Навстречу судьбе

   - Не существует во Вселенной никаких рамок и границ, которые способны удержать любовь. Отнюдь неважно, где, когда и как, если людям суждено полюбить друг друга – это случиться, как бы то ни было. Я лишь припоминаю одну историю, которая началась в моем далёком детстве. Сейчас, на шестом десятке уже так всё не вспомнишь, но я постараюсь.


   Журналист из какой-то знакомо-известной газетёнки сидел напротив морщинистого старика, который, то и дело покачивался в своём кресле-качалке. Человека с блокнотом и ручкой от этого немного подташнивало. Старик видел, что его собеседнику становиться плохо от данных действий, но не прекращал качаться, ведь это забавно – видеть, как другим плохо. Тем более, по его мнению, люди сами должны говорить, если их что-то не устраивает или они хотят что-то изменить. Ведь пока они не раскроют рот и не скажут, ситуация продолжит существовать не так, как им угодно.


   - Так из какой, говорите, вы газеты? – уже забыв название старик спросил снова.

   - Числюсь я в газете «Жизнь», но материал, за которым пришел к вам, собираю для своего сборника рассказов. По телефону вы вроде сказали, что не откажете рассказать знакомую вам историю, - человек с полностью седыми волосами широко раскрыл глаза и активно закивал.

   - Да, да, верно. История. Безусловно. Я вам расскажу, - почесав свой почти лысый затылок и перестав качаться в кресле пожилой мужчина заговорил:
В моей чёртовой жизни мне мало, кто нравился, но, а если уж нравился, то это всерьез и взаправду. Свои чувства я попусту не растрачивал. Только определённые, достойные, избранные мной девушки могли удостоиться чести, чтобы услышать из моих уст заветные слова – «Ты мне нравишься!». Сказать это для меня было, как пройти босыми ногами по тлеющим углям только что горевшего костра. Я был очень бережен со словами, они имели для меня вес. Сказанное мной всегда что-то значило. И вот. Почему я сказал, что она началась в моем далёком детстве? Потому, что я впервые увидел её именно тогда. Как сейчас помню: шестое августа две тысячи четвертого года, холодный ветер овивает моё разгоряченное маленькое тельце, которое бежит на встречу подъезжающему фургону с мороженым. Все, все дети округи сбегаются на этот гул мотора дряхлой и непрофессионально разрисованной машины. Я бегу, но чёртовы босоножки, которые мне купила мать норовят слететь. Останавливаюсь. Не знаю, остановился ли я потому, что обувь неудобная или потому, что я перестал понимать, зачем мне толпится в этой куче маленьких детишек, раскрашенных в индейцев за куском сладкого замороженного льда. В метрах десяти на юг от меня была игровая площадка, с которой собственно и убежало большинство детей к фургону. Теперь там просторно и тихо. Лишь солнце греет нелепо отстроенные песочные замки в квадратных песочницах и слегка покачиваются опустевшие качели. И в самом углу площадки на скамейке в форме треугольника, окрашенной в красный, сидела девочка и смотрела на безудержные радостные крики ребят, наконец купивших так долго ожидаемое и желанное мороженое. Рыжеволосая девочка сидела и медленно качала ногами по очереди. Шестилетний я ничего не боялся. Ни косых взглядов девушек, ни неправильно понятых слов. Шестилетний я делал то, что считал нужным без всяких колебаний и не парился, что подумают или скажут другие. Полное отсутствие сомнений – вот в чем прелесть юности. Очень ранней юности. Маленький я уверенно пошагал на встречу этой треугольной скамейке, и достигнув цели плюхнулся на неё, что есть силы. Девочка с ярким до умопомрачения цветом волос медленно повернула голову, и шестилетний малыш Джеймс впервые увидел чудо. Большие, с отблеском солнца на зрачках, зелёные глаза смотрели на меня и это меня ввело в ступор. «Ужасно прекрасно» - подумал я. Неправильное сочетание двух настолько противоречащих слов, но это было именно так. Я был обескуражен, поражен настолько, что до сих пор в моём дряхлом шестидесятилетнем животе летают бабочки. Эти глаза нельзя было не полюбить, пусть я и не знал, что такое любовь тогда, но я определенно это чувствовал. После того, как я пялился на её бездонные глаза с минуту, она улыбнулась и протянула мне руку:

   - Я – Лили, как цветок.


   Понять и осознать всё происходящее было для меня большим трудом. Непосильным трудом. Но где-то в мозгу у меня что-то зашевелилось, и рука машинально поднялась с колена и соединилась с её рукой, а губы прошептали едва слышно:

   - Джеймс. Джеймс Ханниган.


   Я не хотел отпускать её нежную маленькую ручку, но был вынужден, иначе бы показался ненормальным каким-то.


   На этой треугольной красной лавочке мы просидели ровно еще десять минут, пока не набежала малышня после уезда машины с мороженым, я сверился по наручным часам, висевшим на её тоненькой ручке. Лили предложила пойти вперед. Она не обозначила конкретного места прогулки, а просто сказала вперед. Абстрактно проложила дорогу нашего путешествия. Мне понравилось. Мы не особо болтали. Я шел со скрепленными сзади руками в замок, а она мягко переставляла свои ступни по бордюру, проходившему вдоль всей нашей улицы. Когда она была на грани того, чтобы соскользнуть, я быстро подставлял своё не особо крепкое плечо и Лили легонечко касалась меня, а восстановив равновесие продолжала дальше шагать. Помню, я тогда у неё спросил:


   - Почему ты не побежала вместе со всеми к фургону?


А она, с интересом посмотрев на меня, ответила:

 
   - А почему ты не побежал?


   Своим вопросом я ни нашел ни одного ответа, а лишь прибавил вопросов. Она шла, балансируя по бордюру и поглядывала на меня, как будто чего-то ждала. И только со временем я понял, что она ждёт ответа на поставленный ею вопрос.


   - Я не знаю, Лили, - с улыбкой ответил я.

   - Я уверена, что знаешь Джеймс Ханниган.


   Громкие слова для шестилетней девочки, не правда ли? Но я действительно не знал. По крайней мере тогда. Позже я понял почему. Но это произошло на много лет позднее.


   - Вот и мой дом, - она кивнула в сторону здоровенного здания из красного кирпича. «Три этажа, чёрт возьми» - подумал я. Её родители были не бедные, а правильнее сказать очень богаты, - мы чудесно провели время, Джеймс Ханниган, до встречи, - она вприпрыжку подбежала ко мне, тряся своими рыжими волосами, поцеловала меня в щеку и размеренными шагами пошла вперед на встречу своему дому. Благо, что, когда я раскраснелся от её желанного, но удивительного для меня поцелуя, она уже давно была за воротами. Тогда я только понимал, что рыжеволосая девочка, чмокнувшая меня в щеку очень странная и у неё обалденные глаза.


   К сожалению, у её отца появились какие-то срочные дела в другом городе, и они уехали. Эту информацию я узнал от её подруг, а не от неё самой. Прошло много времени, перед тем, как я увидел её изумрудные глаза вновь.


***


   - Ты всё записал, сынок? – спросил старик у молодого журналиста, который уже почти стёр карандаш в своём блокноте.

   - Да, сэр. Но это ведь еще не конец?

   - Нет, конечно. Это далеко не конец, - с усмешкой на лице седой мужчина продолжил свой рассказ:


   Спустя годы образ Лили стирался из моей памяти, как и все мои воспоминания из детства. Единственное, что я запомнил, и буду помнить пока не настанет мой последний день – это её глаза. Как Сирены в древности околдовывали моряков своим голосом, так и Лили околдовала меня своими зелёными глазами.
В следующий раз я встретил её только через десять лет. Десять чёртовых лет я помнил её чарующий взгляд и мне посчастливилось снова увидеть его.
Когда мне исполнилось шестнадцать мои родители решили переехать в большой город – Нью-Йорк. Соответственно мне пришлось поменять школу, найти новых друзей, но это никого не волновало. Я вообще мало кого волновал, мои желания – пустой звук, мои мольбы – бесконечное нытье. Но я зависел от них, посему должен был подчиняться.


   Вроде было восьмое октября четырнадцатого года. День начинался рутинно, обыкновенно. Десятиминутное валяние в кровати после звонка будильника, жареная картошка в папином исполнении, крепкий чёрный кофе, чистка зубов и наконец я начал бриться, я не мог похвастаться растительностью на лице, но тем, что бреюсь – мог. Каждое утро забывал бутерброды, приготовленные мамой мне в школу, и отцу приходилось завозить мне их на машине, чтобы я не голодал.
Тот день ничем поначалу не отличался от всех остальных. Одним исключением было то, что я впервые в своей школьной жизни опоздал на автобус. Даже в том маленьком городке, где мы жили раньше я не опаздывал, а тут, спустя какой-то месяц учебы – раз, и опоздание. Непростительно. Хотя мне ничего не предъявят. Только придется вникать в материал, даваемый на уроке чуть усерднее, чтобы нагнать всех остальных. Я дождался следующего автобуса и по прошествии двадцати минут урока я поднимался по главной лестнице школы. Ну, как поднимался – мчался сломя голову. На третьем пролёте что-то заставило меня остановиться и пройти дальше по коридору, который вёл к кабинету математики, хотя у меня был английский по расписанию. Я дошагал до угла и тихонько, осторожно выглянул за него. И увидел лишь девушку с прекрасной фигурой и рыжими волосами, которая стояла и смотрела в окно. Робея, не имея ни капли уверенности в данном поступке, и очень не желая попасться посреди занятия в коридоре с какой-то барышней, я пошел на цыпочках к рыжеволосому объекту. Я был не храбрец, отнюдь не храбрец. Но что-то заставило меня идти вперед. Как она говорила – идти вперед. Волнуясь, не зная, как себя подать, я медленно поднял правую руку над её левым плечом и легонько дотронулся. В миг она обернулась, раскинув свои пышные огненные волосы. И чёрт возьми, я снова очутился там, десять лет назад на скамье в форме треугольника вместе с девочкой, которая не пошла покупать мороженое. Зелёные-зелёные глаза смотрели на меня, в них мелькало и удивление, и радость, и много чего другого, что я не мог понять. Я знал, что это она, но назвать её имя у меня не хватало духу.


   - Джеймс! – радостно вскрикнула она.


   Чёрт возьми. Она меня узнала. Прошло столько лет, а она меня узнала, но почему? Кто я такой? Чем я мог выделиться, чтобы она меня запомнила? – думал я тогда.


   - Ты…ты меня узнала? – пролепетал заплетающийся язык.

   - Конечно, как я могла тебя не узнать.


   Она была настолько красива, насколько могут быть красивыми девочки её возраста. В шестнадцать лет её рыжие волосы, мне казалось, стали еще более рыжими; другие прелести её тела тоже обрели, желанную мной тогда, форму. Но глаза остались неизменными. Никак не поменялись. Всё так же отдавали божеством.
Меня удивил тот факт, что она запомнила меня. Ведь я был всего лишь мальчиком, который подсел к ней на лавочку, а после мы просто шли вперед. Ничего более. Одна прогулка.


   - Почему ты меня запомнила? – вырвалось у меня, после того, как я отошел от легонького ступора.

   - А почему бы мне было тебя не запомнить? – улыбнувшись, ответила она.

   Впрочем, ничего другого я от неё не ожидал. Но в этот раз, я знал, что ответить.

   - Потому что я был ничем непримечательный малый. Впрочем, как и сейчас.

   - Но ты ведь меня узнал?

   - Естественно.

   - Почему? – теперь я замялся. Мне было неловко говорить о том, что все эти годы я не мог забыть её очаровательных глаз. Но, как бы я не старался, мой язык говорил сам. Он не хотел от неё ничего таить.

   - Потому, что ты незабываема Лили. Тогда, десять лет назад я был обезоружен, заворожен твоим волшебным взглядом, ровным счетом, как и сейчас. Ты не представляешь, как я долго ждал нашей новой встречи, чтобы лишь увидеть твои невероятно красивые глаза, но уже потерял надежду. Прости, я не умею красиво изъясняться, и я жутко волнуюсь, но ты безумно, чёрт возьми, безумно красива, - она меня прервала. Но не словами, а нежным прикосновением тёплых губ. В этот момент я как будто провалился в сон. Такое было только там. Явью я это назвать не мог. Но я чувствовал, осязал, приобнял её тонкую талию. Это был первый и лучший настоящий поцелуй в моей жизни. Я помню её веснушки, которые появлялись, как только я закрывал глаза. И её лицо, Боже…её лицо. После того, как мы попрощались еще одним поцелуем и отправились по своим кабинетам на уроки, моё воображение взыграло новыми красками и повторяло наше действо еще тысячи раз. Буйство иллюзий. Это было волшебно. Весь день я ходил, как отстраненный от мира. Одноклассники спрашивали меня, что случилось, но я молчал, я не хотел делится своим счастьем, своими эмоциями. Ведь поделившись, я бы потерял ту ноту таинственности нашей с ней истории, потерял бы счастье, потерял бы её.
Но, как показало время, я и в действительности её потерял. Тот день был единственным в мои школьные годы, когда я видел Лили. Мою рыжеволосую Лили – как цветок.


***


   - Значит, уже тогда вы полюбили её?

   - О, нет, мальчик мой. Тогда я видел в ней лишь божество, а не любил. Я не знал её. Как можно любить человека, которого не знаешь?

   - Да, вы правы.

   - Конечно, я прав.


   Годы шли, я окончил школу, получил высшее образование, заимел длительные отношения. Не забыв, но и не часто вспоминав, Лили постепенно отошла на второй план. Главным образом в моей жизни поселилась другая девушка. Мне было ни много-ни мало – двадцать восемь лет. Я занимался любимым делом – писал. Писательство – была моя страсть. Я писал книги, сборники рассказов и часто издавался. Некоторую мою писанину оценивали по достоинству. Моя вторая половинка поддерживала меня в такого рода начинаниях. Пусть ей и не нравилось, что полностью поглощенный новым романом я не уделяю ей должного внимания, в конце концов она смирилась.


   По воскресеньям я обычно завтракал в кафе через улицу от дома, где проживаю. Он не мой, а моей возлюбленной. Но нас ничего не смущало. Кафе называлось банально - «Черный кофе». Владелец был моим знакомым, потому никто не возмущался, когда я ничего не заказывая мог просидеть там пару часов пялясь в окно.

 
   Утро тридцать первого июля я провёл также. Пусть это был мой день рождения, но я не хотел менять традиции. Воскресенье – значит я завтракаю в кафе. Моя возлюбленная никогда не умела выбирать подарки и дарила всякую ненужную фигню, а я, растворившись в искренней улыбки, говорил, какая она молодец, что это именно то, о чем я мечтал. Нет ничего хуже в отношениях, когда, казалось бы, любимый человек, но не знает, что тебе нужно, что ты хочешь, о чем мечтаешь. Утопая в догадках, тыкая пальцем в небо дарит, делает то, что вовсе не имеет никакого значения для меня.


   Этим самым утром, двадцать седьмого года, в мой двадцать девятый день рожденья я по наитию оделся, собрался и отправился за свой любимый столик, который всегда забронирован по воскресеньям для меня, столик у окна третий с краю. Как обычно, я заказал один кофе, достал свой блокнот в кожаном переплёте и уставился в окно. Я записывал каждую мысль, что придет мне в голову, чтобы потом использовать это в своих романах. Ведь мысль писателя – одна из важнейших вещей на всём белом свете. На этих мыслях строились множество идей, которые воплощали в реальность другие люди. Этими мыслями в книгах объяснялись необъяснимые на первый взгляд вещи, такие как любовь, привязанность, страх. Можно дать определение этим словам, но докопаться до самой сути сможет лишь писатель, кто испытал всё на своей шкуре, кто способен выплеснуть свои чувства на бумагу, чтобы донести это до других.


   Никогда не считал дни рождения особенными днями в моём круговороте жизни. Это лишь день, он пройдет точно также, как и остальные, и толком-то ничего не поменяется. Я лишь на год стал старше, на год стал ближе к смерти, как и становлюсь с каждым днём. Но на самом деле это обыкновенный день, поэтому я не праздновал его. Ни один из них, после того, как ушел из родительского дома.
Царапая ногтем по покрытому лаком столу, я наблюдал, кто входил и выходил из заведения. Потом отворачивал голову и просматривал улицы, ловя в мгновении детей, гуляющих с собакой, футболиста, постоянно бегающего в нашем районе или любовницу моего соседа входящую в его дверь, после ухода жены на работу. За секунду – время, пока я поворачивал голову обратно, мне показалось мимо моих глаз на улице промелькнуло что-то знакомое, что-то необычное, что-то волшебное. Я посмотрел туда – ничего. Но я больше не верил своим глазам. Я хотел туда идти, а может и не хотел, ноги просто несли меня вперед. Я шел вперед, сам не зная куда, не оглядываясь и даже не понимая, что ищу, я просто шел вперед. Я вспомнил про неё. Про ту девчонку, что подарила мне первый поцелуй, что очаровала меня своими зелёными глазами, что заставила помнить о ней, каждый раз, как я целую другую. Мы с ней были также далеки друг от друга в географическом и социальном смысле, как два океана на разных концах света, которых не соединяет ни одно море, ни одна протока. Я шел по жизни, не замечая других представительниц прекрасного пола, вспоминая лишь о ней в одинокие вечера. Но и у меня были свои потребности, пришлось отдалить те мысли и попытаться жить, исключая иллюзии. Безуспешно я пытался уловить глубину глаз в той, другой, нелюбимой, но возлюбленной. Всё тщетно, потому что это была не Лили.


   Я уже перешел на бег трусцой, бежал не знаю за кем, но бежал не бесцельно. Остановился. То ли обувь неудобная, то ли еще что-то, но почему-то остановился. Оказалось, я бежал по кругу. Я вернулся туда, откуда начинал. Стоял напротив «Чёрного кофе». Но кое-что изменилось. В отражающем солнце окне за моим столиком я заметил девушку, под лучами света её было не разглядеть, поэтому я пошел внутрь.


   Перешагнув через порог кафе, я замер. Чёрт возьми, это она. Рыжеволосая бестия. Она смотрела на меня и улыбалась. Зелёные глаза сверлили меня радостным взглядом. Я медленно подошел к своему столику и присел напротив неё. Я не хотел нарушать этого таинственного молчания, но мне пришлось:


   - Где ты была все эти годы?

   - Ждала момента.

   - Какого момента?

   - Того самого. Который снова сведёт нас вместе.

   Она уже была не той маленькой школьницей. Это была женщина. Состоявшаяся женщина.

   - Зачем? Зачем ты снова вошла в мою жизнь?

   - Я тут не при чем, дорогой Джеймс. Как злодейке-судьбе заблагорассудиться, так и будет. Но как по мне, она лишь добродетель, касательно нас с тобой, а не злодейка.

   - Ты считаешь, это судьба, Лили?! Проникнуть в мое сердце, задержавшись там всего лишь на мгновение, а потом покинуть меня на годы, какие для меня длиною в вечность. Это судьба?!

   - Тем сильнее наша любовь, тем крепче. Мы познали расстояние в годах и выдержали. Мало кому это удавалось.

   - Любовь? Нет, наверное, ты шутишь. Какая к чёрту любовь? Мы едва знакомы, - она почему-то заплакала. Но я знал почему. Теперь я знал, - но даже если и любовь, что во мне есть такого, что заставит сердце в твоей груди, - я ткнул туда пальцем, - биться быстрее, сильнее, энергичнее? В чём моя суть? В чём мой смысл? – она помолчала. Осторожно, тихим-тихим голоском через несколько секунд, утёрши глаза от слёз, сказала:

   - Ты тот, чёрт возьми, кто мне нужен. Вот и вся суть, милый. Вот и весь смысл. За занавесом всегда кроется только это. Ты тот, без кого мне трудно дышать. Моё сердце бьется только для тебя и пусть оно остановится, если когда-нибудь начнет биться для кого-нибудь другого. И не имеет значения, знакомы мы едва или хоть всю вечность. Нам суждено быть вместе. Думаю, ты это и сам знаешь. Теперь знаешь.


В тысячный раз мысли разбегались в моей голове и собирались воедино за эти пару минут, что я с ней разговаривал, но теперь я всё знал. Я понимал, почему все эти годы я не знал покоя, почему меня мучала бессонница, почему я спал с той, другой, представляя лишь её веснушки, рыжие волосы и зелёные глаза.


***


   - Но где же она, мистер Ханниган? Ваша любовь. Ваша судьба.

   - Она здесь с нами, мой юный слушатель. В отражении моих глаз, в каждом движении моих дряхлых рук, в тех бабочках, что порхают у меня в животе, в седине, что хранит её прикосновения, а также в моём сердце – в этом бессовестном моторчике, что до сих пор держит меня на ногах, как она любила говорить. Пока я жив, будет жива и она. Все думали, что её кончина собьет меня с ног, что я пойду вслед за ней. Но на смертном одре, в свои последние минуты, она мне сказала: «Судьба нас свела с тобой, милый, она нас и разведет. Нет ничего печального в этом моменте. Есть лишь мы с тобой: двое маленьких шестилетних детишек, которые гуляют вместе вдоль нашей улицы; двое подростков соединившихся в их первом, но страстном поцелуе; двое влюбленных, что наконец встретились, чтобы больше никогда не расставаться. Я хочу попросить тебя только об одном. Не сдавайся. Я всегда буду с тобой, где бы ты ни был. Не плачь и не терзай себя. Ты не мог оттянуть этот момент или исключить из истории. Всё случилось так, как и должно было. Просто иди вперёд, мой дорогой. Просто иди вперёд». С тех пор я направляюсь только вперёд. Навстречу своей судьбе.