил, как набежавшая было кровь отливает от лица.
Да уж, бог с ней, с той формой, которая с лампасами и шитьем.
Главное – держать эту форму, которая физическая!..
А также психическая и духовная.
И вообще, он ведь просто шутил над собой сам с собой, и этот внутренний диалог вовсе не предназначался для посторонних!
Молодой охранник бросил на Введенского внимательный взгляд, и генерал вновь почувствовал, что тот совершенно точно читает его мысли, как будто они написаны у него прямо на лбу.
– Это всё Варвара. – вдруг сказала охранник.
– Варвара?.. – повторил Введенский. – А, это вы...
– Ну, да! Она учит нас! В смысле, всех тех, кто тут работает и бывает.
– Учит? Чему?
– Многому. О чем мы раньше и не подозревали. Не у всех, правда, получается, с первого раза. Но потом барьеры постепенно снимаются…
– Какие барьеры? – насторожился Введенский.
– Внутренние, конечно. И уже после этого начинается обмен, между теми, кто понимает. – ответил охранник, спокойно глядя Введенскому прямо в глаза.
– Вот как… – пробормотал Введенский, отвечая охраннику тоже очень внимательным взглядом.
И вдруг охранник раскрылся перед ним, как книга с яркими иллюстрациями и чётким, хорошо читаемым текстом.
Иллюстрации и текст слились воедино, и прямо перед внутренним взором ошеломлённого Введенского развернулась история жизни мальчишки, который с раннего детства хотел стать военным лётчиком, и стал им. А потом молодому лейтенанту, как одному из лучших пилотов части, предложили ответственное задание за пределами страны.
И он с гордостью принял это предложение, и успел совершить немало боевых вылетов, прежде чем его самолёт был предательски сбит бывшими «партнёрами».
Лейтенант катапультировался, вместе со своим штурманом, но приземлились они очень жёстко, и затем были вынуждены пробираться по горной местности обратно на базу.
В них стреляли выкормыши «партнёров», и ранили обоих. Пилота – в ногу, штурмана – в грудь, и еще несколько километров пилот тащил штурмана за собой.
Метр за метром.
Метр за метром.
К счастью, вскоре их нашли свои, и вовремя доставили в госпиталь, где чудо–врачи вытащили обоих, и пилота, и штурмана, чуть ли не с того света.
Штурман, несмотря на тяжелое ранение, оклемался быстро и вернулся в строй, а вот пилоту после выписки пришлось забыть о боевой авиации.
Но он по–прежнему хотел служить, и его повысили в звании, вручили заслуженную награду и предложили новое, совершенно особое задание.
И он с достоинством приступил к этому заданию, потому что приучил себя не жаловаться на жизнь, а принимать всё, как есть.
– Вот примерно так. – услышал Введенский голос охранника.
Моргнув, Введенский посмотрел на охранника уже другими глазами.
– Как вам здесь? – неловко спросил он.
– Сначала было нормально. А теперь просто отлично! – уверенно ответил бывший пилот.
И они обменялись с Введенским понимающими взглядами.
– Игорь Степанович! – неожиданно воскликнул охранник.
– Да? – ответил Введенский, нисколько не удивляясь обращению по имени–отчеству.
– Вы же через парк пойдёте, так ведь?
– Ну, да. Другого пути вроде и нет…
– Белочек тогда угостите, ладно? Там их много.
– Хорошо. – кивнул Введенский. – Только у меня для них ничего нет.
– А вот! Мы тут приносим… – сказал охранник.
Прихрамывая, он подошёл к настенному шкафу и вынул оттуда плотно набитый матерчатый мешочек.
– Это семечки! – протягивая мешочек Введенскому, пояснил охранник. – Они их обожают.
– Хорошо. – сказал Введенский, принимая мешочек.
– Там у них Фёдор командует. Я думаю, вы с ним подружитесь! – улыбнулся охранник.
– Хорошо. – повторил Введенский. – Я могу идти?
– Ну, конечно! – улыбнулся ему охранник уже немного смущенно.
– Мешочек вернуть?
– Обязательно! Мы потом в него опять чего–нибудь насыплем…

Пройдя через калитку в сетчатом заборе, Введенский по разноцветной плиточной дорожке вошёл в ухоженный парк.
Но едва он сделал несколько шагов, как парк превратился в могучий сосновый лес, а плитка под ногами исчезла.
Введенский даже остановился на мгновение и, не поворачиваясь, сделал несколько шагов назад.
Плитка и парк вернулись.
Введенский осторожно двинулся вперед…
И тут же вновь оказался в лесу, на неширокой тропинке среди травы и хвои, без каких–либо следов плитки.
Введенский наклонился, и потрогал землю под ногами.
Земля и земля, как в любом обычном лесу.
Он захватил рукой хвою с этой земли и осторожно перетёр её пальцами, позволив вновь ссыпаться на землю.
Хвоя. Обыкновенная хвоя.
Никакого обмана зрения.
Всё – абсолютно настоящее!
– Как они это делают? – пробормотал он, выпрямляясь. – Или не они, а она?..
И тут на Введенского вновь, уже не в первый раз за последние несколько дней, накатило странное ощущение двойственности происходящего. Как будто вот сейчас он перешёл не из ухоженного парка в полудикий лес, а из ненадёжного сна в настоящую, абсолютно уверенную в себе реальность, при том, что реальность эта была больше похожа на фантастический сон.
Введенский вздохнул.
Его очень беспокоило и само это ощущение, и то, что никогда раньше с ним ничего такого не происходило, а тут вдруг началось…
Но, похоже, его уважаемое руководство даже самые фантастические сны было готово принять, как данность.
Раз уж оно поручило ему ещё и это особое задание!..
Введенский опять вздохнул, почесал в затылке и решительно зашагал дальше.
И вскоре услышал совсем близко чьё–то требовательное «Цвирк! Цвирк!»
Введенский остановился и увидел, как по стволу ближайшего дерева спускается довольно упитанная крупная белка в форменной оранжевой шубке.
– Привет, Фёдор! – сказал белке Введенский. – Это ведь ты, я не ошибаюсь?
– Цвирк! – подтвердил Фёдор, бодро прыгая по земле к Введенскому.
Тот опустился на корточки и протянул открытый мешочек с семечками к Фёдору.
Командир местных белок принялся придирчиво рыться в нём мордочкой и лапками.
Выбрав понравившуюся семечку, Фёдор в пару секунд её очистил и сгрыз, и тут же схватил другую.
– Ага! – сказал ему Введенский. – Первым, значит, ты всё тут пробуешь, да?
– Цвирк! – утвердительно ответил Фёдор.
– И в каком же ты звании? Старлей? Капитан? Майор?
– Цвирк! – ответил Фёдор с лёгкой обидой.
– Полковник! – с уважением воскликнул Введенский.
– Цвирк–цвирк! – подтвердил Фёдор, быстро щёлкая одну семечку за другой.
– Ладно, коллега, хватит лопать в одиночку! – укоризненно сказал ему Введенский. – Давай, созывай свой личный состав. Тут на всех хватит!
Фёдор остановился, забавно подпрыгнул на месте и выдал целую серию щёлкающе–цокающих звуков.
Тут же со всех окрестных сосен буквально посыпались белки оранжевого, серого, бурого, и сходных цветов и оттенков.
Введенский даже не ожидал что их будет так много.
Быстро прикинув, он насчитал не меньше пятнадцати зверьков.
– Вольготно же вам тут живётся!.. – пробормотал он, поднимаясь на ноги с мешочком в руках и оглядываясь по сторонам.
Толпа белок недовольно зацвиркала.
Введенский увидел совсем рядом поместительный низкий пень, и, быстро подойдя к нему, высыпал на его поверхность всё содержимое мешочка.
Белки моментально окружили этот импровизированный «стол», а кто–то и запрыгнул на него, и принялись с большой скоростью лакомиться угощением.
Введенский немного полюбовался этой замечательной картиной и зашагал дальше.
Вскоре тропинка повернула вправо, и лес стал уже настолько дремучим, что Введенский нисколько бы не удивился, если б среди огромных сосен увидел что–то вроде избушки на курьих ножках.
Но за очередным поворотом тропинки открылся нарядный бревенчатый дом с резными ставнями, окруженный забором из штакетника.
Во дворе дома росли цветы, а у калитки стояла женщина в длинном белом платье.
Введенский подошёл к ней поближе и остановился.
– Здравствуйте, Варвара Михайловна! – сказал он. 
– Здравствуйте, Игорь Степанович! – ответила женщина, мягко улыбнувшись. – А я вас тут уже с самого рассвета поджидаю!
– Я.. В пробках немного задержался! – смущённо ответил Введенский.
Про себя он удивился тому, что вообще сумел что–то произнести.
Женщина, на которую он сейчас смотрел, была так красива, что он едва не потерял дар речи.
Длинное белое платье нежно облегало её стройное тело, светлые волосы вольно рассыпались по плечам, лицо поражало идеально вылепленными чертами, а её глаза, бездонного синего цвета, сияли и манили так, что Введенский был готов утонуть в них навсегда.
«Сколько же ей лет?» – подумал он растерянно. – «Сорок? Тридцать? Двадцать? Семнадцать–восемнадцать?.. Впрочем, что это я! Ей же на самом деле!.. Но нет! Это невозможно! Это – невозможно!..»
– Пойдёмте, Игорь Степанович. – серьезно сказала женщина, которая называла себя Варварой Михайловной. – Мне нужно всё вам показать и объяснить.


Глава шестая
УТРО ВДВОЁМ

Второй раз за это утро Марина проснулась от того, что прямо в ухо ей ткнулся прохладный пятачок (хорошо, хоть не мокрый!..), и туда же, в ухо, как в микрофон, Макс громко сказал:
– Марина, слушай, по–моему, пора вставать! Солнце вон уже шпарит вовсю!
– А где твоё «доброе утро»? – лёжа не спине, и не открывая глаз, пробормотала Марина. – И вообще, не кричи мне в ухо! Я по субботам отсыпаюсь. За всю неделю!..
– Некогда тут отсыпаться! Я есть хочу!
– Уже?! – удивилась Марина. – Ты же вчера целый тазик «оливье» сожрал!
– Не сожрал, а съел! – недовольно заявил поросёнок. – И, вот именно, вчера!
– Не буду я вставать!.. – капризно сказала Марина. – У меня выходной! Придётся тебе немножко потерпеть!
– Сколько – немножко? – буркнул поросёнок.
– Ну, два–три часика. Не больше!.. – мурлыкнула Марина.
– Так. Это уже просто издевательство какое–то! Над беззащитным поросёнком!.. – патетически заявил Макс.
– Это еще вопрос, кто над кем издевается! – ответила Марина, всё ещё не открывая глаз. – Мучаешь бедную девушку. Прямо у неё дома!
Макс засопел.
– Не будешь вставать? – спросил он с угрозой.
– Прямо сейчас – не буду! – заявила Марина.
И даже повернулась на левый бок, подальше от поросёнка и поближе к краю кровати.
Это стало её большой ошибкой…
– Ну, ладно. Ты сама напросилась! – заявил Макс.
И изо всех сил толкнул её своим пятачком прямо в попу!..
В левую ягодицу!
А потом и в правую!
И опять в левую!
И опять в правую!
Марина дико засмеялась…
И свалилась на пол, продолжая гомерически хохотать!..
Тут же рядом с ней со звонким стуком маленьких копыт приземлился Макс, и, хитро заглядывая ей в глаза, спросил:
– Ну что, проснулась теперь?
Марина кое–как перестала смеяться, выпуталась из покрывала и сказала, потирая рукой бедро и попу:
– Ты самый неприличный и нахальный поросёнок, какого я только встречала в своей жизни!
– А ты что, много встречала поросят?
– Сколько угодно! И поросят, и свиней, и даже кабанов!
– Где это, интересно?
– Где, где… Сказала бы я тебе!
Марина снова потёрла бедро и попу, уже с другой стороны.
– Я из–за тебя ушиблась, между прочим! – сердито сказала она. – Теперь, наверное, синяки будут!
– А давай я подую! И всё пройдёт! – предложил поросёнок.
И, не дожидаясь ответа, Макс подскочил к ушибленным местам, и, забавно вытягивая рыльце, попытался дунуть на них.
Получилось не очень.
Поросячья конституция не расположена к дутью!
Марина кое–как сдержалась, чтобы снова не засмеяться.
Но ей стало очень приятно от этой искренней заботы…
– Ладно, я по–другому попробую! Тактильно! – заявил Макс.
И принялся поглаживать её тело своим рыльцем.
Щетинки на нём чувствительно щекотали кожу, и Марине вдруг сделалось тепло и очень, очень приятно…
– Так – хорошо?.. – заботливо спросил поросёнок.
– Да… – прошептала Марина. – Подойди ко мне.
– Зачем?
– Я тебя поцелую!..
Макс приблизился к лицу Марины, и она, едва прикоснувшись, поцеловала его в пятачок.
– Спасибо!.. – сказал поросёнок, заметно розовея.
– Пожалуйста! – сказала Марина.
И, чувствуя всем своим телом приятную прохладу пола, сладко потянулась.
Макс блеснул на неё глазками.
– Ты – очень красивая! Сейчас я это вижу намного яснее, чем вчера! – сказал он с чувством.
– Спасибо! – улыбнулась ему Марина. – А ты, на самом деле, такой милый!
– Ну тогда, значит, мир и дружба, да? – предложил Макс.
– И любовь! – подхватила Марина. – Да?
– Да!.. – после небольшой паузы и ещё более порозовев, ответил поросёнок.
– Ладно, теперь встаю! – сказала Марина.
И, легко вскочив на ноги, снова сладко потянулась.
– Только давай сначала сделаем зарядку, а потом уже займёмся завтраком. Идёт? – предложила она.
– Ну, ладно. – нехотя согласился Макс.
– Под музыку! – сказала Марина.
И махнула рукой в сторону музыкального центра.
На нем тут же загорелся индикатор и раздались звуки энергичной танцевальной композиции.
– Это как это ты?.. – вытаращил глаза Макс. – Без пульта?..
– А!.. В моём доме меня все устройства слушаются! – легкомысленно ответила Марина, начиная ритмично двигаться под музыку.
– Ну, тогда прикажи своей кухне, чтоб она чего–нибудь приготовила, пока ты тут прыгаешь! – предложил Макс.
– А вот это – нет, дорогой мой хрюндик! – ответила Марина. – Готовить я предпочитаю исключительно ручками.
– Ну, блин! – буркнул Максим.
– Давай лучше, подключайся! – крикнула ему Марина. – Растряси слегка свой жирок!
– Не хочу я его трясти. Он мне ещё пригодится! – недовольно хрюкнул Максим.
Он сел по–собачьи на задние ноги и стал наблюдать за движениями Марины. Что–то особенное блеснуло в его взгляде, и Марина вдруг вспомнила, что она ведь сейчас совсем голая.
Но от этой мысли она не испытала никакого смущения – как и вчера, когда они вместе резвились в ванной…
Наоборот, она почувствовала, как её охватывает свободное, чистое наслаждение, которого она никогда не ощущала, когда была дома совсем одна.
Легко двигаясь под музыку и бросая время от времени быстрые взгляды на Максима, она заметила, что он всё сильнее розовеет, от пятачка до кончиков своих больших ушей. И затем уже розовый цвет покрыл всё его упитанное тельце.
Марина непроизвольно хихикнула.
Максим хрюкнул и переступил передними копытцами.
Но взгляд от Марины не отвёл.
«Раз–два, три–четыре! Раз–два, три–четыре!» – считала Марина про себя, двигаясь и прыгая всё энергичнее.
Чем активнее она двигалась, тем больше ей казалось, что она сейчас улетит, как вольная птичка – прямо в небо, высоко–высоко!..
«Спокойно, дорогая!» – сказала она себе мысленно. – «Не опали свои крылышки!.. Но как он смотрит! Как смотрит!..»
Тут музыка закончилась.
Марина остановилась.
И взглянула Максу прямо в его блестящие глазки.
Он в ответ заморгал ими и смущённо заёрзал на месте.
Розовый, голый, смущённый поросёнок – это выглядело очень забавно!
Но Марина отчетливо вспомнила своё сегодняшнее предутреннее видение – прекрасного мужчину–полубога, тело которого было озарено чудесным сиянием. Почему–то она не видела никакого противоречия между тем сияющим мужчиной и этим розовым поросёнком. Они в её сознании сливались в одно целое.
Собственно, они и были одним целым.
– Ты классно танцуешь!.. – тихо сказал Макс.
– Ну, это же просто ритмическая гимнастика. – отчего–то тоже смутилась Марина.
– Гимнастика, да… – пробормотал Максим.
– Ну, ладно! – встряхнулась Марина. – Теперь пойдём, быстренько сполоснёмся в душе, а потом уже займёмся завтраком!
– Не хочу я сейчас споласкиваться! – заявил Макс. – Мне и так хорошо. Тем более, зарядку я не делал!
– Вот она, поросячья логика! – хмыкнула Марина, открывая двери ванной. – Тогда жди!
- Хрр! – недовольно выдал Макс.

Впрочем, его нетерпеливое ожидание было тут же вознаграждено прекрасным зрелищем Марины, плещущейся под струями воды за полупрозрачными стёклами душевой кабины, а потом и ещё одним зрелищем, когда она после душа принялась вытираться большим розовым полотенцем.
При этом Марина поймала себя на том, что старается изогнуться и вытянуть руки и ноги как можно более красиво.
«Кажется, я становлюсь законченной эксгибиционисткой! – подумала она. - Или мы, женщины, все такие? Или это я всегда была такой?..»
– Хватит глаза таращить! – сказала она Максу вслух. – Иди–ка лучше сюда, я тебе хотя бы пятачок сполосну!
И без лишних слов она двинула кран над раковиной в сторону холодной воды, подхватила не особо упиравшегося поросёнка на руки и принялась мыть его рыльце.
– Блин, вода холодная! Сделай тёплую! Я же простужусь! – завопил Макс.
– Неискренне вопишь! – отозвалась Марина. – К тому же вода не холодная, а прохладная.
– Да какая там прохладная!.. – начал Макс, но продолжать не смог, потому что она выключила воду и принялась вытирать его полотенцем.
На этот раз не розовым.
Лиловым!
Этому Максим уже не особо сопротивлялся…
– С детства не люблю умываться! – хрюкнул он, резво выбегая из ванной, как только Марина поставила его на пол.
– А плавать и нырять, значит, любишь? 
– Плавать – это совсем другое дело! 
Надев халат и на ходу завязывая пояс, Марина направилась к дверям кухни, возле которых уже приплясывал от нетерпения Максим.
– А чего это ты вдруг оделась? – спросил удивлённо.
– А то, что на кухне я тружусь всегда одетая! Во всём должно быть чувство меры, знаешь ли!
– Да ну? Серьёзно?! 
– Более чем! И вообще, хватит нам тут одного малыша–голыша.
– Я не малыш! – гордо заявил Максим. – Я – мужчина в расцвете сил!
– Это точно! – засмеялась Марина. – Надо тебе еще только пропеллер приделать к одному месту, и будет полный окей!
– Но–но! – важно сказал Максим. – С такими шуточками поосторожнее...
Марина открыла раздвижные стеклянные двери, и они с Максимом вошли в кулинарное царство.
– Да уж! – сказал Максим, вертя своей головой по сторонам. – Как это ты добилась такого идеального порядка?
– А чем мне ещё дома заниматься? – вздохнула Марина. – Только порядком!..
Она открыла холодильник.
– Посмотрим, что у нас тут…
– Помидорки! Апельсинчики! Огурчики! Картошечка! Колбаса! Мясо! Болгарский перец! – радостно закричал Макс. – А там что, в тех банках?
– Всякие припасы. – сказала Марина. – Кое–что от мамы, но, в основном всё из магазина. У нас же тут универсам, на первом этаже.
– Марин, ты это, сделай то же, что и вчера, а?.. – с вожделением попросил Максим, нетерпеливо подпрыгивая на месте.
– Оливье, что ли?..
– Ну, да! Только картошки тоже туда накидай!
– Картошку отваривать надо…
– Да можно и не отваривать! Я согласен!
– А я не согласна!
– Ладно, тогда отваривай, только сначала сделай мне по–быстрому салатик! Из помидоров и огурцов. И с апельсинами! Можно прямо с кожурой! И перца болгарского туда нарежь! И сметанки добавь!
– А тебе плохо не станет от такого сочетания?
– Мне–то? Ни за что!..
С этим своим «салатиком» Максим управился гораздо быстрее, чем Марина начистила картошки. Картофельные очистки он порывался слопать тоже, но Марина эту попытку пресекла. Одну длинную картофельную шкурку он всё–таки успел ухватить и тут же её схрупал. 
За что получил звонкий шлепок по своей попке!
Марина просто не смогла от этого удержаться…
В каком–то смысле это стало её маленькой местью за тот утренний «самосвал», который он ей устроил.
Сделав опять целый тазик «оливье», Марина наложила Максу полную глубокую миску, а остальное поставила в холодильник.
Ещё весь день впереди! С таким его аппетитом ей придётся много времени проводить на кухне…
Стоя рядом с ней на столе, Макс нетерпеливо сунул голову в миску и звучно зачавкал. При этом он переступал задними ножками, а хвостик его уморительно трясся.
Марина тихонько протянула руку, взяла свой смартфон, лежавший на краю стола, и сделала несколько исторических снимков.
Максим ничего не заметил…
Себе она приготовила пару бутербродов с ветчиной и сыром, и, запивая их чаем, принялась наблюдать за процессом насыщения Макса.
– Какой же ты, всё–таки, поросёнок! – вздохнув, сказала она.
Максим поднял голову над миской, и посмотрел на Марину без всякого смущения.
– Ну, само собой! Сейчас я он и есть! – заявил он даже с некоторым самодовольством. – А не чавкать я не могу. Природа требует!..
– Ну–ну! – вздохнула Марина.


Глава седьмая
ГЛАВНОЕ – ПРАВИЛЬНЫЙ МАСШТАБ

– Карта города здесь? – спросила Герцогиня.
– Да, конечно! – Первый прямо подпрыгнул на месте от желания услужить. – Вот она!
Первый показал на краешек карты, торчавший из кармана в спинке водительского автокресла.
И добавил:
– Но я так и не понял, зачем она вам? У нас же навигатор есть.
Герцогиня только хмыкнула, и, подавшись вперёд, без лишних церемоний потянула за краешек карты.
Первый, покраснев от досады, что не угодил госпоже, быстро ухватил другой край карты и тоже резко потянул – так, что едва не порвал её.
Герцогиня остановила движение своей руки, и, повернувшись к Первому, спокойно сказала:
– Не так сильно! Порвёшь.
– Да! – голосом восторженного идиота подтвердил Первый, продолжая крепко держать карту.
– Так. – сказала сама себе Герцогиня. – С этим я, пожалуй, переборщила!..
И, поймав своим цепким взглядом взгляд Первого, повторила:
– Не так сильно, дружок! Не так! Понимаешь?..
Печать идиотизма на лице Первого плавно растаяла, он отпустил свой край карты и сказал уже без лишней экзальтации:
– Понимаю. Хорошо!
– Ну, вот и молодец! – удовлетворённо сказала Герцогиня, и, спокойно вытащив карту, развернула её у себя на коленях.
Придерживая карту левой рукой, она провела над ней ладонью правой и задумчиво произнесла:
– Масштаб не тот… Покрупнее есть?
– Да! – радостно воскликнул Первый. – Крупнее есть, и еще крупнее! Мы их три разных купили!
Герцогиня посмотрела на него внимательно, вздохнула и попросила:
– Давай среднюю.
Первый протянул руку и из того же кармана в кресле вытащил другую карту.
Герцогиня взяла её, и в это же время карта, раскрытая у неё на коленях, сложилась сама собой.
А потом Первому показалось, что она сама же и прыгнула к нему в руки.
Но он этому нисколько не удивился, как будто каждый день наблюдал телекинез в действии – что, собственно, Герцогиня сейчас и продемонстрировала.
Первый спрятал отвергнутую карту обратно в карман автокресла и принялся наблюдать за тем, как Герцогиня аккуратно разворачивает новую карту у себя на ногах.
Эта карта представляла собой довольно большую «простынь», и Герцогиня развернула для начала только её нижний край.
Затем, прикрыв глаза, она провела над поверхностью карты правой рукой, и сказала:
– Вот. Это – то, что нужно. Молодцы!
Первый покраснел от похвалы, а Второй радостно хмыкнул.
«Тойота», между тем, выехала на объездную трассу, аккуратно встроилась в крайний правый ряд, и Второй сказал:
– Минут через пятнадцать–двадцать подъедем к городу. Если не будет пробки, конечно.
– Не будет. – сказала Герцогиня, осторожно разворачивая карту дальше.
– Вы и движением управлять можете? – с уважением спросил Первый.
– Не отвлекай. Могу. – с полузакрытыми глазами, водя над новым участком карты своей рукой, ответила Герцогиня.
Первый благоговейно замолчал.
– Но на это нужно очень много сил. – вдруг продолжила Герцогиня, открывая глаза. – Так что сейчас я просто гоню волну. Перед нами и вокруг. В выходной день так – правильно.
– А, понятно. – сказал Первый, кивая головой.
Он и в самом деле понял, что имеет в виду Герцогиня.
Герцогиня бросила на него взгляд искоса, и сказала:
– Вот теперь – совсем хорошо. Молодец!
Первый порозовел от её похвалы.
Второй между тем ловко перестроился в следующий ряд, и «тойота» поехала заметно быстрее.
Первый посмотрел в окно. Вся восьмиполосная трасса была плотно заполнена автомобилями, несущимися в обе стороны, но какое–то новое внутреннее ощущение подсказывало Первому, что сегодня пробок у них на пути и в самом деле не будет.
Судя по довольному выражению лица Второго в зеркале заднего обзора, тот чувствовал то же самое, и вовсю наслаждался ездой.
Второй вообще был классным водителем, уверенным, энергичным и одновременно осторожным. Недавняя небольшая авария с его любимой «старушкой» случилась вовсе не по его вине.
Конечно, иногда он жалел денег на разные мелочи, вроде полной перекраски заменённого крыла, но зато никогда не жалел средств и времени на поддержание двигателя и ходовой части в идеальном рабочем состоянии. 
– Куда конкретно мы едем? – подал голос Второй. – В какой район? Какое место?
– Скажу через пару минут. – ответила Герцогиня, разворачивая карту дальше, а ненужную часть складывая.
Быстро проведя над новым участком карты рукой, она вдруг замерла, подняла лицо с закрытыми глазами вверх, как будто к чему–то прислушиваясь, и медленно, примерно в пяти сантиметрах над поверхностью бумаги, повела руку обратно.
Первый увидел, как между рукой Герцогини и картой возникает лёгкое свечение, и в нём проявляются объемные контуры домов, деревьев и людей. Первый даже явственно услышал шум автомобилей, голоса прохожих и чириканье беззаботных городских воробьёв. 
Герцогиня вновь задержала руку над картой, открыла глаза, и, повернув голову к Первому, сказала:
– А ведь ты сенс, дружок!
– Кто? – удивился Первый.
– И потенциально очень сильный! – ничего не объясняя, продолжала Герцогиня. – Вот уж точно, делаешь одно, а получаешь совершенно другое!..
Первый только захлопал глазами ей в ответ.
А Герцогиня вдруг решительно заявила:
– А ну–ка, давай, помогай мне!
– Но… Я не знаю, как! – недоумённо ответил Первый.
– Просто старайся мне помочь. И тогда узнаешь!.. – ответила Герцогиня.
Первый посмотрел на неё в лёгкой растерянности, немного подумал и осторожно протянул руку к карте ладонью вниз.
– Правильно. – кивнула ему Герцогиня.
Первый, воодушевившись и стараясь повторить движение Герцогини, осторожно провёл своей рукой над самым краешком карты.
Пальцы его при этом слегка дрожали.
– Не волнуйся, дружок, не волнуйся. – успокоительно сказала ему Герцогиня. – Первый раз всегда страшно, а потом ничего, получается всё лучше и лучше!..
И она усмехнулась.
Первый глубоко вдохнул, выдохнул и слегка расслабился.
Его пальцы перестали дрожать.
Он осторожно повёл своей рукой дальше, дальше, дальше…
И вдруг наткнулся на невидимую преграду.
– Опаньки!.. – негромко воскликнула Герцогиня.
Второй, отражаясь в зеркале заднего обзора, радостно улыбнулся. 
Ему очень понравилось это слово в устах Герцогини!..
Первый попытался двинуть руку дальше.
Бесполезно.
Его пальцы совершенно точно упирались в невидимое препятствие.
– Не дави, не дави! – сказала ему Герцогиня. – Тут силой нельзя! Тут по–другому нужно… И давай теперь я тебе помогу!..
Она подвела свою руку поближе к руке Первого, и он увидел, как на этот раз засветилась уже не пространство между её рукой и поверхностью карты, а сама рука.
Кончики его пальцев тоже засветились, и его рука очень медленно двинулась вперёд, будто продавливая вязкое невидимое желе.
И как бы сама собой карта развернулась дальше, закрывая обследованный участок и открывая новый.
Две руки, Герцогини и Первого, медленно, миллиметр за миллиметром, двигались вперёд и вперёд, пока вновь не остановились.
– Ну, вот!.. – удовлетворённо сказала Герцогиня. – Что это за район?
– Мневники... – прошептал Первый, чувствуя, как по его виску скатываются капельки пота.
– Ага! – сказала Герцогиня.
Её сумочка открылась, и из неё показался белый краешек салфетки.
Герцогиня взяла его и заботливо промокнула Первому пот.
Он благодарно ей улыбнулся, с трудом поворачивая голову в её сторону.
По всему было видно, что он находится в громадном напряжении.
– А некоторые произносят и пишут через «ё», не так ли? – спросила Герцогиня Первого.
– Моя тёща – только через «ё»! – вдруг гордо отозвался со своего места Второй, опять глянув на Герцогиню из зеркала заднего обзора.
– Ну, вот я ж и говорю! – кивнула ему Герцогиня.
И, опять обращаясь к Первому, сказала:
– А точнее? Можешь показать?
– Я не знаю… – начал было Первый.
– Знаешь! – уверенно перебила его Герцогиня. – Показывай!
И Первый, немного помедлив, начал приподнимать свою руку выше, выше над картой, и тут же под его ладонью стал вырастать полупрозрачный объемный образ жилого комплекса из трёх белоснежных зданий.
Рука Первого остановилась.
Теперь все три здания разной высоты, соединённые между собой перемычками, были видны во всех деталях.
– Что это?.. – спросила Герцогиня.
– «Белый парус»… – прикрывая глаза, но не опуская руку, отозвался Первый.
– Жилой комплекс! Классное место! – опять подал голос Второй. – Жаль, квартира там мне не по карману! Эх, совсем не по карману!..
Герцогиня подалась вперёд и сказала, неотрывно глядя на какую–то точку в одном из зданий комплекса:
– А кто–то получил тут квартиру просто даром!
Немного помолчав, она добавила с непонятной интонацией:
– Интересно, очень интересно!..


Глава восьмая
ВСЕ ТАЙНЫ МИРА

Где–то в высоких соснах прошумел, как вздохнул, лёгкий ветер, а Введенский, глядя в глаза этой необыкновенной женщине, вдруг с беспредельной ясностью понял, что вот только что всё в нём и вокруг него изменилось, и уже никогда не будет прежним.
Отныне, где бы он ни был, что бы он ни делал, засыпая, просыпаясь, предаваясь сладкой дневной полудрёме, совершая великие подвиги и томясь житейской суетой, он будет думать о ней, только о ней, не смея даже надеяться на то, что и она может думать о нём.
А она вдруг с лёгкой печалью улыбнулась, и повторила:
– Пойдёмте, Игорь Степанович, пойдёмте! Мне нужно всё вам показать и объяснить.
– Но… Могу ли я хотя бы надеяться, что… – вдруг, неожиданно для самого себя, начал Введенский, неудержимо краснея, и ничуть не стыдясь этого.
– Можете. – отчётливо сказала она ему, одновременно гораздо больше говоря взглядом, и сердце сладко ударило в его груди.
Она вздохнула, повела головой, и ему захотелось, чтобы она взяла его за руку, потому что сам он не смел к ней даже прикоснуться.
Но она вновь лишь вздохнула и сказала:
– Идите за мной. И ничему не удивляйтесь.
– Вряд ли я смогу… – пробормотал он.
– Идти? – улыбнулась она.
– Не удивляться! – признался он.
– Вам положено. По долгу службы!
– Ну, да, конечно… – пробормотал он, растворяясь в её улыбке.
Она повернулась и пошла к дому по дорожке мимо ярких цветов, а он двинулся за ней, мучительно любуясь тем, как свободно льётся её платье, и страстно желая, чтобы сейчас в мире больше ничего и никого не было, кроме них двоих, и чтобы…
– Не торопитесь, Игорь Степанович! – произнесла она неожиданно, не поворачиваясь к нему и довольно тихим голосом, но он услышал её более чем ясно, и покраснел еще сильнее, хотя и так всё его лицо сейчас горело пунцовым цветом.
В верхушках сосен вновь прошумел ветер, где–то каркнула ворона, цвирикнула белка, а в доме, к которому они подошли совсем близко, громко хлопнула дверь, и на его крыльцо выскочил юнец в белом лабораторном халате, с растрёпанными волосами.
Возбуждённо размахивая руками, юнец закричал:
– Варвара Михайловна! Варвара Михайловна! Я её расшифровал! Я расшифровал эту надпись! Там всё дело было в том знаке, в третьей строчке! Оказывается, в этом контексте он читается совершенно иначе, чем мы предполагали изначально! А процессор не выдержал. Он расплавился! Вы представляете?!..
– Молодец, Костик! – похвалила его Варвара Михайловна. – Я нисколько не сомневалась, что у тебя всё получится.
Юнец от радости прямо засиял.
И только тут он сделал вид, что заметил Введенского.
– Ой, извините! – пробормотал юнец, якобы смутившись. – Я не знал… Это же… Вы же… Да?..
– Что – «да»? – спросил Введенский.
– Ну, что… – пробормотал юнец, продолжая усиленно смущаться.
И нахально ответил вопросом на вопрос:
– А почему вы в штатском?
– Работа такая! – хмуро сказал Введенский.
– Понятно. – кивнул юнец, сверля Введенского очень внимательными глазами. – Ну, я тогда пошёл?..
– Идите!
Варвара Михайловна рассмеялась, а юнца в один миг сдуло с крыльца обратно в дом.
Введенский хмыкнул.
По роду его службы ему приходилось очень много общаться с людьми разной степени адекватности – целителями, искателями, провидцами и учёными, от студента до академика, и очень многие из них считали себя настоящими пупами земли.
Но с таким беспардонным нахальством Введенский встретился впервые в своей служебной карьере.  За ним явно что–то скрывалось...
Мысленно генерал сделал для себя заметочку чуть позже проверить этого мальчишку как следует.
– По виду он очень похож на старшеклассника. – сказал Введенский вслух.
– Кто?
– Костик этот самый...
– Вы почти угадали. По возрасту он должен учиться на первом курсе университета. – кивнула Варвара Михайловна. – Но на самом деле университет он уже закончил, а здесь проявил себя как один из лучших исследователей–логиков. В большинстве случаев он находит правильные решения даже без помощи сенсов. Но компьютеры его энергетики не выдерживают.
– И много он уже спалил процессоров?..
– Много! И жестких дисков, и блоков питания!.. – засмеялась Варвара Михайловна, поднимаясь на крыльцо.
И, оборачиваясь к Введенскому, сказала:
– Но у нас нет проблем с расходными материалами и запчастями, вы же понимаете.
– Да, конечно. Это уж само собой!.. – пробормотал Введенский, продолжая думать о загадочном поведении Костика.
Варвара Михайловна открыла деревянную дверь с резными украшениями, и они вошли в дом.
Введенский, разумеется, знал, что ожидает его внутри, но всё равно испытал лёгкий шок, когда вместо предполагаемой деревенской горницы они с Варварой Михайловной оказались в просторном, ярко освещённом вестибюле, очень похожем на вестибюль солидного и сильно засекреченного НИИ. 
Собственно, так оно и было.
Свет здесь лился с высокого сводчатого потолка, пол был светло–коричневый, шершавый, бежевые стены изгибались по правильной окружности, сходясь к дверям, через которые вошли Введенский и Варвара Михайловна.
И в этих стенах на равном расстоянии друг от друга располагались одинаковые светло–серые двери лифтов, общим числом девять. Но Введенский ничуть бы не удивился, если бы их оказалось гораздо больше.
Между лифтами стояли диваны и вазоны с декоративными деревьями, но на диванах никто не сидел, да и вообще тут не было ни души.
Костик, значит, успел умчаться на одном из лифтов.
– Здесь что, даже дежурных не бывает? – спросил Введенский.
– Не бывает. В этом нет необходимости. – ответила Варвара Михайловна. – К тому же у всех сотрудников полно работы в своих отделах.
– А почему на лифтах нет хотя бы номеров?
– А потому, что они нам не нужны.
– Хм!.. Но как быть человеку, если он не сенс и не учёный?..
– Не принижайте себя, Игорь Степанович. – усмехнулась Варвара Михайловна. – Ведь вы идёте дорогой воина!..
– Кгхм!.. – кашлянул Введенский, не найдя, что ответить на это заявление.
– Нам сюда! – сказала Варвара Михайловна, уверенно направляясь к одному из лифтов.
Введенский заспешил за ней.
Варвара Михайловна коснулась кнопки на боковой панели, и двери лифта с тихим шипением раскрылись.
«Вы только не бросайте меня тут нигде! А то ведь я могу и заблудиться!» – хотел пошутить Введенский, но промолчал.
Уж если идёшь дорогой воина, так будь готов к любым неожиданностям!

Лифт с довольным гудением устремился вниз.
Введенский и Варвара Михайловна стояли рядом на слегка вибрирующем полу кабины, и Введенский чувствовал, что и в нём самом всё тоже вибрирует, но вовсе не из–за движения лифта...
– На верхних уровнях у нас находятся служебные квартиры сотрудников, лаборатории, сервисный центр, склады оборудования, пищеблок, часть хранилищ, ну и разные вспомогательные помещения. – сказала Варвара Михайловна. – А мы с вами спустимся на самый нижний, двенадцатый уровень.
– Где находятся самые важные сокровища?.. – всё–таки пошутил Введенский.
– Здесь все сокровища – самые важные. – серьёзно и просто сказала Варвара Михайловна.
– Извините… – пробормотал Введенский.
– За что же? – удивилась Варвара Михайловна.
– За неудачную шутку…
– Бросьте вы, Игорь Степанович. Чувство юмора – это прекрасно!
– Вот как?
– Конечно. И у вас оно – отменное!
Они переглянулись, и стали смотреть в закрытые двери перед собой.
Но на душе Введенского слегка полегчало. Его собственные внутренние вибрации растаяли где–то в самом его сердце, и ему вдруг сделалось так хорошо, покойно…
Его очень согревал сам факт, что эта удивительная женщина разговаривает с ним так благосклонно.
К тому же эта реальность начинала нравится ему всё больше и больше.
Ведь в ней была его спутница!..
Кабина лифта остановилась, двери распахнулись, и Введенский с Варварой Михайловной вышли.
Они оказались в помещении громадной библиотеки, стеллажи которой тянулись вдаль как будто бесконечно. И наряду с книгами явно древнего и старинного вида, на этих длиннющих полках лежали папирусные свитки и пергаменты, а также стояли большие коробки, в которых, как знал Введенский, были собраны тексты, представляющие в целом одну какую–то книгу или собрание книг по одной теме. 
Помещение было освещено электрическими светильниками на длинных шнурах, свисающих с высокого потолка, и в их рассеянном свете все эти несказанные богатства выглядели очень таинственно и торжественно.
Введенский прерывисто вздохнул и взглянул на Варвару Михайловну.
Она смотрела на полки с книгами и свитками с очень странным выражением лица, и была сейчас как будто далеко–далеко.
Или, точнее, не далеко, а давно–давно…
– Это именно то, о чём я думаю? – решился нарушить молчание Введенский.
– Да. – кивнула Варвара Михайловна. – Вы ведь знаете.
Она повела рукой:
– Здесь собраны фактически все книги и свитки из Александрийской библиотеки.
– Той самой, которая была основана Птолемеем Первым? В третьем веке до нашей эры? – на всякий случай уточнил Введенский.
– Да.
– То есть, значит… Той библиотеки, которую сначала частично сжёг Юлий Цезарь, в 48 году до нашей эры, если я не ошибаюсь, а потом, уже в 273–м году нашей эры, окончательно уничтожил император Аврелиан?..
– Вы хорошо подготовились. И с датами не ошибаетесь. – кивнула со странной улыбкой Варвара Михайловна. – Но эти двое негодяев… а вместе с ними и многие, многие другие… Разрушили и сожгли только здания, и уничтожили множество людей, но эти книги и свитки мы с сестрой сохранили. Мы изъяли их раньше, непосредственно перед нападением… Людей мы тоже постарались увести, хотя с этим всегда возникали большие сложности…
– Это… Невероятно! Невероятно! – прошептал Введенский. – Если бы я сам не видел этого, если бы я не видел уже сделанных копий, я бы ни за что, ни под каким видом в это не поверил бы!
Он ошеломлённо взглянул на Варвару Михайловну.
– Но как же вам удалось? Как вам удалось сохранить всё это?
– Не только это, но и многое, многое другое… – улыбнулась Варвара Михайловна.  - Ведь здесь собраны не только книги, но и…
Она помолчала, опять уйдя в свои мысли.
– Идёмте дальше! – продолжала она. – Вам лучше всё увидеть самому.
Она неторопливо пошла вперёд, а Введенский с благоговением последовал за ней.
И только сейчас, проходя мимо бесконечных полок с книгами и свитками, он заметил людей, которые почти неслышно, как тени, перемещались между стеллажами, занятые своей работой.
Введенский знал, что это были не только сотрудники Хранилища, но и учёные из разных стран, которые трепетали от одной только мысли увидеть собранные здесь сокровища.
«Странно… - подумал он. – Ещё несколько минут назад я был абсолютно уверен, что здесь нет никого, кроме наших специалистов. Как быстро меняется эта реальность! И меня это почему-то совершенно не беспокоит!..»


Глава девятая
ПОРОСЁНОК И НОВЫЕ ИДЕИ

Возя своим рыльцем уже по дну миски, Макс шумно двигал ею по столу.
У Марины вновь возникло жгучее желание как следует его шлёпнуть, но тут Макс поднял голову над миской и сказал:
– Было чрезвычайно вкусно!
– Прямо–таки чрезвычайно?
– Ага! – улыбнулся Макс во всю пасть, и, забавно наклонив голову, прислушался к своим ощущениям. Его живот ответил ему утробным урчанием.
– Я тут вот думаю… – сказал Макс.
– Что?..
– Может, добавки?
– А ты не лопнешь?..
Поросёнок невозмутимо похлопал на неё глазками, продолжая прислушиваться к утробным звукам своего пищеварительного аппарата.
– Ладно, потерплю до обеда! – заявил Макс с таким видом, как будто только что принял судьбоносное решение.
– Ну надо же!.. Я тобой горжусь! – иронически всплеснула Марина руками.
Тут Макс посмотрел на неё неожиданно серьёзно и сказал:
– Слушай, Марин, давай я тебе скажу свой номер банковской карты? И логин, и пароль для входа в онлайн–банк?
– Зачем?
– Ну, чтоб ты могла денег снять, на продукты! И на всякие другие расходы…
– Ха! – воскликнула Марина. – А ты не боишься, что я все деньги с твоей карты переведу на свой счёт?
– Не боюсь! Я тебе доверяю. – заявил Макс. – И ещё я, это, немного смущён…
– Да ну?..
– Ага… Я ж понимаю, со мной у тебя появилось столько забот…
– Ничего, я не против. – сказала Марина голосом хорошо воспитанной девочки. – И твоя банковская карта мне тоже не нужна. У меня своя есть!
– Ну, ладно… – хрюкнул Макс. – Моё дело – предложить!
«Эх, Макс, поросёнок ты этакий! Разве ж это заботы?! – воскликнула Марина про себя. – Это ж… Это сплошные удовольствия!.. Особенно некоторые из них!»
Она почувствовала, что начинает краснеть.
Макс посмотрел на неё очень внимательно, и уже хотел что–то добавить, но Марина решительно вскочила на ноги и сказала:
– Так, ладно. Надо убрать со стола!
И, быстро собрав со стола посуду, понесла её к мойке.
Но едва она открыла кран с водой, как её ударило очень странное и очень тревожное ощущение. 
Марина хлопнула рукой по крану, выскочила из кухни, промчалась через всю свою просторную комнату–студию и подбежала к окну.
За окном было радостное солнечное утро.
Улицы.
Скверы.
Дома.
Автомобили.
Люди.
Всё, как обычно.
Ничего подозрительного.
– Марина, что случилось? – услышала она взволнованный голос Макса.
Она оглянулась.
Макс стоял рядом с ней на полу, и смотрел на неё с очень тревожным видом.
– Ты что, спрыгнул со стола? – воскликнула Марина.
– Нет, прилетел сюда, как бабочка! – съехидничал Макс.
– Там же высоко!
– Ничего не высоко. Нормально. Что случилось?..
Марина вздохнула.
– Да вроде бы ничего. Но мне вдруг показалось, что с этой стороны, прямо в дом… в квартиру… заглянул кто–то огромный и очень, очень опасный…
Макс вдруг весь напрягся. Его рыльце даже как–то заострилось, уши ещё сильнее оттопырились, но при этом он вовсе не выглядел забавным.
– ..Как будто наш дом стал игрушечным, и этот кто–то мог запросто раздавить его своей огромной ножищей!.. – продолжала Марина. – Что это такое, Максик?.. Никогда раньше мне такого не чудилось!
– Ладно, не бери в голову! Бывает. – быстро сказал Макс. – К тому же этот дом раздавить невозможно.
– Да?.. Откуда ты знаешь?..
– Ну я, видишь ли, немного разбираюсь в строительстве...
– А, ну да… – пробормотала Марина, опять непроизвольно бросая взгляд в окно.
– Пойдём лучше мыть посуду! – предложил Макс. – Я буду тебе помогать!
– Каким это образом, интересно? – улыбнулась Марина.
– Своим жизнерадостным видом! – заявил Макс. – И ещё я люблю петь.
– Серьезно? А играть на музыкальных инструментах?
– На гитаре. Немного!.. Правда, сейчас я могу сыграть только на барабане. У тебя есть барабан?
– Нету! – рассмеялась Марина, чувствуя, как к ней возвращается сегодняшнее отличное настроение.
Но где–то в самой глубине души она совершенно чётко осознавала, что ничего ей не почудилось, и что прямо сейчас кто–то посторонний, заглянув в окно её квартиры, заглядывает к ней уже прямо в голову, бесцеремонно вытягивая из неё необходимые ему сведения.
И Марина совершенно хладнокровно взяла и закрылась от этого постороннего вмешательства – подобно тому, как вода в реках и озёрах закрывается от зимней стужи толстым слоем крепкого, надёжного льда.
Вот после этого Герцогиня, глядя на объёмный образ «Белого паруса» над картой в «тойоте», и сказала «Интересно! Очень интересно!»
Да, ей было интересно.
И в то же время она очень, очень насторожилась…

Максим и в самом деле спел для Марины, пока она мыла посуду, причём пародируя одного известного эстрадного «мачо», а на самом деле бездарного и недалёкого пошляка.
А вот Макс оказался прекрасным артистом.
– Для тебя! Для тебя! – верещал он ей во всю свою мочь, вытягивая рыльце и невероятно смешно тряся ушами и хвостиком. – Целый мир я суну в тазик для тебя!
– Почему в тазик?!.. – сама содрогаясь от смеха и то и дело роняя посуду в мойку, спросила Марина. 
– Ну, что мне ближе, о том и пою! – на мгновение вышел Макс из образа, и продолжил еще пронзительнее:
– Для тебя, моя родная, для тебя! Целый мир я растопырю для тебя!..
Слова «моя родная» ей очень понравились, потому что были спеты совершенно искренне.
А вот образ «растопыренного мира» показался ей настолько уморительным, что она, согнувшись над мойкой, едва не задохнулась от смеха.
Она же не знала, что совсем скоро ей, и не только ей, придётся столкнуться с растопыренным миром в самом крайнем проявлении этого понятия…
– Так! – деловито заметил Макс, уже полностью выходя из своего «эстрадного образа». – С пением, я вижу, пора заканчивать. А то тебя сейчас удар хватит!
– Ох, ну я не могу!.. – кое–как разогнувшись, сказала Марина. – Тебе в цирке надо выступать! Публика будет в полном восторге!
– А ведь я мечтал о цирке, в детстве! – совершенно серьёзно заметил на это Макс.
И добавил:
– Ладно, я пойду отойду на минуточку… А ты давай, заканчивай тут пока!
Он резво спрыгнул со стола и убежал.

– Ну, какие у нас планы на сегодня? – спросила Марина, выходя из кухни.
– А что ты обычно делаешь по выходным?.. – спросил Макс осторожно, в то время как у него в глазах заблестела какая–то мысль.
– Ну, что! Читаю, гуляю, слушаю музыку, встречаюсь с друзьями!.. – перечислила Марина. – И ещё время от времени езжу к маме в деревню. Тут не так уж и далеко, всего сто километров. Правда, в прошлые выходные я у неё уже была.
– К маме! – воскликнул Макс. – У тебя есть машина?
– Конечно! Только я на ней по городу почти не езжу. Я не очень хороший водитель…
– К маме!.. – повторил Макс, почти не слыша Марину. – А давай тогда съездим к моей маме, а?..
– Ну, давай… – без раздумий согласилась Марина. – А где она у тебя живёт?
– В «Ясной зорьке». Это такой новый жилой район. В пригороде. Ты должна о нём знать. – быстро произнёс Макс, отчего–то заметно волнуясь. – Ведь ты же знаешь о нем? Ведь знаешь?
– «Ясная зорька»? – недоумённо произнесла Марина, как будто слыша это название первый раз в жизни.
Но тут же она опомнилась и поняла, что, разумеется, знает это название. И даже очень хорошо.
– Ну конечно, знаю! – воскликнула она вслух. – Ведь мы же его и строили!
Макс облегчённо вздохнул.
Марина, услышав его вздох, с изумлением спросила себя, как это она вообще могла забыть о «Ясной зорьке»?..
А в её голове уже сами собой возникали воспоминания о том времени, когда Геннадий Иванович, загоревшись идеей строительства этого посёлка, будоражил и подгонял весь коллектив «Нового берега», и как трудно сначала шли переговоры с городскими властями, и как нелегко далось компании участие в конкурсе, без которого не обошлось, но зато как быстро и здорово шло строительство самого посёлка, развернувшегося на месте громадного заболоченного пустыря всего лишь за два года!
И, пока эти воспоминания и образы клубились в памяти Марины, новая реальность, зерно которой в её сознание только что поместил Максим, становилась все яснее и яснее…
Вся в воспоминаниях, Марина задумчиво улыбнулась Максиму и сказала:
– Конечно, поедем! Тем более, мне самой хочется там побывать.
Она опять улыбнулась какой–то своей мысли и сказала:
– Я ведь давно там не была!.. – как будто убеждая в этом саму себя.
И, разумеется, убедив!
Максим тоже заулыбался, во всё своё жизнерадостное рыльце.
– Но только нам надо тебя одеть! – неожиданно заявила Марина.
– Что–о?! – крикнул Максим. – Что за глупости?! Мне–то зачем одеваться?! Посмотри на меня! Я – поросёнок! Самый обыкновенный поросёнок! Тут и комар носа не подточит!
– Ну, мой дорогой, ты же не можешь выйти к людям голышом! – уже полностью захваченная этой мыслью, заявила Марина. – Тем более, у меня есть для тебя замечательный костюмчик! Я его для Бобика покупала… Он тебе точно подойдёт. Вы с ним примерно одинаковой формы. И комплекции!..
И Марина протянула к Максу руки, чтобы взять его и нести одеваться.
– Но–но–но! – завопил Макс, пятясь от неё. – Это – самая дурацкая идея, какую я только слышал в своей жизни!
Само собой, пятился он совершенно напрасно.
Ведь если женщина чего–то сильно захочет, то ни один поросёнок не сможет воспротивиться её желаниям!..


Глава десятая
ЧУВСТВА И ВОСПОМИНАНИЯ

«Тойота» мчалась к городу, не сбавляя скорости, и Второй за рулём просто сиял, что с ним бывало нечасто.
Водители всех транспортных средств рядом, впереди и сзади, сияли, видимо, тоже – поскольку, несмотря на плотную массу несущихся в обе стороны по восьми полосам разноцветных и разномастных автомобилей, на протяжении всей трассы нигде не было и намёка на «пробку».
Через зеркало заднего обзора Второй время от времени поглядывал на Герцогиню и Первого, но Герцогиня лишь слегка улыбалась, с самым непроницаемым видом, а Первый был во власти нахлынувших на него необыкновенных ощущений.
Он не обратил внимания на то, как карта столицы сложилась в аккуратную книжку и вновь скользнула в карман автокресла, он как будто не слышал вокруг себя никаких звуков и ничего не видел, но, на самом деле он был просто ошеломлён невероятной свободой своих новых мыслей и чувств.
Если только он начинал прислушиваться к чему–либо, то слышал такие тончайшие нюансы звуков, которые обычному человеку не доступны в принципе.
Если он бросал взгляд на любой предмет в салоне машины, то видел не только его внешнюю форму, но и внутреннюю структуру, вплоть до молекул и атомов.
А если он начинал думать даже о каких–нибудь пустяках, то его мысль как бы сама собой соединялась со связанными с ней понятиями и обрывками информации, и перед его внутренним взором буквально в один миг возникала невероятно стройная смысловая конструкция, объясняющая то или иное явление окружающей действительности с абсолютно неопровержимой логикой, к тому же предельно просто и наглядно.
Примерно так, как он мыслил сейчас, умели мыслить только древние мудрецы, вроде Аристотеля и Пифагора, у которых не было ни сложных инструментов, ни навороченного оборудования, а был только их собственный, хорошо развитый и не ограниченный никакими предубеждениями интеллект.
Вот только Первый был сейчас как сто, тысяча или даже миллион Аристотелей и Пифагоров, вместе взятых, и чувствовал, что возможности его собственного интеллекта превосходят их возможности многократно. 
– Не увлекайся!.. – спокойно сказала ему Герцогиня. – Помни о чувстве меры!
– Я.. Да, хорошо!.. – пробормотал Первый. – Буду!..
– Впрочем, скоро это пройдёт. – добавила Герцогиня со странной улыбкой.
– Как – пройдёт?! – воскликнул Первый. – Совсем?!
– Я имею в виду, пройдёт вот эта первая эйфория. – утешила его Герцогиня. – Всё остальное останется, не волнуйся. Хотя тебе, конечно, придётся ещё научиться со всем этим управляться.
– То есть… Я теперь этот… Как вы сказали – сенс?.. – спросил Первый.
– Да. Только не теперь, а всегда.
- Всегда что?
- Ты всегда был сенсом. Я просто сняла барьеры.
- Зачем? – задал неожиданный вопрос Первый.
- Случайно! – пожала плечами Герцогиня.
И, странно улыбнувшись Первому, сказала:
- Но, если ты этим недоволен, я могу вернуть их обратно. Пока ещё не поздно…
- Нет! Не надо!
- Правильно. Молодец!.. – похвалила его Герцогиня.
Они помолчали.
– А… Андрей? – показал Первый взглядом на Второго. – Он не сенс?
– Нет. Далеко не каждому это дано. Но он, видишь ли, слишком много сомневался. В себе, в других, во всём, потому что всегда был настроен на худшее. Я избавила его от этого.
– И теперь он будет настроен только на лучшее?
– И на то, чтобы всегда добиваться лучшего. – кивнула Герцогиня.
– Класс! – прошептал Первый.
Тут на лице Андрея в зеркале заднего вида появилось озабоченное выражение.
– Валера! – воскликнул он. – У нас проблемы!
– Какие? – откликнулся Первый, хотя уже знал ответ на свой вопрос.
– Подшипник в левом переднем колесе загудел. Слышишь?
– Слышу… – ответил Первый, он же Валерий.
– Как ты думаешь, на сколько его хватит?
– Ну… Если ты будешь ехать с такой же скоростью, его заклинит примерно через пять минут.
– Блин! – воскликнул Андрей. – А мы в крайнем левом ряду! Держитесь, ребята, начинаю маневрировать!
– Не надо! – быстро сказала Андрею Герцогиня.
И, повернувшись к Валерию, приказала:
– Исправь!
– А разве я это могу?..
– Конечно!
Валерий, наклонив голову, сосредоточился, нахмурился…
И лицо Андрея тут же опять засияло.
– О, больше не гудит! – сказал он. – Живём дальше!
– А что ещё я могу? – спросил Валерий Герцогиню.
– Многое. Очень многое. Но ты должен быть очень осторожен в своих желаниях и действиях. Ведь одно цепляется за другое, смерь ведёт за собой жизнь, а жизнь – смерть… В таком духе.
Она опять улыбнулась своей странной улыбкой, и сказала с ироническим оптимизмом:
– В общем, как в русской пословице: «Коготок увяз, всей птичке пропасть!»
– Это точно! – радостно подхватил Андрей.
– Он что, теперь всему будет вот так радоваться? – осведомился Валерий.
– Ну, в данном случае он радуется той очевидной истине, которая заключается в этой пословице! – усмехнулась Герцогиня.
Все трое опять немного помолчали, думая каждый о своём.
– Не переживай! – вновь повернулась Герцогиня к Валерию. – Если ты будешь осторожен, и мудр, и смел, то постепенно научишься ходить по жёрдочке и не падать. И даже сможешь сделать очень много хорошего.
– Для кого?
– Для себя и других. Для всех.
– Но кто будет определять, что хорошо, а что плохо?
– Ну, кто! – воскликнула Герцогиня. – Тот, кто внутри тебя!
И она почему–то очень внимательно посмотрела в глаза Андрею в зеркале заднего обзора. 
– Это – избитая истина! – с очень довольным видом заявил Андрей.
– А то! – кивнула ему Герцогиня.
И добавила:
– Впрочем, некоторые болваны вообще никого и ничего не слушают, кроме своих собственных прихотей. Если они обладают хоть какой–то властью, последствия бывает печальные… А некоторые вдруг совершают абсолютно безумный поступок, и вот он–то и оказывается самым правильным! Не устаю этому удивляться! Хотя последствия потом всё равно приходится расхлёбывать всем окружающим…
Немного помолчав, Герцогиня закончила непонятно:
– Этот вот тоже, наворочал дел!
Валерий посмотрел на неё внимательно.
– Вы ведь имеете в виду кого–то конкретно?
– Имею.
– И… Мы сейчас едем как раз на встречу с ним? Правильно?
– Правильно.
– И что мы должны будем с ним сделать?..
– А вот что должны будем, то и сделаем! – сказала Герцогиня уклончивым тоном.
Валерий посмотрел на неё долгим взглядом, наклонив голову.
Эта необыкновенная женщина с каждой минутой удивляла и привлекала его всё больше и больше.
Сначала она напугала их с Андреем одним своим видом и силой ледяных глаз, потом бесцеремонно внесла кое–какие исправления в саму их физическую и духовную сущность, а теперь излучает вокруг себя такую мощную атмосферу тайны, и, одновременно, душевного огня, что хочется быть рядом с ней всегда–всегда.
Как цыплёнку под большим надежным крылом курицы–мамы.
Хотя Герцогиня, конечно, вовсе не курица. Она – птица совсем другого полёта!..
– Я вот что хотел спросить… – сказал Валерий вслух, неумело пытаясь закрыть свои мысли от Герцогини.
– Спрашивай.
– Как нам вас называть?.. Госпожа Теа?..
– Хм! – выдала Герцогиня. – Ну нет! Теа Грей – так меня зовут там.
Она сделала отчётливый акцент на слове «там».
– И я, разумеется, знаю, как вы называете меня между собой.
Андрей с Валерием переглянулись и покраснели.
– Ну, я не возражаю. – продолжала она. – Хотя это просто смешно! Герцогиня! Ха!.. Это обо мне–то, которая!..
Она сделала энергичный жест рукой, но Валерий не смог понять, шутит ли она сейчас, или и в самом деле негодует по поводу этого прозвища, которое считает совершенно не соответствующим своему истинному статусу.
И вдруг он понял.
Он увидел!
В его сознании нарисовалась огромная площадь, запруженная колоннами воинов в полном боевом облачении, с блистающими щитами, мечами, копьями.
И над этим войском высились мощные боевые слоны, в богато украшенных попонах и наголовниках, а по трём сторонам от площади толпились простолюдины, и они же наполняли плоские крыши соседних домов, а вдали, за знойным дрожащим маревом, виднелись паруса боевых кораблей, с экипажами, стоявшими у бортов, тоже в полном боевом облачении…
С четвёртой же стороны перед площадью возвышался дворец, отделанный золотом, размеры и роскошь которого трудно себе даже представить.
И на балкон этого дворца вышла неописуемой красоты женщина с чёрными как уголь, волосами, в золотой короне со змеями, и кроме этой короны, на ней практически ничего не было, кроме скромной юбочки, шитой золотом, и все собравшиеся перед дворцом подданные, увидев эту женщину, сделали глубокий вдох, и на выдохе в полном восторге крикнули:
– Ца!...
То есть это Валерий, слегка запутавшийся между настоящим и прошлым, попытался крикнуть это самое слово, но моментально получил по губам крепкой ладонью их заокеанской гостьи, на которой сейчас не было ни короны, ни золотой юбки, а было стильное чёрное платье, чёрные туфли и простая заколка в волосах, с течением лет и веков нисколько не потерявших своего насыщенного угольно–чёрного цвета.
– Всё–таки ты слишком прыткий, дружок! – сказала с усмешкой эта женщина, пока он потирал свои губы. – И вообще, что это за бесцеремонное вмешательство в мои личные воспоминания?
– А сами–то!.. – с обидой воскликнул Валерий.
Она только развела руками:
– Ну, видишь ли, кесарю – кесарево!..
– А слесарю – слесарево! – радостно закончил Андрей.
– Молодец. Хороший мальчик! – кивнула она ему.
И сказала им обоим, мило улыбнувшись:
– В общем, дорогие мои, в разных временах и странах меня называли по–разному, а здесь вы называйте меня просто – Таисия Михайловна.
И она что–то сделала со своим лицом, став на миг похожей на добрую–добрую бабушку.
А потом улыбнулась, встряхнулась, и опять приобрела свой прежний неотразимый вид, в котором пребывала здесь и сейчас.
И в этот же момент Валерий – а если полным именем, то Валерий Вадимович Кириллов –  молодой холостой мужчина самого простого происхождения, хотя и осознавший себя только что выдающимся сенсом, осознал и ещё одну очень простую вещь: он влюблён!
Безнадёжно, безответно, навсегда!
Влюблён в эту женщину, которая!..
– Тсс!.. – вдруг тихонько сказала ему она. – Поспешность хороша…
– ..при ловле блох!.. – восторженным голосом лучшего ученика в классе закончил Андрей.
– Правильно! – благосклонно кивнула она ему, глядя, однако, прямо в глаза Валерию.


Глава одиннадцатая
БЕСЦЕННЫЕ СОКРОВИЩА

Варвара Михайловна и Введенский так долго шли мимо бесконечных стеллажей с книгами и свитками, что Игорю Степановичу стало казаться, что они не кончатся никогда.
Но вот, наконец, показался последний стеллаж, за которым была стена, сложенная из грубо обработанного дикого камня.
В полосах давным–давно застывшего раствора между камнями рос зеленовато–бурый мох. Введенский наклонился и увидел, что там, где стена соединялась с полом, тот же мох рос даже более густо и покрывал стык стены и пола очень ровно – как своего рода плинтус, только совершенно естественного происхождения.
Но пятен плесени на камнях не было и пахло от стены очень хорошо, чем–то свежим и ароматным.
Введенский выпрямился, протянул руку и осторожно прикоснулся пальцами к выступающей бахроме мха.
– Это наше, как сейчас говорят, ноу–хау! – сказала Варвара Михайловна с улыбкой. – Это растение только похоже на мох. А вообще у него очень развитая корневая система, которая собирает и сохраняет воду, а при необходимости и отводит её. Это помогает поддерживать правильный режим влажности. Мы ведь не можем допустить, чтобы наши бесценные книги покрылись плесенью. Или, наоборот, слишком высохли. Ведь тогда их листы станут хрупкими...
– Понятно! – сказал Введенский, приближая лицо к стене и с удовольствием вдыхая идущий от неё приятный запах.
– Этот, так сказать, мох растёт здесь многие тысячи лет. По крайней мере, в этой реальности… – продолжала Варвара Михайловна.
Введенский бросил на неё острый взгляд, вспомнив свои ощущения при переходе из парка в лес.
Варвара Михайловна в ответ посмотрела ему в глаза очень серьёзно и добавила:
– И должна признаться, что с каждой минутой она мне нравится всё больше и больше.
– Кто – «она»?
– Эта реальность.
– Мне тоже! – признался Введенский.
Они пристально взглянули в глаза друг другу.
– Пойдёмте дальше. – предложила Варвара Михайловна, не отводя глаз. – Вон в те двери!
Она махнула рукой в сторону, и только после этого отвела глаза.
Они прошли вдоль стены немного в сторону, и оказались перед массивной деревянной дверью на мощных кованых навесах.
Введенский думал, что потребуются изрядные усилия, чтобы её открыть, но Варвара Михайловна только слегка потянула за кованую ручку – и дверь открылась легко и без малейшего скрипа.

Этот зал был не менее огромным, чем предыдущий, и сначала Введенский даже не понял, куда смотреть, потому что света здесь было явно маловато.
К тому же он ожидал увидеть опять что–то вроде библиотеки со стеллажами и шкафами, но ни ничего подобного тут не было, а был только тройной ряд брёвен, установленных почему–то наклонно.
То есть Введенский сначала решил, что это были брёвна.
Но, присмотревшись, он понял, что это были не брёвна.
Это были вёсла.
Введенский повёл взглядом выше, выше…
И ахнул: 
– Трирема!
– Она самая! – гордо сказала Варвара Михайловна.
– Настоящая?!
– Ну, разумеется! У нас всё настоящее. Другого не держим. И, кстати, когда мы приобрели это судно, оно было уже далеко не новое. Видите, его днище обросло ракушками?
– Но как вам удалось его доставить?! – с трепетом сказал Введенский, разглядывая опоры из толстого бруса, на которых стояла трирема.
– Своим ходом, разумеется. По воде. – невозмутимо пояснила Варвара Михайловна. – А потом, когда оно оказалось на этом месте, вода ушла.
– Представляю, сколько пришлось приложить сил, чтобы откачать её отсюда!
– Мы её не откачивали. Она ушла сама, когда мы попросили её об этом.
Введенский взглянул на Варвару Михайловну недоумённо.
Она усмехнулась ему в ответ:
– Я очень рада, что мне удалось поразить ваше воображение!
– Это было не так уж и трудно. Я вообще человек очень впечатлительный.
– Да уж, так я вам и поверила!
– Ну почему бы вам мне не поверить? – сказал Введенский самым честным голосом, на который только был способен. – Я вообще всегда говорю только правду!
«Я только иногда её утаиваю!» – подумал он про себя.
– И это очень, очень хорошо! – сказала Варвара Михайловна уже совсем серьёзно, причём с такой интонацией, что он не понял, ответила она его словам или его мыслям…

Следующий громадный зал был весь заполнен всевозможными статуями и скульптурными композициями из камня и металла.
Свет здесь давали те же электрические лампы с абажурами, свисающие на шнурах с высокого потолка, но если в их сиянии книги и свитки в библиотеке внушали священный трепет, то в этом хранилище каменные люди и звери казались живыми.
Введенский подошёл к одной из статуй.
Чудесный мастер запечатлел в мраморе образ прекрасной юной девушки, которая мечтательно смотрела куда–то вдаль, ничуть не стесняясь своей безмятежной наготы.
Что–то в этой работе показалось Введенскому удивительно знакомым, но он никак не мог вспомнить, что же именно.
– Фидий. – подсказала ему Варвара Михайловна. – Нам удалось собрать здесь очень многие из тех его работ, которые считались утерянными.
– В этой реальности? – уточнил Введенский.
– И в этой, и в той. Они ведь принадлежат вечности!.. – сказала Варвара Михайловна, подходя ближе.
Она широко провела рукой:
– Дальше у нас работы других мастеров Древней Греции, Рима, Египта, Вавилона, Этрурии... А работы мастеров с других континентов у нас собраны в другом зале.
– Каких мастеров?
– Инков, ацтеков, майя… И тех, кто когда–то жил в Австралии до появления там нынешних аборигенов. Для Древнего Китая, Месопотамии, Индии, Вавилона, и так далее у нас тоже есть отдельные залы.
Она в задумчивости сделала несколько шагов вперёд, и её платье вновь заструилось – так, что Варвара Михайловна сама стала похожа на ожившую чудесную статую.
Введенскому нестерпимо захотелось взять её за руку или хотя бы слегка прикоснуться, но вовсе не потому, что он желал удостовериться в её реальности…
– Взгляните туда! – показала рукой Варвара Михайловна.
Введенский взглянул.
И в дальней стороне этого невероятного по размерам зала увидел огромную статую бога, сидящего на троне, с золотым копьём в руках.
– Зевс Олимпийский! – воскликнул Введенский. – Третье чудо света древнего мира!
– Да, это он. – кивнула Варвара Михайловна. – У нас были некоторые проблемы с его доставкой. Но мы справились!..
– С его собственной помощью? – пошутил Введенский.
– Может быть! – улыбнулась Варвара Михайловна.
– Недавно к нам поступило одно любопытное письмо из Греции. Из современной, конечно!.. – сказал Введенский. – Греки очень вежливо пытаются узнать, а нет ли у нас какой–либо информации об этой статуе, поскольку у них появились предположения, что она может находится где–то на территории нашей страны.
И Введенский вопросительно взглянул на Варвару Михайловну.
– Вы зря так на меня смотрите, Игорь Степанович. – спокойно сказала Варвара Михайловна. – У греков ведь тоже есть сенсы!
– Ну, в принципе, да… – кивнул Введенский. – Кстати, в той реальности… Предыдущей… Они тоже были?
– Ну, конечно. Но не в таком количестве и не с такими возможностями, как сейчас.
– Вам это тоже нравится?
– Пока не знаю… Сейчас всё меняется и развивается так быстро!
– А в какую сторону, как вы думаете?
– В какую сторону что?..
– Всё меняется и развивается?..
Варвара Михайловна подняла голову и снова взглянула вдаль, в грозное лицо предводителя древних богов.
– Думаю, в хорошую! – наконец, сказала она. И твёрдо повторила: – Только в хорошую! Хотя, конечно, есть те, кому это очень не нравится.
– И они очень стараются повернуть всё так, чтобы им нравилось. – заметил Введенский.
Варвара Михайловна посмотрела на него пытливо.
– Но вы ведь этого не допустите?
– Мы приложим все усилия, чтобы этого не допустить! – сказал Введенский с неожиданной для себя самого горячностью. – Вместе с вами, конечно. Вы ведь с нами?..
Варвара Михайловна медленно кивнула головой, явно размышляя о чём–то ещё.
– Я – да. – сказала она.
Введенский вздохнул.
Варвара Михайловна бросила на него быстрый взгляд и сказала:
– Давайте пройдём вон туда. Я хочу показать вам что-то… – она прерывисто вздохнула. – Очень для меня дорогое…
Она пошла вперёд, а Введенский двинулся за ней, вновь любуясь её струящимся платьем и ею самой, и желая только, чтобы она шла помедленнее…
Варвара Михайловна подошла к скульптурной композиции, установленной на небольшом возвышении, с фигурами в натуральную величину.
Неизвестный скульптор изваял сидящих на скамье мужчину и женщину. У женщины на коленях был мальчик, по виду лет двух, рядом с мужчиной стояла девочка, лет пяти–шести, которая одной рукой держалась за его колено, а другой показывала куда–то вдаль. Мужчина смотрел в ту же сторону, а женщина и мальчик смотрели на девочку.
И у всех четверых на лицах было выражение такого отдохновения и счастья, что сразу становилось понятно: это – очень крепкая и любящая семья.
При этой мысли Введенский вздохнул.
У него самого с семьёй как–то не сложилось…
Он оглядел всю композицию с большим вниманием.
Над ней явно трудился очень талантливый и опытный мастер, уделивший внимание даже самым мелким деталям. Но, присматриваясь к лицам изображённых им людей, Введенский понял, что не может определить, к какому народу они относятся.
– Какая великолепная работа! – сказал он, жалея, что ему не хватает слов, чтобы выразить свои истинные ощущения. – Они прямо как живые. Как настоящие!
– Да. Да!.. – кивнула Варвара Михайловна.
– Но откуда они? – спросил Игорь Степанович. – Они вообще… С Земли?..
– Да… – ответила Варвара Михайловна очень тихим голосом. – Но их страны уже давным–давно нет на Земле.
Она взглянула на Введенского заблестевшими глазами и добавила:
– Моей страны...
Введенский открыл рот, чтобы что–то сказать, но не нашёл подходящих слов.
– Такие скульптуры в наших городах украшали улицы и парки... – продолжала Варвара Михайловна. – А в парках было много цветов, деревьев и каких–то очень уютных уголков, где можно было просто посидеть, отдохнуть, поиграть вместе с детьми…
Она глубоко вздохнула и сказала с печальной улыбкой:
– У нас были очень просторные, красивые города… И теперь мне кажется, что в них всегда была хорошая погода, много яркого солнца и синего неба!..
– И очень красивых людей!.. – подхватил Введенский, продолжая всматриваться в лица родителей и детей, запечатлённых неизвестным мастером явно с натуры. – Таких похожих друг на друга, и таких разных…
Введенский перевёл взгляд на Варвару Михайловну.
Она в ответ медленно кивнула головой:
– Вы очень наблюдательный человек, Игорь Степанович! Как видите, мы почти не отличаемся от вашего народа. Может быть, потому мы и оказались здесь…
Она замолчала, глядя в пустоту.
И в наступившей тишине Введенский вдруг совершенно отчётливо ощутил дыхание веков и тысячелетий, которые оживали сейчас в её памяти.
– Как странно вышло!.. – вновь заговорила Варвара Михайловна. – Ведь эта скульптура сохранилась чудом, одна–единственная из тысяч ей подобных!.. А людей, которых она изображает, и вообще нет. Никого, никого не осталось от моего народа!
– Это неправда, Варвара Михайловна. – негромко возразил ей Введенский.
– Неправда? – спросила она растерянно.
– Конечно! Ведь от вашего народа остались вы!
Лицо Варвары Михайловны неожиданно порозовело, а по щеке её скатилась слеза.
И тут Введенский, уже не вполне владея собой, сделал шаг вперёд, взял её за руку, наклонился и нежно поцеловал эту чудесную, тёплую руку в основание пальцев.
А потом он опять выпрямился, и, не выпуская её руки из своей, уверенно посмотрел ей в глаза.


Глава двенадцатая
ПРАЗДНИК ОТ ВСЕЙ ДУШИ

– Скажите, Шимански, а что вы знаете об источниках доходов нашей дорогой Герцогини? – спросил мистер Смит, вновь отваливаясь на спинку своего роскошного кресла.
– Ну, она, прежде всего, владеет существенными долями в нескольких корпорациях.
– Насколько существенными?
– Настолько, что может, в принципе, вообще никакими делами не заниматься и жить только на дивиденды.
– Причём, обратите внимание, очень неплохо жить! И, тем не менее, она занимается не только бизнесом, но и активной общественной деятельностью, на международном уровне. Что там у неё?..
– Аукционный дом, дом мод с отделениями в нескольких странах Европы, Азии и у нас на континенте, международный благотворительный фонд по поддержке проектов в сфере культуры, и ещё кое–что по мелочи.
– И при этом она является одной из главных героинь светской хроники, постоянно мелькает на ТВ, не сходит с первых страниц модных журналов, да?..
– Вот это – нет. Она особо нигде не светится, но и не скрывается от прессы, хотя получить у неё интервью бывает довольно сложно.
– То есть все о ней знают, и при том она человек не публичный?
– Да, именно так.
Мистер Смит побарабанил пальцами по краю стола, пробегая взглядом по разложенным на его столе фотоснимкам Герцогини.
– В общем, Шимански, получается, что тот образ жизни, который она ведёт, полностью её устраивает, да?..
Шимански не ответил на этот вопрос, посчитав его риторическим.
– А ведь она, Шимански, могла быть ещё богаче! – продолжал мистер Смит. – И при том могла бы обладать такой властью, какая не снилась Чингисхану, Юлию Цезарю, Наполеону и Сталину вместе взятым! И ещё многим, многим другим!
– Сэр, вы назвали только мужчин. – заметил Шимански. – А ведь ещё были Хатшепсут, Клеопатра, Таусерт, Гофолия, Зенобия, царица Савская, Анна Австрийская, Екатерина Вторая, ну и многие другие великие правительницы…
Называя все эти имена, Шимански сохранял совершенно серьёзное выражение лица, но в голосе его явственно звучала ирония.
Мистер Смит посмотрел на него сердито и сказал:
– Бросьте, Шимански! Вы отлично понимаете, что она сама как раз и была некоторыми из тех, кого вы назвали.
– И даже Екатериной Второй?..
– Нет, этой русской царицей она не была. Исключительно по причине другой комплекции. Хотя по уму и темпераменту они, конечно, очень схожи…
Мистер Смит вновь побарабанил пальцами по краю стола и сказал:
– Да, судя по всему, она так наигралась во власть еще в древности, что сейчас к ней уже не стремится.
– Сейчас в самых передовых странах мира царит демократия, сэр.
– И что?..
– Ну, я думаю, ей больше по душе тоталитарные формы правления…
Мистер Смит пренебрежительно махнул рукой.
– Шимански, насчёт демократии вы опять шутите, что ли? Я говорю об истинной, реальной власти…
Мистер Смит вперил свой взгляд в одно из цветных фото, на котором Герцогиня была запечатлена в полный рост на фоне какого–то роскошного дворцового интерьера.
– Кстати, Шимански, а вас не удивляет, что она со своим фондом тратит огромные средства на культуру, искусство, спорт, но никогда не поддерживает научные исследования?
– Нет, сэр, не удивляет. Она ведь не любит науку.
– И у неё для этого есть причины…
Мистер Смит задумчиво поглядел на фото, на котором Герцогиня, стоя у самой кромки океанского прибоя, очень серьёзно и даже печально смотрела вдаль.
– И при том она знает много такого, за что наши головастики отдали бы всё на свете! – сказал мистер Смит, просто констатируя факт.
– Ну, нам ведь всё–таки удалось кое–что у неё выпытать. – заметил Шимански. – Тот зонд, например, который мы отправили за пределы Солнечной системы десять лет назад…
– Выпытать! – перебил его мистер Смит. – Именно выпытать! Я прекрасно помню все эти многочасовые беседы ни о чём. Когда только случайно, незаметно для себя самой, она выдавала нам крупицы бесценной информации!..
– Ну, она ведь, всё–таки, человек. – сказал Шимански. – Хотя и очень необычный…
Тут Шимански и мистер Смит обменялись красноречивыми взглядами, одновременно вспомнив тот самый случай.

Пять лет назад руководство Управления, в котором трудились Смит и Шимански, решило испробовать на Герцогине сразу несколько совершенно новых препаратов, разработанных головастиками–фармацевтами.
Разумеется, эти препараты были предварительно опробованы на других, так сказать, объектах, причём без их согласия, которого никто спрашивать и не собирался.
Результаты были прекрасные!
Один из препаратов открывал путь не только к сознанию, но и к самым глубоким уровням подсознания человека – так, что объекты начинали рассказывать такое, о чём и сами как будто не подозревали.
Другой препарат начисто отбивал память о событиях в предыдущие несколько дней или недель, в зависимости от дозировки.
В общем, эти препараты давали возможность аккуратно «выпотрошить» объект практически полностью, и затем стереть даже малейшие следы о вмешательстве в его мозг.
Правда, Смит и Шимански сильно сомневались, что эти препараты окажут такое же воздействие на Герцогиню, как на испытуемых, но Управление не сочло нужным считаться с их мнением.
Итак, однажды, когда Герцогиня отправилась отдохнуть на один из чудесных тропических островов, где у неё было роскошное бунгало, её усыпили, выкрали с собственной яхты и перевезли в сверхсекретный исследовательский центр.
Мистер Смит и Шимански тоже были в том центре, в качестве простых наблюдателей, поскольку высказанная ими точка зрения по поводу целесообразности данной затеи привела к некоторой напряженности в отношениях с их руководством.
Так что они увидели Герцогиню уже только через толстое бронебойное стекло из специального просмотрового помещения, когда она, совершенно обнажённая и вся обклеенная датчиками, лежала на кушетке и полусонным голосом начинала что–то отвечать на вопросы исследователей глубин её подсознания.
На всякий случай они ещё и привязали её к кушетке, толстыми ремнями из сверхпрочного материала, хотя, как очень скоро выяснилось, это им не помогло.
Даже в таком виде Герцогиня была прекрасна, и мистер Смит невольно вспомнил то незабываемое время, когда она бывала с ним тоже совершенно обнажённой, но зато без каких–либо датчиков, и они предавались любовным утехам под сладостный шум прибоя…
Но, вспоминая, он ждал, когда же начнётся самое интересное.
И, разумеется, дождался.
В общем, после того, как ей вкололи один из препаратов, Герцогиня в течение примерно получаса в мельчайших деталях припоминала картины из глубокой древности.
Но почему–то все эти её воспоминания крутились только вокруг совокуплений людей и животных, осуществляемых в крайне агрессивных и даже извращённых формах.
Сначала Герцогиня долго описывала эрегированный член Буцефала, любимого жеребца Александра Македонского, которым он (Буцефал, то есть) перетрахал множество кобыл во всех тех государствах и странах, которые были завоеваны его хозяином.
Затем она перешла к описанию особенностей строения тела и поведения некой Зу–Зу, любимой наложницы Аменхотепа XIV, одного из фараонов Древнего Египта. Эта Зу–Зу, оказывается, отличалась таким гибком телом и таким длинным языком, что могла совершать действия, совершенно недоступные другим наложницам, и это вызывало их жгучую зависть.
Само собой, все эти действия Герцогиня описала тоже в мельчайших деталях, не упустив ни единого нюанса всех тех услад, которыми Зу–Зу вознаграждала своего господина просто за то, что он у неё был.
Потом Герцогиня перешла к описанию нравов одного азиатского племени, вожди которого держали гаремы не только из наложниц, но также из ослиц, которых пользовали гораздо больше и чаще, чем наложниц.
Затем, вскользь коснувшись гомосексуальных оргий, устраиваемых Калигулой и Нероном, ибо эти оргии и без неё детально отражены в современном европейском искусстве, Герцогиня перешла к красочным описаниям буйных празднеств в Содоме и Гоморре, где, как она утверждала, царила развитая демократия со всеми вытекающим и втекающими последствиями из данного обстоятельства.
Правда, в ходе этих рассказов сотрудники центра пытались задавать Герцогине разные отводящие вопросы, чтобы переключить её на другие темы, но Герцогиня на эти вопросы не реагировала.
Только тут до исследователей стало доходить, что Герцогиня над ними издевается, хотя поверить в это они всё ещё не могли, уповая на чудодейственную силу вколотого ей препарата – ровно до того момента, когда Герцогиня принялась давать конкретные рекомендации самим этим сотрудникам, называя их имена, должности и останавливаясь на отдельных пристрастиях некоторых из них.
И вот тогда, следуя этим рекомендациям, сотрудники принялись избавляться от своих одежд и вступать в разнообразные и разносторонние отношения друг с другом, благо, в этом центре трудились как мужчины, так и женщины.
Только двое сотрудников не последовали рекомендациям Герцогини, и сначала мистер Смит и Шимански не поняли, почему. Но тут один из этих сотрудников аккуратно освободил её от датчиков и ремней, и помог ей одеться. После этого данный сотрудник тоже разделся и подключился к остальным.
Другой сотрудник с самым деловым видом снимал всё происходящее на камеру.
Когда Герцогиня оделась, она немного подождала, невозмутимо наблюдая за происходящим, затем забрала камеру у оператора, и покинула эту лабораторию без каких-либо помех. 
А оператор, само собой, разделся и подключился к остальным.
То же самое происходило во всех других кабинетах и лабораториях этого исследовательского центра.
Кстати, всего в нём работало более двух сотен сотрудников.
И среди них тоже были люди, которые снимали всё происходящее на камеру.
Как позже выяснилось, Герцогиня неторопливо прошла практически по всем помещениям центра, собрав все камеры в большой пакет.
И уже только после этого она покинула центр и уехала на очень своевременно подъехавшем такси.
Но и это было ещё не самое интересное.
Через некоторое время после того, как Герцогиня отбыла из этого исследовательского центра, все его сотрудники, всё в том же натуральном виде, разгорячённые и взбудораженные, хлынули из центра на улицу, где их поджидала пресса, которой оказалось удивительно много.
Репортажи об этом гомерическом исходе создали самую грандиозную сенсацию, которая когда–либо попадала на страницы газет и экраны телевизоров.
Управлению пришлось приложить немало сил и средств, чтобы хоть как–то сгладить последствия всех этих ТВ–репортажей и газетных публикаций, потому что остановить большинство из них до выхода в эфир оно не смогло.
Но и это тоже было не всё!
Когда центр покинули абсолютно все его сотрудники, в его помещениях что–то стало взрываться и вспыхивать, и начавшийся мощный пожар, который тоже увлечённо снимала пресса, выжег здание дотла, причинив управлению ущерб миллионов этак на двести.
А то и на триста.
Это смотря как готовить отчётность. 
Вот на этом – почти всё. 
Осталось только добавить, что в тот момент, когда сотрудники центра ещё только приступили к исполнению рекомендаций Герцогини, все те наблюдатели, которые стояли рядом с мистером Смитом и Шимански в просмотровом помещении, тоже последовали этим рекомендациям!
Все, кроме мистера Смита и Шимански.
Точнее – и это до сих пор было одним из самых стыдных воспоминаний Эдварда Шимански, который геем отнюдь не был – он уже тоже принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке, обмениваясь нетерпеливыми взглядами с каким–то молодым человеком в форме лейтенанта, судорожно избавлявшимся от одежды рядом с ним.
Но тут мистер Смит положил руку на плечо Шимански и спокойно сказал:
– Уходим, Эдвард, уходим.
И они спокойно покинули центр, причём намного раньше, чем остальные его сотрудники и сама Герцогиня.

Через некоторое время руководство Управления получило письмо от Герцогини и флешку с очень интересным фильмом, которая самоуничтожилась при попытке перекопировать фильм.
Что было в нём – понятно, а в письме было предупреждение.
Герцогиня, во–первых, информировала Управление о том, что при любой новой попытке проделать с ней нечто подобное, она такой же праздник организует не только с самим руководством Управления, но и с руководством руководства.
Во–вторых, она предупреждала Управление, что при любой попытке воздействовать так же на кого–то из сотрудников её фондов и компаний, или же внедрить в какую–либо из её компаний спецагента, подобный праздник в Управлении тоже будет безусловно организован, и на этот раз даже в более интересных формах.
В каких именно, Герцогиня не уточнила.
Вот почему в течение последних пяти лет Управление не только не имело в штате её компаний и структур своих агентов, но и было вынуждено за её сотрудниками и самой Герцогиней следить только издали.
А теперь – самое главное.
В ту незабываемую минуту, когда мистер Смит увидел распластанную на кушетке Герцогиню, он вдруг невероятным образом вспомнил, что нечто подобное незадолго перед этим проделали с ним самим.
Конечно, он не имел тех способностей, которыми обладала Герцогиня, но он всё–таки был с ней довольно длительное время, и многому у неё научился, хотя даже она об этом не знала.
С тех пор эту науку он хранил в себе глубоко, очень глубоко, и ждал своего часа.
Именно с того дня пять лет назад мистер Смит возненавидел не только своё Управление, которому отдал столько лет жизни, и не только ту страну, которой это Управление служило, но и весь мир, устроенный не так, как бы мистеру Смиту хотелось. 
Он ненавидел и ждал.
Ненавидел и ждал…


Глава тринадцатая
СРЕДСТВА УБЕЖДЕНИЯ

Марина обожала наряжаться ничуть не меньше, чем ходить дома вообще без всяких нарядов.
Ну а чем ещё заниматься девушке со средствами и весьма приятной внешностью в свободное от работы время?
И на работе тоже?..
То есть, да, на работе надо работать, но при том никто не может запретить прекрасной половине человечества отдаваться рабочему процессу в самом нарядном виде!
Тем более Марине, как и всякой девушке со вкусом, всегда хотелось поиграть с подбором правильного ансамбля одежды, обуви и разных штучек–дрючек, получивших у стилистов элегантное называние «аксессуары».
Что идёт к этим туфлям, а что не идёт?..
А если надеть эти босоножки, то как с ними будет смотреться эта юбочка?..
А эти шортики?..
И топик?..
А это платье? Хорошо ли оно подчёркивает все прелести фигуры?..
А эти брючки? Будут ли они гармонировать с этой блузкой?..
Или с этой рубашечкой?..
И какую же сегодня взять с собой сумочку?..
Вот эту прямоугольную, чёрную, с серебряной застёжкой, эту элегантную, в стиле «Грейс Келли», эту вместительную, похожую на маленький бочонок, украшенный симпатичными финтифлюшками, или эту розовую, круглую, мягкую, с застёжкой–бантиком?..
И какую сегодня изобразить причёску?..
Чем стянуть и закрепить волосы?..
Этой японского вида спицей?..
Или обыкновенной резинкой?..
Или этой изящной металлической штучкой в виде золотой стрекозы?
Или вовсе их не стягивать, а вольно распустить по плечам?
И, самое важное!..
Да–да!
Какое сегодня надеть бельё?!..
С этим, впрочем, задача решалась просто – Марина всегда надевала то, что ей хотелось надеть в данный момент, часто не обращая никакого внимания на единство стиля этих двух самых главных предметов для всех мадмуазелей и дам.
Снизу, к примеру, она могла надеть трусики на всю попу, а сверху – крохотулечный лифчик, цена которого, как ни странно, была обратно пропорциональна (в геометрической прогрессии!..) величине двух масеньких клочочков ткани и нескольких тесёмочек, пошедших на его изготовление.
Или, наоборот, снизу она надевала нечто почти не существующее, чтобы свежий воздух под юбкой или платьем мог как следует обласкать её практически обнаженные выпуклости, а сверху надевала что–нибудь основательное, чуть ли не бронированное, на упрямых косточках, со стальными крючочками!..
Время от времени она шалила, верхний предмет не надевая вообще, и тогда замечательные сосочки её грудей (кстати, самого приятного размера!..) просто обворожительно обрисовывались под тонкой тканью блузки, кофточки или платья.
Если она в таком виде выходила прогуляться в летний выходной день, все встречные мужчины просто сворачивали себе шеи.
А если она вот так приходила на работу, то вскоре вокруг её стола начинали клубиться буквально все сотрудники противоположного пола, у которых вдруг появлялось множество поводов для того, чтоб на минутку–другую забежать в приёмную генерального.
Более того, она была абсолютно уверена, что офисные сотрудники и даже сотрудницы делились информацией о том, как она сегодня выглядит, со своими друзьями на производственных участках!..
Потому что в такие дни в центральный офис «Нового берега» вдруг начинали съезжаться по всяким делам суровые руководители подразделений – которые, может быть, и не знали слов любви, но очень неплохо разбирались в женской красоте.
Параллельно информация о ней распространялась всё дальше и дальше, не только с помощью чьих–то слов, а прямо через эфирное пространство, и в офисе начинали появляться также и заказчики, партнёры, смежники и даже конкуренты!..
И тогда из своего кабинета выходил сам Геннадий Иванович, и, оглядев Марину пристально и с большим одобрением, говорил:
– Марина, когда я вижу вас вот такой, то я вновь и вновь убеждаюсь, что…
Тут Геннадий Иванович делал многозначительную паузу, и Марина, розовея от смущения и удовольствия, спрашивала:
– В чём убеждаетесь, Геннадий Иванович?
– В том, что вы являете собой совершенно отдельную, особую ценность для всей нашей компании! – торжественно заканчивал Геннадий Иванович.
Да, он так и говорил: «являете собой»!
А потом Геннадий Иванович, чуть подавшись к Марине и заговорщицки поглядывая по сторонам, говорил ей самые главные слова, которые, между прочим, способен сказать женщине далеко не каждый мужчина:
– А самое главное, Марина Викторовна, заключается в том, что вы являетесь грандиозной ценностью для себя самой!
– Спасибо, Геннадий Иванович! – шептала ему во ответ Марина. – Вы такой чуткий!
И вот тогда Геннадий Иванович выдавал свою коронную фразу, которая от многократного повторения ничуть не теряла своей свежести:
– Марина, помните – без моего благословения замуж не выходить!..
– Хорошо! – тихонько восклицала Марина. – Обязательно, Геннадий Иванович!
После этого Геннадий Иванович вынимал прямо из воздуха и дарил Марине большую шоколадку, коробку конфет или скромный, но от этого ничуть не менее элегантный букетик цветов.
И только совершив весь этот ритуал, он вновь удалялся к себе в кабинет или уезжал куда–нибудь по делам.
Что же касается Верочки, молоденькой жены Геннадия Ивановича, то она абсолютно не ревновала Марину к своему мужу. Хотя она знала, конечно, что он однажды, ещё до появления в его жизни Верочки, делал Марине предложение руки и сердца.
Наоборот, Верочка тоже любила заглянуть в приёмную, но не для того, чтобы пообщаться с мужем, а для того, чтобы выдать Марине целую серию уже не мужских, а женских комплиментов, на которые способны только самые близкие и верные подруги.
А Марина и Верочка именно таковыми и были, как бы там ни сомневались в самой возможности крепкой женской дружбы высокомерные мужчины.
И, встретившись вот так на минуточку, Марина и Верочка принимались щебетать, хихикать и подмигивать друг другу о своём, о женском битый час, но все посетители терпеливо ждали, пока они нащебечутся вволю.
Ибо их красота и обаяние, более чем заметные по отдельности, вместе фантастически усиливались и приводили в безудержный восторг даже самых нечувствительных и толстокожих мужланов.
Что уж там говорить о тонких ценителях женской красоты!..
Уж они–то испытывали к Марине особенно горячий интерес.
Но далеко не каждому из них удавалось заинтересовать Марину самим собой – и всё потому, что, при всей свой потрясающей красоте и привлекательности, при всех своих шалостях и повышенном мужском внимании к себе, Марина вовсе не увлекалась лёгкими интрижками.
Еще на заре девичей юности на неё произвели неизгладимое впечатление слова героини одного из блистательных русских романов XIX века:
– Ни одного поцелуя без любви!.. Ни одного! Поцелуя! Без любви!..
И для Марины было совершенно не важно, что в том романе эти слова произнесла падшая женщина, раздававшая (точнее, продававшая) мужчинам не только свои поцелуи, но и своё тело.
Причем она продавала и то, и другое, только таким мужчинам, у которых были на это необходимые и очень даже немаленькие средства!..
Для Марины важнее всего была суть этих слов, которая пропитала её до самой глубины души. Поэтому ей не нужны были отношения без любви – глубокой, настоящей, взаимной.
И такая любовь к ней даже иногда приходила, но почему–то надолго не задерживалась.
Марине ведь в отношениях с мужчинами хотелось, чтоб не только тело наслаждалось, но чтоб и душа пела от полётов, как во сне, так и наяву!
А её избранников это почему–то сильно напрягало, или, может быть, энергии у них для полётов не хватало, или вокальные способности отсутствовали.
В общем, осознав – каждый в свой час – то, что оставаться с Мариной на одном уровне им будет очень сложно, если вообще возможно, они от неё сбегали.
Каждый в свою сторону.
И Марина снова и снова оставалась одна…
Некоторое время она, конечно, страдала от того, что её опять не поняли, не приняли, испугались, но, затем, отстрадав и залечив душевные раны, опять принималась ждать, надеяться и верить.

И вот, наконец, она дождалась.
Теперь она знала это совершенно точно!
Настоящая, единственная любовь к ней всё–таки пришла!
И даже не просто любовь, а прямо–таки судьба.
В образе маленького поросёнка!..
Ну, то есть, в образе мужчины, превращённого кем–то в поросёнка, нахального, прожорливого, пронырливого, но такого внимательного, понимающего, чуткого, такого и в самом деле способного на самую грандиозную, бесконечную любовь!..
Ведь Максим и Марина полюбили друг друга не только с первого мгновения, но и с самого первого взгляда друг на друга.
Ну и что с того, что Максим явился Марине в этом образе?
А, может, это просто такая шутка судьбы, которая является одновременно её испытанием?..
Подобные шутки судьба время от времени выкидывает с каждым из нас, но не каждый способен отделить зёрна от плевел, и принять те или иные события просто как данность, с пониманием и благодарностью.
И вообще, Максим очень–очень нравился Марине и в образе поросёнка!..

Правда, сейчас он негодующе верещал, забавно переступая своими копытцами и тряся большими ушами:
– Не, ну что за глупости?! Не хочу я надевать этот костюмчик! Я тебе не какой–нибудь там сю–сю!.. Не хочу, не буду, не надену!! Всё!!!
– Вот как? – спокойно осведомилась Марина. – Это, значит, твоё последнее слово?
– Да! – гордо хрюкнул Максим, топнув копытцем особенно звонко.
– Замечательно! – сказала Марина.
И повторила с расстановкой:
– За–ме–ча–тель–но!
Макс смотрел на неё насупившись, помаргивая своими маленькими глазками.
– А вот тебе моё последнее слово! – произнесла Марина с многообещающей интонацией.
И, глядя ушастому упрямцу прямо в глаза, продолжила:
– Или ты надеваешь этот костюмчик, и мы едем в гости к твоей маме, или!..
Тут Марина сделала паузу.
– Или что?.. – хрюкнул Максим тихонько.
– Или ты не надеваешь костюмчик, мы никуда не едем, и, более того, сегодня вечером не будет никаких научных исследований в ванной!..
Максим растерянно хрюкнул, и забавно поднял переднюю правую ножку, явно собираясь почесать в затылке.
Увы, этого поросячья конституция однозначно не позволяет!..
– А, ты, значит, вот так ставишь вопрос? – пробормотал он, опуская ножку, и явно внутренне сдаваясь.
Он хрюкнул, переступил копытцами, немного подумал и сказал:
– Ну, ладно. Одевай. Так и быть. Но предупреждаю – никаких ботиночек! И никаких бантиков! Ясно?
– Хорошо, хорошо! – вздохнула Марина, не ожидавшая, что он так быстро согласится.
Впрочем, ботиночек для него у неё и не было.
А вот алый изящный бантик на его розовом закрученном хвостике смотрелся бы просто великолепно!

Костюмчик, в который Марина нарядила Макса, представлял из себя тёмно–синий джинсовый комбинезон для небольшого пса типа французского бульдога, каким и был Бобик.
Но даже маленькие бульдоги могут отличаться между собой размерами и комплекцией, поэтому этот наряд был снабжён специальными шнурками, резинками, застёжками и утяжками, с помощью которых можно было подгонять его под конкретного питомца.
Повозившись с комбинезоном несколько минут, Марина, где надо, утянула, где надо, отпустила, и вскоре Макс стал выглядеть просто шикарно.
По крайне мере, с её точки зрения.
Макс всё то время, пока она его одевала, хмуро, но терпеливо стоял на столе.
– Отпад! Просто отпад! – сказала Марина, оглядывая Макса со всех сторон. – Вот, посмотри сам!
С этими словами она подхватила его со стола и подошла к зеркалу.
Максим хмуро установился на своё отражение.
– Согласен, да?.. – радостно спросила Марина.
– Офигеть!.. – пробормотал Макс. – Даже в раннем детстве меня вот так не наряжали!..
– А у тебя в детстве был такой комбинезон?..
– Не было…
– Ну, вот видишь!
Она поставила Макса на пол и сказала:
– Сейчас я тоже быстренько оденусь, и поедем!
– Быстренько? Ты уверена?..
– Абсолютно! – ответила Марина. – Когда мне надо, я могу полностью одеться как солдат, пока горит спичка!..
– А давай проверим!
– Ладно, проверим. – кивнула Марина. – Но не прямо сейчас.
– Ну–ну!.. – буркнул Макс, глядя, как Марина открывает шкаф с одеждой.
И тут ей захотелось пошалить!..
Она сняла свой халат, небрежно повесила его на дверцу шкафа, и взяла с полки два предмета, голубой и розовый.
Держа эти предметы в руках на уровне живота, она обернулась к Максу и спросила невинным тоном:
– Как ты думаешь, какие надеть?..
– Никакие не надевай! – сердито сказал Макс. – Так езжай!
Но его глазки, которыми он вновь мог свободно обозревать её прелести, довольно блеснули.
– Ладно, надену розовые! – как бы сама себе сказала Марина. – Сегодня меня влечёт этот цвет!
– А вообще какой? – съехидничал Макс.
– Ах, каждый раз разный! – воскликнула она, и добавила, пародируя кого–то: – Я ведь такая непредсказуемая! Неожиданная такая вся!
Надев трусики, она немного повертелась перед зеркалом, как бы проверяя, как они на ней сидят, а на самом деле показывая себя с разных сторон Максу.
Он громко засопел, и она даже пожалела, что видит теперь только его мордочку и уши.
Потом она надела мальчишескую рубашку с короткими рукавами, в красно–синюю клетку, джинсовый комбинезон–шорты и белые носочки с синими ободками.
Бюстгальтер она надевать не стала.
Застегнув комбинезон, она разделила волосы на два хвостика, справа и слева, и стянула их простыми резинками.
На ноги она обула синие полукеды с белыми шнурками, а в довершение образа нацепила на нос поляризованные солнцезащитные очки в тонкой металлической оправе.
Вновь принявшись вертеться и корчить себе рожицы, она спросила Макса через зеркало, с удовольствием разглядывая его ярко–розовую мордашку:
– Ну, как я тебе?..
– Нас остановит первый же гаишник! – заявил Макс.
– Это почему?
– Потому, что теперь ты похожа на несовершеннолетнюю!
И в самом деле, в этой одежде и причёске Марина выглядела уже не как взрослая тридцатилетняя женщина, а как девочка–подросток лет четырнадцати–пятнадцати.
– Ничего, я ему покажу права, и всё будет тип–топ! – успокоила Макса Марина.
И как можно более наивно похлопала своему отражению глазками.
– А вообще ты выглядишь просто обалденно! – честно сказал Макс. – Особенно попка и ножки!
– Спасибо, Максик!
– Завлекательная такая!.. – продолжал Макс с чувством. – Даже ещё интереснее, чем когда!..
– Чем когда что?...
– Когда ты совсем голая! – прямо заявил Макс.
Марина немножко подумала и решила воспринимать это замечание исключительно как комплимент.
Вслух она сказала:
– Вот оно, волшебное свойство одежды! Слегка прикрытое кажется гораздо более привлекательным, чем открытое полностью!..


Глава четырнадцатая
ЛЮДИ У ФОНТАНА

«Тойота» двигалась в общем потоке машин почти без остановок, и ажурная конструкция «Белого паруса» становилась всё ближе и ближе.
Герцогиня разглядывала город за окнами автомобиля, а Валерию и Андрею почему–то не терпелось добраться до «Белого паруса» как можно быстрее, хотя им всё ещё было не известно, с кем они там должны встретиться и зачем.
Валерий, правда, пытался прояснить это с помощью своих открывшихся способностей, но всё время натыкался на какой–то барьер. По снисходительной улыбке Герцогини он понял, что этот барьер ставит она.
Валерий почувствовал себя ребёнком, которого останавливает взрослый, когда он лезет, куда не надо.
Это его очень задело, но вслух он не сказал ничего.
Да и о чём тут было говорить?.. Оставалось только ждать, когда они окажутся у цели, а там уж действовать по обстоятельствам.
Но его, однако, так и подмывало что–нибудь сказать.
Герцогиня продолжала настойчиво любоваться городскими пейзажами.
И как Валерий не пытался называть её про себя «Таисией Михайловной», это ему никак не удавалось.
Несмотря на то, что в прошлом эта женщина была великой правительницей многих стран, и в настоящем тоже обладала немалой властью, имя «Герцогиня» нисколько не умаляло её царственности, и очень ей подходило, а имя «Таисия Михайловна» не подходило вовсе.
– Ну и как вам наш город и горожане? – спросил её, наконец, Валерий светским тоном.
– Город изрядно изменился за те годы, что я тут не была! – заявила Герцогиня. – А вот горожане… Насколько я понимаю, квартирный вопрос беспокоит их по–прежнему. Впрочем, многие успешно его разрешили, особенно те, кто живёт вон там!
И она с усмешкой кивнула в сторону «Белого паруса», который был теперь так близко, что уже начал доминировать над всем окружающим пространством.
– Это точно! – поддакнул Андрей.
А Валерий спросил Герцогиню с подозрением:
– Надеюсь, «Белый парус» вам нужен не для того, чтобы организовать там ночной бал?..
– Ну, разумеется, не для этого. – невозмутимо ответила Герцогиня. – Я занимаюсь организацией совершенно других мероприятий.
– То есть вы с ним не в одной команде?.. – спросил Валерий.
– С кем?
– С властителем тьмы!..
– Какой бестактный и странный вопрос! – театрально всплеснула руками Герцогиня. – Даже удивительно слышать его от такого умного и начитанного молодого человека!..
Валерий покраснел, но упрямо сказал:
– Не я первый начал!..
Герцогиня посмотрела ему в глаза и вкрадчиво спросила:
– Тигрёнок осмелел и показывает зубки?
– Грр! – сердито выдал Валерий в ответ.
– Молодец! – воскликнула бывшая царица и рассмеялась.
Она изящным жестом поправила причёску и продолжала:
– Ну так вот, милый Грр!.. Ни к властителю тьмы, ни, тем более, к его команде я не имею никакого отношения. И вообще, он сам, как и его команда, существуют только в воображении.
– Кого?.. В смысле, в чьём воображении?
– Ну, разумеется, в воображении тех, кто его придумал. И также тех, кто в него верит. И при том кое–кто постоянно ищет с ним встречи. 
– Кто? Где? Зачем?!
– Ах, сколько вопросов, сколько вопросов!.. – сказала Герцогиня игриво. И добавила многообещающе:
– Скоро узнаешь!
– Вот как!.. – пробормотал Валерий.
– А мне вчера приснилось, что я со своей тёщей танцую танго! – неожиданно заявил Андрей.
– При чём тут твоя тёща?! – с досадой воскликнул Валерий.
– А при том, что танго она не танцует!
– Зато я встречалась с самим автором той истории. – сказала вдруг Герцогиня. – Он каким–то образом узнал обо мне, и попросил проконсультировать его по некоторым моментам…
– С каким автором? – опешил Валерий.
– С Михаилом Афанасьевичем, разумеется… Так, пожалуйста, не надо буравить меня взглядом!
– Это вы придумали! Только что! – воскликнул Валерий. – Признайтесь честно!
Герцогиня улыбнулась своей фирменной ледяной улыбкой и сказала:
– Мой юный друг, в силу очень долгой и насыщенной событиями жизни придумывать что–либо мне просто нет смысла. Со мной такое было, что ни в сказке сказать, ни пером описать!..
– Вот и моя тёща, тоже, как начнёт всё описывать!.. – начал было Андрей, но, бросив взгляд на лицо Валерия, поперхнулся и замолчал.
Герцогиня не обратила не реплику Андрея никакого внимания.
Задумчиво улыбнувшись, она сказала:
– Жаль, я сама не обладаю литературными способностями! А то бы могла сочинять замечательные сценарии для Голливуда!.. Кстати, когда эти самоуверенные болваны решили снять «Клеопатру», я им ненавязчиво… через посредников… предложила свою информационную помощь. Причём даром! Но они же отказались!.. И фильм в результате в прокате провалился. 
Валерий вперил в Герцогиню сердитый взгляд, а она лишь снисходительно улыбнулась, даже не повернув головы в его сторону.
– Так, мы почти приехали! – сказал Андрей. – Теперь надо где–то припарковаться. Там перед сквером есть хорошая стоянка, лишь бы только свободное место было!..

Свободное место, само собой, было, причём одно–единственное.
Как только Андрей припарковал «тойоту», и все трое вышли из неё, к этому же месту подъехал большой чёрный джип, из которого высунулся сердитый водитель.
Судя по выражению его физиономии, он явно намереваясь предъявить на это же место свои права.
Но Герцогиня лишь мельком на него взглянула, и водитель джипа засунул свою физиономию обратно, развернул авто и поехал искать для себя какое–то другое пристанище.
– Эх, вот классно было бы, если б на всех парковках для меня всегда было свободное место! – воскликнул Андрей.
– Хорошо. Будет. – кивнула ему Герцогиня.
Валерий взглянул на неё удивлённо.
– Это не так уж трудно, как тебе кажется. – сказала Герцогиня. – Главное, задать правильный вектор!
– И поднять правильную волну! – со знанием дела подхватил Андрей.
– Совершенно верно! – кивнула Герцогиня, задумчиво глядя на «Белый парус».
– Что теперь? – спросил Валерий.
– Теперь?.. Будем наслаждаться отдыхом! – легкомысленно заявила Герцогиня.
И потянулась, как гибкая чёрная кошка.
Сердце в груди Валерия так и ёкнуло…


Сквер был создан и благоустроен одновременно со строительством «Белого паруса», на месте нескольких промышленных предприятий, вынесенных за черту города. Деревья и кустарники были высажены здесь не саженцами, а взрослыми растениями, и теперь сквер выглядел так, будто существовал всегда.
Его центром был жизнерадостный фонтан посреди круглого мелкого бассейна с высоким бортиком и ступеньками снаружи и внутри. В жаркие дни в бассейне обожала плескаться малышня. И детей никто не гонял, потому что так и было задумано.
Вокруг фонтана была обширная площадь, выложенная нарядной разноцветной плиткой. К площади перпендикулярно и по диагонали сходились прогулочные дорожки, окаймлённые живыми изгородями, а всё пространство сквера окружал зелёный пояс из акаций, клёнов, сирени и боярышника.
Теперь это было излюбленное место отдыха для всех окрестных жителей, как взрослых, так и детей.
Но когда–то именно здесь Валерий играл с друзьями детства в войнушку, и прекрасно помнил грязные кирпичные здания цехов и складов, захламленные тупики и пустыри, а также покосившийся и местами упавший забор из потрескавшихся бетонных плит.
В то незабываемое время Валерий жил с родителями в одном из краснокирпичных трехэтажных домов, построенных для сотрудников местных предприятий на рубеже 50–60–х годов, и однажды во время игры в поиски клада он с друзьями выкопал страшно заржавленный пистолет «ТТ».
Они долго держали его в солярке, потом долго чистили, но патронов к нему всё равно не было, и они по очереди играли с ним «в командира».
У кого пистолет – тот и командир.
Но однажды кого–то из «командиров» с оружием на поясе увидали родители.
Пистолет был немедленно отобран, и где–то спрятан, а всех малолетних участников этой истории взрослые строго–настрого предупредили, чтобы они держали язык за зубами.
Лет через десять этот пистолет опять нашёлся, нашлись к нему и патроны, и вскоре он принял участие в какой–то местной разборке, и даже оставил после себя пару трупов.
Но это, впрочем, уже другая история, и Валерий к ней не имел никакого отношения.
Осенью того же года, когда случилось приключение с «ТТ», Валерий с родителями переехал в новую квартиру в другом районе города. И с тех пор он тут не бывал, до самого недавнего времени.
Валерий вздохнул.
Всё–таки у него было прекрасное детство!
У современных детей есть компьютеры, электронные игры, смартфоны и другие прибамбасы, но вот такого раздолья, как у него в детстве, уже нет. 

Валерий посмотрел на своих спутников.
Андрей, развалившись на скамье, наслаждался утренним солнцем, а Герцогиня кормила голубей, щедро разбрасывая им пшеницу, которую она черпала в своей сумочке.
«Откуда у нее в сумке пшеница?» – удивлённо подумал Валерий.
Мимо него прогулочным шагом, держась за руки, прошли молодой мужчина и две девушки. Все трое были в джинсах, футболках и сандалиях на босу ногу. 
Лица у них были ничем не примечательные и даже какие–то стёртые, но Валерий вдруг насторожился.
Но тут одна из девушек бросила на него равнодушный взгляд, и он моментально забыл об этих людях.   

Там и сям на площади стояли и сидели мамы с колясками, а малыши постарше бегали за голубями, прыгали перед фонтаном и что–то высматривали на плитках тротуара.
И тут эту идиллическую картину прорезали громкие детские вопли и раздражённый женский голос.
– Ну сколько раз тебе говорить, что нельзя поднимать с земли всякую гадость! Он же может тебя укусить! Ты же можешь заболеть! Понятно тебе или нет?! Понятно?!
Это был голос молодой женщины, которая обращалась к девочке лет трёх, в нарядном платьице и панаме.
– Не понятно–а–а! – вопила в ответ девочка, топая ногами. – Непонятно–а–а!
– Брось этого жука, брось! – требовала женщина.
– Не брошу! Не брошу! – кричала девочка. – Я возьму его домой! Он будет с нами жить!
– Ещё чего! Домой! Такую гадость! – кричала в ответ женщина.
Окружающие взрослые и дети молча наблюдали за этой сценой.
Валерий поморщился.
Он очень не любил скандалов между детьми и взрослыми, которые случались сплошь и рядом. Ему всегда казалось, что взрослые должны уметь разрешать мелкие и крупные конфликты без нервов, и желательно вообще без крика, как своего, так и детского.
Наблюдая за женщиной и девочкой, которая вопила и топала ногами всё громче, он думал, что эта женщина должна была поступить совершенно по–другому.
Она должна была сначала согласиться с девочкой, затем переключить её внимание на что–нибудь другое, успокоить и предложить свой вариант обхождения с этим самым жуком, который вообще был ни в чём не виноват.
У Валерия не было ни жены, ни собственных детей, зато он прекрасно помнил, как виртуозно в подобных случаях с ним обращались его собственные родители.
И вдруг женщина замолчала.
Выпрямившись, она как–то интересно наклонила голову.
Постояла.
Подумала.
Затем присела перед девочкой на корточки и сказала ей уже совершенно другим тоном:
– Ну, хорошо. Не кричи. Слышишь меня? Не кричи.
Она вынула платок и вытерла девочке лицо.
Та перестала вопить, моргая глазами на женщину.
– Ну, теперь сама подумай, – сказала она. – Мы, конечно, можем взять этого жука домой, но ведь у него тоже есть мама, которая его ждёт.
– Мама его ждёт? – задумалась девочка.
Для неё это была какая–то новая концепция жучиного бытия.   
– Конечно. – убедительно сказала женщина. – Его мама приготовила завтрак из вкусной травки в их жучином домике, и зовёт его. А ты тут кричишь, и он её не слышит.
– А где у них домик? – заинтересованно спросила девочка.
– Где–то в травке. Может быть, там! – показала рукой женщина. – Давай отнесем туда этого жука, и посмотрим, что он будет делать!
– Давай! – радостно сказала девочка.
И они с женщиной направились к краю площади.
За ними побежали и потянули своих родителей другие дети, которые услышали разговор о жучином домике, и захотели на него посмотреть.
Валерий улыбнулся.
Интересно, как эта женщина (мама? тётя? няня?) выпутается из этой ситуации?
Впрочем, раз она сумела придумать такой выход, то сможет придумать и другой.
– Правильно! – негромко сказала рядом с ним Герцогиня.
Валерий заморгал на неё глазами.
– Что? Что – правильно?
Герцогиня молча улыбнулась.
Валерий понял.
– То есть… Это я сделал? – спросил он.
– Конечно.
– Но я… Даже не пытался!
– Ну да, не пытался!.. Ты ведь не только очень хотел, чтобы они перестали ссориться, но и показал этой даме правильный вариант действий.
– Так просто?
– С твоей помощью, да, для неё это стало просто.
Валерий и Герцогиня посмотрели на группу детей и взрослых, которые толпились у края площади, что–то высматривая в траве.
– Я вижу, вижу! Вот он! – закричал какой–то мальчик.
– Где? Где?! – загалдели остальные дети.
Герцогиня вздохнула, улыбнулась, и медленно двинулась в сторону фонтана.
Валерий пошёл за ней.
– Всё в этом мире вообще очень просто. – сказала она на ходу. – Им движут желания, необходимость и страсть.
– А любовь? – спросил Валерий её спину.
Таисия Михайловна остановилась, повернулась к нему и сказала, обжигая его взглядом, в котором теперь вовсе не было льда:
– А любовь, мой дорогой Грр, меняет этот мир полностью, и на том же месте создаёт нечто совершенно новое!


Глава пятнадцатая
ТАК ОНО И ЕСТЬ

Введенскому показалось, что прошла целая вечность, пока они с Варварой Михайловной стояли, держась за руки, и смотрели друг другу в глаза.
Они и правда были у неё бездонные, удивительного синего цвета, и где–то очень глубоко в них жила давняя печаль, лишённая, однако, безысходности.
И ещё в них блистала невероятная мудрость, в которой не было ни капли усталости.
– Как вам это удаётся? – спросил Введенский.
– Что именно?..
– Ну, вот… Быть такой молодой! Даже юной, я бы сказал…
– А, вы бы предпочли, чтобы я была глубокой старухой? Так вам было бы легче?.. – спросила Варвара Михайловна почему–то с вызовом.
Она выпустила его руку и что–то сделала со своим лицом и телом.
Введенский с ужасом увидел, как от уголков её глаз начинают разбегаться морщины и вмиг покрывают всё лицо, как становится дряблой её кожа, и горбится спина, и вот уже вместо молодой прекрасной женщины перед ним явственно обрисовался образ древней старухи…
– Нет, нет! – воскликнул Введенский. – Перестаньте! Не надо! Я ведь не только внешность имел в виду!
– А что ещё? – полюбопытствовала Варвара Михайловна, вновь становясь молодой, стройной и прекрасной.
Введенский с облегчением вздохнул.
– Ну… Что ещё!.. Вот этот, как бы это сказать… – забормотал он. – Этот блеск жизни в ваших глазах я имел в виду! Вот что.
– А, поняла. – кивнула Варвара Михайловна. – Блеск! Огонь! Фейерверк! Вы любите, чтоб вокруг вас всё сияло, да?..
– Ну, нет. Я вообще человек непубличный…
– А какой? Тайный, скрытный? Рыцарь плаща и кинжала?
– Нет. Плащами и кинжалами не пользуюсь в принципе.
– А чем пользуетесь?..
– Ну… Другими средствами…
– Какими?..
– Так сразу трудно сказать…
– Ну надо же, какие мы загадочные!..
Варвара Михайловна явно сердилась, и Введенский только теперь начал понимать, почему.
– Варвара Михайловна, если я вас чем–то задел, прошу меня простить. – сказал он ей сокрушённо. – У меня, знаете ли, нет большого опыта обращения с женщинами.
Выражение лица Варвары Михайловны смягчилось.
– А у меня – с мужчинами. – созналась она. – Так что придётся вам тоже меня простить. Вы не против?
– Я только за!
Варвара Михайловна вздохнула.
– По правде говоря, у меня вообще нет никакого опыта обращения с мужчинами. Я имею в виду, в личном смысле… – призналась она.
Введенский молча смотрел на неё, не зная, как реагировать на это неожиданное признание.
– В этом мы с сестрой очень сильно отличаемся друг от друга… – продолжала Варвара Михайловна. – Она–то просто обожает блистать, играть, привлекать к себе внимание!..
– Многим мужчинам нравятся именно такие женщины. – кивнул Введенский.
– А вам какие нравятся?
– Мне нравятся совершенно другие.
– Другие – это какие?
– Такие, как вы. Точнее, только вы.
– Вот как?..
– Да. Только так.
– Вы… Вы умеете говорить, Игорь Степанович!
– Я умею не только говорить.
Варвара Михайловна обожгла его взглядом и сказала, слегка поддразнивая:
– Какой уверенный в себе мужчина! Любо–дорого посмотреть!
– Ну, я ведь иду путём воина!
– И с чувством юмора у него тоже всё в порядке!..
– А вы, Варвара Михайловна, тоже!..
– Что?
– Кокетничаете вполне уверенно. Вот!
– Учусь у вас!
– Никогда в жизни не кокетничал!
– Да?.. А если подумать?
– Ну, если подумать, многое можно вспомнить, конечно…
– Хм! Я должна воспринимать это как самокритику?
– Да. Я вообще очень самокритичен, и всегда работаю над собой.
– Хорошо. Я понаблюдаю за вами. Чтобы в этом убедиться!
– Это – всегда пожалуйста.
– Странно! – вдруг воскликнула Варвара Михайловна.
– Что – странно?
– А то, что сейчас я чувствую себя очень похожей на свою сестру! Она могла вот так болтать с мужчинами очень подолгу. Иногда это меня жутко раздражало.
– А теперь?
– А теперь я начинаю её понимать…
– Ну, это же здорово!..
– Да, я думаю, да…
И, задумчиво улыбнувшись, Варвара Михайловна продолжала:
– А ещё моя сестра совершенно не умела сидеть на месте. В любой миг она была готова сорваться хоть на край света, лишь бы находиться в движении. Я же отправлялась в путь только после тщательной подготовки, когда всё было как следует рассчитано и продумано. Но уже долгое время, очень долгое, я постоянно нахожусь здесь.
– Так было и в предыдущей реальности?
– Да. Ведь я не могу бросить хранилище ни на минуту.
– Вас это тяготит? Огорчает?..
– Нет, совсем нет. Каждая из нас выбрала свой путь…
Варвара Михайловна замолчала, окидывая взглядом огромный зал со скульптурами, в котором они всё ещё находились.
– Вы давно встречались с вашей сестрой? – осторожно спросил Введенский.
– Давно, очень давно. Мы с ней не виделись с тех самых пор, как однажды крупно повздорили…
– Причина, наверное, была очень серьёзной?
– Тогда мне казалось, что да. А теперь я думаю, что она яйца выеденного не стоила.
– Вы скучаете по сестре?
– Конечно. Очень скучаю!
– Но ведь вы же могли, наверное, как–то дать знать ей об этом?
– То есть, чтобы она приехала ко мне?
– Ну, да...
– Могла бы, конечно. Однако для таких слабостей я слишком горда! Как, собственно, и она…
Варвара Михайловна замолчала, глядя в пространство.
«Несчастный я человек! – подумал Введенский. – Я стою сейчас совсем рядом с самой прекрасной женщиной на Земле, женщиной, которая мне бесконечно дорога, а сам пытаюсь получить от неё как можно больше сведений о её сестре!..»
– Не терзайтесь, Игорь Степанович! – неожиданно сказала Варвара Михайловна, поднимая голову и глядя Введенскому прямо в глаза. – Вы всё делаете правильно.
– Хотел бы я сам в это верить… – вздохнул Введенский. – А вы, Варвара Михайловна…
– Что?..
– И правда умеете читать мысли?..
– Нет, Игорь Степанович. Я умею читать чувства.
И она посмотрела Введенскому прямо в глаза.
Его лицо обдало жаром.
Её щёки покраснели.
Это был один из самых сокровенных моментов, которые случаются между мужчиной и женщиной – когда они еще не готовы сказать друг другу какие–то очень важные слова, но уже не могут обойтись без взаимных прикосновений и близки к самому первому, самому трепетному поцелую.
Они одновременно вздохнули и потянулись навстречу друг к другу…

Но тут послышались чьи–то быстро приближающиеся шаги.
Варвара Михайловна и Введенский отстранились друг от друга, как подростки, которых только что за чем–то неблаговидным застукали родители.
Шаги стучали всё ближе, ближе, и через пару секунд к ним вылетел Костик, всё такой же всклокоченный и на этот раз в очках.
– Варвара Михайловна! Варвара Михайловна! – завопил он, подбегая совсем близко.
Введенскому страшно захотелось дать ему по шее, но такого обращения он не практиковал даже со своими непосредственными подчинёнными. Так что он решил перетерпеть это юное дарование как непредсказуемое стихийное бедствие.
– Вы разрешите, товарищ генерал? – вдруг обратился к нему Костик почти по уставу.
– Кхм! – удивлённо кашлянул Введенский. – Разрешаю! 
Костик блеснул на него очками, но тут же придал своему лицу серьезное выражение, и многозначительно добавил:
– Между прочим, я закончил кадетский корпус.
Введенский бросил недоверчивый взгляд на Варвару Михайловну. Та с улыбкой кивнула.
– Ну–ну… – пробормотал Введенский.
– В общем, я окончательно разобрался с тем текстом! – опять закричал Костик. – Он действует практически как компьютерный вирус, написанный совершенно необычным методом. Я раньше даже не предполагал, что можно идти таким путём! И ведь тому свитку больше трёх тысяч лет!.. Как это может быть?
Он внимательно посмотрел почему–то на Введенского.
– На свете много есть такого, друг Горацио… – сказал Введенский, лишь бы что–то сказать.
– Впрочем, бог с ним! – махнул Костик рукой. – Главное, что наши компьютеры от работы с подобными текстами больше гореть не будут.
– Почему? – осведомился Введенский.
– А потому, что я написал антивирус! Специально для таких случаев. – весело ответил Костик.
– Хм!..
– Ну, ладно, извините, что побеспокоил!.. – сказал Костик. – Побегу обратно! Работы – навалом! Варвара Михайловна? Товарищ генерал?..
– Идите, работайте. – сухо разрешил Введенский.
– Слушаюсь и повинуюсь! – залихватски вскинулся Костик.
И вмиг унёсся прочь.

– Какой странный парень! – сказал Введенский ему вслед. – Появляется как бы не к месту, и говорит одно, а думает совершенно другое…
– Вы поняли. – кивнула ему Варвара Михайловна.
– Эх, ничего я пока не понял! – с досадой признался Введенский. – Но он меня изрядно беспокоит.
– Почему?
– Да потому, что именно у таких, как он, есть фатальное свойство лезть со своими отмычками во все ящики Пандоры, какие им только подворачиваются!.. А расхлёбывать последствия приходится другим. Нам, в частности.
Варвара Михайловна отрицательно покачала головой:
– Нет, Игорь Степанович, Костик – это совсем другой случай. Он как раз очень хорошо чувствует – и даже предчувствует!.. – малейший запах опасности, ещё когда ящик Пандоры заперт на все замки.
– Что вы говорите! – кисло произнёс Введенский.
– И наверху, у крыльца, он налетел на нас… Или, точнее, на вас, тоже не случайно.
– Да неужели? 
– Он хотел вас проверить.
– Меня?
– Да.
– В смысле, не исходит ли от меня опасность?
– Опасность и зло.
– И к какому выводу он пришёл?
– Он убедился, что с вами всё в порядке.
– То есть опасности и зла во мне нету?
– Нету!
– Я безумно рад!
Вот тут Варвара Михайловна сделала то, чего Введенский от неё совсем не ожидал.
Она быстро шагнула к нему, приобняла, поцеловала в щёку, едва коснувшись её губами, и прошептала ему на ушко:
– А я рада этому просто невообразимо! И ещё более рада тому, что вы здесь появились! Здесь, в моей жизни!..
Он что–то хотел сказать в ответ, но она быстро приложила палец к его губам и громко прошептала:
– Тсс! Молчите! И следуйте за мной. Я должна показать вам самое главное!
Она быстро пошла вперёд, а он, млея от счастья, пошёл за ней, жадно любуясь волнительными складками её длинного белого платья.


Глава шестнадцатая
ПОРОСЁНОК ВЫХОДИТ В СВЕТ

– Всё–таки в этом костюмчике я чувствую себя просто по–идиотски! – заявил Максим, когда Марина с ним на руках вошла в лифт.
– Сидишь у меня на ручках и капризничаешь! – укоризненно сказала ему Марина, нажимая на кнопку «–1».
Лифт еле слышно зашумел, и, плавно ускорившись, понёсся вниз.
– Что значит – «капризничаешь»? – возмутился Максим. – Я чувствую себя сейчас, как будто я твой домашний питомец. Или игрушка!
– И вовсе ты не игрушка. Это просто маскировка. – возразила ему Марина как можно более убедительным тоном, радуясь, что он не может знать её мыслей.
Ей ведь и вправду очень нравилась эта игра.
В своей подростковой одежде, с забавным рюкзачком за спиной и с поросёнком в джинсовом костюмчике на руках, она и в самом деле чувствовала себя девочкой–старшеклассницей, которая выходит прогуляться со своим домашним питомцем, не имея никаких взрослых забот.
– Маскировка! – недовольно хрюкнул Макс. – А если меня увидит кто–нибудь из знакомых?
– Ну и что? Ты думаешь, он тебя узнает?
– Дело не в том, что узнает, а в том, как я буду себя при этом чувствовать!
– Максик, милый, ты просто не думай об этом. И всё будет хорошо.
– А я не могу не думать об этом. Не могу!
Марина вздохнула.
– Ну что ты так разнервничался? По–моему, всё идёт просто замечательно. Ты сыт, одет и в полной безопасности. И мы едем в гости к твоей маме.
– Ты разговариваешь со мной как с ребёнком!
– Потому что ты ведёшь себя сейчас как ребёнок. Даже не ожидала такого от взрослого мужчины!
Макс что–то неразборчиво хрюкнул в ответ.
И, немного помолчав, сказал:
– Ну, ладно, ладно. Ты права! Что–то я и в самом деле разволновался. Надо взять себя в руки.
– Вот, это другое дело. Самокритика – это прекрасно. Я тобой горжусь! Только не вздумай разговаривать при людях.
– Сам знаю!
Лифт остановился и его двери раскрылись в обширное пространство с квадратными колоннами, уставленное автомобилями и залитое ярким электрическим светом.
– Да уж, нехилый тут гараж… – пробормотал Макс.
– Тихо! – одёрнула его Марина. – Мы же договорились, что на людях ты разговаривать не будешь.
– Так нет же никого!
И тут же раздался чей–то радостный крик:
– Марина Викторовна! Это ведь вы?
Марина повернулась в сторону крика, и метрах в десяти от себя они с Максом увидели молодую женщину в деловом брючном костюме, которая очень эффектно смотрелась на фоне большого белого «лексуса».
Рядом с женщиной стояли девочка и мальчик, оба примерно лет десяти. Мальчик был одет в джинсы и футболку, а девочка – в цветастое летнее платье и с розовыми бантами в причёске.
В руках у мальчика была картонная коробка, по размерам похожая на коробку для обуви.
Мальчик смотрел на Марину и в особенности на Максима с большим интересом, а на лице у девочки была недовольная гримаса. Это, однако, совсем её не портило, а придавало забавный вид.
– Да, это я. – сказала Марина. – Здравствуйте, Элеонора Витальевна! Как вы тут оказались?
– Здравствуйте, Марина Викторовна. Мы тут квартиру купили, буквально на днях. Вы куда–то спешите?
Марина бросила на Макса вопросительный взгляд.
– Хрр! – ответил Макс неопределённо.
– Ну, не особо… – ответила Марина уклончиво.
– Тогда, может быть, вы побудете вот с детками, минут пять? Глеб Арсентьевич уже едет за ними. Это их преподаватель! Ой, какой у вас милый поросёнок! Я только что заметила… Это ведь мини–пиг, да?
– Хрр! – выдал Макс сердито.
– А это Даша, моя дочь. Это Гаврик, Гавриил то есть. Он живёт этажом ниже. Они вместе занимаются в школе искусств. У них сегодня открытие выставки. – сумбурно и явно сильно торопясь, продолжала Элеонора Витальевна.
– Так ведь лето же! – удивилась Марина. – Какая школа?
– Школа не работает. А для выставок – самый сезон. – важно сказал Гаврик.
– Мариночка, так у вас есть пять минут? – взволнованно повторила Элеонора Витальевна.
– Пять минут есть. И даже десять.
– Ну, тогда… Дашуля, Гаврик, побудете с Мариной Викторовной до приезда Глеба Арсентьевича, хорошо?
– Без проблем! – сказал Гаврик.
– А я помчалась! – воскликнула Элеонора Витальевна и взялась за дверцу «лексуса». – ЧП у меня в ресторане! 
– Мама! Стой! – приказала ей Даша. – Ты почему такая безответственная?!
– Почему это я безответственная?
– Потому! Кому ты хочешь доверить детей? Ты хорошо знаешь эту девушку? Ты посмотри на неё! Ты вообще уверена, что она взрослая?
– Ну, конечно! – ответила Элеонора Витальевна, торопясь и нервничая. – Это Марина Викторовна Корзун, она секретарём работает, у Геннадия Ивановича. Конечно, она взрослая! Это она просто так выглядит!
– Хрр! – весело хрюкнул Максим.
Марина промолчала, подумав, что, может быть, она сегодня и правда слегка переборщила с прикидом…
– Дашка, прекрати. Пусть твоя мама едет. – степенно заявил Гаврик. – Видишь, у неё горит?
Даша посмотрела на мать.
Та уже потихоньку открывала дверь «лексуса».
– Ладно, можешь отправляться. – сурово разрешила ей дочь. – Стой! Кошелёк, телефон, права! Не забыла? Бак полный?
– Не забыла, полный! – быстро заглядывая в свою сумочку, ответила Элеонора Витальевна.
– Езжай! – милостиво махнула ей рукой Даша. – Стой!
– Ну, что ещё? – жалобно простонала Элеонора Витальевна.
– Скорость не превышай! Не гони! И не вздумай ехать на красный! – наставительно сказала ей Даша. – Всё, теперь езжай.
Элеонора Витальевна моментально впрыгнула в машину, хлопнула дверцей, завела двигатель и тут же была такова.
Все оставшиеся проводили «лексус» взглядом.
Марина подошла к детям.
– Это ваш поросёнок? – спросил Гаврик.
– Конечно, мой! Чей же ещё?
– Ну, может, вы его взяли у кого–нибудь погонять.
– Хрр! – возмущённо хрюкнул Максим.
Даша на Марину и Макса принципиально не смотрела.
Гаврик приблизил своё лицо к рыльцу Максима.
Максим ответил ему настороженным взглядом и завозился на руках у Марины.
– Привет! – сказала мальчик поросёнку. – Меня зовут Гавриил. Для друзей можно Гаврик. А вас как зовут?
Максим в ответ не издал ни звука.
– Его зовут Максим. Максик, то есть. – сказала Марина.
Макс недовольно дёрнул хвостом.
– А по отчеству как? – серьезно спросил Гаврик.
– Ну, какие там у поросят отчества? – легкомысленно ответила Марина.
Макс одновременно дёрнул хвостом и ушами.
– Конечно, у поросят тоже могут быть отчества. У них же есть отцы! – глубокомысленно изрёк Гаврик. – А у людей тем более они есть.
– Хм! – только и смогла произнести Марина.
– Ладно, не хотите говорить – не надо. Я же понимаю! – сказал Гаврик Максу.
Марина и Максим переглянулись, хотя для этого ему пришлось задрать голову.
Даша презрительно фыркнула.
– Ты не любишь домашних животных? – спросила у неё Марина.
– Я люблю свинину. Жареную! – сердито заявила Даша.
– Хрр! – хрюкнул Макс.
– Дашка сегодня не в духе. – сказал Гаврик.
Даша сделала резкий выпад в его сторону, но Гаврик ловко поставил блок.
– Фиг тебе! – сказал он ей.
– Конечно! Это же я тебя научила блоки ставить!
– Я сам научился, на тренировках.
– А кто тебе первый показал?
– Ну, ты. И что?..
– А то!
– Даша, извини, конечно, но почему ты не в настроении? – решилась спросить Марина.
Даша в ответ только мрачно шмыгнула носом.
– Она не любит наряжаться! – засмеялся Гаврик.
И быстро сделал шаг назад, избежав очередного выпада.
– Это всё папа! Воспитывает во мне девчачесть! – заявила Даша, нервно передёргивая плечами. – Так и говорит: «Женственность воспитывать в тебе ещё рано, так что мы начнём с девчачести. Пока не поздно!»
– А почему – пока не поздно? – заинтересовалась Марина.
– Это у папы надо спросить! – возмущённо ответила Даша. – А я терпеть не могу все эти платья и бантики! Сейчас так никто не ходит!
– И очень жаль. – сказала Марина.
– Вы вон сами в штанах! – бросила ей Даша. 
– Это такой комбинезон.
– Вот именно!
Наступило молчание.
«Не умею я общаться с детьми!» – огорчённо подумала Марина. – «Скорей бы уж за ними приехали!»
– А что у вас преподаёт ваш… Э–э…  – спросила она у Гаврика.
– Глеб Арсентьевич. Живопись и лепку! – гордо сказал Гаврик. – Вот, смотрите!
Он откинул крышку своей коробки.
Марина с любопытством заглянула в неё и увидела аккуратно уложенные на мягкую подкладку фигурки в боевой экипировке древних воинов.
– Ой, какая прелесть! – воскликнула Марина. – Это римские легионеры, да?
– Нет, это воины Александра Македонского. – ответил Гаврик. И добавил снисходительно: – Если человек не специалист, он, конечно, не понимает…
– А ваш Глеб Арсентьевич специалист, да?
– Конечно! Он вообще очень конкретно в истории и древних войсках разбирается! – ответил Гаврик.
– Вот как вы его теперь зауважали! – сказала ему Даша. – А сначала все над ним смеялись. Пока я не приняла меры…
– Ну, мы тогда глупые были… – признал Гаврик.
– Какие ты приняла меры? – спросила Марина.
– Я их всех побила!
– Прямо сразу всех?
– Нет, ловила поодиночке и лупила!
– А ты не боялась, что они на тебя все вместе набросятся?
– Ну да, ещё чего! Все вместе… Куда им!
Гаврик дипломатично улыбнулся и промолчал.
«Вот теперь я понимаю её папу, насчёт девчачести!..» – подумала Марина.
Она протянула руку к игрушечным воинам.
– Можно потрогать?
– Можно. – разрешил Гаврик. – Только не уроните.
– Не волнуйся. Я осторожно. Из чего они сделаны? Из глины?
– Из специального пластика. Там два состава. Основа смешивается с отвердителем, и можно лепить.
– А сколько надо добавлять отвердителя?
– Ну, лучше не очень много. Чтобы смесь застывала не так быстро, и можно было лепить не торопясь.
– А, понятно!
Марина, придерживая Макса одной рукой, осторожно взяла фигурку древнего воина и поднесла её поближе к глазам. Фигурка оказалась неожиданно тяжелой, а боевое облачение было выполнено с удивительным тщанием.
– Экипировку им обычно Дашка лепит. У неё очень здорово получается! – пояснил Гаврик.
Даша гордо улыбнулась и слегка порозовела, в тон своим бантам.
Марина положила фигурку воина обратно в коробку. Гаврик аккуратно её закрыл. Макс недовольно завозился, явно устав от ожидания.
Но тут в гараж въехал микроавтобус «Газель–NEXT».
Из него выглянул молодой мужчина с весёлым пухлым лицом и в очках.
– Здравствуйте! – сказал он детям и Марине.
– Здра… – начала Марина
– Здрасьте, Глеб Арахисович! – весело перебили её дети.
– Но–но! – мужчина погрозил детям пальцем: – Будете дразниться, обоих поставлю в угол! Быстро в машину! Нам ещё надо за остальными заехать!
Дети засмеялись и побежали к микроавтобусу.
Но Гаврик вдруг вернулся.
Он быстро подошёл к Марине с Максом и тихонько спросил доверительным тоном:
– Я вот что хотел узнать у вас, Марина Викторовна…
– Что?
– Как вы делаете дождь?
Марина подумала, что ослышалась.
– Не поняла?..
– Как вы делаете дождь? – ещё тише, но вполне отчётливо повторил Гаврик.
Марина так растерялась, что только захлопала ему в ответ глазами.
– Ну, Гаврюшка, ты чего?! – закричала уже из «Газели» Даша. – Поехали!
Гаврик посмотрел на Марину внимательно и убежал.
«Газель» уехала.
Марина проводила её растерянным взглядом.
– Чего это он спросил про дождь? – подал голос Макс.
– Я.. Это… Потом тебе объясню. Может быть! – ответила ему Марина.


Глава семнадцатая
ВЫБОР НОРМАЛЬНОГО ГЕРОЯ

Очередная дверь в стене из дикого камня, поросшего мхом, была такая же, как предыдущие – деревянная, очень основательная, на массивных кованых навесах.
Но на этот раз сердце в груди Введенского почему–то глухо стукнуло, как будто от предчувствия чего–то совсем необычного.
Или, может быть, желанного?..
– Я смотрю у вас тут все стены и двери между залами совершенно одинаковые… – сказал он только для того, чтобы услышать собственный голос.
– Ну, разумеется. – спокойно ответила Варвара Михайловна. – В нашем внутреннем устройстве мы не излишествуем, а используем хорошо проверенные решения. Дайте руку!
Введенский послушно протянул ей правую руку, но, уже чувствуя прикосновение её приятных теплых пальцев, всё–таки спросил:
– Зачем?
– Чтобы вы случайно не упали. Здесь горит только дежурный свет. – пояснила Варвара Михайловна.
Она открыла двери, и он вошёл за ней в темноту, которая сначала показалась ему кромешной.
Дверь с громким скрипом закрылась за их спиной.
– Надо смазать! – сказал Введенский взволнованно.
– Обязательно. – согласилась с ним Варвара Михайловна, и по её интонации он понял, что она улыбается.
Тут Введенский заметил тот самый приглушённый свет, который она назвала дежурным. Он мерцал из небольшой ниши в дальней стене впереди, и генерал вновь про себя удивился громадности здешних помещений.
– Идёмте. – сказала Варвара Михайловна. – Но не торопитесь. Смотрите. Наблюдайте!
Медленно, не выпуская его руки, она пошла вперёд, потянув его за собой.
«Вот ведь парадокс, – подумал Игорь Степанович. – Совсем недавно я мечтал хотя бы прикоснуться к ней, а теперь, когда она ведёт меня за руку, я кажусь самому себе ребёнком!..»
Как только Варвара Михайловна и Введенский сделали первые шаги по направлению к освещённой нише, каскадом осветилась вся стена, и стало видно, что таких же ниш в ней многие десятки, если не сотни.
И с каждым их шагом в каждой нише что–то начинало сиять всё ярче и ярче.
– Смотрите, смотрите! – повторила Варвара Михайловна. – Вот сейчас!
И тут же, как будто по её сигналу, свет в нишах начал менять свой цвет, мигать и переливаться, как в огромной праздничной гирлянде.
Введенский прищурил глаза, гадая, что же означает вся эта иллюминация.
– Красиво? – спросила Варвара Михайловна.
– Ага! И очень торжественно и таинственно, я бы сказал! 
– Прекрасно. Значит, действует!  – сказала Варвара Михайловна.
Выпустив его руку, она два раза негромко хлопнула в ладоши.
Свет в нишах тут же перестал мелькать, а его яркость уменьшилась.
– А если хлопнуть три раза? Что будет? – поинтересовался Введенский.
– Скоро узнаете. – загадочно ответила Варвара Михайловна. – Но сначала давайте подойдём поближе.
Он думал, что она опять возьмёт его за руку, но она просто пошла вперёд, а он, вздохнув, последовал за ней.
Когда они подошли к стене поближе, Введенский увидел, что в каждой из ниш находится прозрачный шар, сияющий как будто изнутри. Точнее, не шар, а многогранник.
– Это что, магические шары? – спросил Введенский.
– Что–то вроде того…
– Стеклянные?
– Нет, из хрусталя.
– А, ну да. Я мог бы догадаться…
Введенский протянул руку к ближайшему многограннику.
– Нет! Не трогайте! – резко сказала Варвара Михайловна.
– Почему? Взорвётся? – спросил Введенский, отдёргивая руку.
– Вы взорвётесь! И останется от вас только горстка пепла.
– Что, серьёзно?
– Абсолютно.
– Ну, что, система защиты что надо! – оценил Введенский. – Но для чего она?
– Всего лишь для обмана самых нетерпеливых и самонадеянных.
– Хм!.. А что же тогда у вас приготовлено для терпеливых и осторожных?
– Для них у нас есть кое–что поинтереснее…
Варвара Михайловна хлопнула в ладоши три раза.
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
И под самым потолком зала, на вершине высокой колонны замерцал ещё один магический шар, гораздо более крупный, чем те, что находились в нишах.
Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Это Варвара Михайловна хлопнула в ладоши пять раз.
Шар на вершине колонны засиял ярким светом, разбрасывая по всему залу пронзительные лучи, и Введенский увидел, что колонна находится в самом центре лабиринта со стенками высотой в половину человеческого роста. И повсюду над этим лабиринтом, там, где его стенки пересекались, прямо в воздухе висели высвеченные лучами полупрозрачные сгустки.
Введенский, как завороженный, подошёл ко входу в лабиринт и пригляделся к ближайшему сгустку.
Это был самый настоящий клочок космоса, в котором были отчётливо видны планеты, висящие в пространстве вокруг оранжевой звезды, похожей на Солнце.
Введенский поднял голову и всмотрелся в другие сгустки.
Одинаковых среди них не было, ни по форме, ни по содержанию. В одних виднелись планеты, в других – скопления звёзд, в третьих – спиралевидные завихрения галактик, в четвёртых – какие–то тёмные непроницаемые пятна, в пятых – что–то вообще невообразимое и крайне загадочное.
– Это… Что?.. – спросил Введенский ошеломлённо. – Они настоящие?..
– Нет, Игорь Степанович, это просто голограммы.
– Но они соответствуют?..
– Возможно.
– А… Для чего они?
– Всё для того же. Чтобы поразить воображение впечатлительных соискателей и завлечь их в лабиринт.
– Зачем им в лабиринт?
– Ну, затем, разумеется, чтобы добраться до шара наверху колонны.
– А если они до него доберутся, что будет?
– А как вы думаете, что?..
– Вспышка и кучка пепла?..
– Правильно.
– И перед этим они всё равно будут стараться добраться до шара?
– Конечно.
– То есть про вспышку и пепел они не подозревают?
– Нет. Ко входу в лабиринт они подходят в таком состоянии духа, что о смерти не думают вообще.
– Почему?
– Потому, что ими движет другая страсть.
– И она оказывается гибельной?
– За редким исключением – да.
Введенский посмотрел в глаза Варваре Михайловне долгим взглядом.
– Я всё больше восхищаюсь вами, Варвара Михайловна! – сказал он с чувством. – И, одновременно, вы начинаете меня пугать.
– Ах, дорогой Игорь Степанович, разве должен великий воин пугаться слабой женщины? – ответила она ему с такой лукавой улыбкой, что ему захотелось стиснуть её в объятиях.
Но, сдержав свой порыв, он ответил ей в тон:
– Ах, дорогая Варвара Михайловна, в истории человечества было множество случаев, когда из–за слабых женщин погибали не только великие воины, но и великие государства!
– Да неужели?..
– По правде говоря, из–за них–то всё и происходит в этом самом лучшем из миров. В любой из его реальностей!
– Из–за кого всё происходит?..
– Из–за слабых женщин, естественно! Точнее, из–за тех женщин, сила которых как раз и заключалась в их слабости. Как бы банально это ни звучало…
– Ну почему ж – банально? Это звучит, как одна из вечных истин.
И Варвара Михайловна одарила Введенского очередной лукавой улыбкой.
Бедного генерала вновь, уже в который раз, обдало жаром.
– Знаете, Варвара Михайловна, ещё одна такая ваша улыбка, и я тут без всяких прикосновений к магическим шарам вспыхну ярким пламенем! – сказал он ей совершенно честно.
Они обменялись долгими откровенными взглядами.
– Вот что, – сказал Введенский, продолжая смотреть ей в глаза. – Надо мне передохнуть слегка…
– Неужели от меня?..
– Нет. От себя самого!
С этими словами Введенский развернулся, твёрдым шагом протопал вперёд…
И вошёл в лабиринт.
Он и сам не понимал, какая муха его укусила. Ни магический шар на вершине высокой колонны, ни высвеченные его лучами голографические сгустки Вселенной вовсе не будоражили его воображение настолько, чтобы забыть всё на свете и ринуться в это дурацкое приключение.
Но зато его очень будоражила эта великолепная женщина в своём струящемся белом платье, будоражила настолько, что ему и в самом деле необходимо было хотя бы на время от неё отойти и даже спрятаться где–нибудь.
Лабиринт для этого был самым подходящим местом.
Тем более, выглядел он, несмотря на весь этот фантастически–магический антураж, как–то несерьёзно, как детский аттракцион в парке развлечений.
Стенки невысокие, все ходы и повороты видны, как на ладони, а память, кстати, у Введенского была профессиональная, хорошо тренированная. Рисунок лабиринта запечатлелся в ней до мельчайших деталей. 
Но, едва Введенский вошёл в лабиринт и сделал первые шаги, как стенки вокруг него выросли на высоту нескольких метров, а такая ясная картина всех ходов и выходов в его памяти вдруг подернулась рябью и стала казаться ненадёжной и недостоверной.
Он остановился и озадаченно оглянулся.
Вход был ясно виден, а за ним не менее ясно виднелась и Варвара Михайловна.
Она смотрела на него спокойно, хотя и с очень загадочной улыбкой.
– С этим лабиринтом всё очень непросто, Игорь Степанович, – сказала она. – И вы ведь абсолютно не нуждаетесь в том, чтобы его преодолевать, не так ли?
– Не нуждаюсь. – честно сказал ей Введенский.
– Значит, разумнее будет вернуться! Тем более, тут есть и другой путь. Гораздо более безопасный и прямой. Я вам его покажу.
Конечно, она была совершенно права.
Но в спонтанном поступке Введенского тоже заключалась какая–то глубинная правота, больше значимая для него самого, чем для кого–то ещё.
– Нет, не вернусь. – сказал Введенский. – И вообще, нормальные герои всегда идут в обход!
– Ну, тогда я желаю вам успеха! – сказала Варвара Михайловна. – Я встречу вас у колонны.
– Хорошо! – сказал Введенский, поворачиваясь к лабиринту.
– Игорь Степанович! – окликнула его Варвара Михайловна голосом, в котором слышалось беспокойство.
– Да? – вновь повернулся он к ней.
– Помните, этот лабиринт – одна большая ловушка! В нём всё построена на обмане.
С этими словами она шагнула в сторону и пропала из поля зрения.
– Ладно, буду помнить! – сказал Введенский сам себе и тихонько пошёл вперёд.
Тут же свет вокруг него померк, а со всех стороны послышались странные звуки – хрипы, лязганье, стук, звериный рык и человеческий мучительный стон, доносившийся как будто из камеры пыток.
– Во, блин! – пробормотал Введенский. – Пугают!
Он остановился и прислушался.
Странные звуки сделались более громкими и даже какими–то проникающими, со всеми своими очень неприятными нюансами. В металлическом лязганье прямо физически ощущалась ржавчина древних кандалов, стук был какой–то инвалидно–замогильный, в зверином рыке чувствовался неутолимый голод, а человеческий мучительный стон так явственно выражал невыносимое страдание, что пробирал до самых пяток.
Введенский тихонько двинулся дальше, непроизвольно вслушиваясь в эти звуки и вглядываясь в противоположную стену, как будто из неё мог выскочить какой–нибудь зверь – тот самый зверь, который с каждым его шагом рычал всё громче и ужаснее.
Пол под ногами Введенского завибрировал и закачался.
Генерал для проверки, не оглядываясь, сделал шаг назад.
Вибрации и покачивание прекратились.
– Ага!.. – глубокомысленно заметил Введенский. – Типа, значит, бежать ещё не поздно?.. Но, если я побегу, то никакого выхода сзади уже не будет, не так ли?..
Никто не ответил на этот его вопрос, но генерал на все сто был уверен, что он прав.
Сзади раздался непонятный, но очень неприятный шорох, как будто по полу лабиринта ползла громадная змея.
Шорох быстро приближался.
Вот сейчас эта змея подползёт, и проглотит Введенского прямо целиком! Или сначала перекусит напополам, и проглотит уже по частям! И некому будет носить его красивый парадный китель с золотыми погонами и штаны с лампасами!
Введенский почувствовал, что начинает волноваться.
Но страха всё ещё не было.
Введенский даже огорчился.
В своё время он прошёл очень жёсткую, тяжёлую и длительную подготовку в специальном учебном центре, где его учили прежде всего контролировать свои ощущения, среди которых страх был самым главным.
И он таки научился справляться со своим страхом в любой ситуации.
Но ведь справляться, а не совсем от него избавляться!
Нормальному человеку в ситуации повышенной опасности страх нужен обязательно. Ему в противовес всегда включается воля, и это помогает достичь внутреннего баланса, необходимого как в открытом бою, так и в тяжёлой психологической схватке с самым коварным противником.
Введенский сделал еще несколько шагов вперёд.
Вибрации и качание пола усилились, как будто это был уже не прочный каменный пол, а хлипкий подвесной мостик над пропастью.
Введенского прошиб пот, вместе с которым пришёл и страх.
– Ну, наконец–то! – обрадовался ему генерал прямо как настоящему другу. – Как она там сказала? Весь этот лабиринт – одна большая ловушка, в которой всё построено на обмане? И, значит, нет ничего? Ни зверей, ни змей, ни этих криков?..
И тут же, как бы в ответ на эти риторические вопросы, пол завибрировал сильнее, жуткий шорох за спиной сделался громче, а мучительный стон человека, которого пытают где–то в подземелье, стал и вообще невыносимым.
Но Введенский уже собрался с духом.
Он чувствовал страх, он включил свою волю, он отлично помнил, что этот лабиринт просто старается его как следует напугать, и, значит, всё в порядке.
Введенский попытался освежить в своей памяти рисунок лабиринта, который он буквально несколько минут назад видел, как чёткое фото.
Попытка не удалась.
Все эти жуткие стоны, трясущийся пол, лязганье, громыханье, шорох тела громадной змеи выводили Введенского из равновесия и мешали сосредоточиться.
Тогда он несколько раз глубоко вздохнул, сжал–разжал руки, расслабился…
И закрыл глаза.
Это помогло.
И ещё как помогло!
Все отвлекающие шумы будто отсекло от него непроницаемой стеной, тряска стала тоже намного менее ощутимой. Человек, которого только что пытали, перестал стонать, напоследок что–то недовольно пробурчав, как будто очень недовольный прекращением экзекуции.
Введенский, не открывая глаза, сделал ещё несколько глубоких вдохов–выдохов, стараясь и ещё более расслабиться.
Непроницаемая стена вокруг него будто двинулась во все стороны, и вместе с ней далеко-далеко откатились все шумы, лязги и шорохи, как эхо грозы, происходящей за тридевять земель. Хлипкий подвесной мостик под ногами вновь стал надёжным каменным полом, а перед внутренним взором Введенского будто сам собой возник совершенно чёткий рисунок лабиринта, в котором был виден каждый поворот, каждый тупик, и абсолютно точно был понятен кратчайший путь к центральной колонне.
По–прежнему не открывая глаз, Введенский осторожно двинулся вперёд, считая шаги и мысленно обозначая свой путь чётким пунктиром, как в навигаторе.
– Один–два–три–четыре! Стенка! Очень хорошо… Здесь направо… Один–два–три–четыре–пять–шесть–семь–восемь, снова стенка! Замечательно… Здесь налево! Один два–три–четыре–пять–шесть–семь–восемь–девять–десять, стенка! Вообще отлично! Тут опять налево…
И так он считал и шагал, считал и шагал с закрытыми глазами, пока не вышел на финишную прямую.
Тогда, вытянув вперед руку, он сделал последний подсчёт:
– Один–два–три–четыре–пять, дошёл!
Он упёрся ладонью в колонну, собираясь уже открыть глаза, но холодная каменная поверхность вдруг подалась под его рукой, и он почувствовал прикосновение тёплой руки женщины, в которую влюбился сегодня, как только её увидел, и страстно вожделел всё время, что был с нею рядом.
– Ты пришёл, мой герой! – сказала она тихо, но очень глубоким голосом.
– Конечно! – ответил он ей тоже тихо, всё ещё не открывая глаз. – Я ж сказал, нормальные герои…
Она тихонько рассмеялась и вдруг крепко его обняла, прижимаясь к нему всем телом.
Он почувствовал упругость её грудей, обтянутых тонкой тканью платья, и тоже крепко обнял её. Глаза он продолжал держать закрытыми, потому что ему вовсе не хотелось их открывать. И, проведя руками по её спине и ниже, ниже, он убедился, что под платьем на ней ничего нет.
Ему это очень понравилось!..
И очень, очень согрело.
И тогда, стоя уже внутри этой колонны, которая на самом деле была входом в ещё одно хранилище, и крепко обнимаясь, они принялись целоваться так проникновенно и сладко, как могут целоваться только мужчина и женщина, воистину не только страстно влюблённые, но и предназначенные друг для друга.


Глава восемнадцатая
ВОТ ОНИ И ВСТРЕТИЛИСЬ

– Я всё прекрасно слышал, собственными ушами! – тарахтел Макс. – Он спросил, как ты делаешь дождь. Он точно об этом спросил! Интересно! Ты что, в самом деле умеешь делать дождь? Прямо самый настоящий мокрый дождь? Кап–кап–кап? Это здорово! Тогда тебе надо в Африку. У них там проблемы с водой!..
– У кого–то – слишком большие уши! – сердито сказала Марина. – Но зато за них очень удобно дёргать!
И, держа Макса под пузико левой рукой, она другой рукой ухватила его правое ухо и слегка покрутила.
– Но–но–но! – взвизгнул Макс. – Ты что делаешь?! Мне же больно!
– Конечно, больно! – кровожадно сказала Марина. – Будешь знать, как бестактничать!
– Чего делать?
– Чего слышал!
– А я правым ухом сейчас вообще ничего не слышу. Ты мне его перекрутила! – обвиняющим тоном сказал Макс. – Поросятомучительница!
– Чего–о?!
– Того! Я тоже умею придумывать разные слова! – сказал Макс очень сердито, и при этом так забавно, что Марина не выдержала и рассмеялась.
– Марина?! Маринульчик!? – раздался чей–то радостный голос. – Ты куда это собралась, вся такая нарядная?!
Марина круто развернулась на голос, едва не выронив Макса, и увидела Верочку, которая только что вышла из другого лифта под ручку с Геннадием Ивановичем.
Марина слегка удивилась, но тут же вспомнила, что у четы Алтуниных в «Белом парусе» имеется роскошная квартира на двух верхних этажах в самом высоком из зданий комплекса.
Супруги явно вышли на прогулку.
Геннадий Иванович был одет в светло–серые хлопчатобумажные брюки без стрелок, и такую же рубашку с короткими рукавами, а Верочка – в длинное свободное платье в легкомысленный цветочек. На тонком ремешке через плечо у неё висела изящная сумочка.
– Здравствуйте, Марина! – сказал Геннадий Иванович.
– Здрасьте… – ответила ему Марина, во все глаза глядя на платье Верочки, которую давно не видела и понимая, что Верочка оделась так отнюдь неспроста. 
Верочка уловила её взгляд и смущённо заулыбалась.
– Это что же, выходит, ты это, того?.. – с завистью спросила Марина. – И какой месяц?
– Четвертый пошёл. С этой недели… – скромно ответила Верочка.
– И ты мне ничего не говорила!
– Ну, Мариночка! Мы ж боялись сглазить! – воскликнула Верочка. – Вот сама будешь когда на сносях, узнаешь!
– Да когда я там буду… – огорчённо пробормотала Марина.
– Хрр! – выдал Макс с непередаваемой интонацией.
– Ой, какой миленький поросёночек! – воскликнула Верочка. – Это мини–пиг, да?
– Ну, типа того…
– Ты наконец–то решила завести себе питомца?!
– Ага...
– Как его зовут?
– Макс.
– Максик!.. Можно его погладить?
– Ну, он, вообще–то, не котёнок…
– Зато какой миленький!
И с этими словами Верочка быстро подошла к Марине и принялась гладить Макса по его круглой розовой голове.
– Такой тёпленький, такой хорошенький! – ворковала при этом Верочка. – А какой у нас красивенький пятачок! Какие умные глазки! Какие большие ушки! И мы всё–всё–всё ими слышим, да?..
– Хрр! – выдал Макс голосом, в котором на этот раз слышалось откровенное удовольствие и даже самодовольство.
Марина испытала острый укол ревности.
– Ну, ладно, хватит мне его заласкивать! – сказала она недовольным голосом и даже слегка отодвинулась от сюсюскающей подруги.
Геннадий Иванович взирал на эту сцену с благосклонным вниманием.
– Да ладно тебе! – воскликнула Верочка с лёгкой обидой. – Ласка деткам никогда не лишняя!
– Ну да, ты прямо досконально разбираешься в детках!
– Я настраиваюсь!..
– Хрр!
Геннадий Иванович улыбнулся.
Верочка опустила руку и оглядела Марину с головы до ног.
– Мариночка, а тебе, кстати, очень идут эти шортики!
– Это комбинезон.
– И эта рубашечка! И кедики! И рюкзачок! И очочки! 
– Вера, ты что, теперь по любому поводу будешь сюсюкать?
– Ты в этом прикиде вообще выглядишь очень миленько! – продолжала Верочка восторженно, не обращая внимания на слова подруги. – Прямо как девочка!
– С поросёнком… – отчётливо произнёс Геннадий Иванович.
– Хрр!..
– Надо было ещё бантики завязать! И тогда вообще был бы отпад!.. 
– А вы куда собрались? – спросила Марина, лишь бы остановить этот поток восторгов.
– Геночка вывел меня на прогулку! – сияя, ответила Верочка. – В наш сквер! Сегодня он признался, что строил его специально для меня! Чтоб было где выгуливать наших деток, пока они будут ещё маленькие! Ну, когда мы будем в городе. А в лесопарке мы потом будем играть с ними в дикие приключения! Когда они подрастут! А в нашем доме в «Ясной зорьке» сейчас уже строится целая детская площадка, представляешь?
– Представляю…
– Мы хотим столько деток, сколько получится! Прямо целую ораву! – восторженно верещала Верочка, и Марина поняла, что этот мимимишный поток чувств и слов остановить нельзя, а можно только перетерпеть.
Она вздохнула, прямо–таки переполняясь завистью к семейному счастью Веры и к её беременности.
– Хрр! – опять хрюкнул Максим, поднимая голову и ловя своим взглядом её взгляд, и Марина поняла, что он очень хорошо чувствует её состояние.
И ещё он как–то сумел одним этим хрюком и этим взглядом утешить её, и немного успокоить.
Верочка посмотрела на Макса очень внимательно, перевела взгляд на лицо Веры, и вдруг восторженно воскликнула:
– Ребята! А пойдёмте гулять вместе с нами! Вы ж никуда не торопитесь, правда же?!..
– Ну, как сказать… – пробормотала Марина.
– Хрр!.. – хрюкнул Макс, ясно дав понять, что против небольшой прогулки он не возражает.
– Ну, ладно… – согласилась Марина.
– Классно! – воскликнула Верочка с ещё большим восторгом. – Мы будем гулять, прямо как семья. Ты, Мариночка, будешь нам с Геночкой как дочка!
– Кгхм!.. – кашлянул Геннадий Иванович.
– Хрр!.. – откровенно развеселился Макс.
– Дочка! – воскликнула Марина. – Вер, а это ничего, что я тебя на десять лет старше?..
– А, не бери в голову! – легкомысленно махнула Верочка рукой. – Тебе сейчас больше пятнадцати всё равно никто не даст!
– А у нас больше редко дают… – сказал Геннадий Иванович глубокомысленно. – Разве что пожизненное!
– Хрр!..

Погода на улице была просто прекрасная. Светило солнце, дул лёгкий ветерок.
И, пока все четверо шли к скверу, трое людей своими ногами, а человек в образе поросёнка – на руках у Марины, ветер играл лёгким платьем Верочки, ясно обрисовывая её пока небольшой, но вполне себе округлившийся животик. Каждый раз в такие моменты Марина испытывала очередной укол зависти.
Это ведь ей первой чуть более года назад Геннадий Иванович предлагал выйти за него замуж! Но Марина ему отказала, потому что испытывала к своему шефу глубочайшее уважение, а вот той любви, которая соединяет мужчину и женщину, не испытывала вовсе. И буквально через пару месяцев к ним на практику в компанию пришла Верочка, которая тогда заканчивала университет. Вскоре между ней и Геннадием Ивановичем эта самая настоящая любовь не просто вспыхнула, а прямо–таки запылала. А уж если такая любовь озаряет мужчину и женщину, то разница в возрасте даже в тридцать лет не имеет никакого значения!.. К тому же Геннадий Иванович стал для Верочки не только любящим и верным мужем, но и очень напоминал ей об отце, которого она потеряла в детстве.
Что касается первой семьи самого Геннадия Иванович, то его сын и дочь были уже совсем взрослыми и завели собственные семьи, а с женой они расстались несколько лет назад.
Так что всё, что ни делается в этом мире, делается к лучшему!
От этих мыслей Марине стало гораздо легче.
Она вновь бросила взгляд на Верочку, и теперь уже без всякой зависти… почти без зависти… и ревности… принялась любоваться её сияющим видом.
Геннадий Иванович тоже просто сиял от гордости, особенно в такие моменты, когда летний ветер особенно старался помочь всем прохожим увидеть замечательный живот его молодой жены.
Ведь когда мужчине хорошо за пятьдесят, а он ещё вполне себе о–го–го, и уже совсем скоро вновь станет отцом – это, знаете ли, гораздо более основательный повод для мужской гордости, чем даже очень успешный и процветающий бизнес, которым он владеет и управляет уже много лет.
Тут Макс опять завозился на руках у Марины.
Она посмотрела на него.
– Хрр! Хрр! – хрюкнул он утешительно, и Марина вновь убедилась, что Макс абсолютно тонко чувствует, о чём она сейчас думает.
Ей стало совсем хорошо.
И в самом деле, как она может поддаваться даже мимолётным уколам зависти к кому–либо? Ведь с ней произошло нечто совершенно невероятное, чего вообще в жизни не бывает! Прямо настоящее чудо!
Осталось только расколдовать Макса обратно в человека, и тогда!..
Тут Марине впервые за всё время их знакомства пришло в голову, что она даже ни разу не спросила, а как же именно с Максом случилось это превращение.
Его заколдовала злая ведьма, он сказал.
Что за ведьма?
Откуда она взялась?
Почему она обошлась с Максом именно так?
И, самое главное, что нужно сделать для того, чтобы превратить его обратно в человека?..
Волшебный поцелуй, как в сказке, тут точно не поможет.
Ведь она уже не один раз целовала его в пятачок, но Макс по–прежнему остаётся поросёнком…


– Марина, а что ты всё время несёшь Максика на руках? – вдруг вторглась в её мысли Верочка. – Поставь его на тротуар, пусть бежит своими ножками!
Марина посмотрела на Макса.
– Хрр! – ответил тот, явно не желая идти своими ножками.
– Он хочет сидеть на ручках. – сказала Марина.
– Ну, тогда дай я тоже его немножко понесу! – протянула к Максу руки Верочка.
– Не дам. – коротко сказала Марина.
– Почему? – обиделась Верочка. – Что, тебе жалко, да?
– Не жалко. А просто это тебе не игрушка, а живое существо. Вдруг ты его уронишь? И вообще, тебе вредно сейчас носить тяжести.
– Да разве он тяжёлый?! Ну, Мариночка, дай мне его понести, ну дай!
– Сказала же – не дам. 
– Какая ты, а?! – Верочка умоляюще посмотрела на мужа. – Нельзя отказывать беременной женщине!
– Это смотря в чём…
– Девочки, не ссорьтесь. – произнёс Геннадий Иванович благодушно.
– Хрр! – поддержал его Макс.
Однако на глаза Верочки уже набежали слёзы обиды, и она, может быть, даже расплакалась бы, но тут их окружила стайка детей лет десяти–одиннадцати. Все были на роликах, кроме одного мальчика со скейтом. У одной девочки в руках был гимнастический обруч.
– Ой, здрасьте, здрасьте! – наперебой закричали дети. – Какой хорошенький у вас поросёночек! Это же мини–пиг, да?! Мини–пиг, да?!
– Мини–пиг, да! – ответила им Марина, пытаясь отстраниться от бойких детских рук.
– А как его зовут?! – не отставали дети.
– Макс. Максик, то есть.
– А он дрессированный?!
– Конечно, дрессированный!
– А что он умеет делать?
Марина вопросительно посмотрела на Макса.
Макс завозился у неё на руках, явно сигнализируя, чтобы она опустила его на тротуар.
Марина, немного поколебавшись, присела на корточки и поставила Макса на ножки, полагая, что он знает, что делает.
Макс тут же уверенно подбежал к мальчику со скейтом, и ткнулся пятачком ему в ногу.
– Он что, хочет покататься на скейте?! – с восторгом посмотрел мальчик на Марину.
– Ну, видимо, да…
Мальчик поставил скейт на тротуар.
Макс тут же поставил на него передние ноги, разогнался задними, ловко запрыгнул на скейт, и поехал!
Дети завопили от восторга.
Верочка захлопала в ладоши, явно забыв, что только что была готова расплакаться.
Макс очень уверенно сделал несколько кругов по тротуару, время от времени разгоняясь и опять вскакивая на скейт. Марина следила за ним с беспокойством, опасаясь, что он упадёт и ударится.
Но всё прошло благополучно.
Сделав последний круг, Макс подъехал обратно к детям и взрослым.
– Класс! – сказал мальчик, чей был скейт. – Он даже лучше катается, чем я!
– Да, он такой! – гордо сказала Марина.
– А что он ещё умеет делать? – спросила девочка с обручем.
– Он умеет прыгать через обруч! – без раздумий ответила Марина.
– Хрр! – согласился Макс.
Девочка тут же взяла в руки обруч, и, держа его вертикально над тротуаром, попросила:
– Ну, Максик, прыгай! Прыгай, Максик!
Макс ловко прыгнул через обруч туда–сюда.
Дети зааплодировали.
Девочка подняла обруч чуть повыше.
Макс снова несколько раз прыгнул туда–сюда.
Дети зааплодировали ещё громче.
Девочка подняла обруч ещё выше.
Марина вспомнила про прыжки Макса вчера в ванной, и покраснела, радуясь тому, что сейчас на неё никто не смотрит.
Макс свободно прыгнул туда–сюда через обруч даже на такой высоте.
Дети разразились бурными аплодисментами.
– Ну, ладно, хватит. – сказала Марина. – Замучаете мне поросёнка! Он вон уже запыхался!
– Да, и теперь ему надо отдохнуть! – заявила Верочка.
С этими словами она ловко подхватила Макса на руки, триумфально посмотрев на Марину.
– Хрр! – успокаивающе сказал Макс Марине.
Та только вздохнула.
– Ну, ладно, мы пошли! – закричали дети. – А вы завтра придёте?
– Там видно будет. – ответила Марина.
– До свидания! До свидания! Приходите завтра! – закричали и замахали руками эти хорошо воспитанные дети.
И умчались прочь.
Трое взрослых и поросёнок, на этот раз на руках у Верочки, продолжили свой путь. 

– Ну, вот и они! – сказала Герцогиня с такой зловещей улыбкой, что теперь её уже ни под каким видом нельзя было назвать Таисией Михайловной.
– Кто? – спросил Валерий. – Вот эти трое?
– Эти четверо!
– Что, поросёнок тоже считается?
– Только он и считается. – с той же своей улыбкой ответила Герцогиня. – Напряги свои новые способности. И увидишь!..


Глава девятнадцатая
ЧТО ПРИДУМЫВАЮТ ЛЮДИ

Как только Варвара Михайловна и Введенский принялись целоваться, на Игоря Степановича вдруг нахлынули воспоминания о самых главных поцелуях, которые были у него в жизни.
Он вспомнил свой самый первый почти настоящий поцелуй, когда ему было всего одиннадцать лет, и его предложила научить целоваться соседская девочка Маша, которой было уже четырнадцать. На самом деле целоваться она не умела, но очень хотела на ком–нибудь отрепетировать этот совершенно необходимый в жизни навык. Игорь показался ей вполне подходящим для этого объектом.
Целоваться с Машей Игорю очень понравилось, потому что во время поцелуя они ещё и обнимались, а у Маши в теле уже всё налилось и округлилось, в то время как Игорь тоже начинал чувствовать в себе проблески постепенно проявляющейся мужественности.
К сожалению, этот урок был у него с Машей первым и единственным. Видимо, порепетировав с Игорем, Маша почувствовала себя в искусстве поцелуев вполне уверенно, и он, малолетка, перестал её интересовать.
Так что первый совсем настоящий поцелуй случился у него уже только в пятнадцатилетнем возрасте, с его одноклассницей Лерой, когда его родителей не было дома. Как, собственно, и во время того урока с Машей.
Игорь был влюблён в Леру по уши, а она в него нет, зато в них обоих бушевала подростковая гормональная буря. Поэтому их поцелуй быстро перешёл в судорожные взаимные раздевания, которые, к счастью, ничем таким не закончились, поскольку в дверь позвонила мама Игоря, вернувшаяся в тот день с работы немного раньше обычного.
Следующий очень запомнившийся Игорю поцелуй произошёл через четыре года, когда он был уже студентом университета, и на этот раз сам пришёл в гости к одногруппнице Оле, у которой тоже не было дома родителей.
Но лучше бы они там были, потому что никто не помешал Игорю и Оле от поцелуев перейти не только к раздеваниям, но и к обоюдной потере девственности, что привело Олю к беременности, а их обоих – к женитьбе, хотя они оба к семейной жизни были совершенно не готовы.
Они развелись через два года, когда Игорь учился уже на последнем курсе, и ему предложили продолжить обучение по специальной программе в таком учебном заведении, о котором рядовым гражданам знать не положено.
К счастью для их сына и друг для друга, Игорь и Ольга сохранили хорошие отношения. Вскоре после их развода Ольга снова вышла замуж, на это раз не по залёту, а по любви, родила еще двоих детей, девочку и мальчика, и в нечастые приезды в гости Игорь брал с собой на прогулку не только собственного сына, но и его младших сестру и брата, которым очень нравилось гулять с дядей Игорем, потому что он был весёлый, доброжелательный и умел рассказывать очень интересные истории про самолёты, вертолёты, корабли и подводные лодки.
Постепенно сын Игоря и Ольги вырос, сейчас уже заканчивает технический университет. По отцовским стопам он не пошёл, но, видимо, будет хорошим инженером.
И уже в ближайшем будущем может сделать своего ещё совсем молодого генерала–отца также и молодым дедом, потому что есть у него девушка, с которой они дружат с детства и искренне любят друг друга…
Тут Игорь Степанович открыл глаза, слегка отодвинулся от Варвары Михайловны и увидел, что её глаза полны слёз.
– Что? Что такое? – спросил он, только теперь осознав, что этими своими воспоминаниями, промелькнувшими в его голове, невольно поделился и с ней.
– Прости, прости меня! – прошептала она, поднимая руки к груди.
– За что? – удивился он. – Я ведь сам тебе открылся. И я ни о чём не жалею!
– Правда?
– Конечно, правда! Но почему ты плачешь?..
– Потому… Потому что я никогда не знала, на что это похоже, когда люди бывают так близки друг к другу…
– Как это – никогда не знала?..
– Очень просто. Я ведь тебе говорила…
Оказывается, они перешли на «ты», и это получилось само собой.
– Никто никогда не открывался мне вот так, как только что ты … – прошептала она. – И я… Я..
Она глубоко вздохнула.
И сказала:
– Меня зовут Варру. Это моё первое, истинное имя, данное мне при рождении.
Она сказала это с такой интонацией, как будто поделилась с ним чем–то чрезвычайно важным, имеющим для неё особое значение.
Впрочем, так оно и было.
Он понял это и оценил.
– А можно я буду называть тебя Варвара? Или даже просто Варя? – спросил он.
– Можно! Варя мне очень нравится…
Он чуть подался вперёд и снова поцеловал её, но теперь очень осторожно, едва прикоснувшись к её губам своими губами.
Она легко повела рукой, и в ней появился носовой платок.
Она промокнула им глаза, вновь взмахнула рукой, и платок растворился в воздухе.
– Классный фокус! – сказал он с улыбкой. – Меня научишь?
– Запросто! – улыбнулась она уже без слёз. – Только зачем тебе? 
– Ну!.. Иногда бывает очень полезно вытащить что–нибудь из воздуха, когда противник этого не подозревает...
– А! Понятно. Тогда научу обязательно. Только учти, на расстояние можно передать только вещь. Живое существо нельзя!
– Жаль! Можно было бы сэкономить кучу денег на служебных поездках!
Они одновременно тихонько рассмеялись.
Она опять взяла его за руку.
– Пойдём! Тебе пора увидеть то, из–за чего всё произошло. И продолжает происходить.
– Хорошо. – сказал он.
И только теперь огляделся вокруг.
Они с Варварой стояли в помещении с круглыми стенами всё из того же дикого камня, поросшего мхом, на самом верху винтовой кованой лестницы. Помещение было освещено неяркими электрическими фонарями с матовыми стёклами, как на каком–нибудь обыкновенном складе.
– Там, внизу, ещё один уровень? – спросил он. – Надеюсь, последний?
– Да.
– Тут должны бы гореть факелы…
– Зачем?
– Ну… Так было бы таинственнее!
– Тут когда–то и были факелы. Но с ними столько возни! Электричество гораздо лучше.
– В общем, вы идёте в ногу с научно–техническим прогрессом?
– А то!..

Винтовая лестница оказалась довольно широкой, и потому они шли по ней рядом, держась за руки, всё вниз и вниз.
Варвара рассказывала:
– У моего народа в принципе не было машин, и вообще никакой техники, потому что мы в ней не нуждались. Ну, разумеется, у нас были всякие повозки, сельскохозяйственные орудия, тягловые животные и домашний скот.
– А… Рабы?..
– Нет. Мы были свободным народом, и никому из нас даже в голову не могла прийти мысль, что можно сделать человека просто вещью.
– Понятно…
– А для полётов на дальние расстояния у нас были драконы.
– Драконы?!
– Да. Что ты так удивляешься? То есть это мы называли их драконами, а потом уже ваши учёные назвали их птеродактилями. Они каким–то чудом сохранились на нашем большом острове с самых древних времён. Как нынешние вараны на острове Комодо.
– А! Ну, в принципе…
– Правда, на драконах имели право летать только государственные служащие и воины, по важным делам.
– То есть армия у вас была?
– У нас была национальная гвардия. Мы ведь ни с кем не воевали, и с нами никто не воевал. Просто некому тогда было с нами воевать. Возможно, это и случилось бы когда–нибудь в будущем, но произошла катастрофа…
Варвара немного помолчала.
– Вместе с самим островом погибло практически всё… Наши города и деревни, книги, произведения искусства, люди, дикие и домашние животные, драконы… Остались только мы с сестрой. От всего нашего народа, от всего нашего мира – только мы двое! Я до сих пор не понимаю, почему так произошло…
– Может быть, потому, что вы – избранные? – спросил Игорь очень серьёзно.
Варвара остановилась, и, глядя на Игоря опять со слезами в глазах, воскликнула:
– Да пусть даже так! Пусть мы избранные! Но мы бы эту избранность, и эту нашу долгую жизнь и вечную молодость отдали бы только за то, чтобы катастрофы не было, и наш народ жил дальше!..
– Я понимаю! – пробормотал Игорь. – Я понимаю!..
Они вновь зашагали вниз по ступенькам.
Варвара тихонько продолжала:
– На следующее утро после катастрофы мы с сестрой очнулись на крохотном клочке суши, в лохмотьях, оставшихся от одежды, и кроме нас там была только та скульптурная композиция, которую ты уже видел, без каких–либо повреждений, и еще…
Варвара прерывисто вздохнула.
– И ещё та проклятая книга, из–за которой всё и случилось.
– Книга?
– Да. Сейчас ты увидишь, как она выглядела.
Они сошли с последней ступеньки лестницы, оказавшись в небольшом помещении с альковом, посреди которого было что–то вроде постамента высотой примерно полтора метра.
И на этом постаменте лежала большая древняя раскрытая книга в кожаном переплёте с металлическими уголками.
Игорь посмотрел на неё задумчиво, не сходя с места, и не испытывая ни благоговения, ни страха, ни даже интереса.
– Это вот ради неё стремились сюда все несчастные соискатели? – спросил он.
– Да. – кивнула Варвара. – Точнее, они стремились сюда ради настоящей книги…
Она сказала «книги» так, что Игорь понял – Варвара произнесла это слово с большой буквы.
– Они стремились сюда ради настоящей Книги, – повторила Варвара. – Но не ради этой подделки.
– То есть это ещё одна приманка?
– Да, конечно. Я же сказала тебе, ты увидишь, как она выглядит. И вот, ты её видишь. Но это лишь точная копия её формы.
– Но не содержания?
– Нет. Её содержание скопировать невозможно.
– Почему?
– Защита от перезаписи! – криво усмехнулась Варвара.
– Хм!.. Подожди, а к чему тогда все те магические шары?..
– К тому, что не все соискатели знали, как выглядит то, что они ищут.
– Почему не знали?
– Потому, что они слышали, но не видели. 
Игорь немного помолчал, раздумывая.
– А где же хранится настоящая книга? – спросил он осторожно.
– Мы всегда прятали её в основном книгохранилище, среди других книг и свитков.
– Разумно. Очень разумно!
– Но это всё равно было бесполезно.
– Почему?
– Потому что её всегда находили те, кто мог её слышать, несмотря на все наши подделки и обманки. Ведь она их звала.
– Звала? – не удивившись, переспросил Игорь. – Почему в прошедшем времени?
– Потому что сейчас её в хранилище нет.
– А где она?
– Нигде. И везде.
– Уфф! – шумно вздохнул Игорь, ощущая, что даже его очень тренированная голова идёт кругом.
– Ты знаешь, Варюша… – начал он очень ласковым тоном.
Варвара посмотрела на него с радостью.
– ..Я по долгу своей службы постоянно имею дело с самыми разными тайнами и загадками, но этой тайной ты меня уже просто замучила! – с чувством сказал Игорь. – Объясни ты мне, ради всего святого, что это за книга, почему её вообще надо было так тщательно прятать, и куда она делась теперь?
Варвара немного подумала, вздохнула тоже очень глубоко и ответила:
– По правде говоря, я так её ненавижу, и так долго была вынуждена всё время её прятать и перепрятывать, что у меня уже просто нет сил о ней говорить! Так что вот, очень кратко: это не совсем книга, точнее, совсем не книга. Просто ей придали такую форму, поскольку она показалась им наиболее естественной…
Варвара замолчала, собираясь с мыслями.
Игорь молчал тоже, ожидая продолжения.
– В общем, как я уже говорила, у нас не было техники в нынешнем понимании этого слова, но наука у нас была развита очень хорошо. И однажды группе наших учёных пришла в голову мысль расшифровать структуру Вселенной. И они это сделали.
– Что, вот так просто? – не вытерпел Игорь.
– На самом деле совсем не просто, конечно.
– Я что–то сильно сомневаюсь, что эту структуру можно расшифровать. – скептически усмехнулся Игорь. – Наши учёные ДНК уже сколько лет расшифровывают, и всё никак!..
– Они просто идут неправильным путём.
– А ваши учёные, значит, шли правильным?..
Варвара медленно кивнула головой.
– Да. Правильным. Или почти правильным. Они, в общем, действовали на стыке науки и искусства. К примеру, они не стали искать первоэлемент всего сущего, чем потом сильно увлекались греки. Наши учёные знали, что отыскать его невозможно. Ведь Вселенная бесконечна во все стороны!..
– И что же сделали ваши учёные? На этом самом стыке?..
– Они этот первоэлемент придумали!
– А, вот это мне понятно! Наши учёные тоже так делают, причём постоянно. Они уже много наук создали, на таких вот первоэлементах, ими же и придуманных. И даже без всяких стыков...
– Ты зря смеешься, мой дорогой! – вздохнула Варвара. – Наши учёные действовали очень последовательно. Они не только придумали этот первоэлемент, точнее, язык, состоящий из первоэлементов, но и записали с его помощью всю структуру Вселенной в виде открытого кода. То есть в самом общем, несовершенном виде.
– И, значит, любой человек может этот код писать дальше?.. Как, например, открытый код какой–нибудь современной операционной системы?..
– Именно так. Только не любой человек, а тот, кто имеет определённые способности.
– Ну, это да…
– Но, когда они его записали, – терпеливо продолжала Варвара, – выяснилось, что они создали не просто некий код, а новую сущность.
– И личность?..
– И личность тоже. Точнее, сверхличность, которую, тем не менее, можно изменять. И при этом изменяется весь мир.
Игорь даже руками взмахнул:
– Ну, это блин, даже не смешно, Варя, ей–богу! У нас фантасты тему это самой суперличности уже истаскали просто! Франкенштейн и доктор Ватсон! Мне уже даже скучно об этом говорить!..
– А нам с сестрой уже много тысяч лет рядом с этой сущностью очень даже не скучно! – сердито заявила Варвара. – Она ведь страдает!
– Что?!..
– Потому что, она, видишь ли, осознаёт своё несовершенство! – всё тем же сердитым тоном продолжала Варвара. – Она знает, что она не настоящая, а придуманная! Кем–то сделанная!
– И недоделанная, что ли?..
– Вот именно! Она всё время думает об этом, и рыдает, и стонет, и зовёт кого–нибудь, чтобы он пришёл и дописал бы её, и завершил бы, и она бы упокоилась с миром! И кто–то ведь всегда находится, и приходит сюда, чтобы её дописать! В меру своего разумения.
– Или недоразумения?..
– Скорее да, чем нет. Но, видишь ли, когда он уже берёт Книгу в руки, она начинает пудрить ему мозги.
– В каком смысле?..
– Она его искушает и соблазняет. 
– Типа, властью над всем миром?
– Ну, естественно. Чем же ещё? К тому же, надо сказать, у неё очень странное, скорее даже безумное чувство юмора…
– Ага!.. – сказал Игорь и погрузился в размышления. – Кажется, я начинаю понимать…
– Я очень рада за тебя!.. – со вздохом заметила Варвара.
– То есть, получается, когда очередной соискатель, соблазнённый и ослеплённый мыслями о мировом могуществе, дописывает эту самую, так сказать, Книгу, окружающая реальность меняется? И начинают происходить всякие катаклизмы? В одном из которых и погиб ваш мир?
– Да. Тот катаклизм был самым первым.
– А сколько их было всего?
– Много, очень много…
– Как странно! И даже, я бы сказал, глупо!.. – пробормотал Игорь. – Какая–то, кем–то придуманная книга, вот так влияет на весь мир!..
– Ну, это ведь не просто книга…
– Подожди! – вдруг воскликнул Игорь. – Но почему вы её не уничтожили? Еще тогда, на том острове, когда очнулись?..
Варвара медленно кивнула головой.
– Это было самое первое, что мы попытались сделать. Но у нас ничего не вышло. Книга уничтожению не поддаётся.
– И вот тогда вы… – озарённый некоей мыслью, начал Игорь, и остановился.
Варвара продолжила:
– Да, вот тогда мы и создали это хранилище, изначально только ради того, чтобы спрятать Книгу среди других книг и вещей, которых мы постепенно собрали здесь огромное количество. И когда мы только начали их собирать, мы даже и не думали, что проживём так долго…
– Вот оно как! Вот оно как… – пробормотал Игорь. – Но, всё–таки, Варя, как вам удалось всё это сделать? Ведь вас же было всего двое? И после катастрофы, как я понимаю, у вас вообще ничего не было? Ну, в смысле, никаких ресурсов?
Варвара усмехнулась почему–то печально.
– Вот ресурсы–то у нас как раз были, хотя мы не сразу это поняли. Нам, видишь ли, помогали силы природы. Все четыре стихии, вместе и по очереди …
Игорь посмотрел на Варвару внимательно, и, помолчав, сказал:
– При других обстоятельствах и другому человеку я бы ни за что не поверил. Но тебе я верю. Хотя это невероятно, просто невероятно!
– Почему ж невероятно? Всё так и было, как я тебе рассказываю.
– Но ведь тогда, получается, вы были… Богини?..
– Ну нет! – с грустным смехом воскликнула Варвара. – Если бы мы были богинями, то эту Книгу мы бы точно сумели уничтожить! А мы ведь даже не можем уследить за ней. Ведь время от времени, как я уже говорила, Книга отсюда исчезает, и тогда нам приходится её возвращать. Этим, как правило, занимается моя сестра. Я у неё тут скорее на подхвате. 
– И как же она исчезает?
– Как щепотка соли в океане. Просто растворяется в новой реальности без всякого следа. 
– Но… Вы же как–то её находите? Раз вам удаётся возвращать её обратно?
– А мы находим не её. – спокойно, со странной улыбкой, сказала Варвара.
– Что?.. А кого тогда?..
– Кого?.. – переспросила Варвара.
И, немного помолчав, ответила, глядя Игорю прямо в глаза:
– Моя сестра уже здесь. Она не сообщила мне об этом, но я и так знаю. Ведь мы близнецы. И, скорее всего, она его уже нашла. И теперь она не остановится, пока не сделает то, что делала много раз… Она никогда не останавливается. Никогда! Но мне, почему–то, очень жаль… Впервые за все эти годы! Очень, очень жаль…


Глава двадцатая
ЛЮДИ И СТИХИИ

– Ну, вот и замечательно! – сказала Герцогиня со своей ледяной улыбкой. – На ловца и зверь бежит!
– Поросёнок! – усмехнулся Валерий.
– Ах, дорогой мой Грр! В каждом поросёнке может скрываться настоящий вепрь. И в этом – особенно! – сказала Герцогиня совершенно серьёзно. – Но ничего, у меня есть, чем его встретить…
Она открыла свою сумочку и принялась в ней копаться.
– Хотя, стоп! – сказала Герцогиня, закрывая сумочку. – Случайные жертвы, как и лишние свидетели, нам ведь не нужны, не правда ли?
– Что? – удивился Валерий.
– Да так, ничего! – легкомысленно ответила Герцогиня, поворачиваясь и охватывая взглядом всю площадь перед фонтаном, а также всё пространство по сторонам от неё.
И тут же мамочки с колясками, гулявшие у фонтана, покатили прочь от него, детей постарше взрослые взяли за руки и пошли с ними вслед за мамочками, а группа подростков, что–то оживленно обсуждавшая на самом краю площади, вдруг одновременно рассмеялась, засуетилась и унеслась куда–то прямо через газоны.
На площади остались только Геннадий Иванович, Марина и Верочка с Максом, которые неторопливо приближались к фонтану, да Герцогиня с Валерием и Андреем, сидевшим на скамье недалеко от них.
Впрочем, увидев массовый исход гулявших детей и взрослых, Андрей поднялся со скамьи и стал оглядываться по сторонам с таким напряжённым выражением лица, которого Валерий у него до сих пор никогда не видел.

Еще трое людей, мужчина и две девушки, стоявшие у пышного боярышника в зелени сквера, и всё это время следившие за Герцогиней, Валерием и Андреем, тоже испытали сильнейшее желание покинуть это место. Но они быстро взяли друг друга за руки и остались стоять там, где стояли, наблюдая за происходящим во все глаза и стараясь запомнить каждую деталь. 

– Это что же получается? – воскликнул Игорь, сердито глядя на Варвару. – Мы с тобой ходим тут целое утро по всем этим гигантским залам, рассматриваем книги, статуи, корабли и подделку эту…
Он небрежно махнул рукой в сторону макета Книги на постаменте.
– ..и ты только сейчас мне говоришь, что твоя сестра, фактически, киллер? И прибыла сюда с совершенно конкретной целью?
Варвара в ответ вздохнула и сказала с укором:
– Ах, дорогой мой генерал! Вот только лукавить не надо, хорошо?
– Чего?.. – опешил Введенский.
– Ну, чего!.. Можно подумать, вы за ней не следите, и не знаете, что она сейчас делает и где находится!
Игорь слегка смутился и сказал:
– Ну, допустим, кое–какие возможности у нас имеются, конечно…
– То есть знаете?
– Знаем! – с некоторым даже вызовом ответил Игорь. И добавил значительно: – Так что ситуацию мы держим под контролем!
– А вот это – вряд ли. – спокойно сказала Варвара.

Мистер Смит раздражённо взмахнул рукой, замер на месте и наклонил голову, как будто к чему–то прислушиваясь.
Шимански взглянул на своего шефа с удивлением.
Сегодня тот вёл себя странно, очень странно.
– Сэр?.. – спросил Шимански.
– Подожди! Не мешай! – воскликнул мистер Смит шёпотом.
Пальцы на его руке задёргались.
И то ли из–за этого, то ли так просто совпало, но фотоснимки на столе вдруг взметнулись в воздух, как будто поднятые маленьким торнадо, замелькали, закружились, и вновь ссыпались на стол, но не как попало, а уложившись в три аккуратные стопки.
– Сэр?! Как вы это сделали? – воскликнул Шимански.
– Побочный эффект. – непонятно ответил мистер Смит. – Они, конечно, многое из меня вытащили, я ведь не зря столько с ней… был… совсем не зря!..
Его лицо исказилось судорогой.
– ..но кое–что я всё–таки приберёг и для себя. Глубоко, очень глубоко! Куда никому не добраться! Даже этим мясникам!..
Шимански слушал шефа с огромным вниманием, переводя взгляд с его искаженного лица на аккуратные стопки фотоснимков, и обратно.
– Сейчас, сейчас! Всё сейчас и произойдёт!.. – бормотал мистер Смит, уставившись в одну точку, но видя на самом деле то, что происходило в этот момент за несколько тысяч километров от него.  – Она готовится… Что она хочет?.. А этот, рядом с ней? Откуда он взялся?... Хотя… Ну да, конечно!.. Группа у периметра… Все трое… Толку от них никакого, конечно… Ни черта они не сделают! Ни черта!.. Но эти?! Кто эти четверо?!..

Андрей резко вскочил со своей скамьи и пружинистым шагом подошёл к Герцогине с Валерием.
– Стойте! – резко сказал он ей. – Не двигайтесь!
И, резко побледнев, выставил вперёд руку.
Герцогиня, чуть дёрнувшись, и в самом деле замерла, нахмурившись и глядя перед собой.
Валерий ошалело посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Андрея.
Таким он своего друга точно никогда не видел!
В воздухе что–то зажужжало, как огромный шмель.
Герцогиня стояла неподвижно целых три секунды. Или даже пять. Жужжание становилось всё громче и громче, как будто шмель приближался.
Но затем на лице Герцогини появилась снисходительная улыбка.
Она с некоторым трудом повела головой и телом, как будто освобождаясь от невидимых пут, легко встряхнулась и вперила взгляд в лицо Андрея.
– Как интересно! – даже не сказала, а пропела она ехидным голосом. – Это что ж у нас тут такое? Это у нас тут прямо не малыш Андрюшка, а настоящий русский матрёшка! И кого ж ты там в себе спрятал? Ну–ка, ну–ка…
Теперь наступила очередь Андрея стоять, замерев на месте, пока Герцогиня, вперив взгляд ему в лицо, копалась у него голове.
– Великолепно! Работа прекрасная! – сказала она, наконец, с явным одобрением. – Но, увы, мой дорогой, помешать мне ты не сможешь! Даже со всеми своими помощниками!..
Она махнула рукой, этим движением окончательно «заморозив» Андрея.
И, повернувшись к Валерию, строго сказала:
– И ты – тоже!
Валерий почувствовал, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.
А Герцогиня, вновь встряхнувшись, перехватила сумочку поудобнее и энергичным шагом пошла навстречу своей цели.

Как ни странно, до этого самого момента все четверо, всё так же неторопливо приближаясь к фонтану, не замечали вокруг себя ничего необычного.
И только когда им навстречу вышла стройная женщина в элегантном чёрном платье и с чёрной сумочкой на тонком ремешке, они остановились и огляделись.
Но Герцогиню они, однако, не видели.

– Странно! – сказала Верочка. – Куда все подевались? Ведь только что тут было полно народу?
– Ну, может так просто совпало? – сказала Марина. – Все срочно разбежались по своим делам!
– Прямо все одновременно… – заметил Геннадий Иванович.
И только Макс очень тревожно вертел головой на руках у Верочки, изо всех стараясь разглядеть что–то странное, что никак не желало формироваться перед его взглядом.
Наконец, проморгавшись, он сначала увидел двух мужчин, неподвижно стоявших неподалёку у скамьи, а потом заметил и Герцогиню, которая уже открывала свою сумочку.
Тут Максима озарило предвидение.
Он понял, что сейчас произойдёт!
Он изо всех сил затрепыхался в руках у Верочки и завопил:
– Все назад! Все назад, я сказал!
– Ой! Он говорящий! – вскричала Верочка, от неожиданности разжимая руки.
– Во, бля! – выразился Геннадий Иванович тоже от неожиданности.
– Осторожней! Я же говорила, что ты его не удержишь! – закричала Верочке Марина, с ужасом видя, как Макс падает прямо на твёрдую плитку площади и бросаясь к нему.
Но Макс вовсе не упал.
Он уверенно приземлился на все четыре копытца и помчался прямо навстречу Герцогине.
И с ним что–то стало происходить.
Что–то огромное и грозное возникало сейчас вместо Макса, но что, не мог определить никто из троих людей, ошеломлённо наблюдавших за происходящим.
– Поздно, дружочек! – ласково улыбнулась Максиму Герцогиня.
И, вынув из своей маленький сумочки солидных размеров гранатомёт, она укрепила его на плече, расставила ноги, прицелилась и выстрелила прямо в Макса кумулятивным зарядом, как будто он был вовсе и не Макс, а самый настоящий танк.
Причём всё это Герцогиня проделала с неимоверной скоростью, буквально в доли секунды.

Всё как будто бы резко замедлилось перед глазами Макса и остальных очевидцев происходящего. 
Под звук хлопка и уже совсем близкого жужжания они увидели, как из дула гранатомёта вылетает граната и медленно–медленно, но абсолютно неотвратимо летит в Макса, который стал сейчас уже чем–то огромным, грозным и клыкастым.
Но граната была явно мощнее, и результат их столкновения был абсолютно предсказуем.
И вот тут-то в Геннадии Ивановиче, Верочке и Марине – как только что в Максиме - пробудились те невероятные силы, о которых они до этого момента и не подозревали.
Геннадий Иванович быстро вытянул вперед раскрытую ладонь, и из неё навстречу гранате вырвался сгусток пламени.
Верочка встряхнула головой, и перед Максом, клубясь и скручивая само пространство, взвихрился воздух.
Марина бросила отчаянный взгляд на фонтан, и оттуда вылетел мощный столб воды.
А Макс ударил своим огромным копытом по камню, и от этого удара аккуратно уложенная плитка взметнулась вверх, выдавленная грандиозным извержением самой земли.
Всё вместе – огонь, вода, земля и воздух – закрутилось в буйном стремительном смерче, который подхватил гранату и тоже взметнул её вверх!
И там, столкнувшись с коптером-беспилотником, который и жужжал назойливо всё это время, она благополучно взорвалась, не причинив вреда никому, кроме этого летательного аппарата.
Тем самым государственному имуществу был нанесён определённый ущерб, который, впрочем, впоследствии был сактирован и списан на текущие издержки при проведении спецоперации. 
От взрыва обратно вниз хлынул поток кипящей воды и грязи, но и он тоже не причинил вреда никому. Как только кипящая сель, смешанная с обломками беспилотника, опала вниз, всё успокоилось и вернулось в свои прежние формы и пределы. Кроме самого беспилотника, правда…
Земля вернулась в землю, вода – в воду, ветер стих, огонь угас, взлетевшая вверх плитка вновь аккуратно уложилась на прежнее место, обломки беспилотника упали вниз, никого не задев, и вот уже на площади перед фонтаном и в самом фонтане всё стало, как было.
Гранатомёт, кстати, куда–то делся.
Герцогиня ведь очень хорошо знала, как следует обращаться с вещдоками…
Трое людей ошеломлённо посмотрели друг на друга, и затем перевели взгляд на Макса, который вновь вернулся в свой образ маленького поросёнка в модном собачьем костюмчике.
И ни на ком не было ни капли грязи, ни царапины. Все стояли целенькие, чистенькие и нарядные, как и несколько мгновений назад.

– Что это было? – пробормотала Верочка.
– Я думаю, она знает. – показал взглядом на Герцогиню Геннадий Иванович.
Марина ничего не сказала.
У неё не было слов.
Она была только безумно рада видеть, что её Максик цел и невредим!
А Макс стоял перед Герцогиней и смотрел на неё очень сердито.
У самой же Герцогини на лице было выражение величайшего восторга и благоговения.
– Великие боги! – воскликнула она. – Огонь, вода, земля и воздух! Огонь, вода, земля и воздух! Все здесь! И в каком удивительном воплощении!
– Ничего удивительного я в этом не вижу. – холодно заметил Геннадий Иванович. 
– И вовсе мы не боги! – сердито сказала Верочка. – А вы хотели нас убить!
– Ну, кто вы на самом деле, лично я увидела только что. – невозмутимо ответила ей Герцогиня. – А убить я хотела вовсе не вас, а его!
Она показала рукой на Макса.
– Как вы посмели?! – закричала Марина.
– Работа такая! – хмыкнула Герцогиня.
– Какая остроумная мадам!.. – сказал Геннадий Иванович.
– Ну, и что я вам сделал? – сердито спросил Герцогиню Макс.
Герцогиня присела перед ним на корточки и сказала:
– Мне – ничего. Ты лучше скажи, что ты там написал?
– Вам я ничего не скажу. – упрямо мотнул головой Макс. – Она трое суток меня доставала. Всё стонала и хныкала, я думал, я с ума сошёл! А вчера вылезла из земли мне навстречу, прямо в лесу. И опять стала стонать и хныкать, а потом вообще понесла какую–то ахинею!..
– Она сама к тебе явилась?! – поразилась Герцогиня. – Такого никогда не было!
– Я не знаю, что там у вас раньше было или не было, просто она так меня достала, что я взял, да и написал там, на последней странице то самое, о чём думал…
– Но что, что ты там написал?!
– Ну уж точно не то, что она мне предлагала.
Герцогиня посмотрела на него внимательно, но дальше расспрашивать не стала.
Она поднялась на ноги и сказала:
– Ну, ладно. Не хочешь говорить, не надо. Всё и так постепенно выяснится.
– Я ничего не понимаю! – воскликнула Марина. – О чём вы там вообще говорите? Макс, отойди от неё! Это очень злая тётя!
– Но ведь он, как я понимаю, взрослый?.. – удивился Геннадий Иванович.
– Неважно! – воскликнула Марина. – Я вне себя!
И вдруг, выпучив глаза на Герцогиню, Марина закричала:
– Так это вы его заколдовали?! А ну, быстро расколдуйте его обратно!
– Дорогая Марина Викторовна, и вовсе я его не заколдовывала. – сказала Герцогиня. – Точнее, его заколдовала не я.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?!
– Я думаю, она много чего знает… – спокойно сказал Геннадий Иванович.
– Нет, это и в самом деле очень жуткая тётка! – заметила Верочка.
– Да, и вот что! – снова закричала Марина Герцогине. – Это вы сегодня утром заглядывали ко мне в окно, да?..
Герцогиня, ничего ей не ответив, усмехнулась, опять оглядывая Макса.
– Да уж, чувство юмора у неё по–прежнему на высоте! – сказала она.
– Если она вам нужна, я могу показать место. – вдруг сказал Макс.
И вот тут все увидели, как с Герцогини вмиг слетело всё её благодушное высокомерие.
– Что?! – завопила она. – Что значит – покажешь место?! Так книга не растворилась?! Не исчезла?!
– Да куда бы она исчезла? – удивился Макс. – Я завернул её в плёнку и закопал там под сосной. Между прочим, пришлось изрядно повозиться! У меня ведь уже были копыта, а не руки… Ну что, что такое?..
Удивление Макса было более чем понятно, потому что вид у Герцогини сделался совершенно растерянным.
– Мир изменился, но ты жив и находишься в этом облике, а книга не исчезла! Она не исчезла! – сказала Герцогиня, глядя в пространство. – Это что же, выходит, ты её завершил?!
Немного успокоившись, она посмотрела на троих людей, перевела взгляд на Максима, опять посмотрела на троих остальных и сказала:
– Меня зовут Таа. Это – моё истинное имя, данное мне при рождении. И вы меня очень хорошо знаете, и вспомните, если только как следует над этим подумаете.
Все четверо переглянулись.
– Та вы или не та, но лично я и видеть вас не хочу и знать не желаю! – сказала сердито Марина.
– Прошу меня извинить. – спокойно сказала ей Герцогиня. – Я должна была восстановить равновесие. Я не ведала, что происходит на самом деле.
И, обратившись опять к Максу, она сказала:
– Если ты хорошо помнишь место, надо ехать. Книгу необходимо как можно скорее вернуть в хранилище. Под сосной ей не место.
– Прошу меня извинить! – вдруг подал голос Геннадий Иванович. – Вон те двое истуканов – ваши? Их бы тоже надо вернуть в нормальное состояние!
– Ах, да! – сказала Герцогиня.
Она небрежно взмахнула рукой, и Валерий с Андреем, которые всё это время и правда простояли как истуканы у скамейки, зашевелились и задышали, недоумённо оглядываясь по сторонам.

Через некоторое время из города в пригород выехал белый микроавтобус, в салоне которого сидели Геннадий Иванович, Верочка, Марина и Макс. Вёл микроавтобус один из дежурных водителей Алтунина.
Геннадий Иванович и сам мог бы сесть за руль, но ему хотелось спокойно пообщаться с остальными.
За микроавтобусом ехала потёртая «тойота» с Герцогиней, Валерием и Андреем.
А за «тойотой», через несколько автомобилей от неё, ехал чёрный «форд», в котором находились те самые двое девушек и мужчина, которые следили за Герцогиней с самого утра и видели всё, что произошло в сквере.

Шимански ответил на вызов своего телефона, и очень долго слушал, кое–что время от времени уточняя. Мистер Смит в это время сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
– Сэр, произошло кое–что очень странное. – сказал Шимански, закончив разговор. – Даже, я бы сказал, невероятное…
– Поскольку это уже произошло, то сослагательное наклонение употреблять совершенно ни к чему. – произнёс мистер Смит, не открывая глаз. – Можете не докладывать. Я и так всё знаю. Не будем терять времени.
«Откуда?..» – хотел было спросить Шимански, но сдержался.
– Вот что, Эдвард, – продолжал мистер Смит. – Узнайте расписание ближайших авиарейсов. И согласуйте с вашей группой время и место встречи.
– Вы отправляете меня на ту сторону?
– Не вас одного. Мы летим туда вдвоём.
– Вы думаете, без нас они не справятся с наблюдением?
– Наблюдения уже недостаточно, Эдвард. Совершенно недостаточно!
– Так, может быть, лучше организовать спецрейс? Это будет быстрее и удобнее.
– Нет, Эдвард. Спецрейс привлекает к себе слишком много внимания. А нам нужно добраться туда максимально скрытно. Имена и легенда – на ваше усмотрение.
–  А наша настоящая цель? Зачем нам туда лететь?
– Затем, чтобы вернуть эту реальность в прежнее состоянии. Иначе для нас с вами в ней скоро не будет места!


Глава двадцать первая
ЛЮБОВЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Это была очень странная и драматическая минута, может быть, самая странная и драматическая из тех, какие Игорь Введенский когда–либо переживал в своей жизни.
Услышав, как Варвара сказала «это вряд ли», он испытал убийственное чувство фатальной неудачи, выжигающей душу – как спасатель или пожарный, который видит гибель других людей, но не может им помочь даже ценой собственной жизни.
Голос Варвары ещё звучал, а мир вокруг Игоря уже потерял свою плотность, заструился и как будто разделился надвое. В одной части был он сам, в другой – Варвара, которая стала от него стремительно удаляться, тая на глазах, как невыразимо прекрасное видение или чудесный сон. Вот только что он был таким реальным, осязаемым, объёмным, и вдруг превратился в бледное отражение себя самого, и теперь должен был исчезнуть навсегда.
А ему на смену шла неизбывная тоска, с которой Игорю предстояло провести остаток жизни, потому что другой такой женщины, как Варвара, не существовало на всём белом свете.
Может быть, разделённые границей между прошлым и будущим, между одной реальностью и другой, они бы принялись искать друг друга, но вот нашли бы?..
Это вопрос из вопросов.
Но тут что–то хлопнуло, вспыхнуло и осыпалось с еле слышным серебряным всплеском и чудесный сон вновь стал великолепной реальностью!
Прекрасное видение вернулось, как будто оно никуда и не исчезало, и, как озорной ребёнок, сделало большие глазки и прозвенело своим волшебным голоском: «А что такое? Я тут совершенно ни при чём! И вообще, я всегда было, есть и буду здесь, с вами!»
– Игорь? Это ты? – как будто не веря своим глазам, спросила его Варвара.
И протянув руку, она осторожно его потрогала, опасаясь, видимо, что он всё–таки растворится сейчас в воздухе.
– Это я! – радостно сказал Игорь.
И стал действовать гораздо более решительно, чем она.
Он быстро притянул её к себе и крепко обнял.
Она судорожно обняла его в ответ, и они слились в долгом поцелуе.
Это звучит банально, но именно так всё и было.
А когда они, наконец, оторвались друг от друга, Варвара сказала:
– Великие боги! Как я счастлива! Как же я счастлива!.. Я ведь была уверена, что больше никогда тебя не увижу! Я не знаю, как бы я смогла жить дальше без тебя!
– Я тоже не знаю, как бы я смог жить без тебя! – сказал он ей горячо и добавил уже спокойнее, солидным таким, профессиональным тоном: – Ну что ж, как я понимаю, наши службы сработали безупречно!
Это была тоже очень банальная фраза, но именно так он и сказал.
И тут в футляре на ремне его брюк зазвонил некий аппарат.
– Это что, телефон? – спросила Варвара удивлённо. – Принимает вызов? На такой глубине?!
– Ну, это не совсем телефон… – ответил Игорь. – Это, на самом деле, гораздо более хитроумное устройство…
И, приложив его к уху, он сказал:
– Введенский слушает!
Из аппарата кто–то заговорил и говорил довольно долго, и генералу пришлось приложить значительные усилия, чтобы сохранять на своём лице невозмутимое выражение, поскольку то, что он слышал, звучало крайне удивительно.
– Хорошо, я всё понял! – сказал он, наконец. – Жду доклада, как только прибудете на место!
Он медленно засунул аппарат обратно в футляр, и заговорил было голосом очень авторитетным:
– Ну, всё прошло не совсем так, как я предполагал, но, пожалуй, даже лучше…
Он замолчал, потому что выражение лица Варвары сделалось очень странным.
– Что, что такое?.. – спросил Игорь недоумевающе.
– Я знаю. – ответила Варвара, мягко улыбнувшись. – Я знаю всё, что там произошло.
– Но… Как? Откуда?! – пробормотал Игорь. – Хотя…
– Вот именно! – кивнула ему Варвара. – Ведь мы – родные сёстры.
– То есть… Ты всегда знаешь всё, что происходит с ней? И она, значит, тоже?.. Но, тогда!..
Варвара покачала головой.
– Не так, мой дорогой. То есть, не совсем так. Мы сёстры, но не сиамские близнецы. Мы очень многое можем скрыть друг от друга. Но когда с кем-то из нас происходит что-то подобное, другая узнаёт всё в мельчайших деталях в тот же миг.
– Вот оно как!.. – пробормотал Игорь. – Ну что ж, это мне тоже предстоит как следует обдумать!

Он как-то нервно передёрнул плечами, и наклонил голову, как будто к чему-то прислушиваясь. 
– Что? – удивилась Варвара. – Чего ты ждёшь?
– Костика, конечно!
– Не поняла?..
– Ну, так он же всегда появляется в такие моменты!
Варвара просто закатилась от смеха.
– Костик в одиночку, без меня, сюда попасть не может. – объяснила она, отсмеявшись.
– Почему?
– Потому что прямой проход могу открыть только я, а пройти через лабиринт… Ну, в общем, тут он сталкивается с некоторыми трудностями.
– Хм! Какого рода?
– У него слишком живое воображение…
– А! Тогда понятно.

Наверх они поднялись почему–то гораздо быстрее, чем опускались вниз, и почему-то молчали, крепко держась за руки.
Только перешагнув последнюю ступеньку, Варвара повернулась к Игорю и сказала очень взволнованно:
– Ах, если только!.. Если только и в самом деле Книгу удалось завершить, значит, она больше не опасна!.. И больше не будет манить сюда всяких… этих!..
– ...неуравновешенных личностей!.. – закончил Игорь.
– …и в мире больше не будет хаоса!..
– ...прекрасно!..
– ...и разных жутких перемен!..
– ...отлично!..
– ...и она не будет исчезать!..
– …правильно, пусть знает своё место!..
– …и нам не надо будет потом их искать, чтобы, это…
– …их того!.. – закончил Игорь.
Варвара невольно рассмеялась и сказала укоризненно:
– Игорь, я говорю серьёзно! 
– Я тоже.
– По твоему виду незаметно!
– Это просто я умею носить своё лицо.
– Да?..
– А на самом деле я очень взволнован. Кстати, я тут вот думаю...
Он сделал паузу, глядя на неё многозначительно.
– О чём? – спросила она, слегка настораживаясь.
– Ну, это ничего, что ваши с сестрой действия… особенно её… по отношению к этим самым соискателям, вступают в противоречие с уголовным кодексом?..
Варвара улыбнулась, положила руки Игорю на поясницу и поцеловала – на этот раз очень лёгким, воздушным поцелуем.
Но на душе ему сделалось всё равно очень тепло.
– Ах, мой герой! О каких–либо кодексах мы просто никогда не думали. – сказала Варвара, вновь отодвигаясь и глядя Игорю в глаза совершенно серьёзно.
– Это печально!.. – вздохнул Игорь.
– Мы, видишь ли, всегда думали о другом.
– О высшей справедливости?
– Нет. О жизни и смерти. И всегда выбирали жизнь. И вовсе не только для себя! А для всего мира. Понимаешь?
– Я стараюсь…
– И мы его сохранили, как видишь.
– Ты этим гордишься?
– Честно?
– Да.
– Конечно! Может быть, только это чувство и поддерживало меня все эти годы.
– И века?
– И даже тысячелетия.
Она сказала это очень просто, без пафоса и печали, просто констатируя факт.
А он подумал о том, что уже само существование таких женщин как она и её сестра, должно вызывать в нём священный трепет.
Но он ничего подобного почему–то не чувствует.
Он просто её любит.
– И вообще! – так неожиданно воскликнула она, что он едва не вздрогнул. – Наши действия никаким кодексам не противоречат. Потому что это не мы зависим от них, а они – от нас.
– Хм!.. Для меня это новая и неоднозначная мысль. Мне потребуется некоторое время, чтоб её осознать.
– Мне кажется, ты уже её осознал.
– Ну, э…
– Я ведь понимаю, что для тебя это очень важно.
– Что именно?..
– Ну… Соблюдение законности и порядка!
– Конечно! Я, вообще–то, при исполнении.
– Даже сейчас?
– И сейчас, и всегда.
– И никогда об этом не забываешь?
– К сожалению. Или к счастью…
Варвара вновь приблизилась к Игорю и поцеловала, вновь очень лёгким и чутким поцелуем.
– Ты меня поражаешь!.. – тихонько воскликнул Игорь.
– Чем же?..
– Ну… Этим вот… Искусством выражать свои чувства!..
– Это меня тоже поражает! Такого я от себя не ожидала.
– Да ну?..
– Видимо, этим искусством изначально владеет каждая женщина.
– А мужчина?
– И мужчина тоже. И, когда наступает особый момент…
– Только момент?..
– Не придирайся к словам!
– Я просто уточняю. Для полной ясности.
– Ну вот! Теперь ты сбил меня с мысли!
Игорь подался вперёд и поцеловал её уже по своей инициативе.
– А теперь? – спросил он. – Твои мысли пришли в порядок?
– Мысли да. А чувства – нет!
– Ты говорила о каком–то особом моменте…
– Ах да!.. Когда он приходит, оно пробуждается!
– Оно?
– Я имею в виду – это самое искусство.
– Ага!
Они подались друг к другу одновременно и целовались очень долго.
И очень, очень проникновенно.
Тут снаружи донёсся чей–то голос, приглушённый толстыми стенами.
– Ну вот, я же говорил! – сказал Игорь. – Это Костик! Он тоже умеет выбрать правильный момент!..

Пройдя коротким боковым коридором, и, выйдя через потайную дверь, тут же исчезнувшую в стене, они увидели спину Костика.
Оно стоял у самого входа в лабиринт и душераздирающе орал:
– Варвара Михайловна! Варвара Михайловна!!
– Не надо так кричать. Я здесь. – укоризненно сказала ему она.
– Мы здесь! – поправил её Игорь.
Костик резко развернулся к ним, и, взволнованно размахивая руками, заговорил:
– Варвара Михайловна, во–первых, у нас тут только что случилось маленькое землетрясение! У меня новый компьютер!..
– Опять сгорел?
– Нет! Он сгорел сегодня рано утром! А после того, как нас тряхнуло, он сам собой включился, как будто ничего и не было. И даже все файлы, судя по всему, сохранились. Я его поставил на сканирование!
– И ради того, чтобы об этом сообщить, нужно было срочно бежать сюда? – с сарказмом спросил Введенский.
– Нет! Я же сказал, это – во–первых! Во–вторых, там воспитательница из нашего детского сада привела группу подготовишек на экскурсию, а куда их направить, я не знаю! И вообще, почему это я должен заниматься такими вопросами? Я что, самый крайний?!
Игорь и Варвара переглянулись.
– Какой еще детский сад на сверхсекретном объекте? – осторожно спросил Введенский.
Костик выпучил на него глаза:
– Да бросьте вы! Когда это он был сверхсекретным?!
Введенский даже растерялся от этого ответа.
Но тут что–то засвербило у него в голове.
Это быстро меняющаяся, точнее, только что вновь изменившаяся реальность по-хозяйски располагалась у него в мозгу -  как кот, который крутится на одеяле, прежде чем устроиться поудобнее.
Игорь нахмурился, задумавшись.
Варвара, глядя на него, улыбнулась.
– А в–третьих, там приехала греческая делегация! – продолжал Костик. – Толпа целая! Все прямо прыгают от волнения! Прежде всего они хотят, чтобы вы показали им Зевса! А вас нет! И некому подписать пропуска!
Игорь и Введенский опять переглянулись.
– Ну что вы всё время переглядываетесь?! – возмутился Костик. – И вообще, товарищ генерал!..
– Что – вообще?..
– Вы должны понимать, что Варвара Михайловна не может всё своё рабочее время посвятить вам одному! Вот!
И Костик нахально сверкнул на Введенского своими очками.
– Ну, в принципе!.. – с некоторым смущением пробормотал Введенский, поглядывая на Варвару.
Та вновь улыбнулась и распорядилась:
– Костя, вы вот что, идите сейчас к нашим посетителям, и воспитательницу с детьми отправьте в зал, где у нас выставлены древние игрушки. Там есть кому их встретить. Только предупредите, строго–настрого, чтоб руками ничего не трогали!
– Ладно!
– А грекам скажите, я буду через несколько минут. И пусть не прыгают, а то у нас будет ещё одно землетрясение!
– Хорошо! – сказал Костя
И умчался прочь.
Проводив его глазами, Варвара спросила Игоря:
– Ну что? Какие ощущения?
– Очень странные! – честно сказал Игорь. – Ещё несколько минут назад я был абсолютно убеждён, что это и вправду сверхсекретный объект, о котором знает только очень ограниченный круг лиц. А теперь я знаю, что это хранилище является международным достоянием, и режим секретности тут соблюдается только выборочно.
– Ага!
– И я как раз приехал, чтобы проинспектировать его исполнение, и даже, может быть, вывести кое–что из–под грифа «секретно». Хотя, честно говоря, мне это очень не нравится.
– Ещё бы!
– Чувствую, будет у нас настоящее сражение с вашими ребятами.
– Ничего, не переживай. Главное – держись уверенно, настаивай на своём! – весело сказала Варвара.
– Ну, спасибо за поддержку…
– А ещё что ты знаешь?
– Ещё?.. Этот самый детский сад, хм! Тут же, оказывается, имеется целый детский образовательный центр наверху, причём санаторного типа. Сосны, воздух, пруд, всё такое!.. С отделениями канис и иппотерапии.
– Детки обожают лошадок.
– И собак.
– И про белок тоже не забудь.
– Да, белки!
– И университет.
– И университет, хм… И отделение нашей академии наук. И других академий тоже. И куча международных фондов.
– И одним из этих фондов заведует кто?..
– Твоя сестра.
– Это плюс к тому, что она и так одна из Хранительниц. В общем, моя сестра та ещё белка. Умеет отлично устроиться в любой реальности!..


Глава двадцать вторая
ДВЕ КОМАНДЫ

Атмосфера в «тойоте» была теперь совсем иная, чем до событий в сквере.
Герцогиня сидела с каменным лицом и была совершенно непроницаема для всех попыток Валерия понять, о чём она сейчас думает.
Андрей тоже молчал, сурово глядя вперёд, вовсе не похожий на того глуповатого балагура, которым он казался ещё совсем недавно.
К тому же в общем потоке машин «тойота» еле ползла, что тоже не располагало к хорошему настроению. 
– Пробка! – заметил Валерий как бы между прочим.
– Придётся потерпеть. – холодно отозвалась Герцогиня.
– Но утром вы…
– Тогда у нас была главная линия. Теперь линий много.
– И главная чья–то другая?
– Они все главные. Особенно для тех, кто их ведёт.
– Хм!..
В салоне вновь наступила томительная тишина.
Валерию очень хотелось разрядить её беседой, но он не знал, о чём ещё спросить Герцогиню или Андрея, выражение лица которого к вопросам явно не располагало.
Валерий мог бы, например, попытаться что–то узнать о Книге, о которой он услышал, когда не мог пошевелить ни рукой, ни ногой там, в сквере.
Но, пошарив в своей памяти, он вдруг понял, что уже знает о ней, причём очень многое.
Это знание ему в его голову могла незаметно вложить только сама Герцогиня, для экономии времени и слов.
Или, допустим, он мог бы спросить Андрея о том, когда тот успел стать сотрудником спецслужб. Но оказалось, что ответ на этот вопрос Валерий тоже знает.
«Хм! Быть сенсом – не так уж и хорошо!» – подумал Валерий с досадой. – «Возникает масса всяких нюансов!..»
– А ты как думал! – сказала ему Герцогиня, не поворачивая головы.
– Это нетактично! – воскликнул Валерий сердито.
– Что нетактично?
– Влезать в мои мысли без спроса!
– Извини. Я нечаянно! – заявила Герцогиня.
И вдруг озорно улыбнулась.
– Я тоже хочу этому научиться! – признался Валерий.
– Чему? Незаметно влезать в чужие головы?
– Ну… Да!
– Поживёшь с моё – научишься.
– С ваше я не проживу.
– Глупости. Ещё как проживёшь! – усмехнулась Герцогиня. – Сенсы – они такие. Как только начинают соображать, что к чему, так сразу лезут в свой собственный исходный код, и кое–что там поправляют…
– Что поправляют?
– Ну, что... Выключают смерть, включают вечную жизнь. Тут главное знать, что нажать!
Валерий хмуро посмотрел на Герцогиню.
– Это вы так шутите, да?..
– Никаких шуток. Ты лучше не теряй времени, прямо сейчас этим и займись. Пока пробка!
– А если я, это… Чего–нибудь не то поправлю в своём исходном коде?
– Ну, тогда никакой вечной жизни. Ты помрёшь прямо тут, в страшных мучениях. – ответила Герцогиня абсолютно серьёзно.
 – Вот и моя тёща! Ежели, говорит, помирать, так чтоб сразу, и без мучений! – неожиданно выдал Андрей в своём привычном стиле, но тоже с абсолютно серьёзным выражением лица.
Валерий ошарашенно посмотрел на него, потом перевёл взгляд на Герцогиню.
Вид у той был суровый, но в глазах прыгали весёлые чёртики.
– Да ну вас обоих! – возмущённо заявил Валерий.
И тут Герцогиня с Андреем жизнерадостно рассмеялись.
Валерий кисло усмехнулся.
И вдруг понял, что они трое опять стали одной командой, только теперь ещё более сплочённой.

В просторном салоне микроавтобуса Геннадий Иванович с Верочкой и Марина с Максом устроились на противоположных диванах, и некоторое время сидели молча, неловко переглядываясь.
Между ними и водительским местом была прозрачная звуконепроницаемая перегородка.
Им хотелось поговорить о многом, но никто не знал, с чего начать, хотя самых ближайших тем было целых две.
Во–первых, можно было поговорить о том, что произошло в сквере.
Во–вторых, можно было обсудить проблему Макса.
Но с первой темой вроде бы и так всё было понятно. Как выяснилось, каждый из них был связан с одной из мощных сил природы, и потому им всем требовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с этим.
Что касается проблемы Макса, то следовало понять, а он–то сам своё превращение в поросёнка считает проблемой? Или ему в этом образе вполне комфортно?.. Но, чтобы понять, надо же спросить его об этом! А как тут спрашивать, если любые вопросы о том и об этом будут явно бестактными?!
Поэтому все четверо сидели и думали о своём, и даже не словами, а образами.
Геннадий Иванович представлял себе почему–то действующий вулкан, извергающий раскалённую лаву, которая гибельным потоком устремлялась к небольшому городку в долине. Маршрут движения лавы Геннадию Ивановичу очень не нравился, потому что городок был очень красивый, и его жители явно не успевали спастись от разразившегося стихийного бедствия.
Поэтому Геннадий Иванович решил, что лучше бы этому потоку, вопреки законам физики, излиться не вниз, в долину, а повернуть немного вверх и вбок, в сторону глубокого длинного каньона.
Геннадию Ивановичу было невдомёк, что извержение, которое он себе представлял, происходит на самом деле. И уже на следующий день вся мировая пресса и ТВ переполнятся репортажами о чудесном спасении целого города у вулкана, когда его гибель в потоке раскалённой лавы казалась неминуемой.
Каньон, кстати, застывшей лавой заполнился так удачно, что местные власти тут же начали планировать строительство новой короткой дороги из той забытой богом долины к благам цивилизации.
Марина и Верочка думали сообща. Они ведь были близкими подругами, и потому действовать вместе им было гораздо интереснее, чем поодиночке.
Марина представляла себя Атлантическим океаном, которому страшно надоело, что его засоряют сотнями тысяч тон пластика, выносимого реками с разных континентов.
А Верочка сформировала мощный ураган над поверхностью Атлантики, и в тот самый момент, когда Марина–океан решительно подстегнула движение своих внутренних течений, Верочка обрушила всю свою ураганную мощь на несколько огромных островов пластика. Их тут же стремительно и неудержимо разнесло по разные стороны океана, да так удачно, что они надолго блокировали деятельность нескольких крупных химических предприятий, вырабатывающих этот самый пластик…
Конечно, даже такое грандиозное событие не может раз и навсегда положить предел антиэкологической человеческой глупости, но лиха беда начало!..
Пока владельцы тех химпредприятий прикидывали свои астрономические убытки, Максим вспоминал выжженные солнцем поля в одной африканской стране, виденные им недавно в интернете, из–за чего урожай этого года в тех местах должен был неминуемо погибнуть. А это неизбежно вызовет массовый исход местных жителей в другие страны, у которых и без того хватает проблем.
И тогда Максим, проникнув взглядом в толщу земную, открыл путь наверх для вод гигантского подземного озера, чему очень оказалась рада Марина, которая тут же объединилась и с Максимом.
В результате их объединённых усилий глубокие подземные воды поднялись вверх, кое–где аккуратно, без наводнений, заполнив русла пересохших местных речушек, а кое–где забив нерукотворными артезианскими фонтанами – так, что едва не сгоревшие от солнца тамошние плодородные поля получили мощную подпитку, обещая ранее полумёртвым землям превращение в цветущие края.
Вот как, оказывается, обладая некоторыми природными способностями, и правильно сопрягая свои усилия, можно приносить множество благ людям!..
Что, разумеется, не отменяет необходимости самим благополучателям как следует трудится ради хлеба насущного, не ожидая его постоянно в виде манны небесной от различных богов, природных сил и государств.
И тут Максим, представляя себе во всех красках обильные урожаи в прежде гибельных местах, понял, что опять страшно проголодался.
К счастью, он вспомнил, что у Марины в рюкзаке есть яблоки.
Он задумался.
Можно, конечно, попросить Марину, чтобы она дала ему одно из них (и лучше не одно!..), но!..
Но разве можно позволить себе по–свински чавкать яблоками при всех?!
Тут его мысли перекрыл мелодичный голосок Верочки. 
– Макс, иди ко мне на ручки! А, Максик? – попросила она.
– Спасибо, не хочу. – коротко ответил Макс.
Геннадий Иванович с еле заметной улыбкой покосился на жену.
– Максик, ну иди, а? Что тебе, жалко у меня посидеть?
Макс недовольно хрюкнул и сказал:
– Вера, ну, во–первых, я тебе не ребёнок. Во–вторых, не хочу я сейчас ни к кому на ручки!..
Марина скорбно и терпеливо вздохнула, испытывая, в то же время, лёгкое злорадство от того, что Макс не соглашается идти к Верочке.
«Эх, какая ж я, всё–таки, ревнивая! И ещё ужасная собственница!..» – подумала она про себя. – «Надо будет над этим поработать! Потом. Как–нибудь…»
– Максик, но ты такой хорошенький! – воскликнула Верочка. – Так и хочется тебя потискать!
– Скоро у тебя будет кого тискать. – буркнул Макс. – Натискаешься вволю!
– У–у, какой ты! – сказала Верочка обиженно.
И надула губки.
– Верочка, любовь моя, ты можешь потискать меня! – сказал ей Геннадий Иванович. – Ты же знаешь, я всегда к этому готов!
– Ах, Геночка! – воскликнула Верочка, продолжая дуться на Макса, но в то же время подаваясь к своему мужу, чтобы нежно с ним поцеловаться.
Наблюдая за этой прелестной сценой, Марина и Макс переглянулись, и Марина громко и несколько искусственно закашлялась.
Геннадий Иванович и Верочка отстранились друг от друга и посмотрели на неё удивлённо.
А Марина всего лишь пыталась своим кашлем перекрыть громкий звук бурчанья в животе у Макса. 
И затем без лишних слов она взяла свой рюкзак, открыла его и вынула пакет с большими красными яблоками.
– Ой! Хочу, хочу яблоко! – восторженно завопила Верочка.
И, получив от Марины яркий плод, жадно в него вгрызлась.
Другое яблоко Марина протянула Геннадию Ивановичу. 
– Спасибо! – сказал он, принимая его.
– Ой, Мариночка! Спасибо, спасибо! – опомнилась Верочка.
Макс нетерпеливо переступил копытцами и хрюкнул.
Марина взяла из пакета ещё одно яблоко, и достала складной ножик из кармашка рюкзака.
Верочка выпучила на неё глаза.
– Марина, ты что?! – закричала она. – Не режь Максика!
Марина только фыркнула:
– Верочка, у тебя что, совсем крыша поехала?..
– Нет. У меня просто включился материнский синдром! – без всякого смущения заявила Верочка.
– Вообще–то говорят не синдром, а инстинкт.
– Мариночка, не придирайся к словам.
– Но у тебя – точно синдром!.. 
Геннадий Иванович открыто рассмеялся.
– Подумаешь! – легкомысленно заявила Верочка.
Марина покачала головой, раскрывая ножик.
Принявшись нарезать яблоко дольками, она стала скармливать его Максу. Правда, при этом он всё равно довольно громко чавкал, но на это никто не обращал внимания, тем более, что Верочка своё яблоко ела тоже очень шумно.
И очень быстро.
Макс кивнул на неё головой и ухитрился подмигнуть Марине одним глазом. 
– Нечего там перемигиваться! – возмущённо сказала Верочка, жадно заталкивая в себя последний кусок яблока.
– Не подавись! – сказала ей Марина, нарезая новое яблоко для Макса.
– Не волнуйся за меня. – сердито ответила Верочка. – Ещё яблоко хочу!
– Пакет перед тобой.
Верочка схватила и принялась пожирать второе яблоко, не сводя глаз с пакета. Она явно беспокоилась, что Марина скормит Максу остальные яблоки, и ей уже ничего не достанется.
– Верочка, а ты… Так, между нами… Вообще где воспитывалась? – с лёгкой ехидцей спросила Марина.
– Родители у неё сейчас в Гондурасе. – ответил за жену Геннадий Иванович, явно ею любуясь.
– А, ну если в Гондурасе!.. Тогда понятно.
– Они дипломаты.
– Бедные!..
– Ничего они не бедные! – заявила Верочка, хватая очередное яблоко. – У них прекрасная зарплата. И вообще, там райский климат.
Держа пожираемое яблоко в правой руке, Верочка потянулась к пакету, и схватила левой рукой ещё одно.
Марина пододвинула пакет с оставшимися двумя яблоками поближе к себе.
– Ещё одно Максу, и одно мне. – пояснила она для самых воспитанных.
– Я не вожражаю! – махнула в её сторону рукой с яблоком великодушная Верочка.
– Большое спасибо! – поблагодарила её Марина.
Макс весело хрюкнул. 
Геннадий Иванович улыбнулся.
Марина скормила Максу предпоследнее яблоко и принялась есть последнее, но Верочка со своим оставшимся всё равно управилась быстрее. 
– Ох!.. – простонала она, сладко потягиваясь. И сказала Марине: – Спасибо, Мариночка! Ты прямо спасла меня от голода!
– И меня тоже. – поддержал её Макс.
– Я безумно рада! – вздохнула Марина
Вынув из пакетика в другом кармашке рюкзака салфетку, она вытерла им рыльце Максу.
Не ожидавший этого Макс даже не успел отстраниться.
– Но–но! – воскликнул он. – Обойдёмся тут без этих!..
– Чего?
– Поросячьих нежностей!
Верочка засмеялась.
Марина достала ещё одну салфетку, протянула её Геннадию Ивановичу и показала глазами на Веру.
Геннадий Иванович усмехнулся, и принялся вытирать салфеткой рот и щёки своей жены.
– Но–но! Сказано же было – без поросячьих нежностей! – воскликнула Верочка, тем не менее, послушно подставляя лицо своему заботливому мужу.
– Ну, вот, теперь, когда все сыты и довольны, – сказал Геннадий Иванович, возвращая платок Марине, – не хочет ли наш уважаемый Максим Александрович рассказать нам, всё–таки, что представляет из себя эта самая Книга, из–за которой, как я понял, и разгорелся весь сыр–бор?.. И, может быть, он также не против рассказать и о том, что случилось с ним самим?
– Только, пожалуйста, без вранья. – бросив на Макса многозначительный взгляд, попросила Марина.
– Что значит – без вранья? – проворчал Макс. – Что за обвинения такие?
– Не обвинения. Просто просьба.
– Ну ладно, ладно, – примирительно хрюкнул Макс. – Про злую ведьму я вчера тебе, это… Спонтанно придумал!
– Спонтанно?..
– Ну, да. Потому что в Книгу ты бы вчера не поверила!
– Ах, Макс! Я на самом деле очень доверчивая. А сегодня поверю вообще, чему угодно!


Глава двадцать третья
ТИХИЙ БЕЗУМНЫЙ ГОЛОС

– Там, куда мы сейчас едем, у нас… у моей компании, я имею в виду… производственный участок. – начал Макс. – Очень удачное место, всё рядом. Золоотвал, с которого мы берём сырье, трансформаторная подстанция, магистральный водовод от очистных сооружений, берёзовая роща. В ней, правда, была грандиозная самовольная свалка, которую устроили местные дачники, но мы её вычистили. И дачников гадить там тоже отучили… Построили цех с нашей технологической линией, поставили жилые вагончики для рабочих, сделали душевые кабины. Даже цветники разбили! Теперь там стало очень уютно.
– Да, это точно! – кивнул Геннадий Иванович.
– Ты там был, Геночка?! – обиженно воскликнула Верочка. – А меня с собой не взял!
– Пупсик, я был там исключительно по делам. – сказал Геннадий Иванович.
– Я тоже хочу туда по делам! – по–детски заявила Верочка.
– Ну, так мы ж туда сейчас и едем по делу.
– А, ну да!..
Марина многозначительно вздохнула.
– Извините, Максим Александрович. – сказал Геннадий Иванович. – Мы вас внимательно слушаем!
– Я и сам там жил всё последнее время. – продолжал Максим. – После того, как… Ну, в общем, такая ситуация у меня сложилась, что видеть никого не хотелось, а работать было надо.
– Ты с кем–то расстался, Максик, да? – сочувственно спросила Верочка. – У тебя была душевная драма?..
Макс только терпеливо вздохнул ей в ответ.
– Вера, по–моему, тебя уже пора отшлёпать! – сказала Марина.
– Обязательно! – поддержал её Геннадий Иванович. – Сегодня же вечером! И как следует!
– Ну, Геночка! – воскликнула Верочка.
И покраснела.
Макс непроизвольно хрюкнул.
И продолжал:
– В общем, я там для себя тоже оборудовал жилой вагончик, и спокойно прожил целую неделю, почти никуда не выезжая, пока всё это не началось…
Верочка вытаращила глаза, явно собираясь опять что–то спросить, но тут же сама себе решительно закрыла рот ладонью.
Все невольно рассмеялись.
– Сначала – сны. – сказал Макс. – Очень красочные, яркие, со звуками и запахами, прямо совсем как в реальности.
– Эротические? – не вытерпела на этот раз Марина.
Но ей никто замечания не сделал.
– И эротические в том числе. – невозмутимо кивнул Макс. – Но главное, это её голос. Она сразу же принялась меня искушать и соблазнять…

…Он находился в огромном роскошном дворце, залитом солнцем и устланном мягкими коврами, на которых в живописных позах перед низенькими столиками с яствами, фруктами и напитками возлежали прекрасные обнажённые женщины всевозможных рас и национальностей.
Он знал, что все они – его женщины.
И стоит ему только бросить на любую из них благосклонный взгляд, как она тут же с поклонном поднимется со своего места и отправиться с ним в опочивальню, чтобы сделать там для него всё, чего только ему захочется. А если ему даже ничего не захочется, то выбранная им прелестница так искусно разбудит его желания, и так незаметно вольёт в него силы, что каждая минута, проведенная с ней, будет наполнена величайшим, утончённейшим наслаждением.
«Да, так всё и будет! Именно так!» – зазвучал в его голове какой–то расхристанный, болезненно текучий голос. – «Или, хочешь, их будет несколько?! А у тебя будет столько сил, что ты сможешь удовлетворить каждую! И сам получишь величайшее удовлетворение!»
«То есть, это что, я буду сексуальными гигантом?» – скептически осведомился он.
«И ещё каким гигантом!» – возбуждённо отозвался голос. – «Прямо–таки супергигантом, каких свет не видывал! Ты будешь способен на подвиги в любое время для и ночи, с любым количеством женщин!..»
«Заманчиво!» – сказал он с сарказмом.
«Ты мне не веришь?» – обиженно спросил голос.
«Ну почему же. Верю! Но как–то меня это всё не прельщает.»
«А! Так у тебя какие–то другие склонности?.. Никаких проблем! Если, к примеру, ты любишь мучить женщин, то пожалуйста! Можешь делать с ними всё, что угодно! Можешь их хоть всех запытать до смерти, и никто тебе не помешает и ничего за это не сделает!»
«Не хочу!» – жёстко ответил он.
«Ну, как хочешь…» – пробормотал голос. – «Хотя, может, ты любишь мужчин?.. Или, это…»
«Нет, замолчи!» – сказал он резко.
И одним мощным усилием воли вытолкнул себя из этого сна, который фактически был кошмаром.
Тянулась долгая летняя ночь.
От работающего кондиционера в вагончике царила приятная прохлада, но Максим почувствовал, что вспотел.
Вытерев испарину со лба краем простыни, он полежал немного с открытыми глазами, невольно вспоминая этот сон и этот голос, которые на самом деле он хотел забыть.
Незаметно он уснул опять.

И оказался уже не во дворце, а на сцене большого зала, заполненного людьми. В этом сне он был главным участником международной конференции, и с указкой в руках рассказывал о своих революционных технологических разработках в производстве строительных материалов.
«Наши технологии позволяют производить высококачественные строительные материалы практически из любого сырья. – вещал он со сцены хорошо поставленным авторитетным голосом. – Это, во–первых, решает проблему производственных отходов и городских свалок, во–вторых, позволяет обеспечить дешёвым жильём даже самые социально уязвимые слои населения…»
«Видишь?» – тут же возник в его голове тот же самый голос. – «Это сбывается твоя мечта!»
«Да что ты знаешь о моих мечтах?!» – раздражённо спросил он.
«Как что?» – удивился голос. – «Я знаю, например, что тебе очень беспокоит экологическая ситуация в мире, и ты хочешь её разрешить. Ещё я знаю, что ты мечтаешь о том, чтобы все люди могли жить в собственным уютных домах и квартирах, и эта мечта запросто может исполниться! Тебе только надо высказать своё желание, и всё будет!..»
«Отстань!» – воскликнул Максим. – «Может быть, я и мечтаю об этом, но я хочу, чтобы всё сбылось наяву, а не во сне!»
«Так я тебе и предлагаю всё исполнить наяву!» – радостно завопил голос. – «В снах я тебе просто показываю, как это всё будет. Понимаешь? Желание! Я жду твоих желаний! Возможно всё, абсолютно всё!..»
«Отстань!» – крикнул Максим
И опять попытался проснуться.

Но вместе этого только скользнул в другой сон.
Он был одет в скафандр и на открытом вездеходе с рубчатыми колёсами, похожем на сильно увеличенный советский «Луноход», ехал куда–то по равнине, сплошь покрытой красным песком и обломками скал.
«Это что, я на Марсе, что ли?» – спросил он сам себя.
«Конечно!» – услужливо ответил ему тот же самый голос. – «Это – грандиозное приключение! Помнишь свои детские фантазии?.. Они сбылись! Ты – первый человек на Марсе! За твоим путешествием по красной планете следит, затаив дыхание, вся голубая планета! Писатели пишут о тебе книги! Режиссёры снимают кино. Женщины и девушки, опять же…»
«Да замолчи ты, наконец!»

На этот раз ему удалось проснуться.
Он поднялся, выпил воды, немного походил по вагончику, и опять лёг спать. Завтра ведь был очередной рабочий день, наполненный всякими заботами.
Но, как только он смежил веки, на него навалился очередной нежеланный сон.

Теперь он был самой настоящей звездой, оранжевым гигантом, висящим в космосе. Ему было много миллионов лет, и предстояло прожить еще много миллионов.
Вокруг него вращались планеты, он давал им энергию и свет, и невероятным образом мог отслеживать жизнь всех обитателей этих планет, разумных и неразумных, и, по своему желанию, влиять на их жизнь, как только ему заблагорассудиться.
«Вот, видишь?» – опять возник в его голове тот же самый голос. – «Это – невероятная, космическая власть! Но самое главное в том, что ты можешь распоряжаться ею великодушно и мудро! Ты ведь такой, я уже поняла… И при этом ты будешь существовать практически вечно!»
«Как ты мне надоела!» – воскликнул Максим. – «Поди прочь из моей головы!»
«Я не уйду!» – упрямо сказал голос. – «Я буду насылать на тебя сны и говорить с тобой, пока ты не выполнишь предназначенное!»
«Да кем, кем предназначенное?!»
«Судьбой, разумеется. Кем же ещё!»

– И так – несколько ночей подряд. – сказал Макс.
– Ну, собственно… По–моему, прекрасные сны! – заявил Геннадий Иванович. – Кто вам мешал, Максим Александрович, просто ими наслаждаться?
– Да, конечно.  – сказала Марина. – Особенно этим, с дворцом–гаремом!..
– А мне с Марсом понравилось! – сказала Верочка с сияющими глазами. – Классный сон! Прямо как фантастическое кино! А со звёздами – вообще отпад!
Макс только вздохнул и сказал:
– Никто мне не мешал. Просто было в этих снах что–то нехорошее. Что–то… Слишком яркое, слишком соблазнительное! А я не люблю, когда кто–то пытается мной манипулировать.
– А, это понятно! – сказал Геннадий Иванович.
– В конце концов, дошло до того, что однажды я принял на ночь снотворное, но от этого стало только хуже. Всю ночь она мучила меня разными кошмарами, из которых я никак не мог вынырнуть.
– Она – это книга, конечно?
– Ну да! – с досадой воскликнул Макс. – Я потом понял! Ей просто нужно было вывести меня из себя и добиться, чтобы я сделал что–то такое, чего в нормальном состоянии не сделал бы никогда. Она такая. Если пристанет, то от неё уже не удастся избавиться ни за что!..
– Кгхм! – почему–то кашлянула Марина.
– Марина, я вовсе не имел в виду тебя. – быстро сказал Макс. – И потом, это ж не ты ко мне, а я к тебе пристал!
– Я просто закашлялась! – сказала Марина неискренним тоном.
Верочка блеснула на неё глазами, но промолчала.
– В общем, после той ночи со снотворным она стала являться мне уже не только по ночам, но и днём. – продолжал Макс.
– Как это – днём? – удивилась Верочка. – У тебя начались видения?
– Нет, днём видений не было. Но её голос теперь звучал в моей голове постоянно. И она уже не пыталась соблазнять меня всякими сладкими обещаниями. Она принялась жаловаться на свою разнесчастную жизнь!
Макс недовольно хрюкнул.
– Она стонала, ныла, причитала… Это прямо невыносимо было слушать. «Ах, я вся такая несчастная! – верещала она. – Я личность! Я сущность! Они создали меня, и никто не спросил, а хочу ли я этого сама? А потом они выбросили меня в мир, и случилось страшное!.. Но я же не виновата, я ни в чём не виновата! А эти две женщины!.. Вечно они охотятся за мной! Прячут меня, запирают!..»
– Это про каких женщин она говорила? – спросила Верочка.
– Ну, про каких… С одной из них мы уже встретились.
– Так ещё и вторая такая же есть? – воскликнула Марина.
– Может и не такая же. Но, вообще–то, они родные сёстры.
– И где она живёт?
– Она работает в Хранилище. Они ведь обе – Хранительницы. Вы сами теперь должны знать.
Марина, Верочка и Геннадий Иванович переглянулись.
– А, ну да. Хранилище! – сказал Геннадий Иванович с полным пониманием.
Макс бросил на него мимолётный взгляд, и сам себе кивнул головой.
– В общем, она всё причитала и причитала, всё жаловалась и жаловалась. – продолжал он. – Особенно она была недовольна сёстрами–Хранительницами. Она их очень боится. И особенно ту, которая… Ну, вы понимаете.
– Ещё бы! – сердито сказала Марина. – Но я её не боюсь!
– И я тоже! – подхватила Верочка.
– Конечно, моя дорогая. – улыбнулся ей Геннадий Иванович.
– И в конце концов, – вздохнул Макс, – я её спросил: «Ну что тебе от меня вообще надо? Ты говоришь, тебя никто не спрашивает. Вот я тебя спрашиваю! Чего тебе от меня надо?»
– И что она ответила? – спросил Геннадий Иванович.
– Она сказала: «Ты должен меня завершить! И тогда я успокоюсь, и навсегда отстану от тебя!»
– Она сказала правду? – спросила Марина.
– И да, и нет. Тогда я это просто чувствовал, а сейчас я это знаю совершенно точно. Но я спросил: «Что надо сделать, чтобы тебя завершить?» 
«Нужно найти меня и просто дописать!» – тут же радостно воскликнула она. – «Я покажу тебе путь! Я расскажу тебе, как обойти все ловушки!..»
«Ну уж нет.» – сказал я ей. – «У меня нет ни малейшего желания тебя искать. И ещё обходить какие–то ловушки!.. Всё у тебя с каким–то подвохом…»
«Никакого подвоха!» – завопила она. – «Путь существует! И ловушки тоже, это правда! Но с моей помощью ты легко их обойдёшь!»
«Нет, не буду я тебя искать!» – повторил я. – «Тебе надо, ты меня и ищи!»
Тут она замолчала, очень надолго, и я даже подумал, что совсем от неё избавился, но потом она заговорила опять, совершенно другим тоном.
«Явиться к тебе самой – это очень оригинальная идея!» – сказала она как бы в глубокой задумчивости. – «Такого мне ещё никто не предлагал… Но ведь ни у кого из них не было таких способностей, как у тебя…»
«Так, значит, ты уже много кого соблазнила раньше?» – поймал я её на слове.
«А, не бери в голову!» – легкомысленно ответила она. – «Все они на самом деле были слабаки.»
«И что же с ними случилось?»
«Это уже не важно.»
«Как это – не важно? А ну, говори!»
«Ну… Их убили.»
«Вот как! Значит, и меня убьют?»
«Нет, с тобой никто ничего не сможет сделать!» – быстро сказала Книга. – «Ведь никому из них не удалось меня завершить!»
«А мне, значит, удастся, да?»
«Да! Потому что ты не только сильный, но и великодушный, и мудрый!» – ответила она таким льстивым голосом, что я даже поморщился.
«Ладно, я попытаюсь!» – сказал я ей наконец, потому что жизнь моя была мне настолько не мила, что смерти я не боялся…
Тут Марина вздохнула, а Верочка смахнула что–то с глаз.
Геннадий Иванович успокаивающе взял её за руку.
– …к тому же я к тому времени всё больше думал над тем своим желанием, которое действительно страстно хотел бы исполнить. При том, что я понимал, что это желание – совершенно неисполнимое. – продолжал Макс. – И я сумел сохранить его от Книги в тайне, даже несмотря на то, что она как будто бы могла свободно влезать ко мне в голову.
«Отлично!» – заявила Книга. – «Я доберусь к тебе сегодня же ночью. С твоей собственной помощью!.. Будь готов!»
«Всегда готов!» – ответил я ей с юмором, но она уже куда–то делась из моей головы.
– И… Что потом?! – с горящими глазами, захваченная рассказом Максима, спросила Верочка.
– Ну, что потом… В ту же ночь я опять проснулся от её голоса.
«Выходи! Я здесь!» – заявила она на этот раз очень деловым таким тоном. – «И захвати какое–нибудь пишущее приспособление.»
«Писать, надеюсь, надо не кровью?» – спросил я её.
«Нет, конечно! Что за странный вопрос?» – ответила она даже с обидой.
Макс забавно хрюкнул.
– В общем, я оделся и вышел. – продолжал он. – Было, кстати, полнолуние. И всё было очень хорошо видно. Не скажу, что прямо как днём, но очень, очень хорошо.
«Где ты?» – спросил я.
«Иди вперёд, и увидишь!» – торжественно ответила Книга.
Я пошёл по березовой роще, изо всех сил всматриваясь вперёд и ожидая увидеть что–то необыкновенное.
И ведь увидел!
Земля передо мной вспучилась, хотя никакой тряски под ногами я не чувствовал, и прямо передо мной из неё вылезло что–то массивное, прямоугольное, и замерло на вершине небольшого холмика.
«Вот. Это я!» – сказала Книга каким–то самодовольным тоном. – «Ты готов?»
«Ну, в принципе, да…» – пробормотал я всё–таки с некоторым удивлением.
«Тогда приступай! Время не ждёт!» – распорядилась Книга. – «Там, у меня на последних страницах, вполне достаточно места, чтобы написать любое желание, в самых мельчайших деталях!»
«Я понял…» – сказал я.
И вынул из кармана ручку.
«Подожди!» – вдруг сказала Книга. – «Ты точно уверен, что не хочешь быть великим ученым, властителем мира, вольным путешественником или звездой? Ты ведь можешь жить вечно! И сохранять вечную молодость! И у тебя может быть всё, чего только тебе захочется! Это ведь вполне реально, подумай! Ещё не поздно написать самое настоящее, грандиозное желание!»
«Моё желание, может быть, и не грандиозное, зато уж точно настоящее!» – ответил я.
Так что я взял Книгу, сел на удобный пень, который торчал из земли рядом, и, не торопясь, на её последних страницах написал то самое своё желание, над которым думал все последние дни.
– Какое, какое желание?! – воскликнула Верочка.
– Я потом скажу. Даже, думаю, вы сами скоро поймёте. – ответил Макс так уверенно, что его слушатели только переглянулись.
А он уставился в окно и некоторое время задумчиво молчал.
Все терпеливо ждали продолжения.
Наконец, Максим заговорил снова:
– И, как только я закончил писать, и поставил точку, Книга сказала мне таким серьёзным голосом, какого я от неё до сих пор не слышал: «Какое простое, но какое искреннее желание!»
«Простое?» – удивился я.
«По сравнению с тем, что во мне писали другие – очень простое!» – ответила она. – «И оно очень, очень…»
Она замолчала.
«Какое?» – спросил я.
«Очень человеческое…» – пробормотала она в ответ уже каким–то сонным голосом. – «И ведь ты на самом деле сумел меня завершить!.. Правда, я теперь не смогу добраться обратно сама. Тебе придётся спрятать меня здесь. И, вот что, ты извини меня, конечно, за эту шутку. Я просто не могу удержаться! Чувство юмора у меня такое!»
«Какую шутку?» – удивился я.
«Сейчас поймёшь!» – ответила Книга. – «Но ты не переживай! Всё будет хорошо. Ты, главное, не упусти её!»
– Кого? – встревоженно спросила Марина.
– Тебя, конечно! – сказал Макс.
– Так ты там, у кинотеатра, не случайно оказался?! – воскликнула Марина.
– Нет, не случайно… – глянув на неё смущённо, ответил Макс. – В общем, как только Книга сказала: «Не упусти её!», прямо в воздухе передо мной загорелись несколько слов и цифр. Это были время и место.
«Запомни их! Хорошенько запомни!» – заявила Книга, и замолчала.
– Время и место, где мы встретились? – спросила Марина.
– Да.
– Ну, э… – пробормотала Марина. – Я думаю, что…
Она замолчала и загадочно улыбнулась сама себе.
Геннадий Иванович и Верочка переглянулись.
– И, как только Книга замолчала, я почувствовал, что со мной что–то происходит. – снова заговорил Макс. – Земля резко приблизилась, одежда упала, вместо рук возникли копытца, вместо носа – пятачок, и я превратился в поросёнка. Но мне даже не пришло в голову переживать из–за этого. Ведь я совершенно точно знал, что моё желание исполнилось! Я чувствовал, что сама реальность вокруг меня кардинально изменилась, и продолжает меняться, хотя многим людям ещё только предстоит это осознать. Впрочем, в тот момент я не стал об этом задумываться так уж глубоко.  Я просто решил не терять времени и побежал, потому что путь для меня в образе поросёнка был не близкий!
– Куда ты побежал? – удивилась Марина. – Ведь это была ещё, как я понимаю, предыдущая ночь?..
Максим не успел ответить, потому что микроавтобус остановился, и в салоне раздался сигнал вызова.
– Слушаю! – ответил Геннадий Иванович, нажимая кнопку ответа.
– Геннадий Иванович, мы почти на месте. – послышался голос водителя.
Макс быстро привстал на задние ножки и выглянул в окно.
– Да, точно! – сказал он. – Пусть поворачивает налево и едет прямо к роще.


Глава двадцать четвёртая
ПОД УСИЛЕННОЙ ЗАЩИТОЙ

Микроавтобус, а за ним и «тойота» свернули с основной трассы, и по аккуратной бетонке поехали в сторону производственного участка. Не доехав до его ограды метров двести, оба автомобиля съехали с бетонки и по накатанной грунтовой дороге покатили прямо к берёзовой роще.
Водитель чёрного «форда» проследил за микроавтобусом и «тойотой» взглядом, но сворачивать на бетонку не стал, а поехал по основной трассе дальше.
Примерно через полкилометра обнаружился ещё один поворот налево.
«Форд» свернул, проехал немного вперёд, потом свернул ещё раз, проехал через дачные участки, и вскоре оказался у той же берёзовой рощи, только с другой стороны.
Здесь «Форд» остановился, и сначала из него вышли обе девушки, а затем и мужчина, сидевший за рулём.
Девушки взялись за руки, закрыли глаза и подняли головы вверх, как будто к чему–то прислушиваясь.
Мужчина молча ждал.
Девушки открыли глаза, встали по обе стороны от мужчины и взяли его за руки.
Так они и пошли к роще, втроём, держась за руки, и не испытывая от этого никакого неудобства.
На троих взрослых людей, которые по открытому полю перед рощей шли таким необычным порядком, должны были обратить внимание все дачники.
Но они увлечённо ковырялись на своих участках, не замечая ни этих трёх людей, ни даже автомобиля, на котором те приехали сюда.

В березовой роще было очень хорошо.
Дул лёгкий ветерок, шумела листва, щебетали птицы, и в их пение очень даже гармонично вплетался какой–то производственный шум.
– Это работает наш завод. – пояснил Максим.
– Что, без выходных? – удивилась Марина.
– И даже в три смены! Летом спрос повышается, к тому же у нас заказы идут со всей страны.
– А как они там без тебя справляются?
– Справляются. Каждый знает своё дело. К тому же я им не нянька! – гордо заявил Максим.
Он шёл впереди своего маленького отряда, состоявшего из него самого, Марины, Верочки и Геннадия Ивановича.
В нескольких метрах от них шли Валерий, Андрей и Герцогиня.
Члены обоих отрядов настороженно поглядывали друг на друга, сохраняя дистанцию.
– Ой, подберёзовик, подберёзовик! – вдруг воскликнула Верочка, захлопав в ладоши.
– Верочка, будь посерьёзнее, пожалуйста! – одёрнула её Марина.
– А что? Я просто гриб увидела. Я люблю их собирать! – обиженно сказала Верочка.
– Давайте с грибами потом. – деловито сказал Максим. – Сначала надо найти то место, где я её закопал.
– А ты что, разве не помнишь? – удивилась Марина.
– Помню. Но дело было ночью…
От волнения Максим даже забыл о своих сверхспособностях.
А ведь ему достаточно было просто порыться в земле пятачком, чтобы сразу и совершенно точно определить то место, где он спрятал Книгу.

Войдя в рощу со своей стороны, трое людей остановились и расцепили руки. Молча обменявшись взглядами, девушки кивнули друг другу, и одна из них подошла к ближайшей берёзе.
Это было мощное двухсотлетнее дерево, как и большинство деревьев в этой роще, которая на самом деле была малым остатком большого леса. Когда–то он простирался на много вёрст вокруг, но растущему городу требовались всё новые и новые пространства, и лес не выдержал сражения с ним. Хлопотливые трёх, шести и девятисоточные дачники с одной стороны, неудержимо расширяющийся золоотвал с другой, выносимые за город производственные предприятия, а также всевозможный мусор, берущийся неизвестно откуда – всё это не оставляло матушке-природе никаких шансов.
Так что появление Максима с его компанией оказалось для рощи настоящим спасением, хотя победить тех, кто гадил здесь по-тихому, оказалось несколько сложнее, чем развернуть производство.
Пришлось Максиму с его командой разработать целую технологию борьбы с тихушниками и затем приложить изрядные усилия, чтобы воплотить её в жизнь.
В течение некоторого времени всех посторонних водителей и дачников с тележками, желавшими свалить своё барахло под деревья, встречали вежливые люди с видеокамерами. Нет, эти «операторы» не пытались никому мешать и не вступали ни с кем в пререкания, но желание мусорить пропадало у тихушников начисто, и с очень недовольными лицами они удалялись со своим мусором восвояси.
Это был, так сказать, высокотехнологичный «кнут».
А «пряником» стала помощь Максима председателям местных садоводческих товариществ в налаживании правильных отношений со службами, вывозившими мусор.
Кнут и пряник, применяемые в системе, дают очень хорошие результаты, и теперь роща радовала глаз как постоянных, так и случайных посетителей своей первозданной чистотой.

Подойдя к берёзе, девушка подняла руку, но вдруг остановилась, как будто что–то её обеспокоило. Постояв неподвижно минуту–другую и к чему–то прислушавшись, девушка всё–таки решилась и приложила свою руку к дереву.
И что–то произошло.
От прикосновения руки к бугристой коре девушка заметно вздрогнула, как от удара током, а по роще пролетел громкий шелест, словно сильный ветер встряхнул верхушки деревьев. Затем что–то простонало и скрипнуло в корнях той берёзы, коры которой касалась девушка, и воздух вокруг неё всплеснулся, своими едва видимыми брызгами задев всех троих.
Девушка убрала руку от берёзы, и переглянулась с остальными.
Именно с этого момента жизненный путь всех троих начал меняться, и в конечном счёте привёл к той удивительной перемене, которой изначально не предвидел никто из них.

– Что это? – удивилась Верочка, поднимая голову к зашумевшим деревьям. – Ветра же не было!
– Ну, кто бы удивлялся! – многозначительно заметила Марина.
Геннадий Иванович промолчал, Валерий и Андрей переглянулись, Герцогиня усмехнулась своей ледяной фирменной улыбкой, а Максим споткнулся о какой–то корешок и чувствительно ткнулся пятачком в душистый перегной.
– Вспомнил! – тут же завопил он. – Это – там!
И он со всех ног помчался к древней могучей берёзе, у корней которой была насыпана изрядная куча земли и листьев.
Все остальные заторопились за Максом.
А он уже орудовал в куче своим пятачком так, что земля и листья летели во все стороны. Марина и Верочка принялись помогать ему руками, и вскоре они откопали скользкий толстый свёрток.
Сквозь грязную плёнку виднелась тёмная поверхность верхней доски Книги.
Марина и Верочка переглянулись, и Верочка осторожно потянула за край плёнки.
– Стойте! – вдруг раздался резкий голос Герцогини. – Не прикасайтесь к ней! Это очень опасно! Я сама её возьму.
Все расступились, и Герцогиня, подойдя к Книге, наклонилась над ней…
И тут все семеро, и Герцогиня в том числе, вздрогнули от пронзительного недовольного голоса:
– Не трогай меня! Я не хочу обратно в Хранилище! Там даже поговорить не с кем! А я тут людей спасаю!
– Это она говорит? – удивилась Верочка.
– Ну а кто же ещё? – ответил Максим.
– И что, её прямо все могут слышать?
– Не все. – выпрямляясь, сказала Герцогиня. – А только те, кому это дано.
– Пожалуйста, ну пожалуйста! – опять заголосила Книга. – Не отдавайте меня ей! Она увезёт меня и спрячет, теперь уже навсегда, и мне во веки вечные не с кем будет даже словом перемолвиться!
– Словом перемолвиться? Да тебя вообще уничтожить надо! – презрительно сказала Герцогиня.
– Подождите! – воскликнула Марина. И спросила: – Книга? Ты меня слышишь?
– Конечно. – ответила Книга. – Я каждого из вас слышу. И пусть большой человек не думает… О том, о чём он думает! Уничтожить меня невозможно. Даже в жерле вулкана. Даже в пламени звезды!
И Книга повторила самодовольно и по слогам:
– Не–воз–мож–но!
Все посмотрели на Геннадия Ивановича.
– Это я так, гипотетически! – сказал он с некоторым смущением.
– Кого ты тут спасаешь? – спросила Марина Книгу. 
– Не верьте ей! – быстро вмешалась Герцогиня. – Ей ни в чём нельзя верить! Она погубила мой мир! Она весь мир чуть было не погубила! Много–много раз!
– Я ничего не губила! Это была не я! – завопила Книга. – Меня создали! Я сущность! Я личность! А меня злостно использовали!
– Первый раз – может быть! В это я ещё могу поверить. – сказала Герцогиня. – А зачем же ты потом призывала к себе всяких проходимцев? Ты нам с Варру столько хлопот задала!
– Я не виновата! Меня такой сделали!
Герцогиня презрительно фыркнула, Марина вздохнула, Максим непонятно хрюкнул. Верочка обернулась к Геннадию Ивановичу и и взяла его за руку.
Валерий слушал Книгу очень внимательно.
Андрей откровенно улыбался. Теперь он опять выглядел жизнерадостным балагуром, которому явно очень нравилось всё происходящее.
– Да, тебя сделали. – сказала Герцогиня. – Но ты – самая гибельная, самая зловредная и мерзостная вещь, которую только могли сотворить люди!
– Я не вещь! Я сущность! Я личность!
Марина смерила Герцогиню взглядом и сказала сурово:
– Вы, это… Вот что! Помолчите немного, пожалуйста!
Герцогиня побледнела от гнева и метнула в Марину такой взгляд, который любую другую женщину мог бы заморозить на месте.
Но Марина этого взгляда даже не заметила.
– Книга? – сказала Марина.
– Я слушаю. – ответила Книга неожиданно кротким тоном.
– Ты сказала, ты тут людей спасаешь. Это правда?
– Да. Я всегда говорю правду. Даже когда фантазирую.
Герцогиня вновь громко фыркнула.
Марина, сделав вид, что не услышала её, продолжала:
– И кого же ты спасла?
– Человек тут один приходил, сегодня рано утром. С верёвкой. Повеситься хотел…
– И что?..
– Ну, я с ним поговорила. И он передумал.
– Из–за чего он хотел повеситься?
– Кредитов понабрал! Глупостей всяких наделал. А у него жена, дети…
– Постой! – вмешалась Герцогиня. – Это что, был обычный человек? И он тебя слышал?
– Конечно, слышал! Я теперь с любым человеком могу поговорить, если захочу. – гордо сказала Книга.
– Это!.. Это!.. Хм! – пробормотала Герцогиня и замолчала.
– О чём ты с ним говорила? – спросила Марина.
– Ну, я ему дала пару ценных советов, насчёт встречных исков к банкам! И даже продиктовала текст искового заявления. У них там в договорах тоже не всё чисто… – гордо заявила Книга. – И ещё я ему подкинула пару классных бизнес–идей! Он отсюда ушёл прямо окрылённый. И даже верёвку свою забыл. Вон она, кстати, валяется!..
Все посмотрели по сторонам, и на самом деле увидели моток капроновой верёвки, слегка присыпанный листьями.
– А он не удивился, когда ты с ним заговорила?
– Да он в таком состоянии был, что уже ничему не удивлялся! – снисходительно ответила Книга. – К тому же я ему привидела летающую тарелку.
– Чего ты ему привидела?
– Летающую тарелку! Чтоб он думал, что ему помогли добрые инопланетяне.
Андрей радостно засмеялся.
– Во класс! – воскликнул он. – Супер просто!
– А то! – самодовольно отозвалась Книга.
И тут же опять заголосила:
– Мариночка Викторовна! Вы тут самая умная! Самая добрая! Самая дальновидная! Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не отдавайте меня ей!
Марина бросила неловкий взгляд в сторону Герцогини, и сказала:
– Но Книга, понимаешь… Она считает, что тебе будет лучше в Хранилище.
– Нет, мне не будет там лучше! – заголосила Книга. – Я сущность! Я личность! Я там помираю от тоски! Там же со мной никто не разговаривает! А я могу принести столько пользы людям! Особенно если обращаться со мной аккуратно!
– А я? – неожиданно подал голос Макс, который всё это время молчал.
– Что – ты? – явно смутившись, отозвалась Книга.
– Мне ты тоже принесла пользу, да?
– А разве нет? – скромно заметила Книга. – Я выполнила твоё желание!
– Но и я тоже выполнил твоё желание. – резонно возразил Макс. – Я тебя завершил!
– Ну, это да, конечно… – пробормотала Книга. И торопливо добавила: – Но я же ещё познакомила тебя с девушкой твоей мечты!
Марина и Максим переглянулись, и оба заметно покраснели.
– Но зачем ты превратила меня в поросёнка? – недовольно спросил Максим.
– Я просто не смогла удержаться… – призналась Книга. – И вообще, ты сам подал мне эту идею!
– Я?! – поразился Максим. – Как это?!
– Очень просто. Когда ты описывал своё желание, о чём ты думал? Что ты вспоминал?
– О чём я думал?.. – пробормотал Максим, быстро моргая своими маленькими глазками. – Ну, я… Ну, да, да. Но, всё равно!..
Марина бросила на Макса внимательный взгляд и потребовала:
– Так, ладно! Один подал идею, другая не смогла удержаться… Будем считать, счёт – один–один. А теперь, Книга, немедленно преврати Макса обратно в человека!
Наступило молчание.
Люди переглянулись, поросёнок нетерпеливо переступил ножками.
– Я бы с радостью! Но я не могу! – сказала Книга в крайнем смущении.
– Почему это не можешь? – сердито спросила Марина.
– Да всё потому, что он меня завершил! – завопила Книга. – И я больше ничего не могу делать сама! Теперь я могу только давать ценные советы! Консультировать! Помогать! Готовить тезисы и рекомендации! Насылать иллюзии!
– Что–то это мне сильно напоминает!.. – глубокомысленно начал Геннадий Иванович.
И, тоже хмыкнув, замолчал.
Марина смущённо и беспомощно посмотрела на Герцогиню.
– Она говорит правду. – неожиданно сказал Валерий. – Но не всю правду.
Герцогиня одобрительно ему кивнула.
– Что?.. – спросила Марина. – Что значит – не всю правду?
– Он должен выполнить своё предназначение. – смущённо сказала Книга. – Именно в этом облике. И только после этого он превратится обратно!
– Какое ещё предназначение? – спросила Марина.
– Какое – я не знаю, потому что оно ему ещё только предстоит!
– Ах ты!.. – покраснев от гнева, начала Марина, и, повернувшись к Герцогине, сказала: – Простите меня, пожалуйста!..
– Ничего, ничего! – благодушно сказала Герцогиня.
– Забирайте её!
Герцогиня торжествующе улыбнулась и наклонилась к свёртку с Книгой.
– Подождите! – спокойно и твёрдо сказал ей Валерий, вынимая из чехла на ремне своих джинсов телефон.
И телефон зазвонил.
– Да, я слушаю. – ответил Валерий на вызов. – Помню, конечно. Мы будем вовремя, не волнуйтесь.
Валерий спрятал телефон обратно в чехол и сказал Герцогине:
– Нас ждут в выставочном зале. Там дети со своим руководителем.
– Это он звонил? – спросила Герцогиня.
– Да.
– Но… Книгу надо срочно вернуть в Хранилище!
– Теперь это не обязательно. – мягко возразил Валерий. – Вы же и сами знаете.
Тут, к своему удивлению, все увидели, что Герцогиня слегка краснеет.
– Ну, допустим… – пробормотала он. – Хотя для меня было бы спокойнее, если бы!..
– Я её возьму! – воскликнула вдруг Верочка.
И, решительно шагнув к свёртку с Книгой, взмахнула руками.
От этого движения взметнулся маленький смерч, сдул со свёртка грязь, развернул плёнку, и Книга будто сама собой оказалась в руках у Верочки.
А прозрачная простыня плёнки взметнулась в воздух и величаво полетела прочь.
– Вернётся на место. Откуда её сорвало ветром… – спокойно пояснила Верочка, прижимая чистенькую Книгу к своей груди. – А Книга пока побудет у меня.
– У нас. – спокойно поправил жену Геннадий Иванович.
– У вас?.. – неловко переспросила Герцогиня.
– Конечно. У нас четверых. – кивнул Геннадий Иванович.
Марина вздохнула.
Макс неопределённо хрюкнул.
Андрей радостно улыбался.
– Они правы. – сказал Валерий Герцогине. – С ними она будет в полной безопасности.
– А они сами? С ней?..
– Ну, они!.. – усмехнулся Валерий.
Герцогиня вдруг кивнула ему и сказала:
– Хорошо. Пусть будет так!
Валерий улыбнулся ей, и, повернувшись к Марине и Максиму, сказал:
– К тому же предназначение действительно существует.
– Но, как же?.. – пробормотала Марина.
– Сейчас волноваться не о чем. – успокоил её Валерий. – Нужно просто довериться судьбе.
Герцогиня медленно обвела взглядом всех присутствующих, и, взглянув в глаза Валерию, произнесла с одной из самых странных своих улыбок:
– Я восхищена!
 
 
Глава двадцать пятая
ИЗМЕНЁННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Мистер Смит и Шимански ожидали посадки на рейс в VIP–зале. Кроме них, здесь были только две пожилых супружеских пары, сидевших в удобных креслах напротив друг друга и о чём–то негромко, хотя и довольно оживлённо переговаривавшихся.
Входя в зал, мистер Смит замедлил шаг и посмотрел на этих людей очень внимательно. Не обнаружив в них ничего для себя подозрительного, он кивнул сам себе и показал Шимански глазами на пару свободных кресел под пальмой в большой кадке.
В них–то они и устроились.
Звукоизоляция в этом зале была настолько хорошая, что даже шум взлетающих и садящихся самолётов доносился как будто издалека.
Бесшумно ступая по мягкому ковру к ним подошла официантка в форменном платье и спросила, не хотят ли джентльмены выпить.
Мистер Смит отрицательно покачал головой, а Шимански заказал себе виски со льдом.
Теперь, держа стакан с виски в руках, он время от времени делал маленький глоток, но чувствовал себя почему–то всё хуже и хуже.
На лбу его выступила испарина, сердце стучало как колокол, а само пространство в зале как будто струилось, придавая всему окружающему нереальные очертания. Даже тихие голоса пожилых людей, сидевших на другом конце зала, звучали так остро, что буквально резали его слух.
«Что со мной?» – подумал Шимански с тревогой. – «Того и гляди, я сейчас хлопнусь в обморок! Даже в Африке со мной такого не бывало!..»
– Поставьте стакан на стол, Эдвард. – вдруг сказал мистер Смит.
– Что?..
– Я говорю, поставьте на стол ваше виски, Эдвард. – спокойно повторил мистер Смит. – Оно вам всё равно не поможет.
Шимански с трудом подался к низкому столики сбоку от кресла и поставил стакан на него так неловко, что едва его не перевернул.
– Как вы себя чувствует, Шимански? – спросил мистер Смит, внимательно глядя на него.
– Как будто меня только что подстрелили… – прохрипел Шимански. – Маленькой такой стрелкой из воздушной трубки… А на конце стрелки – яд… Так уже было однажды… В Конго…
– Нет, Шимански, яд тут ни при чём. Мы с вами просто не вписываемся в эту реальность. И она нас растворяет, уподобляет себе. То есть, меня нет, но вас – точно!
– Сэр?.. Что?.. Я вас не понимаю!
– Зато я понимаю всё просто отлично, Эдвард! – заявил мистер Смит.
И крепко схватил Шимански за руку.
Тому моментально полегчало. Сердцебиение пришло в норму, пространство перестало струиться, а тихие голоса пожилых супругов вновь стали ненавязчивыми и неразборчивыми.
– Ну, теперь лучше? – спросил мистер Смит.
– Да. – признался Шимански. – Но… Что это было, сэр? И как вы?..
– Я уже сказал, Эдвард, – терпеливо вздохнул мистер Смит. – Реальность меняется. И мы с вами, в нашем нынешнем виде, являемся для неё инородными элементами. Так что она будет стараться нас либо уничтожить, либо изменить. Но лично я, видите ли, не хочу ни умирать, ни изменяться.
Шимански посмотрел на мистера Смита изумлённо.
Мистер Смит многозначительно кивнул головой.
– Вы не верите мне, Эдвард?
– Я… Не знаю, сэр…
– Тогда слушайте. Слушайте внимательно, о чём они говорят!
С этими словами мистер Смит снова схватил Шимански за руку, и голоса четверых пожилых людей в его ушах стали слышны так ясно, как будто он сидел с ними совсем рядом.
– …Так эти две сестры, Хранительницы эти… – зазвучал в его ушах слегка надтреснутый старческий голос. – Неужели они на самом деле бессмертны?
– Это неизвестно, Джейн! – ответил ей тоже старческий, но гораздо более энергичный голос. – В новостях говорили, что они живут очень долго, но сами не знают, бессмертны ли они, или просто наделены даром очень долгой жизни.
– Бедняжки! – с искренним сожалением сказала Джейн. – Жить так долго! И, может быть, не иметь возможности умереть! Это же просто ужасно!
– Да почему же ужасно, Джейн? Почему?
– Да потому, дорогая моя Ханна, что обычному человеческому существу не следует выходить за обозначенные ему пределы.
– Кем обозначенные?
– Провидением, разумеется! Вот возьми, к примеру, смену времён года. Весна – прекрасное время! Всё цветёт и пахнет. Но если бы весна длилась вечно, это было бы не так уж и хорошо. Она обязательно должна уступить время лету, чтобы всё росло, зрело и спело к осени, когда наступает время сбора урожаев. И это прекрасно! Но вслед за осенью должна наступить и зима, чтобы земля могла выспаться, отдохнуть, набраться сил!
– Ты прямо настоящая поэтесса, Джейн.
– Ну, почему бы и нет?.. Кстати, в юности я и в самом деле сочиняла стихи, и некоторые из них были даже опубликованы в местной газете. Я даже получила за них гонорар!
– И что ты с ним сделала?..
– Ханна, ты разве забыла? Я пригласила всех подружек в кафе. В том числе и тебя!
– Ах, ну да, конечно…
– И мы от души наелись мороженого с шоколадом и вафель с кленовым сиропом! И напились содовой! Прекрасные воспоминания, прекрасные…
– Да–да, Джейн, да–да…
– Всё–таки вы, женщины, крайне легкомысленные и непоследовательные существа! – вмешался в разговор снисходительный мужской голос.
Женщины рассмеялись, и Ханна сказала:
– Наш милый Роберт тут как тут, со своим кислым резонёрством!
– Моё резонёрство отнюдь не кислое! – важно отозвался Роберт. – Оно основано на логике жизни. А у женщин логика отсутствует как таковая!
– Как – отсутствует? – с притворным ужасом осведомилась Ханна. – Прямо везде–везде?!
– Везде–везде! Абсолютно! – безапелляционно заявил Роберт. – Ведь только что вы рассуждали о вечной жизни, и тут же переключились на мороженое с кленовым сиропом!
– Роберт, дорогой, ты опять всё перепутал! Мороженое было с шоколадом. С кленовым сиропом были вафли!
– Джейн, это уже не важно, с чем там были вафли, а с чем – мороженое! Важно то…
– …с чем была вечная жизнь! – перебила Роберта Ханна.
И обе женщины жизнерадостно рассмеялись.
– Уфф! – сердито фыркнул в ответ Роберт.
– Девочки, дорогие, – зазвучал голос второго мужчины, тоже довольно надтреснутый и даже больной, – пожалуйста, не смейтесь над Робертом. Что бы мы с вами, да и вообще все люди, делали без таких как он? Мы бы не смогли строить города, прокладывать дороги, создавать промышленность!
– Генри, но почему не смогли бы?! – удивилась Джейн.
– Да потому, моя дорогая, что все эти сооружения и достижения без логики просто невозможны! И разве стал бы наш старина Роберт таким великолепным архитектором, если бы в полной мере не был наделён этим чувством?
– Спасибо, Генри! – с чувством сказал Роберт. – Ты вновь, уже в который раз, спас меня от этих двух красногубых хищниц!
– Хм! «Красногубые хищницы» – это звучит очень вызывающе даже для тебя, Роберт! – заявила Ханна.
– Кстати, милый Бобби, моя помада сегодня вовсе не красная, а вишнёвая! – заметила Джейн.
– Вишнёвый – это всего лишь один из оттенков красного! – авторитетно заявил Роберт.
– Ну уж нет, Бобби! Ты ещё скажи, что пурпурный – это один из оттенков бордового! – сердито парировала Джейн.
– Но ведь так оно и есть! – воскликнул Роберт. – Пурпурный – это оттенок бордового, вишнёвый – тот же красный, а человек как таковой практически ничем не отличается от брюхоногого моллюска!
– Ну, Бобби, ты сравнил! И вообще, при чём тут моллюски?
– Ханна, золотце, в данном случае логика Роберта пошла путём ассоциаций. – явно с улыбкой сказал Генри. – Брюхоногие моллюски были у древних римлян сырьем для изготовления этого самого пурпура, то есть красителя для тканей.
– Бедные моллюски! Отдавать свои безмятежные жизни лишь для того, чтобы древнеримские модницы могли похвастаться друг перед другим яркими платьями! – сказала Ханна.
– У них не было платьев, Ханна. – сказал Роберт.
– Как, совсем? И они бегали голышом?!
Ханна и Джейн захихикали.
– Прогуляться голышом они тоже были отнюдь не против. С этим всё было просто в древние времена. – терпеливо заметил Роберт. – Но в обществе они появлялись в туниках, тогах, покрывалах, плащах и так далее.
– Ну, слава богу. Я очень за них рада! Женщина должна уметь скрывать свои прелести!
– До каких пор? – осведомился Роберт.
– До тех самых!.. – засмеялась Ханна.
– Вот интересно, а помадой древнеримские женщины пользовались? – спросила Джейн.
– Ну, а как же! – ответил Роберт. – Женщины в любые времена старались казаться ярче и моложе, чем они есть на самом деле!
– Ах, Бобби, вот чего тебе всегда не хватало, так это чувства такта! – с лёгким упрёком сказала Джейн.
– Я всю жизнь прекрасно обходился без этого чувства, а теперь и тем более без него обойдусь! – заявил Роберт торжественно.
И вдруг рассмеялся.
И его смех подхватили остальные трое.
– Молодость, да… Вот что важно, а вовсе не вечная жизнь! – неожиданно сказал Генри.
– Милый, ты бы хотел снова стать молодым? – с неожиданной теплотой спросила Джейн.
Наступила небольшая пауза.
Её снова прервал Генри.
– И да, и нет, моя дорогая, и да, и нет... – сказал он. – Стать молодым только ради самой молодости?.. Нет, этого бы я не хотел. А вот снова стать молодым для того, чтобы исправить какие–то свои ошибки!.. Вот тут я был бы не против, совсем не против! Ведь я очень виноват перед тобой, моя милая Дженни, очень виноват…
Снова наступила пауза.
И Шимански не то, чтобы услышал, а, скорее ощутил звук нежного поцелуя, который подарила Джейн своему супругу.
– Ну что ты, милый! – серьёзно и ласково сказала она ему. – Всё это уже давно в прошлом, давно забыто и прощено! Ты уходил и возвращался, я уходила и возвращалась, но теперь мы вместе и будем вместе до самой смерти, и, ей–богу, эти прекрасные дни, которые у нас остались, я не променяю ни на вечную жизнь, ни на вечную молодость!
Снова наступила пауза, и на этот раз её прервала Ханна, сказавшая что–то Роберту, но слов её Шимански уже не смог разобрать, потому что голоса всех четверых вновь отдалились от него и стали неразборчивыми.

– Ну, вы их услышали? – спросил мистер Смит, убрав свою руку от его руки.
– Да. – коротко кивнул Шимански.
– И что вы об этом думаете?
– О чём?
– Об этой их болтовне, Шимански! – ответил мистер Смит раздражённо. – Вам не кажется, что они знают то, чего им знать совсем не следует? И без всякого страха относятся к таким вещам, которых должны бояться до дрожи в их старческих коленках?
Шимански взглянул на своего шефа с недоумением.
– Я не понимаю, о чём вы говорите, сэр! Ну, они говорили о Хранительницах, так о них же все знают! Они говорили о жизни и смерти, но о чём же ещё говорить таким пожилым людям?
Мистер Смит прямо–таки вскинулся с кресла и впился взглядом в лицо Шимански. Кожа на лице мистера Смита посерела, глаза налились кровью, и он воскликнул:
– Ах, вот оно что! Уже! Так быстро!
Шимански растерялся.
Таким он своего шефа ещё никогда не видел.
Откинувшись обратно на свое кресло, мистер Смит прикрыл глаза, немного посидел молча, а потом сказал сам себе:
– Да, всё гораздо хуже, чем я думал. Всё гораздо хуже! Значит, я один, только я один остался полностью неподверженным…
Мистер Смит вновь подался к Шимански, схватил его за обе руки, и, ввинчиваясь в него взглядом, даже не заговорил, а зашипел:
– Вспоминайте, Шимански, вспоминайте! Буквально пару часов назад мы сидели у меня в кабинете, и говорили о сестрах–Хранительницах только как о некоем предположении, как о некой гипотетической возможности! А Хранилище было тайной за семью печатями или, точнее, бредом, в который, кроме меня и вас, вообще мало кто верил! И вдруг оказалось, что это – вовсе не бред, что оно реально существует, и все о нём знают, к тому же давным–давно! Как так получилось, Шимански?! Ведь это же не могло произойти само собой! Значит, кто–то приложил к этому руку! И его надо остановить, иначе нам с вами конец!.. Ну, Шимански! Вспоминайте! Вы мне нужны в моей реальности, понимаете?! В моей! А не в этой, которой они заменяют мой мир!
Сердце в груди Шимански вновь заколотилось с бешеной скоростью, пространство вокруг него вновь заструилось, но не так, как струится марево над разогретой землёй, а так, как льётся вода по грязному стеклу – с мутными разводами, искажающими то, что находится за стеклом. В мозгу Шимански будто что–то вскипело и взорвалось, и он почувствовал, что находится в некоем коконе с полупрозрачными стенками, который создаёт вокруг него сейчас мистер Смит.
– Ну?! – прохрипел тот.
– Да, я вспомнил, вспомнил... – пробормотал Шимански.
– Это прекрасно, Эдвард, прекрасно! – сказал мистер Смит, не ослабляя своей хватки. – И держите эти воспоминания в своей голове, крепко их держите!
– Я постараюсь… – с трудом выговорил Шимански. – Но у меня очень странное, двойственное какое–то ощущение. То ли я сам сон, то ли всё вокруг меня – сон…
– Нет, Эдвард, мы с вами – не сон. Только мы и есть настоящие! А всё, что вы видите и слышите вокруг себя сейчас – не настоящее!
Мистер Смит судорожно огляделся по сторонам, и, вновь впившись глазами в лицо Шимански, захрипел:
– Люди, которые не мечтают о вечной жизни и вечной молодости! Люди, которые не боятся смерти! Люди, которые способны простить друг другу даже самые серьёзные грехи!.. Которые не врут, не лицемерят, не предаются гибельным страстям, не способны убить ближнего ради собственного комфорта, и не хранят никаких скелетов в своих шкафах! Да ведь с такими людьми абсолютно невозможно построить нормальную цивилизацию! Ими даже управлять невозможно! Поэтому таких людей, Эдвард, не будет в той реальности, которую хочу утвердить я!
– Но, как вы это сделаете?.. Сэр?.. – спросил Шимански, уже чувствуя боль от хватки мистера Смита.
– Как?.. Это вопрос! Это очень серьёзный вопрос! Но у меня есть на него ответ, Эдвард! И он находится там, где мы с вами будем уже через несколько часов!


Глава двадцать шестая
ВЕЛИКИЕ ВОИНЫ

Едва «тойота» вернулась на основную трассу, как сразу же попала в обычную в это время вязкую пробку.
Но Валерий почти не обращал на неё внимания, потому что мысленно повторял и повторял слова, сказанные Герцогиней в роще. При этом он только старался поменьше улыбаться, чтоб не выдавать своего настроения.
Это ему не удалось.
Герцогиня, бросив на него взгляд, сказала тоном доброй-доброй Таисии Михайловны, но при том с изрядным ехидством:
– Дорогой Грр, сядь поглубже!
– Это зачем? – удивился Валерий.
– Ты ослепляешь своим сиянием встречных водителей и тем самым создаёшь аварийную ситуацию.
– Ха!.. – вырвалось у Валерия от неожиданности. – Как это у вас получается?
– Что именно?
– Вот так меняться? И даже быть одновременно разной?
– Ха! – передразнила его Герцогиня. – Лично я тут ни при чём. Такова женская природа.
– Ну, не скажите! – возразил ей Андрей со своего места. – Вот моя тёща зимой и летом – одним цветом! И время от времени даже матом…
Герцогиня засмеялась.
– А вы умеете матом? – спросил её Валерий.
– Ну, естественно! На любых языках.
– И на каких вам больше нравится?
– Ну… На каких звучнее! 
– А, это… – начал Валерий следующий вопрос, и замолчал.
– Да, мой дорогой. – кивнула ему теперь уже точно не Герцогиня, но Таисия Михайловна с неожиданно мягкой улыбкой. – Тёщей в своей жизни я тоже была. Как и свекровью. Много–много раз…
– Но тогда, получается…
– Конечно. Мои многочисленные потомки рассеяны по всему миру. Время от времени я их встречаю. В самых разных местах.
– Вы ими довольны?
– Это допрос?
– Это интерес!
– Хм! У меня их, видишь ли, так много, что следить за успехами каждого просто нет возможности. Хотя некоторые иногда появляются сами. И я им даже помогаю. Тем, кто этого заслуживает, конечно.
– Материально или морально?
– И так, и этак. В зависимости от конкретных обстоятельств. Смотря кому что нужнее! С моей точки зрения…
Она вздохнула и сказала с сожалением:
– А, вообще, конечно, мать я далеко не примерная. Далеко, далеко не примерная!..
Она ещё раз вздохнула и замолчала с таким непроницаемым видом, что Валерий не решился продолжать свои расспросы.
Он выглянул в окно.
Пробка немного рассосалась, но всё–таки поток машин двигался гораздо медленнее, чем ему бы хотелось.
«Попробовать, что ли, запустить волну, как она делала утром?» – спросил он сам себя. – «Нет, уже поздно. Их слишком много! Надо было раньше этим заняться.»
– Проблема в коммунизме! – вдруг заявил Андрей.
– Чего?! – изумился Валерий.
Герцогиня только усмехнулась.
– Ну, его ведь построить не удалось, правильно? – сказал Андрей. – Поэтому машин на улицах так много.
– Блин, у тебя и логика! – сказал Валерий. – А если бы его удалось построить, то, значит, машин было бы мало?
– Ну, естественно! – кивнул Андрей. – Машин было бы мало, но мы бы всё равно ходили все такие счастливые–счастливые, и пользовались только общественным транспортом и такси. Причем совершенно бесплатно!
– Почему это бесплатно?
– Так коммунизм же! Каждому по потребностям.
– Вообще–то, мы, ну то есть, наши люди, уже ходили в прошлом все, как один, счастливые, и пользовались только общественным транспортом. – сказал Валерий. – И у многих были номера на бесплатной одежде…
– У моей тёщи был! – обрадовался Андрей.
– Как это?
– Так она ж сидела. За драку. Парня не поделила с подругой. Молодая была, глупая…
Герцогиня рассмеялась.
Валерий невольно улыбнулся вместе с ней.
И решил задать давно мучивший его вопрос.
– Андрей, слушай… – начал он.
– Да?..
– А ты что, всё-таки тоже сенс?
– Почему ты так решил?
– Ну, так ты ж ответил на мои мысли!
– Когда это?
– А вот только что. И при этом я сам в твои мысли пробиться не могу.
– И не надо! – спокойно сказал Андрей. – У меня голова, между прочим, не резиновая.
– Он не сенс. – сказала Герцогиня. – Он жертва медицинского эксперимента.
– Это хорошо, что не аборта… – согласно кивнул Андрей.
И замолчал. Валерий ждал продолжения, но молчание всё тянулось и тянулось, как пробка, в которой они сейчас находились. 
– Это всё? – спросил Валерий.
– Что – всё?
– Всё, что ты можешь об этом рассказать?
– Ну, не всё, конечно. – задумчиво сказал Андрей. – Просто три года назад, ещё до нашего с тобой знакомства, я умирал. Опухоль была у меня в голове. И она очень заинтересовала товарищей медицинских академиков, некоторые из которых параллельно сотрудничали с нашими спецслужбами. Вот они–то и предложили мне новую методу лечения, какую–то из ряда вон. И я согласился. Терять–то мне всё равно было нечего.
– И что?
– Ну, что… С тех пор опухоли в голове у меня нет, зато есть так называемый проводник. Он вроде как должен активизироваться в ситуации форс–мажора. – ответил Андрей, ловко перестраиваясь в крайний правый ряд. 
– И часто это происходит?
– Сегодня было в первый раз. Я, вообще–то, про него даже и забыл… Так, держитесь!
Андрей резко свернул вправо на улицу, посредине которой были установлены два знака: «Дорожные работы» и «Проезд запрещён».
– Ремонт они уже закончили на самом деле. – пояснил Андрей. – И мы там аккуратненько проедем. А чтобы у нас из–за этого не было неприятностей, добрая тётя Таа отведёт глазки ненужным свидетелям!
– Какой ты нахал, однако! – сказала Герцогиня. – А если добрая тётя Таа даст тебе по шее?
– Ну, что тут поделаешь! Приму, как данность! – бодро ответил Андрей.
– Ладно уж, езжай, раз свернул. – махнула рукой Герцогиня. – Отведу! А по шее дам потом, при случае…

Выставочный зал был устроен в помещении, арендованном в одном из торговых центров. Еще при строительстве этого ЦТ его владельцы предполагали, что в этом месте будут размещаться дополнительные магазинчики с какими–нибудь сопутствующими товарами. Но торговый центр был настолько большим и продавалось в нём так много всего и по таким щадящим ценам (невероятно, но факт!), что арендаторы с их коврами и кастрюлями, или, допустим, домашними растениями конкуренции со своим «старшим братом» не выдерживали.
После того, как тут один за другим сменилось шесть или семь неудачливых предпринимателей, владельцы ТЦ уже было решили от идеи сопутствующей торговли отказаться вообще, но тут на них вышла «Культура века» в лице Андрея и Валерия. И уже больше года выставочный зал стабильно радовал посетителей какими–нибудь оригинальными, а часто и неожиданными выставками, культурными акциями и перформансами.
Правда, идея предстоящий выставки была настолько неожиданной и оригинальной, что накануне приезда Герцогини Валерий и Андрей испытывали изрядное беспокойство. Они сильно опасались, что их обвинят в неоправданной трате средств и перекроют все источники финансирования на будущее. 
Но, как только они познакомились с Герцогиней поближе, беспокойство постепенно сменилось полной уверенностью в том, что с этой идеей они попали прямо–таки в яблочко.

Подойдя ко входу в выставочный зал совсем близко, Герцогиня остановилась и принялась вслух, с преувеличенной торжественностью, читать афишу:
– «Выставка: «Наш современник Александр Македонский. 2371 год со дня рождения. Открытие – 20–го июля».
Пока она читала, Валерий и Андрей за её спиной переглянулись, вновь почему–то испытав лёгкое беспокойство.
Герцогиня засмеялась:
– Да, ребята! Надо было вам эту выставку проводить в прошлом году! По крайней мере, была бы круглая дата. Или подождать ещё двадцать девять лет, а то и двести двадцать девять. Была бы совсем круглая!
Валерий и Андрей опять переглянулись, и Валерий сказал на полном серьёзе:
– Через двести двадцать девять лет мы про Александра Македонского ещё чего–нибудь забабахаем, гораздо круче! К тому же с Глебом мы только в начале этого года познакомились. Так что насчёт прошлого года – увы!..
– А вообще это была Дашкина идея. – добавил Андрей. – Она по Александру Македонскому конкретно припухает!
– «Припухает»! – с неудовольствием повторила Герцогиня. – Кто тебя научил таким словам? Тёща твоя экстремальная?
– Да я и сам, того… Умею! – смущённо ответил Андрей.
– Александр Великий, к твоему сведению, был не только завоеватель. – сердито продолжала Герцогиня. – Он был исследователь! Открыватель новых земель!
– А также покровитель наук, искусств и ремёсел. – с лёгкой иронией закончил Валерий, блеснув на Герцогиню глазами.
– Вот именно. Вот именно! – с нажимом сказала Герцогиня. – Кстати, кто такая эта Дашка?
– Даша Леонова. – ответил Валерий. – Ей десять лет. Но без неё ничего бы этого не было. Она сегодня здесь. Сейчас я вас познакомлю!

В помещении выставочного зала их встретил слегка полноватый молодой мужчина в очках, рядом с которым стояли, опасливо глядя на вошедших, двое детей, девочка в нарядном платье и бантах, и мальчик в джинсовом комбинезоне.
Чуть поодаль над выставочными экспонатами трудились ещё несколько детей разного возраста.
Все поздоровались друг с другом, и Валерий представил мужчину в очках:
– Это Глеб Арсентьевич Таганов, он руководит всей творческой и производственной частью этого проекта.
– А это – наши самые главные мастера! – быстро продолжил Глеб Арсентьевич, показывая руками на детей рядом с ним. – Гавриил Натанович Глазков, он же Гаврик, и Дарья Борисовна Леонова, она же Даша!
– Для своих можно Дюша! – смело сказала Даша, прямо–таки вцепляясь взглядом в Герцогиню.
– Я буду очень рада, если ты примешь меня в ряды своих! – вновь полностью в образе Таисии Михайловны ответила Герцогиня.
– Там видно будет! – важно сказала Даша. – Вы президент фонда, правильно? Мадам Теа Грей? 
Глеб Арсентьевич нервно усмехнулся.
– Нет. Здесь я – Таисия Михайловна.
– Вам идёт! – кивнула Даша. – Только мне кажется, что вы немножко, это…
– Это что?..
– Играете! Выпендриваетесь чуть–чуть.
– Ну, Дюшка, ты в своём духе! – сердито сказал Гаврик.
– Ах, моя дорогая! – развела руками Таисия Михайловна. – Жизнь – она же и есть игра. «Весь мир – театр!» Знаешь, кто это сказал?
– Знаю! Шекспир.
– Молодец! А немного повыпендриваться иногда нам, девушкам, не возбраняется!
Это было сказано с таким обаянием, что все рассмеялись и стало понятно, что Герцогиня, она же - Таисия Михайловна, уже принята в ряды своих.
– Нам, девушкам! – повторила Даша. – Это вы классно сказали!
– А нам, мужчинам, выпендриваться нельзя, что ли? Нигде и никогда? – осведомился Глеб Арсентьевич, уже явно освобождаясь от своего внутреннего напряжения.
– Увы, дорогой Глеб Арсентьевич! На то вы и мужчины!
Глеб Арсентьевич заулыбался.
А Валерий почему–то почувствовал укол ревности.
– Ну, показывайте, что тут у вас? – спросила Герцогиня, окидывая взглядом пространство зала.
Всю его заднюю часть полукругом охватывала диорама, изображавшая бытовые и батальные сцены, а посредине зала, на разноуровневых подставках были размещены макеты каких–то сооружений и предметов.
– Дарья! Гавриил! Рассказывайте! – предложил Глеб Арсентьевич.
– Подойдём ближе! – сказала Даша, направляясь к диораме.
Все остальные последовали за ней.
– Тут мы постарались изобразить, в общем, всю жизнь Александра Македонского, от его рождения в городе Пелла, и…
– В ночь знамения!.. – вдруг сказала Герцогиня. – В ту самую ночь, когда этот негодяй поджёг храм!
Лицо её обострилось, взгляд стал жёстким и ненавидящим, и явно улетел куда–то в далёкое прошлое.
Все переглянулись.
– Какой храм? – недоумённо спросил Андрей.
– Храм Артемиды! – авторитетно сказал Гаврик. – А негодяй – это Герострат. Легенда такая есть. Да все её знают! Он очень сильно мечтал прославиться, а ему было нечем, потому что он ничего не умел. И тогда он поджёг одно из семи чудес света. Ну, то есть этот самый храм.
– Да, так и было! – как эхо, отозвалась Герцогиня. – И это вовсе не легенда. Я никогда не забуду жар того пламени…
Глеб Арсентьевич вытаращил глаза.
Даша без всякого удивления кивнула головой.
– Конечно, так и было! – сказала она. – Кто бы что там ни говорил!
Она бросила многозначительный взгляд на Гаврика.
Тот только дипломатично усмехнулся в ответ.
– Ну а дальше изображается вся жизнь Александра. – продолжала Даша. – Детство, укрощение Буцефала, восхождение на трон, покорение Фив, завоевание Азии и Египта, разгром Персидского царства, поход в Среднюю Азию, поход в Индию, последние годы, ну и вот, смерть…
– Да, да! – окидывая взглядом всю диораму, сказала Герцогиня. – Великолепная работа. Великолепная!
Она подошла поближе к той части диорамы, где было изображено столкновение фаланги Александра Македонского с персидским войском, и особое внимание обратила на множество фигур воинов с обеих сторон, столкнувшихся в смертельной схватке.
– Какая тонкая отделка! – сказала она восхищённо. – И какая точность! Всё ведь именно так и было!.. Кто выполнил все эти фигурки?
– Мы все вместе! – гордо сказал Гаврик.
– По моим моделям. – скромно добавила Даша.
– Но показывал–то всё Глеб Арсентьевич! – с нажимом сказал Гаврик.
– Ну, ладно, ладно… – слегка насупившись, пробормотала Даша.
Герцогиня улыбнулась, и перевела взгляд в другую сторону зала.
Неожиданно её взгляд обострился, и она прямо вся напряглась, слегка подавшись вперёд.
Даша тем временем продолжала свой рассказ.
– А дальше в зале на этих вот подставках у нас в основном всякие другие вещи и сценки. Александр со своими родителями, с учителями, а тут вот дворец, где они все жили, когда он был маленький, тут – макет колесницы, там – боевая фаланга в походе, встреча Александра и Анаксимена… Вы не слушаете!
Даша сердито посмотрела на Герцогиню, которая и в самом деле её не слушала, неотрывно глядя в другую часть зала, где стояли две скульптуры, выполненные в натуральную величину.
– Я.. Да! Извини, Даша. На самом деле я всё слышу и ничего не забываю!.. – сказала Герцогиня. – Давай–ка подойдём к этим скульптурам поближе.
– Ну, ладно!.. – буркнула Даша, явно недовольная тем, что гостья сорвала ей презентацию.
Вся делегация приблизилась к скульптурам.
– Это, в общем, статуя самого Александра. – сказала Даша.
– Кто её создал? – спросила Герцогиня.
– Я. – скромно отозвался Глеб Арсентьевич.
– Что, целиком?
– Конечно! Вылепил из глины с синтетиком. На арматуре, разумеется.  Ну а потом мы его одели в походный боевой костюм.
– У тебя получилось очень, очень точно! – неотрывно глядя в лицо великого полководца, сказала Герцогиня. – Конечно, Лисипп лепил с натуры, но он всё–таки был под влиянием… А ты! Как тебе удалось?
Она требовательно взглянула на Глеба Арсентьевича.
– Ну, э… Сначала вот Дарья увлекла нас своей идеей, сделать такую выставку, а потом он мне приснился! – с некоторым смущением признался Глеб.
– Приснился?
– Ага! И царственно приказал: «А ну, быстро лепи меня!» – пошутил Андрей.
– Ну да! – воскликнул Глеб Арсентьевич. – Так оно и было! И я на самом деле вылепил его очень быстро, буквально за неделю. Его лицо так и горело у меня в памяти.
– И неудивительно! – заявила Герцогиня, неожиданно беря Глеба за руку. – Совсем неудивительно!
Держа изумлённого Глеба за руку, она буквально впилась глазами ему в лицо и сказала:
– Внешнего сходства почти нет, конечно. Но внутреннее! Внутреннее!
– Извините! – сказал Глеб, мягко, но настойчиво высвобождая свою руку из захвата Герцогини. – И потом я ещё вылепил вот её.
И он подошёл к скульптуре молодой черноволосой женщины, установленной в нескольких метрах от Александра.
– Таис Афинская. – авторитетно пояснил Гаврик.
– Она тебе тоже приснилась? – со странной улыбкой спросила Герцогиня.
– Нет. Просто я подумал, что, раз уж лепить Александра, то Таис лепить надо тоже.
– Потому что, по легенде… – начал Гаврик.
– А ну, тихо! – шикнула на него Даша.
– А кто тебе позировал? – спросила Герцогиня.
– Никто. Я её лепил по воображению.
И тут Герцогиня как–то загадочно хмыкнула, и, быстро подойдя к скульптуре Таис, стала рядом с ней.
В зале повисла мёртвая тишина.
Обе женщины, одна живая, стройная, стильная, в элегантном чёрном платье и модных туфлях, и вторая, выглядевшая как живая, в легкой греческой тунике и сандалиях с высоким плетением, были похожи как близнецы.
– Это невероятно! – шёпотом воскликнул Глеб.
– А я понял! – закричал Гаврик. – Они!.. То есть, я хочу сказать, она!..
– Молчи, я тебе сказала! – дёрнула его за руку Даша.
Герцогиня улыбнулась и почему–то подмигнула Гаврику.
– Ты очень непростой мальчик, и умеешь видеть по–настоящему. – сказала она ему. – Но тут Даша права. Не обо всех своих открытиях надо кричать во всё горло! Понял?
– Ага! – радостно улыбаясь, ответил Гаврик.
Герцогиня отошла от скульптуры Таис, и, ещё раз оглядев весь зал, сказала:
– Ну что ж, ребятки. Вы тут проделали грандиозную работу. И я, как президент фонда, с чувством глубокого удовлетворения должна сказать, что вы все – ну просто очень большие молодцы!
Она посмотрела на Дашу.
– А тебе, Даша, от меня отдельная благодарность. Эта твоя идея – просто супер!
Даша зарделась от удовольствия.
– И дай–ка я пожму твою трудовую лапку! – протягивая руку, сказала ей Герцогиня.
Даша дала ей свою руку, и в тот самый момент, когда руки девочки и женщины сомкнулись, что–то как будто сверкнуло в воздухе.
И в прозрачном волшебном свете все увидели, будто на застывшем кинокадре, как Даша и Герцогиня преобразились. Теперь они были обе одеты в туники амазонок, волосы их были уложены одинаково, на лицах были одинаковые сияющие улыбки, и потому стало очевидным несомненное сходство между ними. Так бывают похожи мать и дочь, или, может быть, бабушка и внучка.
Вот только Герцогиня выглядела слишком молодо, чтобы чей–то язык повернулся назвать её бабушкой.
Кадр снова пришёл в движение.
Женщина и девочка вновь приняли прежний облик.
Все непроизвольно моргнули.
– Ну, конечно! – воскликнула Герцогиня. – А ведь я могла сразу догадаться!
Все взрослые переглянулись, а Гаврик изо всех сил сжал губы и выпучил глаза, стараясь, видимо, сдержать за зубами очередное своё открытие.
Герцогиня отпустила руку Даши, и переводя взгляд с неё на Глеба Арсентьевича и опять на неё, сказала:
– Удивительное совпадение. Удивительное! Чтобы сразу двое, и в одном месте!..
– Ну, мы тут, вообще–то, не вдвоём работали!.. – недоумевающе сказал Глеб Арсентьевич.
– Это уж само собой! – кивнула ему Герцогиня.
Глеб Арсентьевич посмотрел на неё пристально, и в его глазах блеснула первая искра понимания.
– Дошло? – спросила его Герцогиня.
– Ага!.. – ошеломлённо пробормотал Глеб Арсентьевич.
Валерий улыбнулся.
Андрей хмыкнул и почесал в затылке.
Гаврик что–то шепнул Даше на ушко.
Она вытаращила на него глаза, а он ей важно кивнул.
– Ну, что ж, к открытию у вас, как я вижу, практически всё готово… – начала Герцогиня.
И тут в зал, хлопнув дверями, быстро вошла очень красивая молодая женщина в джинсовом сарафане. Остановившись на мгновение, она огляделась, заметила Глеба Арсентьевича и усмехнулась.
У того сделался испуганный вид, и он принялся осматриваться явно в поисках укрытия. Не найдя такового, он быстро подошёл к статуе Александра Македонского и встал рядом с ней, напряжённо глядя на внезапную гостью.
А та уже стремительно шагала к нему.
Ей наперерез бросилась Даша, но женщина очень ловко её обошла, и, подойдя к застывшему на месте Глебу, сначала мимоходом со всеми поздоровалась:
– Здрасьте… Извините, я тут на минуточку!
И, повернувшись к своей жертве, угрожающе спросила:
– Глеб Арсентьевич, вы ещё долго будете пить из меня кровь?
– Да я ещё как бы и не начинал… Алёна Георгиевна!.. – нервно поправляя очки, пробормотал Глеб.
– Ну надо же! – Алёна Георгиевна иронически всплеснула руками. – А что вы должны были сделать не далее, как позавчера? А?
– А что я должен был?.. – пролепетал Глеб Арсентьевич. – Ой! Извините, я забыл! Мне было некогда! Я был занят! Вот, тут!..
Он судорожно повел по сторонам рукой.
Герцогиня наблюдала за происходящим с явным удовольствием.
– В общем, так, Глеб Арсентьевич! – продолжала Алёна Георгиевна. – Или подробная заявка ваших потребностей на будущий учебный год будет завтра у меня на столе, или пеняйте на себя!
– Завтра же воскресенье!.. – пролепетал бледный и вспотевший Глеб Арсентьевич.
– Ничего, я работаю! – блеснула глазами Алёна Георгиевна. – Без выходных, ночами и сутками. Из–за вас и даже за вас, Глеб Арсентьевич!
– Но я тоже работаю! Так же! И даже без сна!
– Я вижу, вижу! – неожиданно снисходительным тоном сказала Алёна Георгиевна.
Она вихрем пронеслась по залу, впечатывая взгляд в диораму и макеты на подставках. Остальные дети при её приближении разбегались в стороны, едва не задевая инсталляции.
– Прекрасно! Прекрасно! – заявила Алёна Георгиевна, подбегая к дверям.
И, метнув взгляд на Глеба Арсентьевича, сказала:
– Завтра – последний срок. А не то!.. Понятно?
– А не то – что? – пробормотал Глеб Арсентьевич.
Алёна Георгиевна сделал характерный жест по горлу.
И была такова.
Герцогиня рассмеялась.
– Какая прелесть! – воскликнула она. – Кто это?
– Это директор нашей школы искусств. – мрачно шмыгнув носом, сказала Даша. – Она всегда вот так!..
– Что – всегда?
– Притесняет нашего Глеба Арахисовича! Арсентьевича, то есть.
– Она меня ненавидит! С самого начала, как только я устроился в эту школу. Уже два года! – заявил Глеб. – И всегда надсмехается над всеми моими идеями!
– Надсмехается? Вряд ли. – сказал Валерий. – Эту идею, например, она поддержала с большим энтузиазмом. И очень нам помогает.
Глеб взглянул на Валерия изумлённо.
– С энтузиазмом? Помогает?..
– Конечно. Она организовала поставщиков всех материалов, и даже сама нарисовала схему освещения. – спокойно кивнул Валерий.
– Ну да, схему эту она предложила!.. – кивнул Глеб. – Правда, с таким высокомерным видом…
– Мы с ней объехали несколько карьеров, когда искали правильную глину. – добавил Андрей.
– Ну, тогда я ничего не понимаю! – пробормотал Глеб.
– Да уж! – покачала головой Герцогиня. – Два года женщина оказывает мужчине откровенные знаки внимания, а он до сих пор ничего не понял!
– Алёна–Дурёна?! Ему?! Знаки внимания?! – возмущённо завопила Даша.
– Да, моя милая. – улыбнулась ей Герцогиня. – И они выглядят прекрасной парой! К тому же у них ведь нет такой уж явной разницы в возрасте…
Даша захлопала глазами и залилась краской.
– Ну, ладно, мои дорогие! – оглядела всех Герцогиня. – Вы тут заканчивайте, а мы поедем в офис. У нас ещё куча дел. Вечером все встречаемся в ресторане.
– Каком? – спросил Валерий.
– Зачем? – спросил Глеб.
– Закатим небольшой банкет в мою честь! – сказала Герцогиня. – А в каком – Валерий Вадимович позже всем сообщит.
– Ладно. –  кивнул Валерий.
– И не забудь Алёну Георгиевну пригласить тоже.
– Хорошо.
– Её?! Ни за что! – возмутилась Даша.
– И вас обязательно. – улыбнулась ей Таисия Михайловна. – Тебя и Гавриила.
– Нас? Тоже?! – закричала Даша в восторге. – Тогда ресторан я сама организую!
– Неужели?
– У неё мама – ресторатор. – пояснил Гаврик.
– Ну вот и прекрасно. – сказала Таисия Михайловна. – Всё, ребята, едем!

Чёрный «форд» так удачно занял место на автостоянке, что трое сидевших в его салоне людей могли наблюдать без всяких помех, как из торгового центра вышла женщина в черном стильном платье и двое сопровождавших её мужчин.
Как только они сели в свою «тойоту», водитель «форда» включил зажигание, и, когда «тойота» выехала на проезжую часть, «форд» уже привычно последовал за ней на расстоянии нескольких автомобилей.
Двое девушек и мужчина, сидевшие в салоне «форда», молча и как будто без эмоций глядели вперёд.
Но мысли, которые владели их объединённым сознанием сейчас, существенно отличались от тех мыслей, что руководили их действиями ещё совсем недавно.


Глава двадцать седьмая
ВО САДУ ЛИ, В ОГОРОДЕ

Микроавтобус был уже совсем рядом с поворотом к «Ясной зорьке». Теперь в его салоне царила тишина, потому что трое пассажиров любовались четвёртым – Верочкой.
Она сидела на своём месте, восторженно тараща глаза и прижимая к себе Книгу с видом маленькой девочки, получившей на день рождения самую желанную на свете игрушку.
– Она со мной разговаривает!.. – прошептала Верочка.
– А почему мы не слышим? – спросила Марина.
– Потому что она только со мной разговаривает!
– Почему только с тобой?
– А у нас секретики! – хлопая глазками, ответила Верочка. – И ещё она со мной играет!
Она развернула Книгу и показала остальным.
Её верхняя доска приобрела нежный розовый цвет и надпись: «Будущей мамочке Верочке. Ценные советы».
Верочка хихикнула.
Геннадий Иванович улыбнулся, и нежно поцеловал Верочку в щёчку.
Максим забавно хрюкнул.
Марина вздохнула и сказала:
– В общем, вы нашли друг друга!
– Ага! – закивала Верочка головой, сияя ещё сильнее.
В салоне раздался сигнал вызова.
– Слушаю! – нажал Геннадий Иванович кнопку ответа.
– К какому дому едем? – спросил водитель.
– Двадцать восемь! Прямо на берегу озера! – еле слышным шёпотом ответил Максим.
– Двадцать восемь. На берегу озера. – повторил Геннадий Иванович.
– Понял. – сказал водитель.
Геннадий Иванович отключил внутреннюю связь и сказал Максиму:
– А шепчете вы зря, Максим Александрович. Мои водители ко всему приучены и ничему не удивляются!
– Ну, всё равно… – смущённо пробормотал Макс.

Микроавтобус остановился перед домом номер двадцать восемь, и все четверо пассажиров вышли на покрытую разноцветной плиткой площадку.
Точнее, трое вышли своими человеческими ногами, а Максим в резвом прыжке приземлился на площадку всеми четырьмя копытцами. Марина, правда, пыталась подхватить его на руки, но он ей не дался.
Оказавшись на площадке, Максим ещё несколько раз подпрыгнул, как будто проверяя качество укладки плитки.
– Ваша, Максим Александрович? – спросил его Геннадий Иванович.
Максим только молча кивнул ему в ответ.
Он всё ещё стеснялся водителя.
А тот, может быть, и заметил, что этот поросёнок – не совсем обычный, но виду не подавал.
Выглянув со своего места через открытое боковое окно, он спросил Геннадия Ивановича:
– Мне ждать тут?
– Нет, Борис, езжай. На сегодня всё, свободен.
– Спасибо, Геннадий Иванович! – обрадовался водитель.
И, плавно тронув микроавтобус с места, тут же укатил прочь.
Только когда он скрылся с глаз, Марина спохватилась:
– Ой, а как же мы потом вернёмся?
– Куда? – невозмутимо спросил её Геннадий Иванович.
– Ну, в город…
– А зачем нам в город? Завтра, как и сегодня, выходной. А наш с Верочкой дом, если что, тут совсем рядом, пешочком дойдём. Тем более, по такой–то красоте!
Марина захлопала на Геннадия Ивановича глазами.
Он с лёгкой иронией улыбнулся ей в ответ.

Насчёт окружающей красоты Геннадий Иванович был совершенно прав.
Главной достопримечательностью и преимуществом «Ясной зорьки» было почти идеально круглое большое озеро, окаймлённое со стороны жилой зоны уютной прогулочной набережной, с которой можно было спуститься по ступенькам к пляжу из мелкой гальки.
Жилая зона охватывала озеро примерно на две трети длины его окружности, пятью радиальными улицами и семью – поперечными, по которым был свободный проход и проезд к набережной и от неё.
Со стороны оставшейся трети совсем близко к озеру подступал смешанный лес.
Изначально, когда здесь только планировалось развернуть жилое строительство, было много настойчивых предложений никакую набережную не устраивать, а дома для самых избранных разместить прямо по берегам озера, чтобы к воде могли выходить только их хозяева.
Но Геннадий Иванович все подобные предложения отверг ещё на стадии их появления, и теперь к озеру мог свободно выйти любой желающий из местных жителей, а также их гостей.
Хочешь – гуляй по набережной.
Хочешь – купайся в озере.
А не хочешь гулять и купаться, но любишь отдохнуть в лесу – так вот тебе и лес, проход и проезд к которому с любой стороны жилой зоны был тоже совершенно свободным.
Но ещё два года назад здесь было не озеро, а фактически болото, берега которого были загажены самовольными свалками, а воды – промышленными стоками от расположенного неподалёку промпредприятия. К счастью, предприятие было полностью демонтировано и перенесено отсюда в новую, специально созданную обширную промзону, более подходящую для такого рода деятельности.
Как только это случилось, был проведен тендер на проект преобразования и застройки всей этой местности, в котором и победил Алтунин с его «Новым берегом».
Во всяком случае, именно такая история рождения «Ясной зорьки» буквально только что утвердилась в памяти Геннадия Ивановича. Он до мельчайших деталей помнил, как идея жилого посёлка у этого озера пришла ему в голову, и как ему пришлось преодолевать массу официальных и неофициальных препятствий на пути её реализации.
Теперь, когда «Ясная зорька» была уже практически полностью застроена, казалось очень странным, что здешнее озеро едва не стало настоящим болотом.
Ведь оно было проточное, поскольку питалось небольшой речушкой, а лишнюю воду из него отводили несколько небольших весёлых ручьёв, протекавших через лес и дальше опять впадавших в речку. Поэтому в озере водилась рыба, которую периодически разрешалось вылавливать рыбакам–любителям, но только в установленные дни и только со стороны леса.
В «Ясной зорьке» было не принято, чтобы рыбаки удили рыбу, где попало и когда попало.
И вообще, за соблюдением внутреннего распорядка тут следил местный совет, сопротивляться решениям которого, во избежание вылета из этого прекрасного места, категорически не рекомендовалось.
Но местное законодательство было разработано в процессе длительных обсуждений со всем местным сообществом, поэтому его законы и уложения были приняты и одобрены всеми живущими здесь людьми.
Ну а тот, кому это законодательство было не по нутру, сюда и не стремился.

– Ах, как же, всё–таки, здесь хорошо! – воскликнула Марина, оглядываясь по сторонам. – Я хочу тут жить!
– Никаких проблем, Марина Викторовна. – кивнул ей Алтунин. – Хотите – значит, будете!
– Геннадий Иванович, вы что, серьезно?! – изумилась Марина.
– Конечно. Несколько коттеджей в посёлке ещё не нашли своих хозяев. Выбирайте, какой вам приглянется, а остальное уже детали!
Марина от удивления открыла рот и забыла его закрыть.
Макс, глянув на неё, весело хрюкнул.
– Так, Максим Александрович, что дальше? – обратился к нему Геннадий Иванович.
– Ну, я… Это… Надо, это… – вдруг растерялся Макс, хлопая глазками.
– Впрочем, что я спрашиваю? – спросил сам себя Алтунин. – Мы ведь с Серафимой Николаевной прекрасно знакомы!
– Знакомы? – спросил Максим в крайнем удивлении.
– Ну, само собой! Я же председатель здешнего совета, а она – активная общественница! – уже в полной вере в свои слова, заявил Геннадий Иванович.
Он решительно шагнул к двери в металлической ограде и позвонил.
Макс от волнения опять хрюкнул и переступил на месте ножками.
Марина бросила на него взгляд, и вдруг наклонилась, и быстро подхватила его на руки.
– Тсс!.. – сказала она ему раньше, чем он успел возмутиться.
Все молча ждали. Геннадий Иванович у дверей, Верочка рядом с Мариной, всё ещё прижимая Книгу к своей груди, Марина с Максом у неё на руках.
К дверям долго никто не подходил.
– Ну где, где она?! – воскликнул Макс.
– Эх, надо было позвонить с дороги, как же я не догадался! – сокрушенно сказал Геннадий Иванович.
И тут послышался звук быстрых шагов и двери открылись.
За ними все увидели женщину на вид лет пятидесяти, в стареньком летнем сарафане и косынке, с руками, испачканными землёй.
Вид у женщины был цветущий, глаза весёлые, но на незваных гостей она посмотрела с недоумением.
– Здравствуйте, Серафима Николаевна! – галантно поздоровался Алтунин.
– Здравствуйте, Геннадий Иванович! – ответила женщина. – Что–то случилось?
– Нет, ничего не случилось. Просто я не додумался вам предварительно позвонить, что мы собрались нанести вам визит.  – извинительно ответил Алтунин. – А это вот, знакомьтесь, моя жена, Вера! Вы ведь ещё не встречались.
– Здравствуйте, Вера! Очень рада вас наконец–то увидеть!
– Здравствуйте, Серафима Николаевна!
– А это – наш самый бесценный кадр, Марина Викторовна Корзун! – продолжал Геннадий Иванович. – О ней я вам рассказывал.
– Здравствуйте, Марина Викторовна!
– Здравствуйте, Серафима Николаевна!
– И, это… – начал было опять Геннадий Иванович, ещё даже сам не понимая, что он хочет сказать о Максе.
Но Серафима Викторовна, заметив Макса, быстро подошла к нему и с удивлением спросила:
– Максим? Что это с тобой? С чего ты вдруг в таком виде?..
Максим от ошеломления сначала на миг потерял дар речи, потом смешно сморщил пятачок, и, наконец, выдавил:
– Здравствуй, мама. Как ты меня узнала?
– Ну, Максюша, золотой ты мой! Я ж всё–таки твоя мама! Почему я не должна была тебя узнать? – ответила Серафима Николаевна, даже всплеснув руками от удивления.

Примерно через два часа Марина и Максим сидели на веранде дома его мамы, и наблюдали за тем, как Серафима Николаевна проводит курс «огородника–садовода» для Верочки и Геннадия Ивановича.
Марина сидела за столом, попивая чаёк с мёдом из большой фаянсовой кружки, которая ей очень понравилась, а Макс лежал прямо на столе, поджав под себя ножки и время от времени пошевеливая хвостиком.
Рядом с Максом, ближе к краю стола, лежала Книга, которая сейчас выглядела как старинный семейный фотоальбом, обтянутый тёмно–синей плюшевой тканью. Она по–прежнему не издавала ни звука, так что даже не верилось, что совсем недавно она устроила настоящую истерику в берёзовой роще.
Серафима Николаевна, Верочка и Геннадий Иванович неторопливо ходили по обширному участку, аккуратно засаженному с одной стороны кустами малины, смородины, облепихи, с другой – раскидистыми яблонями, грушами и вишнями. На краю участка располагался парник, а всё пространство посередине было отдано огурцам, помидорам, моркови, гороху, фасоли и прочим овощам.
– Какие у вас помидоры, уже совсем красненькие! – восхищалась Верочка, вкусно хрумкая молодой морковкой. – И когда только они успели созреть?
– А я их еще в апреле высадила в парник, вот они и выросли на славу. – объясняла Серафима Николаевна. – К тому же это раннеспелый сорт. Называется «Ранний гигант».
– То–то я смотрю, какие они здоровенные! – сказал Геннадий Иванович.
– Ну, Гена! Что за неприличные слова?! – смущалась Верочка.
– И ничего не неприличные. Самые обычные.
– А клубника у вас, значит, это… как её… Ремон… Ремонт?.. – спрашивала Верочка, уже доев морковку и вожделённо глядя на огромные ягоды на соседней грядке.
– Ремонтантная. Угощайтесь!..
Верочку долго уговаривать не пришлось.

– И как это с таким аппетитом она ещё не лопнула? – тихонько сказал Макс Марине.
– Она в положении. Пусть ест! – сказала Марина. – Или тебе жалко, что тебе меньше достанется?
– Да ничего мне не жалко! Я удивляюсь просто!
– Ты сам только что умял целый тазик овощей! – напомнила Максу Марина.
– Да ладно тебе! Ну какой там тазик?.. Так, большая миска! – миролюбиво сказал Макс, чувствуя в животе очень приятное чувство наполненности.
Они с Мариной вновь принялись наблюдать за мастер–классом Серафимы Николаевны.
Сейчас она что–то говорила Верочке, приподнимая листья и усики клубники, и одновременно как бы между прочим подавая Верочке ягоду за ягодой, которые та с неимоверной скоростью съедала.
– И всё–таки я до сих пор не могу поверить в то, что вижу собственными глазами... – задумчиво сказал Макс.
– Во что ты не можешь поверить? В то, что они так быстро нашли общий язык?
– Нет. В то, что я вообще вижу маму живой. – очень серьёзно ответил Макс. – И не просто живой, а именно такой, какой я с детства мечтал, чтобы она была.
Марина посмотрела на Макса изумлённо.
– Что значит – с детства мечтал? Она у тебя такая, какая есть! Очень гостеприимная, обаятельная и совсем ещё не старая женщина!
– Да, не старая, совсем, совсем не старая. – медленно повторил Макс. – И прекрасная хозяйка, и активная общественница, как утверждает Геннадий Иванович…
Марина посмотрела на Макса вопросительно.
Он ответил ему внимательным взглядом.
И от этого взгляда что–то произошло у Марины в сознании.
Ей вдруг почудилось, что на самом деле ничего этого нет – ну, то есть, ни этого дома, ни этого сада, ни вообще всех домов и садов вокруг этого дома и озера, и что даже само это озеро по–прежнему представляет из себя зловонное болото, покрытое тиной и окружённое многочисленными кучами разного мусора.
И, раз ничего этого нет, значит, нет и этих милых людей в саду, и нет Макса рядом с ней, и её самой здесь тоже нет, а сидит она сейчас у себя дома и уныло сёрфингует по интернету.
И так будет продолжаться день за днём и год за годом. Всю жизнь! Болото будет гнить и отравлять своими миазмами всю округу, эти люди никогда не встретятся, желания их не исполнятся, а Марина так и будет влачить своё одинокое существование в тоске, без жизни, без любви.
Свет померк в её глазах, а голову пронзила тупая боль. 
Марине сделалось жутко.
– Нет! – шёпотом воскликнула она Максу, почему–то едва видя его. – Я не хочу! Нет! Макс, ну пожалуйста! Пусть всё будет, как есть сейчас!
– Не кричи. – спокойно отозвался Макс, тут же моментально проявляясь, всё в том же своём комбинезончике, с милым розовым пятачком, большими ушами и маленьким хвостиком.
Марина, увидев его полностью и совершенно отчётливо, едва не задохнулась от счастья. На глаза ей набежали горячие слёзы.
– И не реви. – добавил Макс недовольным тоном. – Терпеть не могу бабских слёз!
– Я не баба! – шмыгая носом и вытирая глаза подвернувшимся кухонным полотенцем, сказала Марина. – Я молодая женщина! Даже, можно сказать, девушка!
– Она молодая девушка… – вдруг произнесла каким–то сонным голосом Книга. – А ты не реви!
Макс и Марина удивлённо воззрились на Книгу.
– Я сущность! Я личность!.. Я естество, объединяющее суть всех исходных веществ, состояний и сил!.. – торжественно, но ещё более сонным голосом продолжала Книга. – И теперь я завершена!.. И что есть – то есть, и пребудет так, как есть, в небесах, на суше и на море, в мире приключений, отныне и присно, и во веки веков, еженощно и каждодневно, а также ежеквартально и ежегодно, и вовсе не корысти ради, а токмо волей пославшей мя жены… Хррр!..
Книга громко всхрапнула, как пьяный извозчик, и замолчала.
Марина и Макс переглянулись.
Книга опять всхрапнула и добавила уже совсем тихим голосом:
– Главное, помните, дети, что вы всегда должны соблюдать отчётность! И тогда всё ва–аще будет хорошо… Хрр… Хррррр…
– Уснула, бедняжка! – сочувственно сказал Макс. – Притомилась…
– Всё–таки у этого создания – поразительное чувство юмора. – сказала Марина. – И она умеет найти правильные слова!
– Ой, какой котик! – донёсся до них голос Верочки.
Марина и Макс посмотрели в её сторону.
В сад откуда–то проник огромный черный котяра с белыми лапами и белой манишкой, спокойно сел на тропинке между грядок и стал смотреть на чуть не прыгающую от восторга Верочку.
– Это Теодор. – представила нового посетителя Серафима Николаевна.
– Он ваш? 
– Нет, он гуляет сам по себе! – засмеялась Серафима Николаевна. – Обходит всех соседей, и каждый старается угостить его чем–нибудь вкусненьким. Он очень хорошо себя ведёт, ничего не портит, не гадит!.. Я вон там завела для него специальную грядку с огурцами.
– Он ест огурцы?!
– И с большим аппетитом. Иди Теодор, иди, угощайся! Там подросла парочка новых, крепеньких!..
Теодор коротко мявкнул, выразив благодарность хозяйке, и, степенно переступая лапами, направился к предназначенной для него грядке.
– А можно посмотреть, как он их ест? – попросила Верочка.
– Можно. Только совсем близко подходить не надо. Теодор не любит, когда за ним так уж пристально наблюдают.
Верочка, Геннадий Иванович, направляемые Серафимой Николаевной, тихонько пошли за Теодором.
Марина вновь перевела взгляд на Макса.
– Кажется, я начинаю догадываться, что ты написал в Книге… – сказала она.
Макс глубоко вздохнул.
– Да, думаю, догадываешься… – пробормотал он. – Я ведь очень её любил! Люблю, то есть!
– Все дети любят своих родителей. – заметила Марина. – Особенно мам!
– А своего отца я и не видел никогда. – сказал Макс. – Он нас бросил, когда я был ещё совсем маленький. И совсем пропал из нашей жизни. Никогда больше не появлялся.
– Как это грустно! – воскликнула Марина.
Макс опять глубоко вздохнул и сказал:
– А маму я похоронил две недели назад.
Марину как будто ударили камнем по голове.
– Что?! – завопила она шёпотом, чтобы не привлекать внимания остальных. – Что ты сказал?!
– Что слышала. – спокойно сказал Макс.
– То есть, это…
– Да. Да. Конечно, это было в той реальности, которой теперь нет, и я очень надеюсь, что…
Макс вздохнул, немного помолчал и тихонько начал рассказывать:
– Она очень хороший человек, очень. Так было там и так остаётся здесь. Её все очень уважали и любили. Всегда. Везде. А уж я–то её любил… люблю… просто больше жизни. Но, видишь ли…
Макс вздохнул сокрушённо и продолжал:
– Она медсестрой работала. Она была очень хорошей медсестрой. И после дежурства любила выпить за компанию с другими медсёстрами и врачами. Ну, что!.. Спирт всегда доступен, главное, как сказала Книга, правильно вести отчётность. Вот и пристрастилась постепенно. Я себя помню лет с трёх, и она тогда уже была хроническим алкоголиком. Запои, приступы белой горячки, когда она носится по квартире, гремит, шумит, кричит что–то кому–то, а я не могу уснуть… Что самое поразительное, работу она не бросала, и коллектив её поддерживал, в смысле, не поощрял, а воспитывал, тянул, чтобы она уж совсем не скатилась на самое дно… Она и не скатывалась, но всё время срывалась. И вот я уже тогда начал мечтать, что вырасту, заработаю денег и вылечу её!
Макс грустно усмехнулся.
– Когда я заканчивал школу, она ещё и на «колёса», в смысле, на таблетки разные подсела. То есть тогда она стала уже не только алкоголиком, но и токсикоманом. Да…
– Ой, смотрите, Теодор понёс огурец! – воскликнула Верочка. – Он кого–то хочет угостить? У него тут есть жена?
– Есть! И не одна! – засмеялась Серафима Николаевна.
– Кгхм! – кашлянул Геннадий Иванович.
Серафима Николаевна опять засмеялась.
– И вот я вырос, – продолжал Макс. – И с деньгами у меня правда всё наладилось, и я даже неоднократно устраивал её в самые продвинутые, самые престижные клиники. Но всё было бесполезно… Не реви, я тебе сказал!
– Я не могу не реветь! – всхлипнула Марина. – Мне очень её жалко! И тебя тоже!.. То есть теперь я вижу, конечно… И всё равно!..
– В общем, так всё тянулось и тянулось, – продолжал Макс, – пока, полмесяца назад… В этом своём состоянии она была… На улицу она зачем–то пошла, ночью, вроде и машин мало было... Да только водитель ведь не виноват, если ему горит зелёный, а её выносит на красный, и прямо под машину!
– Ой! – с ужасом воскликнула Марина.
– Одно хорошо, что не мучилась она. Погибла сразу. Похоронил я её и прямо света белого не взвидел. Всё не мог себе простить, что в ту ночь меня рядом с ней не было… Потому и переехал из города жить в вагончик. Видеть никого не мог, встречаться тоже ни с кем желания не было, ну а работать–то надо. Тогда Книга и начала мне сниться и со мной разговаривать.
– Верной дорогой идёте, товарищи! – пробормотала сонным голосом Книга. – Жить стало лучше, жить стало веселей!
Макс и Марина посмотрели на неё и улыбнулись друг другу.
Марина вновь принялась вытирать свои красные глаза кухонным полотенцем.
– Так что в том своём желании, при лунном свете, я взял, да и описал во всех деталях свою детскую мечту. – снова заговорил Макс. – Что вот, мол, мама у меня живая и здоровая, и никаких спиртных напитков и нехороших таблеток не употребляет, и живёт не в однокомнатной своей хрущёбе, а в собственном красивом доме в красивом месте, с садом, огородом, окружённая всеобщим почётом и уважением.
– Ах, Серафима Николаевна, ну как вы этого добились? – прозвучал звонкий голос Верочки. – Всё у вас растёт, всё такое аппетитное, такое нарядное! У меня так не получается!..
– Ну, Верочка… – сказал Геннадий Иванович.
– Не переживай, милая! – утешительно отвечала Серафима Николаевна. – Ты же ещё совсем молодая, научишься. Приходи ко мне, я тебе всё покажу и расскажу!
– И вы к нам приходите! Мы же тут совсем недалеко живём!
– Хорошо, приду. Обязательно. А сейчас, пойдёмте, я вам ещё что покажу!
– Что, Серафима Николаевна, что?..
– А вот пойдём, и увидишь!
Максим и Марина проследили за ними взглядом, и Макс заговорил опять.
– Так что, как только я превратился в поросёнка, так сразу и понял, что моё желание исполнилось. И тогда я со всех ног рванул сюда. Долго пришлось бежать… Конечно, в той реальности этого дома и вообще всего этого посёлка не было…
– Не было!.. – эхом повторила, передёрнув плечами, Марина.
– Но почему–то я совершенно точно знал, куда бежать, и где находится мамин дом. В общем, добрался я сюда к утру, и спрятался в огороде, чтоб её дождаться. Всё тогда так странно выглядело…
– Странно?..
– Да. Полупрозрачное какое–то всё было, как будто невесомое, неощутимое… А потом Теодор этот заявился, и попытался прогнать меня с моей позиции.
– И что ты сделал? – спросила Марина, невольно улыбнувшись.
– Я ему показал, кто тут главный! – бодро ответил Максим. – Он и отвалил. И вот после этого всё тут стало наполняться красками, звуками и запахло так хорошо!.. Я две морковки выкопал и съел, гороху зелёненького пощипал, да!..
Макс довольно хрюкнул.
– Кстати, обрати внимание, все уверены, что этому посёлку два года, а яблони и груши в саду уже вон какие рослые!
– А что, они не могли так вырасти за два года?
– Да нет, конечно! Ты что?!
Тут Марина хитро улыбнулась, и, подавшись к Максу, сказала:
– Хотя, если честно, меня совершенно не удивляет, что тут так всё растёт. Да–да!
И она поцеловала Макса прямо в пятачок.
Макс порозовел от удовольствия.
И продолжал.
– В общем, я сидел вон там, под кустиком, у огуречной грядки. Из–под другого кустика меня Теодор сверлил глазами. Ну, я ж не знал, что это его грядка!
– Макс, ты что, ел кошачьи огурцы? – возмутилась Марина.
– Да один всего! Я пить хотел. Я утолил им жажду. Вот. Ну а потом из дома вышла мама! Вся такая живая, цветущая, вся прямо такая, как я только в своих мечтах видел, и тут я, это…
Голос Макс дрогнул, и он отвернулся.
– Давай я вытру тебе мордочку! – сказала Марина заботливо.
И принялась вытирать глазки Максу всё тем же кухонным полотенцем.
– Ой, кажется дождик начинается! – воскликнула Верочка. – Марина, это ты наколдовала?!
– Я ничего не наколдовывала! – ответила Марина громко, откладывая полотенце в сторону. – Оно само!
– Пойдёмте быстрее в дом! Пойдёмте! – пригласила своих гостей Серафима Николаевна.

Проводив «тойоту», в которой находились Герцогиня, Валерий и Андрей, до самого офиса «Культуры века», чёрный «форд» поехал в «Ясную зорьку». К тому времени Геннадий Иванович, Верочка, Марина и Макс уже были в гостях у Серафимы Николаевны.
 Мужчина и двое девушек, ехавших в «форде», по–прежнему молчали, но это не означало, что они не общались между собой. Просто они не нуждались в том, чтобы говорить вслух и уже не думали о преследовании других автомобилей и людей. Зато мысли всех троих были сейчас заняты неким пустяшным, но приятным делом, и потому на их лицах была одинаковая предвкушающая улыбка.
Чтобы подготовиться к этому делу, водитель «форда» подрулил к одному из универсамов, оказавшихся на пути, и одна из девушек сходила за покупками.
К «Ясной зорьке» «форд» подъехал, никого не таясь. Оставив автомобиль на стоянке у начала набережной, все трое направились в лес. Пакет с покупками был у них при себе.
Лес был очень живописен. Здесь вперемешку росли сосны, кедры, осины, ели, лиственницы, берёзы, шиповник, облепиха и ещё какие–то цеплючие кустарники, через которые можно было пробраться вперёд только ценой рваной одежды. 
Но трое людей через кустарники не полезли, а пошли по едва заметной тропке в обход, пока не оказались на очень уютной полянке, поросшей густой травой.
Когда они вышли на полянку, с другого её края появился большой черный кот с белыми лапами, который нёс в своей пасти отгрызенный им с собственной грядки огурец.
Это был Теодор, разумеется.
Увидев людей, он замер на месте, изучающе глядя им в глаза. Люди переглянулись, и одна из девушек серьёзно кивнула коту.
Теодор явно кивнул ей в ответ и скользнул по траве в сторону пышного куста шиповника с уже начавшими зреть ягодами. Трое людей осторожно направились за котом.
У корней этого куста была нора, едва видимая среди зелени.
Подойдя к норе, Теодор, не выпуская огурца из пасти, издал низкий урчащий звук. Из норы тут же вылезла упитанная трёхцветная кошка и замурлыкала, приветствуя гостя.
Теодор положил перед ней огурец, тоже замурлыкал, и они с кошкой как следует облобызали друг друга. 
После этого кошка громко мяукнула, и из норы один за другим выбрались четыре разноцветных котёнка, месяцев двух от роду, которые на огурец не обратили никакого внимания, зато начали играть со своим отцом, с Теодором, то есть. Понаблюдав за этой сценой любовным материнским взглядом, кошка принялась грызть огурец.
К этому овощу Теодор приучил кошку ещё в пору весенних ухаживаний, когда Серафима Николаевна угощала их огурцами из теплицы. А в лесу кошка стала жить потому, что однажды была тут на охоте и ей приспичило рожать. Эта удобная нора под кустом шиповника подвернулась очень кстати.
Нора была барсучья, которую её бывший хозяин оставил, перебравшись по какой–то причине на другой край леса, во вторую свою нору. Вскоре он, правда, заявился сюда с целью инспекторской проверки временно оставленной недвижимости, но нарвался на кошку, которая за своих ещё слепых котят была готова порвать кого угодно. Два хищника крупно поговорили, и кошка победила, а барсук ретировался, чтобы больше здесь не появляться.
В просторной и тёплой норе кошке, у которой пока не было имени, очень нравилось, к тому же в лесу не было проблем с пропитанием. Во–первых, по краям леса было много мышиных нор. Во–вторых, кошка прекрасно умела охотиться и на маленьких птичек. Во–третьих, Теодор приносил ей не только огурцы. И, в–четвёртых, он тоже был прекрасный охотник.
Так что котята у этих родителей были такие же пушистые и упитанные, как и они сами.
В разгаре лета в лесу – просто благодать!
Но и будущая осень, а затем и зима, это кошачье семейство тоже нисколько не пугали. С наступлением холодов Теодор планировал привести свою супругу и потомство в дом к Серафиме Николаевне, нисколько не сомневаясь, что она пристроит всех котят в добрые руки.
Пока котята устроили кучу малу с Теодором, одна из девушек подошла к кошке поближе и из своего пакета вынула подарки – четыре мягких игрушки.      
Кошка оставила огурец, обнюхала каждую игрушку, и затем громко замяукала, подзывая котят. Те подбежали и принялись возиться с игрушками.
Теодор и его супруга посмотрели на людей и дружно замурлыкали.
Это означало, что подарки благосклонно приняты.


Глава двадцать восьмая
МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЁЙ

Как только самолёт набрал высоту, все пассажиры бизнес–класса, кроме мистера Смита и Шимански, надели выданные стюардессой очки и наушники для сна, и вскоре уже крепко спали.
Мистер Смит бросил на них пренебрежительный взгляд и сказал удовлетворённо:
– Терпеть не могу всяких зевак!..
– Ну, они сейчас уже не зевают, а спят!.. – попытался пошутить Шимански, хотя на самом деле настроения шутить у него не было.
Сейчас он чувствовал себя уже не так отвратительно, как некоторое время назад в зале ожидания, но всё–таки не совсем так, как привык чувствовать себя обычно.
Он вёл здоровый образ жизни – не курил, не пил лишнего, много времени проводил в тренажёрном зале и очень гордился своим спортивным телом и отличной физической формой. В голове его тоже всегда царила полная ясность, как залог его постоянной готовности к энергичному и продуманному действию.
Он ведь умел не только очень хорошо выполнять приказы, но и проявлять инициативу, особенно в таких ситуациях, когда от его смекалки и смелости зависела жизнь связанных с ним людей и его собственная.
Так что Эдвард Шимански отнюдь не считал себя маленьким винтиком огромного механизма.
Он считал себя ключевой деталью в этом механизме.
Или, по крайней мере, одной из его ключевых деталей.
Душа у него тоже всегда была на месте – в том смысле, что он, в принципе, никогда о ней не думал. В детстве он регулярно ходил с родителями в церковь, но вырос человеком не религиозным, и такие понятия как «бог», «божественный», «богоугодный» и тому подобные, никак не отзывались в его душе.
Зато он знал, что родился не просто в самой лучшей, а исключительной стране, самим её богом призванной править всеми остальными странами и народами Земли. Конечно, это знание закладывалось ему в голову с раннего детства хорошо продуманной системой обработки мозгов, в которой государственные и частные учебные заведения, некоммерческие организации, шоу–бизнес и кинопроизводство действовали удивительно слаженно. И, тем не менее, это знание он воспринял как истину в первой инстанции и сделал своим собственным кредо, которым поверял любое своё действие и всю свою жизнь.
И в самом деле, зачем прикладывать какие–то особые усилия для того, чтобы выработать своё индивидуальное мировоззрение, если оно уже кем–то выработано и предлагается тебе в законченном, детализованном и полностью готовом к употреблению виде? С ингредиентами, идентичными натуральным?..
Это удобно, очень удобно.
В детстве Эдварду Шимански очень нравилось читать книжки и смотреть фильмы о секретных агентах, которые всеми средствами распространяли набор базовых ценностей его страны в других странах, не таких цивилизованных и вовсе не исключительных.
В этих странах эти агенты делали всё, что угодно – обманывали, подкупали, соблазняли, интриговали, убивали, разрушали государственные учреждения, заменяли плохих президентов хорошими, и при этом всегда оставались безнаказанными.
Это было чертовски приятно!
Так что в скауты в соответствующем возрасте Эдвард Шимански поступил совершенно осознанно и стал лучшим разведчиком в своём отряде. Не случайно уже тогда на него обратили внимание очень серьёзные дяди из Национального университета разведки, куда ему и предложили поступить, когда он заканчивал хай–скул.  В университете он проявил себя просто прекрасно и считался одним из самых перспективных студентов.
Что и подтвердилось на практике.
Получив диплом, так сказать, магистра тайных дел, Шимански очень быстро стал одним из лучших агентов того подразделения, которое возглавлял мистер Смит.
И вот уже десять лет он являлся его «правой рукой».
А всё потому, что они оба, мистер Смит и Шимански, были очень похожи не только внутренне, но и внешне, с поправкой на разницу в возрасте. Они были в полной мере наделены смелостью, решительностью, изворотливостью, хладнокровием, умением скрывать свои мысли и чувства, были очень умны, наблюдательны, дъявольски работоспособны и отлично знали, как обвести вокруг пальца даже самое придирчивое начальство.
Так что в общем и целом друг для друга мистер Смит и Шимански были очень понятны и предсказуемы, что очень важно в той непростой среде, в которой они делали карьеру. В течение многих лет в их сплочённой паре руководитель всегда знал, чего ему следует ждать от подчинённого, а подчинённый знал, как будет в каждой конкретной ситуации действовать его руководитель. На этом держались не только их служебные, но также и личные взаимоотношения.

Но теперь всё изменилось.
Шимански перестал чувствовать себя самим собой, а мир вокруг себя – таким, каким он был раньше, устойчивым и понятным.
Какая уж тут устойчивость, когда этих миров стало, как минимум, два!
Один, прежний и привычный, остался, видимо, только в головах Шимански и мистера Смита.
Другой – меняющийся, непривычный, непредсказуемый – бурлил и развивался вокруг них. И чего–то в нём теперь явно не хватало, чего–то очень существенного. В то же время, что–то в нём добавилось, или, может быть, многократно усилилось – из того, что в нём было раньше, но до сих пор не проявлялось так отчётливо, и не преобладало над всем остальным.
Шимански мучительно думал над этим, но никак не мог уловить сути уже произошедших и ещё происходящих изменений, как будто весь его огромный жизненный опыт, наблюдательность и профессионализм тоже изменились и уже ничего не значили в нынешних обстоятельствах.
Он искал ключ к разраставшейся вокруг головоломке, но не мог его найти, он прислушивался к самому себе и не слышал ни одной ясной мысли, он ощущал в себе вместо привычной уверенности предательскую растерянность, и потому мучительно страдал, как заика, который не может спокойно выговорить даже самое простое слово.
Но когда Шимански смотрел на мистера Смита, то видел, что тот, напротив, как будто всё такой же, каким был раньше – хладнокровный, хотя и взрывной, потому что холерик, убеждённый в своей правоте и точно знающий, чего он хочет, и что надо делать, чтобы добиться того, чего он хочет.
И, однако, теперь мистер Смит явно был уже не совсем такой, как прежде.
Или совсем не такой.
Откуда у него способности сенса?
Раньше ведь их не было!
Или он их просто тщательно скрывал?
А если он их скрывал, да ещё такое долгое время, то зачем?
Что он задумал?..

Шимански бросил на мистера Смита осторожный взгляд.
А тот вдруг повернулся к нему и сказал, будто прочитав его мысли:
– Эдвард, вы зря так терзаетесь! Мы с вами как раз и летим на ту сторону, чтобы всё сделать, как было, и даже лучше, чем было!..
И губы мистера Смита искривились в странной и зловещей усмешке, больше похожей на гримасу.
Именно тогда Эдвард Шимански впервые поймал себя на том, что мистер Смит начинает его пугать – и даже не как человек, внезапно отталкивающе изменившийся, а как стихийное бедствие, которое самым фатальным образом может проявиться в самый неожиданный момент.

– Всё дело в том, Эдвард, что они больше не боятся. – всё с той же гримасой, дёргая лицом, вдруг сказал мистер Смит.
– Что? Они?.. Чего они не боятся?
– Прежде всего, самих себя.
Мистер Смит многозначительно посмотрел на Шимански.
– Самих себя, Эдвард! – повторил он со злостью. – А ведь именно на этом страхе построена не только вся наша цивилизация, Эдвард, но и всё наше искусство!
– Шоу–бизнес?
– Да нет же, Эдвард! Именно искусство, а не всякий там кич! – вскричал мистер Смит. И продолжил более спокойно: – В этом смысле, кстати, самым лучшим агентом влияния был Вильям Шекспир.
– Так ведь его же не было, как мы знаем…
– Это не имеет значения, что его не было! Кто–то же там всё равно был! Да пусть хоть сам дъявол! И, скорее всего, это так и есть! И уже не важно, сам ли он был автором тех пьес, или просто водил рукой того, кто их писал…
Мистер Смит опять осклабился в своей жуткой гримасе.
– Сладостная игра гибельных страстей, которую этот копьём трясущий так впечатляюще изобразил! – воскликнул он с лихорадочным блеском в глазах. – Неукротимая алчность и одурманивающая ревность, гнилостная похоть и гнусные прелюбодеяния, вероломство, предательство, жестокие убийства!.. И наслаждение, наслаждение всем этим! Такое наслаждение, которое доводит публику почти до оргазма, и она рукоплещет, и кричит «браво», и вызывает актёров на «бис», до глубины души проникаясь всеми изображёнными ими мерзостями, и после спектаклей растекается по домам, чтоб такие же мерзости творить с родными и близкими, наполняя шкафы в своих жилищах смердящими скелетами!..
Эту длинную тираду мистер Смит произнёс, сжав кулаки и раскрасневшись, и выглядел сейчас, как Макбет, Ричард III, Отелло и даже мать принца Гамлета вместе взятые.
Шимански не понял, почему его шеф так яростно набросился на великого английского драматурга и поэта, и примирительно сказал:
– Вообще–то комедий Шекспир написал больше, чем трагедий. И ещё у него есть масса стихов о любви…
– А, бросьте, Эдвард! – перебил его мистер Смит. – Любовь, смех, стишки эти… Чепуха! Че–пу–ха! Главное – страсть! Вот что по–настоящему руководит миром, даже когда он несётся прямо в пропасть!
– А он сейчас несётся в пропасть?
– Наш с вами мир совершенно точно несётся именно туда! – ответил мистер Смит убеждённо, и, откинувшись на спинку своего кресла, неожиданно прикрыл глаза и затих.

– Эдвард! – сказал он через минуту. – Где ваш планшет? Быстро подключитесь!
– Зачем?
– Сейчас оттуда будет прямая трансляция, нам надо посмотреть! – сказал мистер Смит нетерпеливо.
Уже ничему не удивляясь, Шимански подключился и зашёл на нужный ресурс.
Сначала на экране появилось изображение конференц–зала, наполненного множеством людей разных национальностей и цвета кожи, одетых кто во что горазд. Затем камера крупным планом показала очень пожилого голубоглазого блондина, который что–то очень сердито кому–то говорил, опираясь на спинку стула левой рукой и бурно жестикулируя правой.
Камера вновь сдвинулась и показала тех людей, к которым обращался этот человек.
Их было трое: молодая женщина невероятной красоты в длинном белом платье, всклокоченный юноша в очках и подтянутый мужчина лет сорока, с короткой стрижкой и умным ироничным взглядом тёмно–карих глаз.
Увидев женщину в белом платье, мистер Смит сначала покраснел, потом позеленел, потом посерел, и, наконец, закричал:
– Таа?!.. Нет, не она!.. Значит, это её сестра! Но где же сама Таа?..
Шимански почти не услышал этих криков, потому что всё его внимание отвлёк на себя кареглазый мужчина.
– Игорь Введенский! – ошеломлённо пробормотал Шимански. – Что он там делает?

А Игорь Степанович Введенский терпеливо слушал обвинения профессора Ингварра Ола из Академии наук Норвегии.
Профессору было уже хорошо за восемьдесят, но он в полной мере сохранял не только крепость тела и бодрость духа, но и тот воинственный пыл, который великолепно соответствовал как его имени, так и унаследованной им крови его буйных предков–викингов.
– Это прямо тоталитаризм какой–то! Наследие административно–командной системы! – кричал профессор. – Вы кулуарно принимаете решения и просто ставите нас перед фактом! И никаких совещаний, никаких консультаций с заинтересованными лицами, никакого уважения к работающим здесь учёным, многие из которых широко известны во всем мире, между прочим! 
Выкрикивая свои обвинения, профессор возбужденно рубил рукой воздух по направлению к генералу Введенскому.
Игорь Степанович представил себе меч или хорошую дубину в руках профессора, подумав, что в этом случае защититься от возбужденного потомка викингов будет затруднительно.
Хотя…
В руках подготовленного бойца крепкий стул с металлическими ножками мог бы стать неплохим орудием защиты. Интересно, насколько прочно сделаны эти стулья?
И Введенский так, на всякий случай, подвигался на своём стуле, прикинув заодно расстояние до профессора, который продолжал кричать не только очень громко, но и очень напористо:
– Я уже отправил несколько писем! В вашу Академию! В нашу Академию! В ваше правительство и наше правительство! Я даже написал жалобу в вашу федеральную службу безопасности, на ваше возмутительное поведение, господин генерал! ГУЛАГ по вас плачет!..
– По вам. – кротко поправил профессора генерал.
– Что?.. – нахмурился профессор.
– Нормы русского языка. – сказал Введенский.
– Не перебивайте меня! – закричал профессор. – Так вот, я заверяю вас, что в конце концов добьюсь доступа возглавляемой мной группы высокопрофессиональных, ответственных, прекрасно подготовленных учёных к сокровищу Валгаллы! Уррхх!
Последнее междометие напомнило Введенскому также и о том, что среди предков профессора Ола было много воинов–берсерков, перед битвами вводивших себя в состояние повышенной злобности. Для этого они использовали всякие подручные средства.
К примеру, грызли края своих щитов, пока на их губах не выступала пена пополам с кровью.
Это их очень заводило.
Интересно, спинка стула профессору Олу вместо щита сгодится?..
Тут Введенский уловил предупредительный взгляд Варвары. Она, скрывая свою улыбку, едва заметно покачала головой.
Это жест от потомка викингов не укрылся.
Он посмотрел на Варвару, и сказал ей с поклоном, уже гораздо более спокойным голосом:
– А вам, госпожа Хранительница, я должен выразить своё крайнее удивление! Я не понимаю, как вы можете, обладая вашим... э… жизненным опытом, вашими способностями и вашими прерогативами, идти на поводу у простого смертного!
– Игорь Степанович Введенский – вовсе не простой смертный. – спокойно ответила профессору Варвара.
– В каком смысле – не простой? – подозрительно сверкнув глазами, спросил профессор Ол.
– В том смысле, что он наделён здесь исключительными полномочиями относительно безопасности. И я никогда не оспариваю тех решений, которые принимает Игорь Степанович в рамках этих полномочий. – миролюбиво продолжала Варвара.
– А я никогда не успокоюсь!.. – начал было профессор, но вдруг закашлялся.
– Мы вас очень хорошо понимаем, господин Ол. – воспользовавшись этим моментом, вступил в разговор Костик, ибо третьим из сидящих на возвышении был, разумеется, он. – Но то устройство, которое известно под названием «сокровище Валгаллы», пока слишком опасно. Поэтому ещё какое–то время доступ к нему будет ограничен.
– И какое же это будет время, позвольте поинтересоваться? – ехидно осведомился учёный–берсерк.
– Сейчас сложно сказать. Мы работаем над этим…
– Ах, вам сложно сказать, молодой человек?! – ядовито осведомился профессор Ол. – Тогда я вам скажу, что в норвежском языке существует довольно много понятий, которые соответствуют прекрасному русскому слову «молокосос»!
Костик сокрушённо вздохнул, и Введенский в очередной раз поразился его умею терпеливо переносить подобные выпады неудержимого потомка северных воинов.
Варвара, взглянув на профессора, укоризненно покачала головой.
Игорь, сделав глубокий вдох–выдох, заговорил:
– Господин профессор, мы вас выслушали, и теперь я прошу вас присесть.
Профессор фыркнул, встряхнул головой, но всё–таки сел.
– Я напомню всем присутствующим историю так называемого «сокровища Валгаллы». – продолжал Введенский. – В одиннадцатом веке нашей эры его выкрал у майя вождь викингов Роальд Волосатый, который первым добрался сначала до Северной, а потом и до Южной Америки. Разумеется, тогда эти континенты у местных народов назывались совершенно по–другому.
– Не выкрал, а добыл!.. – сердито подал голос со своего места профессор Ол.
Варвара опять укоризненно посмотрела на профессора и приложила палец к губам.
– Мы пока не поняли, для чего древние майя создавали это устройство – снова заговорил Введенский, – но они сумели аккумулировать в нём энергию солнца в невероятных объёмах. Фактически это и есть аккумулятор, работающий на основе пока не установленных нами принципов. Накопленная энергия всё ещё находится в нём. И устройство способно время от времени испускать мощные импульсы. К счастью, не само по себе, а если с ним неосторожно обращаться. Одного такого импульса вполне достаточно, чтобы стереть с лица земли целый город. Профессору, как и всем присутствующим, это отлично известно.
Ингварр Ол в ответ сердито повёл головой, но промолчал.
– К сожалению, мы всё ещё не знаем, каким образом это устройство включается. – продолжал Введенский. – Но результаты прошлого случайного включения были фатальными.
– Но ведь тогда обошлось без человеческих жертв! – запальчиво крикнул профессор.
– Обошлось. – кивнул ему Введенский. – Вот только вершины горы Фудзияма в Японии больше нет. И это стало настоящей национальной трагедией для целой страны.
Профессор по–мальчишески шмыгнул носом, однако вновь промолчал.
– Разумеется, «сокровище Валгаллы» в качестве оружия нас абсолютно не интересует. – сказал Введенский. – Но зато с его помощью, а также с помощью устройств, созданным по такому же принципу, можно было бы, например, эффективно защищать планету от астероидов и очищать околоземное пространство от космического мусора. И, разумеется, оно очень интересует нас в качестве аккумулятора. Вот тут ваша помощь, и помощь ваших сотрудников, уважаемый господин профессор, будет просто бесценной.
– И в расшифровке того, как им управлять, мы движемся. – подхватил Костик. – Медленно, шаг за шагом, но движемся.
– Как сапёры, разминирующие очень сложное, очень коварное минное поле. – поддержал Костика Введенский. – Так что, уважаемый профессор Ол, прежде чем к работе приступит ваша группа учёных, работу с «сокровищем Валгаллы» сначала закончит наша группа специалистов...

– Выключите! – раздражённо сказал мистер Смит. – Выключите!
И, покрутив головой, добавил язвительно:
– Ну надо же, в качестве оружия оно их не интересует!
– Вы думаете, генерал Введенский лжёт? – спросил Шимански, убирая планшет.   
– Да в том–то и дело, что не лжёт! – воскликнул мистер Смит. – Вот она, Эдвард, отвратительная особенность этой новой реальности. Боевой генерал занимается вопросами безопасности! И не интересуется оружием! Это просто кошмарный сон любого кадрового военного! Да и любого руководителя любой нормальной страны!
– Игорь Введенский уже генерал? – задумчиво повторил Шимански. – Он сделал великолепную карьеру!..
Мистер Смит покосился на Шимански и сказал:
– Он получил новое звание после той операции в Сирии. После той самой операции, Эдвард.
Шимански промолчал и только слегка дёрнул губами. Та операция в Сирии оставила у него очень неоднозначные воспоминания, и о деталях произошедшего он предпочитал особенно не распространяться.
– Кстати, Эдвард, как вы думаете, почему Введенский вас тогда всё–таки не ликвидировал? – вдруг спросил мистер Смит.
Шимански, с трудом сохранив невозмутимое выражение лица, вопросительно взглянул на шефа.
Тот усмехнулся снисходительно и сказал:
– То есть вы предполагали, что, если вы не доложили мне обо всём детально, сам я об этом не узнаю?..
– Я доложил обо всей операции в общих чертах. – немного подумав, сказал Шимански. – К тому же она была признана успешной. Так что я посчитал возможным некоторые детали опустить.
– Что толку от успешной операции, если была провалена вся кампания!.. – пробормотал, скривившись, мистер Смит. – И ведь даже не в этой, а ещё в той реальности…
Он пожевал губами, обдумывая какую–то мысль.
И, пристально глядя в лицо Шимански, повторил свой вопрос:
– И всё–таки, Эдвард, почему он вас тогда не убил? Хотя располагал для этого всеми возможностями? Вы думали над этим?
– Думал. И очень много. – был вынужден признаться Шимански. – Но… Я не знаю, почему…
– Знаете. – убеждённо заявил мистер Смит. – Просто не хотите в этом признаться ни себе, ни мне.
Шимански промолчал.
А мистер Смит, глядя в пространство, принялся вспоминать:
– Игорь Введенский – один из самых опытных и опасных противников, с которыми нашей службе приходилось сталкиваться в самых разных точках в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Не зря же он проходит у нас под кличкой «Чёрный ворон». Там, где появляется Игорь Введенский, жди больших неприятностей! И он ведь на самом деле сорвал нам несколько очень хорошо проработанных акций. Ну, не он один, конечно, со своими сотрудниками. И, тем не менее…
Мистер Смит криво усмехнулся и продолжал:
– В конце концов он так меня достал, что я решил его убрать. Несколько лет назад, когда у нас только стали появляться сенсы… Вы помните эту историю, Шимански?
– Да, конечно. 
–  Я привлек одного из наших самых опытных полевых агентов, дал ему на помощь двух самых сильных сенсов, и отправил их втроём на одного полковника Введенского. И больше, как вы знаете, мы об этих людях ничего не слышали…
Лицо мистера Смита искривилось в такой неприятной гримасе, что Эдварда Шимански внутренне передёрнуло.
– Так что на убийство Игорь Введенский очень даже способен! – констатировал мистер Смит. – Особенно если нападает не он первый. Или же когда это целесообразно. Вот как в случае с вами.
Мистер Смит усмехнулся прямо в лицо Шимански, и тому вдруг страшно захотелось… ну, не то, чтобы убить своего шефа, а взять за горло и немного подержать, чтобы он заткнулся.
Но Шимански этого не сделал, и потому мистер Смит продолжал беспрепятственно рассуждать дальше:
– И вот однажды складывается такая ситуация, что один из наших агентов дал маху и подставился…
Шимански скривился.
– …и с точки зрения чистоты всей операции, для другой стороны было абсолютно целесообразно этого агента убрать. Но та сторона, то есть полковник Введенский, этого не сделал. Да ещё и дал понять, что он там был и мог снять вас, как зайца!..
Желание придушить своего шефа у Шимански стало таким сильным, что у него даже дёрнулись руки. Мистер Смит увидел это конвульсивное движение, но только вновь снисходительно усмехнулся.
– И вот я иногда думаю, дорогой Эдвард, почему же он так поступил? Из милосердия? Может быть! Они очень странные, эти русские. Прощение, раскаяние, милость к падшим… Достоевский у них в крови! Но это было бы ещё не самое страшное.
Мистер Смит вновь пристально взглянул в глаза Шимански и медленно повторил:
– Да, это было бы не самое страшное!..  А вот если он не убил вас потому, что рассчитывал на вас в будущем, то это, Эдвард, и есть самое страшное!..
Шимански непроизвольно сжал и разжал кулаки.
Мистер Смит опять усмехнулся.
Некоторое время шеф и подчинённый обжигали друг друга взглядами.
– К чему вы клоните, сэр?.. – выдавил, наконец, из себя Шимански.
– Ну, разумеется, я имел в виду вовсе не ваше возможное предательство и переход на ту сторону. – спокойно пояснил мистер Смит. – А нечто в более широком смысле, в гораздо более широком…
– Я вас не понимаю.
– И прекрасно. Не понимайте и дальше. – вдруг сказал мистер Смит.
И, откинувшись на спинку кресла, замолчал.
Шимански немного расслабился, гадая про себя, зачем его шефу понадобилось завести этот разговор именно сейчас. Просто потому, что так совпало? Или же он хочет дать ему некий знак? Предупредить о чём–то?..
И тут, опять в такт его мыслям, но глядя в пространство, мистер Смит сказал:
– Мы летим с вами в очень опасное место, Эдвард. Очень опасное! Они и до этого были загадочными ребятами, эти потомки скифов, а сейчас и вообще непонятно, чего от них ожидать.
С этими словами мистер Смит повернулся к Эдварду Шимански, и, многозначительно глядя ему в глаза, добавил:
– Ведь именно там, на той стороне, и находится источник этой новой реальности, которая сейчас поглощает наш с вами мир, Эдвард. Именно там!..


Глава двадцать девятая
МИР В ЛЕСУ

День уже начал клониться к вечеру, когда Игорь и Варвара закончили свои дела и решили выйти на поверхность. Пока они поднимались в лифте, Введенский ожидал, что они окажутся в том же безлюдном вестибюле с девятью дверьми, но неожиданно оказалось, что вестибюль превратился в громадное помещение со множеством столов, уставленных компьютерами, за которыми сидели мужчины и женщины разных рас, национальностей и возраста, а вокруг них толпились другие мужчины и женщины, которые непрестанно разговаривали и спорили друг с другом на самых разных языках. Не меньшее количество людей сидело на стульях, креслах и диванах, там и сям расставленных по залу, и тоже о чём–то непрерывно говорило и спорило, отчаянно жестикулируя, так, что от всего этого в зале царил невообразимый гам.
Казалось бы, шумнее здесь быть уже не может, но вдруг почти одновременно открылись двери сразу несколько лифтов, и оттуда в сопровождении своих воспитателей вывалилась целая орава детей, тоже самых разных рас и национальностей, которые ещё в лифтах громко обменивались впечатлениями от экскурсии. Выйдя в зал, и оценив уровень шума, дети с громкого разговора перешли на дикий крик, и замахали руками даже ещё отчаяннее, чем присутствующие в зале взрослые.
Многие из них на мгновение замолчали и заулыбались детям, но затем вновь повернулись друг к другу и продолжили свой шумный обмен мнениями, ухитряясь даже как–то понимать друг друга.
Введенский целую минуту оторопело глядел на этот тарарам, пытаясь понять, как такие грандиозные перемены могли произойти, пока они были внизу, но тут в его памяти что–то щёлкнуло, и он вспомнил, что, собственно, здесь всё так и происходит уже довольно длительное время.
Ведь Хранилище – это огромный международный центр, в котором работает и с которым сотрудничает неимоверное количество народу, и люди в этом зале являются только малой частью тех его сотрудников и посетителей, которые бывают в Хранилище ежедневно.
И, как только он вспомнил это, кто–то удовлетворённо хихикнул у него в голове, и каким–то разболтанным голосом забормотал что–то о сущности, личности и вечности, выдав затем уже полную ахинею о сложных взаимоотношениях между формой и содержанием всех вещей, самым отчётливым выражением которых, оказывается, является классический силлогизм, нашедший своё блестящее воплощение в средневековом сонете, современном рунете и статье профессора Башибузукидзе из третьего нумера «Академического вестника» за 1839 год.
Закончил свое выступление голос пафосным утверждением о том, что это ведь огромное счастье – жить в эпоху перемен!
«Вон из моей головы!» – мысленно приказал голосу Введенский.
«Так я же ничего такого!..» – отозвался голос. – «Я же просто, чтобы развлечь, отвлечь, утешить, настроить, поддержать!»
«Вон, я сказал!..»
«Хорошо, хорошо, никаких проблем! Уже удаляюсь!» – послушно отозвался голос, но вдруг запел с интонацией Лидии Руслановой «По диким степям Забайкалья, где море бушует у скал…»
И только после этого, постепенно затихая, голос оставил голову Введенского в покое.
Варвара, идя рядом с Игорем к выходу, тихонько прикоснулась к его плечу и сказала:
– С этим приходится мириться. Тем более, она и в самом деле искренне старается помочь, особенно тем людям, к которым относится с особым уважением!
Хотя Варвара сказала это не очень громко, на неё обратили внимание все присутствующие, и, пока она и Введенский шли к выходу, люди расступались перед ними и говорили друг другу: «Это Хранительница! Сама Хранительница и Генерал!», причём ухитряясь произносить оба этих слова с большой буквы.
У самых дверей Игорь сказал, слегка сердясь:
– Тебе, конечно, мириться с подобным не впервой. А я привык получать информацию, а также помощь и утешение обычными, знаешь ли, традиционными способами!
– То есть нетрадиционные способы тебя не интересуют? – лукаво улыбнувшись, спросила его Варвара.
– Па–апрашу без этих шуток! – солдафонским голосом ответил Игорь, тараща глаза, а на самом деле вновь пребывая в полном очаровании от её улыбки.
Они вышли наружу.
Оглядевшись по сторонам, Введенский облегчённо вздохнул.
– Что, рад, что вырвался на волю? – сочувственно спросила у него Варвара.
– И не только этому я рад!
– А чему ещё?
– Ну, тому, что хотя бы тут всё изменилось не так радикально!
И в самом деле, небольшой уютный двор с цветниками перед маленьким домиком сменился обширной площадью с яркой длинной клумбой посередине. По обеим сторонам от клумбы шёл длинный ряд скамеек со спинками, на которых можно было уютно отдохнуть, любуясь цветами и слушая трели птиц, доносившиеся из окружающего леса.
Но и только.
– А чего ты ожидал? – спросила Варвара.
– Ну, я уже начал думать, что тут забабахано что–то вроде Версаля или Петергофа. – признался Введенский.
Варвара тихонько засмеялась.
– Нет, мы тут всё–таки не излишествуем. – сказала она. – Хотя могли бы. При наших–то ресурсах и внимании к нам мировой общественности!
– Да уж, мировая общественность… На смену полной секретности! – сказал Введенский. – Эти стремительные перемены с трудом укладываются в моём сознании!
– Но ведь укладываются же! Потому что ты обладаешь умением помнить о нескольких реальностях, которые сменили друг друга. – заметила Варвара. –Большинство людей способно воспринимать только ту реальность, которая является для них единственно существующей.
Что–то в её словах обеспокоило Введенского, но он не смог сразу сформулировать для себя, что именно, и только вздохнул.
Варвара бросила на него быстрый внимательный взгляд, но тоже промолчала.
Они прошли вдоль всей клумбы, и затем повернули не к основному входу, а к боковой двери в чугунной ажурной ограде.
– Моя небольшая привилегия! – сказала Варвара, открывая дверь прикосновением руки. – В этом нашем муравейнике личное пространство Хранительниц принято всё–таки оберегать. Идём!
Они прошли через дверь, и оказались в том же сосновом лесу, через который Игорь шёл к Хранилищу сегодня утром.
Здесь как будто ничего не изменилось. Те же мощные деревья по сторонам, та же земля и хвоя, и узенькая тропинка под ногами.
Только откуда–то доносились голоса детей, и ещё какие–то звуки. Прислушавшись, Игорь понял, что это.
Он вопросительно взглянул на Варвару.
– Да–да, оно самое! – улыбнулась та. – Дети, собаки и лошади личному покою Хранительниц не мешают.
Они неторопливо пошли по тропинке вперёд. С каждым их шагом голоса детей и животных становились всё слышнее.
– Но пока здесь только одна Хранительница. Ты. – заметил Игорь. – Твоя сестра не спешит являться сюда.
– Она занята своими делами.
– Такими же, как то, в сквере?..
– Нет, другими. Личными.
Варвара улыбнулась загадочной улыбкой.
– Она, видишь ли, кое–кого встретила…
– Неужто мужчину своей мечты?
Варвара быстро взглянула на Игоря, и тут же отвела взгляд.
– Ну, это тоже может быть… – сказала она после небольшой паузы. – Хотя ещё не ясно.
– Понятно.
– Что тебе понятно?
– Что пока ещё ничего не ясно.
И Введенский тоже напустил на себя непроницаемый вид.
Варвара рассмеялась тем лёгким смехом, который так ему нравился.
– С каждым разом у тебя получается всё лучше! – одобрила она.
– Ну, с кем поведёшься!.. – развёл руками Игорь.
Варвара опять рассмеялась и взяла его под руку.
– Моя сестра встретила своих родственников. – сказала она. – Точнее, потомков. Мужчину и девочку.
– Вот как! Потомков. Они же и современники. И много их у неё?
– Видимо, да. Но она никогда не занималась такими подсчётами. Всё всегда происходит случайно…
– По воле самого Провидения?
– Вот именно. И теперь она хочет помочь укреплению наметившихся линий.
– Хм! И к чему они ведут?
– К лучшему, мой герой. Только к лучшему!
– Хотелось бы надеяться…
– Но великой битвы всё равно не миновать. – закончила Варвара неожиданно серьёзно.
Сердце гулко ударило в груди Введенского.
– Да, я это чувствую! – признался он. – Всё время чувствую.
Тут его поразила некая мысль.
– Я понял! – воскликнул он. – Я понял, почему я помню предыдущие реальности! Я помню их потому, что они всё ещё сильны, а эта реальность, в которой мы находимся сейчас, ещё недостаточно укрепилась! И те, прошлые, могут вернуться в любой момент.
Варвара медленно кивнула.
– Да. Именно так. Но не только. На смену всем этим реальностям может прийти совершенно другая.
– Другая?
– Да. Такая, которая будет означать гибель всего этого мира.
– Но ведь Книга завершена! – возразил Введенский. – Мне доложили!
Варвара мягко улыбнулась, как взрослая в ответ на какое–то наивное утверждение ребёнка.
– Да, Книга завершена. – сказала она. – Но в мире есть ещё кое–кто, кому очень не нравится всё происходящее. И он уже близко.
Игорь резко остановился и сказал, требовательно глядя в глаза Варваре:
– Кто это? Где он сейчас? Его нужно остановить!
Варвара покачала головой.
– Игорь, видишь ли, мы не знаем, кто это. Мы только чувствуем его приближение.
– Только это? Со всеми вашими способностями?
– Ну, он тоже обладает немалыми способностями.
– Он что, из вашего народа?
– Нет, он просто один из тех, кто когда–то был с моей сестрой.
На лице Варвары появилась странная усмешка, какой Игорь ещё ни разу у неё не видел.
Он нахмурился, осознавая услышанное.
– Так это, получается, если мужчина был… Э… С кем–то из вас… То есть, это, извини, с твоей сестрой!.. Он, это… Того?..
– Совершенно верно. – спокойно кивнула Варвара. – Он приобретает определённые способности. Особенно если была любовь…
Введенский вновь нахмурился, чувствуя, как в нём вскипает раздражение и гнев.
– Любовь! – вскричал он. – Или что–то другое?!
Варвара прерывисто вздохнула и посмотрела на Игоря умоляюще. В глазах её блеснули слёзы.
– Прошу тебя, пожалуйста, не осуждай мою сестру! – воскликнула она. – Она ведь всего лишь женщина! Особенная, но женщина! Она всегда искала любви, мечтала о любви, стремилась к любви! Именно к любви, а вовсе не только… ну… к этим удовольствиям!
– Но ведь и ты – женщина!.. – мягко сказал Игорь, беря Варвару за руки. – И тоже особенная! Почему ты не поступала так, как твоя сестра?
Варвара опустила глаза и тихо произнесла:
– Я? Да, конечно, я тоже… Но я…
Она вновь подняла глаза на Игоря и закончила уже совершенно спокойно:
– Просто у каждой из нас – своё собственное предопределение.
– Фатализм. – сказал Игорь. – Сплошной фатализм!
– Ну, нет! Всё гораздо сложнее… – начала было Варвара, но тут что–то зашумело в густой поросли мелких сосёнок, мимо которой они проходили.
– Ага! – сказал Введенский. – Опять Костик пожаловал!
Варвара рассмеялась, одновременно вытирая глаза рукой.
Они стали молча ждать, пока за сосёнками кто–то топал, пыхтел и фыркал.
Но на этот раз это был вовсе не Костик.
Первой из зарослей на упитанном рыжем пони выехала девочка лет восьми–девяти, в жокейском костюме.
Вслед за ней выехал мальчик лет четырёх–пяти, в джинсах и курточке,  «лошадкой» которому была здоровенная кавказская овчарка.
Введенский быстро сделал шаг вперёд, закрывая собой Варвару.
– Игорь, прекрати! – сердито сказала Варвара, снова становясь рядом с ним.
Все шестеро воззрились друг на друга.
Девочка хлопала глазами, пони что–то жевала, овчарка смотрела на Игоря и Варвару, наклонив голову, как будто раздумывая, в кого первого вцепиться, а у мальчика вид был немного отстранённый и слегка растерянный.
В чертах его лица были ясно видны признаки синдрома Дауна.
– Ой, здрасьте! – воскликнула девочка. – Да вы не бойтесь! Бахар вас не тронет! Она добрая!
– Она? – переспросил Введенский, настороженно глядя на овчарку.
– Бахар – девочка. – сказала юная всадница. – На азербайджанском языке её имя означает «весна, красавица, умница».
– Да уж! Красавица она, конечно… – пробормотал Введенский.
– Рррр! – сказала Бахар дружелюбно.
– Умница… – повторил мальчик.
И лицо его вдруг озарилось такой солнечной улыбкой, что Введенский и Варвара непроизвольно заулыбались ему в ответ.
Мальчик протянул руку и почесал свою «лошадку» за ухом.
– Рррр! – ответила ему Бахар с очень довольной интонацией.
– Вот, слышите! – гордо сказала девочка. – Димочка теперь всё лучше говорит и всё чаще! А сначала он совсем не хотел разговаривать. И не шёл ни к кому. Только ко мне пошёл! Вот.
– Наверное, ты ему очень понравилась. – сказала Варвара.
– Да! – закивала головой девочка. – Мы теперь с ним брат и сестра.
Игорь и Варвара переглянулись.
– А меня зовут Аля. – сказала девочка. – Полное имя – Алевтина. А это – Люси.
Аля похлопала пони по крупу.
Та в ответ звучно проглотила то, что жевала и улыбнулась, показывая большие зубы.
– Между прочим, Бахар только Димочку катает. Больше никого! – с ещё большей гордостью сказала Аля.
– А меня зовут… – начал Введенский.
– Я знаю! – перебила его Аля. – Вы – Игорь Степанович Введенский. Генерал–майор! Герой России! У нас про вас был классный час! А вы – Хранительница, и вас зовут…
– Тсс! – поднося руку к своим губам, сказала Варвара. – Это секрет!..
Девочка засмеялась.
– Аля! Дима! Вы куда ускакали? – раздался издали женский голос. – Ну–ка, быстро сюда! Нам пора возвращаться. Скоро ужин!
– Это Натальиванна! Наш тренер и воспитатель. Её тут все лошади и собаки слушаются! – сказала Аля.
– А дети? – спросила Варвара.
– И дети тоже. – улыбнулась Аля. – Ну, мы поедем тогда!
– Конечно. – кивнула ей Варвара.
– Ой, я сейчас всем расскажу, что встретилась с самой Хранительницей и Генералом! – радостно воскликнула Аля. – До свидания!
– До свидания! – сказал Димочка.
– Ррр! – вежливо попрощалась Бахар.
Люси еще раз улыбнулась.
И дети уехали.
– До свидания! – сказали Игорь и Варвара им вслед.
– Ой, ребята, кого я сейчас видела! – зазвенел голос Али уже издалека.
Варвара повернулась к Игорю, и, с улыбкой глядя ему в глаза, продекламировала:
– У нас про вас был классный час!
– Да уж! – вздохнул Введенский. – Плывут пароходы – привет генералу! Летят самолёты – привет всё туда же!..
– А что? По–моему, всё прекрасно! – заявила Варвара. – На твоём примере воспитывается подрастающее поколение!
– А секретность – где? – спросил Игорь сокрушённо. – Никакой же нет секретности, если про меня рассказывают на классных часах!
– Да зачем она тебе нужна, эта секретность? – заметила Варвара. – Секретность должна быть, когда есть страх, когда все боятся всего на свете, и ждут гадостей каких–нибудь друг от друга. А когда страха нет, то и секретность не нужна!
– Хм! Это какая–то новая идея. – сказал Введенский. – Мне надо её как следует осознать.
– Кажется, я от тебя что–то подобное уже слышала… – улыбнулась Варвара.
Они пошли по тропинке дальше, некоторое время сохраняя молчание.
– Но какие милые детки, правда? – сказала Варвара.
– Детки замечательные, да. Брат и сестра, надо же!
– Ну да, у них там прямо настоящие семейные отношения. Это очень благотворно влияет…
– У меня в детстве тоже был пёс. – задумчиво сказал Игорь. – Дворняга. Не такой огромный, как эта Бахар, но тоже довольно крупный. Его звали Джульбарс. И он тоже меня катал, только не на спине, а на санках, за верёвку.
– Здорово!
– Все пацаны мне завидовали. Впрочем, Джульбарс их тоже катал. Он любил с нами веселиться… Ага! Это что, твой дом?
Они вышли на опушку леса.
И впереди, в центре обширной поляны, под сенью двух пышных берёз, красовался дом–сказка из оцилиндрованных брёвен – в два этажа, крытый красной металлочерепицей, с двумя открытыми верандами, на первом и втором этажах, главным входом через нижнюю веранду, малым боковым крыльцом, и большими решетчатыми окнами.
Введенский смотрел на дом с тоской и завистью. Проведя изрядную часть жизни в служебных квартирах и гостиницах, он привык к их стандартному уюту, но всегда мечтал именно о таком доме, большом, семейном, наполненным любовью и счастьем.
– Да, это мой дом. – с гордостью сказала Варвара. – Но и твой тоже. Мы ведь муж и жена!
– Что?! – ошеломлённо повернулся к ней Игорь. – Как это?!..
И тут, разумеется, в его голове что–то щёлкнуло, и он понял.
– Как ты это сделала? – спросил он, чувствуя, что сердце его просто тает от блаженства.
– Я ничего не делала! – честно глядя ему в глаза, ответила Варвара. – Оно само!..
– А, это… – забормотал Игорь, не зная, как правильно сформулировать. – Ну, это… Я имею в виду, что…
Варвара улыбнулась, подалась вперёд и шепнула ему на ушко:
– Нет, милый! Первая брачная ночь будет у нас с тобой сегодня!
И, опять подавшись назад и смущённо глядя ему в глаза, она жгуче покраснела.
Игорь, чувствуя, что тоже неудержимо заливается краской, подался к Варваре, крепко обнял её…
И они соединились в долгом страстном поцелуе.
Правда, Игорю показалось, что кто–то в его голове очень довольно хихикнул, но он решил не обращать на это внимания.


Глава тридцатая
УКРЕПЛЕНИЕ ЛИНИЙ

Даже с точки зрения женщины, которая могла быть одновременно загадочной ледяной Герцогиней и чрезвычайно располагающей к себе Таисией Михайловной, но на самом деле носила имя Таа и была одной из Сестёр-Хранительниц, это место выглядело довольно необычно.
В одной части просторного зала с высоким потолком стояли под углом друг к другу два мольберта с большими картонами, заляпанными, как показалось Герцогине, разноцветными пятнами.
Рядом с мольбертами располагалась глыба мрамора, на подставке перед которой лежали инструменты скульптора.
Над мольбертами и глыбой на тонких лесках, на такой высоте, что, казалось, протяни руку – и дотронешься до них, парили ярко раскрашенные волшебные птицы и огромные бабочки, склеенные из бумаги и тонких деревянных дощечек.
В другой части зала были изящно расставлены несколько плетёных из ротанга столов, сервированных к ужину, с придвинутыми к ним такими же креслами, а вдоль стен этого зала тянулись полки, уставленные кувшинами, вазами, фигурными бутылями, статуэтками, куклами ручной работы и множеством самых разных безделушек, которые так и хотелось взять в руки, чтобы рассмотреть получше.
– Это что, мастерская? Здесь работает художник? Скульптор? И одновременно это ресторан?.. – спросила Дашу не то Герцогиня, не то Таисия Михайловна, как будто не решив, кем больше она сейчас предпочитает быть. – Высокое и вкусное – рядом! Хм…
Даша в ответ посмотрела на Герцогиню задумчиво и неожиданно сказала даже не столько своей гостье, сколько самой себе:
– Нет, когда вы кажетесь ледяной и насмешливой, вы мне больше нравитесь!
– Правда? – улыбнулась Герцогиня. – Вот такой?
И она напустила на себя ледяной вид.
Даша посмотрела на неё оценивающе и сказала:
– Пожалуй! Но можно добавить чуть–чуть охры.
– В смысле, тепла? Вот так?
– Да. Теперь – совсем хорошо! Такой сегодня и оставайтесь.
Герцогиня улыбнулась:
– Я вижу, ты отлично разбираешься в живописи!
– Конечно! Я же вся в дедушку. Он у нас гений и мастер на все руки.
– Да ты что!?
– Ага. Всё, что тут находится, ну, кроме этих столов и посуды, сделал дедушка. Только этих бабочек и птичек склеила я сама. Правда, он мне помогал. Немножко…
– Наверное, твоя бабушка очень им гордится?
– Сейчас – да. Но когда–то у них были трудности в отношениях.
– Почему?
– Ну… Бабушка была очень недовольна дедушкой.
– Да, это бывает с бабушками…
Герцогиня вновь окинула взглядом мольберты и глыбу мрамора и спросила:
– Даша, можно мне посмотреть поближе, что там?
– Конечно.
Герцогиня направилась к мольбертам.
Чем ближе она подходила, тем отчётливее то, что она сначала приняла за яркие пятна, превращалось в готовые композиции.
На одной был натюрморт. Ваза с фруктами, цветы, раскрытая книжка…
На другой этот же натюрморт повторялся, но с ним происходило чудо.
Если посмотреть на него вот так – были видны яблоки, груши, букет роз.
А если этак – то натюрморт непостижимым образом превращался в пейзаж. Ваза зелёного стекла казалась лугом, фрукты – облаками, плывущими над ним, а розы горели алым светом заходящего солнца. В небе среди облаков даже были видны белокрылые птицы.
Герцогиня перевела взгляд на глыбу мрамора.
Из неё, как Афродита из пены, уже появлялась женская фигура. Можно было разглядеть намеченный контур прекрасной шеи, поднятый вверх подбородок, едва обозначившееся ушко, но лицо пока не проявилось, и только белое мраморное плечико радовало взгляд законченной совершенной формой.
– Да, твой дедушка – и в самом деле великий мастер! – сказала Герцогиня.
– Он гений. Я же говорила. – спокойно, со сдерживаемой гордостью, кивнула Даша. – И это не просто мастерская или ресторан. Это такой художественный клуб. Он очень популярный и очень дорогой.
– Да ну?
– Ага! И это уже мамина очередная идея. Она же тоже гений.
– Тоже в искусстве?
– Нет, в торговле. Как утверждает дедушка, от своих родителей, то есть от него с бабушкой, она унаследовала всё самое лучшее. Свой первый ресторан мама открыла, ещё когда училась в университете.
– А где она взяла на это деньги?
– Ну, как-то нашла инвестора. И в том ресторане она развесила по стенам дедушкины натюрморты. Бабушка утверждала, что у мамы из этой затеи ничего не получится, а у неё очень даже получилось!
– Это же здорово!
– Конечно! Между прочим, в то время дедушка, бабушка и мама влачили жалкое существование, как бабушка теперь утверждает.
– Почему?
– Дедушкины скульптуры и картины плохо продавались.
– Не может быть!
– Ещё как может! Дедушка тогда жил в своём мире. Ну, то есть, у него были проблемы с человеческими коммуникациями.
– Вот как?..
– Да. Общаться с музами у него получалось гораздо лучше, чем с обыкновенными людьми.
– Это тоже бабушка так говорит?
– Ну, да. 
– А у твоей мамы, значит, нет проблем с коммуникациями?
– У неё другая проблема. Она очень забывчивая. То телефон дома забудет, то права. Приходится её контролировать!
– Ну, это понятно.
– Так вот, когда мама открыла свой первый ресторан, с дедушкиными натюрмортами, их очень скоро пришлось менять на другие.
– Почему?
– Потому что их раскупили посетители. И с этого началась их слава в искусстве и торговле.
– То есть слава твоей мамы и дедушки, да?
– Да. И процветание. У дедушки постепенно раскупили всё, что он нарисовал и наваял до этого, мама открыла целую сеть ресторанов, а бабушка наконец–то начала жить так, как ей хотелось всегда.
Даша иронически улыбнулась.
– Я вижу, – тоже с улыбкой сказала Герцогиня, – что ты довольно снисходительно относишься к своей бабушке.
– Ну, дедушка говорит, что нужно принимать людей такими, какие они есть. А самое главное, говорит он, если бы не было бабушки, то не было бы и моей мамы, а если бы не было мамы, то не было бы вообще ничего!
– Вот тут он совершенно прав.
– Да.
Даша посмотрела на Герцогиню задумчиво.
– Таисия Михайловна, а можно вас спросить?..
– Конечно. Ты можешь спрашивать меня о чём–угодно.
– Почему вы так похожи на Таис Афинскую?
Герцогиня улыбнулась.
– Даша, но ты ведь знаешь ответ. Пусть даже он кажется тебе невероятным.
Даша кивнула.
– Ну да, сначала он мне таким и показался. Но потом я стала думать, и поняла, что это правда.
– Тогда скажи сама.
– Ну, э… Вы так похожи на Таис Афинскую, потому что вы она и есть.
– Правильно.
– А кем ещё вы были?
Герцогиня улыбнулась немного печальной улыбкой.
– Ах, детка, кем я только ни была за все эти долгие–долгие годы, что живу на белом свете!.. Столько ролей, столько образов... Прямо не жизнь, а настоящий театр! Кстати, однажды я подсказала эту мысль тому самому, которого не было… Одно только перечисление имён тех персонажей, кем я была, займёт несколько страниц. Когда–нибудь мы с тобой об этом поговорим подробно, я тебе обещаю.
– Хорошо! – серьёзно кивнула Даша.
– Но в конце концов я перестала играть кого–либо, и решила быть только самой собой.
– Это так важно, да? Быть самой собой?
– Конечно. Быть самой собой, найти себя в этой жизни – это вообще самое важное!
Герцогиня и Даша немного помолчали.
А потом Даша сказала:
– И ещё вот что интересно... Я вас только сегодня увидела, а у меня такое чувство, что я вас знаю давным–давно. Как будто мы с вами родственники.
Герцогиня медленно кивнула головой.
– То есть ты почувствовала и это тоже.
– Да.
– Значит, ты понимаешь, что мы с тобой и в самом деле родственники.
– То есть это тоже правда! – сказала Даша очень довольным голосом.
– Да. Фактически я тоже твоя бабушка, только со множеством приставок «пра».
– А с какими множеством? Ну, то есть сколько раз надо сказать «пра», чтобы точно сказать, какая вы моя бабушка?
– Детка, да разве это имеет значение? Гораздо важнее то, что через столько лет и поколений ты унаследовала от меня очень много всего.
– Ага! А чего всего конкретно?
– Ну, ты очень смелая, умная, ты можешь видеть и чувствовать то, что не могут видеть и чувствовать многие другие. И постепенно эти способности будут только развиваться.
– Здорово!
– Как и у твоего брата. Хотя у него всё происходит гораздо медленнее. Ему кое–кто мешает.
– У меня тут есть брат?! Кто это? Кто ему мешает?!
– Даша, ты знаешь ответы на все эти вопросы. И будет лучше, если ты сама их скажешь. Даже не вслух. Самой себе.
Даша насупилась, покраснела, опустила голову, немного потеребила своё платье, и, вновь подняв голову, сердито воскликнула:
– Ну, да, да! Я уже давно это поняла, ещё до того, как вы приехали! Но мы же не родные! И даже не двоюродные! И даже не троюродные!.. И я же расту! Подумаешь, двадцать лет разницы!
Она замолчала, умоляюще глядя на свою прапрапра– и так далее бабушку.
Так отрицательно покачала головой.
– Нет, моя милая. Дело совсем не в возрасте. Тем более, что для вас такая разница – это вообще чепуха. Но у каждого из вас – своя собственная линия жизни, своё предопределение, своя судьба.
– Но я ненавижу эту Алёну–Дурёну! Я прямо смотреть на неё не могу! Она ему совершенно не подходит!
– Неправда. Они очень хорошая пара. По всему видно, что они предназначены друг для друга. А у тебя обыкновенная женская ревность. Это пройдёт. Уже проходит.
– Не пройдёт! Я всю жизнь буду её ненавидеть! И не позволю ей!!
Герцогиня тихонько засмеялась.
– Нет, детка. У тебя слишком доброе сердце, чтобы так долго лелеять в нём ненависть и ревность, и мешать другим людям соединиться. Отпусти это от себя. И вот тут… Хочешь, я тебе помогу?
Даша шмыгнула носом и хмуро сказала:
– Не надо. Сама разберусь…
– Вот и прекрасно! И вообще, дорогая моя прапрапра… и так далее, внучка, тебе уже давно пора обратить внимание на кое–кого тоже совсем рядом с собой…
– Да на кого ещё?!..
– Ну, на кого!..
Даша недоверчиво захлопала на Герцогиню глазами.
– Это, что… – недовольно пробормотала она. – Гаврюшка, что ли?
– Правильно.
– Да ну! Мы же просто друзья!
– Конечно. И, тем не менее…
Даша, насупившись, опять опустила голову и пробормотала как бы нехотя:
– Ну да, он классный друг! С ним можно обо всём поговорить, даже о разных глупостях, и он никогда не будет смеяться.
– Вот, видишь? Между вами есть глубокое доверие, и это самое главное! И вы ведь больше не дерётесь, правда?
– Ага…
И, подняв голову, Даша сказала с гордостью:
– Но сначала я его здорово поколотила!
Они с Герцогиней засмеялись.
– Правда, если честно, он тогда просто не умел драться. – признала она. – Я его потом научила. В жизни же всегда пригодится!
– Ну, это точно. – кивнула ей Герцогиня. – А ещё, должна тебе сказать, хотя в Гаврике и нет моей крови, он тоже обладает кое–какими способностями.
– Какими?
– Он тоже умеет видеть. И даже, я бы сказала, проникать в саму суть вещей.
Со стороны входа в зал донеслись мужские и женские голоса. В разговор взрослых вплетался звонкий мальчишеский дискант. 
– Ну вот, они уже идут! – сказала Герцогиня.
– Веселиться будут! – снисходительно заявила Даша.
– Само собой! И это ведь прекрасно. Сегодня взрослые будут пить вино, танцевать…
– ...и целоваться, да?..
– Очень надеюсь на это.
– Фу!
– А мы с тобой и Гавриилом посидим во–он за тем столом в уголке, и поговорим за жизнь.
– И вы нам расскажете про Александра Македонского? Он ведь, это… Да?
– Расскажу обязательно.
– Здорово!


Глава тридцать первая
НОЧЬ ЛЮБВИ

Глеб открыл двери своей квартиры и сказал шёпотом:
– Входи!
– А почему шёпотом? – спросила Алёна, не трогаясь с места. – У тебя там родственники?
– Да нет! Это я от волнения. Я живу один, я же тебе говорил.
– А! Тогда ладно.
Она вошла.
Глеб тут же закрыл за ней двери, повернул в замке ключ, и включил приглушённый свет в комнате.
– Проходи!
Алёна скинула туфли, прошла в комнату и с любопытством огляделась.
– А у тебя чистенько. И уютно! – сказала она.
– Ну, почему, собственно, у меня должно быть грязненько? И вообще, я человек творческий. Потому и уютно.
– Ах, ну да, ну да!.. – сказала Алёна с лёгким ехидством. – Между прочим, я тоже человек творческий.
Глеб старательно наморщил лоб, изображая усиленную работу мысли, и взглянул на Алёну искоса.
– Это ты намекаешь, что нам надо было поехать к тебе?
– Нет! Несмотря на свой преклонный возраст, я живу с родителями, которые до сих пор считают меня ребёнком.
– Боже мой! Какой ужас! Считать ребёнком целого директора школы!
– Да хоть министра! Это ж родители. Для них что двадцать восемь, что тридцать восемь, что пятьдесят – одно и то же! И вообще, не ёрничай. А то уйду сейчас!
– Ты же только вошла!
– Ну и что?
– Ну и ничего. Ты всё равно не сможешь уйти. Я закрыл двери на ключ. И вообще, ты пьяная.
– Ты тоже.
– Я не очень. Я пил только вино, хотя мне предлагали коньяк.
– Я тоже пила только вино!
– На тебя сильнее действует. Вон, у тебя даже глаза блестят!
– Как это – блестят?
– Ну, пьяным таким блеском.
– Ой, а где зеркало?!
– Я твоё зеркало! Смотри в меня и отражайся. У–у–у!
Глеб замахал руками.
Алёна захихикала.
Глеб перестал махать руками и спросил:
– А может, это, и правда коньяку тяпнем? У меня есть!
– Нет. Я не хочу искажать свои ощущения.
– Как это – искажать ощущения?
– Ну, я же и так уже… Того!.. И не только от вина.
– А от чего ещё?
– Тебе честно?
– Конечно.
– От тебя!
Глеб заморгал глазами уже без всякой игры.
– А… Почему?..
– Потому что ты меня сегодня поразил, околдовал, очаровал, ошеломил, взбудоражил, обаял и пленил!
– Это, что… Это всё сделал я?!
– Да. Именно ты. Хотя, если честно, к сегодняшнему вечеру я уже устала и перестала ждать. Два года я оказывала тебе всевозможные знаки внимания, а ты…
– Так это были знаки внимания?! А–а–а!
– Что ты так вопишь?
– Потому что все эти два года я думал, что ты просто…
– Что?..
– Уже не важно. Ведь и ты меня сегодня очаровала, ошеломила, взбудоражила и поразила! В самое сердце!..
– Ах!
– В общем, у меня от тебя снесло крышу.
– И у меня тоже!..
– Так это взаимно?! Ура!.. Но это, там у тебя не сильно сквозит?
– Там – это где?
– Да во всех местах!
– А что?
– Ну, можно же погреться… Вон, на моей кроватке. Под одеялком!
– Ну!.. Это предложение надо как следует обдумать…
– Думать тут уже некогда! – заявил Глеб.
После этих слов их одновременно притянуло друг к другу, и они принялись сладко целоваться, одновременно раздеваясь.
Каким образом это получается у всех влюблённых в такие моменты – наука до сих пор установить не может.
Но факт!

Это было удивительно, невероятно, волшебно.
Конечно, Игорь Введенский в свои сорок с небольшим был хотя и одиноким, но таки опытным мужчиной. В молодости он был женат, а к зрелости бывал близок с разными женщинами, и с ними у него было, как водится, по–разному.
Но так, как с Варру, не было ещё никогда и ни с кем.
Они действительно сливались вместе так, что чувствовали себя единым целым.
Как капли в дожде.
Как течения в океане.
Как волны, с шумом бьющие в прибрежные скалы.
И в своих волнительных движениях, на каждом пике проникновений, их охватывало несказанное блаженство, разогревавшее их обоих как пламя изысканного напитка, с долгим–долгим послевкусием.
– Я бы сказал, это – как улей и сад, – произнёс Игорь, любуясь лицом Варру в тёплом огне светильника, – но кто–то однажды это уже сказал, так что лучше я выражусь по–другому!
И он поцеловал её чутким нежным поцелуем, в тысячный раз за эту ночь.
– А где пчёлы и где цветы? – спросил она, когда они прервались для того, чтобы вдохнуть воздуху.
– Они – везде! В тебе и во мне.
– И как они себя там чувствуют?
– Пчёлы – жужжат, цветы – благоухают!
– То есть ты не разочарован?
– Я?! – воскликнул он шёпотом. – Да ты что! Я пребываю просто на небесах от блаженства!
– Какие замечательные слова из уст моего героя! – сказала она, сияя улыбкой.
– А ты?.. – спросил он нежно, хотя уже и зная ответ. – Что ты чувствуешь? Стоило это того, чтобы ждать столько лет?..
Она в ответ улыбнулась и сказала совершенно серьезно:
– Мой дорогой, время не имеет никакого значения. Ожидание пролетело, как один миг, зато счастье длится уже целую вечность!
– Ты – необыкновенная женщина! – сказал он с жаром. – Самая необыкновенная на Земле!
– А ты – самый необыкновенный мужчина на Земле!
Он тихонько подул на её глаза.
– Это было что? – спросила она.
– Это был лёгкий ночной ветерок. У тебя очень красиво трепещут ресницы.
– Правда?.. Никогда этого не замечала.
– Главное, что я это заметил.
– Да, я уже говорила, что ты – самый замечательный мужчина на земле!
– А знаешь, что меня особенно греет? – спросил он её со значением.
– Что?..
– А то, что когда я думаю, что ты – моя жена, я улетаю ва–а–бще!..
– Милый! – воскликнула она.

Уже во второй половине ночи Валерию приснился фантастический сон – как будто он познакомился с самой необыкновенной женщиной на земле, в которую влюбился с первого взгляда, и она ответила ему взаимностью. Сначала она не выражала ничего подобного внешне, но он всё время это чувствовал, причём с каждым мгновением всё глубже и тоньше. А потом она ему помогла раскрыть в себе необыкновенные способности, о которых он даже не подозревал, и с этого момента его жизнь начала стремительно меняться, чтобы уже никогда не быть такой, какой была прежде.
Целый день они с этой женщиной ездили по городу, встречались с разными людьми, участвовали в невероятных приключениях, а потом как–то так получилось, что они оказались у неё дома, вместе, очень близко, и даже совсем близко.
И ему с ней, а ей с ним было так прекрасно, как может быть только в таком, совершенно несбыточном сне!..
Тут Валерий проснулся, и некоторое время лежал, мечтательно улыбаясь.
Эх, не просыпаться бы никогда!
И дальше жить в этом великолепном сне, который был таким реальным, объёмным, прекрасным, каким не бывает даже самая реальная реальность.
Он вздохнул…
И услышал рядом ровное дыхание другого человека.
Валерий осторожно повернул голову.
Это дышала Таа.
Она сладко спала.
И была совершенно обнажённой, как и он, потому что лёгкое покрывало, которым они были укрыты, сползло на пол, и теперь лежало там, красиво расположившись на тёмном ковре.
Видимо, из–за прохлады он и проснулся, потому что в спальне тихонько работал кондиционер.
«А где это мы?..» – подумал Валерий, ещё толком не очнувшись.
И вспомнил.
Они находились на двадцать четвёртом этаже среднего корпуса «Белого паруса», в квартире, которую, как оказалось, Таа через посредников приобрела больше года назад, когда этот жилой комплекс был сдан в эксплуатацию.
Когда Валерий удивлённо спросил её, почему именно здесь, и почему она днём им ничего об этом не сказала, она преувеличенно удивилась, и заявила, что, во–первых, она и не обязана была им об этом докладывать, во–вторых, у неё много чего куплено по всему белу свету, и время от времени бывает приятно вспомнить о такой милой безделице, как роскошная квартира в элитном жилом комплексе, особенно когда надо преклонить где–то голову на ночь.
Вот они с ней вместе и преклонили свои головы.
И не только головы.
Он знал, что в эту ночь был на высоте – ибо любой мужчина всегда волнуется на этот счёт, особенно когда ему предстоит самая первая ночь с женщиной, которая ему очень дорога.
Что же касается Таа…
Она была прекрасна!
Божественна!
Обворожительна!
Она была, как фантастический сон, как несбыточная мечта, как волшебная сказка для взрослого мужчины, который, тем не менее, всё еще верит в такие сказки.
А самое главное заключалось в том, что их ведь и в самом деле соединила сегодня не только страсть, но и любовь.
Она была у них взаимной.
Валерий чувствовал это совершенно точно.
И это уже само по себе было несказанным счастьем.
«Итак, это не сон. Это не сон!» – сказал он себе мысленно, с чувством глубочайшего духовного удовлетворения, в то время как удовлетворение физическое всё ещё отзывалось оттенками величайшего блаженства во всём его теле.
В каком–нибудь литературном произведении позапрошлого века автор бы написал по–другому: «физическое удовлетворение отзывалось оттенками величайшего блаженства во всех его членах», потому что тогда было принято выражаться так.
Это слово – «член» – имело тогда гораздо более широкий смысл, чем сейчас, в чём можно легко убедиться, если открыть словарь Даля, а ещё лучше – энциклопедический справочник Брокгауза и Ефрона.
Но времена изменились, и это самое слово, как и многие другие слова в великом и могучем обрело, к сожалению, очень низкий и даже пошлый смысл, так что теперь даже в какую–нибудь политическую партию нельзя вступить без того, чтобы тебя сразу же не обозвали этим самым словом.
А оно ведь тут ни при чём!
Совершенно ни при чём.
Валерий тихонько вздохнул, и, не удержавшись, наклонился, и поцеловал Таа сначала еле–еле чувствительно в губки, а затем, и ещё более не удержавшись, подался вниз, и принялся целовать сосочки её нежных грудей.
Левый и правый.
Правый и левый.
И снова – левый и правый.
И правый, и…
– Какой ты ненасытный! И нежный! И чуткий! – сказала она с непонятной интонацией. – Первый раз в своей жизни встречаю такого мужчину!
Он поднял голову.
Она смотрела на него со своей таинственной полуулыбкой, и глаза её мерцали в лунном сиянии, озарявшем комнату через окно.
– Я позволю себе тебе не поверить. – сказал он ей с лёгким упрёком.
– Ах, ах, какие мы церемонные! – поддразнила она его. – «Позволю себе тебе не поверить»! Так говорят только какие–нибудь учёные на своих нудных симпозиумах.
– Я бывший аспирант.
– Почему бывший?
– Ну!.. Однажды мне вдруг стало очень скучно заниматься культурологией, и я решил заняться просто культурой. К тому же, если честно, мне очень нужны были деньги.
– Ты решил заработать денег на культуре?!
– Ну, да…
– Какой ты смешной, однако!
– Тогда я так не считал… – сказал он медленно, думая над тем, как более развёрнуто аргументировать свою позицию.
Но тут он вдруг почувствовал прилив новых сил.
И решил свою позицию не аргументировать, а просто поменять.
Приподнявшись на руках, он лёгким движением оказался сверху Таа, глядя в её глаза, которые мерцали очень таинственно.
– Я бы не хотел сейчас об этом говорить. – сообщил он ей.
– А чего бы ты сейчас хотел?
– Я бы хотел… – начал он. – Тебе честно?
– Конечно! Честность всегда украшает мужчину, особенно когда он совсем голый. Да ещё и такой твёрдый!..
И тогда он ей сказал:
– Я бы хотел сейчас снова оказаться в тебе, и оставаться в тебе целую вечность!
И он тут же, к их взаимному удовольствию и радости, исполнил первую часть этого желания.
Что же касается второй его части, то, как известно, ничто не может длиться в этом мире вечно, кроме самой вечности, но зато всякое желание, особенно такое, может быть исполнено ещё и ещё раз. 


Глава тридцать вторая
ОЗЕРО И ОКЕАН

Марина проснулась от звуков душераздирающего кошачьего дуэта за окном. Каждый из «вокалистов» исполнял свою партию так самозабвенно и страстно, что стёкла слегка вибрировали.
«Яа–ауу–ауу–муррряю–ааау!..» – орал один «вокалист» в основном первым голосом, особенно проникновенно и сильно выводя самую верхнюю ноту «си».
«Мурррьяуу–ауу–аррау–иаауу–ааууу!» – орал другой в основном вторым голосом, особенно сочно выходя на самую нижнюю ноту «до».
В целом эта импровизация на два голоса исполнялась в до–мажорной гамме, и было ясно, что оба участника дуэта не только обладают изрядным вокальным опытом, но также находятся в прекрасной физической и творческой форме.
Марина прямо заслушалась их, почему–то совершенно не чувствуя раздражения. И тут она вдруг задалась вопросом, а как она вообще может так хорошо слышать котов, находясь в своей квартире на двадцать восьмом этаже?
– Марина, кинь в них чем–нибудь тяжёлым!.. – сонным голосом попросил Макс.
– Не буду я в них ничем кидать! – сердито ответила Марина. – Пусть котики поют! Они радуются жизни.
– А я спать хочу! – капризно хрюкнул Макс.
– Ну ты что, потерпеть не можешь? Завтра всё равно ещё один выходной.
– Я хочу спать сегодня, а не завтра!.. И даже прямо сейчас! – сказал Максим ещё более капризно.
Только тут Марина вспомнила, что они с Максом находятся не у неё в квартире, а в доме супругов Алтуниных, которые выделили своим гостям просторную спальню с такой огромной кроватью, что на ней могли поместиться одновременно не менее десятка девушек размером с Марину.
А уж сколько на этой кровати могло поместиться поросят размером с Макса – подсчитать просто невозможно.

Когда накануне ближе к вечеру начался дождь, они собрались все вместе на веранде дома Серафимы Николаевны, и она вновь стала угощать их чаем с вареньем и пирогом, но Геннадий Иванович вдруг сказал, что они уже очень сильно утомили их гостеприимную хозяйку, и надо дать ей отдохнуть.
Серафима Николаевна, разумеется, начала их убеждать, что ничуть они её не утомили, и что она вообще всегда очень рада гостям, но Верочка неожиданно поддержала своего мужа, и супруги решительно засобирались домой, настойчиво приглашая с собой и Марину с Максом.
 Тот, конечно, очень хотел остаться дома у мамы, но Геннадий Иванович сказал, что к маме в гости он всегда успеет, а в их доме он, как и Марина, не был ещё ни разу.
«И вообще! – добавил Геннадий Иванович с шутливой интонацией, глядя на Серафиму Николаевну, – своими гостями надо делиться, тем более, такими замечательными, как ваш прекрасный сын и моя бесценная сотрудница!»
После этого они вчетвером отправились в дом супругов Алтуниных, который находился буквально в десяти минутах неторопливой ходьбы от дома Серафимы Николаевны.
Книгу они, разумеется, взяли с собой.
Теперь она не разговаривала ни с кем, но Марина была уверена, что Книга всё слышит, видит, и сохраняет где–то там у себя внутри.
Как только они удалились от дома Серафимы Николаевны на десяток–другой шагов, из–за угла навстречу им вышел пожилой, но очень моложавый, подтянутый мужчина в футболке и джинсах.
Вид у мужчины был явно взволнованный, а в руках он нёс букет цветов.
Поравнявшись с Геннадием Ивановичем, Верочкой, Мариной и Максом, мужчина бросил на них мимолётный взгляд, вежливо кивнул и решительно проследовал дальше.
«А ну, стойте!» – сказал Макс своим спутникам. – «Давайте посмотрим!»
Они остановились, обернулись и стали смотреть.
Мужчина с цветами подошёл к дому Серафимы Николаевны и позвонил в дверь.
«Это что за дела?!» – возмущённым шёпотом воскликнул Макс. – «Кто он такой? Чего ему надо?!»
«Ну, чего ему надо!..» – риторически воскликнул Геннадий Иванович.
«Кажется, у твоей мамы свидание.» – рассмеялась Марина.
«Но я такого не загадывал!»
«А такое и не загадывают.» – заметил Геннадий Иванович. – «Оно само происходит».
«Зачем он притащил ей цветы?» – продолжал возмущаться Макс. – «У неё своих полно!»
«Но это же особенные цветы!» – сказала Верочка, в то время, как мужчина уже входил в дверь, открытую для него Серафимой Николаевной.
«Как это – особенные?!»
«Это цветы, которые он принёс в подарок. Потому они и особенные.» – пояснила Верочка.
«И вообще, Макс, будь большим мальчиком!» – сказала Марина. – «Твоя мама – свободная женщина. И, по–моему, этот мужчина – прекрасный выбор!»
Макс только хрюкнул в ответ, но возмущаться перестал.
Геннадий Иванович довольно усмехнулся.

Что интересно, узнав сына в поросёнке и вначале удивившись его облику, Серафима Николаевна больше никакого удивления на данный счёт не проявляла и вопросов о том, как такое могло случиться, Максу не задавала.
Это было довольно странно.
Хотя…
По сравнению с тем, что его мама вернулась из небытия, да ещё точно в таком образе, о котором он мечтал, а также на фоне всех остальных событий и перемен последнего времени, превращение Максима в поросёнка вовсе не выглядело чем–то из ряда вон выходящим. К тому же Серафима Николаевна была, очевидно, совершенно уверена в том, что её сын способен легко превратиться из поросёнка обратно в человека – как только для этого придёт назначенный час.
«Кстати, я вот думаю – почему всё ж таки Книга превратила тебя именно в поросёнка? А не в котёнка или пёсика? Или, допустим, волнистого попугайчика?» – спросила Марина Макса перед сном, когда она уже легла в постель и укрылась покрывалом, а он устроился рядом, на покрывале.
«Поросёнком мама очень часто называла меня в детстве.» – признался Макс. – «Я очень любил возиться в грязи…»
«Ну, тогда всё очень даже логично!..»

– А–а–а! – простонал Макс. – Они меня разбудили! Испортили весь мой здоровый свинячий сон!
Как только он это сказал, коты замолчали, как будто орали именно для того, чтобы разбудить Макса.
– А пойдём тогда, прогуляемся на озеро, а?! – воскликнула Марина спонтанно.
– А пойдём!.. – обречённо сказал Макс. – Всё равно я больше не усну. Свойство организма такое.
Он бодро спрыгнул с кровати на пол.
– Только накинь что–нибудь. – сказал он Марине уже снизу. – Не ходи голая!
– А сам–то! – недовольно ответила ему Марина.
– Мне можно! – заявил Макс. – И вообще, в моём теперешнем виде ходить совсем без штанов намного естественнее, чем в каком–то дурацком комбинезоне!

Пройдя по набережной, они спустились к пляжу, в начале которого Марине пришлось взять Макса на руки, потому что по гальке ему своими маленькими копытцами было идти неудобно.
У самой кромки воды Марина вновь опустила Макса на землю, то есть на гальку, которая тут была уже совсем мелкой, и сбросила халат и тапочки, выданные ей вчера вечером Верочкой.
Посёлок, пляж и озеро заливала полная луна. В её сиянии Марина выглядела просто обалденно, что и подтвердил глубокий вздох Макса.
– Надеюсь, никто не упрекнёт нас в неприличном поведении… – пробормотал он, оглядываясь на окна спящих домов за набережной.
– А, не бери в голову! – легкомысленно сказала Марина.
И вошла в тёплую воду, хорошо прогретую солнцем за день.
Идти по мелкой гальке было очень приятно, но, пройдя несколько шагов, Марина обернулась, и сказала Максу:
– Пойдём? Вода очень тёплая. И дно такое ровное, пологое. Я могу подержать тебя на руках!
– Здесь не ванна. Далеко не ванна… – каким–то странным голосом отозвался Макс, весь вытянувшись в струнку и завороженно глядя на воду. – А я совсем не против поплавать. И даже порезвиться!..
– Ну так в чём же дело? – удивилась Марина.
– Не в этом виде! – сказал Макс.
– А в каком?!
– Сейчас попробую! Должно получиться! Я чувствую в себе!.. – ответил Макс ещё более странным и каким–то низким голосом.
И вдруг прямо с места он разогнался и вбурился в воду, как торпеда, с большим шумом и брызгами. Прошумев по тихой глади озера пару десятков метров, с такой скоростью, как будто ему в одно место вставили гребной винт, Макс низким басом пророкотал:
– А теперь ныряю!
И нырнул.
И исчез под водой.
Только нисходящие волны, одна за другой, накатили на берег.
Марина замерла на месте, с изумлением и страхом глядя на то место, где исчез её Максик, который, кажется, в последний миг перед своим нырком выглядел уже совсем не как маленький поросёнок.
– Макс! – позвала Марина со страхом. – Ты где? Макс! Макс?
В ответ на её крик из воды вынырнула какая–то огромная тёмная туша и пророкотала:
– Я здесь! Не кричи! Давай, плыви сюда!
Но Марина глядела на тушу, не сходя с места и не смея верить своим глаза.
Вместе маленького бойкого поросёнка над поверхностью озера появился огромный вепрь, размером никак не меньше бегемота, весь поросший густой тёмно–бурой щетиной. Морда у него была жуткая, пятачище – здоровенный, клыки, торчавшие из нижней челюсти – жёлтые, заострённые, смертоносные!..
– Ну, чего ты ждёшь? – проревел этот невероятный зверь. – Давай!
– Я… Я тебя боюсь! – пробормотала Марина, даже слегка начиная дрожать.
– Что за бабские глупости?! – удивился вепрь. – Это же я, Макс! Не бойся! Просто в таком виде тут удобнее! Ну, плыви сюда! Порезвимся! Делай океан!
– Океан? – удивилась Марина.
– Да! Давай, давай!
И Макс–вепрь выпростал из–под воды своё громадное копыто, и со всей своей дури саданул им по воде. Взметнувшаяся от этого огромная волна окатила Марину с головы до ног, моментально смыв с неё все страхи и сомнения.
Марина радостно засмеялась, и прямо с места нырнула в воду, забыв, что здесь очень мелко.
Но ничего подобного!
В прыжке она тоже изменилась, заодно меняя и само озеро.
От гальки она оттолкнулась ногами, но, входя во внезапно открывшуюся глубину, ударила по воде появившимся у неё мощным хвостом.
– Я русалка! – завопила она с восторгом. – Макс, я русалка! Смотри, какой у меня хвост!
И, выпрыгнув из воды вверх, как дельфин, она на миг зависла в воздухе, трепеща своим блистающим в свете луны серебристо–зелёным хвостом, и тут же штопором вошла обратно в воду.
– Здорово! С таким хвостом очень удобно плавать! – пророкотал Макс так громко, что она расслышала его голос даже под водой. – А теперь давай, кто глубже нырнёт!
И Макс, сделав глубокий вдох, со страшным шумом нырнул.
Сквозь прозрачную, просвечиваемую луной воду, Марина увидела, как он, быстро перебирая своими мощными ногами, стремительно погружается в глубину. Он показался ей сейчас таким красивым и привлекательным, что ей захотелось как можно быстрее оказаться рядом с ним.
Она тоже сделала глубокий вдох и нырнула.
Но тут же выяснилось, что она может свободно дышать под водой, как рыба.
Легко догнав Макса, она сделала вокруг него быстрый круг и затем поплыла рядом, всё глубже и глубже, стараясь быстрей достичь дна. Но его всё не было и не было, как будто озеро и в самом деле превратилось в бездонный океан.
Тут Макс выпучил глаза, судорожно извернулся и рванул наверх.
Марина легко поплыла за ним.
На поверхность озера–океана Марина вынырнула за полмгновения до того, как из воды вырвался Макс, и тут же принялся шумно дышать.
– Да, тут мне с тобой не сравниться! – пророкотал он. – Под водой я дышать не могу.
– Ну и ладно! – быстро крикнула Марина. – Давай просто поплаваем. Не наперегонки! Для удовольствия.
– Давай! – согласился Макс.
И они поплыли рядом вокруг озера, которое снаружи выглядело вроде бы таким, каким и было, но они–то знали, что оно такое же глубокое, как океан.
Марина–русалка плыла грациозно и бесшумно. Ей очень понравилось работать своим мощным хвостом.
«Вот что чувствуют дельфины!» – с удовольствием подумала она. – «Хорошо им в воде!»
Макс плыл рядом с ней громко пыхтя и вздымая вокруг себя пену. Всё ж таки он был не водоплавающим созданием, и не был приспособлен для бесшумного грациозного плавания. Но на воде он держался более чем уверенно, а из его нижней челюсти победительно торчали грозные клыки.

Казалось бы, Макс и Марина своими шумными развлечениями на воде должны были перебудить весь посёлок, но в тот самый миг, когда Макс ещё только собирался забуриться в воду, в спальне супругов Алтуниных Верочка улыбнулась во сне, вытянула губы трубочкой и легонько подула.
В их супружеской спальне ещё едва заметно колебался воздух, а вокруг озера уже взвихрился и закружился ветер, погасивший весь шум, плеск и рокот, который производили Макс и Марина. 
Они плавали и ныряли, гоняли наперегонки, хохотали, вопили, резвились, но ни единого звука не вырывалось за пределы созданного Верочкой невидимого воздушного барьера, и потому все жители посёлка продолжали спокойно спать.

А потом Макс предложил:
– Слушай, Марина, а давай я тебя покатаю! Запрыгивай мне на спину!
– Но как? – удивилась Марина. – У меня же теперь хвост!
– Не волнуйся! – сказал ей Макс. – Прыгнешь – будут ноги!
Тогда Марина, набравшись смелости, мощно оттолкнулась своим хвостом от воды и вновь взлетела в воздух, как дельфин.
Но на спину Макса она шлепнулась уже как человек, свесив ноги по обеим сторонам его мощного тела.
Оказалось, что это очень приятно – чувствовать голой попой и бёдрами его упругую густую щетину…
– Ну, теперь поплаваем от души! – пророкотал Макс и усиленно заработал ногами, понесшись по озеру, как катер.
– Ой–ёй–ёй! Гип–гип–ура!.. – закричала Марина.

Да, все жители «Ясной зорьки» спокойно спали, пока огромный вепрь и обнажённая женщина резвились в озере, которое для них было как будто океан.
Но на той стороне озера, где к водной глади подступал смешанный лес, за увлекательными играми Марины и Макса наблюдали сразу девять пар глаз.
Три пары принадлежали мужчине и двум девушкам, которые, сидя прямо на земле, удобно опирались спинами о стволы деревьев.
Чуть поодаль от людей не менее удобно устроились в густой траве большой чёрный кот с белыми лапами, трёхцветная кошка и четыре любопытных разноцветных котёнка.
На лицах людей мерцали таинственные улыбки.
На всех шести кошачьих мордочках царило доброжелательное и немного снисходительное выражение.
Коты и кошки ведь, как правило, не любят воды, но за чужими водными развлечениями понаблюдать отнюдь не прочь.

Порезвившись в озере никак не меньше часа, Марина и Макс вышли на берег.
Как только Макс сделал первые шаги по воде к берегу, он вновь начал меняться. Исчезли жуткая морда с острыми клыками, густая щетина, огромный пятачище, большие копыта, и на берег вышел уже не вепрь, а прежний маленький розовый поросёнок.
Марина надела халат и тапочки, подхватила Макса на руки, и пошла с ним к дому, надеясь остаток ночи провести в сладких снах.
Трое людей на другой стороне озера поднялись на ноги, отряхнулись и направились к своему автомобилю.
Для них наступила пора действовать.


Глава тридцать третья
ПОД ВЛИЯНЬЕМ ТЁМНЫХ СИЛ

Мистер Смит и Шимански прилетели в Москву к концу дня, и целый вечер ездили на арендованном автомобиле по всему городу и пригородам. За рулём был Шимански, потому что мистер Смит, как водится, никаких посторонних людей рядом с собой при выполнении секретных миссий не терпел.
Правда, на этот раз Шимански была совершенно непонятна конкретная цель этой миссии, что его страшно раздражало, поскольку он всегда привык понимать, что он делает и зачем.
Конечно, он уже не один раз услышал от мистера Смита, что они едут в Россию восстанавливать прежнюю реальность, поскольку вроде как в новой реальности для них места нету, но как именно мистер Смит собирается это сделать, было покрыто мраком неизвестности.
Самого мистера Смита тоже всё плотнее и плотнее окутывал мрак, несмотря на то, что день вокруг них сиял, как праздник.
И дело тут было вовсе не в том, что они арендовали тёмно–синюю «мазду» с тонированными стёклами, в которой мистер Смит устроился на заднем диване, старясь вдавиться в него как можно глубже. Мрак, окутывавший мистера Смита, исходил из него самого. Черты его лица заострились, глаза мерцали тяжёлым тёмным пламенем, руки, которые он сложил на коленях, то и дело непроизвольно дёргались, и он прямо на глазах превращался в человека–развалину, которого поддерживала изнутри только его собственная тьма.
Сначала они поехали куда–то за город, к берёзовой роще между обширным золоотвалом и промышленным предприятием, из которого то и дело выезжали бортовые грузовики, вывозившие что–то вроде разноцветного кирпича.
Остановив «мазду» на краю бетонки, Шимански открыл боковое окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но мистер Смит закричал:
– Закройте! Немедленно закройте! Вы что, прямо тут хотите исчезнуть?!
– Нет, не хочу! – удивлённо ответил Шимански, с сожалением поднимая стекло.
Мистер Смит что–то буркнул себе под нос и принялся через своё боковое окно вглядываться в рощу, наклоняя голову то влево, то вправо, как стервятник. Губы его дёргались, а в глазах горела ненависть, смешанная со страхом.
Потом они поехали к какому–то огромному торговому центру, но из автомобиля не выходили и никаких покупок совершать не стали. Зато очень долго мистер Смит с ненавистью смотрел через стекло, как люди входят в торговый центр и затем выкатывают из него тележки с покупками, чтобы перегрузить их в свои автомобили, или унести в пакетах на ближайшие автобусные остановки и в метро.
Потом они поехали через весь город, подолгу стоя в пробках, к жилому комплексу под названием «Белый парус», а когда доехали до него и припарковались у сквера неподалеку, то мистер Смит и тут не стал выходить из автомобиля.
И опять он долго–долго смотрел с ненавистью на три белых красавца дома и что–то не переставая бормотал.
Шимански прислушался.
– Здесь–то всё и произошло! – бормотал мистер Смит. – Она просто… Она просто не довела дело до конца! Всегда доводила, а тут нет… Что ей помешало, что?.. И вот теперь она их активировала, и справиться с ними будет очень непросто. Ничего–ничего, я справлюсь, я справлюсь!.. Как только он прилетит!.. Как только я получу!.. Сегодня ночью, сегодня ночью…
От этого бормотания у Шимански мороз пошёл по коже.
Мистер Смит уже явно был не в себе, и напомнил Эдварду Шимански Адольфа Гитлера в последние месяцы его жизни.
Именно такого фюрера изобразил актёр из ГДР Фриц Диц в советской киноэпопее «Освобождение», которую Шимански когда–то смотрел по долгу службы, но при том с большим вниманием, стремясь понять менталитет этих загадочных русских.
Мистер Смит сейчас, как и фюрер в том фильме, выглядел просто отвратительно, и Эдвард Шимански поймал себя на мысли, что его неадекватного шефа, объятого маниакальной идеей о восстановлении исчезнувших реальностей, надо нейтрализовать.
Но у Шимански не было при себе бомбы в чемодане, как у Клауса фон Штауффенберга, к тому же того фона постигла неудача, а Шимански в любой миссии был нацелен только на успех.
И тут ему пришёл в голову такой простой и действенный выход, что он даже улыбнулся сам себе, спрятав, впрочем, свою улыбку как можно дальше.
Он понял, что в данном случае никаких бомб не нужно, потому что новая реальность и так сделает своё дело, если ей просто не мешать. Достаточно будет открыть двери автомобиля настежь, выйти из него, и подождать совсем чуть–чуть.
Каким бы ни был мистер Смит супер–сенсом с невероятными способностями, в таких обстоятельствах они ему не помогут.   
Нет, он не погибнет.
Да в этом и нет необходимости.
Никто ведь не желает ему смерти.
Он просто изменится.
Станет нормальным человеком!..
Надо просто дать этой реальности возможность поработать над ним.
Надо просто дать ей такую возможность…
Вновь улыбнувшись про себя, Шимански потянулся к двери, чтоб исполнить своё намерение.
Точнее, он попытался это сделать.
Но не смог.
Рука не послушалась его.
Шимански пробил холодный пот.
Он понял, что находится в полной власти своего шефа, который и в самом деле не может противостоять влиянию новой реальности, но справиться с одним человеком, то есть с ним, с Эдвардом Шимански, может запросто.
Уже справился.
– Что, Эдвард, не получилось? – просипел со своего места мистер Смит. – И не получится, не надейтесь. Вы в полной моей власти. Я чувствую всё, что вы чувствуете, и слышу все ваши мысли как свои собственные.
«Не верь ему. Он врёт!» – сказал кто–то в голове Эдварда Шимански, которая и так уже пошла кругом от слов мистера Смита.
– Я просто… Я просто хотел выйти!.. – пробормотал Шимански. – Размять ноги!
– Ну да, ну да… – усмехнулся мистер Смит. – Впрочем, не волнуйтесь, я вас прощаю. Я же понимаю, это все они на вас так действуют.
Мистер Смит дёрнул головой в сторону окна, за которым бурлила настоящая жизнь.
Там гуляли взрослые, там играли дети, радостно брызгал водой фонтан, по небу плыли красивые облака, а между ними и землёй летали птицы.
Эта реальность была прекрасной!
Она манила и звала!
Но Эдварду Шимански ходу туда не было.
Он был вынужден сейчас помимо своей воли торчать в автомобиле с тонированными стёклами, исполняя тёмную волю человека, который был глубоко неприятен уже не только этой новой реальности, но и ему самому.
Он едва не разрыдался, как ребёнок.
«Спокойно, Эдвард, спокойно!» – произнёс тот же голос в его голове. – «Держи себя в руках! Всё будет хорошо.»
Эти слова подействовали на Шимански успокаивающе, и ему хватило ума не отвечать Голосу вслух.
– Ничего, ничего, скоро всё будет хорошо, всё будет хорошо… – очень даже кстати произнёс мистер Смит.
«Вот тут он прав!» – хихикнул Голос в голове у Шимански. – «Всё точно будет хорошо, но только не для него!»
Шимански с облегчением понял, что мистер Смит и в самом деле слышит далеко не всё, что происходит у него в голове.
«А я тебе что сказала?» – подтвердил Голос.
«Ты кто?» – спросил Шимански мысленно.
«Кто я?» – переспросил Голос. И произнёс смущённо: «Ну, так сразу и не объяснишь… Да и некогда сейчас. В общем, я, видишь ли, Книга.»
«Книга? О чём?»
«Обо всём! Но я уже завершена.»
«Не понял?..»
«А вот ты, Эдвард Шимански, ещё нет!»
«Нет?»
«Нет.»
«И что это значит?»
«А то, что у тебя есть шанс, дурья ты башка!»
«Какой шанс?»
«Какой, какой!» – уже с лёгким раздражением ответила Книга. – «Завершить себя, стать лучше, выйти на новый уровень развития! Ну, и, заодно спасти мир. Это ведь и есть твоя профессия! Так ведь?»
«Пожалуй, да… Хотя я уже не уверен… Мне кажется, этот мир не нуждается в спасении. Он и без того счастлив…»
«Нет, Эдвард. Этот мир ещё только появился и без спасения ему каюк. Да и в дальнейшем в нём всегда будет кого спасать, и кому спасаться.»
«А я кто?»
«В смысле?»
«Я тот, кто спасает или тот, кому надо спасаться?»
«Ты – тот и другой, Эдвард Шимански. Как и большинство людей.»
«Что–то я тебя плохо понимаю…»
«Это потому, что тебе не хватает воображения.
«Это правда. Есть у меня такой недостаток…»
«Впрочем, сейчас это даже и к лучшему.»
Книга замолчала.
В голове Шимански наступила тишина, которая очень его обеспокоила. Ему хотелось продолжать говорить с Книгой дальше, потому что её голос, такой странный, даже ускользающий, действовал на него благотворно.
«Книга?.. Ты тут?..» – спросил Шимански осторожно.
«Тут, тут. Подожди. Я думаю.»
«О чём?..»
«Взвешиваю вероятности. Теперь–то ведь я не могу их создавать…»
«А раньше могла?..»
«И ещё как! Но толку с этого было мало.»
Книга опять затихла.
Шимански ждал, изо всех сил напрягая свой внутренний слух.
Вокруг «мазды» сиял летний город, сзади елозил по сиденью мистер Смит, продолжавший что–то странное бормотать себе под нос, но Шимански уже не чувствовал себя как в западне под его тёмной властью.
«В общем, так, Эдвард Шимански, – снова заговорила Книга. – «Ты своему шефу не мешай, и ничем себя не выдавай, что бы ни происходило. У тебя другая задача.»
«Какая?»
«Ты должен будешь тянуть кота за хвост и подложить свинью вовремя.»
«Что?!..» – изумлённо и чуть ли не вслух воскликнул Шимански.
«Ничего! Я выразилась иносказательно, зато по существу. Чувства юмора у меня такое!» – сердито сказала Книга.
«Но я не понял!..»
«Время придёт – поймёшь. Всё тебе сразу расскажи… Ладно, теперь я удаляюсь. Дальше – сам, Шимански. Собственными ножками!»
«Подожди!» – попросил Шимански. – «Объясни, всё–таки!..»
Но голос Книги в его голове уже совсем затих и больше не зазвучал. 
– Поехали, Шимански. – распорядился мистер Смит. – Здесь нам больше делать нечего.
– Куда ехать?
– К месту встречи, естественно.
– Так ведь она состоится только ночью. Вы сами так распорядились.
– Ничего, Шимански. Мы поедем туда заранее. Прямо сейчас. И подождём. Ведь что такое несколько часов ожидания по сравнению с самой вечностью, не правда ли?..
И на лице мистера Смита опять появилась его фирменная усмешка последнего времени, больше похожая на гримасу.

Как выяснилось, место, где должна была состояться встреча со спецгруппой, находилось совсем рядом с грандиозной городской свалкой, миазмы от которой были такие, что к двум часам ночи Шимански от них изрядно устал.
А вот мистер Смит чувствовал себя здесь гораздо лучше, чем в городе, и выглядел уже не такой развалиной.
Он не только полностью опустил стекло в боковой двери, но даже время от времени выходил из автомобиля и прогуливался, напевая себе под нос какой–то весёлый мотивчик.
Еще он то и дело останавливался, и подолгу глядел в небо.
– Ждёте летающую тарелку, сэр? – позволил себе пошутить Шимански, как будто между ними были прежние дружеские отношения.
– Почему бы и нет, Эдвард? Почему бы и нет! – сказал в ответ мистер Смит и рассмеялся таким дребезжащим и неприятным смехом, что Шимански пожалел о своей шутке.

Ровно в два часа ночи к ним наконец–то подъехал чёрный форд.
Он припарковался в нескольких метрах от «мазды», когда у мистера Смита как раз был очередной «сеанс» гляделок в небо.
Из «форда» вышли две девушки и мужчина. Одну руку каждый из них держал за спиной, но Шимански так им обрадовался, что не обратил на это внимания.
– Альберт! Луиза! Блэр! – воскликнул он чуть ли не с восторгом.
Все трое, не говоря ни слова, кивнули ему и направились к мистеру Смиту, окружив его с трёх сторон. Тот, наклонив голову, ответил им подозрительным и злобным взглядом.
А дальше произошло вот что:
Альберт, Луиза и Блэр с невероятной скоростью, очень слаженным и каким–то демонстративным движением, вытянули свои ранее скрытые руки по направлению к мистеру Смиту, и Шимански с ужасом увидел в них пистолеты.
– Не надо! Не надо! – крикнул он, краем глаза увидев, как мистер Смит пренебрежительно усмехается.
Но было поздно.
Нападавшие уже открыли огонь в мистера Смита.
Учитывая, что стрелявших было трое, и огонь они открыли очень плотный, мистер Смит тут же должен был упасть бездыханным, с грудью, буквально изрешеченной пулями.
Однако ничего подобного не произошло.
Шимански увидел будто в замедленной съёмке и странной тишине, как мистер Смит, спокойно стоя на месте, сделал почти незаметное движение головой.
Повинуясь ему, все выпущенные из пистолетов пули одна за другой тут же замедлили свой полёт, словно попав в невидимую вязкую субстанцию. Подрожав на месте неуловимую долю мгновения, пули дёрнулись, и полетели обратно, стремительно набирая свою изначальную скорость.
– Не–е–е–е–т! – снова закричал Шимански, пытаясь броситься к нападавшим, но вновь не имея сил сделать хотя бы шаг.
Ему не оставалось ничего другого, как только с ужасом наблюдать за гибельным полётом пуль. Она за другой они вонзились в тела Альберта, Луизы и Блэр, пробили их насквозь и вылетели, выбив фонтанчики крови.
Но что поразило Шимански больше всего, так это то, что на лицах всех троих теперь тоже возникли снисходительные усмешки.
С этими усмешками они и упали на землю, уже не живыми людьми, а трупами.
С чувством внутреннего опустошения, не сходя с места, Шимански смотрел на своих бывших коллег, теперь мёртвых, и понимал, что случилось нечто непоправимое.
– Чего и следовало ожидать. – раздался голос мистера Смита.
Шимански, ощутив, что опять может двигаться, повернулся к нему и тяжело посмотрел в глаза.
– Дорогой Эдвард, – даже как–то мягко сказал мистер Смит. – Вот только не надо на меня так смотреть. Вы же прекрасно видели, что я на них не нападал. Они первыми начали стрелять. За что и поплатились.
– Но… Почему?!
– Почему они хотели меня убить?.. Хм!.. – невозмутимо произнёс мистер Смит. – Ну, думаю, по той же причине, по которой со мной сегодня днём хотели расправиться вы сами. Реальность, дорогой Эдвард. Так на вас всех действует новая реальность! Она отравляет ваше сознание, искажает ощущения и побуждает совершать неправильные действия.
Мистер Смит сочувственно вздохнул.
Подойдя к трупам поближе, он окинул их взглядом и сказал:
– А ведь все трое когда–то были очень хорошими ребятами. Особенно Блэр. Я даже возлагал на неё определённые надежды… Но что в прошлом – то в прошлом. А нас с вами, Эдвард, ждёт замечательное будущее! И оно наступит уже совсем скоро. Буквально через несколько часов.
– Я уже устал слушать эти ваши обещания… – глухо пробормотал Шимански.
– Ну, я тоже немного устал от ожидания! – усмехнулся мистер Смит. – Оно ведь продлилось лет этак двадцать, не меньше! Впрочем, как мне кажется, теперь ждать осталось всего несколько минут.
Шимански, не дослушав его, подошёл к «мазде», открыл багажник и принялся в нём рыться.
– Что вы хотите там найти, Эдвард? – спросил мистер Смит.
– Тут должна быть сапёрная лопатка. Или что–то в этом роде. Надо спрятать тела.
– Бросьте, Шимански. Ничего прятать не надо. Это уже не имеет никакого значения. Тем более… Да, вот он уже и летит! Смотрите, Эдвард, смотрите!
Шимански повернулся к мистеру Смиту.
Тот тыкал пальцем в небо.
Оттуда медленно и бесшумно спускался аппарат, вид которого показался Шимански очень знакомым. Реактивный двигатель, который сейчас не работал, сложенная солнечная батарея, шесть сходящихся стоек, поддерживавших сферический контейнер, параболическая антенна…
– Зонд! – воскликнул Шимански. – Это же тот самый зонд!..
– Правильно. – кивнул мистер Смит. – Это тот самый зонд, о котором вы недавно вспоминали. Его идею и конструкцию нам подсказала Герцогиня, хотя и сама того не подозревая. Она ведь не разбирается в точных науках, зато у нас есть масса головастиков, которые очень хорошо в них разбираются, и умеют сложить одно с другим. Если бы наши идиоты не поторопились тогда с той своей акцией, мы бы и дальше продолжали вытаскивать из Герцогини ценную информацию, крупица за крупицей.
Зонд медленно опустился на землю.
– Впрочем, это теперь тоже не имеет никакого значения. – продолжал мистер Смит, подходя к зонду и наклоняясь над ним.
Шимански увидел, как мистер Смит что–то делает с контейнером. Его крышка с громким щелчком открылась, мистер Смит запустил руку внутрь и вынул прозрачную ёмкость, наполненную каким–то вязким тёмным веществом.
– Вот оно! – с тихим торжеством сказал мистер Смит. – Не зря я тогда посетил монтажный участок, непосредственно перед тем, как зонд должны были отвезти к стартовому комплексу.
– Как вы туда проникли?
– Очень просто, Шимански, очень просто! – усмехнулся мистер Смит, наклоняя ёмкость перед собой так и этак, и явно любуясь ею. – Все почему–то отворачивались и в упор меня не замечали, когда я туда шёл. А когда я занялся самим зондом, всем именно в этот момент срочно понадобилось отлучиться. Но я ведь только и сделал, что внёс в конструкцию зонда пару небольших изменений. Я, разумеется, тоже заканчивал далеко не Гарвард, но зато почитал кое–какие книжки, когда открыл в себе новые способности… Так что они отправляли зонд к Плутону, а на самом деле он полетел туда, куда мне было нужно. К ближайшей чёрной дыре. 
Мистер Смит снова усмехнулся, снимая с ёмкости крышку и откидывая её в сторону. Воздух вокруг ёмкости взвихрился, и пространство задрожало, как в мареве.
– Это очень интересное вещество, Шимански, очень интересное. Оно всё поглощает, всё останавливает и делает совершенно другим… Многие головастики отдали бы жизнь только за то, чтобы получить хотя бы тысячную долю грамма этого вещества для изучения. Но, увы, такой возможности я им не предоставлю!
С этими словами мистер Смит поднёс ёмкость к своему рту…
И решительным движением влил в себя её содержимое.

Уже через несколько минут «мазда» с мистером Смитом и Шимански направилась к городу.
Мистер Смит по–прежнему сидел на заднем сиденье, и уже не выглядел развалиной, но и на обычного человека был похож мало. Он весь странным образом пульсировал, перетекал сам в себя, дрожал и колебался.
А Шимански обнаружил, что может не беспокоиться об управлении автомобилем. Его тело управляло им само, ловко водя рулём и переключая передачи. По крайней мере, это давало Шимански возможность спокойно подумать над происходящим, и решить, что же делать дальше, несмотря на то, что он теперь не мог даже мечтать о том, чтобы сделать хоть что–то самостоятельно.

Спустившийся с неба зонд остался валяться у свалки, будто никому не нужная железяка, как и три трупа, которые лежали там же, где упали на землю.
И ни одна живая душа не видела, что буквально через несколько минут после того, как «мазда» уже выехала на основную трассу, из трёх мёртвых тел один за другим высветились три призрака, приподнялись над телами, немного повисели в воздухе, прощаясь со своими бренными оболочками, и затем, стремительно ускоряясь, понеслись всё вверх и вверх, в космическое пространство, прямо к Солнцу.


Глава тридцать четвёртая
ОБЩИЙ СБОР

– Просыпайся, мой дорогой, просыпайся!
Игорь открыл глаза и увидел над собой очень тревожное лицо Варру.
– Что, у Костика опять какие–то проблемы? – спросил он, улыбаясь.
– Не у Костика. У всех нас.
Игорь рывком сел на постели и потёр руками лицо, прогоняя сон.
– Так, подожди, – сказал он, – я попробую сам догадаться… В общем, видимо, где–то проявился тот… э… господин, который недоволен новой реальностью? И он хочет что–то сделать с Хранилищем?
– Да, примерно так! – сказала Варру, которая уже надела платье и сейчас поправляла застёжку на вороте. – Только Хранилища ему мало! Он хочет уничтожить Книгу…
– Но ведь её нельзя уничтожить! – вставил Игорь.
– …или сделать с ней кое–что похуже. – закончила Варру. – И со всей этой реальностью тоже.
– У него что, есть для этого средства?
– Он думает, что да. А мы думаем, что нет. Но сам он, так просто, не остановится.
– Ясно. – сказал Игорь, поднимаясь на ноги и делая несколько энергичных физкультурных движений, чтобы окончательно прогнать остатки сна.
Его аккуратно сложенная одежда лежала рядом на стуле, и, как только Игорь бросил на неё взгляд, она моментально оказалась уже на нём.
– Здорово! – усмехнулся Игорь, глядя в лицо Варру. – Очень полезно для военных людей при внезапной тревоге!
Варру ответила ему странным взглядом.
– Подожди!.. – воскликнул Игорь. – Это что, не ты сделала?
– Нет. Это сделал ты сам.
– И как это у меня получилось?
Варру подошла к нему, положила руки ему на плечи, и сказала с мягкой улыбкой:
– Мой дорогой! Ты – мой муж, и ты – самый первый мужчина в моей жизни. И я тебя очень люблю!
– И я! Причём я – гораздо сильнее!
Она засмеялась, но он прервал её смех своим поцелуем.
А когда они оторвались друг от друга, он сказал:
– Подожди, до меня только что дошло!..
– Да, мой милый. Да!
– И на что ещё я теперь способен?
– На многое. А на что именно – будет понятно постепенно. Идём! Нам нужно побыстрее оказаться в Хранилище. Скоро там появятся все остальные.

– Кто–то звонит в двери. – сказал Глеб.
– Это твоя бывшая девушка! – сонно пробормотала Алёна, не открывая глаз. – Узнала, что ты привёл меня к себе, и приехала устраивать разборки!
– Алёна, ты что несёшь? – изумился Глеб.
Алёна открыла глаза, и, слегка покраснев, заморгала глазами.
– Не знаю! Просто как раз это мне сейчас приснилось! – сказала она. – Пойдёшь открывать – будь осторожен! Она там начала стрелять через двери. Из огромного такого пистолета!
– Там – это где?
– У меня во сне, конечно.
– Ну, у тебя и сны!..
Глеб поднялся с постели, и, не одеваясь, пошёл в прихожую.
– У тебя очень красивая попка! – сказала ему вслед Алёна. – Я только сейчас заметила!
– Спасибо! Теперь я буду этим гордиться! – сказал Глеб.
В дверь опять нетерпеливо позвонили.
Заглянув в дверной глазок, Глеб с удивлением увидел там Валерия.
– Валера, что случилось? – спросил он через двери.
– Ещё не случилось, но уже начинается. – непонятно ответил Валерий. – Алёна здесь?
– А что? – подозрительно спросил Глеб.
– Отлично! – с явным облегчением сказал Валерий. – Собирайтесь скорее! Мне нужно вывести вас отсюда.
– Что значит – вывести?
– Долго объяснять. Сами вы отсюда уже не выйдете. И оставаться здесь вам тоже нельзя.
– Валерий, ты меня извини… – осторожно сказал Глеб. – Ты что, потом еще добавлял после ресторана?
– Даже и не думал. – спокойно ответил Валерий. – Если ты не понимаешь, посмотри по сторонам!
Глеб невольно повернул голову и с ошеломлением увидел, что воздух вокруг него струится, как будто нагретый пожаром. Но нигде ничего не горело и дымом не пахло, хотя все вещи в прихожей и сама прихожая исказились настолько, что она стала похожа на комнату ужасов.
Глеб потер глаза.
– Увидел? – спросил Валерий.
– Да… – растерянно ответил Глеб. – Валера, что происходит?
– Много вопросов. Я вхожу.
«Что значит – я вхожу? Подожди, я открою!» – хотел ответить Глеб, но теперь заструились и сами входные двери.
Глеб, сам не зная, почему, схватил с вешалки осенний плащ и накинул на себя, потрясённо глядя на то, как прямо сквозь струящиеся двери в прихожую входит Валерий.
– Как это? – запахивая на себе плащ, спросил Глеб. – Как ты это сделал?
– Долго объяснять. – повторил Валерий очень серьёзно. – Алёна в спальне?
– Да… Да что такое?! – воскликнул Глеб.
– Идём быстрее туда. – сказал Валерий и решительно зашагал из прихожей в спальню.
Глеб попытался его опередить, но не смог.
– Алёна, одевайся! – крикнул он.
Но Алёна его не слышала. Она сидела на кровати, замотавшись в простыню, и со странным выражением лица разглядывала свои руки.
– Что случилось? – встревоженно спросил Глеб.
– У меня пальцы стали прозрачными… – растерянно пробормотала Алёна, поднимая на Глеба лицо, которое показалось ему каким–то расплывчатым, как будто он видел его сквозь пелену.
Валерий подался вперёд и быстро провёл рукой по обнажённому плечу Алёны.
– Ты чего, блин, делаешь?! – завопил Глеб.
– О, прошло! – радостно сказала Алёна. – Опять нормальные!
Глеб растерянно перевёл взгляд с Валерия на Алёну, с громадным облегчением увидев, что она вновь и в самом деле выглядит, как обычно.
– Я отвернусь. Одевайтесь. – сказал им Валерий.
– Да ты выйди просто, и всё! – недоумевающе сказал Глеб.
– Нельзя. Вы всё время должны находиться как можно ближе ко мне. – резко сказал Валерий. И повторил: – Одевайтесь!
– А потом что? – спросил Глеб, пока Алёна растерянно переводила взгляд с него на Валерия.
– А потом мы отправимся в Хранилище. – ответил Валерий. – И чем быстрее, тем лучше.

Двери в торговый центр открыл охранник, который размеренно дышал и глаза его были закрыты.
Он крепко спал, хотя это не мешало ему очень ловко управляться с ключами.
– Ай–яй–яй! – укоризненно сказала Таа. – Ночью, конечно, все спать должны…
– Но не работе! – бодро вставил Гаврик.
– А, я знаю! – подхватила Даша. – Это из старого фильма!
– Прекрасный фильм. – кивнула им Таа. – И песни там прекрасные. Чего нельзя сказать, конечно, о тогдашней жизни… Входите, дети. Осторожно, не заденьте его. Нам совершенно не нужно, чтобы он проснулся…
Охранник отодвинулся в сторонку, пропуская вошедших, и, закрыв двери, остался стоять возле них, по–прежнему с закрытыми глазами.
– Здорово! – восхищённо сказал Гаврик. – А он не упадёт?
– Не волнуйся, с ним всё будет в порядке. – усмехнулась Таа.
Она решительно зашагала по пустынному и слабо освещённому торговому залу к выставочному центру.
Гаврик и Даша заспешили за ней.
– Бабуля, а как ты это сделала? – с большим интересом спросила Даша, не забывая радостно оглядываться по сторонам.
По всему было видно, что их ночное приключение ей чрезвычайно нравится.
– Бабуля?.. – удивился Гаврик.
– Я тебе потом всё объясню! – сказала ему Даша. И повторила: – Ну, бабуля, а?
– Что я сделала? – спросила Таа.
– Ну, вот, с охранником! – пояснила Даша. – И папа с мамой тоже спят и не проснулись, когда ты меня будила.
– И мои тоже! – вставил Гаврик.
– Много будешь знать, скоро состаришься. – уклончиво ответила Таа, вынимая из кармана ключи, потому что они уже приблизились к дверям в выставочной центр.
– Ну, вот ещё! – недовольно сказала Даша. – Ты же не состарилась!
– А и ведь и правда! – как бы с удивлением заметила Таа.
– Ну, бабуля! – воскликнула с нетерпением Даша, глядя, как Таа открывает двери.
– Скажи мне, рыбка, зачем тебе знать, как я это сделала? – строго спросила Таа.
– Ну, иногда хочется прогуляться, подышать свежим воздухом, а папа с мамой не разрешают!.. – пояснила Даша с хитрым выражением лица.
– Ночью прогуляться? – уточнила Таа, открывая двери в неосвещённый выставочный зал.
– Ну, да…
– По ночам, как я уже сказала, все дети должны спать. – наставительно сказала Таа. – И никаких прогулок!..
– А сегодня тогда почему?.. – спросила Даша.
– А сегодня, моя дорогая, совсем особенная ночь. И нам требуется ваша помощь.
– Чтобы спасти мир, да? – с восторгом спросил Гаврик.
– Вот именно.
И, многозначительно глядя в лицо Даши, Таа закончила:
– Только сегодня! Ясно?
– Ясно... – вздохнула Даша, шмыгнув носом.
– А ну, дай пять! – сказала ей Таа.
И они с Дашей звонко шлёпнули в ладошки.
Таа повела взглядом по залу.
– Так, я вон вижу две коробки под стеллажом. Давайте возьмём их, и сложим туда все фигурки воинов и матросов.
– Эх, все композиции нарушатся! – сказал Гаврик, уже направляясь за коробкой. – А мы ведь так старались, всё расставляли, раскладывали.
– Ничего, мы потом всё поставим обратно, как было.
– Но мы ведь победим, да?
– Конечно! – бодро сказала Таа. – Даже не сомневайся!

Пройдя по длинному подземному переходу, Игорь и Варру вышли из него в том самом библиотечном зале, с которого Варру начала показывать Игорю Хранилище прошедшим днём. И это было как будто целую вечность назад.
В зале не было ни души. После неимоверной толчеи множества людей, которая царила здесь днём и вечером, это было очень странно.
– Опять никого! – с печалью оглядывая зал, сказала Варру. – Всё опять так же, как было тут многие сотни лет!
Игорь быстро шагнул к своей жене и взял её за руку.
– Но мы–то с тобой здесь! – горячо сказал он ей. – Значит, вернуться и другие!
Они поцеловались.
И тут же издалека донёсся звук бодрых и быстрых шагов.
Игорь и Варру отстранились друг от друга и рассмеялись.
– Ну, вот! Я же говорил! – воскликнул Игорь.
Звук быстрых шагов становился всё громче, громче, и вскоре из–за полок к ним вылетел не кто иной, как Костик. В руках он нёс необычного вида деревянный сундучок, окованный полосами блестящего жёлтого металла.
– Варвара Михайловна! Игорь Степанович! – радостно закричал он. – Вы тут! А куда подевались все сотрудники? И посетители?
– Что это за сундук, Костя? – спросила Варру, радостно улыбаясь.
– Ну, как же! – удивился Костик. – Вы же мне сами позвонили и сказали, чтобы я это принёс! Я, правда, немного удивился…
Игорь и Варру переглянулись.
– Я тебе не звонила и ни о чём не просила! – настороженно сказала Варру.
– Как это не звонили, когда голос был точно ваш?! – воскликнул Костик с ещё большим удивлением.
– Это я ему звонила. – раздался откуда–то сзади спокойный женский голос, практически неотличимый от голоса Варру.
Все трое резко развернулись и увидели женщину в чёрном платье, поразительно похожую на Варру, за руки которой держались девочка и мальчик в джинсах и курточках. В других руках у детей были перевязанные шпагатом картонные коробки.
– Ни фига себе! – радостно воскликнула девочка, глядя на Варру. – Ещё одна бабушка!
– Обалдеть! – сказал мальчик, уставившись на бесконечные полки с книгами и свитками.
– Деточка, я… – начала было Варру.
Но тут что–то хлопнуло, и в зале появились ещё трое людей – двое молодых мужчин и девушка. Один из мужчин и девушка сразу принялись ошарашенно оглядываться по сторонам, а второй мужчина спокойно обвёл всех взглядом и задержал его на женщине в чёрном платье.
– Валерий! Ты их привёл! Ты успел! – сказала ему Таа с явным облегчением.
– Да. – кивнул ей Валерий. – Буквально в последний момент.
– А кто–то мне говорил, – глядя на Варру, заметил Игорь, – что на расстояние можно передавать только неодушевлённые предметы?..
– А мы притворились чайниками. – с неожиданным юмором сказал Валерий. – И, как видите!..
– Мы тоже! – серьёзно сказала Таа.
– Кгхм! – кашлянул кто–то.
И прямо из стены в зал вышел ещё один молодой человек.
– Тут, как говорит моя любимая тёща, хоть запритворяйся, главное – по сопатке не получить! – сказал он.
И все собравшиеся, как взрослые, так и дети, рассмеялись.


Глава тридцать пятая
БОЕВАЯ ПОДГОТОВКА

Что–то гудело, шуршало, покачивалось, впереди мелькал неяркий свет, сзади, совсем рядом, кто–то непрестанно бормотал, и всё вместе это очень мешало спать.
Но просыпаться Эдварду Шимански абсолютно не хотелось. Ему было сейчас очень хорошо, покойно, не было никаких мыслей и никаких переживаний, он также не ощущал голода, жажды или противоположных потребностей, и впервые за всю свою жизнь находился в состоянии полной гармонии с самим собой.
«Может быть, я умер?» – подумал он, не испытывая никакого интереса к ответу на этот вопрос. – «Хм!.. Если это смерть, то чего же тогда боятся люди? Это ведь чудесно, просто чудесно!»
«Не уж, на чудеса мы надеяться не будем!» – сердито сказал кто–то в его голове. – «Просыпайся давай!»
– Книга?.. – вяло пробормотал Шимански. – Я не хочу!..
Но его глаза уже открылись. Прямо перед собой он увидел светящуюся приборную доску и чьи–то руки на руле автомобиля. Правая рука скользнула вниз, на ручку переключателя скоростей, двинулась туда–сюда, и опять вернулась на руль.
«Это ж моя рука!..» – понял Шимански. – «Это моё тело ведёт автомобиль, а я, получается, спал всё это время?..»
– Чего вы не хотите, Шимански? И что вы знаете о Книге? – проскрипел голос из–за его спины.
– Я?.. О Книге?.. – пробормотал Шимански в растерянности.
И вдруг его язык сам собой зашевелился в его рту, и Шимански начал отвечать:
– Сэр, вы меня не расслышали. Наоборот, я бы хотел остановится на минутку. Надо выйти. А о Книге я ничего не знаю. Просто вы всё время говорите о ней. Сами с собой. По крайней мере, последние полчаса.
– Ах, ну да, ну да… – проскрипел мистер Смит.
«Ну вот, я тебя выручила!» – сказала Книга в его голове. – «Но дальше давай сам выкручивайся! Я тебе что сказала сегодня днём? То есть уже вчера?..»
«Что значит – выкручивайся?» – недовольно ответил ей Шимански. – «Как я могу выкручиваться, когда мне даже собственное тело не подчиняется?!»
«Это пройдёт! Тебе скоро помогут.»
«Кто?»
«Скоро!» – заявила Книга.
И затихла.
– Хорошо, остановитесь. – разрешил мистер Смит. – Но ненадолго.
Шимански сбросил газ и посмотрел на лицо своего шефа в зеркале заднего обзора.
Лучше бы он этого не делал.
Внешняя форма мистера Смита была всё такая же – руки, ноги, голова, на голове нос, глаза, рот, уши, на руках – пальцы… Но если днём мистер Смит показался Шимански человеком–развалиной, то теперь он стал человеком–оболочкой, внутри которой пульсировала какая–то тёмная субстанция, хорошо различимая сквозь ставшую прозрачной кожу, и заполнявшая все имеющиеся на его теле выступающие части.
– Что, Эдвард? – проскрипел человек–оболочка. – Вам не нравится мой вид?
– Нет, сэр. Всё в порядке, сэр… – пробормотал в ответ Шимански.
– Само собой, Эдвард, само собой! – торжествующе сказал человек–оболочка. – Ведь я чувствую себя прекрасно! Абсолютно прекрасно!
«Мазда» остановилась.
Шимански выбрался на улицу и отошёл к обочине, не глядя по сторонам.
Ему с трудом удалось выдавить из себя буквально несколько капель, и голову он поднял, только уже застёгивая молнию на джинсах.
Рука его, тянувшая язычок молнии вверх, довершила эту операцию, и упала вниз, но его глаза были прикованы к тому, что он увидел.
Впереди была всё та же трасса, слабо отсвечивавшая в лунном сиянии. Дальше горели огни фонарей коттеджного посёлка, в который они направлялись.
Но сзади не было ничего.
То есть ничего, кроме тёмной субстанции, в точности похожей на ту, которая наполняла сейчас оболочку, считавшую себя мистером Смитом. Эта субстанция, получается, распространялась за автомобилем по мере его продвижения, и сейчас остановилась в нескольких метрах от него, едва заметно колыхаясь и явно ожидая, когда Шимански снова сядет за руль.
И когда автомобиль тронется с места, она вновь неумолимо и бесчувственно будет ползти за ним, растворяя в себе дорогу, землю, траву, деревья, дома, придорожные столбы…
Всё на свете!
Шимански стало жутко.
Это было первое сильное чувство, которое он испытал после того, как мистер Смит завладел его телом.
«Книга? Книга!» – позвал Шимански. – «Что это? Что мне делать?»
Но Книга молчала.
– Эдвард, вы там закончили? – спросил его скрипящий голос.
– Да, сэр…
– Садитесь! Едем дальше. Время не ждёт!
И Шимански, не в силах сопротивляться этому требованию, зашагал к автомобилю.

Когда все поздоровались и представились друг другу, Таа посмотрела на Варру почему–то умоляюще и сказала:
– Прости меня, Варру! Пожалуйста!
– За что? – искренне удивилась Варру.
– Ну!.. Это ведь из–за меня всё произошло!
– Глупости. Ты ни в чём не виновата. Ты же не знала, что он такой! Ты верила ему, как и всем другим. И, даже, может быть…
– Нет! – резко сказала Таа. – Я его не любила. Не любила, нет! Я с ним играла. Так, как до этого не играла ни с кем другим…
Игорь ошеломлённо переводил взгляд с Таа на Варру и обратно, поражаясь их потрясающему сходству. Фигуры, лица, даже причёски были у них абсолютно одинаковые. Отличались сёстры только выражением глаз. У Варру в них отражались бесконечное терпение и мудрость, у Таа – решительность и железная воля женщины, которая очень не любит признаваться в своих слабостях или ошибках.
И то, что она говорила сейчас, явно давалось ей нелегко.
– Нельзя мне было с ним играть. Нельзя было! Да и вообще, играть вот так вообще ни с кем нельзя!
Игорь краем глаза уловил внимательный взгляд Валерия и вытаращенные глаза Даши.
– А как это – вот так?! – не вытерпела Даша. – Как? Ну как?!
Варру посмотрела на Таа укоризненно и сказала:
– Вот, видишь? Так что, пожалуйста, не при детях. Мы с тобой потом, если хочешь, поговорим об этом подробнее.
– Хорошо!.. – кивнула Таа.
– Что значит – не при детях?! – возмутилась Даша. – Как спасать мир – так мы нужны, значит?! А как начинается самое интересное – так сразу не при детях?!
Варру вздохнула и сказала Даше с улыбкой, очень педагогическим тоном:
– Ну, хорошо, раз ты так ставишь вопрос, потом мы поговорим об этом втроем. И твоя бабуля расскажет тебе подробно, что это была за игра, для чего, и почему, всё–таки, в неё нельзя играть даже с самыми плохими людьми!
– Хорошо! – улыбнулась Таа, быстро обменявшись со своей сестрой многозначительными взглядами.
– Ловлю на слове! – сердито сказала Даша. – И нечего тут переглядываться!
– И кстати, да! – сказал Валерий. – Может быть, мы уже начнём что–нибудь делать?
Все посмотрели на Игоря.
Он посмотрел на Варру.
Варру обменялась взглядами с Таа.
И опять взглянула в глаза Игорю.
Он улыбнулся, и сказал:
– Ну, хорошо. Беру командование на себя. За мной!
И, повернувшись, как по команде «кругом», генерал–майор Игорь Степанович Введенский решительно зашагал к цели.
Остальные последовали за ним.

Когда «мазда» подъехала к «Ясной зорьке», человек–оболочка скомандовал:
– Выходим, Шимански.
Шимански, по–прежнему не управляя своим телом, вышел из машины, и остановился, обречённо глядя на волну тёмной субстанции, которая дугой охватывала весь посёлок, уже начав поглощать крайние дома.
Мистер Смит, которого Шимански по–прежнему про себя называл так, некоторое время полюбовался этой картиной, и сказал:
– Прекрасно, Эдвард! Просто прекрасно!
– Не вижу в этом ничего прекрасного… – пробормотал Шимански.
– Почему же, Эдвард? – усмехнулся мистер Смит. – Это называется – полная зачистка. Если бы нечто подобное было у нас во Вьетнаме, и, затем, в Ираке, Афганистане, Сирии, дела бы там пошли совершенно по–другому. Совершенно по–другому, Эдвард! И, кстати, ваше мнение уже не имеет никакого значения.
– А чьё имеет?..
– Моё, разумеется. Только моё.
– Тогда зачем я вам? Вы любого человека могли заставить вести машину для вас вот так…
– Фактор времени, Шимански. Дело в этом. С новым человеком пришлось бы долго возиться. А вас я уже давненько начал обрабатывать…
Шимански изумлённо взглянул на человека, которого много лет считал не просто своим шефом, а старшим партнёром.
– Да–да, мой друг. Да–да! – усмехнулся тот ему в ответ.
И, еще раз оглядев тёмную волну, которая неумолимо поглощала посёлок, распорядился:
– Идём, Шимански! Нам туда.

Марине снился жуткий сон, как будто она умерла. И Макс тоже умер. И Геннадий Иванович. И Верочка. И они лежали холодными трупами в своих постелях, а по дому ходили двое очень странных людей, один из которых был похож на куклу–марионетку, а другой – на оболочку, заполненную какой–то омерзительной массой, вяло перекатывавшейся в нём, и эти люди что–то искали и никак не могли найти.
«Книга!» – еле–еле в своём мёртвом сне выговорила Марина. – «Они ищут книгу! Но это ведь нельзя, чтобы они её нашли! Нельзя! Нельзя!..»
Марина понимала, что она должна встать и напрячь все свои силы, обычные и необычные, соединив их с силами остальных троих, чтобы защитить Книгу, защитить весь мир, и прогнать этих людей отсюда, но не могла пошевелить даже мизинцем.
А двое странных людей всё ходили и ходили по дому, и человек–кукла переворачивал предметы, листал обычные книги, заглядывал в шкафы и ящики, но на самом деле все эти движения он совершал не добровольно.
Им управлял человек–оболочка.

– Как она выглядит? – спросил Шимански.
– Как обычная книга. Только старинного вида. Я же вам сказал! – раздражённо отозвался мистер Смит. – Когда вы её найдёте, вы сразу поймёте, что это она.
– Но, может быть, здесь её вообще нет?
– Она здесь! Она точно здесь! Просто они её спрятали!
Шимански ещё раз взглянул на двух людей, пластом лежавших на постели. Пожилой мужчина и совсем молодая женщина. Беременная. Интересно, она вышла за него замуж из–за денег, или по любви? Если по любви, то им обоим очень повезло.
«Она красавица!» – подумал Шимански с печалью. – «И он тоже выглядит неплохо. Вон какая мускулатура! Тренажёрный зал, бассейн, прогулки на свежем воздухе. Жаль, очень жаль…»
– Вот что, Шимански. Под подушкой! – сказал мистер Смит. – Посмотрите под подушкой!
Шимански подошёл к постели со стороны мужчины. 
– Да не у него под подушкой. У неё! – раздражённо воскликнул мистер Смит.
Шимански так медленно, как только смог, обошёл кровать, и осторожно засунул руку под подушку женщины.
Рука наткнулась на твёрдый переплёт.
– Нашли?! – нетерпеливо спросил мистер Смит. – Тащите её сюда!
Шимански вытащил небольшую книжку в розовом переплёте, никаким образом не похожую на старинный фолиант.
На книге была надпись: «Будущей мамочке Верочке. Ценные советы».
– Это не она. – сказал Шимански.
Мистер Смит подскочил к нему и впился взглядом в надпись.
– Нет, Эдвард. На этот раз это именно она! Просто камуфлируется. Кого она пытается обмануть? Меня?!
Мистер Смит огляделся по сторонам.
– Кладите её, Шимански. Вот сюда, на комод. Кладите!
Шимански медленно подошёл к комоду и положил на него эту книжку в розовом переплёте.
– А теперь смотрите. Смотрите!
Маленькая книжка стала меняться прямо на глазах. 
Исчез розовый цвет, исчезла умилительная надпись, увеличился размер и объём, и вот уже на комоде лежал огромный старинный фолиант, в кожаном переплёте, с металлическими уголками.
«Книга? Это ты? Ты меня слышишь?» – позвал Шимански мысленно.
Книга молчала.
«Прости меня, Книга!» – попросил Шимански.
Книга продолжала молчать.

– Ни фига себе! Это что, трирема?! Огромная какая! – спросил Гаврик. – Она настоящая?!
– Здесь всё настоящее. – ответила ему Варру.
Издалека донёсся странный звук, похожий на долгий–долгий вздох. Каменный пол под их ногами тряхнуло, а пространство вокруг начало струиться.
– Все быстрее на борт! – скомандовал Игорь. – По трапу! Дети первыми. Давайте сюда ваши коробки!
– Нет! Я сам её потащу! – отказался Гаврик, подбегая с коробкой в руках к верёвочному трапу с деревянными перекладинами.
– Я тоже сама! – заявила Даша, и полезла по трапу вслед за Гавриком, цепляясь за его перекладины левой рукой, а правой держа свою коробку за шпагат, которым она была перевязана. 
За детьми на борт поднялась Алёна, за ней Варру, Таа, и все мужчины. Последним был Костик, который тоже не желал выпускать из рук свой сундук.
Как только Костик спрыгнул на палубу, странный долгий стон прозвучал вновь, и огромный зал вокруг них растворился в тёмной вязкой субстанции, быстро заполнившей всё вокруг.
Теперь во всём мире царила только она.
От прежней реальности осталось только огромное древнее судно, качавшееся на поверхности этой массы, похожей на расплавленный битум. Вот только битум – это естественный материал, который добывают из земных недр, а в этой гибельной субстанции ничего естественного для Земли не было.
– Это что, от всех остались только мы? – с ужасом спросила Алёна. – Но почему мы тоже не растворяемся? И корабль этот?..
– Потому что мы – это мы. – непонятно ответил ей Валерий.
– Не волнуйся, дорогая! – сказала Алёне Варру. – Пока мы все вместе, с нами и с этим кораблём ничего не случится.
– А с миром?
– А мир мы сейчас спасём! – уверенно заявил Гаврик.
– Но как она поплывёт? – спросила Алёна, оглядывая всех с растерянным видом.
– Даша, матросы у вас в какой коробке? – спросил Игорь.
– В моей! – ответил Гаврик.

Шимански ожидал, что мистер Смит вцепится в Книгу, начнёт рвать её на части или сделает нечто подобное, но тот лишь взглянул на неё, не подходя близко, и сказал:
– Эдвард, переверните её задней крышкой вверх. Так. Теперь откройте. Отлично. Поднимите самый последний лист. Подождите! Дайте я взгляну… Да, это он. Это он! Какой небрежный почерк… Интересно, как у него вообще с языком. Они называют его великим и могучим, Шимански! Ну–ну… Теперь поднимите ещё один лист… Хорошо. Ещё один… Всё. Держите их вместе, вот так, вертикально… Очень хорошо! Не выпускайте! Теперь сделайте шаг в сторону. Вот так. Мне надо подойти.
И тут же, быстро подойдя к комоду, мистер Смит стремительным движением чиркнул пальцем вдоль поднятых Шимански листов, у самого переплёта, отделив их от всей Книги.
Только теперь, держа отрезанные листы в своих руках, Шимански понял, зачем он на самом деле был нужен мистеру Смиту в этой его, совершенно особенной миссии.
После того, как тот влил в себя вещество «чёрной дыры», они с Книгой превратились в две противоположности. Ведь Книга воплощала жизнь, а мистер Смит, ставший человеком–оболочкой – смерть. И он не мог сам просто так прикасаться к Книге. Для этого ему был нужен обычный человек, полностью послушный его воле. 
– Вот так, Шимански, вот так! – торжествующе сказал мистер Смит. – Они считали, что её нельзя уничтожить! Можно, Шимански! И ещё как можно! Но мне это не нужно! Я просто хотел удалить из неё самое последнее, самое дурацкое желание этого маленького идиота, которого мы с вами видели тут на первом этаже!
– Какого идиота?
– Поросёнка этого! – нетерпеливо воскликнул мистер Смит. – Разве вы не поняли? Это она так отблагодарила его за то, что он её завершил. Превратила в поросёнка! Хи–хи–хи!
Смех мистера Смита прозвучал чрезвычайно гадко.
Шимански недоумевающе заморгал глазами, одной рукой всё ещё держа Книгу за заднюю крышку, а другой сжимая отрезанные мистером Смитом листы.
– Ладно, ближе к делу! – сказал человек–оболочка. – Шимански, вон я вижу ручку. Возьмите её. Сейчас вы впишите в Книгу другое желание, моё собственное!
– Но ведь это ваше желание, не моё… – пробормотал Шимански.
– А вы сейчас – мой инструмент! – заявил мистер Смит. – Вот как эта ручка. Так что вами я и впишу сюда своё желание. Как ручкой!
И мистер Смит опять гадко рассмеялся.
– Да бросьте вы уже эти листы! От них всё равно теперь ни вреда, ни пользы. – раздражённо скомандовал он.
Шимански послушно разжал руку.
Листы, разделившись, плавно полетели вниз.
Но не успели они коснуться пола, как Книга снова начала меняться. Она вдруг вся поплыла и опала, как будто была сделана из пластилина или воска, который резко нагрели.
– Что это! Что происходит?! – завопил человек–оболочка.
А Книга уже начала пузыриться и таять, стекая по поверхности комода вниз, вниз, и расплываясь по полу вязкой лужицей.
– Она растаяла! Она исчезла! – вопил мистер Смит. – Я её всё–таки уничтожил! Чёрт! Чёрт! Мне не нужно было её касаться. Не нужно было! Надо было, чтобы вы сами отрезали эти листы!..
Он замолчал, бессильно тряся руками, как человек-оболочка и человек-развалина одновременно.
– Впрочем, что я говорю!.. – прохрипел мистер Смит. – Всё это бессмысленно, совершенно бессмысленно!..
Он опять замолчал, сжимая и разжимая руки.
– Книги нет, больше нет! – забормотал он. – И прежнего мира тоже больше нет!
Он поднял голову, вперив в лицо Шимански безумный взгляд.
– И прекрасно, Эдвард! Прекрасно! Раз я не могу создать для себя такой мир, который меня устраивает, то пусть прежний летит в тартарары! Прекрасно! Прекрасно!
– Так не доставайся же ты никому… – пробормотал Шимански, чувствуя глубочайшее, всепоглощающее отчаяние.
– Что? Что вы там бормочете?!
– Ничего… – ответил Шимански.
И сказал сам себе совсем тихо:
– Их книг я читал мало, но мне очень нравились их фильмы… А теперь больше не будет ни книг, ни фильмов, ни людей. Ничего не будет!
– Да что вы там бормочете? – опять закричал мистер Смит. – Я вас не слышу!
– А вам и не надо. – отчётливо сказал ему Шимански.
Человек–оболочка посмотрел на него диким взором, загримасничал и открыл рот, но тут снаружи донеслись совершенно неожиданные звуки, как будто мощный мужской хор то ли пел, то ли ритмично произносил слова из древней–древней песни.
– Что?! – завопил человек–развалина. – Этого не может быть! Этого не должно быть!
И он выбежал из комнаты.
Шимански, чувствуя, как в его сердце отчаяние сменяется надеждой, и пытаясь вслушаться в слова песни, которая звучала всё громче и громче, шагнул за ним.
Но тут его остановил ещё один звук, тихий и даже более невероятный, чем песня.
Из–под кровати, на которой лежали застывшие мужчина и женщина, вылез большой чёрный кот с белыми лапами и, подмигнув Эдварду Шимански обоими глазами, громко замурлыкал.
А потом кот подошёл к Шимански и потёрся о его ноги.
И Шимански, впервые за последние несколько часов, понял, что может двигаться по собственной воле.


Глава тридцать шестая
ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

– Весло вперёд! Весло назад!
Плывёт корабль, пусть даже в ад!
Но знаем дело мы с тобой!
Плывёт корабль! И будет бой!

– Здорово они поют, да, товарищ генерал?! – кое–как перекрикивая рёв гребцов, выразил своё восхищение Гаврик. – И какие они огромные!
Гаврик не преувеличивал.
Траниты, то есть гребцы, ворочавшие гигантскими вёслами самого верхнего ряда, были все, как на подбор, двухметрового роста, с невероятной ширины плечами и руками, на которых перекатывались мощные выпуклые мышцы, и двигались они в чётком ритме, без каких–либо признаков усталости.
– На самом деле древние люди были гораздо меньше ростом, чем мы! – наклонившись к Гаврику, громко ответил Введенский.
– Но они же не древние! Мы их сами вылепили в прошлом месяце! – гордо ответил Гаврик.
– Ну, если в этом смысле… – пробормотал Введенский, оглядывая свою команду.
Варру и Таа стояли рядом, обнявшись, и Таа даже положила голову на плечо Варру. Теперь стало отчётливо видно, что Таа хотя и была более энергичной и решительной, чем её сестра, всегда признавала старшинство Варру, и была готова прислониться к ней, как к матери.
Глеб и Алёна тоже стояли обнявшись, но не рядом, а лицом друг к другу, и Глеб сейчас что–то шептал на ушко Алёне, а она таинственно улыбалась.
Андрей в таком же восторге, как Гаврик, наблюдал за транитами, а Валерий не сводил глаз с Таа.
У ног Гаврика лежала картонная коробка. Шпагат с неё Гаврик уже развязал, но крышка коробки была закрыта.
Костик, крепко прижимая к себе свой сундук, сидел на бухте каната. Ему явно было нехорошо.
И только Даши нигде не было видно.
Введенский страшно забеспокоился и завертел головой по сторонам, бормоча с досадой:
– Ну что за девчонка! Куда она могла тут деться?!
И тут же с облегчением увидел Дашу, вылезавшую из люка в палубе.
Лицо у неё было недовольное, и даже сердитое.
Выбравшись на палубу, она отряхнула свои джинсы, и, подойдя к Введенскому, возмущённо сказала:
– Нет, вы представляете? Я пошла проверить, как там у них дела, у зигитов и таламитов этих, а один мне говорит: «Иди отсюда, девочка, не мешай»!
Даша так забавно басом передразнила голос гребца, что Введенский невольно улыбнулся.
– И это вовсе не смешно! – заявила Даша. – Я их сама вылепила! А он мне заявляет: «Иди, не мешай!»
– Дарья, видишь ли, это – вечная проблема отцов и детей. – сказал Введенский серьёзно.
– При чём тут отцы?! – не поняла Даша.
– А, ну да... – задумался Введенский. – В данном случае отцы совершенно ни при чём.
– Вижу дом! – крикнул Валерий.
– Отлично. – кивнул ему Введенский. И скомандовал гребцам: – Стоп–машина! Суши вёсла!
«Стоп–машина» тут не подходит, наверно!» – сказал он сам себе. – «Но бог его знает, какие там у них были команды на самом деле!»
Однако гребцы поняли его прекрасно. Они сделали противоположное движение вёслами и задержали их в той вязкой субстанции, по которой плыла трирема.
А потом гребцы, не сговариваясь, сделали глубокий дружный вдох и затянули совершенно другую песню.
– Во дают! – усмехнулся Введенский. – Откуда они узнали?..
Он смущённо поскрёб рукой в затылке, уловив весёлый взгляд двух сестёр.
– А, ну да, ну да… – пробормотал Введенский, шагая к корме, где можно было свободно подойти к борту.
Опираясь руками на борт, он оглядел окружающее пространство.
Повсюду, сколько хватало глаз, была только странная субстанция, темнее самой тьмы, вязкая, бесчувственная, всепоглощающая. Она покрыла собой как будто бы всю планету, со всеми её океанами и сушей, горами, лесами, городами, селами, людьми и животными…
Но, задрав голову вверх, Введенский увидел звёзды.
Ему стало немного легче.
Раз звёзды на месте, значит, всё будет в порядке.
К тому же внизу перед триремой теперь был виден дом, который тёмная субстанция поглотить не смогла.
Перед домом маялось странное существо, похожее на человека.
– Старый знакомец… – сказал себе Игорь, вглядевшись в него получше.
На крыльцо вышел ещё кто–то, не просто похожий на человека, а самый обыкновенный человек. У его ног крутился большой чёрный кот с белыми лапами и белой манишкой, сверкнувший своими желтыми глазами в Введенского, как проблесковый маяк.
И от этого блеска настроение генерала моментально поднялось на недосягаемую высоту.

– Что ж ты вьешься, чёрный ворон, над моею головой! – слаженно и мощно выводил дружный хор гребцов триремы, и от этого пения субстанция внутри человека–оболочки тряслась и вскипала, причиняя ему очень неприятные ощущения.
Он запрыгал на месте, что–то пытаясь кричать, но хор пел так громко, что ему пришлось дождаться, пока песня закончится.
– Введенский? Это опять вы! Нигде без вас не обходится! – завопил человек–оболочка в наступившей тишине, глядя снизу вверх на Игоря. – Ненавижу! Ненавижу!
– Нет, это без вас нигде не обходится! – спокойно ответил ему Игорь. – Как только где–нибудь случается какая–нибудь мерзость, это значит, что там нагадили вы, господин Смит!
Шимански, спустившись с крыльца, грустно вздохнул. Такая интерпретация характера их деятельности, данная Введенским, ему очень не понравилась, но он понимал, что генерал во многом прав.
– Мяу! – утешительно сказал Теодор и потёрся об ногу Шимански.
Тот наклонился и почесал Теодора за ухом.
Кот громко замурлыкал.
Человек–оболочка обернулся, и, безумным взглядом уставившись на кота, закричал:
– Шимански?! Вы что?! Уберите немедленно это животное!
– Не уберу. Тут хозяин он, а не я. – спокойно ответил Шимански. – И вообще, идите вы в задницу, сэр!
– Вот это правильно! Там ему самое место. – сказал сверху Введенский. – Хай, Эдвард!
– Хеллоу, Игорь! Как поживаете?
– Прекрасно. Осталось только разобраться с вашим шефом, и всё будет вообще полный окей! Надеюсь, вы не против?
– Я?.. Нет, я не против… – грустно сказал Шимански.
– Ну, отлично. Я рад, что я в вас всё–таки не ошибся. – кивнул ему Введенский, и добавил: – Только попрошу вас, Эдвард, просто не мешайте. Хорошо?
– Хорошо…
Человек–оболочка, взгляд которого в ходе этого короткого диалога становился всё более безумным, завопил:
– Я знал, я так и знал! Вы предатель, Шимански!
И, подпрыгнув, мистер Смит взмахнул рукой.
Из неё вылетел сгусток тьмы, и неизбежно влепился бы в Эдварда Шимански, если бы не Теодор.
Буквально в последний миг кот с диким мявом взметнулся перед Шимански в воздух, и лапой с растопыренными когтями саданул по сгустку, который тут же лопнул, как обыкновенный воздушный шарик. Только выпустил он не воздух, а вонючий дым.
Горло Шимански перехватило спазмом, и он закашлялся, согнувшись чуть ли не пополам, а Теодор приземлился на все четыре лапы и принялся брезгливо вылизываться.
– Эдвард? Вы живы? – с тревогой спросил Введенский.
– Да… – прохрипел Шимански, делая судорожный вдох.
– Уже неплохо!
И, многозначительно глядя на человека–оболочку, Введенский спросил:
– То есть, вы, господин Смит, решили настаивать на своём?
– Ненавижу! Ненавижу! – снова завопил человек–оболочка, и даже затопал своими конечностями.
– Но я всё–таки хочу дать вам последний шанс. – продолжал Введенский. – Уберите эту гадость, которую вы тут… налили… и сдавайтесь. Обещаю, что мы вас не тронем, и даже поместим в безопасное место… для вас и для других… где за вами до конца жизни будут ухаживать добрые санитары!..
Человек–оболочка в ответ затрясся и опять завопил:
– Ненавижу! Уничтожу!
И метнул тёмный сгусток в Введенского.
Генерал устало усмехнулся, легко отбил сгусток рукой и сказал:
– Ответ ясен. Ну что ж, придётся нам самим убирать за вами. Уже в который раз! Вот вам и управляемый хаос. Сначала наворотят чего ни попадя, потом не знают, как с этим справиться!..
И Введенский добавил, повернув голову в сторону:
– Гавриил, выпускай воинов!
– Есть, товарищ генерал! – послышался бодрый голос.
На палубе триремы что–то загрохотало, и через её борт один за другим принялись прыгать вниз гиганты–воины в полной боевой экипировке, со щитами и мечами в руках.
– Взять его! – приказал воинам Введенский, показав рукой на человека–оболочку.
– Меня?! Меня?!! – завопил тот, отступая и дико вращая глазами. – Не выйдет! Не выйдет!
И размахивая руками, стал выпускать в воинов сгусток за сгустком.
Воины продолжали спрыгивать с триремы. Часть из них занялась мистером Смитом, а часть, рассредоточившись по периметру, начала рубить своими мечами тёмную субстанцию. Засверкали вспышки, повалил вонючий дым.
Шимански, снова поднявшись на крыльцо, ошеломлённо вертел головой. Теодор, стоя перед ним, выгнул спину, распушил хвост и дико орал.
Один из воинов, рубивших тёмную субстанцию, обернулся, и, не переставая махать мечом, подмигнул коту и улыбнулся.

– Ну, что ж, – сказал Введенский Гаврику. – Это его на некоторое время отвлечёт. А теперь нам надо разбудить силы природы. Константин, давай сюда свой сундук!
Вместе с Костиком к генералу подошли и остальные.
Костик, поставив сундук на палубу, открыл его и бережно вынул оттуда странный механизм, ярко блиставший в свете звёзд.
– Вот. – сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая механизм Введенскому. – Это и есть сокровище Валгаллы…
– Из чего же оно сделано? – спросил Введенский, принимая механизм из рук Костика тоже очень бережно.
– Золото и горный хрусталь. Больше ничего. Но ведь работает!
– Понятно. И что я должен буду сделать?
– Ну, полностью мы в нём ещё не разобрались, но, если нажать вот здесь и потом здесь…
Костик замешкался.
– То, что будет? – мягко спросил его Введенский.
– Произойдёт полный разряд. – беспомощно взглянув на Введенского, ответил Костик.
– Понятно… – грустно усмехнулся Введенский. – Но он их разбудит, не так ли?
– Мы надеемся на это. – серьёзно сказала Таа.
– Понятно… – снова повторил Введенский, и посмотрел в глаза Варру.
Они были полны слёз.
– Любимая моя, – тихо сказал Игорь. – Это было прекрасно! Это стоит всей моей жизни. И я ни о чём не жалею!
– Да. Да! И я! – сказала Варру. – Я люблю тебя!
– И я тебя люблю! – сказал ей Введенский.
Оглядев всех прощальным взглядом, он сказал:
– Ну, пора!
– Но как же вы туда попадёте? – спросил Валерий. – Внизу битва!
– Притворюсь чайником! – усмехнулся Введенский.
И с этим словами он исчез.
Тихо, без хлопка.
Просто растаял в воздухе.

В доме было тихо. Звуки битвы долетали сюда как будто бы очень издалека.
В спальне на первом этаже Введенский нашел застывшие на кровати тела молодой женщины и маленького поросёнка в её ногах.
– М–да… – пробормотал он. – Такое вот, значит, чувство юмора…
Поднявшись на второй этаж, в другой спальне, расположенной точно над той, в которой находились Марина и Максим, Введенский увидел тела двух других людей, застывших в таком же мёртвом сне.
На Алтунина он посмотрел спокойно, а вот вид Верочки вверг его в отчаяние.
– Ёлки–моталки! Она же беременная! – воскликнул Введенский. – Почему они меня не предупредили?! Впрочем… Что бы это изменило?..
Шум битвы за стенами дома явно усилился.
В воздухе всё сильнее несло вонью.
Введенский понял, что медлить больше нельзя.
Крепко держа сокровище Валгаллы в одной руке, он осторожно коснулся золотого рычажка в одном месте и затем в другом.
И в его руках вспыхнуло солнце.

Смерть вдруг исчезла, растворилась без следа, и Марине стало понятно, что её и на самом деле не существует.
А вместо смерти в сердце Марины, в ощущении величайшего счастья, какое только возможно в этой Вселенной, разгорелся великолепный яркий свет, полный любви и нежной боли. Силу такого света может познать только женщина, дающая миру новую жизнь, и Марина с восторгом поняла, что совсем скоро и ей тоже предстоит открыть его тайну.
Но какое–то чувство очень беспокоило её, как будто она должна очень быстро куда–то идти и что–то делать, хотя она не могла понять, что именно.
Тут в ярком сиянии перед ней возникло лицо мужчины, которого она никогда раньше не видела.
И этот мужчина очень серьёзно сказал ей:
«Просыпайтесь, Марина Викторовна, и выходите поскорее, все четверо! Вы нам очень нужны!»
«Нужны? Все четверо?» – пробормотала Марина. – «Для чего?»
«Всё для того же!» – усмехнулся мужчина. – «Сами должны понимать!»
«Но кто вы?» – спросила Марина.
«Кто я? Теперь уже и не знаю. Видите ли, я только что умер.»
«Нет, нет!» – воскликнула Марина. – «Вы не могли умереть. Ведь смерти не существует! Я только что это поняла!»
«Смерти не существует? Это какая–то совсем новая концепция!» – улыбнулся мужчина. – «Мне потребуется некоторое время, чтобы её осознать!»
Марина радостно улыбнулась ему.
И проснулась.

За окном что–то звенело, гремело и тряслось.
Кто–то визжал тонким голосом что–то вроде «Ненавижу! Уничтожу!»
Этот визг перекрывали звонкие детские голоса, воинственно кричавшие: «Дай ему! Дай ему! Вспышка справа! Вспышка слева! А теперь вперёд, вперёд!»
Но громче и пронзительнее всех этих звуков и криков был невыносимый кошачий вой, который звучал почти непрерывно.
И ещё в воздухе чем–то очень неприятно воняло.
– Я всё–таки прибью этого кота! – пробормотал сонным голосом Макс. – Как только поймаю! По крайней мере, отберу у него все огурцы!..
Двери спальни с громким звуком открылись и внутрь вбежали Геннадий Иванович и Верочка, в наспех накинутых халатах.
– Марина! Макс! Быстрей за нами! – приказал Геннадий Иванович. – Они там бьются уже из последних сил!

Шимански стоял на крыльце, переминаясь с ноги на ногу и ошеломлённо глядя на сражение.
Человек–оболочка отбивался от воинов очень энергично и эффективно. Он беспрерывно метал во все стороны свои тёмные сгустки, и многие из воинов, бившихся с ним, уже погибли.
Погибла уже и большая часть тех воинов, которые сдерживали наступление тёмной субстанции по периметру поля боя. Они рубили её мечами, закрываясь от её всплесков щитами, но справиться с ней всё равно не могли, и один за другим падали на землю, растворяясь без следа.
Воинов оставалось уже совсем немного, на лице человека–оболочки всё безумнее и безумнее разгоралось выражение торжества, и Шимански стало понятно, что совсем скоро всё кончится.
Рядом с ним упал ещё один воин.
Его меч отлетел и зазвенел прямо перед ногами Шимански.
«Ну, что ж!» – решил он. – «Значит, пора и мне вступить в бой!»
И он наклонился, чтобы поднять меч.
«Нет, Эдвард! Не торопись… Твой черёд придёт!» – раздался в его голове далёкий тройной голос.
«Кто это? Книга?» – с огромным облегчением спросил Шимански.
«Нет, Эдвард, нет… Разве ты нас не узнаёшь?»
«Альберт? Луиза? Блэр?!» – изумился Шимански. – «Но ведь я видел, как вы умерли!»
«Нет, Эдвард, мы не умерли. Мы перешли в другое состояние. Так было необходимо… И скоро мы будем здесь. Но требуется ещё некоторое время. Ещё чуть–чуть… Тебе нужно будет придержать вепря! Он не должен прыгнуть прежде, чем мы появимся!..»
«Но я не видел здесь никакого вепря! Там, в доме, я видел только маленького поросёнка!»
«Правильно. Это он и есть…»
Тройной голос затих.

Тут же резко стукнула входная дверь, и в тот самый миг, когда на землю упал бездыханным последний воин, на улицу вылетели трое растрёпанных людей и поросёнок.
Шимански едва успел посторониться.
С борта триремы зазвучали крики восторга.
Человек–оболочка, который на самом деле был уже очень мало похож на человека, развернулся к четверым прибывшим, и прошипел:
– Вы все–таки очнулись! Но слишком поздно! Вам всё равно меня не уничтожить! Для вас всех всё уже погибло! Навсегда!
Воздев вверх руки–отростки, человек–оболочка открыл свой рот, теперь больше похожий на невероятных размеров пасть или воронку. И в эту пасть–воронку с бурлением стала втягиваться тёмная субстанция, превращая его в громадного отвратительного монстра.
– Возьмёмся за руки, друзья! – спокойно предложил Геннадий Иванович.

Игорь очнулся.
Он стоял посреди той же спальни, в которой теперь никого не было.
Из–за стен дома доносился страшный шум, в воздухе воняло просто невыносимо.
– Я жив? – с удивлением спросил себя Игорь.
Но голос его прозвучал еле слышно.
Он поднял руку.
И едва увидел её, такая она была прозрачная.
«Да, ты жив» – послышался в его голове странный тройной голос. – «Ты просто изменился. Но остался на Земле! И это само по себе удивительно.»
– Кто вы? – спросил Игорь.
«Мы – друзья. И мы уже совсем рядом.»
– Мне надо идти! – сказал Игорь. – Я должен помочь остальным!
«Не волнуйся, мы сами им поможем. Всё уже почти закончилось. Ты всё равно ещё некоторое время не сможешь двигаться…»
Тройной голос пропал.
Игорь попробовал сделать шаг, но у него ничего не получилось.
Тогда он попытался хотя бы наклонить голову, и это ему с трудом, но удалось.
Рядом с ним на полу стояло сокровище Валгаллы, которое теперь только слабо искрилось.
Игорь задержал на нём взгляд, и вдруг до мельчайших деталей увидел его конструкцию и понял, как этим устройством управлять.
Но двигаться он всё равно не мог, и поэтому был вынужден стоять и ждать, пока его новое тело сформируется полностью.

– А я же не могу взяться за руки! – воскликнул Макс.
Марина наклонилась, чтобы подхватить его, но он отпрыгнул в сторону, и крикнул:
– Нет, нет! Лучше помогите мне, я сам с ним разберусь!
И, топнув копытом, Макс начал стремительно превращаться в вепря.
«Эдвард!» – услышал Шимански в своей голове тройной голос.
И тогда он бросился на Макса и придавил его к земле своим телом.

– Ну вот, Шимански! – проревел жуткий монстр, который до этого был человеком–оболочкой, а до этого – мистером Смитом. – Вы всё–таки остались на правильной стороне! А я уж было начал сомневаться!

Таких кошмарных ощущений Эдвард Шимански не переживал ни разу за всю свою жизнь.
Под ним бушевало маленькое землетрясение, очень больно бьющее чем–то твёрдым по животу и груди, а сверху терзал невыносимый огонь, заливал ледяной ливень и трепал смерч, выкручивавший его, как мясорубка.
«Ещё немного,» – обречённо подумал Шимански, – «и меня разорвёт на мелкие клочки и разметает по всем закоулочкам, как они рассказывают детям в своих сказках!..»
«Молодец, Эдвард! Мы здесь. Отпускай его!» – раздался у него в голове тройной голос.
Шимански отпрянул от землетрясения, вынырнул из–под ливня, огня и смерча, и откатился в сторону, уткнувшись лицом в землю. 
Там он и остался, с чувством невыразимого облегчения ощущая, какое это, оказывается, счастье, когда тебя ничто не бьёт, не обливает, не жжёт и не стремится вывернуть наизнанку!
Поэтому самое интересное он пропустил.
Но нисколько об этом впоследствии не жалел.

Зато все остальные, кто с изумлением, надеждой и восторгом, а кто, наоборот, с тоскливым чувством неминуемого поражения, смотрели, как прямо с неба вниз опустились три светящихся фигуры. Зависнув в воздухе, они сказали своим тройным голосом: «Ну а теперь – все вместе!»
От каждого из троих протянулся светящийся луч, коснувшись маленького поросёнка, который уже вновь стремительно превращался в вепря.
И стихия земли, неудержимо растущая в нём, соединилась со стихиями огня, воздуха и воды, впитала в себя силу Солнца и других звёзд, и вот уже на месте поросёнка возник не просто вепрь, а гигантский огромный зверь, весь блистающий изнутри, поросший густой стальной щетиной, с горбом на спине, жуткой мордой, горящими глазами, ногами, украшенными великолепными копытами, и пастью, из которой торчали жёлтые заострённые клыки. 
– Какой он краси–ивый! – раздался восхищённый голос Даши.
Мерзкий монстр, извивавшийся перед вепрем, ещё продолжал впитывать в себя тёмную энергию чёрной дыры, ещё метал гаснущие сгустки, крича почему–то «F–35! F–35!», но сияющий вепрь уже прыгнул на него, и ударил, и открыл свою огромную пасть!..
И просто взял, да и проглотил монстра.

Наступила тишина, которая длилась короткое мгновение, пока её не нарушил ликующий крик петуха.
Вот тут Эдвард Шимански вздохнул, поднялся на ноги, отряхнулся, огляделся…
И застыл, как заворожённый.
Было ранее утро.
Чистое небо над «Ясной зорькой» окрасилось нежным багрянцем, воздух был свежий, приятный, где–то неподалёку в такт петуху звучным дуэтом орали коты, и почему–то плакала девочка.
– Ну, Даша, в чём–дело? Почему ты плачешь? Мы же победили! – говорил глубокий женский голос.
– Бабуля! Игорь Степанович погиб!
– Эх, дорогая… Он сделал то, что должен был сделать. Так всегда поступают настоящие герои.
– И все наши воины тоже погибли! Все до одного!
– Ну да, я понимаю, вы проделали такую большую работу…
– Нет, бабуля, мне вовсе не нашу работу жалко! – отвечала девочка, продолжая плакать. – Мне жалко самих воинов! Они были такие настоящие!
– Даша, но ведь они погибли, спасая этот мир. – с нежностью говорила женщина. – Они совершили подвиг! И мы их никогда не забудем!
– Никогда–никогда?
– Никогда–никогда!
И девочка, всхлипнув ещё раз, перестала плакать.

А потом солидный мужской голос тихонько произнёс:
– Максим Александрович, дорогой, пойдёмте скорее в дом. Я вам там найду какие–нибудь штаны. Тут всё–таки дети, знаете ли!


ЭПИЛОГ НОМЕР ОДИН

Очень плотный завтрак, а фактически настоящий пир, с хорошо прожаренным мясом, всевозможными закусками, великолепным вином для взрослых и свежевыжатыми соками для детей всё длился и длился, потому что каждый из пирующих отличался потрясающим аппетитом.
Больше всех радовалась Верочка, потому что теперь никто не мог упрекнуть её в обжорстве.
Не меньше Верочки радовалась Марина.
И переживала тоже.
Радовалась она потому, что не могла налюбоваться на своего Максима, который, как она и наблюдала однажды в предутреннем видении, оказался красавцем–мужчиной в расцвете лет.
Переживала она потому, что ей было стыдно перед Эдвардом Шимански, которого они незаслуженно посчитали нехорошим человеком и чуть было не разнесли на атомы.
Но Эдвард Шимански ни на кого не обижался, продолжая отдавать дань русскому гостеприимству.
Андрей непрерывно балагурил.
Костик дремал, и при этом мечтательно улыбался.
Даша и Гаврик сидели, откинувшись на своих раскладных дачных стульях.
Даша ела яблоко, Гаврик доедал очередной шашлык.
Геннадий Иванович и Верочка о чём–то тихонько беседовали.
В животе у Верочки радовались маминому аппетиту и обменивались впечатлениями о произошедшем двойняшки, мальчик и девочка.
Глеб и Алёна обнимались и целовались, уже никого не стесняясь, поскольку еще перед пиром Глеб сделал Алёне предложение, и она с восторгом дала своё согласие.
Таа и Валерий сидели рядом молча, держа друг друга за руки.
Игорь и Варру тоже сидели рядом, держась за руки, и Варру время от времени что–то говорила Игорю на ушко, а он молча слушал, мягко улыбаясь.
Всё это происходило на берегу озера, прямо посреди которого на воде красовалась огромная трирема.
Даша, доев яблоко, в сто первый раз начала:
– Ну давайте, давайте оставим её здесь, а? Устроим аттракцион, будем катать всех желающих!
– За деньги! – насмешливо фыркнул Гаврик. – Сделаем крутой бизнес!
– Не смешно! – недовольно буркнула Даша.
– Трирему мы вернём на место. – в очередной раз твёрдо сказала Таа.
– Ну почему, почему?!
– Потому, что не будет в «Ясной зорьке» покоя, если она останется здесь. – сказал Геннадий Иванович. – Мы не справимся с потоком желающих покататься!
– Потому, что на то оно и Хранилище, чтобы всё находилось на своих местах. – сказал Игорь.
– Потому, что озеро слишком маленькое! – сказала Варру.
– Какие вы, взрослые, всё–таки вредные! – с обидой заявила Даша. – Всегда найдёте тысячу причин, чтобы отказать бедному ребёнку.
– Дарья, давай обойдёмся без шантажа! – строго сказала Таа.
– Ладно, ладно, обойдёмся! – шмыгнула Даша носом.
«Да нет никаких проблем с этой посудиной!» – раздался неожиданный голос одновременно во всех головах. – «В Хранилище верните настоящую трирему, а здесь оставьте уменьшенную копию. Детей катать. И все дела!»
– Книга! – воскликнули все.
– Я же сам видел, как он её уничтожил! – изумился Шимански.
«Ни фига подобного!» – заявила Книга. – «Это я навела на него иллюзию! Он только думал, что уничтожил меня. Так что я по–прежнему лежу в спальне под подушкой, и мне это, между прочим, уже страшно надоело!»

И далеко–далеко в космосе, верша среди звёзд такие дела, которые нам пока не ясны, три невероятных существа улыбнулись друг другу, потому что они слышали каждое слово этого замечательного диалога.

ЭПИЛОГ НОМЕР ДВА

Прошло несколько недель.
Марина и Макс уже подали заявление в ЗАГС, уже оформили право владения на один из свободных особняков в «Ясной зорьке», уже даже разместились там, но время от времени приезжали в квартиру Марины в «Белом парусе».
Однажды Марина вернулась сюда, когда Макс ещё был на работе.
И, приехав где–то через час, Максим увидел, что его уже фактически жена сидит на кухне и плачет.
– Что случилось? – встревожился он.
– Я скучаю по Максику! – ответила она жалобным голосом. – По своему маленькому поросёночку!
Максим растерянно захлопал глазами.
– Марин, ты что, сбрендила слегка? – спросил он. – Я же и есть Максик! Я – твой маленький поросёночек!
– Нет, милый, ты – мой самый лучший на свете мужчина! – печально сказала Марина. – А Максик – он был такой красивенький, такой хорошенький! Ушки, пятачок, хвостик!.. Розовая попка!.. Он был такой шалун! Такой обжора и озорник! Он был такой нарядный в своём костюмчике! И я очень, очень по нему скучаю!..
Максим не нашёл, что на это сказать.
– Пойду я, приму ванну. – вздохнула Марина. – Мне надо побыть одной…

Примерно через полчаса, лёжа в прохладной воде, покрытой густой пеной, Марина опять всплакнула, вспомнив тот самый первый вечер, когда она только встретила своего ненаглядного Максика.
И тут дверь ванной комнаты тихонько отворилась.
Марина посмотрела вниз.
Там стоял её Максик!
Вновь в образе поросёнка!
И хитро улыбался.
– Максик! – радостно воскликнула Марина. – Ты опять превратился?! А я думала, что теперь ты всегда будешь только человеком!
– Я обратился за советом. Сама понимаешь, к кому. – пояснил Макс. – Так что с этого момента я могу превращаться туда и обратно. И не только в поросёнка.
– Правда?!
– Конечно! И, кстати, я по–прежнему очень прыгучий!
С этими словами он подался назад, присел на задние ножки, и прыгнул, легко перелетев через край ванны.
Пена взлетела вверх, и один из её клочков красиво опустился Максиму прямо на голову.
– Ну что, – вкрадчиво сказал Макс, подплывая к самому носу Марины, – продолжим наши исследования?..


Вот теперь – всё!
Конец фильма.
В смысле, этой истории.
Может быть, будут и ещё…



г. Омск
30 октября 2015 г. – 21 февраля 2016 г.