Прости меня, дедушка Ленин! Быль

1944 год,  20 апреля. Северный Казахстан, посёлок Комсомолец.
 Две семьи звакуированных одесситов, проживших здесь без малого
три  года, десятый день ликуют:  доблестные советские войска
освободили  от фашистской нечести  их родной город! 
Над Одесским Оперным театром развевается Красное Знамя!
 
     На заводе танковой промышленности  друзья –рабочие  поздравляют
 трёх одесситов : контролёра  ОТК, моего брата Марата - ему 15 лет,
мою маму Марию, медсестру  в медсанчасти завода , и ещё одного
16-летнего паренька.

   На этом заводе работает  всё взрослое , и не очень взрослое, население
посёлка – это единственное предприятие в ковыльной казахской степи, впервые распаханной под огороды  рабочими завода. А рядом с заводом- четыре или
пять двухэтажных барачного типа очень длинных домов, где
живут семьи  рабочих, без воды и канализации - вот и весь посёлок.
Воду привозят  в бочках из реки Тогузак.

     На первом этаже одного из этих домов, в длиннющем  коридоре
около десятка комнат. В одной из них живём и мы с мамой. Нам очень
повезло: это единственный дом, где есть центральное отопление.
Потому что в нём детский сад и ясли. А также медсанчасть с небольшим
стационаром.  Вход в детский сад – в самом конце коридора.

 Сегодня в детском саду  завода танковой промышленности готовятся к
праздничному  утреннику. Нет, не по случаю освобождения Одессы, а ко
Дню рождения, 22 апреля, дорогого вождя  Владимира Ильича Ленина.

  Из персонала  мы видим всегда только нашу воспитательницу –
 немолодую  шуструю казашку Лиду и такую же няню, и постоянно забегающую
в группу заведующую,  молодую красивую  русскую, которая всё время 
почему-то носит на голове тюбетейку, красивую очень тюбетейку.
А ещё повариху и её помощницу, ласковых и добрых. 

    Помещение у нас – одна очень большая комната, в которой разные зоны:
 в одной - большой обеденный стол, в центре – игровая просторная часть,
а в конце - тесно стоят раскладушки.
    
    Сегодня часть игровой зоны ограничена стульчиками , и там какой-то
 дядя сооружает что-то непонятное из наших игрушек, а заведующая помогает
 советами. Нам запрещено туда подходить.
    А играть нам, по сути, нечем: игрушек, типа самодельных полотняных кукол и смешных деревянных машинок, у нас мало.  Основные же наши игрушки сегодня – строительный материал у незнакомого дяди. Таких знатных «игрушек» я уже
никогда и нигде не видела.
      
     Это были огромные  кубы, пирамиды, призмы и брусья из дерева, окрашенные
все в синий цвет. Мы расставляли их и водили между них хороводы, или садились,
 как на стульчики. Или перепрыгивали с одного на другой, соревнуясь.
Из них можно было мастерить что угодно, только  не носить их, тяжёлых, в руках. Играли с ними только в присутствии воспитательницы.
      А пока мы сидели на ковриках вокруг нашей казашки и повторяли стишки
 для утренника и пели детские песенки. А на наших глазах
вырастало  синее сооружение  под названием Мавзолей -  голубая мечта
нашей заведующей.  Приходили её знакомые, любовались и  причмокивали
языком. 
   Наконец, всё было закончено. И сам зодчий, отряхнув колени, встал,
и, полюбовавшись своим произведением, удалился в кухню пообедать.

     А наша воспитательница Лида затеяла генеральную репетицию
вокруг Мавзолея. Выстроила нас полукругом, а сама на минутку
отлучилась, чтоб принести флажки нам в руки.
 
     И тут наступила страшная минута!  Мальчик  Слава, стоящий за мной,
неожиданно  сильно толкает меня в спину, и я, лягушкой  распластавшись
к подножия Мавзолея, рукой сдвигаю брус в его основании…
   До сих пор не могу забыть этот ужас!  Вся конструкция с грохотом стала
оседать и рассыпАться , а группа застыла с открытыми ртами, но без
 единого возгласа!
      На грохот сбежался весь пед.состав садика. Меня подняли и поставили
 на ватные ноги. Ах, как я хотела зарыдать…Но страх был сильнее
Мне кажется, что я была в шоке. Но слёз не было! Только наглухо закрытый рот! Первые два часа я,вообще, не помнила. Меня оставили без обеда, а поскольку в помещении не было ни одного свободного угла, меня посадили под раскладушку,
 стоящую в углу, и запретили детям со мной разговаривать.
     Вся раскладушка была  завешена подсыхаюшими клеёнками и простынками,
поскольку группа у нас была разновозрастная,  и  с некоторыми детками
ещё случались мокрые ЧП.

      Во время «мёртвого часа», когда вышла по делам из группы наша Лида,
 ко мне, раздвинув простынки, просунулась стриженная «под ёжик» 
голова Славика.
      -Валь, а,Валь, слышишь? Я не виноват! Меня толкнул Колька!
Слышишь? Не обижайся! – горячо прошептал  он  и исчез в своей раскладушке.
       Вот только тут меня прорвало – слёзы хлынули из глаз, я  вытирала
их  свисаюшей над головой простынкой и рыдания остановить не могла.

     Пришла Лида, выволокла меня из-под раскладушки:
    -Ступай к заведующей! Быстренько! Бессовестная! – и поскольку я
замотала головой в знак несогласия, она грубо дёрнула меня за руку и
 потащила меня сама к заведующей.
      Они ни о чём меня не спрашивали, не выясняли обстоятельств
«преступления» - я думаю, что они тогда уже знали правду, но не знали,
как выйти из создавшейся ситуации: ведь Колька был сыном директора
завода! А я так ждала, чтоб меня, невиноватую, пожалели!
     В кабинете заведующей ,на столе, стоял небольшой портрет Ленина.
Раньне я видела его только кудрявым маленьким мальчиком,а тут на меня
 смотрел суровый дядя.
Заведующая, отпустив нашу Лиду, подвела меня к столу и, сжав моё плечо,
 приказала:
      -Повторяй за мной: «Прости меня, дедушка Ленин!»Ну? Я не слышу!
  А я – ни звука в ответ. Она снова- Прости меня, дедушка Ленин! – и после
 каждого слова её пальцы больно вонзались в моё плечо. Я – как партизан,
 молчу – и всё тут! За что, ну за что я должна просить прощение?!
      
  В дверь кто-то постучал и сказал: « Её мама пришла!»
    Видно, кто-то маме сказал о случившемся, и она, прямо в своём белом
халате, от которого так спасительно и приятно пахло, спустилась со второго
 этажа – ведь здравпункт находился как раз над нашим садиком !  -
чтоб выяснить, что случилось с её дочкой.
    
  И я, вырвавшись из рук заведующей, ринулась к маме с криком:
    - Мамочка, я не виновата! Это не я! Это не я! – я чуть не захлебнулась в
слезах.Наконец,пришёл человек, который всё поймёт, которому можно всё сказать,
 и про Кольку, и про Славика,и который меня пожалеет ещё потому, что у меня
болит разбитый до крови подбородок.
   
  - Я знаю, деточка, успокойся – сказала мама. И заведующей: - Я забираю
девочку домой. А вы тут, разберитесь всё-таки, кто виноват.
 Моя дочь врать не умеет.
    
   Мама потянула меня за руку, а я, напоследок, прокричала  Им в укор
единственное, чем я могла Им "досадить", как мне казалось:
       - Мы всё равно уезжаем от вас! УЕЗЖАЕМ! Мы едем ДОМОЙ!
Мы едем в ОДЕССУ! Правда, мама? – и я, прижавшись к маминой руке,
впервые за день улыбнулась.