Письмо сыну на фронт

               «Кому война, а кому — мать родная». Так гласит народная поговорка.

Зимой 1941—42 года в блокадный Ленинград, через деревню Кобону, было перевезено более 360 тысяч тонн грузов, главным образом продовольствия и боеприпасов, а из Ленинграда было эвакуировано около полумиллиона человек.

Из школьного учебника истории.

Зима 1942 года. Деревня Кобона, от которой начиналась знаменитая "Дорога жизни".

Жене деда Матвея не нужно было теперь вставать рано утром, чтобы доить корову. (Через месяц, после начала войны, корову пришлось зарезать.) Теперь дед Матвей вставал сам чуть свет, и не зажигая электричества, растапливал плиту, грел чайник, да ждал, когда проснётся его жена Зинаида.

Вчера дед, как обычно, рано убрался спать, а бабка ещё долго сидела за столом, писала письмо старшему сыну на фронт.
По утрам Матвея накрывал сильный кашель. Кашлял он тяжело, с надрывом. Первым лекарством против кашля у старика, было покурить.
Дед поднялся с кровати, сунул ноги в старые валенки с обрезанными голенищами, накинул на плечи залатанный чёрный полушубок, свернул жирную самокрутку; слава Богу, табака теперь у него было вдоволь, растопил плиту, поставил на плиту чайник, надел очки, взял со стола исписанный корявым почерком лист бумаги. Он уселся на маленькую скамеечку перед открытой дверцей плиты. При тусклом свете язычков пламени, танцующих на потрескивающих от жара поленьях, Матвей, шевеля губами, беззвучно читал письмо.

Здравствуй сыночек Васечка. Пишет тебе твоя мама. Получили твоё письмо. Ты спрашиваешь как мы тут выживаем.
Не волнуйся Вася. Воюй спокойно. У нас теперь всё хорошо.
От нашей деревни проложили путь в Ленинград и стали строить порт для кораблей и склады продовольствия. Теперь мы не голодаем. Слава Богу.
Бывает какую машину с продуктами разбомбят, то деревенские наши сразу туда, да и насобираем там, чего целого найдём. Теперь у нас полный подвал всяких консервов. Есть и шоколад. Только он горький. Настоящий. Мы-то шоколада до войны и не пробовали. Сахар да крупы всякой тоже в достатке теперь у нас.
Я задумала даже поросёнка завесть. Отец ваш так меня обматерил. Да и где теперь возьмёшь поросёнка-то?
Батька ваш примастырился пиво варить. Чем до войны, вкуснее даже получается. Брат твой Петенька так на фронт и не пошёл вовсе. Его мобилизовали на строительные работы прямо у нас. Часто дома ночует. Даже зазнобу завёл себе из складских женщин. Крепкая бабёнка. Весёлая. Ржёт всё время без остановки.
Вот и тебе нужно было не поспешить в первые дни войны добровольцем в армию пойти, так теперь бы тоже при хозяйстве остался. А там и война бы закончилась.
Похлопотал бы ты перед начальством своим. Может тебя и впрямь обратно с фронта к нам на работы направят. Причалов для кораблей ещё много построить надо. Да и железную дорогу теперь ещё тянут к нам. А и зимой всё строить не перестают.
Немец то по деревне не бьёт. Лупит больше по идущим по льду Ладожского озера в блокадный Ленинград машинам.
А в деревню привозят из Ленинграда много эвакуированных. Мама дорогая. Худющие, голодные. Их селют на первое время в нашей деревенской церквушке. Потом уже отправляют вглубь страны. Кого куда.

Целую тебя. Твоя мама.
Кланяются тебе отец и брат твой Петр и соседи все. А Сашка Кроткин, из твово класса, вернулся домой без руки. Да и среди знакомых поубивало многих. А тёти Полины дочка, что ведь учудила. Стешка незнамо от кого мальчика недавно родила. Да пускай растёт.
Береги себя Васенька, да не забудь наказ мой. Похлопочи о переводе домой. Навоевался уже поди досыти.

Матвей грубо выругался, скомкал письмо и швырнул его в огонь. Бумага занялась сразу. На обуглившемся комочке были ещё видны какие-то буквы. Старик взял кочергу и тщательно перемешал золу, оставшуюся от письма.

Крышка на закипевшем чайнике запрыгала, издавая противный дребезжащий звук. Это разбудило жену. Бабка Зинаида, сонным, вялым голосом, не со злости, а так, для порядка, грубо проворчала:
-Дед, ты что оглох? Чайник-то поспел уже. Сдвинь его с огня в сторону. Да я сейчас уж и подниматься буду.

Дед, в ответ ей, смачно выругавшись, грозно прохрипел:
-Ты, старая, ополоумела что ли совсем?! Посылать такое письмо сыну на фронт?!
Нас с тобой, за это письмо твоё, посадят годков на 20, а может и того хужее, к стенке поставят. Да Ваську и Петьку туда же.

-Так чего же тогда Матвеюшка можно-то написать Васятке на фронт?

-Ну, напиши - так, мол и так, живём, как и все остальные в нашей деревне.

Примерно через месяц, в дом Зинаиды и Матвея принесли "похоронку" на типографском бланке.
Там стояла надпись чернилами.
Ваш сын ... Василий Матвеевич, уроженец др. Кобона. Дальше печатный типографский шрифт - В бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был – дальше опять прописью, чернилами - убит 3-11-1942 в районе станции Мга, Ленинградской области...

P.S.
Эту историю рассказал мне в деревне Кобона, один из пожилых её жителей, переживших там годы войны. Рассказал, когда я, ещё студентом техникума, приехал в Кобону в составе экспедиции от музея "Обороны и блокады Ленинграда", составляющей подробную карту пирсов, построенных во время войны.
Рассказал он мне это ещё до того, как мы с ним очень хорошо выпили.


Все имена в рассказе вымышленные.
Фото взято из интернета.