Позади Христа

                Автор:   Казарян Тигран Гургенович, 07.2006


   В Иерихоне умирал Царь Ирод Великий от ран, кишащих червями. Иудея как провинция Римской империи после смерти свирепого и беспощадного царя перешла в руки его уцелевших сыновей. Ирод царствовал в Галилее, Филипп – в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний – в Авилене. Начальником же по всей Иудеей был Понтий Пилат. Шел пятнадцатый год правления цезаря Тиберия…   
   

                I

    Прекраснейший из городов Дамаск, медленно погружался в ночь и от этого шум на улицах лишь усиливался. Ожившие после жаркого дня торговцы все усерднее горланили, подманивая к себе прохожих. Воздух был ещё теплым и наполненный запахами восточных пряностей, когда я завернул к дому  Хабиба. Гостеприимный дом всегда был рад гостям, с полными от монет сумами. Самые красивые блудницы на всем Востоке манили тебя в танце, звеня монетами, висящими на тех лохмотьях шелка, которые едва закрывали их упругие тела. Яркие цвета шелка и макияжа дразнили и усиливали желания. А татуировки на бедрах и плечах, своей чуть устрашающей красотой, восхищали и не давали никакого шанса избежать искушения. Дурманящий запах кальяна в сочетании с запахами духов окончательно сносили рассудок. Окруженный женскими телами, я медленно затягивал кальян и вино, закусывая изюмом. А свирель со звоном монет в барабане придавал всему происходящему здесь такт… Я почивал на широкой тахте, покрытый толстыми и мягкими коврами из Персии и медленно, медленно закрывая глаза,  уходил в прошлое…А там, ласкала меня жена не только своими нежными касаниями…. И ветер свежий, своим тихим звуком за открытым окном нашего  глиняного домика, нежно шептал нам сказку о прекрасном будущем.
   Я давно уже спал на мягкой тахте, уткнувшись в маленькие подушки, покрытые нежнейшим бархатом, когда меня разбудила одна из блудниц и прошептала, что за мной пришли солдаты и их всего двое. Я схватил свой меч и начал подкрадываться к выходу. Там, из первой почивальни раздались женские крики. Я понял, что они там. Пробрался к выходу и дождался, пока те не начнут выходить из дома. Дав себя обнаружить им, я устремился наружу.  Быстрыми движениями, сразив легионеров на пустынной улице, я не согрешил, убив их в доме достопочтенного Хабиба. Осталось теперь лишь унести с этого города дух свой. И я устремился к  южным воротам города, откуда начиналась пустыня…    
  Ранняя летняя заря только-только окрасила в яркие цвета и без того красного горизонта багровой пустыни Иордана. Ночной костер догорал, когда я проснулся. Кроме меня, вокруг огня устроились на ночлег еще несколько человек. Все они спали мертвым сном, скрючившись от ночной прохлады в клубок. Я тихо начал подкрадываться к каждому из них и собирать все ценности, не став убивать никого. Торопливыми шагами, спускаясь с той возвышенности, я ещё раз прокрутил в моей памяти вчерашних спутников. На этих караванщиков я наткнулся вчера на закате. Подобрали они меня обессиленного и высушенного от летнего зноя.
   Напрасно они ждали от меня откровений. Не мог я им рассказать, что бегу от властей и личных ищеек, ограбленного мною пару дней назад богатого иудейского первосвященника из города Назарета. Не мог также им признаться, что мщением я живу вот уже два года. Убивая богатых иудеев, солдат и чужеверцев. 
    Лишь тогда, когда далеко за собой оставил, вероятно, ещё спящих караванщиков, я начал изучать содержимое их сумок. Золото и серебро римской чеканки были собранны в отдельных мешочках. “Удачная была ночь”, – привычно подумал я, и двинулся мимо склонов горы Ермон к реке Иордану.
     Солнце начало склоняться к закату, когда я подошел к этой реке. Войдя в нее, я омылся и начал жадно глотать из её тёплых вод воду. Недалеко от меня стояла группа людей на берегу, и слушал старца, который по пояс был в воде. Я вышел из реки и приблизился к людам, дабы понять, о чем говорят. Рядом стоящий юнец сказал мне, что это некий Иоанн, собрал людей крестить.
   Старец поднял правую руку и, показывая пальцем в небо, стал кричать:
- Как написано в книге слов пророка Исаии: “глас, вопиющий в пустыне: приготовьте путь Господу, прямым сделайте стези Ему”
Всякий сосуд наполнится, всякая гора понизится, кривизны выпрямятся, и неровные пути сделаются гладкими. И узрит всякая плоть спасение божье.
   Отпустив руку на народ, продолжил:
- Порождения ехидны! Кто внушил вам бежать от будущего гнева?
Сотворите же достойные плоды покаяния, и не думайте даже говорить себе: “отец наш Авраам”. Ибо говорю вам, что Бог может из камней этих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерева лежит, чтобы всякое дерево, не принесшее доброго плода, срубить и бросить в огонь.
  Кто-то из толпы крикнул ему:
- Что же нам делать?
Иоанн повернулся к нему, шатнув густыми бровями, насаженными чуть выше волосатого лица и ответил грозным голосом:
- У кого две одежды, то дай одну из них неимущему. И у кого есть пища - поделись с другим.
  Солдат один прокричал ему:
- А нам что делать?
- Никого не обижайте, не клевещете, и довольствуйтесь своим жалованием, - громко ответил Иоанн.
  Я продолжал медленно и непрерывно оглядываться, не пропуская с виду ничто и никого.
- Не Мессия ли ты? Не Христос ли ты? – начал спрашивать народ ему.
- Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем.
  Из толпы людей вышел молодой мужчина, высокорослый, темноволосый, крепкого телосложения. Войдя в воду, он подошел к Иоанну. Тот слегка отступил, минуту уставился на него, будто ангела узрел, и начал двумя ладонями обливать того водою. После чего, белый голубь, подлетев откуда-то, сел на правое плечо юноши. Люди стали входить в воду, а я, пробравшись к другому берегу, начал уходить в глубь пустыни другого берега Иордана.
   Добравшись до небольшого оазиса с дюжиной финиковых пальм да редких кустов, я надолго осел у знакомого бедуинского племени в гостях.
    Однажды после спада жары и наступления прохлады, я начал беседу со старцем, перед костром. Тот был старейшиной маленького племени, состоявшего из семей его сыновей.
- Жизни другой, кроме вас, нет в этой пустыне, шли бы вы к берегам Тира и Сидона земель Финикийских. Земли там плодороднее и скот плодоносней.
- Налоги велики от земли той. А мы люди свободные и не хотим гнета Ирода и его братьев, - ответил старец.
- Да… В наше время, куда бы не ступила нога наша, та земля Римская, - согласился я и начал палкой шевелить костер.
- Видел я недавно доброго человека в наших краях, постился он уже как сорок дней, - прервал наступившее молчание старик, - не стал он пить воду мою, а лишь сказал: за щедрость твою и земля твоя щедрей к тебе станет. С тех пор вода к нам пришла. Святой был тот человек, Иисусом назвался.
    Я не заметил, как заснул. Во сне ко мне подкралась змея и сказала, что б жизнь свою спасти грешную, надо утром оставить селение и двигать на юг.
   Поднимаясь ото сна, я увидел отползающую от меня змею и женщину, отгоняющую её камнями, которая была полностью прикрыта, с головы до лодыжек, одеждой.
Отблагодарив старейшину золотом, я начал собраться в дорогу.
- Будешь среди живых – приходи с миром.
- На все воля Божья, - я сел на верблюда, надел на голову черный капюшон и натянул на лицо платок,- прощай отец, и да продлятся годы твои!
    Солнце устроилось к полудню, когда я пересек внешние границы Капернаума, города Галилейского, где мог оставить награбленное у знакомого римлянина. Тот после службы в восточном легионе, остался жить в этом, давно богом забытом, месте. Я был когда-то в его подчинении и не раз в боях спиной к спине стояли. Помогал он мне “отмывать” награбленное. Все было просто: я ему отдавал все, что ограбил, тот направлял все это в Рим, оставлял мне крохи. Вернее отдавал из своего кармана серебро в монетах.
- Когда же ты научишься по-человечески заходить в дом, проходимец? – почесывая своё огромное брюхо, крикнул мне римлянин из веранды своего большого дома, - подкрадываешься как шакал.
- Твои собаки чуют меня за версту и готовы сожрать меня с тем добром,  коим к тебе иду “мой господин”.
- Марфа! – крикнул он служанке, - накрывай на стол с вином и запри все двери.
   К концу ужина добыча моя была изучена римлянином, и мы были достаточно пьяны. Неожиданно, веселое настроено этого старого мошенника, сменилось на серьезный лад.
- Скажи мне Завен. Как долго ты будешь мстить богатым иудеям и римлянам за смерть своей семьи. Последний раз, ограбив первосвященника, много бед ты натворил. За тобой охотится орава фанатиков и солдат Понтия. Опасно мне стало водиться с тобой. Стар я для всего этого. Не смогу потащить свой крест на Голгоф.
Вот что, - виноватым взглядом тот посмотрел на меня, - ты прости меня, но больше не приходи ко мне.
   Перекатив себя из тахты на другую сторону от стола. Тот еле встал и направился в свои покои, тяжело дыша и что-то бормоча. 
  Ещё затемно я покинул этот дом, ставший очередным запретным для меня. Я не знал, какую дорогу на сей раз выбрать. Во всех малых и больших городах Иудеи, я успел к своим средним годам “прославиться”. Тоска по старым временам не давала мне покоя и ясно мыслить, а страх перед будущим сковывал мои движения. Я двинулся дальше на юг, вспомнив сон.
    Мои сандалии давно износились, топча пыльные каменистые дороги здешних мест. Я шел и успокаивал себя мыслями о наступлении хороших времен в моей жизни. Ведь все нажитое воровством и грабежами, я берег у сестры. Вскоре мы вместе поселимся как можно дальше от границ Римской империи и начнем другую жизнью. Жизнь без грабежей и убийств, без побегов и разлук. Жизнь без нужды и забот... Но все это в мечтах, а в действительности…все дороги ведут меня к неизбежному концу. Жизненное пространство с каждым часом все уже и уже становилось для меня.
   К закату я дошел к горе Елеонской, что на востоке Иерусалима, где под покровом масленичных и оливковых деревьев мог укрыться и выждать время. Природа здесь была божественна. Эти склоны помнят царя Давида, что бродил здесь босыми ногами и покрытой головой, скрываясь от восставшего против него сына Авессалона. Земля эта не отсохла ещё от слез его. Здесь, с западного склона горы, где раскинулся сад Гефсиманский, можно было видеть с высоты весь Иерусалим и его огни, что начинали светиться то здесь то там, по мере наступления ночи.
     Я прилег на сырую густую траву подле дерева и стал прислушиваться к каждому шороху и шуму. Но слышал лишь шелест листвы, будто деревья шептались обо мне: “прохлаждается грешник после зноя, укрывается под нашими стволами от расплаты, замышляет планы злодейские”.
    Вся моя жизнь пропитана была местью к богатым и продажным людям, лживым проповедникам и книжникам. Но все так стало со мной в одночасье, после потери мною семьи моей. Не мог я оставить их без хлеба после долгой засухи на земле отцовской. Я вступил в армию Рима, в его восточный легион. Пока я воевал и приумножал земли Империи, религиозные фанатики вырезали всю мою семью. Отец мой был язычником, и я родился таковым. Не мог я переделаться и принять их веру.
   Проснулся я от отдаленных от меня людских разговоров. Давно наступившее утро, наполнено было звуком давно разыгравшихся птиц. Еще лежа на “зеленном ковре”, который увлажнился от утренней росы, я попытался увидеть хоть одну птицу. Но все они прятались в густой листве, словно знали меня. Медленно, не во весь рост, я стал опускаться вниз по склону горы к звукам. Приблизившись, я увидел большую группу людей, сидящих у подножья горы и слушающих человека, который находился чуть выше их. Я узнал в нем, того молодого человека, которого крестил Иоанн и с которым, вероятно, встретился старейшина в пустыне, назвав его Иисусом. Люди к нему обращались, как к учителю. Я спрятался за оливковым деревом, которое был толще всех и начал слушать.
Один из учеников встал и спросил:
- Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную.
Он сказал в ответ:
- В законе что написано? Что читаешь?
Ученик сказал в ответ:
- “Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостью твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя”.
Но скажи мне учитель кто мой ближний?
    На это Иисус ответил:
- Скажу тебе притчею: Некий человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Так же и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и пошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, увидел его и сжалился. И подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем. А на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда вернусь, отдам тебе.
   Кто из этих троих, ты думаешь, был ближний, попавшему разбойнику?
- Оказавши ему милость.
Тогда Учитель сказал ему:
- Иди, и ты поступай так же.
  Я долго ещё слушал этого человека. Мудрый он и, может быть, богом посланный, как и все пророки. Но кто мог излечить душу мою израненную. Простил бы я тех, кто умертвил всю мою семью? И кто мой ближний? 
  На следующее утро, я покинул сад Гефсиманский и направился к Иерусалиму, зная опасности все, поджидающие меня в этом городе.
   Иерусалим был хорошо укрепленным городом, защищенным со всех сторон толстыми высокими крепостными стенами. И прежде чем войти в город через одни из монументальных ворот, странники останавливались у источника Силое, чтобы отдохнуть и освежиться. Здесь обменивались новостями и товарами бедуины, пригонявшие стада овец и коз, торговцы из Сирии с караванами одногорбых верблюдов, одинокие странники и семья с повозками. Музыканты, усевшись возле шатров торговцев, развлекали прохожих, играя на различных инструментах. Высокие, пышные пальмы создавали тень от жгучего солнца востока. 
   Наслаждаясь прохладной водой из источника, я увидел большую группу людей, идущих позади какого-то человека. Лишь приблизившись, я узнал Иисуса и некоторых его спутников. Я растворился в толпе незаметно и начал слушать Учителя, временами шатая головой с возгласами справедливости всего сказанного. Это позволяло мне оставаться в толпе и быть незаметным для ищеек Пилата.
- Бог наш не в синагогах и в храмах, он в наших сердцах. Что бы быть услышанным не обязательно туда ходить. Отвернувшись от Отца, вы не позволяете ему заботиться о вас, - говорил Иисус. Постоянно оборачиваясь к народу.
- Как блудные дети, вернитесь к отцу и будете тот час прощены!
Его взгляд оказался столь пронзительным, что мне стало не по себе.
Я решил отстать от толпы. Тем более, мимо раскинувшиеся лавки с едой напомнили мне о голоде.
   Сидя за столом  в одном из гостиничных дворов рынка, я спросил у одного торговца, кто сей человек, что тянет за собой столь множество народов?
- Царь наш Ирод говорит, что это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им, - сморщивая лицо, поглядывая на палящее солнце и вытирая потное лицо, начал он, - но народ поговаривает, что это воскресший пророк Илия или какой-то другой.
  Я знал уже от народа, что Ирод отрубил голову Иоанна, ради утех дочери брата своего.
- Правду говорят, что он мертвых воскрешает? – спросил я.
- Наверное. Воскресшего человека я не видел. Но…был тут у нас один прокаженный. Ходил по рынку, просил милостыню и пугал всех покупателей своим мерзким лицом, - не менее жутким лицом торговец присел ко мне, -  так этот пророк коснулся перстами своими к лицу того несчастного.
- И что стало…? – переспросил я из-за наступившей паузы.
- Лицо того стало чище твоего! – тот резко разразился смехом. Рукой, ударив об стол, он встал и громким хохотом отошел.
   Я давно уже отстал от той группы. Но, что бы оставаться незамеченным, присоединился к одной большой семье, которое частью ехала повозкой, частью – пеше. Мне не терпелось встретиться с давнишним другом своим – Левием Алфеевым. Тот у входных ворот города собирал пошлину. Но, подойдя, я увидел лишь пустующий стол его, а на нем пустой бочонок для монет и папирусную бумагу со списком платежей. Спросив у другого мытаря, где он может быть, тот ответил, что Учитель его забрал.
      Я вошел в Иерусалим и осторожно, оглядываясь по сторонам, двинулся к другу. Подойдя к дому Левия, я заметил множество людей, говорящих на различных диалектах, знакомых мне. Говоря с ними, я мысленно перебирался в Галилею, Иудею, Иерусалим, Идумей, Иорданию, в окрестности Тира и Сидона, словом туда, где меня черти носили.
Один хромой на мой вопрос, что они здесь делают, ответил хриплым голосом, чуть задыхаясь от горячего воздуха:
- Весь народ жаждет коснуться его, потому, что от него исходит сила и исцеление, - опираясь на мое плечо, тот продолжил. - Пришли послушать его и исцелиться от болезней своих. Он избавляет страждущих от нечистых духов.
    Я прошел через толпу во внутренний двор дома, где увидел людей. Кто-то сидел за столом, полный яств и вина, кто-то стоял. Но все они о чем-то рассуждали.
   Увидев меня, Левий подошел и обнял меня за плечи.
- Доходят до меня только плохие новости о тебе, - то ли смеясь, то ли возмущаясь, начал он, - совсем зверем стал, как из дому ушел.
- Гости у тебя особые, вижу я, - хитрим взглядом посмотрев на налоговика, начал я, - многих тут я знаю по разбойничьим делам, а кого по распутству. Не уж то Учитель твой собрал всех у тебя?
- Отныне все, что будет твориться на Земле, виною будет он, - гордо и чуть приподнятой головой, ответил он, - и мне выпала честь стать его учеником.
- И много вас учеников? – спросил я, изучающим взглядом пробежав по всем присутствующим.
- Двенадцать нас и еще четыреста. Ты ешь, пей, отдыхай и слушай, о чем учитель говорит.
  Поступив, как велели, я межу делом начал ходить по группам людей, то и дело здороваясь. Здесь были братья-разбойники Феофил и Фануил, доносчик Иаков из Иудин, богач и член совета Иосиф из Аримафеи, распутницы Мария и Минерва, книжники и фарисеи. Из учеников учителя, я был знаком с Иаковом и Иоанном – сыновьями Зеведея.
- Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, кои дитя, тот не войдет в него…, – говорил Учитель, - …Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствия Божия.
  Я не пытался понимать смысл сказанного этим чудаком, мои мозги были заняты только одним: чем бы поживиться из этой толпы. И моё внимание привлекла выступающая из-под пояса Учителя сума. “Интересно, какую сумму держит при себе живой пророк” – подумал я. Как всегда: пользуясь моментом и ловкостью рук, я стащил у него суму. И начал пробираться к выходу, когда услышал, как  книжники и фарисеи, трижды проклятые мною, спросили Учителя:
- Как это ты, праведный из сынов человеческих и, назвавшись сыном божьим, ешь и пьешь с мытарями и грешниками?
Услышав это, Иисус из Назарета сказал:
-  Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию.
    Иисус обошел взглядом всех присутствующих и продолжил притчею:
- Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяносто девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет её? А найдя, возьмет её на плечи свои с радостью. И прейдя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу.
   Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
  Я стоял у выхода и не мог сдвинуться с места, словно кто-то держит меня. Слова Христа до боли затронули сердце мое. Я почувствовал что-то новое в моем давно уже больном сознании.
Наконец сделав шаг, я двинулся к Иисусу. Приблизившись к нему, я спросил его:
- Учитель, я оставил дом свой и совершаю грехи. Бог отвернулся от меня и, думаю, не простит меня он более. Потому и продолжаю жить по-прежнему.
- На то тебе притчу расскажу. У некого человека было два сына. И сказал младший из них отцу: отче! Дай мне мою часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней, младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение своё, живя распутно. Когда он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться. И пошел, попросился к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней. И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Опомнившись, он подумал: сколько наемников у отца моего в избытке от хлеба, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! Я согрешил против неба и перед тобою. И уже недостоин, называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих.
  Встал и пошел к отцу своему. И когда он был ещё далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! Я согрешил против неба и перед тобою, и уже не достоин, называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги. И приведите откормленного теленка и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын был в поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование. И призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же,  выйдя, позвал его. Но он сказал отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступил приказания твоего; но ты никогда не дал не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями с друзьями моими. А когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! Ты всегда со мной, и все мое твое; А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей, был мертв и ожил, пропадал и нашелся.
- Потому и сказываю, у Господа нашего радости не будет края, принимая сынов своих блудных в лоно свое, - заключил Иисус.
   Все в одночасье замерло и обрело тишину. Словно каждый вдумывался в сказанные слова Учителя. Тут увидел меня Левий и подошел ко мне, обняв меня за плечи.
-  Это Завен сын Вардкеса из селения Вифания, друг отрочества моего, - начал заступаться за меня Левий.
- Знаю тебя брат мой. Злоба овладела разумом твоим после убийства семьи твоей сообщниками мятежного Вараввы. Не будишь ты долго в бегстве от властей, - начал Иисус спокойным голосом.
- Это первосвященники убили семью мою руками Вараввы. Мне осталось лишь несколько жизней отнять и обрету спокойствие после мщения, а дороги на Голгоф, я не страшусь, - убедительным голосом ответил я, угрожающе взглянув на книжников и фарисеев, которые окутали меня возмутительными взглядами.
- То, что ты украл у меня. Ты нашел в нем, что искал? – с каким-то исходящим свечением на лице, спросил меня Учитель.
   Я вдруг вспомнил это, теперь уже казавшееся мне жутким и постыдным, событием.
- Нет, - опустив голову, ответил я.
- А что ты хотел в ней найти, - спросил учитель, явно ожидая подвоха в моем ответе.
- То, что потерянно мною…, - слегка не убедительным голосом ответил я, не понимая до конца самого себя.
 - Так открой суму…, - таинственным голосом ответил мне Иисус.
   Я медленно начал открывать её под пристальными взглядами гостей Левия.
   Молчание прервал лишь я, выворачивая дно пустого мешочка:
- Здесь пусто Учитель…, - чуть шепотом произнес я.
Иисус, охватив всех присутствующих взглядом, громко промолвил:
- Истинно говорю вам, что этот человек большее нашел, чем все сокровища мира!
    Словно пелена сошла с моих глаз, какое-то блаженство охватило мною. Пьяным быв, от выпетого вина, я словно отрезвел. Мне жутко захотелось вернуться домой, словно кто-то ждал меня там.
Я начал пробираться к выходу из двора, слушая последние слова Учителя.
- Кто хочет идти за Мною, отвергни себя и возьми крест свой и следуй за Мною; Ибо, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет её; Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?
   Магическая сила тянула меня к дому. Пробираясь пеше, я к закату увидел в вдалеке дом родной. Частыми шагами, жадно глотая воздух, я укорачивал путь домой. Словно что-то потрясающее ждало меня там.
   Войдя во двор своего дома, я увидел подбегающих ко мне солдат, с копями в руках.

                II

    Лишь на второй день заточения в темнице, я узнал, что Варавва тоже схвачен и осужден как я на распятье. Не успела сатана умереть от моей секиры! “Нет,…нет, - начал думать я, - не смог бы я более причинять страдания другим людям ” Что-то случилось со мной после встречи с Учителем. Меня словно вернули в те дни, когда сын встречал меня во дворе с кувшином холодной воды. Жена моя любимая вытирала пот с моего лица, а старшая дочь накрывала на стол. И все в этом мире было так понятно и просто.  Теперь же… опухшее лицо мое от побоев не давала меня, как следует, прожевать хлеб.
  Ночью третьего дня меня разбудили ужасные крики и стоны человека, которого избивали через стену. Я не думал раньше, что звуки хлыста об плоть могли доноситься даже через стену. “ Боже праведный! Кто этот несчастный?” – подумал я с ужасом.
  Днем сообщили мне солдаты, смеясь, что по просьбе первосвященников Варавва освободили. А завтра утром, я буду распят вместе ещё двумя негодяями.
  Уже затемно, когда темница наполнилась запахами горящего масла, я вспомнил последний день свой в доме моем, перед тем, как отправился на заработки. Жена моя просила меня поберечься,…а сама не сбереглась. Из-за языческой веры моей, я расплатился перед первосвященниками жизнью моей семьи.
   Я затушил лампу, что б сберечь масло в нем. Лег на каменный прохладный пол и начал вспоминать,…как я познакомился с моей будущей женой на языческом празднике весны Навруз байрам. Мои предки переехали в эти края из Персии. И наши нравы чужды были с иудейскими. Но мой отец… Мой отец был мудрейшим из ныне живущих на этих проклятых землях. Не меняя веры нашей, преумножал друзей своих среди евреев. С приходом к власти Ирода все изменилось: вражда и злоба охватила сердца людей. Понтию Пилату, наместнику Тиберия в наших окраинах, было все равно, кто налоги платил в казну Римской империи. Окруженный “заботливыми” первосвященниками, он не ведал страданий и нужд народа. Не ведал так же и обо мне…
   В маленьком окошке моей темницы, начали появляться первые признаки рассвета. Я открыл лампу и начал обмазывать себя маслом. Так я думал закрыть потовые поры на коже, чтоб как можно меньше страдать от жажды на распятии. Я медленно обмазывал себя маслом и вспоминал,… как я делал то же самое с моей старшей дочерью, когда мы перебирались по пустыне. Вошли солдаты и дали мне выпить вино со смирною.
   Лишь, когда раскрылись двери перед моим выходом на крестный ход, я услышал крики, хохот и смех людей, которые устроились в ряд, вдоль дороги. Яркий свет солнца сократил мои веки, которые и без того сужены были от отеков. После выхода, я свернул на лево, волоча тяжелый крест, упирая его об правое плечо. Передо мной, едва шевелясь, тащил свой крест другой человек в длинном хитоне, пропитанной кровью. Я обернулся. Сзади шел другой в окружении двух солдат. Я предположил, что причиной тех ужасных звуков был этот бедняга, идущий впереди хода. Из-за слабости, тот часто падал и избивался плетьми кричащих солдат.
   Люди кричали что-то вроде: “безбожники …отступники…прокляты будете именем Авраама и Моисея…”  Из толпы летели камни. Но боль от них я не чувствовал. Не почувствовал так же, когда с меня окончательно слезли сандалии. И зачем только я пожалел денег на новую обувь!?
   Солнце поднималось прямо перед нами и своими утренними лучами обжигало лицо. Я старался идти с опущенной головой, но горячая пыль дороги забивала мой и без того осушенный рот. Я просил всех богов укоротить мой путь, но они лишь сделали её стремящимся медленно в гору. Моё правое плечо ныло от боли из-за давящего креста и тянуло меня вниз. Очередной раз передо мной идущий упал и долго не мог встать, не смотря на крики и побои солдат. Затем один из них подбежал к толпе зевак и потащил за собой человека, который, выкрикивая что-то, пытался отказываться нести крест этого мученика. Я воспользовался моментом и перенес  крест на другое плечо. Избавившись от боли, я благодарил судьбу за падение этого человека. Дорога начала круто подниматься на “Лобное место” и от этого жажда лишь усилилась. Я вдруг вспомнил, как после работы в поле, возвращался домой. Мой младший сын встречал меня во дворе нашего дома с кувшином холодной воды, моя жена вытирала с меня пот, а старшая дочь накрывала на стол. Только теперь я понял, что жил когда-то в раю. А ныне предстоит мне отправиться в ад…
   После того, как вонзили в мои стопы и кисти гвозди, меня начали поднимать на распятии. И я увидел едва открывающимися глазами весь народ у подножья жуткого холма и рядом стоящих солдат. Те, хохоча и передразнивая нас, начали сдергивать одежду у мученика, что был впереди крестного хода. Теперь он был посреди нас троих, а я по правую сторону. Как ни старался я подтягиваться вколотыми руками и ногами выше, чтоб уменьшить нависание грудной клетки и, значит, облегчить дыхание,  но от этого робкого усердия только боль усиливалась. Носом не мог дышать из-за закупорки ноздрей пылью, а во рту все пересохло для вдоха. Но после того, как солдат на своем копье поднес к моему рту тряпку, подмоченную в воде с уксусом, моим страдания чуть уменьшились. Пот начал каплями стекать к глазам, от этого стало труднее смотреть. Теперь только вспомнил, что не обмазал волосы маслом. Глаза щепали от соленого пота. Как я хотел смерти, и как далека ещё была она от меня. Чувствуя словно мысли мои, один солдат подошёл ко мне и начал бить молотом об мои голени, чтобы прекратить мои затянувшиеся страдания. Это окончательно ослабило меня. Чувствуя свой долгожданный коней, я судорожно повернул голову к соседу и с трудом уловил его взгляд. От потрясения я вздрогнул и шевельнулся на распятии: это был Учитель, Иисус из Назарета. Лицо его было до того выстраданным, что словно скорбь всего человечества отражало в нем. Мне хотелось крикнуть в народ: “Его-то за что, звери. Он же не такой, как я…” Не удерживая слезы, я ещё раз обернулся к нему и, собрав все последние силы, сказал обрывисто.
- Помяни меня…, господи …, когда придешь в Царствие свое.
- Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мной в раю.
После услышанного мною, неожиданно подул сильный ветер со спины, и небо потянулось густыми темными облаками. Иисус поднял голову и возгласил громким голосом:
- Отче! В руки Твои предаю дух Мой.
Он обронил голову и стал вдруг неподвижным. Я обессиленными полузакрытыми глазами присмотрелся. Длинные волосы его перестали колыхаться от ветра. Я качнув головой, сделав попытку оглядеться: все словно замерло вокруг. И перестал понимать в происходящем…

   “Мистер Браун…мистер Браун. Вы меня слышите, - внезапно появился голос, где-то в глубине моего сознания, - закройте глаза! Зажмуритесь! Теперь откройте их!”
    Я не мог понять, что происходит. Никогда не мог подумать, что перед тем, как сгинуть в ад, прослушаю это.
   Открыв глаза, я очутился в светлой комнате, обитой кафелем. Я, полулежа, находился в мягком кресле. С двух сторон смотрели на меня двое с глуповатыми улыбками. Над головой висел шлем. Один из них, отодвинув его, начал говорить:
   “ Мистер Браун, с возвращением!”
  В течение двух дней я проходил курс реабилитации как физический, из-за ослабления моих мышц от долгого лежания, так и психологический, из-за оставшейся привязанности к тем временам, в коих я был.
   
   Я восстановил в памяти, что после возвращения с Ближнего Востока, где воевал в войсках коалиции, превратился в чудовище. Был обвинен судом на пожизненное заключение из-за убийств и грабежей, в том числе и на религиозной почве из-за мести. После двенадцати лет пребывания в тюрьме, я согласился на эксперимент по изменению свойств личности посредством нейромодуляции. После таких преобразований, мне гарантировалось, по крайней мере, снисхождение суда и рассмотрение моих дел для амнистии.
- Мистер Браун, вы помните, где живете, - спросил под конец судья.
- Да ваша честь, – ответил я уверенным голосом.
- Вы отпускаетесь на свободу, но в течение пяти последующих лет будете под контролем местного муниципалитета.
   Я вспомнил свою Лондонскую квартиру. Также вспомнил, что жил с семьей в пригородах Лондона, в доме отца своего. После смерти семьи от атаки террористов в Лондонском метро. Я помню только свой переезд. А что было со мной потом - даже вспоминать не хотелось.
  Отвыкший от транспорта, я медленно шел по улице, шаг за шагом приближаясь к своей квартире, что на Грин-стрит в Ист-Сайде. Мимо меня быстро проносились люди, каждый озабоченный своими проблемами, и никому до меня не было дела. Я вдруг понял, что мою жизнь я уже прожил, она закончилась там, на распятии, рядом с Христом. И это не правильно, что я продолжаю жить. Мне жутко одиноко стало. Мне хотелось вернуться на распятие, лишь бы прервать эту, уже ставшую бессмысленной, жизнь. Но, как это сделать…
   Мой взгляд остановился на двух монахах с прикрытыми головами, слегка заметными подбородками. Я остановился и пошел обратно к ним. Вытащил все деньги, данные мне муниципалитетом на пол года беззаботной жизни, и собрался бросить их в ящичек с изображением распятия. “Они уже мне не пригодятся” – подумал я.
Но мою руку схватил один из монахов и не позволил избавиться от денег. Меня это сильно смутило. Я с недовольным взглядом обернулся к монаху. Хотел что-то сказать рассержено, но тот приподнял голову. Я оцепенел, во рту мгновенно отсохло, мурашки охватили всю мою кожу, рука судорожно сократилась, лицо моё остыло. На меня смотрел учитель, своей неподражаемой улыбкой…
- Ты нашел, что искал? – нежно держа мою руку, сказал Христос.
- Нет, мой учитель. Лишь солдатами был схвачен, - свесив голову и виноватым голосом, ответил я, недоумевая.
- Ты искупил свои грехи перед Отцом нашим, брат мой, - продолжая улыбаться своей светлой улыбкой, начал Иисус, - так возвращайся в дом свой отчий и найдешь, что заслужил.

  Магическая сила тянула меня к дому. Пробираясь пеше, к закату я увидел в вдалеке дом родной. Частыми шагами, жадно глотая воздух, я укорачивал путь домой. Словно что-то потрясающее ждало меня там.
  Войдя во двор своего дома, я увидел… подбегающего ко мне сына с большой кружкой холодной воды, моя любимая жена вытерла с лица моего пот, а старшая дочь накрыла на стол…