А. Чужой. Суконное имя полная версия

Рассказ – шутка

стилизация

Чудное имя носил актёр Брыдлв – Сатин Сатинович!?
Никогда подобного имени не слышал, но было это именно так -  в одном провинциальном городке в стародавние времена.
Эта курьёзная история случилась в частном театре антрепренера  - Брозмана Ора  Гадовича – сокращённо… БОГ.  И театр назывался соответственно  – «У БОГа за пазухой».
Звучало обнадёживающе .
Контракт у Брыдлова был подписан на два сезона в качестве актёра – трагика на первые роли с… обязательным дублёром на случаи запоя трагика, с солидным жалованием, однако, одним бенефисом в сезон ежели не будет нарушений по сивушной части.
Пробным шаром новоявленного премьера стала роль Мефистофеля в пьесе местного драмадела Гарри Дрынова «Горизонты Ада».
Губернская пресса отмечала громоподобный голос господина артиста Брыдлова и безумный его темперамент, выразив надежду на творческий потенциал дебютанта.
Суфлёр же этого театра примечал для себя - отменный слух гиганта, ибо Брыдлов имел под два метра роста, а так же степенную трезвость, о чём и отписывал в журнал ведения премьер и последующих представлений.
Всё протекало как понаписанному - без сучка и без задоринки…
На первых порах…
Освоившись на новом месте, осмотревшись, премьеру стало скучновато без горячительного стимула.
Расхаживая по гримёрке в кальсонах, разминая свои обертона – распевая на разные лады какую – то несвойскую дребедень  он вспоминал ностальгически столицу.  Ту самую столицу - откуда его выгнали с треском из самого императорского театра за дружбу с «Анисовкой».
И теперь, в глубокой… провинции, стоя посередине комнаты, он выбрасывал гневно кулачище в воздух и саркастически пел – Ну, вы ещё по – о – ожалеете,  поплачете…  У ног валяться будите, да только Сатин Сатиныч не прощает… пре – е – да – те – лей!..  – протяжно басил актёр, разминая глотку. Окончание «лей» он повторил трижды.
Правда, он там, в столице играл всё больше роли «Кушать подано», ну, да Бог  ним, тут важно, что престижно! Да и жалование у них - нечета иным прочим.
В гримёрку неожиданно заглянул Шкаликов по кличке – Посошок с вечно красным носом,  хотел что – то сказать, да осёкся, забыв закрыть рот…
Брыдлов стоя к Посошку спиной пробасил – Закрой рот, Посошок, сквознячок… перегаром несёт… У меня же спектакля как никак!..
Ещё унюхают, подумают на меня… Компромат…
Вам что, монтировщикам – басил он с тоскливой задумчивостью лицедей, -  падать некуда, а у меня ж карьера на выданье, в девках засиделась, - не терял надежды премьер.
- Ну, чего в дверях застрял, проскальзывай!.. – снисходительно  пригласил трагик Посошка войти.
Шкаликов ужом юркнул в дверную щель и, обходя гиганта, восхищался – Ох, и велики вы, Сатин Сатиныч, аж головушку кружит на вас глядючи…
- Да уж, что есть, то есть… велик лик, породистый мужик… ломовик!.. – хохотнул Брыдлов довольно. – А ты с запахами, чёрт рогатый…  Пошто стоишь? Не дрейфь, присаживайся – у меня дЭмократия, - произнёс он пафосно модное словцо, почему – то через букву - Э!?
Посошок покраснев от смущения, присел на краешек стула неподалеку от артиста и, помяв картуз в руках , спросил – Сатин Сатиныч, вопросец  позвольте?
- Валяй, чего там… - глядя в зеркало, корчил уморительные рожицы Брыдлов, разминая мышцы лица.
 Посошок, зачарованно наблюдая за манипуляциями лица мэтра, прошептал – Мастер, ей Богу мастер…
- С этим не поспоришь… Ну?..  – млел потирая грудь Сатин Сатинович.
- Ой, засмотрелся - спохватился Посошок, - Да… Отчего… кхе-кхе,  вас так чудно величают, ужасть как антиресно? – любопытствовал обладатель красного носа.
- Эк тебя куда… Антересно ему… Хм… Деда моего звали – Засим Засимыч… А у него была фабрика – мануфактура значится, а…
- Ой, мастер!.. Ну?.. – ёрзал на стуле Шкаликов.
- А ты не нукай, не запряг, поди!.. Нукало – деньгу профукало,- отбрил монтировщика скорый на остроту артист.
- Дед сатином торговал, ну, и нарёк отца моего – Сатином, а батюшка и меня туда же… - глагольствовал мрачно лицедей. – Сменю, на псевдоним сменю… А то, понимаешь, не благозвучно как – то звучит!?
- А по мне ничего.  Как бы ни величали, лишь бы человек был хороший… - лучился светлою улыбкой Посошок.
- Ты мне зубы не заговаривай… Ничего… Из ничего градусы не капают!..
Принёс? -  вдруг спросил Брыдлов растерявшегося от неожиданности Посошка.
Монтировщик, выдержав паузу, распахнул театрально полы темно-синего халатика, гордо обнажив впалый живот и…  ничего более.
- Ты что, мне стриптиз здесь разыгрываешь!? – гневно зашипел великан в кальсонах, сжимая огромные кулачищи.
Но, Шкалик, ничуть не испугавшись, молниеносно извлёк из-за спины бутылку «Анисовки», демонстрируя свою рыцарскую непогрешимость духу товарищества. – Рад услужить искусству мастера перевоплощения - с!..
-  Ишь ты, поднахватался… - замурлыкал Брыдлов довольно, переплавляя гнев на добродушие.
- Ладно, уже, ступай себе, спектакля скоро, готовиться нужно, - бодро шлёпая себя по мясистым щекам, продикламировал артист и налил Шкалику в благодарность за выручку.
Монтировщик, молниеносно осушив «тару», с поклоном и почтением удалился.
Перед Брыдловым на столике лежала его роль и большие золотые часы с боем, преподнесенные ему в честь дня рождения.
До начала представления оставалось ещё некоторое время, а бутылочка, припрятанная  за зеркало гримировального столика, не выходила из творческого ума его, соблазняла…
Он, гоня соблазны, прочь, взял тетрадку с ролью и стал проверять текст – помнит ли…
Правда Сатин Сатинович всё больше полагался на суфлёра Карпа Федотовича, уж он – то не подведёт, завсегда выручит, поможет «вырулить»  куда надо в случае необходимости…
Но, статус премьера обязывал к собранности и ответственности…
А он артист, человек эмоциональный – пальцем ткни и энергия таланта попрёт наружу, а по сему ему требовалась разрядка в виде «анисовки» гасящей пыл души!
Только глоток водочки способен был сбалансировать могучий темперамент, необузданную фантазию с провинциальными подмостками ветхого театра и запросами местной «знати».
Брыдлов почти автоматически глотнул прямо из горлышка «Анисовки», занюхал лимончиком, недельной давности и нацепил парик, что стоял на подставке тут же на столике.
Приглаживая непослушные пряди парика, одним глазом поглядывая в роль, другим в зеркало, в душе борясь с искушением промочить гортань ещё чуток – вдогонку, артист впал неожиданно в ступор…
А какой, собственно говоря, сегодня спектакль, глубокомысленно задал он своему отображению в зеркале вопрос?
Странно, думал Брыдлов, битый час вспоминаю буквы из «Провинциальных пройдох», а парик из «Мельника Гаргантюа»? 
Как такое может быть, пытался понять трагик абсурдность ситуации и не мог найти ответа.
- Тут без чарки… хм – хм… не разберёшься, постукивая пальцами по переносице, разминая носовые резонаторы, прогнусавил неожиданным фальцетом  Сатин Сатиныч.
И вдруг без стука, в гримёрку врывается какой – то вспотевший очкарик и, обомлев от неожиданной встречи с гигантом – артистом, пролепетал еле слышно – Это не сортир? А… простите… где?.. – бойка притопывая ножками, вопрошал умоляюще очкарик.
Брыдлов в свою очередь, немало обалдев от непрошенного визитёра, и прозвучавшего сакраментального вопроса ни нашёл ничего лучшего, как сказать, что здесь гримировочная уборная, а уборная, которая сортир несколько дальше, вне служебной территории. Выпроваживая визитера, трагик буквально наткнулся на таких же пританцовывающих, ждущих нетерпеливых очередников, у двери его гримуборной.
Он готов уже было взорваться от напора жаждущих почитателей унитаза, как вдруг неожиданно ему попалась на глаза табличка на двери его гримуборной с надписью крупным шрифтом – СОРТИР и далее на убыль – типа… клозет…
Казалось, что сейчас последует реакция трагика – гром и молнии, но ничего подобного не произошло!
Напротив актёр вместо этого раскатисто расхохотался и, утирая слёзы, широким жестом  указал бедным зрителям нужное направление – Идите, дети мои, там вас ждёт облегчение!..
Дело в том, что трагик наш имел прозвище, данное ему за имя его необычное – Сатин Сатинович и звучала оно так - Сортир Сортирович Клозетов!..
Неправда ли – оригинально?
Но, если быть до конца откровенным, то истинный смысл прозвища был в другом – во-первых, от премьера постоянно разило сивухой, во-вторых, извините, он часто засиживался в задумчивом месте, что и послужило причиной сатирического внимания сотоварищей лаконично выраженном в этом ёмком прозвище.
Трагик только посмеивался да отшучивался, затаив, однако на шутников толику обиды, рассчитывая в подходящий момент непременно рассчитаться с ними.
И вот сейчас он хохотал не от шутки, которая перешла границу дозволенного по мнению премьера, но от возможности перейти в наступления и наказать обидчиков!
Но, не зря как видно даётся нам имя свыше, так и в данном случае с Сатин Сатиновичем – прямая аналогия с тканью.
Прост как… сатин, не мнётся, не садится, цены не стыдится!
Прямо – таки о характере трагика!..
Он, как и все большие люди – быстро вспыхивал, да зло долго не держал на сердце – забывал…
Однако время приспело и к началу спектакля.
По закулисью театра – забегали, засуетились, загалдели, зашипели – реквизиторы о своём, костюмеры о своём, посмотришь со стороны – дурдом да и только!
И тут как некто из табакерки возник завтруппой с весьма озабоченным лицом и капельками пота на лбу – Интересно, а где Брыдлов, никто не видал, на месте? – вопрошал он неведомо кого.
Но, вскоре выяснилось, что трагик на сцене, что он давно… «зарядился», то бишь занял исходную точку на выход, и, стало быть, к началу готов!
Так доложил начальству всезнающий суфлёр Карп Федотович, а начальство ему верило, так как проверен в делах закулисных не единожды.
Но, когда дали занавес и из оркестровой ямы зафальшивил малочисленный оркестрик театра, когда рассеялся дым изображающий туман и откашлявшиеся зрители приготовились внимать магии лицедейства, произошло невероятное – трагик, который должен был спуститься с колосников на канате вниз… не появился…
Нерастерявшийся помреж приказал сыграть запасную для подобных случаев интермедию, пока ищут Брыдлова, но тот будто испарился!..
Искали все, кто был свободен от спектакля.
Завтруппой срочно послал за дублёром, а на это требовалось время – минимум минут пятнадцать…
Стали комбинировать, сочинять на ходу тексты не существующей сцены в начавшемся «шедевре» господина Бездарского – «Титан».
Сидящий в ложе автор пьесы восклицал – Гениально, потрясающее, но я этого что – то не помню в текстах, да и сцены этой тоже…
Надо запомнить и включить в пьесу.
Распахнувшиеся центральные двери в зрительный зал, ввергли всех присутствующих в шок от появления в проёме странно одетого гиганта и на вопрос в диалоге артистов на сцене – «Где этот циклоп?», гигант вскричал – Тута Марфута!
Автор пьесы первым оценил новизну театрального приёма – появление и проход героя через зрительный зал – Браво, возопил он, талантливо, авангардно! – и так далее в том же духе.
Это был трагик Брыдлов собственной персоной – в парике из пьесы «Мельник Гаргантюа», сатиновой рубахе – распашонке и в тех самых уютных, домашних кальсонах!..
На голове его красовалась каска пожарника, на груди табличка с известной надписью – «Сортир типа клозет»!
Премьер царственно прошествовал через весь зал в мёртвой тишине , подойдя к музыкальной яме, гаркнул – Музыку из «Ада»!
Затем нагнувшись и выцепив из состава оркестра барабанщика, щупленького лысого мужичка, закинул его на сцену и, взяв большой барабан, стал в него бить и декламировать – Монолог унитаза, - объявил трагик и стал сочинять на ходу… бред сивой кобылы.
Он был подобен змею Горынычу – изо рта несло сивухой, раскрасневшееся лицо, огненный взор и перекрывающий оркестр громоподобный голос были местью за поруганную его честь и больное самолюбие!..
На следующий день артиста Брыдлова изъяли «из пазухи Бога» без пособия и жалования.